Женитьба Пахитосова

ЖЕНИТЬБА ПАХИТОСОВА
или
ИДИЛЛИЯ ВРЕМЕН РАННЕГО ЁЛКИНА

Пьеса в трех действиях.

Действующие лица.
       
Капитан Ноябрьский - мужчина 58 лет. В молодости был красавцем. В зрелые годы – непременным тамадой всех застолий. Теперь, когда по старческой забывчивости не очень повторяется - его порой не гонят – потому как брешет весьма занятно.
Дима Пахитосов – интеллигент 42 лет. Зара Львовна полагает его тонко-чувствующей натурой.
Зара Львовна Самонадувная – дама 50 лет. Телом полна и общественно – самодостаточна. По слухам – заправляет делами двух или трех банков. Является почетным спонсором Третьяковской галереи.
Вася Пузов – инженер 38 лет. Живет с мамой. Хочет однокомнатную квартиру и недорогую машину. В доме Зары Львовны занимается ремонтом сантехники и электроприборов.
Олег Владимирович – мужчина 45 лет - муж Зары Львовны. Занимается экспортом и импортом.
Петькин – программист и проходимец 32 лет. Любит деньги.
Джэйн – малолетка (не то девочка – не то мальчик). Говорит по-английски, потому как приехала из Саутгемптона.
Мадам Софи Рыгло – лет 65 – ти (может больше). Полная дура из Бельгии.
Секретарь Володя.
Охранник Володя.
Шофер Володя.
Горничная Наташа.



Действие первое.
Дом Зары Львовны в пригороде Москвы.
Картина первая.
Капитан Ноябрьский и Пахитосов.

Ноябрьский: Хотите чего-нибудь выпить? Баллантайн, Чивас Ригал, Джонни Вокер – черная этикетка? Бар у Зары Львовны надо сказать – неплохой. Я, знаете ли, когда был блестящим лейтенантом и служил третьим атташе в посольстве Западного Калимантана, любил бывало с ихним королем – славный такой парнишка кстати говоря, хоть и папуас, так вот любили мы с ним бывало завалиться куда-нибудь к девочкам, в Мулин-Руж или в Лидо. Иногда так нарежешься этого Джонни Вокера – что наутро и на службу в посольство идти никакой возможности…

Пахитосов: Пардон, я как-то полагал, что Мулин Руж в Париже на Пляц-Пигаль…

Ноябрьский: Ну так я и говорю, мы бывало с Федькой – это я его так по-дружески, а так – то он для всех – Ваше Величество – Фидель Пятый. Так вот мы с Федькой едем к вечеру, как у меня служба заканчивается – на авиабазу, где для нас уже миг-двадцать третий – спарка керосином заправленный на полосе стоит. Федька – за штурвал – даром что нашу академию вэ-вэ-эс имени Гагарина в Москве кончал, я позади на штурманское место – и по газам – два часа лета до Парижа. А там всю ночь – кафе-шантаны, ночные клубы, кокаин, объятья Бритни Спирс… а утром – снова в самолет – и назад в Калимантан.

Пахитосов: А как же все эти воздушные коридоры, формальности, визы, протокол – наконец, он – король то этот, ведь официальное лицо!

Ноябрьский: Вы что мне не верите? Вы полагаете, я вам вру? Да у меня на квартире сто фотографий!

Пахитосов: Верю, конечно верю… Бог с вами, Ноябрьский. В конце концов вы же такой спец в этой международной юристпруденции. Вы же даже процесс у своего ЖЭКа о протечке как – то выиграли, я слышал.

Ноябрьский наливает себе виски, выпивает и разваливается в кресле у камина.

Ноябрьский: Точно! Помню однажды меня пригласили выступить в Мадриде с докладом на международной конференции по морскому праву. В президиуме были Его и Ее величества – Доклады, сами понимаете, надо было читать по-испански. Вы же знаете, я по французски и по английски - как на родном, и по португальски вполне сносно – однако за свой испанский я немного волновался, и когда начал свой доклад, повернулся этак на трибуне к королю с королевой и говорю – главная задача моего доклада, ваши королевские величества, состоит не в том, чтобы явить высокоученому собранию какие-либо новые сведения по морскому праву, которых у меня может быть совсем и нет – это я, Пахитосов, так специально слукавил, потому как в ученой значимости доклада был уверен на все сто – но, говорю, главная моя задача состоит в том, чтобы не уйти отсюда забросанным гнилыми фигами и бананами, за мой весьма скромный испанский… И что вы думаете. Пахитосов? В конце доклада – зал разразился аплодисментами, а королева Елизавета сама выскочила из президиума, подбежала ко мне, обняла и говорит, Ноябрьский, вы по испански шпарите лучше моего мужа! И вообще…

Пахитосов: Постойте, а разве в Испании королеву не София зовут?

Ноябрьский: Ну да, я перепутал, это я в Лондоне в другой раз в ихней палате лордов выступал по обмену опытом –помогал им наладить парламентскую демократию - там как раз тогда Елизавета мне букет и дюжину бутылок «гиннеса» вручила, а в Мадриде, там вы правы, там Софи, это я уже, пардон по старости все путать начал, но тем не менее, вы надеюсь – ни-ни! Не сомневаетесь?

Пахитосов: Да Господь с вами, Ноябрьский!

Ноябрьский в кресле засыпает, вскоре оттуда доносится храп и посапывание.

Картина вторая.

Те-же. Входят Петькин и Пузов.

Пузов: Это же не страна а дурдом.

Пахитосов: Ты чего это разбушевался, приятель?

Петькин: Да опять все плохо. Бензин опять подорожал - Машина у меня плохая…

Пузов: Валить надо, ребята, отсюда, теперь вон все валят. Посмотри – ни одной уже бабы приличной не осталось, чтобы либо уже не свалила – либо в интернете себе женихов не начала приманивать.


Петькин: Причем, что характерно – приманивают женихов даже те, кто еще не развелся – мужья бедные идут с работы в семью – и не знают, что женка уже в интернете объяву разместила – ищу не старого, не бедного - Турцию и Африку не предлагать…

       Пахитосов: У них – у женщин – это теперь приобретает характер какого то массового психоза… Все – и стар и млад! Уехать – выехать – свалить – схилять – за любого – за горбатого, за старого, за хромого, за одноглазого – только бы за иностранца! Только бы отсюда забрал! Вот перед восьмым марта - листал тут записную книжку - хотел поздравить одноклассниц и однокашниц по университету с праздником – и вдруг, представляете, сделал открытие - добрая половина из записанных в моей книжке прелестниц, уже схиляло за бугор.
Две самых интересных девочки из класса уехали в Америку. Две теперь в Израиле. Одна - с самым незабываемым бюстом - в Финляндии, а баскетбольного роста Ирочка –которая как нам в школе казалось – вообще не имеет шансов - теперь замужем за Фрицем и шлет нам из Дюссельдорфа большой физкульт привет..
Статистика прямо таки удручающая. Это при том, что в классе у нас всего –то было тринадцать девчонок… Да что там одноклассницы – мы все-таки в столичной школе учились – интеллигенция! Но пардон – домработница Зары Львовны – провинциалка пятидесяти лет - «баба рюс» без талии и других особых примет, и та… в Голландии жениха нашла!

Петькин: Конечно – потому как это я ей в интернете Голландца летучего нашел – ему нужна была хозяйственная без вредных привычек и молчаливая…
Да вы хотябы посмотрели объявления в интернете! Желают уехать куда угодно и как угодно. Кто покрасивше – те на ломаном английском пишут «вонтед э рич мэн фром Америка энд Вест Юэроп», кто пострашнее и покорявее, согласны на мужика любого возраста - лишь бы человек был хороший – но при одном условии – Украину и Белоруссию не предлагать… там и стар и млад. И с тремя детьми. И…. Замужние!

Пузов: Братцы, но ведь по идее – по симметрии – ихние то бабы – заграничные – ведь тоже, коли мужики себе молодых баб из России вывозят – иностранки то получается одни остаются – им же мужиков то надо! Так может и нас возьмут?

