Сфера Барковского

ЛЕВ ХАНИН















Сфера Барковского
( или муха цэ-цэ)











ТРАГИКОМЕДИЯ











Новосибирск 2001 год








Действующие лица




Барковский Юрий Альбертович – Лет сорока, сорока пяти, несколько месяцев в году проводит в горах в поисках мумиё.


Батюшка – Человек в рясе.

Заргаров Валерий Александрович – Бывший оперный певец, бывший председатель правления им же разоренного банка. Лет около шестидесяти. Седовлас и вальяжен.


Ольга Петровна – Приятная дама, лет тридцати пяти.


Хрущак Юлий Анатольевич– Человек лет шестидесяти, бывший начальник Первого отдела крупного завода. Иногда удачно прикидывается дураком.


Кумок Виктор Александрович – Бывший философ, ныне финансовый магнат, заработавший деньги на металлоломе. Обе профессии наложили на него глубокий отпечаток. Своих пятидесяти, как и лысины не скрывает.


Гундарев Виталий Степанович – Глава Администрации отдалённого района. Вполне мог бы быть и Премьер-министром.


Кочетков – Корреспондент местной газеты, нагловат и искренен одновременно. Лет тридцати.


Буфетчица.

Светлана Анатольевна. Секретарша. (Милая девушка, всем годится в дочери. Тип читательницы журнала “Космополитен”)

Господин в штатском и четверо в камуфляже.

Действие происходит в последние три месяца 2000 года.





Действие первое


Сцена первая


Освещён стол, захламлённый остатками недавней попойки. К столу тянется рука, неуверенными движениями, сметая лишнее, нащупывает бутылку с остатками жидкости и исчезает вместе с ней. Слышны звучные хлебки (как в рекламе пива) бутылка падает. Всё затихает.
Утро. Высвечивается комната, заставленная уцелевшими остатками благополучия. Разрозненные предметы мебели и стеллаж, набитый книгами. На стене висит репродукция картины Брейгеля “Притча о слепцах”. Человек почти одетый (рубашка и штаны) с трудом подымается с кровати, и, пошатываясь, доходит до одиноко стоящего шкафа открывает скрипящую дверцу стеная, что-то ищет.
 
Барковский. Смертушка, где ты? Милая, забери меня! Что ж я не издохнул в младенчестве? И зачем меня мама родила? Товарищ Сталин был против абортов? Спасибо ему за моё счастливое детство! И пусть он будет проклят за мою несчастную зрелость! “Их бин арм. Их бин кранк”. Гёте, что ли так говорил? Разбогатею, куплю пистолет и застрелюсь из него. Как болит голова.

Находит коробку. Роется в ней и достает какие то таблетки.

Звонок в дверь.

Барковский. Кого чёрт принес?

Наливает в стакан остатки минералки, торопливо глотает лекарство и идёт открывать дверь.
Входит джентльмен в рясе. В руке держит телефонные счета.

Поп. Тут проблема. Помните, три недели назад телефонные мастера перепутали наши номера. Вы говорили по межгороду. Здесь на 22 рубля и 73 копейки!

Барковский не споря, лезет в карман. Вытаскивает горку мелочи и несколько смятых бумажек. Начинает считать. Потом, утомившись, протягивает всё.

Барковский. (Оправдываясь) Да я только в Бердск и звонил. (Пытается шутить) Если, что лишнее, на нужды церкви.

Поп. (Серьёзно) Думаю, православные в этой мелочишке не нуждаются.
Барковский. Я где-то читал, что любая лепта, угодна Богу!
Поп. Если только она от смиреной вдовицы!
Барковский. Я, в некотором смысле она и есть.
Поп. Нет уж, давайте разочтёмся. (Возвращает лишнее)
Барковский. Мой поклон вашей супруге.

 Протягивает батюшке руку, которую тот как бы не замечает. Барковский старается незаметно её убрать.
Поп уходит.

Барковский. (Схватившись за голову). С утра Поп. Это же примета! Хорошая или плохая? А для атеиста? Ишь ты и руку не подал. Или вид у меня такой?

Телефонный звонок. Подымает трубку.

Барковский. (Слабым голосом) Валерий Александрович? Чем обязан? В гости ко мне? Как это ты себе представляешь? (Объясняет) Дома чёрт знает что. Я уже не женат. Голова… болит. Анальгин последний был и тоже кончился. Почти всю аптечку жена забрала при разделе. Все смерти моей хотят! Куда я её дел? Смерть или жену? Смертушка сама придёт. А жену уже подобрали. Тебе-то, какая разница кто? Есть, люди есть, не брезгующие объедками. Ты, кажется, с Людмилой Витальевной был не в очень хороших отношениях. Хотя во времена моих экспедиционных отлучек…. Кто вас знает? Ладно, верю! Да мне всё равно. И тогда было наплевать, а сейчас тем более. (Пауза). У меня разоренная “берлога холостяка”. Не боишься? Тогда неси пиво и шмакодявку. Желательно “Старорусскую”. Нет, “Новорусской” ещё не придумали. (Пауза). Конечно, жаль. Скажи “Попокатепетль” Произнести не можешь, а гордишься, что трезвый. Допускаю, что когда ты пел в опере, ты этого не знал, но когда-то ты управлял банком, и спрашиваешь меня, что это такое? Эх ты! Это у меня голова болит. Ладно. Жду.

Кладёт трубку. Продолжает рыться в коробке с таблетками. Звонок.

Барковский. (Снимает трубку). Нет, нет, нет! Не живут здесь такие. Какой город? Вы меня спрашиваете? Это Новосибирск. Нет, это не Санкт-Петербург! Он милочка на другом континенте – в Европе – там, где его Пётр Великий основал! А наш город Николай Второй “Кровавый” и в центре Азии. Разницу улавливаете? Так-то!

Кладёт трубку.
.
День только начинается. Осень со снегом. Невыносимо.

Звонок. (Раздражённо). Кому это с утра я ещё понадобился? Сколько у меня товара?

Меняет интонацию, деловым тоном.

Немного, уважаемая, немного. Грамм 15. Цена, миленькая, если всё заберёте, то по 20 у.е. Что значит откуда? Из Саянских пещер! Гигиенический сертификат имеется. Выдан Академий трансцендентальных наук. А пошутить нельзя? Да, разумеется, есть, есть, если надо, и от санэпидемстанции. Если срочно, то приезжайте ко мне. Я, к сожалению, не могу выйти из дому. (Диктует адрес). Да, цена за грамм, вы понимаете. (Пауза). У Вас чарующий голос, и внешность, догадываюсь, соответствующая. Конечно, увижу!
Кладёт трубку. (Размышляя). Для того, чтобы почувствовать вкус свободы надо быть женатым хотя бы раз.

 Приносит пакет и начинает убирать со стола. Смахивает бумажку. Она медленно опускается на пол. В пароксизме любопытства Юрий Альбертович, охая, падает на четвереньки и достаёт её. Встаёт и читает по складам.
 
Барковский. Чек, сумма –цифрой 17000000 рублей, прописью то же, выписан 19 октября 2000 года на Барковского Юрия Альбертовича Паспорт. Серия …Номер….Выдан.

Достает паспорт из пиджака сравнивает паспортные данные – те. В изнеможении плюхается на диван.

Барковский. Вот оказывается к чему с утра Поп. К деньгам! Жаль, не каждый день встречаемся!

Звонок в дверь. Барковский не спеша, открывает. Входит Валерий Александрович Заргаров с пакетом. Не обращая внимания на хозяина, Валерий Александрович выгружает кое-что на плохо очищенный стол и, наконец, видя ступор Юрия Александровича, спрашивает.

Заргаров. Что это с тобой, милейший? Никак мумия собственного обожрался?

Наливает в стакан пива. Протягивает.

Заргаров. У меня с собой и анальгин есть, но из всех напитков, важнейшее для нас пиво. Пей! Это тебе и доктор пропишет.


Барковский, не выпуская из руки чек, выпивает. Но продолжает оставаться в состоянии полного обалдевания. Заргаров смотрит на него, наливает себе и выпивает. Наконец обращает внимание на синенькую бумажку и, запихивая себе в рот кусок, жуя и морщась, спрашивает.

Заргаров. Что это ты в руке чек держишь? Я, как Председатель правления бывшего уже Банка прогрессивного регионального развития, знаю цену этим бумажкам.
Барковский. – Ты знаешь, 99% вопросов жизни, это вопрос денег, а один процент вопрос жизни и смерти.
Заргаров. Когда это ты успел посчитать?
Барковский.- В промежутке.
Заргаров. – Между жизнью и смертью?
Барковский. Да это неважно, я просто думаю, что и оставшийся процент это тоже вопрос денег. Вот, смотри.

Протягивает чек.

Заргаров. Что я чеков не видел, я, брат столько этих бумажек перевидал, что тебе и не снилось.
Барковский. Нет, нет, ты посмотри!

Заргаров. Неспешно достаёт толстые пенсионерские очки и внимательно рассматривает бумажку. Переворачивает и читает

Заргаров. “на хоз.-операционные расходы”, подпись директора Кумка. ЗАО “Металлы Сибири”. (Пауза) Разве ты с ним знаком? Это миллионер! Богач. Контора известная. Угораздило же его выписать тебе семнадцать миллионов на “посудо-хозяйственные нужды”.
Барковский. Я его не знаю! Во всяком случае, не помню. Потому что не помню ничего. Расчёт с клиентом был, а потом … что-то было, не могло не быть, но не помню.
Заргаров. Сейчас будем вспоминать миллионер хренов, с меня ещё четушку стряс!

Наливает ему и себе из “маленькой”.

Заргаров. (Недоверчиво). А паспорт, что, он всегда при тебе?
Барковский. Паспорт он всегда со мной, как совесть. Когда ты не совсем трезв, то эта книжечка лучшее средство не попасть в вытрезвитель. К несчастью, не всегда действенное.

Выпивают.

Барковский. Чтобы вспомнить то, что запамятовал, психологи советуют восстановить похожую ситуацию, и тогда есть шанс, оживить память. Ведь не мог же я не зайти в какой ни наесть центр духовности? Но в какой?
Заргаров. Во - первых, их много, а во - вторых, вспоминая, ты окончательно подорвёшь здоровье. Чтобы память заработала тебе придется выпить сегодня не менее вчерашнего. Но тогда ты забудешь сегодняшнее, и, чтобы вспомнить его в свой черёд, придется повторять в том же объёме завтра. И так без конца, пока не помрёшь от “белой горячки”.
Барковский. Страшная картина! Хотя, чего люди только из-за денег не делают!

Берёт “маленькую” и с сожалением, но по честному, разливает остаток по рюмкам.

Заргаров. Позвони Кумку, он расскажет, если вспомнит.
Барковский. Вдруг он забыл меня, как я его? Или такое напомнит!

Заргаров достаёт из пакета большую бутылку “Флагмана”.

Барковский. “Флагман”? Адмирал! В какие моря океаны изволите отплывать?
Заргаров. Пять лет как у банка лицензию отозвали. Юбилей, можно сказать.

Барковский. Осторожно кладёт чек на стол, потом подумав, аккуратно, не складывая суёт в карман пиджака.

Барковский. Ладно, вспоминать, не поминать! Хорош же ты был в председателях. … Доливает рюмки по полной и выпивают.
Барковский. Но откуда у меня этот чек?
Заргаров. Там написано. От Кумка. Не замечалось за ним, чтобы деньгами швырялся. Хотя, кто что знает? Может он в тайне содержит консерваторию или серпентарий? Жёсткий он человек. Но не всем быть такими мягкотелыми как я.
Барковский. Помню я мягкотелость твою. Летал высоко и никого из старых знакомых в никакой телескоп с микроскопом не различал. Меня, меня, …даже в упор.
Заргаров. А чего на тебя смотреть? Вокруг такие люди крутились. А ты как путешествовал за мумиём при большевиках, так и при антисоветчиках его где-то роешь. Честно, как ты производишь это Алтайское мумиё?
Барковский. Во-первых, Саянское. А во-вторых, поехали со мной в горы, и увидишь, как я его добываю. Это настоящая работа, а не распихавание чужих денежек по разным карманам. Люди тебе доверились, а ты?
Заргаров. Меньше патетики, дорогой. Проводить время на лоне природы, с пользой для себя опустошая её кладовые, и при этом делать вид, что спасаешь человечество. Не лицемерь. А что касательно денег… Я там был.… Не я там был. Всё равно их бы не стало. Время было такое.

 Тянется за рюмкой и сшибает бутылку “Флагмана”. Она разбивается о железную ножку стула. Друзья задумчиво разглядывают осколки и лужу.

Заргаров. Жаль, а денег больше нет.
Барковский. Слышен голос бывшего председателя правления.

Суёт руку во внутренний карман пиджака достаёт бумажник. И убеждается, что он пуст.

Барковский. Но где же я был вчера? Я клиенту отдал 10 грамм продукта. Он, разумеется, отдал мне за него деньги. Не мог же я пропить 10 грамм мумия.
Заргаров. (С издёвкой). Мог, мог, и ещё как мог! В компании!. Жаль, не в моей.
Барковский. Знаешь, сейчас дама за продуктом придёт, и денег мальчикам принесёт. А пока мальчуганы приберутся. Поминки после.

(Приносит всё необходимое для уборки и, беседуя, собирает осколки).

Заргаров. А может, проверим твой чек. И получим по нему…
Барковский. Мы не по нему, мы по морде получим. Сумма не шуточная! И вообще… Я человек не нравственный, но честный. Пока не разберусь, что и откуда…

Звонок в дверь.
Барковский тащится к двери, открывает её. Входит небольшенькая, но решительная женщина. Рекомендуется – Ольга Петровна.

Ольга Петровна. Мы с Вами договаривалась о мумие.

Заргаров внимательно разглядывает вошедшую.

Заргаров. Оля, ты не узнаёшь меня?
Ольга Петровна. Валерий Александрович! Вы тоже торгуете (с сарказмом) мумиё?
Заргаров. Я здесь как финансовый консультант.
Ольга Петровна. Да уж, услуги ваши дорогого стоят. Давненько, однако, мы с вами не встречались.
Заргаров. Обстоятельства, дорогой друг, обстоятельства.
Ольга Петровна. Да, конечно, обстоятельства. Идёшь мимо с дамой и не замечаешь. Поздороваться не соизволили.
Заргаров. Да с женой я был. Но теперь дело другое. Милая Оля, здравствуй! Я готов извинится более конкретно.
Ольга Петровна. Ну-ну. С какой интересно женой? Ты тогда был в состоянии между очередными браками.

Достаёт и протягивает визитку.
 
Ольга Петровна. Домой не звони. Муж не поймёт или, что не лучше, наоборот, поймёт. А в контору, пожалуйста. (Барковскому) Кстати, где продукт?

Барковский подходит к шкафу и достаёт нечто в маленьких пакетиках.

Барковский. Вот, извольте получить. Между друзьями всё точно, но можете проверить.

Достаёт аптекарские весы.
 
Барковский. Взвешивайте.
Ольга Петровна. (Проверяет). Правильно. Вот деньги.

Пока Юрий Альбертович их пересчитывает. Валерий Александрович наклоняется к Ольге и шепчет ей что-то на ухо. Та смеётся и качает головой.

Ольга Петровна. Нет, не сегодня. Позвони, господин экс Председатель через два дня, там придумаем что-нибудь. А то, что-то вы разогнались. И вообще…Ты болеешь, плохо выглядишь.
Заргаров. Я плохо выгляжу, оттого, что болею, но не болею, оттого, что плохо выгляжу!
Ольга Петровна. Острите всё (Барковскому) А сертификат? Вы же обещали.

