Глава четвертая

Ежкову сегодня было хорошо. Он стоял у двери своей квартиры и в очередной раз трахал дверной замок. Это было его самым любимым занятием. Ничто не могло сравниться с тем кайфом, когда суешь свой член в замочную скважину и начинаешь делать фрикции, чувствуя, как наслаждение волнами охватывает тело и заставляет издавать крики: “Ах, ты моя сука! Как я хочу кончить в тебя!”. Когда наступает половая кульминация - оргазм, то сперма шрапнелью вылетает наружу и обрызгивает всю дверь. Нужно отметить, что вся металлическая дверь была в серых пятнах, и это свидетельствовало об усердном труде и большом опыте журналиста-сексота.

       Одновременно нужно заметить, что не все соседи по дому положительно воспринимали сексуальные увлечения Ежкова. Ведь слушая ежедневные и ежевечерние крики сексота, они тоже начинали мастурбировать и кончать, а потом не могли удовлетворить своих жен. Но в тоже время его многие жильцы любили, ведь он призывал их к активной сексуальной жизни. Получалось так, что Ежков в их сознании превращался в допинг-стимулятор, с помощью которого они осуществляли все свои сексуальные фантазии.

       Однако противники не сдавались, забрасывая письмами различные инстанции, требуя поставить на место распоясавшегося сексота. Спускавшаяся в это время по лестничной площадке соседка Ирина Хренова, работавшая на местном рынке шалавой второго класса, была одной из таких писак. Она злыми глазами посмотрела на обессилевшего от секса Сергея и буркнула:
       - Идиот! Нашел, где этим заниматься! Чего, места мало что ли?
       - У тебя, дура, забыл спросить, - еле шевеля губами, произнес Ежков. Ему было оч-чень хорошо. Не смотря на стоявшую в ожидании чего-то шалаву, он засунул свой обмякший член обратно в штаны, затянул “молнию” и, шатаясь, вышел из подъезда.

       Ирина посмотрела ему вслед и, когда тот скрылся за поворотом, она подпрыгнула к двери и стала жадно и быстро слизывать уже начавшую остывать сперму, стараясь не оставлять ни одного пятна. Она очень любила эту “спущенку”, причем бесплатную и высококачественную.
       А тем временем Сергей шел на работу. На свежем воздухе он пришел в себя и был готов к новым сексуальным подвигам. Он не знал, что теперь за ним был хвост – два опытных сексиста из УСБ следовали за ним по улицам, внимательно следя за каждым его движением. Первым делом Ежков заглянул в кафе “Розовая устрица”, где обычно собирались лесбиянки и сатириасты, и заказал чашечку кофе с взбитой спермой. Громадный негр хмуро взглянул на клиента, словно перед ним был враг, молча достал свой фаллос и на глазах журналиста быстро кончил в посуду. Потом засунул чашку в миксер, дал немного органической жидкости взбиться и только после этого плеснул кофе “Пелле” и кипяток.

       Внутри чашки что-то зашипело, словно там растворялась шипучая таблетка “Эфералган-Соси-У-Пса”, которую Ежков терпеть не мог.
       - Уже готово? – подозрительно посмотрев на напиток, спросил он.
       - Все! – коротко процедил негр и отвернулся. Видимо, он был расист, раз так люто ненавидел белых.
       Сергей попробовал напиток и наморщился: сперма была слишком горькой, видимо негр плохо питался. В прошлый раз китаец лучше обслужил его. “Надо будет пожаловаться хозяину”, - подумал Ежков и вылил кофе на пол, демонстрируя, что такую мочу он пить не будет. Негр даже глазом не моргнул.

       “Совсем обнаглели эти черные”, - разъяренно подумал журналист, решив, что сегодня же напишет об этом заметку. Он кинул на прилавок смятую купюру в три “херчика”[1] и вышел из кафе. Шпионы, которые в это время мочились в дверь палисадника какой-то бабки, двинулись за ним, на ходу застегивая штаны. Вслед им неслись проклятия старушки на испанском наречии.
       В автобусе было много людей. Но Сергей обожал такую ситуацию. Ведь здесь он мог спокойно заняться фротеризмом. На глаза ему попалась симпатичная старушка лет семидесяти. Ежков никому не говорил, что он также был геронтофилом. Как только автобус двинулся, журналист тихо-тихо продвинулся к объекту сексуального влечения и стал тереться штанами о старушку. Та вначале не обращала внимание на это, но потом, видимо учуяв исходящий специфический запах возбужденного мужского члена, подняла глаза. И тут же узрела мощный бугорок в районе ширинки.