Пахитосов: Вообще, надо подумать!

Петькин: Чего думать – с вас по пятихатке с носа и вам каждому по такой крале заграничной в интернете найду – век меня коньяком благодарить будете!

Пузов: Че – правда что ли?

Петькин: Ну, конечно, на молодую и красивую миллионершу тебе рассчитывать вряд ли придется – но не совсем еще рассыпающуюся старушку - лет шестидесяти – закадрить вполне вероятно!

Пахитосов: А что?

Пузов: Самое главное, чтобы прописку Берлинскую…или Парижскую…

Петькин: Ребята – что вам терять? Гоните по пятьсот – и я ваши анкеты на всех языках в интернете уже через час развешу…

Пахитосов: А бесплатно, как хорошим товарищам – почти что друзьям, наконец, никак нельзя?

Пузов: Нет, бесплатно он не может – ты знаешь, у него когда отец умер – он с матери за то что ее на своей машине до крематория и обратно подвез – сто рублей взял…

Петькин: На бензин… она все равно бы за такси платила – а так деньги в семье. И вообще – у меня принципы.
 
Пахитосов: Ладно. Где тут у Зары компьютер?

Петькин: Наверху.

Все хором: пошли скорее!

Петькин, Пахитосов и Пузов удаляются.

Входит Зара Львовна, тащит за собой Пахитосова:


Картина третья: Зара Львовна, Пахитосов, Ноябрьский.


Зара Львовна: Куда это вы собрались Пахитосов?

Пахитосов: Хотел Олегу позвонить – справиться кое о чем…


Зара Львовна: Олег так много работает, так много работает… И очень устает.

Пахитосов: А Олег какую вообще предпочитает?

Ноябрьский: Раньше он все больше шведский Абсолют обожал, а теперь… Любую, но много…

Зара Львовна: Олег так много работает, так много работает – он просто себя совершенно не жалеет. И ужасно устает…

Пахитосов: А он вообще обычно где отрывается?

Ноябрьский: Прошлый раз его из Эль-Гаучо привозили…

Зара Львовна: У него там была встреча с партнерами… и он так устал!

Ноябрьский: Его шофер к даче привез и с улицы по мобиле звонил - нас на помощь звал – выносить… Помню когда я служил на Мадагаскаре, мой друг – французский атташе Жан Арман де Брильянтин – тоже на приеме у короля так устал, что мы его впятером из посольского Роллс-Ройса вынимали – да так и не вынули – оставили до утра отдыхать в гараже… Но здесь то ведь – не Африка – разве здесь можно оставлять человека на морозе? Даже и пьяного!

Зара Львовна: Олег так много работает – он так устает!

Пахитосов: А он вообще, сколько за раз выпивает?

Зара Львовна: Олег работает просто на износ – вечерами и ночами…

Ноябрьский: А кто же его считал? Иной раз и до двух литров бывает выпъет… А теперь – здоровье то уже не то – литр выкушает – и совсем осоловеет.

Зара Львовна: Олег на работе все здоровье растерял. Раньше то он – орел был! Мог вообще без сна неделю работать.

Ноябрьский: Раньше Олег начинал к примеру в Метелице – потом в Метрополь, потом в Балчуг, а уже к утру в Редисон или в Пекин… А теперь к примеру поедет из офиса в Прагу – да там и упадет…

Зара Львовна: Олег очень много работает, просто себя – не жалеет! Постойте, Пахитосов, а зачем вам было надо звонить Олегу? И кстати, почему вы не звоните?

Пахитосов: Я это… Э… Хотел спросить – нету ли у него для меня какой-нибудь должности…

Зара Львовна: Дурачок вы, Пахитосов, ей Богу! Разве вы сможете справиться с той работой, которою он делает? Работать у Олежки – надо иметь талантище и силищу – это не для вас.

Ноябрьский: Точно, Пахитосов, у вас никакого здоровья не хватит с Олегом работать – печень через неделю откажет – к бабке не ходи! Я вот в семидесятом, когда молоденьким гардемарином был, помнится – выпивал… и бывало – по три фугаса «Солнцедара»… с пивом… не считая водки… Но чтобы как Олег – нет… не смог бы и неделю.

Пахитосов: Да я что? Я так – разве – вроде интереса… вдруг что подвернется.

Зара Львовна: Олег себя на работе совершенно не щадит – он так сильно устает!

Ноябрьский (напевает): Когда лейтенантом молоденьким был – грудастых блондинок я очень любил – однажды красотку ко мне привели – на мягкий диванчик мы с нею легли – она мне сказала – Ноябрьский, дружок – а я ей… до самых кишок…

Пахитосов: Я эту песню слыхал - в студентах мы ее пели – там в конце все печально кончилось – венерическая болезнь и все такое… А вообще – это что у вас - автобиографическое?

Зара Львовна: Вы совсем потеряли чувство меры. Ноябрьский – здесь не портовый кабак, а приличный дом, не забывайтесь!

Ноябрьский: Миль Пардон, мадам! Екскюзе муа – дезоле – ме регрет!

Зара Львовна: Последний раз, Ноябрьский – от дома откажу! Сбрешите лучше что-нибудь романтическое – про море, дальние страны – несчастную любовь к туземной женщине – расставание…

Входит секретарь Володя.
Секретарь Володя: Зара Львовна, акции Промгромбанка пошли вниз десять пунктов – акции Бимбомбанка пошли вверх пятнадцать пунктов…

Зара Львовна: Продайте тысячу акций Бимбомбанка и купите тысячу акций Промгромбанка… И дайте мне телефон… (говорит по телефону) Иван Иваныч! Это Зара Львовна – все в порядке – ваши активчики переводите к нам в Промгромбанк… Ну конечно! Под пятнадцать процентов годовых! Всего доброго…
 Отдает трубку Секретарю Володе – и тот уходит
Зара Львовна (Ноябрьскому): Что ж вы умолкли, врите дальше -

Ноябрьский: Извольте, - служил я тогда молодым капитан-лейтенантом на фрегате «Паллада»… или «Бигль» – точно не помню, но это не суть важно. Плыли мы в кругосветку и командиром у нас был, как сейчас помню, адмирал Беллинсгаузен…

Пахитосов: Мюнхаузен!

Ноябрьский: Не перебивайте, так вот, пришли мы в один южный порт на острове в Индийском океане – поправить такелаж и принять пресной воды… И представьте себе – влюбилась в меня дочь местного короля! Просто без памяти… Какие мы ночи с ней проводили, ах! Какие ночи! Ночи безумств. Она была как дикая пантера – так же страстна и стремительна в чувствах - и одновременно в тоже время кротка как лесная лань – послушна и нежна… Я ее всем сердцем… Король потом предложил мне пол-острова Борнео и должность министра военно-морских сил… Но я отказался – потому что я патриот своей Родины! И вот настало время прощаться… Она стояла на вершине самой высокой скалы, нависшей над ревущим прибоем, а я стоял на палубе… И товарищи держали меня за плечи потому что не были уверены – не брошусь ли я в море… И она крикнула мне…

       
Пахитосов: Я тебя ни-ко-гда не за-бу-ду! А корабли ваши назывались не «Паллада» и «Бигль», а «Юнона» и «Авось».

Ноябрьский: Точно, по моим мемуарам потом сняли и кино и либретто к опере написали. На музыку Даргомыжского.
       
 (Звонит телефон, Зара Львовна берет трубку)

Зара Львовна: Я слушаю, Самонадувная… Везите домой!

(вешает трубку) – это шофер Володя звонил, говорит Олег очень устал на работе и заехал поужинать в Славянский Базар… теперь по мобиле звонит – везти ли его в клуб или в казино.


Входит горничная Наташа
Горничная Наташа: Ваше сиятельство, там внизу такси подъехало – шофер просит, чтобы вы оплатили.

Зара Львовна: Я такси не вызывала.