Барковский достаёт из папки две бумаги протягивает.

Барковский. Виноват, запамятовал. Извольте получить. Обратите внимание на синюю печать. Кушайте на здоровье. А мы вот пошли за “флагманом” пока “ветер в наши дует паруса”.
Заргаров. "Куда ж нам плыть?"

Уходят. В комнате темнеет. Её заливает серебристое свечение. Музыка торжественная и печальная.

Сцена вторая

Та же комната.
 
Дверь открывается, и заходят друзья. И Ольга Петровна.

Заргаров. Оленька, душа моя, совпали мы сегодня. Мумиё не денется никуда.
Барковский. Сейчас будут оживать главы из монументального свода воспоминаний "Былое и Дамы".
Ольга Петровна. Воспоминания? Это много воображения и немного памяти!

Втроём быстро, перестилают стол, откупоривают, режут, протирают рюмки. Привычная и радостная суета.
Рассаживаются. Пауза. Барковский разливает и смотрит на гостью.

Ольга Петровна. Жизнь людей сводит, как и разводит - случайно. И расстаёшься без сожаления, и встречаешься без радости. Но приятно встречаться с людьми своего круга. Что ж, за встречу!

Выпивают.

Ольга Петровна. (Продолжая) Если ты мелочь, то водись с мелочью, если ты председатель банка, то общайся с губернаторами, мошенниками, соискателями больших и малых кредитов и прочей шушерой.
Заргаров. С каких Оленька пор ты стала вещать, как философ стоик? Люди везде люди, но у одних есть деньги, а у других нет. Вот и вся разница.
Ольга Петровна. Разница в том, как их добывают.
Заргаров. Как добывают, как проживают! Нам то что? Мы люди маленькие. В экономическом смысле. А жизнь и смерть одна у всех. У больших, у маленьких… какая разница? Нынешние Рокфеллеры из немолодых, проводят время в обычной рюмочной. И ничего, похожи на обыкновенных людей. У них развита способность к наживанию денег, в то время, как у остальных в основном к их проживанию.
Барковский. А вы Валерий Александрович правы. Я ведь вчера в этом убедился. Эксперимент, опасный для моей жизни в полном объёме можно не проводить.

Опять наливает в рюмки.

 Барковский. Всё довольно просто. После акта купли продажи, зашёл я в “центр духовности” на углу Писарева и Красного Проспекта. Знаешь. Весь в зеркалах …
Ольга Петровна. Извините, Вы, случайно не учёные-экспериментаторы? Я боюсь экспериментов. Вот, например, с вами, Валерий Александрович был уже эксперимент. Однажды. И закончился, так себе, неудачно.
Заргаров. Оленька, всё будет хорошо. Эксперимент то - мысленный!
Ольга Петровна. Шутник! Умолять даму о свидании и тут же заявлять, что эксперимент будет мысленный? Или вы способны только на такой?
Заргаров. Речь идёт не о нас с тобой, дорогая, мы натуропаты. Экспериментировать будет наш мумиё добытчик.


Сцена третья


Небольшая на пять столиков забегаловка. Её украшает витрина с разноцветно подсвеченными бутылками и зеркалами, каковые есть даже на потолке. Заметно, что это помесь бывшей рюмочной, с новомодными веяниями в общепите. За одним из столиков сидит невесёлый посетитель. Нальёт, подумает, выпьет. За другим сидит, положив голову на руки, пожилой господин и иногда поднимет её, чтобы обвести взором, помещение и тоже иногда наливает рюмку.
Барменша, немолодая тётя, толстая и наглая. Раньше она же была просто - Буфетчица. Называет общающегося с ней нетрезвого человека - "мужчиной", в "мужчине" узнаётся Барковский.

Барменша. Мужчина, вот все ваши деньги.
Барковский. Мама, я сейчас как тебя (наклоняется к ней, и что-то шепчет, барменша отшатывается) Я человек небогатый. Когда я даю сто рублей за 200 грамм в 24 рубля, то я хочу видеть вместе с огурчиком сдачу в 76 рублей, но я вижу 10 рублей. Я не спрашиваю, почему вам не стыдно, когда мне, постоянному клиенту всё время льёте палёную водку! Я спрашиваю, где сдача!

Барменша протокольным голосом.

Барменша. Если вы, мужчина, будете выражаться дальше, вызову милицию. А наливаю, что мне привозят. Кстати. Я в руке держу, то, что вы мне дали.
Барковский. Мама, вызывай кого хочешь, но отдай мне мои деньги. А то, что я бы охотно дал тебе в руки уже не удержишь. Стара матушка. Так что - я жду!

Протягивает руку ладонью вверх.
Внимательно глянув на него и на человека одиноко сидящего в глубине зала, буфетчица, как бы впервые увидев ящик кассы и радостно объявила

Буфетчица. Ну, извините! Да вот она ваша сотня, на полу валяется!

Достаёт из фартучного кармана купюру. Барковский снисходительно наблюдает её нехитрые ужимки.

Барковский. Ну, вот так бы сразу. Хотя не всё сходится с арифметикой. За вами ещё сдача. Интересно бы узнать, где вы ещё держите такие бумажки, неужели в платяном шкафу накапливаете?

Берёт стакан и сдачу, подходит к посетителю одиноко сидящему перед графином с прозрачной жидкостью.

Барковский. Вы не будете возражать, если мы совместно проведём часть времени отпущенного нам судьбой?
Кумок. Не возражаю.
Барковский. Поговорить хочется.
Кумок. Бывает.
Барковский. Видали, да? Эту сцену у ручья, а?
Кумок. Почти ежедневно наблюдаю. Этот фонтан непервосортных горячительных напитков приносит доход в основном этой даме.
Барковский. Что поделаешь, у каждого свой, как нынче говорят бизнес. Я, например, похищаю из кладовых природы, её сокровища. А чем вы занимаетесь, если не секрет?
Кумок. Вы геолог?
Барковский. В некотором смысле.
Кумок. Как это?
Барковский. Я добываю мумиё! В Саянских дебрях нахожу места, где оно ещё есть, попутно резко поправляю здоровье, которое гроблю после его продажи.
Кумок. Действительно, природа любит равновесие.
Барковский. Вы знаете, есть красивое слово "Апейрон"?
Кумок. (Оживляясь). Разумеется. Греки им обозначали полноту всего бытия, что, вообще говоря, равно небытию.

Барковский потрясённо привстаёт и протягивает руку. Представляется.

 Барковский Юрий Альбертович.

Визави повторяет его движения.

Кумок Виктор Александрович.
Кумок. В этом смысле я тоже геолог. Занимаюсь продажей металлолома. Его оказалось столько, что я ни в чём не чувствую финансовых утеснений.
Барковский. А “Апейрон” откуда?
Кумок. У меня диплом философского факультета МГУ.
Барковский. Что жизнь с человеком делает! Как это вас угораздило совместить философию с металлом?
Кумок. (Рассудительно) Как философ, я занимался материей абстрактно, теперь, когда времена изменились, работаю с её конкретными видами. С ломом стали, алюминия и чугуна, в частности. Образование, даже богословское, никому ещё не помешало. За “Апейрон!”

Чокаются и выпивают.

Барковский. Отчего ж, богословское, хотя я читал, где-то о попах марксового прихода. Верно говорят, что теория коммунизма сродни теологии?
Кумок. Не ломайте себе голову. Любая идеология сродни теологии. И тут и там необходима вера, а думать в любой идеологии и теологии одинаково не приветствуется.
Барковский. Извините моё любопытство, но люди с вашими доходами, если верить прессе, досуг проводят по иному, казино, стриптизы, рестораны дорогие, ночные клубы.
Кумок. Я человек простой. Философ по образованию, киник, по убеждениям. Люблю привычный уют.

Поднимает стаканчики, наливают каждый себе. Чокаются.

Барковский. Помнится, люди нашего времени пели о “презревших грошовый уют” А я тем более люблю привычный уют, даже если он будет трижды “грошовый”. После своих путешествий так намотаешься, таких страстей мордастей наглядишься, что любая забегаловка кажется вечной и прекрасной как Эрмитаж со всем его содержимым.
Кумок. А мне кажется, наоборот, общение с природой… сам когда-то сплавлялся с друзьями физиками. Такая красота, что не верится, что такое может быть. Да и какие страсти-мордасти в Саянах? Крокодилы, кажется, там ещё не завелись. А к людям, судя по всему, вы уже привыкли.
Барковский. Это взгляд со стороны. Я такое там видел, не приведи Господи. Крокодил нежным существом может показаться.
Кумок. Вы не показались мне чрезмерно впечатлительным. Разве, что после этого.

Кивает на пустые стаканы и заодно наполняет их.

Барковский. Что вы, там я на тяжёлой и опасной работе. Здесь иногда себе позволяю… расслабиться. Конечно, запасы спирта имеются, на случай общения с аборигенами. (Показывает на пустую посуду). А наши запасы уже иссякли. (Подымаясь) Зачерпну из фонтана.

Подходит к стойке, вполголоса делает заказ - большая бутылка и что-то в тарелочках. Приносит на столик и расставляет.

Кумок. Лукулл угощает миллионера?
Барковский. А почему бы и нет? Не всё вам платить.

Буфетчица. (Негодуя). А из-за ста рублей так разорялся! Сволочь. На 1857 рублей набрал и хоть бы что!

Барковский проверяет сдачу.

Барковский. (Буфетчице) Всё правильно. На лету правила арифметики схватываете. Способная моя. Вы их, наверное, раньше не знали, а?
Буфетчица. Опять оскорбляете?


Во время беседы бутылка выпивается. Сначала наливают по очереди, а потом каждый себе. И следующую бутылку берёт Барковский – в этот раз виски.

Кумок. А не вредно-то после родной водки пить шотландскую самогонку?
Барковский. А, всё равно. Хуже не будет, но и лучше не станет.
Кумок. Что – ж, вы ко всему равнодушны-то?
Барковский. Минуточку, “наполним бокалы”, и я такое расскажу! Тут поневоле станешь индифферентным. В горах бывали? Представите: Распадок, река шумит. Ночь, костёр…
Кумок. Ну да, "Ночь, улица, фонарь, аптека …"
Барковский. Будете перебивать, начну читать собственные стихи. (Выпивают. Рассказчик держит паузу).
Барковский. Костерок уже догорает. Поздно. Такая тишина, что чувствуешь, как время целует тебя в душу. Чувство неописуемое. Плывёшь в этом ощущении. И один ты на планете всей. Приятно и одновременно жутко.
Кумок. Знакомо. В такой ситуации, всё, что угодно причудится может …
Барковский. Но здесь не то. Объяснить то как? К примеру, идёшь почти трезвый по улице Кропоткина, а там вместо магазина “Меркурий” стоит фрагмент Кремлёвской стены и часть “Спасской башни”. Подходишь, трогаешь, а там кирпич старинный, ну, всё, думаешь, точно, что-то стряслось…. Так и здесь. Чувствую, что-то мешает, как невозможная деталь на картине... Ночь как ночь, не первая такая благостная, но тут свет вспыхнул за спиной. Даже пламя костерка исчезло. Трава засеребрилась. Тени от сосен к Луне протянулись, а не наоборот, как полагается. Свет, как на восходе солнца, для рассвета рано. Ночь, часа два. Река в распадке шумит. И как бы не происходит ничего! Понимаете, ничего. И тут возникает в метрах десяти… Нечто…
Кумок. И что это вы этакое узрели? Марсианина?
Барковский. Почти угадали. Сияющий многогранный кристалл. Завис слева от меня. Холодный, яркий свет. … Представляете?
Кумок. Нет. Не представляю.
Барковский. Честно говоря, я тоже! А в спину меня что-то подталкивает, дескать, подойди, не бойся.
Кумок. Я бы бежал в ужасе.
Барковский. У меня сил не стало. Пошевелиться не могу. Но на самом деле эта искрящаяся штука излучала волны дружелюбия. Она ждала меня. Мне так кажется.
Кумок. (Декламируя) “Как ждёт любовник молодой…” и вы, надеюсь, не обманули её ожидания?
Барковский. Ещё как обманул! Вскочил. Стою. Повисела она немного и двинулась ко мне.
Кумок. Тут никаких нервов не хватит.
Барковский. И у меня не хватило. Посияло это, просверкало и растворилось.
Кумок. Даже и не знаю, что сказать. Я атеист, Фома Неверующий; раз в жизни наблюдал НЛО, но думаю, что это могла быть отделённая ступень ракеты. Может быть, вы горячий поклонник научно-фантастической литературы?
Барковский. В детстве, помнится, любил. Я сейчас больше поклонник горячительных напитков. Пусть это нехорошо меня характеризует. Стругацких да Лема перечитываю. Не часто.
Кумок. Есть люди, которые любят рассказывать байки. Признаюсь, слушаю не без удовольствия. Такие бывают вдохновенные мастера…
Барковский. Мне бы на вас обидеться, но если бы мне кто ни будь, что ни будь, подобное рассказал, то поблагодарил бы за хорошо проведённый вечер, да и забыл бы.
Кумок. Так в чём же дело?
Барковский. Понимаете, я был трезв, нормален, медитациям не предавался. Может быть и вправду “Есть многое на свете друг Гораций, что вашей философии не снилось”.
Кумок. Сейчас больше загадок от человека исходит, чем от природы. А на “пыльных тропинках далёких планет” ничего кроме пыли и нет.
Барковский. Может быть, но я там не гулял, а вот в распадке ночью видел картину. Как мог о ней поведал. Тут есть ещё нюанс, мой квартирохозяин Степан Петрович, в хате которого я базируюсь, рассказал в довесок такую историю, дескать, лет двести назад, в местных горах, неподалёку, что-то грохнулось, даже экспедицию присылала Императорская академия наук …
Кумок. Воображаю, во что это Государю батюшке встало. Сейчас там конец света. А тогда и подавно.
Барковский. Не скрою, под это дело он выставил заветное на кедровых орешках. Прапрадеда его вспомнили, тот лопатой махал на тамошнем раскопе. На следующий день, мы с ним не спеша, подошли к тому месту, где ковырялась Императорская экспедиция. И я там увидел, горы всё-таки. Следы старинных раскопов. Эта штука, по-видимому, глубоко вошла в землю. Я потом в библиотеке нашёл отчёт. Тогда не докопались. Не смогли.
Кумок. А хозяин, что вам больше ничего интересного не рассказывал?
Барковский. С тех пор аборигены местные светящуюся сферу недалеко от этого места катастрофы иногда наблюдают.
Кумок. Обычно всё это обрастает букетом легенд, знаю прелестную Саянскую же историю о шестиметровой женщине покрытой белыми волосами, являющуюся путникам на сороковой день их странствия в Саянах. Аборигены её уважают. С её ростом легко орехи кедровые сшибать. Так и зовут – Шишкунья.
Барковский. Это видение есть последствие неумеренного потребления продуктов настоянных на травках местных и кедровых орехах. А также, неуместного толкования Библии. Там, если вы помните, евреям Господь Бог явился.
Кумок. Ну, на Синае Бог, а в Саянах Шишкунья. Значит, Шишкунье не верите?
Барковский. Нет, не верю. Эта дама, ростом с приличного бронтозавра должна быть. Я верю в то, что наблюдаю сам, хотя, не будучи философом, знаю, что не всегда стоит доверяться своим ощущениям, а чужим, тем более.
Кумок. Но вы же в тех местах бывали не раз и что, даже не слышали об этой диковинной верзиле?
Барковский. Виноват, батенька, не слышал. Это байки, сэр. Но вот когда видишь оживший бред собственными глазами, тогда да. Чудо, да и только!
Кумок. Чудо дело обычное. Чудеса церковь кормят тысячелетия. Причем чудеса – типа “А кто видал?” А вы, похоже, наблюдали нечто.
Барковский. Да, точно, наблюдал! Думаю, что рухнувшая штуковина связана с явившейся мне сферой.
Кумок. Давайте, отодвинем видение. Оно может существовать само по себе. А вот то, что там, в недрах Саянских, что-то лежит, утверждение довольно занятное.

