Отчаянный

Меня сразу поразила в этом экземпляре грозная неуступчивая сила. Он свирепо бросался на решетки всем корпусом, отростками тряс прочные металлические прутья. Всё это были тщетные попытки. Сбежать от нас не удавалось никому. Но новый пленник летучего зоопарка, видно, не подозревает еще об этом.

Любой твари тяжело расстаться с привычной свободой, неожиданно оказаться взаперти, но они смиряются – животные скоро привыкают к заточению и не доставляют забот персоналу.

Он совсем дик, без малейшего проблеска сознания. Низкое существо. Так не ведут себя высокоразвитые. Ясно же, что пора прекратить сопротивление, тут так крепко пахнет аршинными буквами «НЕТ ХОДА». Успокойся, животина, спи до лучших времен (для подопытных в нашей шарашке, кхе-кхе, таковых, правда, не бывает). Не хочешь, так лежи с открытыми глазами – потолок у клеток нарочно живописен. Или питайся калорийным бульоном, переваривай и жди разрешения своей участи. Это же просто и удобно.

Силы не расплескаешь зря – раз, восстанавливается кровообращение – два, сбалансировано начинают работать органы. И как результат – высококачественные анализы и стабильный стул. Всем хорошо.

Ну ты глянь, а он все не унимается. Что ж, придется захлопнуть журнал наблюдений (над которым так приятно дремать) и пойти к чудовищу.

Когда я приблизился к клетке, оно затихло. Что обуздало гневный разрез узеньких глазок: крупица разума – атавизм или инстинкт самосохранения? У них в той партии, что паслась у реки, были разные глаза, цветные и неодинаковые. Легко отличать их, запоминать поштучно. Этого, покрупнее, я отметил как перспективного: легко поймать и полезного тела много… То-то весело было, когда они увидели, как всплывает мой ковчег, затаившийся подводной корягой, и стали улепетывать.

Непонятный страх поднимается со дна желудка – они другие. Страшно нелепые. Были среди них и весьма неказистые, низкорослые, плохое питание довело их до кучи недугов. Таких я сразу забраковал, рассмотрев отражения тепловых оболочек. Кто же так пасет своих лошадей? Эх, скудна ты к ним, травянистая поляна, и беден витамином дикорастущий злак! Волна не выносит достаточно корма?

Но пойманный мною, как я уже упомянул выше, был статен и мясист. В сам раз крепить бирку и сдавать в лабораторию. Но усыпить надо, обязательно надо. Не справимся иначе.

Я послал ему простые дружелюбные мыслеобразы, слабо надеясь на реакцию: нет ума – считай калека, пропал для дружбы во вселенной. Так и есть – волновое молчание в ответ. Зато испускает поток резких, агармоничных звуков из отверстия на морде. Да, брат, животное ты после этого. Стану я еще разбирать, речь ли это, или горлопанишь бестолково по доброте матушки природы, наделившей многих длинным язычком!

Галактический определитель интеллекта, который я прикладывал к единственно доступному твоему мягкому месту, однозначно решает этот вопрос. Звук – это хаос, показатель существ класса Х, мыслеобмен – достояние высокоразвитых организмов. Прилежно и грамотно изъясняются с помощью звуков и черви на планете 75033, и рыбы в фиолетовых водах 15 001, и даже пятиколесные черепахи, дремлющие на зеленых лугах живописной группы планет Полосатой Звезды.

Конечно же, если дрессировать упрямца, то кое-чего можно добиться. Но стоит ли начинать? Ого, вот он опять, брызгая слюной, источает какофонию. Вновь примется стучать черепушкой о железо? Спокойно, не надо усердствовать, приятель, твое серое вещество может понадобиться… кхе-кхе, для опытов.

Хотя более подойдет, видимо, все-таки тело, сильное, но запущенное. Обучить бы ямы его копать – псевдоподии, мощные и цепкие, забронзовеют мускулами. А сколько неподвижного грунта во вселенной, начиная с парников сельскохозяйственных академиков!

Надо вколоть неугомонному снотворное, пусть поспит до конца перелета. Отчаянное упрямство! В первый раз вижу такую непримиримость, а я ведь давно путешествую из конца в конец бесконечности в поисках любопытных животных. Не счесть диковинных зверей, которых доставил в главную биобиблиотеку под стекло, но подобного – не встречал.
       