Горничная Наташа: но шофер говорит что там прибыли ваши гости, которые не платят.

Заря Львовна: Какие еще гости? Я не жду никаких гостей!

Ноябрьский: Может это Олег уже из Славянского Базара накушанный приехал?

Зара Львовна: Опять хамите? В доме откажу!

Ноябрьский: Есперьянс фоли! Же не сэ па…

Горничная Наташа: Там две женщины приехали, шофер говорит что не местные – говорят их сюда звали в гости, и за такси платить не хочут.

Зара Львовна: Хочут – хочут – я сколько раз тебе повторяла, что надо говорить «не хотят» – басурманка ты нерусская…

Горничная Наташа: Я, ваше сиятельство, университет – то в Вологде кончала – извиняйте, не столичная я… Так что шоферу передать?

Зара Львовна: Что за две женщины? Кто вызывал? Это что – девочки по вызову? Кто? Я спрашиваю, кто в моем доме вызывает по телефону проституток? Пузов? Петькин? Или может быть вы – Ноябрьский - старый нимфоман?

Ноябрьский: Я, пардон, не нимфоман, а с вашего позволения - мореман… И вообще, командор Ноябрьский к вашему сведению - никогда не пользовался услугами платных жриц любви – женщины всех стран и континентов наоборот были счастливы – купить любовь военного моряка, но…

Зара Львовна: Молчите, старый болтун, Наташа, зовите сюда Петькина с Пузовым!
 
       
Входят Пузов и Петькин.

Петькин: Зара Львовна, дорогая… (пытается подойти к ручке – поцеловать)

Зара Львовна (уклоняясь): Что ластишься, лизоблюд корыстный – не верю тебе! Ты девок в мой дом по телефону заказал?

Петькин: Что уже приехали?! Так быстро?

Зара Львовна: Так это правда ты, негодяй – в моем доме публичный дом устроил?

Петькин: Все объясню – все объясню…

Зара Львовна: Молчать, поганец похотливый, мало того что всюду на каждом шагу меня обворовывал, так теперь до чего дошел!

Петькин: Пузов, Пахитосов – вы то чего молчите – это ж ваши невесты иностранные приехали!

Пахитосов: А-а-а…

Пузов: э-э-э…

Зара Львовна: Да вы что? Свальный секс у меня в доме решили устроить? Как это говорят – групповичок?

Ноябрьский: Что, попались голубчики?

Петькин: Зара Львовна, я не виноват, это все они (показывает на Пузова и Пахитосова) – это все они – говорят, найди нам в интернете невест для выезда заграницу – ну я и нашел – вы же знаете – я все могу!

Зара Львовна: Невест? Каких невест?

Пахитосов: видите ли, Зара Львовна, в некотором роде, разница в уровне жизни у нас и на просвещенном Западе – служит стимулом к перемене мест. К оттоку, так сказать, тел и мозгов… и если женщины вовсю давным-давно уже пользуются институтом брака – как инструментом для выезда из страны, то я подумал, что и мы – в условиях формального равенства мужчины и женщины перед законом…

Зара Львовна: А-а-а! Так это вы себе заграничных невест для выезда решили подыскать?

Петькин: точно так, Ваше превосходительство! Это они – а я только как технический исполнитель.

Зара Львовна: И в моем доме вы решили явку устроить?

Пахитосов: Ну ведь у вас – Зара Львовна такой дом. Что не стыдно и принца крови принять – вам должно это быть приятно!

Зара Львовна: Ну ладно, Пахитосов – только из моей платонической любви к тебе… Да и неудобно перед иностранками… Наташа, рассчитайся с шофером и зови этих…

       
Картина четвертая: те же, входят Джейн и Софи Рыгло

Джейн: Хай Эврибади!

Софи Рыгло: Бонжур – абажур.

Ноябрьский: Медам, мадемуазель - Же не сэ па бъян. Перметте муа де ву презанте…

Зара Львовна: Умолкни, старый черт, что, барышни, по русски то говорите?

Софи Рыгло: Мой по рюсски училь много-много раз – Достоевски – Толстой – Чехов – много – много читаль – карош рюсски все понимай.

Джейн: Йес! Рашен андестэнд!

Софи Рыгло: Я приехаль ранконтре мосье Пахитософф… Ки ет ву?

Джейн: Моя приезжать гет аквэйтанс – мит мистер Пузофф… О-кей?

Зара Львовна: Да, Пахитосов, любовь она конечно зла – особенно если ехать заграницу очень хотца – но полюбить такую древнюю козу! Прими мои соболезнования. А ты – Пузов, спроси у своей малолетки паспорт, нето она потом и тебя и всех нас засудит за совращение несовершеннолетних.

Ноябрьский: Мадмуазель, аве ву паспор?
       
Софи Рыгло: Пур муа - Ле паспор е виза сонт па нессесер!

Ноябрьский: я не вам – янг лэйди, а ю олд инаф то бай ликер?

Джэйн: Папа, Ю вонна мэрри ми? О-кей?

Ноябрьский: Сорри, я был близко дружен с Володькой Набоковым, но его сексуальных пристрастий не разделял…

Софи Рыгло: О! Мсье Набокофф! О! Коллоссаль! Экриван рюс!

Петькин: Слушай, ты, боцман засушенный, бабы что к тебе приехали, что ты к ним прилип? Фарцовое детство в одном месте играет – джинсов и жувачки охота? Че к иностранкам пристал? Они к Пузову с Пахитосовым свататься приехали – так что – отвали, пока не получил.

Ноябрьский: Хам!

Петькин: (Софи Рыгло) Мамаша! Вот ваш… Э-э-э… Шер ами – Пахитосов. Силь ву пле… (Пахитосову) не забудь про комиссионные, когда отваливать будешь!

Софи Рыгло: О, мсье Пахитософф, аншанте! Ви читаль писатель Достоефский? Ви любиль писатель Лефф Толстой?

Ноябрьский: выхожу я раз на Невский – мне навстречу – Толстоевский – я - что пишешь ты, - а тот – отвечает – ИДИОТ!

Петькин: Я тебе рыло боцманское твое сейчас начищу. А ну не приставай к фирмачкам! Зара Львовна, уберите Ноябрьского – а то я за себя не ручаюсь…

Зара Львовна: Петькин, Ноябрьский – перейдемте в другую гостиную. Предоставим наших женихов друг дружке…

Входит горничная Наташа.

Горничная Наташа: Олега Владимировича привезли.

Входит шофер Володя.
Шофер Володя: Олег Владимирович Самонадувной!

(на секунду выходит и возвращается неся в охапку Олега Владимировича)

Зара Львовна: Где это вы так?

Шофер Володя: Сперва в Славянском базаре - там он сразу два стакана «абсолюта» в баре проглотил - потом на Новый Арбат поехали – он в Метелице поиграть хотел, да как зашел, в баре сразу текиллы с джином накатил, а потом за столом еще виски стакан… Без льда…
И без тоника…

Зара Львовна: Олег Владимирович очень устает на работе.

Джейн: Вау! Какой мэн! Я хотеть дринк виски с Олег!

Зара Львовна: Олег Владимирович очень устал – он не может теперь составить вам компанию, поэтому мы сейчас перейдем в летнюю гостиную, а вы, голубки – оставайтесь. Воркуйте…

Все уходят, остаются Пахитосов, Софи Рыгло, Пузов и Джейн.
 
Картина пятая.
Софи Рыгло и Пахитосов

Софи Рыгло: Мсье Пахитософф! Ву зет тре бьен элеве – нес па? Ви лубит Достоевский?

Пахитосов: Мадам, я люблю Достоевского, но мне более по душе романы Камю и пьесы Сартра…

Софи Рыгло: Пфуй! Мерд! Францюзи все есть дурак.

Пахитосов: Не понял, мадам, а как же вы мадам?