Оба задумываются.

Барковский. Да, это точно. Я же видел. Такой, небольшой растрескавшийся кратер. И внутри его причина покоится
Кумок. Забудем мою первую профессию-философию, и подумаем о второй – металлоломе?
Барковский. В смысле “братьев по разуму”?
Кумок. В смысле металлолома!
Барковский. В Саянах металлообломков нет. В промышленных объёмах.
Кумок. А нечто упавшее в горах?
Барковский. Предположим, мне не привиделось? Предположим, аборигены, окончательно не очумели от самогонки на кедровых орешках и знают, где что лежит. Предположим! Но чтобы “бороться и искать, найти и не сдаваться”, нужны деньги. И немалые. Но как представить, что лежит в Саянских горах такая аномалия.… Двести лет. Да глубоко. Да зима лютая.
Кумок. А если я войду деньгами? Образуем акционерное общество. Уставный капитал и акции пополам.
Барковский. У меня что-то в горле пересохло.

Идёт к стойке. Возвращается с бутылками и закуской.

Кумок. Не много ли?
Барковский. Нам надобно о многом переговорить. А деньги на такси я оставил.
Кумок. Молодец. В бизнесе надо думать о последствии собственных шагов.
Барковский. Правильно.
Кумок. Вернёмся к деньгам. Сколько нужно, чтобы найти обломки и взять в плен это шестиметровое чучело? Если оно есть.
Барковский. А зачем нам чучело? Я его боюсь. А деньги, сейчас прикину.

(Вынимает из кармана ручку, блокнот, калькулятор).
Кумок достаёт мобильный телефон.

Кумок. Лариса Михайловна? Вы, мне остаток на счёте... доложите. Что-то записывает.
Барковский. Я подсчитал. Миллиона полтора. На всякий случай, ещё тыщ двести. В итоге 1 700 000. Аренда вертолётов, доставка бурового оборудования, оплата рабочих, и мелочи. Там еда, палатки ну и всё такое.
Кумок. Долларов?
Барковский. Рублей!
Кумок. Паспорт давайте.
Барковский. Зачем?
Кумок. Чек выписать!
Барковский. Пожалуйста. Подаёт.

Кумок вынимает из портфеля стоящего рядом чековую книжку и начинает заполнять.

Барковский. Вы серьёзно?
Кумок. Я философ-металлист. Может быть это мой шанс. Поймите! Обломок такого металла! И мы с вами миллиардеры! А акции мне 75% а вам 25%. Я настоящими деньгами вхожу. А вы интеллектуальным капиталом. То же, надеюсь, настоящим. А деньги, что деньги? На мой век металлолома хватит. Заработаю. Кстати, моя визитка. Чтобы соединили, кодовое слово. “Интуиция”.

Барковский. Рассматривая визитку. (Пытается говорить на языке читателей “Коммерсанта”)
 
Барковский. А не проще было бы открыть финансирование от вашей конторы?
Кумок. (Сухо). Не проще.

Третий посетитель восстаёт от сна. Подходит к ним.

Хрущак. Идея хорошая!

Подаёт руку.

 Хрущак. Юлий Анатольевич Хрущак. Начальник первого отдела завода “Электросила”. Сейчас в запасе. Извините, я невольно слышал ваш разговор.
Кумок. Я вас здесь частенько вижу.
Хрущак. (Показывая на буфетчицу). Мы с ней большие друзья.
Барковский. Ну, тогда вы мне откроете тайны этого мадридского двора.
Хрущак. Да какие там тайны? Я о другом. Я хотел бы принять посильное участие… Я профессионально разбираюсь в людях. У меня есть теория происхождения жизни на Земле. Собственная.
Барковский. Много людей пересажали по своей теории?
Хрущак. В мои обязанности это не входило!
Кумок. Наше акционерное общество, общество закрытого типа. Приём закончен.
Хрущак. Я не претендую, но лучшего начальника экспедиции вам не найти. За заработную плату. Порядок на площадке гарантирую.
Барковский. Поверить можно. А проверить как?
Кумок. Если что не так, вычтем.

Подходит Буфетчица.

Буфетчица. Закрываемся!
Все. Как закрываемся!
Буфетчица. Мы до одиннадцати
Кумок. А разве, уже одиннадцать?
Буфетчица. Всё, мы закрываемся!
Барковский. Мама, выпей с нами и успокойся.
Кумок. Уж не побрезгуйте, пожалуйста.
Хрущак. “Люба, слазь с дуба” и садись за столик! Парни на работу меня взяли. Я скоро уеду, и ты от меня отдохнёшь! Неси-ка осетринки и побыстрей!
Кумок. (Любе). На Ваш вкус, по случаю образования новой конторы, презентация. Для узкого круга. Выпить и закусить! То есть, поужинать.
Люба. Это не дешево! Да вам уже и хватит.
Кумок. Заплатим! Такое дело!

Люба выходит и запирает заведение.

Барковский. Происхождение жизни на Земле это не интересно. Это факт эмпирический. Что бы там не говорили философы.
Кумок. Философы не скажут ничего, пока не выпьют.

Люба за стойкой привычно, наливает и готовит тарелки. Все помогают накрыть на стол.

Барковский. За случай, который свёл нас вместе.

Люба достала калькулятор и калькулирует.

Кумок. Сказал же, заплатим!
Люба. Надо же знать сколько.
Хрущак. А моя теория происхождения жизни на Земле неопровержима.
Кумок. Любая теория неопровержима, особенно, когда её не опровергают. Таких теорий большинство.
Барковский. За нашу экспедицию!

Все чокаются и пьют.
Вся остальная сцена, как во внезапно онемевшем телевизоре. Говорят, машут руками, целуются, обнимаются. Хрущак танцует с Любой и уходят куда-то из поля зрения.
Барковский достаёт бумажник и оставляет деньги. Барковский и Кумок встают и уходят.


Сцена четвёртая


В комнате Барковского.

Барковский. Вот так это было. Если конспективно.
Заргаров. А визитка, где?

Барковский. Роется в карманах пиджака. Достаёт и молча передает Заргарову. Тот её изучает.

Заргаров. Действительно. Кумок. И слово “Интуиция”.
Ольга Петровна. Звонить будем?
Барковский. Сначала поправимся!
Заргаров. После такого рассказа, действительно стоит освежиться.
Ольга Петровна. (Всем). Хватит! (Барковскому) Звоните! А то “освежитесь”, и лыка вязать не будете.

Ольга Петровна берёт трубку, заглядывая в визитку, набирает номер, после чего передает Барковскому.

Барковский. Мне Виктора (пауза) Александровича. “Интуиция”, Барковский спрашивает.

Зажимая микрофон.

Барковский. А может ну его к Богу, вернём чек? А? На жизнь и так пока хватает.
Заргаров. Поздно. Он, скорее всего всё рассчитал. Если ты его расстроишь, проценты заставит платить. Выясни, ты же рассчитал 1700000, а получил в десять раз больше, что за загадка такая.
Барковский. Виктор, мы вчера вечером встречались. И у меня голова. Сейчас лечимся. Нет, нет, чек на месте. В кармане, зачем в банк? Может Вы к нам. … В неформальной обстановке. Обсудим насущные вопросы. А много и нету. А секретаршу зачем? Чтобы документы побыстрее? Адрес запишите. (Диктует). Советская, 81, квартира 52. Над фотоателье. Да разыщете. Город невелик! А минералки то у нас нет. И хорошо, со своей.
Барковский. Звал к себе, но у нас лучше. И за встречу, мы ещё не выпили.
Заргаров. Мы здесь ненадолго. Пока Кумок не приедет давай Оленька по чуть-чуть.
Ольга Петровна. Давать по чуть-чуть не выходит. В жизни как? Или всё или ничего! Я в этом смысле максималистка.
Барковский. Знаю этот максимализм, три раза разводился!
Ольга Петровна. Так не со мной же.
Барковский. И, слава Богу! Кстати, где чек?
Ольга Петровна. (Саркастически) Подарок судьбы!
Барковский. Какова судьба, таковы и подарки.
Заргаров. Где ж ему быть? У себя в кармане поищи.

Пока Барковский роется в карманах, Заргаров с Ольгой чокаются и выпивают.

Барковский находит голубую бумажку и бормочет.

Барковский. Опять в Саяны. Холодно, высоко. Как это Кумок уверовал в то, в чём я сам неуверен? Тоже мне, философ! Чёрт с ним, риска без риска не бывает. Это и мой шанс заработать, чтобы больше не таскаться по горам, пока, не сверну себе шею в какой нибудь расселине. Почему космические неурядицы происходят в жуткой глухомани? Нет, чтобы где ни будь в Братиславе, Быгдоще или в Палермо?

Спохватывается.

Барковский. Что это вы без меня? Пью ваше счастье!

Поёт, подражая оригиналу

Барковский. “Пусть не со мной, пусть с другим!”
Заргаров. Где это ты музыкальных помоев нахватался?
Барковский. Сие происходит незаметно, как с любой бациллой. Прошёл мимо киоска музыкального и всё. Инфицирован.
Заргаров. Готов излечить. (Поёт по всем правилам певческого классического искусства). “Гори, гори моя звезда…”

Звонок. Романс прерывают. Все вздрагивают. Барковский идёт открывать дверь. Голос Хрущака из прихожей.

Хрущак. Хрущак тоже болеет, да дело разумеет!

Заходит в комнату.

Хрущак. С вертолётами проблем нет. Вот счёт. (Вынимает из папки). Буровую можно арендовать. С работягами я договорился. Кстати, я Любу записал в поварихи, но она с нами не едет. Она сейчас на базе продукты для экспедиции подбирает.
Барковский. (В изнеможении). Почему не едет?
Хрущак. Она мне и здесь надоела.

Подходит к столу находит ёмкость побольше, наливает и выпивает.

Барковский. У меня ещё и печати нет!
Хрущак. Ну, как будет. Кстати, вот заявление о приёме. И авансик бы мне за проделанную работу.
Барковский. Вы мне это бросьте, “авансик”, как фирму зарегистрируем, так вам и будет. “Авансик”!

Звонок в дверь. Барковский открывает и представляет вошедших..

Барковский. Кумок, Виктор Александрович.

Пауза. Знакомятся.

Ольга Петровна. Сколько событий …
Кумок. Они ещё не кончились. Я не один. Прошу любить и жаловать. Светлана Анатольевна.
Светлана Анатольевна. Я на минуточку.

Вынимает большой баллон с минералкой.

Светлана Анатольевна. Меня Виктор Александрович попросил оформить документы на акционерное общество. Как его назовём? и документ необходим. Паспорт. (Барковскому). Ваш по видимому?
Барковский. (Подаёт). Только не надолго.
Кумок. (Барковскому) Там всё быстро. (Секретарше) Название есть. “Джордано Бруно”.
Заргаров. Звучит как-то несерьезно… Закрытое акционерное общество “Джордано Бруно”. С ума сойдёшь. Логичнее было бы присвоить обществу имя Рокфеллера.
Кумок. Кто пострадал за гипотезу о существовании внеземных цивилизаций? По-моему не Рокфеллер? Джордано Бруно! Умный, светлый был человек.
Барковский. Потому и сожгли, чтобы всем света стало больше.
Хрущак. Да что имя! Результат нужен!
Кумок. Надо сделать всё, чтобы он был. (Барковскому). Нам необходимо кое- что обсудить.

Отходят подальше от стола, где сидит вся компания. Разговор Барковского и Кумка течёт параллельно с застольной беседой.

Хрущак. (Показывает на накрытый стол). Чего ждём? Вперёд на винные погреба!
Светлана Анатольевна. (Жеманясь). Я на работе. Шеф будет ругаться. Документы отдам и вернусь. Всё равно, начальство придётся забрать.

Уходит.

Хрущак. А я не против, всё, что надо сделал, и гуляю смело.
Заргаров. Какова мысль, а? Найти железяку и в дамки. Продать её рецептуру, купить остров в Средиземном море, да баб деревеньку. Живи, радуйся!
Ольга Петровна. Не любила жить в деревне. Никогда.
Заргаров. Да я так, фантазирую. Эх! Сколько возможностей было и все, все упустил.
Ольга Петровна. А я? Может быть, я Вам награда за все ваши невзгоды?
Заргаров. (Невольно рифмуя). Да нам, в наши годы…Действительно, может быть, ты и остров, ты и деревенька. (Внимательно глядя на неё) Поживем, увидим.
Барковский. Ваш чек!

Протягивает чек.

Кумок. Зачем? У меня деньги есть!
Барковский. Но вы же рискуете? Вдруг там нет ничего?
Кумок. Да чем же это я рискую? Деньгами? Разве это риск?
Барковский. (Иронично) Конечно, путь из философии к вершинам металлобизнеса предполагает склонность к авантюре.
Кумок. Вы, знаете, нет. В путях-дорогах мысли, легче себе сломать голову, чем в простом деле утилизации металла.
Барковский. Я, что-то не слышал, чтобы философ кончил свой путь, будучи “заказанным” несогласной с ним партией!
Кумок. Это бывало и не раз. Вспомните Сократа, Бруно, Флоренского, Бахтина. Много их было, в разные времена. Да, и Христос, если подумать, кем был, как не философом?
Барковский. Но сейчас, кажется времена другие.
Кумок. Времена те же, методы изменились.
Барковский. Хорошо! Вы рискуете деньгами, а я временем и репутацией?
Кумок. Грядущими доходами! Если вы не забыли, вам причитается четверть.
Барковский. Ну, эвентуально, да. Но риск не получить, вовсе не равен риску потерять.
Кумок. А, так вы сомневаетесь в реальности того, о чём мы с вами говорили? Это, как бы не существует?
Барковский. Дело в том, что существует, но именно “как бы”! Я простой кандидат экономических наук. Не геолог, не астролог. Но когда экономика, которую я исследовал, испарилась, как вода из чайника…
Кумок. Чайник долго, слишком долго выкипал.
Барковский. Разумеется. Мне, чтобы вписаться в новую экономику, своё увлечение горный туризм и мумиё, пришлось превратить в основное занятие.
Кумок. А что? Профессия почтенная, во всяком случае, лучше изучения химерических планов подъёма народного хозяйства Утопии.
Барковский. Знаете, есть такой парадокс. Берёшь кошку, подбрасываешь её, а она все равно встаёт на лапки.
Кумок. Это к чему?
Барковский. Да так. Чтобы не произошло, мне придётся сильно извернуться
Кумок. В любом случае, четверть доходов ваша! В конце концов, вы начали этот разговор, не я!
Барковский. Надо уточнить исходную позицию.
Кумок. Подводим итог, а то нас уже заждались, и голова потрескивает. Говорил я, что ни к чему нам это виски! Так вот, вы занимаетесь своим делом, я своим. Денег, на первый случай достаточно. Не хватит, добавлю ещё! Но не разбрасывайтесь. А если там нет ничего, так на нет и суда нет!

Подходят к столу.

Заргаров. Совет можно?
Кумок. Бесплатный?
Заргаров. Пока бесплатный. Нам надо втроём слетать на место и посмотреть. Затраты относительно невелики. А на месте, как учил Президент Ким ИР Сен, решить всё остальное.
Кумок. Пожалуйста. Юрий Альбертович профинансирует. (Ольге Петровне). Вы тоже будете принимать участие в экспедиции? Имейте в виду, у нас начальник будет из “Первого отдела”. Научит соблюдать правила секретности.

