Страшный суд

Всем самовольно ушедшим из жизни посвящается.

       «Блаженны плачущие, ибо они утешаются».
       МАТФЕЯ 5:3-16
- Грехи душу сожгли. Я человека убил. – Прохрипел отец Дмитрий.
- Как же так, раб божий Димитрий? - Не удержался исповедующий. – За это ад, будешь маяться, черти с тебя три шкуры сдерут.
- Бог простил и ты простишь. Отпусти ты грехи мои, погибаю, жизни нет совсем. Я ведь по образованию кто? Архитектор! И вот оно что вышло. – Он потрепал себя за ризу. – Вот оно что… - Он хлебнул вина из чаши, предназначенного для причастия, что нарушало все уставы церкви и законы Божьи. – Ты сиди да слушай, не первый случай на твоём веку. Я в церковь кинулся сразу же, как она… - Отец Дмитрий одним махом съел кусок хлеба, означающего плоть Христа. - Глупый был, молодой. Я думал, что Господь наш Иисус Христос всемогущ, и если я буду к нему близок, если приму сан, это защитит меня от мук, от бесов, видящихся мне на каждом углу. Всё ведь по такому недоразумению произошло, что и рассказывать стыдно. – Он залпом допил вино и облизал губы. – Дело было в городе N, куда я приехал на стажировку. Был я небогат. Среднестатистический студент, так сказать. Но одевался я со вкусом. И внешность была недурная. Черноглазый, чернобровый, темноволосый, сложения не хилого, я всегда держал себя в форме. По сему бабы сыпались на меня, как манна небесная на праведников. А молодо-зелено, по молодости нагуляться хочется, каждый момент, как последний. И ловишь его, вбираешь в себя, как бы всё успеть, как бы не отстать, как бы не проморгать очередную юбку. Я вёл разгульную жизнь до того момента, пока не встретил Катерину. Зима была, помню, снегопад. И тьма утром, хоть глаз выколи. Она стояла на остановке, кутаясь в своё зябкое пальто, такая трогательная, что хотелось её согреть, обнять, прижать к себе. Дальше всё было как в плохом кино. Она поскользнулась, я её поддержал…
«Что ты знаешь о боли… Что ты вообще знаешь, Димка?» - Откидывая копну моих густых волос назад. Я смеялся, она покрывала поцелуями всё моё лицо и шею. У неё были влажные губы, и их прикосновение было лёгким и воздушным. Дай кагору, хоть горло промочить. Совсем, совсем спасу нет. Душа горит, дай смочу её, к чёртовой матери, Пётр.
- Ты в святом месте как-никак, не богохульствуй. – Одёрнул грешника его мнимый спаситель.
- Ничего святого нет! Не одну, две жизни погубил! Ай… - Дмитрий схватился за голову. На рясу с глухим звуком упало несколько массивных капель.
«Я всё знаю», - отвечал я Катерине. Она отрицательно мотала головой и еле заметно улыбалась, её свет в глазах сводил меня с ума, я готов был жизнь отдать, лишь бы она смотрела так только на меня. Лишь бы этот свет был только моим. – Отец Дмитрий достал из кармана портсигар и бесцеремонно закурил. Он затягивался страстно, глубоко, по его поведению и движениям было видно, что это привычное дело, он выполнял эту процедуру сотни раз, она стала его ритуалом – очернять стены святой церкви.