Софи Рыгло: Муа - Же суи юн бэльж – компри? Но бэльж это еще хуже францюз! Бэльж – это тупэ! Только рюс натюрэль имеет сакрэ ам –святой душа…

Пахитосов: Послушайте, мадам, а чего вам вообще надо? Вы тут замуж хотите что ли выскочить?

Софи Рыгло: Фэр юн марьяж? Пет етр! Уи! Мэ – фонт иль трув юн ом пропр! Надо найтит человекк! Чтоб любиль Достоефски… чтоб можно с ним быль фэр юн воль де ам – летать душой…

Пахитосов: (в сторону) да уж! Телом с тобой едва ли воспаришь! Однако какая дура!
(вслух) А не привезли ли вы каких-либо сувениров? Мадам!?

Софи Рыгло: я привез юн деми бутей де ван руж натюрель – пол бутылка красный вина. Ви хотеть?

Пахитосов: (в сторону) С паршивой овцы – хоть шерсти клок!
(вслух) давай, что ли сюда – попробуем, что у тебя за ван руж!

Наливают

Софи Рыгло: са Толстой и са Достоефски!

Пахитосов: Ну ты и дура, однако!

Затемнение

Картина шестая
Джейн и Пузов

Джейн: Мэн! А поче-ему у тебя нет пирсинг в ухо – нос – губа? У тебья что нет пирсинг даже в пу-упок и головка член?

Пузов: А зачем?

Джейн: Это для качество жизнь. Андерстэнд? Пост-индастриал сосайети - это качество жизни! Мы все живем для один цель – качество жизни! А пирсинг в клитор и пупок – это качество жизни!

Пузов: я не понял.

Джейн: Да – в этом вся беда русских – они не понимать в чем качество жизни! Они думать о душа – но совсем не думать о качество жизни!

Пузов: Слушай, ты что – ты сюда замуж приехала выскочить?

Джейн: Я что – дурак? Я сюда потрахаться приехал нахаляву –фак-фак! у нас там все парни – либо голубой – либо фак-фак с тайскими секретаршами. А здесь – в Москва – меня хочет трахнуть любой красивый парень – потому что у меня британский паспорт – а он так возбуждает ваших мужчин!

Пузов: Покажи!

Джейн расстегивает джинсы – долго шарит рукой у себя в промежности и наконец достает паспорт

Джейн: Вот!

Пузов: А-а-а!

Затемнение


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

       Картина первая:
Горничная Наташа и Петькин

Горничная Наташа: Петькин, дайте взаймы пятьсот рублей до пятницы.

Петькин: (роется в бумажнике) Знаешь, у меня только доллары и крупными…

Горничная Наташа: А мне и долларами нормально – дайте пятьсот.

Петькин: Что, пятьсот грюнов? Тебе?

Горничная Наташа: А что, мне Олег Владимирович и тысячу давал…

Петькин: Долларов?

Горничная Наташа: Ага!

Петькин: С отдачей, или как?

Горничная Наташа: Ну-у-у…

Петькин: Я не знаю, как там у тебя с Олегом Владимировичем, но мне будет дешевле с родной нелюбимой женой переспать…

Горничная Наташа: Во-первых, еще Пушкин писал – не гонись поп за дешевизной… выигрываешь в цене – проигрываешь в качестве, во-вторых, я не сказала, что прошу аванс за интимную услугу… а в третьих – вы сами говорили, что два года как с женой разошлись…

Петькин: Разошелся – сошелся… У интеллигентных людей этот фактор на возможность близости - не влиет!

Горничная Наташа: Вы хотите сказать, что вы– интеллигентный человек?!!!!

Петькин: А в твоей провинциальной голове какие-то сомнения на мой счет? У тебя – у прислуги – у девки - чернавки какие-то свои представления об интеллигентности?

Горничная Наташа: Были бы вы интеллигентным человеком – так давно бы уж дали мне взаймы без лишних вопросов, между прочим!

Петькин: У бла-а-ародных с чернью в плане морали не может быть равных отношений – бла-а-ародный должен соблюдать кодекс чести только в отношении себе равных… а не то ведь и на дуэль таки любой дурак тебя вызвать будет горазд?

Горничная Наташа: Это вы то – благородный? Уж если я – прислуга – то вы то здесь кто? Прохиндей? Я Заре Львовне с Олегом Владимировичем завтрак подаю – так они – господа…А вы – Петькин – им же господам – по магазинам компьютеры да телефоны стиральные машины холодильники бегаете покупаете – ремонтом машин занимаетесь – вы та же прислуга что и я – с той только разницей – что я делаю свое дело за маленькую зарплату, а вы за комиссионные с каждой покупки – и все знают, как вы утаиваете и поддельные чеки с завышенной ценой подсовываете… считай – воруете… Так что ли– благородный?

Петькин: Молчала бы – проститутка! Под Олега легла – ножки развела – и что!? Второй хозяйкой в доме себя почувствовала?

Горничная Наташа: Хамло!

Входит Ноябрьский

Ноябрьский: Отчего шум?

Петькин: Да у нас тут свои разговоры…

Ноябрьский: Амурные что ли?

Петькин: Вроде того…

Горничная Наташа: Ноябрьский, вы человек благородный, дайте бедной девушке взаймы до пятницы…

Ноябрьский: Комбьян?

Горничная Наташа: Тысячу рублей…

Петькин: ваше дело – Ноябрьский, но у меня она только что просила пятьсот…

Горничная Наташа: Вы, Петькин меня так расстроили, что я в первоначальную смету уже не вписываюсь…

Ноябрьский: Дитя мое – у бедного моряка большое сердце но маленький кошелек…

Горничная Наташа: У вас хоть сердце большое – а у некоторых все органы в недоразвитом состоянии – особенно совесть…

Петькин: Насчет величины органов – кой кому конечно лучше знать - имея такую беспрецедентную статистику интимного общения!

Картина вторая:
Входит Зара Львовна

Зара Львовна: Наташа, Петькин ану брысь отсюда – мне надо с Ноябрьским посекретничать!

Горничная Наташа и Петькин удаляются.

Зара Львовна: Что-то засели у меня в голове эти мадамы с мадмуазелями… вы человек умный – объясните…

Ноябрьский: извольте, только объясните сами, что надлежит объяснить?

Зара Львовна: Я и сама не знаю…

Ноябрьский: так как же я могу вам что то объяснить, коли вы сами не знаете сути вопроса?

Зара Львовна: Ах. Ноябрьский, да кабы я знала, что мне нужно для этого самого?

Ноябрьский: так для чегож? Говорите!

Зара Львовна: Для счастья – вот для чего. Старикан ты недогадливый!

Ноябрьский: А-а-а-ах! Так вы о счастье! Вот ведь какая оригиналка сыскалась однако. Миллиарды миллионов баб, дорогая моя Зарочка Львовночка во все века только об нем и думали… и вот уж в вас то я надеялся увидеть что-то выдающееся – отличное от всей этой массы несчастных рабынь собственных инстинктов. Уж вам то чего не хватает? Вам подвластно все –вы имеете деньги, купленных политиков, когда вы едете за границу - вам кланяется таможенник, когда вы едете на службу – вам отдает честь инспектор ГИББД, когда вы идете на концерт – Тимирканов по вашему знаку готов сыграть для вас «семь – сорок» вместо заявленного в программе Чайковского… вам даже погода и природа подвластны – кажется - дадите денег Деду Морозу – так и он пойдет спать, устроив в январе – майское тепло… так какого ж рожна? Чего вам надо?

Зара Львовна: Не знаю, Ноябрьский – жизнь прошла, а счастья бабского не было! А все это – весь этот набитый домище – без счастья – как фантик – пустышка без конфеты внутри – как пустая коробка без торта. Как пустой футляр без брильянтового колечка… И жизнь бабская – без любимого мужика – пустое хождение туда-сюда.

Ноябрьский: Простите. Попрошу пардону. Но как же Олег Владимирович?