Показывая на Хрущака спящего в кресле.
 
Кумок. Уже спит!
Хрущак. Хрущак спит, да служба идёт. Всё готово, согласно устной договорённости. Как начальник экспедиции я всё уже сделал. Хотелось бы получить аванс.
Кумок. Всё к Юрию Альбертовичу. Я в конторе, доклада жду утром.
Ольга Петровна. Послушала я, подумала, и решила составить компанию. Не знаю как там с обломками космического корабля? А относительно правил секретности. Всё помню. Несмотря на свою молодость.
Барковский. Относительную.
Ольга Петровна. Юрий Альбертович, ну, за что вы меня ненавидите?
Барковский. За всё!
Ольга Петровна. Но мы же с вами незнакомы!
Барковский. Именно поэтому!
Кумок. Уже ссоримся? Стоит ли?

Видно, что ему приятно быть в этой новой и неновой для него компании. Разливает по рюмкам остатки “Флагмана”.

Ольга Петровна. Фантастика порой бывает очень утомительна.
Кумок. Секст Эмпирик как-то сказал: “Варварским душам свойственно верить иррациональным ощущениям”. Не так ли господин Барковский?
Барковский. С вами, г-н Кумок, в одной компании и варваром побыть приятно.
Заргаров. Посмотрим правде в глаза! Найдётся металл, если это металл? Где вы откопаете технологию его производства? Это всё равно, как если бы древние Вавилоняне собрали компанию и отрыли кузов “копейки”, неведомо как попавший туда, что бы они стали с этим остовом делать?
Барковский. Что? Облегчённую броню для колесниц или, что ни будь из колющего и режущего. И мы что-нибудь придумаем, пусть там будет, хоть “что-нибудь”!
Кумок. Рубикон я штурмовал вчера, компанию зарегистрируют сегодня. А что до всего остального.… Давайте сначала найдём. А там уж, как получиться!
Хрущак. (Со стаканам, с которым вовремя всего действия не расстаётся). А как же! Найдём, найдём обязательно! Но сначала выпьем.

В комнате темнеет. И её заливает серебристое свечение.


Действие второе

Сцена первая

Чиновничий кабинет средней руки. Стол, стулья, место хозяина не занято. Над ним портрет президента. В одном углу стоит красное плюшевое знамя за успехи района Бог знает, в какой пятилетке. В другом углу, знамя России.
Барковский и Хрущак сидят рядом. Оба раздражены. И своего раздражения не скрывают.

Барковский. Я вам Юлий Анатольевич не раз говорил, – прежде чем что-то сделать, подумайте.
Хрущак. В мои функции начальника Альбертыч, это не входит. Сказали завести оборудование, кухню, работяг. Сказали? Я завёз. Сказали, где надо бурить, сказали? Я бурю. Что ещё от меня надо?
Барковский. К чему такие церемонии? Зовите меня проще – Юрий Альбертович. А то урежу жалование, за неуважение к действительному члену акционерного общества.
Хрущак. (Не слушая). Я тебе Альбертыч больше скажу, это ты должон был справить всё по закону. Где лицензия на разработку недр? Где лицензия на эксплуатацию оборудования, а? Где разрешение на производство раскопов в заповеднике, а?
Барковский. Хоть ты и Юлий, но не Цезарь ты, а Хрущак. Ты же всю жизнь прослужил государству и не знаешь что ли, что отечество из своих граждан последние соки выжимает. Тебе, что дополнительно это надо заяснять! Тупица! Да, завёз ты всё. Но вместо общения с администрацией района, водку глушил с кухонным персоналом. Мне доложили! Ты что не знаешь, что на каждый чих требуют разрешения. Что сейчас Главе администрации говорить будем? Что, дескать, извините, Виталий Степанович не знали… Что нам из сибирской столицы, такие как он птицы не видны, траектории вашего полёта нами не учитываются, да? Ух, сколько мы за это заплатим.
Хрущак. (Не слушая). Рабочий персонал разбегается. Каждую ночь ждут явления Инопланетян. Им такое понарассказывали, денег им уже не надо. За жизнь боятся. Я их успокаиваю. Как могу. И вот она благодарность. Зарплату вот скостить хотите. А ведь Хрущак не из железа, Хрущак тоже боится. И за так работать не будет!
Барковский. Ладно, позднее обсудим, за что ты будешь Юлий работать. Твой тёзка, помнится, Римскую империю обустраивал из интереса, а ты за деньги послужить не желаешь. Мурло. Одних штрафов знаешь, сколько может быть?
Хрущак. (Не слушая). В местной газетёнке слух пустили, что мы раскапываем клад Тамерлана. Уже приезжали, интересовались.
Барковский. Кто?
Хрущак. Кто, кто? В пальто! В брезентовом! Представители, как пишут в газетах криминального сообщества.
Барковский. А я думал, что из музея, какого ни будь.
Хрущак. Думают-то умные!
Барковский. Молодец! Бумаги с собой, не забыл? Остряк.
Хрущак. Ты помнишь свой рассказ о светящейся сфере. Так она и мне привиделась. Я как вспомню, так вздрогну!
Барковский. Ты лучше бы от другого не вздрагивал.
Хрущак. Я и от другого вздрагивал, всё равно, не помогает. Понимаешь, Альбертыч, есть, есть там что-то, но как нарочно, копать мешают.
Барковский. По отчетам, судя, вы 19 метров уже прошли. Геофизики отметили залегание металла на 22 метрах. Рой дальше.
Хрущак. Так не дают! Им всё разрешения подавай. Водки попьют, шашлыком закусят, а ареста не снимают. А затраты, когда выяснилось, что не бурить надо, а бульдозерами ковырять? Тоже на мне?
Барковский. (Дипломатично) В сложном деле случаются ошибки. На всех поделим. Не беспокойся.
Хрущак. Так мне бы хоть какую ни будь бумажонку, Ольга Петровна, всё мне смету урезает. А зима! Морозы! Жуткое дело. И чего это Ермака в Сибирь понесло? Взял бы левее, а там Италия. Тепло. Хорошо. И воевать приятнее и места красивые. А итальяночки? Эх!
Барковский. Так ведь предмет грохнулся не в Альпах, а в Саяны вбуровился. Так что хошь, не хошь, а поморозиться немного тебе придётся. Кстати, я же тебе привёз от студии, договор на съёмку фильма. И оператора привёз.
Хрущак. Лучше бы ты его не привозил. Курит.
Барковский. Ну и что, что он курит? Гаванские сигары?
Хрущак. Нет, он “бабу Настю” курит.
Барковский. (С ужасом). Что, что он с ней делает!? Он что, извращенец?
Хрущак. Он её курит! Высыпает из беломорины табак, забивает коноплю и смолит.
Барковский. Ну?
Хрущак. Крышу рвёт у него, бегает по площадке и прячется от инопланетян. Суматоху вносит в рабочие будни. Я его уже предупредил, дескать, Олег Геннадьевич, приму меры.
Барковский. Он хотя бы с камерой бегает?
Хрущак. Я у него камеру отнял. Сломает ещё, не дай Господи. Да и снимать ему пока нечего. Один компромат на меня может получиться. А договор на представителей местной власти впечатления никакого не оказывает. У вас, говорят, нет разрешения на съёмку фильма в их заповеднике. И за это надо будет заплатить. Эх! Да сами они из заповедника. Экспонаты.
Барковский. Ясное дело. А платить то придётся, но урежем зарплату административному персоналу. Всему.
Хрущак. Ты не задумывался Альбертыч, почему, например,
Степан чаще называет своего сына Виталием, чем наоборот, Виталий Степаном?
Барковский. У нас в конторе уже есть дипломированный философ. Ты у него спроси.


Сцена вторая

Дверь открывается. В кабинет врывается хозяин. Снимает дублёнку, пристраивает её в стенной шкаф.
Плюхается в кресло. Выжидательно глядит на посетителей.

Барковский. Виталий Степанович, мы собственно, пришли поговорить о лицензии.
Гундарев. Это в комитете по лицензированию.
Барковский. Они там не решают и отправили к вам.
Гундарев. Но если они не решают, то я тем более не могу. Они специалисты, они знают, что можно, что нельзя. У нас необходима сугубая осторожность.
Хрущак. Отчего это, именно у вас, и сугубая?
Гундарев. Мы живём в самом стратегически важном месте Евразии. В её центре. И любое, подчеркиваю, любое наше с вами неловкое движение, может плохо сказаться на всём континенте и на судьбах нашей страны. Люди тревожатся.
Хрущак. Во даёт!
Барковский. Не знаю как там континент. Не знаю. Но мы дали работу 27 людям, платим им зарплату и положенные налоги в ваш, между прочим, бюджет. Что здесь плохо для континента и для вас? И для страны, кстати.
Гундарев. Вот вы здесь полтора месяца, а ни разу к нам не зашли.
Барковский. Я полагал, что всё можно решить в рабочем порядке, без экстренного принятия административных мер.
       Гундарев. А как их не принять? Если навезли технику, в заповеднике поставили буровую, бульдозерами шуруете, вертолёты к вам летают, что-то происходит, а мы администрация выбранная народом для приведения дел в порядок не знаем, что там у Вас твориться.
Хрущак. Это не у нас, это у вас твориться. Вот и привезли технику, да и то самую малость, чтобы выяснить, что тут происходит. Если что-то найдётся, то мировая слава вашему району с соответствующими доходами гарантирована.
Гундарев. Я тоже читал “Двенадцать стульев”.
Хрущак. А я нет!
Гундарев. У нас здесь библиотека. Запишитесь. А то вы у себя там чёрт знает, чем занимаетесь.
Барковский. Ему не читать, ему рыть землю надо. Кстати, Виталий Степанович, хотел бы вам представиться, - Барковский, Юрий Альбертович, глава предприятия, прекратившее работу из-за этого книгочея.
Гундарев. Рад вас увидеть у себя Юрий Альбертович.
Барковский. Я полагаю, что те проблемы, которые мы можем с вами разрешить, не требуют присутствия начальника площадки. У него там, свои задачи.

Хрущак многозначительно кивает головой и выходит.

Барковский. Понимаю, что без помощи администрации мы ничего не сделаем. Хотелось бы и вам помочь, на взаимной основе. Как-нибудь и чем-нибудь. Можно эксклюзивно. Договор заключим между нашей фирмой и вашим районом. И посмотрим, что можно сделать. Можно с вами договор, особый, устный, все, что в наших силах сделаем.
Гундарев. О чём вы говорите? Мне лично ничего не надо! Мне лично надо чтобы в районе всё было в порядке. Избиратели наблюдают, а они нынче большая сила. Могут ведь и не выбрать. И печать у нас нынче … неподкупная. В смысле дорогая. Сами понимаете.
Барковский. Понимаю, но всё, что в моих силах… хотел бы соответствовать.
Гундарев. Пожарная машина и ремонт больницы. Это необходимо в район в первую очередь. Машину можно после капитального ремонта.
Барковский. (Задумчиво). Мы, к сожалению, не очень богаты, в зависимости от того, сколько это может стоить.
Гундарев. Смету представим.
Барковский. Нам, в принципе, не так уже много и осталось. Так, несколько метров….
Гундарев. Вы оплачиваете смету, мы снимаем арест и закрываем глаза на ваши раскопки. В течение недели. А там, извините. Шум может до краевого начальства дойти. И больничкой вы там, не отделаетесь. Кстати, что вы ищите? Я смотрел геологическую карту района, нет там ничего.
Барковский. А мы ничего в геологическом смысле и не ищем. Поэтому, кстати, я и не думал, что необходимо оформлять лицензии.
Гундарев. Вы знаете, там у вас продают хорошие комплексы по обработке дерева. Если вопрос решите, то поможем оформить генеральную лицензию на право поиска всего, что у нас есть.
Барковский. Ну, вы же говорили о недели?
Гундарев. Можем пойти на встречу. Увеличить срок до необходимого.

Вся сцена должна быть построена на интонации. Всё время имеется ввиду не то о чём идёт разговор.

Барковский. Вы понимаете, мы ищем нечто. То чего в природе нет. И пока у нас сплошные расходы.
Гундарев. Всё-таки, что там лежит? В нашей прессе писали о кладе Тамерлана. Но этот хромой злодей, нынешний герой Узбекистана до этих краёв не доковылял, да и что он здесь мог найти и закопать?
Барковский. Чаще вспоминают Александра Македонского, и то, потому что фильм когда-то был.
Гундарев. У нас и так много чего нет, и не хватает только для красоты картины не найти следов великого завоевателя.
Барковский. Ладно. Вам открою карты. Вы здешний уроженец?
Гундарев. Да.
Барковский. Вы знаете историю о том, как двести лет назад в ваших горах упал метеорит.
Гундарев. Вы похожи на нормального человека! Даже если там что-то грохнулось, то, что от того могло остаться? Хотя, говорят, с тех пор у нас завелась Шишкунья. И какие то атмосферные непонятности. Вы не американский шпион?
Барковский. Зимбабвийский!
Гундарев. Это где?
Барковский. Не знаю! Но то, что мне необходимо докопаться до того места, где это нечто лежит, это я знаю точно.
Гундарев. Так мне готовить договор о взаимной деятельности? А поставка линии, эксклюзивно.
Барковский. Может, сойдёмся на более дешёвом варианте?
Гундарев. Я публичный политик, но я подумаю.
Барковский. Виталий Степанович, а может вы знаете, какие ни будь подробности о вашей районной аномалии. Посидим, поговорим, (со значением) не за счет районного бюджета …
Гундарев. Это хорошо, район у нас даже песнями не богат. А что, время уже обеденное. Но ресторанов тут у нас немного и все на виду, может здесь в кабинете?
Барковский. У вас уютно. Здесь под сенью знамён и под присмотром президента. Так я дойду до магазина?
Гундарев. Не заблудитесь?

Сцена третья

Стол главы администрации уставлен бутылками, снедью. Всё по - походному, но разговор обстоятельный. Глава на своём месте. Барковский и Хрущак по бокам стола. Степенно беседуют. Несколько пустых бутылок стоят на полу.

Хрущак. Ну, это же надо же, и это вы сами видели?
Гундарев. Как вас сейчас наблюдаю, так видел сверкающую сферу и выходящую из неё Шишкунью.
Барковский. Ведь недалеко от нашей горки, а? Ведь недалеко?
Хрущак. Это ничего не доказывает. Всегда так, шары зальют, а потом сочинения сочиняют. Шары у них в виде сферы летают. Шишкунья там мифическая.
Барковский. Вот с такими, с позволения сказать, энтузиастами приходится работать. Ведёшь себя, как бедуин среди эскимосов! Хрущак, наше дело правое, как говорил друг лучший всех энтузиастов, мы победим! В смысле откопаем.
Хрущак. Ну да, а то нас закопают! Разве я не пониманию, но во всём мера должна быть.

Выпивают, закусывают. Пауза.

Гундарев. Но понимаете, я читал, что бывают такие аномалии в тектонически-опасных местах, там такие штуки часто появляются. И не связано это с космосом. Но я видел такое, что приснится, и умрёшь! Пытался записать впечатления. Вот кстати у меня в сейфе.

Достаёт несколько листочков, просматривает.