       Ежкову не повезло на этот раз. Старушка оказалась председателем районного отделения Партии мужененавистников. С воплями “Какой наглец! Меня насилуют!”, она врезала журналисту прямо в пах. Сначала Сергей ничего не понял, но когда боль по рецепторам и нервным нитям дошла до мозгов, то он подскочил и схватился за раненое место. Рев зверя наполнил салон автобуса.
       Подгоняемый улюлюканьем женщин, которые состояли в этом политическом движении, а также их усердными толчками, Ежков выскочил наружу и побежал подальше от опасного места. Вслед ему неслись угрозы старушки в следующий раз кастрировать без наркоза, а также обещания некоторых дам изнасиловать лопатой в следующий раз. Сплясав на месте джигу и ча-ча-ча, сексот почувствовал, как ему стало легче. Больше всего Сергей боялся, что старушка приготовила из его яичек омлет, но – слава богу! – такого ужаса он миновал.

       - Вот невезуха, - разъяренно произнес Ежков. Шатаясь и морщась от боли, он поплелся по тротуару в сторону редакции, благо она была в трех остановках. Шпионы, которые тоже с трудом вылезли из автобуса и незаслуженно получили от сторонниц борьбы с мужчинами пару оплеух, потопали за ним. Нужно заметить, что сексисты были недовольны этим заданием, ведь никто из них не предполагал, что объект слежки будет таким опасным человеком.
       Ежков тем временем дополз до работы. Вывеска “Редакция газеты “Народный секс” РИА при Министерстве сексуальных сношений” еле держалась на стене, уже выцвела и больше всего походила на дорожный указатель. Сидевший у входа в здание бомж Мойша[2] протянул руку в надежде получить монету. Сергей, немного подумав, расщедрился и бросил ему две “целки”[3], и лишь затем поднялся на свой этаж.

       В редакции как всегда было шумно, оживленно и весело. Заведующий отделом науки Ташмат Нигматов (который даже не закончил вуз) трахал прямо на своем рабочем столе студентку факультета журналистики, которая в течение месяца проходила учебную практику в редакции. Три сотрудника внимательно наблюдали за этим процессом и аплодисментами поддерживали коллегу, который кидал уже шестую “палку”. Нужно сказать, что тот почти задыхался и готов был “откинуть копыта” от чрезмерной работы, но нежелание упасть в грязь перед товарищами двигало его член туда-сюда. Сейчас Ташмат больше напоминал робота, только истекающего потом. Самой же студентке было хоть бы хны: она прошла хорошую школу, и к третьему курсу имела диплом “путаны”, чего не могли добиться многие газетчицы редакции. Кстати, этому завидовали практически все сотрудницы РИА.
       Четвертый сотрудник – сорокалетний корректор Павел Шуф - в углу занимался мастурбацией. Он не обращал внимания на фотокорреспондентку Лену Иззатову, которая со слезами на глазах умоляла его дать полизать “чудный ствол”, и сам заворожено смотрел на трахающуюся пару. Это его сильно возбуждало.

       Ежков хмыкнул, увидев эту привычную сцену. Конечно, редакция продолжала бурную и полезную деятельность, но он сам никогда не принимал в ней активного участия. Он любил только иностранцев и поэтому был секретной гей-проституткой. Но об этом мало кто знал, иначе УСБ быстро бы упрятало за решетку.
       Картина, изображавшая голого Президента Ташмат-сан Якубова со стоящим под сорок пять градусов членом (размеры его, правда, были чрезмерно увеличены – аж на сорок сантиметров больше естественного), уже покрылась плесенью, а золотая рамка во многих местах стерлась. Сергей подумал, что это – политический просчет редактора и об этом стоит стукануть куда следует. В УСБ главе газеты в мигом скрутят яйца и сварят в серной кислоте.