Зара Львовна: Олежка? Олежка – это как говорила моя бабушка Софа, - штаны. Бабушка Софа говорила, что в доме должны быть штаны – то есть человек в штанах – то есть – мужчина… это попросту неприлично женщине – жить в доме без человека в штанах. Такое недозволительно даже бедной женщине, не то что женщине со средствами!

Ноябрьский: поэтому то вы и наполнили свой дом таким обилием нас – людей в брюках разного фасона – начиная с меня – во флотских клешах и кончая Пахитосовым в его вечно не глаженных брюках с пузырями на коленках…!

Зара Львовна: Ах. Ноябрьский – я уже жалею об этой минутной слабости своей. О том что заговорила с вами об этом… Но мама моя давно умерла, а в подруг я не верю.

Ноябрьский: знаю я на кого вы глаз положили!

Зара Львовна: а знаете – так молчите! Нето от дома откажу!

Ноябрьский: А и молчу!

Входит секретарь Володя.
Секретарь Володя: Зара Львовна, акции Промгромбанка пошли вниз пятнадцать пунктов – Бимбомбанка – вверх – одиннадцать пунктов…
Зара Львовна: Покупайте две тысячи акций Промгромбанка – продавайте две тысячи акций Бимбомбанка – и дайте трубочку (говорит в телефон) Петр Петрович – это Зара Львовна – с вашим вкладом все хорошо – советую перевести его в Бимбомбанк под шестнадцать процентов годовых… Всего доброго…
(Зара Львовна выходит держа в руках телефон)

Картина третья:

Ноябрьский.
 Входит Пахитосов.

       
Ноябрьский: Уж вечереет, а мы как говорится, еще трезвые.
(берет из бара бутылку, наливает себе) Хорошо, однако живут эти новые русские!

Пахитосов: Вы про Зару Львовну?

Ноябрьский: Я вообще.

Пахитосов: Обычай обобщать, военным не свойственен, мне кажется.

Ноябрьский: Военный военному рознь. И кстати, Пахитосов, если вы такой умный – почему строем не ходите?

Пахитосов: Вы правы, и интеллигент интеллигенту – тоже рознь.

Ноябрьский: Иной этот ваш интэ-ли-хэнт, случается не всегда в ладах не то что с латынью или фортепьяно – я уж не об этом! С элементарной логикой… и эрудицией хотя бы в рамках «поля чудес».

Пахитосов: Домби и сын.

Ноябрьский: Домби и сын.

Пахитосов: Русская интеллигенция как птица Феникс. Ее били – били, ее в Сибирь гнали-гнали…
Ноябрьский: Она на диване лежала-лежала, лежала-лежала…

Пахитосов: Впрочем, военных тоже не осталось…

Ноябрьский: О присутствующих не говорим.

Пахитосов: По умолчанию.

Ноябрьский: (прихлебывая) И все же хорошо, что есть еще у нас еще не выродившийся класс – я о Заре с Олегом… Мы с вами на уже грани – а они нас поддерживают не плаву.

Пахитосов: Не выродившийся класс? У нас?

Ноябрьский: Русские – что умеют еще вертеться-крутиться!
 
Пахитосов: Если вы встретили русского, который умеет делать деньги, перекреститесь… Это не русский… И вообще – держитесь от таких подальше.

Ноябрьский: А как же Савва Морозов, Третьяков, Демидов? Как с ними быть?

Пахитосов: История этих людей только подтверждает мои слова. Стоило им заработать миллионы – как они тут же одумались и ужаснулись. Третьяков отдал все на русское искусство, Морозов – большевикам, а Демидов все пропил… Русская душа не терпит накопительства, как не терпит она и тяжести тех неизбежных преступлений, что всегда стоят за любыми большими деньгами. Русский может и украдет сперва – но потом пойдет замаливать грехи и все на храмы божии да пораздает! Поэтому то и нет у нас династий, наподобие Ротшильдов.
       
Ноябрьский: Ну вы-то тем не менее – тоже все третесь подле людишек с деньгами. Вы поди не к Пузову в его коммуналку вечер пришли коротать – а к Олегу с Зарой Львовной, да еще того же Пузова с собой за компанию притащили.

Пахитосов: В том и вижу я безысходную беду нашей интеллигенции. Что не может она существовать самостоятельно, без подпорки. Как та рябина из песни, что мечтает к дубу перебраться. Это чисто бабская черта – что в общем только доказывает бабскую суть всей русской интеллигенции.

Ноябрьский: В смысле инь и янь?

Пахитосов: Почти… И даже не без подпорки она не может обойтись – а скорее без опеки. А за опеку, как и везде – надо платить. Девушка идет на содержание – ей дарят золотые сережки – и она должна за это ежевечерне отдаваться. Со страстью или без – это уже детали! Но без чего тут не обходится – так это без страдания и мазохизма! Себя при этом жалко до слез.

Ноябрьский: Это вы про девушку?

Пахитосов: Это я про интеллигенцию, которая за опеку и за хлеб насущный – всегда должна кому-то отдаваться – то партейцам – то мафии, то еще кому…

Ноябрьский: Но ведь это вопрос философии – вопрос чисто бытийный – кому как не вам уж про это знать?

Пахитосов: Мне мечталось бы о том, чтобы интеллигенция стала самодостаточной – не прислуживала за хлеб – за ласку – той же Заре, ублажая ее разными умными беседами – и это еще не самый худший случай заметьте! Хуже – когда интеллигенция за хлеб и за тепло в квартире насилует свои чувства и мозги и пишет всякую муру на заказ...

Ноябрьский: Так вы о самодостаточности что то…

Пахитосов: Да, когда интеллигенция могла жить на свои… В деревне, как Пушкин. Или когда она сможет жить на свои, как какой-нибудь публицист Джон Гвидон с американского телевидения…

Ноябрьский: Тогда русская интеллигенция потеряет свою сущность, так как Пушкин был помещиком, а Джон Гвидон – как вы его назвали – принадлежит не к интеллигенции, а является самым натуральным буржуа – он бизнесмен от интеллектуального бизнеса, но не то о чем мы говорим в России, когда подразумеваем… Если угодно – себя… И потом вы сами давеча говорили, что русский, умеющий заработать – уже не русский.

Пахитосов: А вы и сами, друг мой, ой грешны! Ведь поди тоже – не в клубе офицерском вечера то каратаете – предпочитаете у Зары Львовны этаким балагуром – этаким коверным клоуном за стаканчик виски, да за джин с тоником, да за добрую сигару из Олеговой коллекции… Вы такой – же продажный приживал – и вы военные ничуть в этом не лучше всей нашей интеллигенции…

Ноябрьский: Я бы мог обидеться, за коверного клоуна например или за приживала – но не стану, потому как с философской точки зрения я для себя определил роль аквариумной рыбки… Аквариум этот – дом Зары Львовны. И я и вы – между прочим. И Олег Владимирович – все мы здесь в этом доме – аквариумные рыбки… Зара подходит иногда к аквариуму – и сыплет нам корм – и мы подплываем и хватаем и шевелим жабрами, а Заре это наверное нравится… Мы даже чувствуем какую-то определенную свободу – мы можем отплыть к другой стенке – можем спрятаться за камешек или за раковину – но суть одна – она на нас смотрит и ей приятно – и ее это успокаивает – и нам при этом – тоже хорошо…

Пахитосов: Ноябрьский, вам надо было не губить свою молодость в портовых кабаках, а писать философские книжки на манер Розанова…

Ноябрьский: А вам не надо было губить жизнь пролеживая диван! Мне хоть есть что вспомнить, а вам? А вам, кроме воспоминаний о просмотренной позавчера программе телевидения – есть что вспомнить? И где тоже ваши книжки?

Пахитосов: Знаете что? Я на вас не обижаюсь. Я вам просто вот что скажу – если встретите того русского, который нашел в себе сил преодолеть лень и написать книгу – перекреститесь – и бегите от него – то будет не русский!