Барковский. Неужели вы не отсылали никуда описание своих видений?
Гундарев. Из меня стилист получается плохонький. Помню на праздники первомайские и октябрьские, референт за меня речи писал. Я их правил, конечно. Сочинения дочери помогал написать, и это всё, в смысле работы со словом.
Хрущак. А вы нам расскажите, мы уже такого насмотрелись, наслушались, что вполне можем оценить ваши впечатления и в устном варианте.
Гундарев. Это я понял, что читать ты не мастак. Тогда слушайте. Поехал я как-то со своим шофёром на рыбалку, местечко хорошее. Знакомое. Снасти расставили. Июль, тихо, спокойно. Сумерки наступают. Клёв должен вот-вот начаться. Костерок трещит, благодать. Мысли и об этом и обо всем. Свободный человек, на свободной земле. Только сила тяготения одна и тяготит, а то бы улетел, куда ни будь.
Хрущак. Зачем улетать, если и здесь хорошо?
Барковский. Тебе Юлий везде хорошо. Сиди и слушай. У людей порывы могут случаться, в неожиданных местах.
Хрущак. И у меня порывы порой случаются. Связался же с вами!
Барковский. Не мешай, Юлий изливаться потоку воспоминаний, а то до сути не доберёмся.
Гундарев. Ну, чтобы было ещё лучше, открыли мы бутылочку, разлили по стаканам, хочу сказать тост и, чтобы подкрепить слова впечатлениями поднимаю голову, смотрю на противоположный берег, и стакан, понимаете, стакан из руки выпал.
Хрущак. Причудилась ползущая по-пластунски Шишкунья?
Барковский. Братья по разуму?
Гундарев. Братья по недоразумению! Я ничего такого не увидел, я на противоположном берегу зиму увидел. Тот же берег, но не лето, а зима!
Барковский. М да, и это всё?
Гундарев. Да. Всё. Минут десять была зима, а потом всё встало на своё место. Снова Июль.
Хрущак. А это? Лёд на реке был?
Гундарев. Не обратил внимания. Горы в снегу, ели в снежных шапках, мужик в шубе с ружьём и собака рядом. Мужик, кстати, знакомый. Но меня он не видел. Шофёр мой, Степан Трофимович, между прочим, после этой картинки пить отказался. Страшно, говорит, что может причудиться, если выпьем. Так и по сю пору трезвенник. Можете у него деталями поинтересоваться. Могу позвать.
Хрущак. Не в милиции. Обойдёмся без свидетельских показаний.
Барковский. Чуду свидетели без надобности.
Хрущак. Не обижайтесь Виталий Степанович, а с психиатром вы не разговаривали?
Барковский. Здесь не психиатр, здесь физик теоретик нужен, хотя где взять такого.
Гундарев. Психика у меня крепкая, устойчивая. У главы района другой просто быть не должно. В противном случае с ума можно съехать. На следующий же день после, как там её, (произносит по слогам) ин-на-гау-ра-ции.
Хрущак. В противном случае, бывает противно.
Барковский. Наверное, что-то со временем случилось, но об этом только авторы ненаучно фантастических романов ведают. Там это нормальное явление.
       Гундарев. Я больше наших реалистов уважаю. Если что нароете, расскажете, ведь интересно, ей-богу, интересно!
Барковский. Вы бы пока нам разрешение, хотя бы временное выдали, а в остальном, как мы с вами договорились.
Гундарев. Ладно, перейдём от фантастики к реальности. Подготовлю договор. Вы приёмной подождите.

Сцена четвёртая

Сидят в приёмной. Ждут Гундарева с договором. Разговаривают вполголоса.

Барковский. Юлий, ты меня не кори. Взятка это инструмент, с помощью которого люди уравновешивают несправедливости общества. Муравьи или там дельфины взяток своему начальству не дают. Против несправедливости в любом государстве нет иного инструмента, кроме взятки. Или революции. Но взятка безболезненней. Государство своим чиновникам даёт взятку жалованием, чтобы они с гражданами по закону, а граждане дают взятки чиновникам, чтобы по справедливости. Тут, кто кого.
Хрущак. А если денег нет, а дело твое правое, а не левое, что тогда?
Барковский. А ты их заработай, и справедливость пусть побудет немного и на твоей стороне. На всю тобой оплаченную сумму.
Хрущак. Но взятка, всё-таки, дело паршивое. Сколько через них перестрадало… Можно подумать, вы, Юрий Альбертович, взятками всю жизнь пробавлялись.
Барковский. Первый раз в жизни дал. Взятку. Не при мне это началось! Вот, однажды министр путей сообщения ещё при Государе Императоре в году этак, пятнадцатом, робкому взяткодателю на его смиренные пять тысяч и клятву, что никто об этом не узнает, сказал: “Дайте десять и говорите кому угодно”. Да, были люди!
Хрущак. То есть, деньги дадены, дело сделано, и гори оно всё, отечество, синим огнём.
Барковский. Так оно и сгорело. В семнадцатом году. До сих пор праздник отмечают.
Хрущак. Так то ж не праздник, горе сплошное.
Барковский. Для кого-то вся жизнь – праздник. Как устроишься. Оттого и взятки разные. Они и прямые и косвенные, одноразовые и многоразовые, опасные и безопасные, натуральные и денежные, нравственные и безнравственные.
Хрущак. (С любопытством). К примеру, какая это может быть взятка: косвенная, одноразовая, натуральная и безопасная?
Барковский. А тебе скажу историю из жизни. Однажды понадобилось кое-что сделать в Москве, но начальник нужного департамента не склонялся. Мой приятель узнал, что любовнице этого господина до смерти хочется поужинать с одним знаменитым актёром. Надо? Устроил! И дело пошло. Да, это взятка! Она и косвенная, она и натуральная, она и безопасная. Кстати, она же и нравственная. Даме надо было для поднятия собственного престижа поболтать со знаменитостью, а ему хорошо поужинать. Вот и всё, что было, “ты это как хочешь, назови…” (поёт с грузинским акцентом). Хороша теория, правда?
Хрущак. Теоретики. Житья от них никогда не было, и посейчас нету. Так, подожди, а знаменитая взятка прокурору Республики, получается … Разовая, прямая, натуральная, опасная и безнравственная. Ты смотри, а до сих пор на свободе.
Барковский. (Интонацией преподавателя). Ты, Юлий, теорию освоил, а теперь рассмотрим наш случай. Так сказать, практика. Когда работа на раскопе стоит, мы теряем около ста девяти тысяч ежедневно. Умножь на десять дней. Если мы будем оформлять все бумаги, не считать ежели прямых и косвенных взяток, и в этом случае нам не обойтись без них, процесс разрешения обойдётся в лучшем случае в месяца полтора-два. Умножь ещё раз. Надеюсь, арифметику ты не запамятовал. Вот они прямые убытки. Нам дешевле купить паршивую пилораму и отремонтировать больницу. Да, это взятка, но натуральная, одноразовая, безопасная и нравственная. Деньги то на больницу. Машина пожарная тоже на благо района пойдёт небольшим довеском. Ну и господину начальнику. Всё! После того к нам претензий быть не может. Работаем.
Хрущак. Но ведь какие то законы мы нарушаем?
Барковский. Для государства, друг мой, существование любого из нас, это уже нарушение закона. И с нами, если мы попадаем в его шершавые лапы, обойдутся. По закону.
Хрущак. Понятно. Когда прикажите начинать Ваше высокопревосходительство?
Барковский. Ты сейчас поезжай и работай. Я думаю, администрацию мы уговорили.

Выходит Гундарев. Передаёт Барковскому несколько бумаг.

Гундарев. Можете работать. Пока. До конца недели жду подтверждения ваших, Юрий Альбертович обещаний.
(Со значением). Надеюсь, не подведёте!
Барковский. (Подписывает договор). Вы обещали приложить смету. У нас бухгалтер, суровая женщина.
Гундарев. И смета будет. Не волнуйтесь.

Прощаются. Гундарев уходит.

Барковский. Имя твоё, античное, я тебе скажу Юлий по античному - Со щитом или на щите. Поезжай! С Богом!

Отдаёт ему разрешение.


Сцена пятая

Контора ЗАО “Джордано Бруно” Небольшая комната обставлена стандартной офисной мебелью. Несколько столов. Компьютер. Сейф. Настенные часы. Холодильник. Портрет Джордано.

Ольга Петровна. Обращаясь к Заргарову. Валерий Александрович, куда вы вернёте девять с половиной миллионов? Я понимаю, что вы коммерческий директор, а я бухгалтер. Но ребята шлют счета. Я не понимаю, зачем им там пилорама и сушильная камера. Может лес рубить и портянки сушить? И ремонт больницы встал в сумму астрономическую. Скоро оплачивать аренду оборудования будет нечем. (Конфиденциально). Валера, я тебе говорила, что бы ты не связывался с мэрией. Говорила?
Заргаров. Оля эти векселя нам скоро, очень скоро принесут хорошенькие деньги.
Ольга Петровна. Кому это, нам?
Заргаров. Мне и тебе. У Кумка и так много, Барковский, если что, мумия нароет.
Ольга Петровна. Валера, рассмотрим ситуацию, денег нет, и нужно будет ответить на простой вопрос - где они? Что тогда?
Заргаров. Ничего страшного. Мы векселя обменяем на деньги и с прибылью положим на место. А что сверху, себе, за риск и предприимчивость. Завтра их гасить начну. Но, если будет аудиторская проверка, скажем, что деньги, пустили в оборот с целью увеличения общего капитала компании.
Ольга Петровна. Мы так не сделаем. Всё до копеечки обратно на счёт. Понял!
Заргаров. А остров в Средиземном море. И мы с тобою одни Государи и Владетели его. (Поёт) “О, дайте, дайте мне свободу...”
Ольга Петровна. А про деревеньку то не забыл?
Заргаров. (Опять поёт) “Что может сравниться с Матильдой моей?”
Ольга Петровна. Валерий Александрович, если бы вы только пением занимались, цены бы вам не было.… А мне страшно, с деньгами не всё ясно и такое ощущение, что следят!

Встаёт и обнимает его, как бы пытаясь уйти от неявной угрозы.

Заргаров. Кому мы вдруг понадобились? Не военная база. И даже не Пулковская обсерватория, которая, надеюсь, тоже не нужна никому.
Ольга Петровна. Я внимательный человек. Я вижу, за нами наблюдают. Всё время, какие-то личности толкутся у двери.
Заргаров. Здесь много контор. Не исключено, что к некоторым из них у органов могут быть вопросы, а мы так, в довесок. Не бойся, если что, надеюсь, выделят уютную камеру, одну на двоих.
Ольга Петровна. Лучше небо одно на двоих!
Заргаров. Песня есть такая.

Дверь отворяется, входит Кумок.

Кумок. (С порога) Мне звонил Хрущак. Сегодня, завтра они докопаются до места залегания металлического тела. К двенадцати подъедет Барковский. С отчётом и Бог даст, с образцом.

Все. Ура! Наконец то.

Заргаров. Да, два месяца трудов, и каких!
Кумок. Ещё предстоят немаленькие затраты. (Ольге Петровне). Сколько у нас осталось на счёте?

Ольга Петровна подаёт какие-то бумаги. Кумок удивлённо оглядывает присутствующих.

Кумок. Кажется, немного не хватает?
Ольга Петровна. Смотря для чего? Да вроде бы должно хватить.
Кумок. Нет, я говорю об общей сумме.
Заргаров. Так может быть, надо будет завтра там быть?
Ольга Петровна. (Кумку). Вы не боитесь одиночества?
Кумок. Только дурак его боится.
Ольга Петровна. Заргарову придётся остаться. Мы влезли в небольшую аферу с векселями мэрии и обладминистрации, чтобы увеличить общий капитал компании.
Заргаров. Я решил подстраховаться, на случай неудачи основной экспедиции.
Кумок. В человеке, что главное, главное в человеке терпимость. Надо было посоветоваться с соучредителями. Но, впрочем, вполне, доверяюсь деловому чутью Валерия Александровича.
Заргаров. У меня в этом деле колоссальный опыт…
Кумок. Да, опыт! У меня вот тоже опыт не маленький, однако, я доверил вам пост коммерческого директора с правом подписи и надеюсь, в этом раскаиваться не буду. Не так ли, Валерий Александрович?
Заргаров. Но расчётам, вроде бы всё должно быть в порядке.
Кумок. И почему люди так устроены?
Ольга Петровна. Потому что мир не устроен иначе!
Кумок. Вот мы и призваны переустраивать мир эволюционным путём. Так сказать, одним фактом своего присутствия. Даже, если на картине мира мы и не различимы.
Заргаров. Так хочется его сделать, мир, то есть, более мягким по отношению, хотя бы персонально ко мне. А опосредовано, ко всем нам. К Юрию, Хрущаку и к вам, Виктор Александрович.
 Кумок. Чаще, Валерий Александрович, случается наоборот. Хочешь, сделать получше, получается, это, как правило, за счёт других. А если, что с векселями будет происходить, вы, пожалуйста, не стесняйтесь прямо ко мне. У меня есть возможности воздействовать на этих проходимцев.
Заргаров. Что вы, очень порядочные люди. Я их знаю давно, и у меня с ними проблем не было. Никогда.
       Кумок. А вы никогда не задумывались, что порядочный человек может заработать, особенно, если он при должности, только обжулив кого-то. Вас, меня, Ольгу Петровну. Барковского сложно, он общается с природой напрямую. Природа в такие игры не играет. У неё, по-моему, другие задачи.
Ольга Петровна. Нас с Заргаровым не стоит недооценивать. Все бумаги оформлены, всё в порядке, даже юристы, я ними консультировалась, никаких недочётов не нашли.
Кумок. Что юристы! Наш мошенник идёт на шаг вперёди. Юристы в дело после вступают. И разводят руками, мол, не было этого прецедента, дескать, никогда в их юридической практике. Тоже мошенники. Ну, мы посмотрим. Но своего бухгалтера я завтра пришлю, Ольге Петровне в помощь.

Телефонный звонок. Кумок по хозяйски снимает трубку. Через минуту передаёт Ольге Петровне.

Кумок. Вас.
Ольга Петровна. Приеду не скоро. У нас совещание. Ну, (смотрит на Заргарова) часа через три. И не забудь ребёнка у школы встретить!
Ольга Петровна. (Кумку). Нам с Заргаровым в банк и ещё в мэрию заехать надо.
Кумок. Ну, что ж, поезжайте. Надеюсь, к четырём вы будете. У Барковского могут быть к вам вопросы.
Ольга Петровна. Давно хотела вам сказать, уже Валерию Александровичу говорила, за нами следят. У вас нет такого ощущения?
Кумок. Мой телефон уже давно на прослушке. Но мы вроде бы ещё ничего такого не сделали. Хотя, кто знает?

 Заргаров и Ольга Петровна уходят.
 

Сцена шестая

Там же. Барковский и Кумок. Разговаривают на “ты”, как старые друзья.