       - Эй, ты, импотент![4] – заорал ему из своего кабинета редактор “Народного секса” Хусанбай Бахтияров. – Срочное тебе задание: сочинить пару частушек в честь национального праздника – Святого обрезания! И чтоб через час все твои мысли были на первой полосе! Не сделаешь, я напечатаю на всю республику, что ты – старый импотент! Понял?
       Сергей яростно сверкнул глазами. Ох, как он ненавидел этого педераста, который раньше сидел в зоне за педофилию и зоофилию (изнасиловал рогатый скот до такой степени, что полстада через час сдохло). Но спорить с Хусанбаем было бессмысленно, ведь редактор был тайным информатором УСБ. И поэтому Ежков тяжело вздохнул и поплелся к себе в кабинет. Там, запершись, он еще раз поонанировал, кончил на кадушку с фикусом, заодно полил цветок свежей мочой, после чего уселся на кресло и стал рожать мысли.

       Его упорство достигло цели: веселый Пегас прискакал по первому зову и сразу вывалил из ануса на голову Сергея свои нечистоты, то есть стихи:
       “Я не знал, что раньше были
Садо-, мазо- и педофилы.
И теперь как страсть боюсь,
Вдруг на них я напорюсь?”

       Это было удачное творение. Но этот политическая сатира не пришлась по душе редактору. Он сразу понял, что здесь намекают на его сексуальную ориентацию. Он разорвал листки и швырнул обрывки в лицо обалдевшего журналиста.
       - Я что, являюсь угрозой для общества? – визжал он, брызгая слюной обильнее верблюда. – Как ты, калоша, смеешь оскорблять меня? Да стоит мне свистнуть ребяткам из Партии старых педерастов, как они тебя в порошок сотрут. Не забывай: за нами - Президент! Мы голосовали за него в парламенте!
       - Я об этом помню, - сквозь зубы процедил Сергей и вернулся в свою комнату. По дороге он заметил, что Ташмат со студенткой приняли позу “69”, а Шуф отбрыкивался от назойливой Лены, говоря, что он “голубой” и женщин не переваривает.

       Сергей опять призвал к себе лошадь. Безотказный Пегас запрыгал в голове, выбивая копытами веселые строчки. Перо не успевало выводить слова на бумаге. Ручка от такого труда аж перегрелась.
       Когда несколько страниц было исписано четверостишьями, Ежков откинулся на спинку кресла, и с наслаждением в душе стал перечитывать свое творчество:
       “Наш министр есть вампир,
Любит он кровавый пир.
Доигрался он вконец,
Киллер дал ему свинец!”

       - Гм, - помрачнел он от внезапно пришедшей мысли. – Абдулазизов может не понять это, мол, ему обещают пулю в лоб – кстати, он ее заслужил! - и тогда у меня возникнут проблемы… Лучше это даже не предлагать.
       Следующий стих был более, по его мнению, удачным:
       “По рецепту Гиппократа,
Дня не жить мне без домкрата.
Он мне пенис подымает,
Ночь как только наступает!”

- О, это неплохо!

С хорошим настроением Ежков стал читать следующие строчки:
“Наш домашний змей-питон,
Ел всегда один планктон.
А теперь, не говори,
Подавай лишь “Педи Гри”[5].

- О, это можно вставить в первую полосу, - решил Ежков, чувствуя, что ему нужно поковыряться в носу. Там у него червячки уже совсем расшумелись.

       Но редактор, которому он зашел во второй раз, произнес: “Опять мусор принес?” и выбрал совсем иное:
“Вторила мне балерина:
Нету больше вазелина.
Ты не вякай больше сказки,
Обойдемся мы без смазки!”

       - Неплохо, совсем не плохо, - одобрительно произнес редактор, взволнованно дергая себя за член. Но тот его совсем не слушался и не думал подниматься. – Чувствуется, что вкус определенный есть у тебя… Так, что там дальше?..
       “Вот бывает заварушка,
Если я сижу в пивнушке.
Людям пива не хватает –
В моем брюхе исчезает!”

       - Фу, какая вульгарщина! – взвизгнул Хусанбай, багровея. Он был членом Общества трезвости, и терпеть не мог алканавтов[6]. – И это политический памфлет? Где социальная… тьфу, то есть сексуальная направленность стихов? Уходишь, брат, от народа, ой как далеко уходишь!.. Так недолго к нарциссистам прийти.
       - А вы читайте дальше, - спокойным голосом произнес Ежков, давая понять шефу, что, мол, нечего раньше времени кипятиться.