(входят Софи Рыгло и Джейн)

Софи Рыгло: Я слышала здесь слова про русский книга? Я не ошипся?
Ноябрьский: Нет, мадам, вы не ошиблись – мы с Пахитосовым как раз говорили о русских книгах и сошлись на том, что таковых в природе нет, потому как они не написаны по причине… Э-э-э. По причине того, что русские писатели слишком умны и ленивы. Именно слишком умны, что бы доверять свои мысли бумаге.

Софи Рыгло: Но как же романы писателя Тургенева?

Ноябрьский: Их написал его денщик Фомка, покуда барин по Парижам за Полинами Виардо бегал, да на охоте крестьянские посевы с собаками вытаптывал… А вы разве не знали?

Софи Рыгло: Вы меня разыгрывать…

Пахитосов: Да, Ноябрьский не совсем точен – роман «Накануне» или в оригинале «О бу де реформ» вообще написала сама Полина Виардо, а денщик Фомка – тот только перетолмачил с французского и подписался барской фамилией…

Ноябрьский: За неимением своей…

Пахитосов: Потому как было крепостное право…

Ноябрьский: И по той же причине крепостного права – Ивану Сергеевичу ничего не оставалось делать, как обложить Фомку барщиной – и отобрать у него … авторские права и копирайт.

Ноябрьский: Он даже порол его на конюшне за недоимки – и тот потом поротый срочно писал в счет оброка «Дворянское гнездо», «Асю», и «Отцов с детьми»…

Софи Рыгло: А Толстоефский? Он тоже не сам написал?

Ноябрьский: И он! И Пушкин тоже ничего не писал! Анна Керн сама себе в альбом накарябала – «я помню чудное мгновенье» – а злые языки, те что страшнее пистолета – приписали это Пушкину, чтобы царь его в ссылку сослал…

Софи Рыгло: Как интересно! А что же мне теперь делать?

Пахитосов: У нас в России на такой вопрос отвечают - Снимать штаны и быстро бегать.

Софи Рыгло: Я быстро не смогу.

Ноябрьский: Какой ужас!

Пахитосов: Какой ужас!

Джейн: Я хочу с тобой выпить.

Ноябрьский: Со мной?

Джейн: И с тобой потом тоже, (Пахитосову) пойдем со мной в слипин рум – я тебе есть кое-что показать.

Пахитосов: Интеллигенции всегда нужна поддержка имущих слоев – и она соглашается даже пренебрегая остатками патриотизма…

Ноябрьский: Вы надеетесь на то что вам не только покажут но и дадут?

Пахитосов: Я, между прочим, подумал об оказании мне материальной поддержки, а не о показывании…

Ноябрьский: Гелиш андеуиэр?

Джейн: Йес!

Джейн и Пахитосов уходят.

       Ноябрьский поет: Как бы мне рябине – к дубу перебраться…

Софи Рыгло: (из-за ширмы) я уже сняль штаны. Куда мне теперь бегать?

Ноябрьский: Бегите к себе в Европу! Курье ву на хаузе! Ше ву мадам!

Софи Рыгло: А пуркуа сан кюлот?

Ноябрьский: А потому что ваш Наполеон так из нашей Москвы до самой границы драпал и потому что перед наш великий культур-мультур вы все есть лишь большой европейский ничто. И не так надо ставить вопрос – входит ли Россия в Европейскую культуру, а вопрос стоит - пускать ли нам вас к нам в Россию? И географически – вы уж поверьте мне, мадам, я как проплававший все моря знаю точно – Россия не только поболе вашей Европы будет – но и поумней и побогаче… Так что – скоро будете у нас униженно просить – пустите к вам в Азию! А мы еще подумаем – пускать или нет – и все вам припомним.

Софи Рыгло: Но почему без штаны?

Ноябрьский: А знаете, как со времен Петра Великого при дворах и Екатерины и Анны Иоановны и Елисавет, с вашей Европой считались? Она только и рифмовалась – что с вашим голым задним местом! Вот в один прекрасный день – отключим вам газ, да не качнем бензина – будете сидеть на своих руинах и дрожать как цуцики!

       Софи Рыгло: Я уже готова писать прошение в ваш МИД о принятии меня в Союз России с Белоруссией!

Ноябрьский: то-то!

Входят Зара Львовна и секретарь Володя.

Секретарь Володя: Зара Львовна, акции Прогромбанка пошли вниз двенадцать и Доу-Джонс назавтра обещают не очень благоприятный.

Зара Львовна: Продайте двадцать процентов пакета Бимбомбанка и дайте ка трубочку (говорит в телефон) Алло, Сергей Сергеевич? Это я, привет - привет! Все хорошо, ваш вклад в превосходном состоянии, думаю можно перевести часть ваших активчиков куда-нибудь в теплое местечко. Под прежний процент. Но об этом будет моя голова болеть – не ваша. Так что – до скорого.

Отдает трубку секретарю Володе – тот уходит.

Зара Львовна: что-то вы нам давно ничего не лгали, Ноябрьский, а ну те ка соврите что – нибудь такое – занятное.

 Ноябрьский: Ну уж вы меня совсем, я понимаю, за этой внешней фамильярностью безусловно скрывается глубокое уважение, это только тон…

Зара Львовна: какое еще глубокое уважение? К тебе, что ли старый флотский пердун? Я захочу – ты у меня как пудель Артамон будешь на задних полусогнутых мне служить и из моих рук собачий корм «педи гри» хрумкать и облизываться!

Ноябрьский: Я ведь обижусь.

Зара Львовна: обижайся наздоровье – таких как ты обормотов в погонах – пол-Москвы на платных автостоянках сторожами рады бы устроиться – да не берут! Переизбыток вас. У меня в Громбанке швейцар – бывший ваш зам главкома. И ничего – тоже у меня с рук хрумкает. Так что – дверь открыта – ступай пожалуйста в свой дом офицеров – так там пожалуй и виски со льдом не подадут, да и на бильярде там сукно поди все порвалось… Да тебя туда еще и не пустят! Там наверняка теперь казино – и фэйс контроль…

Ноябрьский: Зара Львовна, что на вас нашло?

Зара Львовна: а то! Нечего в моем доме свои счастья устраивать. Когда хозяйского счастья нет!

Входит горничная Наташа.

Горничная Наташа: Зара Львовна, Олег Владимирович помер.

Зара Львовна: Как это?

Ноябрьский: как это?

Горничная Наташа: а так – помер и все.

Зара Львовна: как же так? Он еще пол-часа назад как был живой.

Ноябрьский: Да-да. Он еще пол-часа назад…

Горничная Наташа: а оне с иностраночкой, той что с колечками в ноздре – с Джейн - как пошли наверх в опочивальню, да как приказали мне туда подать шампанского… ну и принесла я им туда как положено – в ведре со льдом. А он уж и не дышит.

Зара Львовна: какой позор!

Ноябрьский: да ты поди- что-то путаешь!

Горничная Наташа: как же я путаю, если у меня диссертация была на тему «реанимационные мероприятия в случаях клинической смерти от острой сердечной недостаточности»…

Ноябрьский: Эвон!

Зара Львовна: от чего помер то?

Горничная Наташа: От любви-с… не следовало им в таком состоянии то. Да с его сердечком-с.

Зара Львовна: Надо все как то уладить…




Действие третье.

Зара Львовна в трауре, Ноябрьский в парадном кителе с медалями и при кортике.

Зара Львовна: нехорошо как то!

Ноябрьский: Да уж чего хорошего? Вот помню служил я третьим военно-морским атташе в Восточном Бильбао… И помер тогда ихний король. Ну, сами понимаете, во дворце траур, все посольства с соболезнованиями… В дипкорпусе разговоры разные - поговаривают что если к власти придет малолетний Абу-Хазис Восьмой, то тогда всех нас отзовут, потому как за этим Абу-Хазисом стоят силы реакционной оппозиции… Ну и… Мы, помню напились все в дрезину…

Зара Львовна: Короче! Ноябрьский, вы человек образованный, скажите, а сколько вообще мне в трауре прилично ходить?