Барковский. Кратер настоящий вырыли. Метров 170 в диаметре. Ну, и глубина, двадцать один с половиной, мужики ломами и кувалдами машут. Хрущак, как наседка вокруг носится. Вот-вот отроют.
Кумок. Виден наш кратер с Луны?
Барковский. Долго они им любоваться не смогут, как вытащим, что там лежит, обратно гору будем делать.
Кумок. Ну, гору восстановить то при нашем опыте разрушения…
Барковский. Как ты думаешь, что они на Земле искали?
Кумок. Неведомое! Их занесло в Саяны поиски неведомого. Помнишь, Лем говорил - в глубинах космоса оно ожидает нас, землян. Представь обратное – живут где-то разумные. Начитались собственной фантастики, заинтересовались, какое такое неведомое их ждёт, и помчались.
Барковский. Неведомое в Саянах двести лет тому назад? Его и сейчас там не густо. Тогда аборигены рыбку ловили, медведя добывали, в избах по чёрному жили. Чиновники, если появлялись шкурки соболя да белки вытрясали. И сегодня к этому натюрморту много не добавишь. Очень, знаешь, всё таинственно и жутко от такой таинственности делается. Надо же, столько световых вёрст лететь, киселя хлебать, чтобы в случае удачи насладиться таким неведомым.
Кумок. Им простительно. Они же этого не знали.
Барковский. Мы ведь тоже ждём чего-то от предмета лежащего в кратере, а это, скорее всего, обычная жестянка. Большие умы нашей планеты додумались в годах шестидесятых уже прошлого века, что, мол, вокруг Марса кружатся две неземные исследовательские лаборатории. Оказалось, два булыжника. Я даже отчёт Академии наук об этом полёте купил и прочёл. Камни и камни. Только здоровые они и далеко очень.
Кумок. Я бы посмотрел с удовольствием.
Барковский. Боюсь, отвергнувшая меня супруга, вполне могла её выбросить. Однажды у нас с ней случилась дискуссия, и она в меня швырнула увесистый отчёт Генерал-лейтенанта Свиты его Императорского Величества Куропаткина о завоевании Туркестана. Книжка редкая и дорогая. Заметь, под рукой находились и более простые варианты. В результате и мне больно и книжке конец. Вот так женщины относятся к печатному слову. Так что, если найду.
Кумок. Дамы, да! Без них плохо и с ними, так себе. Ладно, Бог с ними, с дамами. Ты попробуй представить, с каким вожделением наши деды разглядывали белые пятна на карте, то же ведь неведомое им мнилось, и что оказалось?
Барковский. Оказалось? Тупые и ленивые негритосы. Людоеды к тому же. Крокодилы да носороги вонючие. Болезни подлые и неизлечимые, и муха цэ-цэ летает. Жертву выискивает. Может быть, всё неведомое подобно этой поганой мушке, а?
Кумок. Завтра мы уже будем знать, что нас ждёт. В смысле неведомого, полагаю, ничего интересного. Таблицу Менделеева обойти трудно.
Барковский. Сам факт может быть очень важным. Но не для нас. У нас задача прикладная, выяснить, что там лежит и из чего “это” сделано.
Кумок. Ты не находишь, что Ольга Петровна излишне нервна?
Барковский. Напротив, мне она кажется, спокойной, как трамвайная рельса. Сложно даже представить, что что-то может её взволновать. А что случилось?
Кумок. Она считает, что за нашей конторой следят.
Барковский. Пусть, если им делать нечего.

Сцена седьмая

Открывается дверь в неё уверенно входит господин наружности, “Где-то мы с вами встречались”.

Представляется

Кочетков. Кочетков Валентин Вагифович, редактор еженедельника “Новое слово”.
Кумок. Вы, любезный, верно дверью ошиблись.
Кочетков. Кто из вас Барковский.
Барковский. Ну, я. Барковский.
Кочетков. Вот.

Достаёт из папки и протягивает газету.
Барковский читает вслух, торопясь, и кое-что пропускает.

Барковский. Так, а газетка то типа, “Саянский край”, мне, наверное, о ней Гундарев рассказывал. Название “Следы ведут в Новосибирск”.
Кумок. (Кочеткову). Да вы присядьте пока. И шубеечку вот в шкафчик пристройте.
Барковский. (Продолжает чтение). В самом центре заповедника, куда не ступала ещё нога цивилизации, появились бульдозеры, скрепера, взрывники и с шумом присущим данным механизмам начали вскрышные работы.
Барковский - Кумку. Интересно, какой размер ноги цивилизации? Бред какой-то.
Кумок. Не отвлекайтесь, Юрий Альбертович. Читайте.
Барковский. Ну, описание бед нанесённых цивилизацией и варварами можно опустить. Разбежались олени, глушат рыбу, это враки. Вот суть. Ага… Вот. (Читает). Что же ищут эти …
оскорбления опустим,
“… разоряющие девственную нашу природу. Ищут они инопланетян. В этом уверены все рабочие. Но глава экспедиции, отмалчивается. Нет, они здесь в поисках клада Тамерлана. О котором, кстати, здесь не слышал никто. Скорее всего, это легенда, чтобы отвлечь внимание природоохранительных органов. Кто же не знает, что двести лет назад, здесь упал метеорит…” Так, это опустим, далее, “осколки которого могут представлять гигантскую ценность на мировом рынке. Администрация попустительствует разорению девственной чистоты заповедника…”
Так, дальше грязные намёки в адрес главы администрации…
“Новосибирская фирма с загадочным названием и её генеральный директор…”
Барковский. Дальше грязные намёки, уже в мой адрес. Чего от нас то хотите?
Кочетков. Ничего. Просто мы можем дать опровержение или подтвердить. Тамерлан, конечно в этих местах и не ночевал. Да и вы, сколько могу судить, не похожи на кладоискателей.
Развязно. Чего ищем-то?
Кумок. Истину.
Кочетков. А что есть истина?
Барковский. Эй, вы, поосторожнее! Если верить известному роману, персонаж его задавший этот же вопрос, уже две тысячи лет ни умереть, ни уснуть не может.
Кочетков. Так то роман, а здесь статейка. Пусть неважнецкая статейка, но грамм, хотя бы правды в ней есть! Наш корреспондент побывал на месте раскопа, поговорил с вашим телеоператором. Тот, что-то всё больше о космосе говорил. И как коллега коллеге, посоветовал беречься инопланетян. Между прочим, выяснил, что экспедицию финансирует известнейший гражданин Новосибирска, член Законодательной областной ассамблеи господин Кумок. Достаточно, для сенсации в общегородских масштабах.
Кумок. Мы в сенсациях не заинтересованы. Да и вы, верно, тоже. (Угрожающе) Бывают такие, от которых всем тошно может стать.
Барковский. Да видал я вашу газетёнку! Какие сенсации? Вы больше о детородных органах пишите с приложением их фотографических изображений, печатаете астрологические прогнозы, анекдоты глупые и кроссворды с призами. Тоже мне, орган информации. Если Вы имеете в виду рекламу, то да, у вас очень информативный орган.
Кумок. Напрасно вы нашего телеоператора слушали, он всё больше по марихуане прикалывается, достаёт её где-то, накурится, а потом в голову разные сикарашки заползают. Жаль, раньше этого не знали. Я полагаю Юрий Альбертович выгнать его давно пора. За профнепригодность.
Барковский. Точно. Позвоним Хрущаку, пусть отправит его в тайгу раздетым, голодным и разутым. Вот если выживет трепло поганое, тогда это и будет сенсацией.
Кочетков. (С гордостью) Нашу газету сто тысяч читают.
Барковский. (Мрачно). Не смешно когда кретины своим творчеством плодят дебилов.
Кумок. Так в этом же самая суть газетного дела!
Кочетков. Значит, не любим свободное слово? А нашу газету спонсирует Городской банк. Мы не за каждым рублём нагибаемся.
Барковский. Да имел я в вас в виду вместе с вашим банком и со всей вашей свободой. Отродясь дело с банками не имел. Мошенники! Да и вы не далеко отползли!
Кумок. (Примирительно). Вы, журналисты иногда думайте о принципах, который как у врачей, должен звучать - не навреди! Мы сейчас действительно раскапываем нечто. Это наша частная инициатива. От общественности мы не скрываемся. Но говорить пока не о чем.
Кочетков. Принципы? Они у меня имеются, но оканчиваются там, где начинают больше платить другие.
Кумок. Вы чрезмерно откровенны.
Кочетков. Я откровенен и в статьях подписанных моим именем.
Кумок. То есть, сейчас вы не откровенны?
Кочетков. Я не могу подобрать слова, чтобы вам всё объяснить…
Барковский. Ничего, мы вам их поможем найти. Для начала, обещаю открыть вам первому тайну раскопа, если таковая будет, а во-вторых, мы вам закажем полосную рекламу на шесть месяцев. Я думаю, что ваши принципы это не заденет.
Кочетков. Если вы мне платите, это лишь подтвердит мою принципиальную позицию. Завтра пришлю к вам моего рекламного агента, расскажите ему, что вы хотите, всё остальное мы сделаем.
Кумок. Договорились?

Вытаскивает бумажник. Вынимает и подаёт несколько купюр.

Кумок. Ваш аванс.
Кочетков. У меня нет с собой приходного ордера.
Кумок. Он без надобности.
Барковский. Надеюсь, мы уже можем сказать друг другу до свиданья?

Кочетков прощается со всеми. Уходит.

Барковский. У, вымогатель!
Кумок. Всяка тварь свою выгоду ищет. Как там по твоей теории взятки? Стоимостная, безнравственная и безопасная. Но это же на поддержку свободы слова… Конечно, спустить бы его с лестницы. Да дешевле купить, в смысле последствий. Не нравится мне, что о нас уже слухи ходят.
Барковский. Может, после статейки нас наблюдать начали. Мало ли чего роем и чего выкопаем?
Кумок. Информация, как и её отсутствие денег стоит. Хорошо, когда они есть.
Барковский. Деньги есть такая вещь, которой чаще всего нет.
Кумок. Не у всех, Юрий Альбертович, не у всех.
Барковский. И слава Богу!
Кумок. Пресса! Четвёртая власть, так сказать.
Барковский. Четвёртое зло. Где власть, там всегда зло.
Кумок. Может это меньшее зло, чем отсутствие всякой власти.
Барковский. Выбирая из двух зол меньшее, всегда выбираешь зло. В любом случае. Зло.
Кумок. А ведь человек образованный. Можно сказать интеллектуал!
Барковский. Бывает и падаль интеллектуальная!
Кумок. Зря ты его так. Может это порядочный человек?
Барковский. А может ли порядочный человек служить, например, в “Фёлькишер беобахтер”?
Кумок. А может ли порядочный человек служить, например, в “Таймс”? Любой орган информации, в той же степени орган дезинформации. Событие может быть известно только ограниченным числом сторон. А часть вместо целого - вот уже и искажение. А о какой части рассказать, а какую опустить, это уже принципиальная позиция.
Барковский. Я не о знании, основанным на информации, я о средствах и способах её добывания.
Кумок. Всем кушать хочется. А от того проблемы возникают с
нравственностью. Ведь и о палаче можно сказать, что он тоже занят поисками истины.
Барковский. Нужна мне такая истина!
Кумок. Тебе нет, но некоторым она потребна. Вот так.
Барковский. Вернёмся к нашим баранам. Наш то, экс фюрер “Первого отдела” допустил утечку информации, гад.
Кумок. Это ему не пишущие машинки на праздники собирать и опечатывать да стращать инженеров с работягами происками врагов из ЦРУ.
 Барковский. На чужой роток, не накинешь платок. Дело сделано. В наших интересах быстрее закончить археологическую часть экспедиции. Разрешения на руках. Вроде бы, в последний момент не должны остановить работу. Да и осталось всего ничего. Выковырять это штуку из гранита. А там видно будет.
Кумок. Хрущак должен вот-вот позвонить. Там у него спутниковый телефон. Он деньги экономит, звонит редко. Разговаривать с ним сложно. А отчёты он и по факсу может сбросить. Пожарную машину отправили?
Барковский. Своим ходом. Главное, чтобы по пути пожары не тушила. Тогда доедет.
Кумок. Что ж, семена посеяли, ждём урожая. Волнительно, а?
Барковский. Понял.

Подходит к холодильнику вынимает бутылку.

Барковский. А закусить только сухарики.
Кумок. Да не девушки давно. Наливай.

Выпивают.

Кумок. Нам здесь сидеть, пока Хрущак не прорежется.
Барковский. Может самому позвонить?
Кумок. Боюсь. Сглазим. Подождём.
Барковский. И философы бывают суеверны?
Кумок. Философы люди, самые обыкновенные люди. А философы – металлисты, просто вынуждены быть суеверными. В нашем деле удача зависит, не пойми отчего. Вот и обращаешь внимание на приметы. Хотя они не никогда сбываются.
Барковский. Ну отчего ж, никогда? Я вот, например, утром встретил попа, а затем, нашёл твой чек. Так, что теперь знаю, поп к деньгам!

Звонок. Барковский снимает трубку.

Барковский. Здорово Юлий. (Кумку). Он вылетает с образцом. Ты путём скажи, что там?
Дублирует.
Отрыли сферу, каплевидная. Без следов деформации. Это точно? Тонн на двадцать пять. Ты не преувеличиваешь? Еле образец отщипнул. На вертолёте, он прилетает через три-четыре часа. О чём разговор? Будем сидеть и ждать. Привези фотографии и результаты обмеров. Понял?
Кумок. Я позвоню в лабораторию, пусть ждут. Нам анализ, как медики говорят, нужен – цито! Срочно.
Барковский. Сейчас двенадцать, допустим, в четыре Хрущак здесь, в пять анализ будет готов, а там посмотрим.
Барковский. Пойду, куплю, что нибудь к обеду, не могу довериться секретарше. Напутает, все равно самому идти придётся.
Кумок. Ты уж, не перестарайся. Ясную надо будет голову иметь.
Барковский. Была бы голова, ясность придёт. А может, прогуляемся вместе? Новостей мы больше не ждём. Гости нам не к чему.

Одеваются, уходят. В комнате темнеет, её заливает серебристое свечение.




Сцена восьмая

Заходят Кумок и Барковский. Барковский, показывая на настенные часы

Барковский. Смотри, уже около четырёх.

Тихо начинает звучать метроном с интервалом в две секунды, к концу действия звук усиливается до очень громкого.

Кумок. Ну, зато, славно пообедали. И никто не мешал, тихо спокойно, музыка играет, ни одной знакомой рожи не встретилось, так что настроение нормальное. Что Хрущак то нам привезёт?
Барковский. А чтобы не привёз, ставки сделаны и игра сыграна. Изменить ничего нельзя. Кстати оглядывался, вроде бы никого за нами не было.
Кумок. Мы должны сыграть на опережение. После этой статейки, будь уверен, за нами присматривают.
Барковский. За нами всегда присматривают. Человек без присмотра он столько натворить может, с ума сойти.
Кумок. Ну да, “Евгения Онегина”, или “Теорию относительности”.
Барковский. Про “Евгения Онегина”, это ты зря, за Александром Сергеевичем очень плотный был пригляд. Интересно было бы прочесть, как шпики отчитывались о проделанной работе.
Кумок. Пушкин, с точки зрения филёра, думаю, не интересный, скучный был человек.
Барковский. Филёры уже обустраивали мир по собственному разумению. Все становились или скучные или мёртвые. Третьего не дано. Сам знаешь.
Кумок. Пусть я эгоист, но из всего на белом свете, больше всего меня интересую я, и мои собственные дела. Если у меня всё будет в порядке, то и на всём Земном шаре тоже всё в порядке. Мы слишком зависим друг от друга, чтобы наплевательски относиться к себе.
Барковский. Знаешь, что бы Хрущак ни привёз, мы увидим, только то, что мы уже видели. То, что человек не видел он и не увидит.
Кумок. Интересно, верно ли обратное? Жизнь, вообще, лабиринт, в котором для каждого готов отдельный выход.
Барковский. Мы о мире знаем гораздо меньше, чем не знаем. От того все проблемы.
Кумок. Вот, мы философствуем, выпивка с закуской в нас погибает, чтобы мы жили, а где-то происходит нечто, что может сильно повлиять на дальнейшее течение нашей жизни.


Сцена девятая

Заходят Ольга Петровна, Хрущак, Заргаров.
Метроном продолжает отбивать время.
 
