Delirium

Delirium
или
ТРИ ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ МОЕЙ ТЕТУШКИ СО СВОЕЙ КОШКОЙ



Как-то летом приехав к своей тетушке в гости, я узнал две вещи: первая – это то, что у тетушки есть кошка по имени Элеонора II, а вторая, то, что она ведет с ней беседы.

Беседа первая. Гость господина Конрада

«Элеонора, за что ты меня укусила? За что?… Нет, это я знаю! Ты укусило меня за ногу… Почему ты меня укусила? Молчишь… ну молчи. Сколько времени… Как?… уже?...Уже шесть часов? Пора читать Библию!», – сказала она торжественно. Признаться, я, сидевший в кресле спиной к тете и не видевший всего происходящего, подумал, что это кошка должна читать Библию, однако читать начала тетушка, да так, как обычно читают права при задержании…
Через пять минут она отложила книгу в сторону и сказала:
«Думаю с тебя хватит, ты слишком пушистая, для того чтобы слушать Библию в больших количествах… Ну что ж, прыгай ко мне на колени я расскажу тебе историю… Молодец, а теперь слушай», - Я тем временем отложил свою книгу которую перед этим читал и приготовился слушать не менее внимательно, вероятно, чем Элеонора.
Вот эта история:

«Убеждать тебя, моя дорогая, в реальности изложенных ниже событий я не берусь, однако поверить очень рекомендую.
Давным-давно, (проси мне, великодушно, эту фразу) на голом, но очень красивом холме, где в языческие времена придавались нечестивым обрядам варварское племя, был возведен замок тяжелого серого камня. Он подобно груде высился среди тех мест.
Зимой, когда все вокруг было белым, замок казался мрачным, однако зеленой весной, он становился еще угрюмее, по причине безжизненной серости стен.
В этом замке, жил уже несколько лет один рыцарь, представитель древнего рода владевшего замком и окрестными землями. Имя его, впрочем, как и название владения, я озвучивать не стану, такие тонкости совершенно не к чему. Внутри, как и снаружи замок был очень угрюмым, однако, даже постоянная сырость и сквозняки не могли выжить из этих стен своего знатного обитателя. Он устраивал обильные пиры, на которых высмеивал каждого баз исключения гостя и отпускал разного рода шутки непозволительные о вере и церкви, о философии, ну собственно и о политике, куда без нее...
Шутник многих раздражал, (особенно в тот момент, когда они являлись предметами его шуток), но это было ненадолго, и на него особенно никто не сердился. Гости охотно посещали его званные пиры, где можно было поесть, посмеяться, и вдоволь напиться вина.
Конраду, как именуем мы рыцаря, не было еще сорока лет, однако выглядел он сильно  моложе, и был весьма стройным, имея довольно высокого рост. Глаза его обычно блестели, а с губ не сходила улыбка, черные с острыми кончиками усы направленные вверх еще больше подчеркивали ее.

Как-то раз Конрад задумал дать бал. Назначил он его на вечер первого числа бедующего месяца мая и разослал приглашения всем знатным людям, бывшим в это время в стране.
Срок настал! Кого только не было на этом балу!.. Там были и графы и герцоги и князья из разных стран.
Когда вдруг речь пирующих зашла о том, что в Испании последнее время все чаше пылают костры «Во славу Божию» заговорил ранее молчавший хозяин торжества:
«Вот и судите теперь – кто же лучше: Бог, укрывшийся от нас ослепляющим светом или Сатана упрятавшийся во тьме, - сказал он громко. Они так хорошо от нас прячутся, скрываясь под множеством имен, что ни один колдун или теософ не вспомнит сразу всех их имен, и тем более не скажет, где находятся их обладатели. Немедля готов спорить с кем угодно из вас о том есть ли бы Бог и Диавол были бы на свете то они тоже последовал бы на мой пир, ибо я пригласил сюда и их…»
Наступила гробовая тишина. Люди не знали, как реагировать на странные речи Конрада. Один из присутствующих было, поднял руку, чтобы совершить крестное знамение, но остановился и не стал этого делать. Скорчив улыбку он сослался на то, что уже поздно и ему увы придется покинуть общество, со многоженством витиеватых извинений удалился из зала. Его примеру последовали и многие другие.
Оставались же в зале лишь те, кто не в силах был его покинуть по уважительной и легко объяснимой причине чар Диониса и Морфея.
Конрад поднялся из-за стола и направился к выходу.
Тут он заметил, что к нему приближается темная фигура.
- О! Я уж было, решил, что меня покинули все мои гости, кто в состоянии был это сделать, - сказал радостно и удивленно Конрад.
Однако радость его постепенно исчезла. Фигура, медленно приближаясь, стучала шпорами о каменный пол. Хозяин пиршества заметил, что она пристально всматривается в него. Поправив фиолетовый плащ, он спросил:
- Извините, не могу рассмотреть вашего лица. Кто вы?
- Я ваш гость, - заявила фигура низким голосом. – Позвольте спросить, как вы думаете: правда ли, Бог, «скрывается», как вы изволили сказать, Светом, а Сатана прячется во Тьме?
- О, ваша милость я и не думал, что столь малый каламбур, сыграет столь значительную роль на этом балу.
- На этом Балу, как вы выразились, - таинственным голосом произнес незнакомец, - ваш каламбур пришелся как раз к месту, а вернее ко времени. Я, знаете ли, скоро покидаю эти места, и думаю вас с вашим юмором взять с собою.
Тут, вероятно Конрад понял, кто перед ним и решился бежать, но сделать этого не смог.
На утро следующего дня недалеко от входа в зал было найдено мертвое тело господина Конрада завернутое в плащ. Лицо его с широко распахнутыми глазами выражало смертельный ужас. Его окаменевшие веки так и не удалось закрыть и помутневшие мертвые глаза продолжали смотреть как тело их обладателя медленно закрывают крышкой гроба.
Эпитафией на его могиле была избранна строка: «Вечно молчащий - вечно живущий», говорят, что эти слова были сказаны самим покойным.
Теперь уже нет того замка, где жил Конрад, но тот замок остался в памяти людей, а память людей – это вечность, та вечность, в которой ныне пребывает и «Мона Лиза» в момент ее создания, и Александрийская библиотека, и наша старая кухня, которую мы перестроили в гостиную», - завершила тетушка.