Ноябрьский: Зара Львовна, миль пардон, вы изволили так сформулировать вопрос, что его можно истолковать двояким образом, то есть вы как бы спрашиваете - прилично ли вам бесконечно долго скорбеть по безвременно почившему в бозе Олеге Владимировиче, или… прилично ли вам уже послезавтра выйти снова замуж!

Зара Львовна: Не умничайте, вы все понимаете… Век мой короток уже – чай не девятнадцать лет.

Ноябрьский: Да чего там – Зара Львовна, при нынешних то нравах, да с вашим положением – вам хоть назавтра под венец! Для прессы всегда приличное объяснение найдется, мол сливаются капиталы, и да так надо с точки зрения бизнеса…

Зара Львовна: Ноябрьский! Я вас моим пресс-атташе еще не нанимала.

Ноябрьский: Смиренно прошу прощения, мадам!

Зара Львовна: Но вы вполне серьезно насчет того, что мне вполне можно теперь замуж?

Ноябрьский: Совершенно серьезно. И более того…

Зара Львовна: Что значит более того?

Ноябрьский: я хотел сказать, что такая восхитительная женщина в расцвете, в самом так сказать соку… не должна страдать от одиночества. Я вот знаете, как то раз был приглашен в Монако… Самим принцем Альберихом… На всенаучный конгресс морских историков - Прочитать там доклад на тему: «Бесперспективность монархий с точки зрения современной наступательной военно-морской доктрины». Ну прочитал я доклад. Принц мне лично руку долго жал и все к сердцу мою руку прижимал, а потом снял с себя крест первой степени за военные заслуги – весь в брильянтах. Мне в руку сунул и разрыдался… от восхищения… а потом. В меня герцогиня влюбилась… по уши… Просто совсем голову потеряла…И мы на ее роллс-ройсе через всю Францию и потом через тоннель под Ла-Маншем – прямо в Шотландию…

Зара Львовна: Вы это к чему все мне рассказываете?

Ноябрьский: К тому… Что такие женщины… как…вы


Зара Львовна: Выражайтесь яснее!

Ноябрьский: Да куда уж яснее – выходите за меня замуж… Вот…

Зара Львовна: Вы, старый шаловник, наверное хотели сказать – возьмите меня в мужья? Так ведь правильнее будет – облезлый вы пердунишка! Но мне то с вас какая радость? При моих – то возможностях? Слушать по вечерам ваши байки – заместо сериала по телевизору – так это и так при мне! Был бы у вас при ваших прежних заслугах еще и молодой лейтенантик в адьютантах – тогда бы может быть я еще и подумала бы – не взять ли вас обоих…

Ноябрьский: Простите, оплошал.

Зара Львовна: Да, уж – оплошал!

Ноябрьский: Больше не буду – век свободы не видать!

Зара Львовна: и не вы первый – тут мне эта английская малолетка Джейн предложение сделала – говорит, - Хотите, Мадам, Я специально ради вас пол поменяю – мне этого давно мол хотелось!

Ноябрьский: Бывает…

Зара Львовна: А скажите, Ноябрьский, а могу я…

Ноябрьский: Что?

Зара Львовна: Да так, ничего!

Входит Пахитосов.

Ноябрьский: Ну что, Пахитосов, Родину еще не продали?

Пахитосов: Родину? А как вы себе это представляете, продать Родину?

Ноябрьский: Ну, вы ж понимаете, это в слегка переносном смысле, хотя в прежние времена это некоторыми органами истолковывалось в самом прямом.

Пахитосов: что?

Ноябрьский: Ну это самое…

Пахитосов: Что это самое?

Ноябрьский: ну, вы же все хотели туда – заграницу…

Пахитосов: Ноябрьский. Это у вас – у военных и то в ветхозаветные времена у замполитов и особистов – любая связь с заграницей – тянула на продажу родины…

Ноябрьский: И правильно они эти самые особисты говорили – кто чего – тот это самое – родину и продал…
Пахитосов: Знаете, что я вам скажу, бесконечно вы испорченный человек, продать можно все. И пиджак с себя можно продать. И отцовскую квартиру продать можно вместе со всеми пожитками. Некоторые ваши коллеги на флотах продают военные секреты и серебро из торпедных аккумуляторов… Говорят, можно продать даже место на кладбище, где дедушка похоронен, если кладбище престижное – Ваганьковское к примеру… Я читал, продают и внутренние органы – почку или глаз… Спинной мозг на пересадку… Но насчет родины, я вам вот что скажу. Она у меня в душе. И оттуда ее никак не достать. Продать их можно только вместе... Родину вместе с душой. Брутто – так сказать.

Ноябрьский: Ну и что для вас эта родина, Пахитосов? Вы хоть словами – то ее можете определить? Березы что ли, что на даче у Зары Львовны? Так они и в Бельгии – откуда ваша мадам Рыгло – с таким же успехом произрастают – я видел! Слышали, небось. Где спать лег – там и родина.

Пахитосов: Родина, милейший – это понятие емкое… и понятие ее дано видать не всем – это как музыкальный слух и чувство рифмы. Вот женятся все или почти все люди– а счастье в браке обретают только единицы. Получается - либо в постели с супругой не все как в мечтах, либо на кухне ругань и поножовщина! Так и с родиной. Страну обитания каждый в паспорте имеет – а любить ее и ценить умеют далеко не все. Это как дар. Мне родина – это и улица на которой я вырос, куда я теперь прихожу поглядеть на окна старой квартиры, и парк, в котором в школьные годы катался на коньках… И ощущение ее государственных интересов, когда газеты читаю… И ее ракеты, если угодно.

Ноябрьский: Ну а как же вечная интеллигентская идея выезда? Мол там жить хорошо, где творчество и быт!

Пахитосов: Бросьте трепаться, Ноябрьский. Для меня выехавший человек, как сирота. Вот у меня, слава Богу, мама еще жива… и могу я в парк своего детства всегда, когда душе моей угодно, придти. И приду – а там все свои – все россияне, а не немчура. А тот кто уехал – для меня это как человек, у которого и мамы уже нет, и парка того, где на лыжах пацаном бегал – тоже нет. С родиной – это как с мамой. Мама умерла – тебе от нее там какое то добро досталось – квартира, дача… И вроде, радуйся душа – пользуйся дачей и квартирой!… А мамы то нет! Так и с родиной – уехал – блага есть – а родины – нет!

Зара Львовна: Не верю я вам, Пахитосов!

Пахитосов: А это – право каждого думать как тому угодно. Кто то не верит и Папе Римскому, что тот в Бога верует.

Зара Львовна: Я до перемен девяностого года тоже думала в Израиль уехать. Мне тогда муж мой первый – Левка – все говорил, - родина это там где нам хорошо.

Ноябрьский: Ну и не жалеете, что не уехали?

Зара Львовна: а вы?

Ноябрьский: а что я?

Зара Львовна: вот уехала бы я в девяностом году, где бы вы с Пахитосовым теперь тусовались? В гарнизонном доме офицеров?

Ноябрьский: Гм.

Пахитосов: А я бы в библиотеке сидел, да диссертацию писал, если бы вас не было – и нам бы может легче бы было всем.

Зара Львовна: Объяснитесь ка! Я что-то не поняла. Я что причина ваших несчастий?

Пахитосов: Зара Львовна. Я имею вас в виду как общественное явление – вас не персонально, а как класс. Как сословие…

Ноябрьский: и как определенную группу…

Пахитосов: Нет! Я этого не говорил…

Зара Львовна: Да вы, Пахитосов, чем на меня пенять, задумались бы получше, чей хлеб едите! Если вы уж заговорили обо мне как о социальном явлении, то и себя тоже вообразите как явление общественное, как группу людей, объединенных по каким либо признакам… Вот ваша группа людишек – ничего не умеющих делать, а только болтать, которые вечно ходят в неглаженных штанах и все время стонут, что живут незаслуженно – не по талантам – что их де затирают и притесняют всякие… Вроде Зары Львовны – как олицетворения той злой силы, что не дает жизни талантливой интеллигентской массе вообще – и господину Пахитосову в частности… Я правильно излагаю, господин талантливый но не признанный обществом интеллигент?