***
Терпение мое на пределе, нет никакой возможности дальше сидеть в этом пыльном трюме среди вонючих коробок с комочками плененной жизни. Жалко себя и… их. Неладное творится со мной – неизвестное чувство, мягчащее нутро груди, булькает в горле, влажнеют волосики. Непонятно. Мне хочется вспорхнуть, размагнитить оковы, дать узникам солнца. Вспоминается божество детства – огонь, согревающий наш круг, умилительные подпорки матери, добрый гипноз отца. Почему я их забыл? Давно не отсылал ровно уложенные лепестки песенных цветов им на планету Осени. Я должен заснуть, очиститься от тревожных сочувствований, пробудиться железным, прямым. Меня мутит от того, что я сделал за годы скитаний: миллионы вырванных с корнем детенышей, стаи рыб, воспаривших по воздуху, тысячи виртуозно обломанных крыльев, прямоугольники правильно упакованных обезьян. Засушенных чудес каталог, как я был тебе предан! Но пусть в бреду, в странной дреме жестом последней совести я дам свободу хоть этим несчастным...

«Что за наваждение – моросящий дождь!» – оформил впечатления, очнувшись. Поднял свою квадратную от журнала – крепко же я устал с этим экземпляром, коль упал в царство сна, как в колодец.

Кликнул смотрителя клеток Аэхо. Расхлябанно и недовольно нахмурившись от того, что побеспокоили, он появился из своего отсека, сдвинув лишнюю стену. Занятно, как это я раньше не заметил, что старик отдаленно напоминал нашего беспокойного пленника, словно был далеким дедушкой, замызганным седым волосом. «Вот тебе и знаток флоры-фауны, – упрекнул я себя. – Надо бы разобраться».

– Получай мысль, Аэхо: вовремя ли ты сыпал муку питомцам, не забыл ли подлить этому Н2О в желобок?

– Даа, – окрысился пелаец (преданный чудак с планеты Пелай V) и уставился в пол, желая его продырявить.

– Чего ты прячешь в губах своих? А ты опять не брился, старая развалина. Много ли повторять, что ты обязан следить за собой. Мы ведь, как медицина, должны блюсти стерильность, следить за своими отростками. Беречь от инфекций этих.

– Чего беречь?

– Кхм, – я замешкался, неожиданные глупости слетали у меня с катушки. Ничего не прошло из недавнего нового состояния. Откуда эта забота о тварях? Скрыв замешательство, я все еще удивлялся внутреннему благодушию, которое принималось думать за двоих, за десятерых, за сотню. Я полюбопытствовал:

– А откуда это беспокойное чудовище из клетки в шестом углу?

– С какхого тоо бирюззовхга шарика, – ответил смотритель, – почитайте сами инстррукццция.

Мы отправились проведать «отчаянного». В сумраке было тихо, запалили фонарики, и – о ужас! – дверца клетки была открыта! Зверь исчез. Аэхо метнулся приподнимать все стены, шаря по углам. Двуногий как сквозь землю провалился. И тут же запричитали сигнальные сирены – товарная шлюпка отстегнулась (такое бывает, особенно на ветхих лайнерах) и бросилась в открытый космос. Банки с желтыми бабочками звякнули, целуясь между собой, когда тряхнуло корабль.

Я оторопело уставился на магнитную табличку и прокрутил запись на ней, постояльца покинутой тюрьмы звали «Землянин».

***
Прошло уже больше четырех декад. Я отдыхаю в психическом саду и до сих пор не верю, что поиграл дуэль землянину. Неужели это я в припадке доброты, шатаясь в бессознательном сне, открыл запоры? Неужели он – МЫСЛЕННО, используя незаметную частоту связи, – убедил меня, крепкого ментала, засентиментальничать подобно жуку-навознику? Не могу постичь, как не распознал, вращая могучей армией внутренних глаз, в неуклюжем че-ло-ве-ке равное нам существо. А еще планировал отправить его на грядки в профессорские оранжереи!

***
– Уфф, вот так порыбачил! – доктор биологических наук Жабенко почесал волосатую грудь. – Черти, одежду забрали, разгуливай теперь голым по галактике. А все-таки я дорого бы дал, чтобы встретиться с этим добродушным орангутангом и отблагодарить связкой бананов за то, что открыл клетку.

Жабенко нажал на кнопку со стрелочкой «назад» и полетел домой готовиться к докладу «Использование труда адаптированных приматов на уборке картофеля».