Беседа вторая. История о тетином отце

На следующий вечер в тоже время, что и вчера, я дабы удовлетворить любопытство принялся ждать «второго сеанса», пододвинув кресло поближе к огню камина, так, как оно стояло прежде. Вскоре явилась тетя и назидательным голосом прочтя «Послание к Коринфянам», вновь обратилась к кошке с речью:
«Элеонора, ты все поняла?.. эх боюсь не все, боюсь что нет еще на свете той кошки, запитая (она так и сказала «запятая»), которая смогла бы понять всей глубинной мудрости этой книги… Это тебе не Книга Мертвых, не Дао де Цзин и не Авеста - это Библия!! (она, как мне кажется, подняла в этот момент указательный палец) Библия! Её ценили все великие Святые, доктора и отцы Церкви, а это о чем-то да говорит... Святой Джеронимус, как Томаз Аквинад, Бенедикт фон Лейден… ты верно их и не знаешь!»
Тут сделав многозначительную паузу, тетя сказала заветную фразу:
«… Ну что ж, прыгай ко мне на колени, я расскажу одну интересную историю.

Мой покойный отец как-то раз на ночь рассказал мне эту страшную историю, и до сих пор я не знаю, есть ли в ней правда или нет: «Знаешь ли, кто была твоя бабка?.., - говорил он медленно и серьезно, - сейчас ей было бы уже семьдесят, однако, тогда когда тебя еще и на свете не было, она уже выглядела, как древняя старуха не знавшая плодов прогресса.  То была плата за грехи!
В день, когда я видел ее последний раз она уже не была способна к движениям, седые волосы устилали всю ее подушку, казалось, что из нее извлекли все краски, оставив ее белой, как статуя. Я был просто поражен, когда узнал что эта женщина – моя мать. Сначала я не поверил, но, вглядевшись в ее черты и послушав ее речи понял, что к великой скорби – это она. Твоя бабка вся была белее снегу, ее глаза были белые, ее кожа была белая, ее ногти и даже ресницы были белы как бумага. В то время я еще был священником. Чтобы исповедать ее, перед тем как она покинет этот мир, я принес святые дары. Но как-то, почувствовав их присутствие в комнате, она завизжала, таким страшным голосом, что мне пришлось унести их.
«Мое грешное тело не выносит ничего церковного, – сказала она. – Дни мои сочтены. Сегодня я умру. И заклинаю тебя, после моей смерти, три ночи служи по мне молебен. И не дай «ему» забрать мое тело. Положи его в железный гроб и прибей тот гроб к полу, да так, чтобы и десять мужчин оторвать не могли, а двери закрой на засов и сам засов закрепи. Предприми все что угодно, чтобы Великий Охотник, не смог забрать моего тела и души…»
Что ты думаешь, было потом?
Нет, все пошло совсем не так как у Саути. Она умерла. Я отслужил по ней три ночи, похоронил ее и ушел из священников. Все "интересное" началось потом!
Как-то я проходил мимо виселицы, на которой болталось тело висельника. У него не было обеих рук, которые видимо, отрезали, как талисманы. Ворон огромных размеров сидел на плече его и громко каркал. Я посмотрел прямо на него. Ворон, заметив это, взглянул на меня и пригнул голову как бы поклонившись, я удивился, но также смеха ради поклонился ему. «Вероятно, несчастный висельник был фокусником, а злополучная птица его «дрессированной вороной»», - подумал я тогда. Ворон каркнул и перелетел на соседнее дерево. Я не отводил глаз. Ворон каркнул еще раз и словно ожидая чего-то взглянул на меня своим черным вороньим глазом. Повинуясь немыслимому зову я отправился за ним: ворон перелетал с дерева на дерево, каждый раз каркая и дожидаясь меня, а все шел следом. Когда деревья кончались, он стал вальяжною походкой, характерной этой птице, идти по дороге. Вскоре я увидел вдалеке кладбище. Ворон, заметив это, перелетел прямо к нему и сел на ворота. Я понял, кто он и куда ведет меня: без сомнения, то был не ворон, а злой дух, направивший мои стопы к могиле бедной моей матери... Войдя в старые ворота и пройдя по заросшей мхом извилистой дорожке, я очутился, наконец, перед тем местом, где когда-то лежало бренное тело ее.
С трудом узнал я в сгустке расплавленной бронзы, фигуру ангела когда-то венчавшего разбитый на куски мраморный постамент. Земля была взрыхленной, и казалось, будто из нее извлекли гроб.
Позвав гробовщика, я потребовал немедленной эксгумации. Гробовщик, увидев то, во что превратилась вся могила, отказался рыть. Взяв лопату, я с легкостью разбросал землю и дорылся до гроба. Краем лопаты я со странной легкостью открыл крышку которую, помнится, наглухо забивали гвоздями. Гроб оказался пуст», - вот так…
Теперь уже не знаю я, правду говорил мой отец тогда, или просто решил попугать на ночь, ведь умер он, когда мне было пятнадцать лет. Вот только говорил он так серьезно, будто и сам натерпелся страху не меньше меня, слушавшей его тогда», - сказала тетушка и, взяв кошку, отправилась спать.