Пахитовов: Вы… вы…

Зара Львовна: Да без меня. Да без нас – энергичных людей – не было бы ни Чехова, ни Горького, ни Шаляпина… Все они всегда отирались и кормились подле нас – подле промышленников и банкиров… и ваш этот, как его – Толстой… тот что «Хождение по мукам» написал – тоже ветчину кушать ходил к приятелю – нэпману – а не к голытьбе – товарищам по перу, у которых ни копейки за душой – которая только и может, что завидовать, да интриговать в ваших профессиональных союзах… Так я говорю?

Пахитосов: Вы все передергиваете…

Зара Львовна: я передергиваю ту ветчину, что вы у меня каждый вечер с Ноябрьским под виски, да джин с тоником вкушаете? Так?

Пахитосов: Вы все передергиваете… И вообще, тут процесс обоюдный…

Зара Львовна: А-а-а! То-то!! Правильно!!! Обоюдный это процесс – и мне, как деловой женщине тоже не к лицу излишняя благотворительность, если она не засчитывается прессой и налоговой инспекцией – и тратиться на ветчину с выпивкой за просто так, за красивые глаза бывшего капитана Ноябрьского и несостоявшегося литератора Пахитосова – мне было бы ни к чему, кабы мне не нравилось с ними общаться… Ндравитесь вы мне обои! Вот и прикормила я вас у себя. И так же ваши Шаляпин с Горьким – все вечера просиживали в гостиных у людей со средствами…

Входит горничная Наташа.

Горничная Наташа: Ле табль ет е серве. Кушать подано.

Пахитосов: Наташа. А у вас есть родина?

Горничная Наташа: Конечно есть – у нас с папой дом в Вологде. С садом.

Пахитосов: Наташа, а выходите за меня замуж.

Горничная Наташа: Нет, Пахитосов. Вы хороший, но вы бедный.

Зара Львовна: А? Что я говорила!
 
Пахитосов: Чтож вы не уехали то в девяностом году, Зара Львовна!? Как бы хорошо то нам всем бы тогда было!

Зара Львовна: А я и не уехала то может быть как раз из-за тебя…

Пахитосов: Из-за мну?

Ноябрьский: Вот эт-то да!

Зара Львовна: Ноябрьский, поди прочь! И Наташа – подите прочь оба!

Ноябрьский и Наташа выходят.

Зара Львовна: Ну.

Пахитосов: что вы хотите от меня услышать?

Зара Львовна: Пахитосов, я свободна. Чего тебе еще надо? Все у тебя будет – и не надо никуда уезжать – и родина твоя будет при тебе.

Пахитосов: Да о чем вы?

Зара Львовна: Живи со мной! Дом – твой будет. В круиз вокруг Европы поедем! Я тебе мерседес подарю самый большой… Издательство тебе куплю – сиди печатай книжки свои… И если будешь с Наташкой, как Олег покойный – пару раз в неделю – так я и на то могу сквозь пальцы…

Пахитосов: Я вас ненавижу за все это…

Зара Львовна: Дурак! Ну и дурак!

Пахитосов: я сердцем живу.

Зара Львовна: как баба!

Пахитосов: и пускай как баба. Но сердцем. Потому как вся Россия сердцем всегда жила…

Зара Львовна: потому как Россия твоя – баба и есть!

Пахитосов: А как –же! Родина – мать… Известное дело. В университете еще читал небось про архетипы… Но это не то что вы думаете вместе с вашими венскими умниками и их псевдорусскими любовницами – хотя в памятниках она правильно изображена – строгая, сильная…

Зара Львовна: Как на плакате по технике безопасности – не суй руку в шпиндель…

Пахитосов: Во-во!

Зара Львовна: и партия ваша бабой была…

Пахитосов: я в ней никогда не состоял.

Зара Львовна: но она тебя опекала – тебя – интеллигенцию. А иначе бы ты загнулся. Вам – интеллигентам русским всегда опека была необходима – вы все инфантилы, вы без старшей матери и жену себе выбрать не можете – не то что институт или работу… Я даже удивляюсь, как вы в те времена, портвейн себе самостоятельно без мамки покупали и наливали?
Пахитосов: ничего – все еще будет хорошо.
Зара Львовна: когда?

Пахитосов: тогда

Входит секретарь Володя.

Секретарь Володя: Зара Львовна, правительство издало указ о государственной монополии на операции с валютой. Акции Промгромбанка упали на две тысячи пунктов, Бимбомбанка – тоже.
И еще… Все время звонят Иван Иваныч, Петр Петрович и Сергей Сергеич… Вы будете с ними говорить?
       
       Зара Львовна: Скажи им, что у меня апоплексический удар…

Пахитосов: Ну, я пойду…

Зара Львовна: Кто же меня утешит?

Входят горничная Наташа и Петькин у него в руках большой компьютерный монитор.

Петькин: Зара Львовна, я тогда потихоньку забираю свои вещички, ладно?

Горничная Наташа: А Зара Львовна, а компьютер то не его – а Олега Владимировича…

Петькин: (в сторону) вот гадина! (вслух) так вам все равно уже не надо, так я заберу.

Пахитосов: Наташа, не уходите, я вам еще что то сказать хочу…

Горничная Наташа: Да что уже теперь говорить? Раньше надо было со мной говорить. Когда я аспиранткой была, когда я в институте экспериментальной медицины работала, когда в театры любила ходить…когда я хорошая была – неиспорченная… а теперь меня мужчины в ночные клубы или в казино приглашают… Теперь я богатых люблю. У вас, Пахитосов, есть деньги, что бы девушку в казино сводить – поиграть? Во французскую рулетку… я люблю проиграть этак долларов тысячу… Нервишки пощекотать…меня Олег Владимирович покойный баловал… меня вот даже Володя – охранник – на той неделе в Эль Гаучо водил. Я наверное его всю месячную зарплату там проиграла.

Пахитосов: Наташа! Не уходите! Я на вас жениться хочу!

Наташа: А я за вас не хочу, я с Володей теперь в казино поеду.

Зара Львовна: Пахитосов, идите сюда, мне плохо!

Пахитосов: и мне плохо…

Горничная Наташа: Мне Джейн – она себе пол на мужской поменяла, вы слышали, так она… то есть он – предложил мне в Лондон с ним скататься…

Пахитосов: Наташа!

Зара Львовна: Пахитосов!
Пахитосов: Что б ты провалилась, Зара Львовна, что б ты сгорела вместе со своими Промгром и Бим-бом – банками! Ты всю жизнь мне испортила!

Зара Львовна: Да как же я тебе ее испортила то?

Пахитосов: Я на Наташе жениться хотел… а вы с Олегом сделали из нее – из русской интеллигентной женщины расчетливую сучку, которая теперь ищет только – кому бы подороже продаться…

Зара Львовна: а что –то в те времена, когда она аспиранткой то была и в общежитии жила – вы на нее с вашим столичным высокомерием как смотрели? Мол – лимита! Мол – Москва не резиновая, а я – Пахитосов – человек с пропиской! А наше время сделало из нее – из Наташи – женщину, достойную своей красоты. Что она при вашем времени могла себе позволить? Такой любовник вроде тебя – колготки ей мог раз в год на восьмое марта? Да? А теперь она имеет выбор – и цена ей, как минимум в десять раз выше стала. И дело это опять – таки добровольное.

Пахитовов: Нет! Нет! Я хочу все назад!

Зара Львовна: Назад, друг мой – не бывает! В жизни бывает только вперед. И хоть у меня впереди теперь все что угодно – вплоть до тюрьмы и до сумы – я назад не хочу.

Пахитосов: Будь ты проклята!

Секретарь Володя: Наташа, ты едешь?

Наташа: Едем – едем – ура!


Занавес.