Барковский. Вы, что, на одном вертолёте летели?
Хрущак. У подъезда столкнулись.
Кумок. Где образец?
Хрущак. Дай отдышусь. Короче, бульдозерами эту каплю еле вытащили. Тяжеленная! Лежит себе милая возле кратера. Мёрзнет. Еле отщипнул кусочек, знаешь, на чешую от воблы похожа. А рыбой не пахнет. Судя по всему, она без пустот. Если, что-то в ней было, то сплющилось и исчезло. А где отщипнул, оно опять выросло! Чешуя!

Протягивает Кумку, вынутый из кармана образец.

Кумок. (Одеваясь). Всё, мчусь в лабораторию. Ждите.

Уходит.

Хрущак. (Голосом отца командира) Выпить и закусить! С утра росинки маковой не перепало.
Барковский. Будет врать-то. Прёт от тебя свежаком. Уже и не закусываете ваше высокопревосходительство.
Хрущак. Хрущак своё сделал. Теперь осталось получить.
Заргаров. Ладно, мы с Олей сходим. Сиди уж.

Одеваются, уходят.

Барковский. Яму закидывают?
Хрущак. Я думаю, в два дня вернут в первобытное состояние. Слушай, в этой железяке тонн двадцать пять, если не больше. Как её дальше волочь не представляю.
Барковский. Оператор работал?
Хрущак. Пять кассет поменял. Заснял весь процесс. Фильм, говорит, классный может получиться.
Барковский. Кассеты забрал?
Хрущак. Как же. В сумке лежат.
Барковский. Куда бы их спрятать? В зависимости из чего сделана эта штука, плёнки могут стать и фильмом классным, а могут и неоценимым материалом для следствия.

Открывает сейф и складывает кассеты.
 
Хрущак. Да ты, Альбертыч, не переживай. Виталий Степанович заезжал на раскоп. Посмотрел, хмыкнул, сказал, хорошо людям, у которых деньги лишние. И отбыл. Тебе, кстати передал привет и отдельное спасибо. Дескать, пилорама хорошая, а машина пожарная доехала.
Барковский. Мы с ним ещё увидимся!
Хрущак. Куда компаньоны потерялись? Голоден и жажда мучит.
Барковский. Придут. Больше никто не приезжал, не интересовался?
Хрущак. По-моему, нет. Кто в такую холодную глухомань попрётся, да ещё перед Новым Годом? Люба не звонила?
Барковский. Не знаю, ты у Ольги Петровны поинтересуйся.
Хрущак. Знаешь, я может быть, сейчас до неё пробегусь, недалеко здесь и не виделись давно.
Барковский. Подожди немного. Вместе пойдём. Неужели тебе неинтересно узнать, из чего эта штука сделана?
Хрущак. Я так наломался в этих Саянах, столько намучился, пока отщипывал чешую этой внеземной рыбины, что мне это уже всё по барабану. Что интересно, небольших он размеров, только тяжёлый очень! И знаешь что! Когда подходил к ней оно светится и жужжит, а ещё и тёплая!
Барковский. Хрущак, да ведь ты войдёшь в книгу Гиннеса, как первый человек, обследовавший объект внеземной цивилизации. Гордиться должен.
Хрущак. Железяка, да железяка. Дай Бог, чтобы не радиоактивная, а то Люба больше не нальёт, ещё из дому погонит! Цивилизации, цивилизации! Что их по космосу то носит?
Барковский. Жажда познать неведомое.
Хрущак. Вот и допознавались. А так сидели бы дома, пивко попивали, или что там у них пьют. Возись с этими треклятыми обломками. Слава Богу, не торчать там больше!
Барковский. А ты уверен, что яму закопают?
Хрущак. Уверен! Я им выдал аванс, всё остальное после окончания работ. Лишнюю технику уже убрал. Счета Ольге Петровне привёз. Пусть платит. Ты, Альбертыч думай, как металл вывести. Пилить его невозможно. И страшно!
Барковский. Нам он, в общем-то, не нужен. Важно узнать, что он из себя представляет. А в остальном, не наше дело.
Хрущак. Где кормильцы то? Умру от голода! Умру от жажды! Что без Хрущака, делать то будете?

Открывается дверь. Входят Заргаров и Ольга Петровна.
Хрущак с довольным видом разгружает пакет. Всё выкладывает на стол.

Хрущак. Действительно, выпить добро и закусить хорошо.

Разливает по рюмкам.

Хрущак. Ну, за успех нашего безнадёжного дела!

Все чокаются, выпивают. Закусывают. Беседуют.

Заргаров. А зачем он эту штуку вытащил из кратера? Нас же интересовала рецептура. Всё, что в недрах принадлежит отечеству, жди теперь неприятностей.
Барковский. Вытащили уже, что поделаешь? И яму до завтра включительно закидают. Так что, хошь ни хошь, а придётся думать, что с металлом делать.
Ольга Петровна. Кумок у нас по металлу, он сообразит.

Входит, точнее, влетает Кумок.
Метроном продолжает звучать.

Кумок. Ребята, у меня две новости. Хорошая и плохая.
Хрущак. (Уже поддатый). Начни с хорошей.
Кумок. Пожалуйста. Хрущак, определил вес почти точно, там двадцать шесть с половиной тонн. И мы, мы все здесь мультимиллионеры. Если считать в долларах. А если в рублях …
Барковский. А плохая?
Кумок. То, что лежит в Саянах, загадки никакой не представляет. Это просто двадцатишеститонный кусок палладия, есть такой элемент в таблице Менделеева с семнадцатипроцентными включениями платины и так, кое - что по мелочи. Практически, то, что Земляне добывают палладия в муках за год, лежит в этой глухомани.
Ольга Петровна. Что здесь плохого?
Кумок. Этот межпланетный подарок тянет на шестьсот миллионов долларов. Мы не сможем продать… У государства свой интерес в этом бизнесе, нас либо пересажают, либо перестреляют конкуренты. Это очень серьёзные люди. В смысле пристрелить кого нибудь. Как муху прихлопнут!
Барковский. Смерть любого прихлопнет, как муху.
Хрущак. Я бы хотел, чтобы это произошло естественным путём, а не насильственным.
Барковский. Похоже, что для нас это теперь самый естественный выход. (Кумку). На сколько, говоришь, тянет эта железяка, в смысле денег?
Кумок. Миллионов на шестьсот долларов. То есть, извините, условных североамериканских единиц. Даже, если нам четверть, то дешевле укокошить или посадить.
Хрущак. За что?
Заргаров. За чрезмерное любопытство к загадкам природы, вот за что.
Ольга Петровна. А если мы её, находку эту подарим. Грановитой палате, или где там сокровища лежат. Пусть нашей добротой попользуются.
 Барковский. Ведь неизвестно, что в головах у этих господ. Пристрелят на всякий случай, и хлопот никаких. Может то, что мы знаем, есть такая тайна, что лучше “перед прочтением сжечь”.
Ольга Петровна. Если я не ошиблась, и нас пасли, надо срочно завершать дела и разбегаться.
Заргаров. Ну, не озолотились в этот раз, будем надеяться на другой.
Барковский. Если он будет. Следующий раз.
Хрущак. Я как бывший начальник Первого отдела, даже не знаю, что и сказать. Может, сначала отпилим по кусочку, и потом разбежимся.
Заргаров. Чтобы встретиться в кабинете следователя на очной ставке? Увольте!
Кумок. Я то думал, что там всё сложней и проще, что нечто неведомое, а тут, ведомое, но уж слишком много его.
Хрущак. Живы пока. (Наливает всем, и предлагает выпить). На том свете не подадут. Чёрт, с мужиками надо бы дорассчиться. Ну, жив буду, надеюсь.
Барковский. Юлий, а может, зарыть её к чертям собачьим, и пусть, кто хочет, ковыряется, а наше дело сторона.
 Кумок. Жаль зарывать семнадцать уже потраченных миллионов, но жизнь дороже.
Ольга Петровна. Виктор Александрович, затраты почти все покроются прибылью на векселя, если подождём немного.
Хрущак. А пусть она там лежит себе. Она маленькая, но не подъёмная. Обычным вертолётом её не утащить, а других средств я не знаю.

Все подходят к столу, в полной тишине наливают и, не чокаясь, выпивают.

Хрущак. (Неожиданно). А ведь могут перестрелять! Я их гадов, знаю. (Задумчиво) Или пересажать, а потом перестрелять!

Все вздрагивают.

Кумок. (С выражением) “Я знаю, вы не дрогните, сметая человека, что ж, мученики догмата, вы тоже жертвы века!” (Меняя интонацию). Чтобы не произошло, мы уже вместе. Из горящего самолёта ни вместе, ни по одиночке не спасёшься!
Барковский. Ну, следят за нами, ну слушают нас, и чёрт с ними! Чего умирать то до того момента, пока смертушка натурально не придёт за каждым из нас?
Заргаров. Трус умирает множество раз, а смелый один. Кто-то молвил из великих.
Кумок. Гейне однажды сказал, дескать, “не герой я, чужды мне патетические жесты”.
Барковский. Великие они потому великие, что на каждый случай они, не то чтобы делали, но точно произносили нечто великое.
Ольга Петровна. А мы люди простые. И не сделали ничего такого, чтобы дети наши осиротели.
Хрущак. Связался я с вами, на свою голову! Сидел бы сейчас у Любаши, да пропивал бы свою пенсию!
Кумок. Да, успокойтесь! Мы сделали открытие и оно дороже всех денег. По крайней мере, моих. Джордано Бруно сгорел на площади Цветов за одно только предположение, что он есть во вселенной разум, кроме человеческого. Мы доказали, что он есть. Если с нами, что случится…. Мы в очень приличной кампании.

Выпивают.

Кумок. Ладно, чего грустим. Я свяжусь с референтом Премьер-министра. Может чего посоветует.

Стук в дверь. Настойчивый, но корректный.
Барковский вздохнув, подходит к двери, отпирает её.
Входят пятеро. Главный в штатском. Четверо в камуфляже. Высокие, мускулистые, похожие друг на друга. Не улыбаясь, показывают удовстверения. Все молчат. Пауза затягивается.
Один из них запирает дверь изнутри. Другой сноровисто вытаскивает диск из компьютера. Обрывает провода от телефона и факса. Третий опустошает сейф. Вся сцена проходит в молчании.

Барковский. (Шутливо) Это ограбление?

Кумок. Я депутат “Законодательной городской ассамблеи”!
Господин в штатском. Вот решение “Законодательной ассамблеи” о лишении вас иммунитета.

Протягивает Кумку бумагу.

Кумок. Ловко это у вас!

Господин в штатском. Стараемся. Мы на страже интересов.
Барковский. Ну-ну.
Ольга Петровна. У меня дети! Мне позвонить!
Господин в штатском. Пожалуйста.

Показывает на расскомутированные аппараты.

Если дозвонитесь!

На сцене загорается серебристое свечение. Оно всё интенсивней и густеет до той поры, пока на сцене перестают быть видны люди. Раздаётся несколько хлопков. Как будто хлопает дверь. А может и в самом деле дверь. Музыка звучит, но заунывная. В манере Ника Кейва. Хотя можно из “Реквиема” Моцарта подбавить.
Свечение рассевается, музыка становится тише, комната пуста, в пепельнице ещё дымится сигарета Хрущака. Звучит метроном.


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 Сцена первая

На сцене темно, но можно различить силуэт лежащего человека. Не ясно где это происходит, может быть в пространстве между Юпитером и Сатурном. А может быть в гостях у Прозерпины. (В дальнейшем, во всей сцене сна, остаётся деление сцены на светлую и тёмную части. Из темноты поочерёдно появляются Джордано, Кумок, Шишкунья. Там же, в свой черёд, они исчезают). Появляется Джордано Бруно (Его играет тот же актёр, что и Кумка). Из темноты выходит Барковский.

Джордано. Не люблю я осень. Всё сразу: и грязь, и снег и холодно.
Барковский. А я не люблю весну, зиму, лето. Осень тоже не люблю.
Джордано. А как живёшь?
Барковский. Да, никак! Живу себе, не замечая ни время, ни погоду. Пошло оно всё…
Джордано. А я во все сезоны люблю одно и тоже. Беседу, книгу, очаг, вино неаполитанское и общение с дамой, в разумных пределах.
Барковский. Что-то не сходится, ты уже четыреста лет не обременяешь земную твердь. И как это у тебя получается? Общение с дамами, например, “в разумных пределах”.
Джордано. Не знаю. Звучат воспоминания, и я оживаю.
Барковский. Дождёшься, чтобы вспомнили, как же.
Джордано. Но я есть, это же что-то означает?
Барковский. Только одно, меня нет!
Джордано. А ты себя потрогай.
Барковский. (Не слушая) Какое здесь эхо!
Джордано. Эхо? Здесь как в зале обшитой пробковыми панелями. Как у герцога … Странно, убранство комнаты помню, а человека? Нет, не вспомнить мне.
Барковский. Я слышу - ты не слышишь.
Джордано. Не удивительно! Думаешь, что мы делаем свою жизнь, а это жизнь нас делает. Закон вселенной.
Барковский. Ты попробуй не думать о вселенной, глядишь, полегчает!
Джордано. Слепцы! У нас в Неаполе, в замке графа Каподимонте висит “Притча о слепцах” картина Петера, фамилия самая варварская, Бруюггель, что ли. Не выговорить. Так они валятся в пропасть, где погибнут неминуемо. И представь, иные из этих несчастных смеются. Вот и нам ничего не осталось, разве только смеяться.
Барковский. То-то, я смотрю, какой ты весёлый. Кто ж виноват, что вселенная так плохо тобою думает о себе? Мы видим разное, и не видим, получается тоже, разное. И смеёмся о разном. А гибель одна для всех. Ты, говорят, на костре отвернулся от распятия, а живой. Ничего не понимаю!
Джордано. Ночью, когда пустеет душа, она заполняется тончайшим эфиром, в котором всё оживает и живёт. Во сне…
Барковский. И то верно, душа, как природа, не терпит пустоты.
Джордано. Вина бы сейчас, Юрий Альбертович, оно бы не помешало нам.
Барковский. Или водки. Тоже неплохо.
Джордано. Для нас, уроженцев Неаполя, крепковат напиток.
Барковский. Когда мы успели с тобой познакомиться?
Джордано. “…Я проникаю сквозь эфира поле…”

Исчезает в темноте. Появляется Кумок

Барковский. Смотри-ка, только, что разговаривал с Джордано, похожим на тебя. Теперь являешься ты похожий на него.
Кумок. На том свете не умирают, но и не живут.
Барковский. (Продолжает) И все похожи друг на друга. Ясно, господин философ. С чего ты взял, что мы именно там, где ты сказал? Дышу, говорю, надеюсь и это всё зря? Выходит всё уже позади, тогда зачем я думаю? Слушай, а может, я стал похож на Хрущака?
Кумок. Чего во сне не бывает?
Барковский. (Декламирует) “Какие сны в том смертном сне приснятся?”
Кумок. Знаешь, что такое сон? Это жизнь! Когда явь становится похожей на бред!
Барковский. Заглянем в сонник, но фантазия их авторов ужаснёт кого угодно.
Кумок. Маятник, между прочим, в одну сторону качается. Ты с Джордано можешь встретиться исключительно во сне.
Барковский. Логично, но грустно.
Кумок. Я тебя прославил. Не грусти! В восемнадцатом веке журнальчик выходил “Новый магазин естественной истории, химии и сведений экономических” для него приготовил статью “Муха цэ-цэ или “Сфера Барковского”. Не могу нашу сферу назвать иначе. “Сфера Хрущака” звучит благонадёжно, но не благозвучно.
Барковский. Есть статьи, название которых исчерпывает содержание. Напечатай несколько слов, и достаточно. Понимающие поймут.