       Недовольно произнеся что-то себе под нос, Бахтияров, выпустил незаметно газ из желудка (от чего все тараканы в помещение передохли, а Ежков едва успел натянуть на нос респиратор) и углубился в чтение. До ушей журналиста доносилось бормотание старого пердуна:
       “Муж кричал: а где ж маркетинг?
Как используем мы петтинг?
А жена ехидно, мол,
Ты опять забыл кондом[7]?”

       …э-хе-хе… что там еще?..

       “Мне врачиха говорила:
Сексу б вам не повредило.
Стала бегать по кабинетам,
       Заниматься там минетом!”

       - Ладно, - наконец произнес редактор. – Можешь идти.
       Ежков хмыкнул и вышел в коридор.
       Заведующий отделом без сознания лежал на полу. Студентка уже скакала на члене другого сотрудника – ответсекретаря Зюзи Сакраментного. Хоть старому хрычу было давно на пенсию, однако, он не потерял прыти и умело направлял свой пенис то в анус, то в вагину, заставляя партнершу издавать дикие крики и сладострастные стоны. Стоявшие рядом женщины от такой сцены кривились. Они просто завидовали.
       - Какое безобразие! Как вам не стыдно?! Трахаться прямо на рабочем месте! – недовольно вопила стотонная Мила Хамраева, которую избегали не только в редакции Рекламно-информационного агентства, но и во всем Министерстве. Один раз она сумела уговорить одного молодого сексота заняться с нею сексом прямо на столе редактора, и в порыве страсти раздавила своим телом все его внутренности. Бедняга даже не успел вскрикнуть. Приехавшая “скорая” только констатировала смерть от тяжести. Семье погибшего направили письмо, в котором Министр Камул Хализов выразил соболезнование и одновременно сообщил, что сексот погиб в бою за сексуальную свободу африканского народа и где-то в Марокко ему поставлен памятник в виде обнаженного бойца с гранатой бросающегося под гусеницы танка (внутри которого сидят черные нарциссисты и подло хихикают).

       Наказать Хамраеву не смогли, так как за нее вступилась Партия феминисток, но с тех пор эту тяжеловесную даму все сексоты обходили стороной. Но поскольку с того времени Мила не имела ни одного мужчину, то с ее психикой стало не все в порядке. Она стала очень агрессивной, наглой и жестокой. Даже специально пошла в клуб дзюдоистов, где от души отделывала мощных мужиков по первое число, часто в болевые приемы включая скручивание мошонки в морской узел. С ней даже тренер-сенсей боялся вступить в спарринг, однажды получив хорошенько по ушам и сломав пару ребер.
       Вот и сейчас, увидев животрепещую сцену, у нее взыграли гормоны, резко поднялось кровяное давление и нервно задергались мускулы. Ежков понял, что он может стать объектом сексуального посягательства, и поэтому резко ретировался из помещения. Вслед за ним рванули остальные. Но один – Павел Шуф, не успел улизнуть и попал в объятия тяжеловесной Мегеры. Все его крики и мольбы оказались напрасными. Мила сорвала с бедного корректора одежду и, плотоядно чмокая, уволокла в свой кабинет.

       Оттуда еще долго раздавались крики несчастного, насилуемого гестаповскими методами. “Не хотел мне дать в рот член, теперь лижи вагину Милы”, - удовлетворенно произнесла Лена Иззатова, слушая прекрасную гамму звуков из кабинета Хамраевой. Впрочем, сексуальные порывы ее еще не оставили и она направилась к Ежкову. Сергей понял, что ему уготована быть честь стать эфебофилом. Но, не желая прямо сейчас совершать коитус, он закрыл дверь прямо перед носом разом вспыхнувшей от негодования юной фотокорреспондентки.

       Оттуда донеслось проклятие:
- Импотент чертов!..
       Но возгласы этой дамы мало трогали журналиста-сексота.
- Уф, - произнес он, садясь в кресло. В этот момент зазвонил телефон.
       - Ежков слушает, - недовольным голосом рявкнул он, поднимая трубку с таким видом, словно это был молот. Впрочем, трубка действительно была тяжелой из-за двухкилограммового подслушивающего аппарата, которую вмонтировали сотрудники УСБ.