Беседа третья. Гость господина Ултора

На завтра я уже был экипирован шахматным столиком, тетрадью пером и чернилами, орудиями призванными служить правде, дабы я мог дословно фиксировать сказанное моей дорогой тетушкой, и не рассчитывать лишь на скромные возможности собственной памяти. Все выше указанные приспособленья я спрятал за ширмой, где сел и сам, чтобы не смущать тетушку. Со все возраставшим любопытством я прослушал лекцию о жизни бедняги Иова дождавшись наконец самого главного:
«Элеонора, Иов не выдержал проверки Господней. Мы же должны. Бог смотрит и за людьми и за кошками. «Не кусай руки, подающей еду, и не царапай ее!» так велит кошкам Священной Писание, - величественно проговорила тетя, с укоризной. - Ты все поняла?..
Выглянув из-за ширмы я заметил, как кошка смущенно опустила глаза.
Тут сделав многозначительную паузу, как и в прошлый раз, тетя моя произнесла долгожданное:
«… Что ж, пожалуй, я расскажу тебе одну перешедшую мне на ум историю. Это история про Ултора.

Он сидел и смотрел на отблеск свечи на белой вазе с красными цветами внутри и слушал старую музыку (Пахельбеля, возможно), в тот момент, когда вошел граф фон Крюкау.
«Вы, как всегда точны, граф, как по расписанию», – сказал Ултор. Граф снял цилиндр, обнажив белую лысую голову, голову с вытаращенными глазами. Он улыбался, своей ужасающей улыбкой, во весь рот. Кивнув Ултору, он показал на дверь.
Настал тот миг, когда человек должен идти в черный замок по ночной дороге и вдыхать удушающий запах полыни.
Ултор вздохнул, надел пиджак из черного бархата, накинул плащ и застегнул на шее белое жабо. Взяв трость со шпагой, он медленно направился к двери.
«Я не поторопился и не пришел позже. Расписание точно по мне. Вы можете не торопиться, но не можете вернуться. Вы можете идти, но не стоять», - словно из неоткуда, в голове Ултора родились эти слова.
Что? – спросил он у графа.
Тот удивленно посмотрел на него, наклонив голову, и вновь заулыбался. «Сколько ему лет?», – вдруг подумал Ултор и тут же вновь из ниоткуда получил ответ «От нуля и до бесконечности…». На вид же графу было лет сорок, у него не было ни единой морщины, но лицо его в тоже время не выглядело молодым, он был не худым, но и ничуть нетолстым, ростом около метра девяносто.
Граф открыл дверь и приглашающим жестом заставил Ултора выйти. Они спустились по лестнице красивого когда-то, но и сейчас еще сохранившего потрепанную важность, старого здания и вышли на улицу.
Тихо прошли они весь сонный ночной город почти до самой окраины. Войдя во вклинившийся одной частью в него лес, они шли еще столько же, до тех пор, пока вдруг перед ними не предстал на фоне красной зори черный замок, в котором горело каким-то древним желтым светом всего одно окно.
Невыносимо долго тянулась извилистая дорога к замку. Уже не медленным шагом, а бегом мчался Ултор к поганому месту, лишь бы преодолеть проклятую дорогу, но к его несчастью двигался при этом ничуть не быстрее чем раньше…
От нуля до бесконечности один лишь шаг, но шаг большой и страшный.
Струя дикого аромата полыни лилась, перекатываясь в тягостном эфире то сгущаясь, то почти растворяясь. Окно в замке погасло, фигура Ултора исчезла, а солнце так еще и не поднялось.

Много еще историй, если их так можно назвать, я мог бы услышать от моей тетушки, но дела заставили меня ее покинуть. Позвольте на этом закончить и мое повествование.

Германия, 2006-24-04