В тёмной части сцены высвечивается высокая женщина, та же актриса, что играет Светлану Анатольевну, задрапированная в белое, ясно, что она стоит на возвышении. В руке держит искрящеюся сферу. Во время всей сцены, она молчит.

Кумок. (Оглядываясь) Секретарши моей не хватало.
Барковский. Вот и встретились! Это, однако, Шишкунья.
Кумок. Рост наблюдаю, но где же шесть метров покрытых белыми волосами?
Барковский. У неё в руках не кедровые шишки. Что-то другое.
Кумок. Попроси у неё кедровых орешков. Для оптовой продажи. Не циклись на мумие.
Барковский. Ты полагаешь, их интересует секрет напитка настоянного на кедровых орешках? Она показывает нам светящийся гибрид ананаса с кедровой шишкой.
Кумок. Это же шанс! Такой гибрид у нас в руках и мы миллионеры!
Барковский. Так выпиши чек, тебе не привыкать!
Кумок. Минуточку. (Достаёт из кармана украшенный печатями свиток. Заполняет его). Думаю, хватит семнадцати миллионов. (Повторяет несколько раз) Семнадцати миллионов.

Громкий стук железа о железо. Вопль “Подъём!”


Сцена вторая

Кабинет следователя. Зарешеченное окно. Два стола. Над столом висит портрет президента. За столом сидит знакомый Господин в штатском.
Стук в дверь.

Господин в штатском. Введите.

Входит Ольга Петровна. Как положено. Руки за спиной. Её сопровождают двое в камуфляже. (Четверо в камуфляже постоянно меняются в функции охранников).

Они выходят.

Господин в штатском. (Вежливо) Добрый день! Вот за тот столик, присаживайтесь. Пожалуйста.
Ольга Петровна. Негодяи! Меня в камеру! У меня дети! За сутки я с вами разговариваю в первый раз.
Господин в штатском. И в последний. Не нервничайте. Подписывайте протокол, подписку о невыезде и домой.
Ольга Петровна. Идиот!
Господин в штатском. Это вы кому?
Ольга Петровна. Вам! Где протокол?
Господин в штатском. Однако! Вы не церемонитесь с властью.
Ольга Петровна. У меня нет оружия. Ненавижу!
Господин в штатском. Вы угрожаете?
Ольга Петровна. (Меняя интонацию) Ладно, не ломайте комедию. Где бумаги?

Господин в штатском подаёт, Ольга Петровна бегло их просматривает.

Ольга Петровна. Я не могу подписать.… С чего вы нашу фирму именуете “преступной” и почему обнаруженная нами сфера стала весить на семнадцать тонн меньше?
Господин в штатском. Вы на глазок, а мы взвесили точно. Или вы хотите признать хищение сплава семнадцати тонн палладия и платины?

Достаёт бумагу. Читает.

Господин в штатском. “Означенное природное образование: сплав палладия и платины в количестве восьми тонн и семьсот шестидесяти трёх килограмм и ста пятидесяти трёх грамм”, и так далее…”
Ольга Петровна. Сволочи! (Понимая ловушку, подписывает). Верните бухгалтерскую документацию, она вам не нужна, надеюсь?
Господин в штатском. Вам привезут. До свидания.
Ольга Петровна. Прощайте!

Уходит

Вводят Хрущака.
Хрущак бурными жестами убеждает следователя в собственной невиновности, тот хмурится, и суёт ему под нос какие то бумаги.
Хрущак. (Неожиданно подаёт голос). Восемь, так восемь. И люди мы маленькие, есть и у нас понимание.

Подписывает бумаги и выходит.

Вводят Заргарова.
 
Господин в штатском. Какие люди! И наконец-то под охраной.
Заргаров. Вы не из моих бывших вкладчиков?
Господин в штатском. Да! Мои деньги и деньги наших сотрудников пропали у вас.
Заргаров. (Рассудительно). Что было, то быльём поросло!
Господин в штатском. Вот бумаги. Подписывайте, и чтобы духу вашего здесь не было. Пока коллеги не в курсе, какая “птица” у нас в гостях.

Заргаров подходит к столу следователя, расписывается не читая.

Заргаров. Это всё?
Господин в штатском. К сожалению! Но в следующий раз никакие инвестиции вам не помогут.
Заргаров. Не преуменьшайте моих возможностей!

Вводят Барковского. Господин в штатском, что-то ему доказывает, он не слушает и глядит в зарешеченное окно.

Барковский. Смотри-ка, у вас в окне шесть прутьев вертикальных, да шесть продольных. Действительно, небо в клетку. Как плед шотландский. Семнадцать, говорите с копушками, ну-ну? Есть песня такая негритянская о шестнадцати тоннах. Дивная мелодия. Что ж, вы ещё одну то перебрали? А то было бы как в песне.
 Господин в штатском. Не умничайте, тут столько умников до вас перебывало. (Мечтательно) Где они?
Барковский. Вы то уж точно знаете, что у вас с умниками происходит.

Подписывает бумаги. Швыряет их господину в штатском.

Вводят Кумка. Он без разговоров берёт бумаги, читает. Начинает смеяться, громко и весело. Чувствуется, что от всей души. Встаёт, пожимает руку господину в штатском.

Кумок. Я восхищён! Молодцы!

Господин в штатском. (Торжественно). Вы свободны.


СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Комната Барковского. На этот раз прибрана. В углу стоит ёлочка с несколькими игрушками. Стол пуст. Заргаров и Ольга Петровна сидят рядом и тихонько о чём-то говорят. Барковский через силу общается с секретаршей Кумка.

Светлана Анатольевна. У вас, Юрий Альбертович так уютно, но вот эта картина…(Показывая на репродукцию Брейгеля).
Барковский. (Раздражённо) Это не картина, это репродукция. Картина выставлена в неаполитанском музее Каподимонте. Какое слово! (Говорит по слогам) Ка-по-ди-мон-те.
Светлана Анатольевна. Мне всё равно. Оригинал или репродукция. Слишком мрачно. Обычно вешают на стену, чтобы красиво было, а у вас…
Барковский. Можно и вас повесить, ведь вы тоже красивы, но боюсь, со временем испортитесь! Бодлер почти по этому поводу написал “И вас красавица, и вас коснётся тленье, вы трупом ляжете гнилым, вы солнце глаз моих, вы чувств моих отрада, вы синеглазый серафим!”
Светлана Анатольевна. Фи, как некрасиво!
Барковский. Это стихотворение, также прекрасно, как картина, репродукцию, которой мы сейчас рассматриваем. Чаще бывает наоборот, отвратительная картина, но зато, тошнотворный переизбыток красоты. А Брейгель… Это его послание. Письмо художника людям. Мне, например.
Светлана Анатольевна. И, что он вам говорит?
Барковский. Достаточно, чтобы я беседовать мог с ним часами.
Светлана Анатольевна. А всё-таки? Меня в дрожь бросает от мерзких рож. И пейзаж, так себе. (Неожиданно демонстрируя эрудицию) Голландский, наверное?
Барковский. (раздражённо). Ну да, пейзаж, как правило, Голландский, а петухи Гамбургские! Что он мне говорит? Разное он мне говорит. Сейчас, например, что если все слепцы всех стран соединятся, то зрячими они всё равно не станут, а сломают себе шею в ближайшем овраге.
Светлана Анатольевна. Но глаза есть у всех, почти у всех.
Барковский. Куда они смотрят, и что они видят? Экран телевизора и газетные полосы. Мудрец один в двадцатом веке заметил, окно в мир можно закрыть газетой. Понимаете?
Светлана Анатольевна. Непросто это всё!
Барковский. Конечно, сложно, а главное, замечу вам, коллективного прозрения не бывает. Бывает только коллективное ослепление. Каждый прозревает в одиночку, и хорошо, если не в одиночке.

Звонит телефон. Барковский снимает трубку

Барковский. Мумиё? Грамм шестьдесят найдётся. Подходите часа через два.

Диктует адрес.

Звонят в дверь, Заргаров неохотно отрываясь от Ольги Петровны, идёт открывать. Вваливаются весёлые Кумок, Хрущак, Люба. Каждый тащит пакет, коробку. Хрущак дополнительно огромный букет, завёрнутый от мороза в газеты.

Кумок. Сегодня праздник у девчат и у ребят, кстати тоже! Сегодня будут танцы!
Ольга Петровна. Свобода и грядёт новый век, обсудим итоги работы нашей фирмы в уходящем тысячелетии.
Заргаров. И грядущие перспективы.
Хрущак. Спокуха, хрящ, косого повязали!
Люба. Ты Юлий, можешь любой праздник испортить, как воздух.
Хрущак. Не переживай, главное, чтобы Хрущак жив был, остальное приложится.

Женщины и примкнувшие к ним Заргаров и Хрущак заняты сервировкой. (Временами они отрываются от этого увлекательного занятия, чтобы принять участие в общей беседе). Хрущак развернул букет из хризантем. Находит вазу и вставляет в неё цветы. Барковский собирает газеты, в которые они были завёрнуты. Останавливается. Читает сначала про себя, а потом вслух. Отдельные места, особо выразительно.

Барковский. “ФСБ и РУБОП провели совместную операцию по обезвреживанию преступников, укравших у государства огромную ценность, полторы тонны палладия. Пресса обращала внимание читателей на подозрительную деятельность фирмы ЗАО “Джордано Бруно”, бесконтрольно хозяйничающую в Саянских недрах”. Ну и так далее и всё такое прочее. Читать неохота. Больно стиль у этого господина подл, как и он сам.
Кумок. Юрий Альбертович, посмотрите, кто подписал статью?
Барковский. (Утвердительно) Наш купленный друг.
Кумок. Мы же оплатили им полосу?
Барковский. Видимо другие дали больше. Сам знаешь, где кончаются принципы этого господина.
Заргаров. Эти сволочи из одной упряжки!
Кумок. Замечательно. Полоса оплачена, надо подготовить материал, если не напечатают… Они за это много заплатят! Я знаю кто и сколько! Но обратите внимание! Так обкусать достояние Республики! Если дело пойдёт дальше, в подобном темпе, то до столицы нашей Родины грамм триста всего лишь и долетит.
Хрущак. (Уже не совсем трезвый. Поёт) “Три танкиста выпили по триста и … конец машине боевой”
Барковский. И это для них слишком много.
Заргаров. Мы будем праздновать или разговоры разговаривать?
Барковский. Недолго же мы были в узилище. Нары железные, а публика? что публика? Клоака самая обыкновенная. Обвинение дутое. Я так и думал, что не долго буду казённый хлеб жевать. Но вот сны. … Какие сны!
Заргаров. Да, правильно говорят, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Мне вот не снилось ничего, карболкой даром провонял!
Барковский. Поздравляю! В полку философов прибыло.
Ольга Петровна. Вот сейчас отметим! Событие, да какое, мы на свободе, я ещё замужем. Салатик “Зимний” на столе. Валерий Александрович становится эксбанкиром-философом…
Хрущак. Да я с Валерой дуэтом спою. (Опять поёт) “Эх, мороз, мороз…”
Заргаров. (Раздражённо) Я петь предпочитаю соло.
Барковский. “Не до песен нам сейчас, не до стихов”. А впрочем, кто его знает. Мы попросим Валерия Александровича, он запоёт, и мы увидим небо в алмазах.
Светлана Анатольевна. Мы так все переполошились! И столько пришлось всякими путями вас вызволять. Чудо, что так всё быстро прекратилось.
Хрущак. (Снова поёт) “Просто я работаю, просто я работаю волшебником…”
Барковский. Я подозреваю, что в волшебниках у нас Виктор Александрович.
Кумок. Чудес не бывает. Была неуютная одноместная камера, мобильник, за пользование, которым я заплатил, но как вы понимаете, не сотовой компании. И пришла желанная свобода!
Светлана Анатольевна. Хорошо, когда прошлое прошло. А что будет потом?
Барковский. Да, к прошлому возврата нет!
       Что было, то ушло,
       Минувших лет забытый след,
       Ушедшее тепло.
Перевод Веры Маркиной со старояпонского.
Хрущак. (Любе). Надоели мне эти внеземные страсти. Надену кимоно и никуда от твоей стойки ни на шаг.
Барковский. “… если б знал, когда пускался на дебют…” Дальше не помню, но если бы мне сказали, куда приведёт моя дороженька, то я поступил бы точно также. В конце концов, мы единственные, кто уверен в существовании внеземного разума. Да и привык я к компании, как без Хрущака жить, даже не представляю.
Хрущак. А ты в петлю залезь! Когда меня не станет!
Кумок. Вот что значит настоящий друг, всегда правильно подскажет!
Ольга Петровна. Завтра подведём баланс, заплатим налоги, и будем спать спокойно. Кто с кем!
Хрущак. Лично я буду спать с открытой форточкой. Любаня!
Заргаров. (Ольге Петровне. Негромко). Не всё так плохо у нас с деньгами. Нам повезло! Мы заработали на векселях мэрии столько, что хватит вернуть Кумку. И нам остаётся на следующее дело.

Вся компания у стола, наводят красоту, расставляют посуду. Кумок с Барковским в стороне от суеты.

Кумок. Всё, Юрий Альбертович, жизнь нам можно сказать подарили, но житья не дадут. Продам я своё дело и стану бродячим философом.
Барковский. И пошли они в город Бремен, чтобы стать там уличными музыкантами.
Кумок. Приблизительно. Впереди вечность, а жизнь, увы, позади.
Хрущак. (С другого конца сцены. По своей профессии он привык подслушивать). А меня с собой возьмёте?
Барковский. (Хрущаку) И не подумаю! (Кумку) Старина, у нас столько ещё впереди! В “Сфере” не были, Шишкунью ещё не интервьюировали. Да и поиски мумиё, увлекательное занятие.
Кумок. Контора у нас есть. Генеральным директором назначим Ольгу Петровну.
Барковский. Мой друг Заргаров любит романсы, романы и склонен к авантюрам.
Кумок. Ну да, Хрущак женится на моей секретарше, к Любе будет похаживать сепаратно.
Барковский. Хрущак кавалер старой школы, ты посмотри, как хороши они вместе.

Смеются.

Звонок в дверь. Барковский открывает. Входит вслед за батюшкой, в руке которого опять телефонные счета.

Батюшка. (Без елея в голосе) Безобразие! Сколько можно говорить через мой номер? Тут такие события! В этот раз на двести семнадцать рублей наболтали! Сейчас передали. В Саянах! Что-то там обнаружили, зацепили вертолётом. Только над соснами зависли, винты не крутятся, и вертолёт пропал. Возникла серебристая сфера. А он в ней! Не упал, не взорвался, а растворился в воздухе! Вместе с журналистами, главой администрации, охраной и экипажем! А штурманом там мой племянник! А тут ещё эти счета! Бесовщина, какая-то!
Хрущак. Отец родной, да мы сейчас со всеми разберёмся!

Берёт его под руку и тихонько подталкивает к столу.

Хрущак. Не такие проблемы быстро решаем!
Кумок. Вот так наша сфера! (Иронически) Покрытая чешуёй из палладия и платины. Ничего не скажешь, понаделала делов.
Ольга Петровна. Где же она сейчас? Прямо из рук пропала. Хорошо, что не из наших!
Заргаров. Там, наверное, откуда прилетела века тому назад.
Светлана Анатольевна. А с этими, которые в вертолёте? Что с ними?
Барковский. Да, ничего! Посадили их, наверное, в зоопарк местный. И развлекают наши знакомцы почтеннейшую публику! (Глядя в зал). Не правда ли?

Сцену медленно заливает серебристое свечение.


Занавес