       - Скажите, пожалуйста, как мне решить проблему с любрикацией. Не могли бы вы мне помочь? - раздался незнакомый женский голос.
       Было очевидно, что незнакомка ошиблась номером. Ведь в РИА Министерства не занимались вопросами гинекологического характера. Но у Сергея все похолодело внутри. Это был пароль. Именно такую фразу должен был произнести связной из Центрального секс-агентства США. А ведь Ежков, если быть откровенным, совсем забыл об этом неприятном случае, который произошел с ним во время краткосрочной командировки в Штанции Абрелии. Какая-то мадам в кабаке подсыпала ему наркотик, скорее всего “сексуану”, после чего Ежков сам того не понимая подписал какие-то бумаги, совершил несколько половых актов с женщинами, мужиками и лошадьми одновременно, и это все снималось на кинопленку. Сергей не думал, что участвовал в постановке кинофильма о жизни царя Соломона, и догадывался, что лента послужит для гнусного дела – и не ошибся! Его стали шантажировать, показывая, что он настоящий нарциссист и после возвращения домой его ждет электрический стул. Конечно, тогда он оказался завербованным не по своей воле. Но УСБ этого не докажешь. Предатель! – таков будет вердикт секс-контрразведки, и урановый рудник пустыни Салары ему обеспечен[8]. Это в лучшем случае (в зоне он может стать женой какого-нибудь крутого рецидивиста или даже пахана), а в худшем его просто кастрируют и отдадут в руки врачей-садистов, которые, экспериментируя, пришьют ему, например, вместо члена хобот слона, на голову – рога оленя, а на груди – вымя коровы[9]. Таких уродов часто показывали по национальному телевидению в программе “Они предали родину”. Ежков даже содрогнулся, вспомнив одного мутанта, у которого вместо головы был гигантский фаллос с ушами – результат пластической операции доктора Ильясова.

       - Эй, алле, - послышалось из трубки. Собеседница явно нервничала. – Вы не умерли случаем, а? Или мне позвонить в следующий раз?
       - Э-э, нет-нет, все в порядке! Я спец в этой сфере и если любрикация уж очень обильная, я вам помогу, - ответил он свою часть пароля. – Можете подойти ко мне вечером, часов так в семь. Я буду ждать вас по адресу: улица Святой Монахини Люкреции[10], дом четыре, квартира восемь…
Трясущимися руками сексот бросил на аппарат трубку. Его мутило. Его больше бы скрутило, если он узнал, что этот разговор записан на магнитофонную пленку и внимательно прослушивается генералом Ильясовым, который как Кай Юлий Цезарь делал несколько дел:
- слушал голоса Ежкова и неизвестной дамы из динамика,
- пил крепкий кофе с сахаром и сливками,
- трахал в зад своего адъютанта, который морщился от боли и тихо ныл,
- лапал руками секретаршу-прапорщицу, которая была специально направлена на работу в приемную генерала.

И, что самое интересно, ничего не ускользало от него: и то, что телефонный разговор имел прямое отношение к встрече на конспиративной квартире, и то, что адъютант не смазал анус вазелином и поэтому кольцо сфинктера натирает кожу его фаллоса, и то, что кофе явно дешевый, а также малоприятный факт, что груди у прапорщицы дряблые и обвисшие, как у столетней старухи.

       Поняв, что кончить ему при таких обстоятельствах не удастся, Ильясов выгнал адъютанта и прапорщицу, а сам вызвал двух агентов, которые сопровождали Ежкова из дома до служебного кабинета. Как оказалось, это были не оперативники, а штабные крысы, которые умели протирать штаны в туалете и никогда не выходили на охоту. А сегодня их отправили на задание, потому что часть оперативников были заняты другими делами, часть – в отпуске, а остальные болели, спили, занимались коммерцией. Вот и поймали двух оболтусов из канцелярии, всучили им бумажку с заданием, заставили вызубрить основные пункты и отправили на дело. Только половину текста сексисты сразу же забыли.

       - Ну что скажете, уроды? – грубо начал Джахангир. Его тяжелый взгляд словно утюгом прошелся по лейтенантам, только недавно окончивших Школу секс-разведки. Нужно сказать, что мало кто из подчиненных мог выдержать такого психологического давления. Многие просто боялись поднять глаза на генерала. Исключение составили только двое сексистов, и то потому что один был слепым, а другого увольняли за импотенцию и ему было все по “барабану”.
       - Б-босс, - заикаясь, начал один, толстый и лысоватый офицер-капитан, которого звали Ровшан Халмухамедов. Он был старшим писарем в канцелярии. – Мы шли за ним как хвост за лисой. Даже снимали его встречи на видеопленку. Но никаких подозрительных контактов не увидели.

       - Да-да, - поддержал его второй офицер-лейтенант, худой и маленький, в очках, известный под именем Хусан Адылов, который писал всегда со страшными ошибками, хотя и закончил Майорский Геронтологический Университет (МГУ). – Я самолично слизал напиток, которую Ежков вылил в кафе. Ничего секретного или особенного в нем не было – кофе, свежая сперма, сахар…
       Генерал молчал и хмуро смотрел на лейтенантов. Он видел, что перед ним сосунки, не умеющие даже правильно брать член в рот. На таких болванов еще нужно было угробить много времени, прежде чем они станут настоящими профессионалами секс-разведки. Впрочем, из канцелярии мало кто выходил в настоящую разведку.

       Ильясов вздохнул и сказал:
       - Балбесы вы! И цена вам – порванный презерватив индийского производства! Оттрахать бы вас по первое число, но времени нет! Да и не моего вкуса ваши пропорции!.. Значит так, быстро направляйтесь к дому по улице Святой Монахини Люкреции и готовите все к просмотру возможной встречи Ежкова с агентом Центрального секс-агентства. И чтоб все было чисто и безукоризненно! Я должен видеть четкую картинку в своем телевизоре!
       - Есть! – обрадовались агенты. Сегодня их задницу миновала чаша наказания. Они стремительно вылетели из кабинета, словно за ними гнался питон. Им казалось, что генерал резко передумает и потребует их возвращения в кабинет. А какая оргия их там могла ожидать они знали из уст многих сотрудников УСБ.
       Поэтому они решили показать, что и канцеляристы-писаки умеют работать на благо родины. И свое рвение они начали с выполнения особой операции.



[1] “Херчик” - национальная валюта Республики Харыпстан. Сорок “херчиков” равны одному доллару США.

[2] Мало кто тогда догадывался, что это был самый опытный израильский агент и резидент секс-разведки Мойша Цви.

[3] “Целка” - мелкая разменная монета. Сто “целок” равны одному “херчику”.

[4] В Харыпстане это самое оскорбительное прозвище. Даже войны между кланами начинались с этого слова.

[5]Pedigree - собачья пища, но иногда употребляемая в пищу “новыми харыпами” в качестве самого крутого блюда (наподобие черной икры или рыбы-фуги).

[6] Алканавт – труженик алкогольного труда, пионер спиртного космоса. Проживал на территории Экскреметного Союза. В большом количестве сохранился в Рисскии.

[7] Кондом – презерватив, названный по имени его изобретателя – доктора Кондома. Сленг “гандон” возник по ассоциации гондолы – дирижабля, который по форме напоминает стоячий фаллос. Долгое время советские люди считали, что за границей у мужчин члены размером с цеппелин и лишь с приходом капитализма узнали, что это они в социалистический период сосали резину вместо нормальной пищи.

[8] Согласно межправительственным договорам Харыпского Джумхурията и агриганских государств, Салара является местом заключения преступников и для граждан Харыпстана. Правозащитные организации туда не могут сунуть и носа.

[9] Согласно Уголовного кодекса ХД, смертная казнь заменяется на биологические эксперименты (дабы тело зря не пропало и было использовано для жизни других людей)

[10] Известная нимфоманка XII века, переспавшая не менее с десятью тысячами мужчин и женщин. Говорят, даже табун лошадей занимался с нею сексом. Ее героизм был отмечен главой Ринско-негритянской церкви им. Святого Лазарета-II. В ХХ веке Люкреция была возведена в ранг сексуальной святыни.
(Продолжение следует...)