«Женись на мне», говорит. Чудная… - Дмитрий улыбнулся сквозь слёзы и разогнал вокруг себя дым от папиросы, чтобы видеть батюшку. Жёлтыми от табака пальцами он схватился за чашу и до краёв наполнил её кагором. По его огрубевшей коже, по немытым «папиросным» пальцам он вовсе не был похож на служителя божьего, скорее на рабочего мужика, который всю жизнь занимался каторжным трудом. – Я любил без памяти, без оглядки. Существовала только она и наша любовь. – Павел недоверчиво смотрел на Дмитрия. Его, как видно, терзали сомнения. Как этот человек мог принять сан, разве он способен на какие-либо чувства? Павел поглаживал корочку молитвенника, расшитого золотыми нитями. Его аристократические длинные выбеленные пальцы знали когда-нибудь хоть одну женщину? Об этом, в свою очередь, думал отец Дмитрий. Он зажёг ещё одну папиросу, потом ещё. Посеребрённый портсигар, видно дорогой его чёрному сердцу, Дмитрий вытирал руки, когда брался за него. – Месяца через два после свадьбы узнали, что Катька беременная. Помню, я даже прыгал от радости. Я говорил, будет сын, она говорила, непременно дочка. У неё был дар предсказательницы, ей стоило взглянуть на человека, и она могла рассказать его судьбу, но мне она ничего не говорила. Она была счастлива и печальна одновременно.
«Эй, иди ко мне. Послушай. Ты слышишь? Дружочек, это её сердце. А вчера она толкнула меня ножкой в живот. Это так забавно, я жду ребёнка от тебя. Слушай, зачем ты мне нужен? Ты же меня предашь, сам того не понимая. Не со зла, не из принципа. Но я люблю тебя и я тебя прощаю». – Тут встреча выпускников собиралась, и дёрнуло ж меня *цензура* пойти! Меня влекла туда сила от нечистого, от лукавого, иначе сказать нельзя. С чего бы мне туда ходить? И Катерина всё время над ухом, как эхо, не ходи, не ходи. А глаза грустные-грустные.
«Когда ты предашь меня, ты разобьёшь мне сердце. А без сердца жизни нет. Мочи нет терпеть, Димка, скорее бы всё кончилось. Иди, ступай, ступай», говорила она, запирая за мной дверь. Была на том сборище девушка одна, которая меня всегда желала, да я её нет. Все собирались как раз у неё дома. Мы с ней разговорились, она предложила выпить, протянула мне бокал. Насколько я помню, это было вино. Я резко запьянел, что мне совсем не свойственно. Она настояла на том, чтобы я переночевал у неё и я легко согласился, потому что идти домой я был не в силах, а тем более показаться в таком виде жене. Последнее, что я помню, это то, что она оказалась в моей постели.
- Ты прогнал её, отец Димитрий? Что, как это возможно? Нет? – Утончённый отец Павел вскочил на ноги, его ряса слегка качалась из стороны в сторону, его обласканный молитвенник упал на пол. Его аристократические ногти впились в его аристократические ладони так, что на коже оставались белые лунки. – Да ты знаешь, что это смертный грех! – Зашипел он ему в ухо. – И после этого ты принял сан, ты, нечистый, отродье дьявола! А я-то адом пытаюсь его напугать! Да ты с чертями на погосте танцевал, ты! – Он ударил кулаком воздух. – Молись, молись ему. – Павел опустился на колени и заглядывал в глаза Дмитрию. – Проси его, Боженька добрый, он простит. – Павел гладил Дмитрия белым узловатым пальцем по щеке, тот продолжил повествование, устремившись глазами в одну точку.
«Это было ужасно. Сама надежда - ужасна. Сам факт того, что она присутствовала. Как я могла усомниться в том, что судьба надо мной смилостивится?» - Я умолял её не делать аборт. Она говорила страшные слова о грехах, о смерти, о муках, о судьбе. А потом она хлопнула дверью и исчезла. Она была сиротой, ей не к кому было идти. Я думал, она успокоится и вернётся, поймёт, ведь всё случилось не по моей вине. Мне что-то подсыпали в вино. Я ждал до вечера, а потом кинулся искать Катерину. Я увидел скопление народа на мосту, построенном по моим чертежам. Некоторые шептались, некоторые стояли и глазели на нескольких спасателей, стоявших здесь же. Я спросил у одного из них, что стряслось, он ответил, что беременная женщина спрыгнула в реку с моста…
       Я объявил в розыск. Катерину нашли через три дня на берегу реки около этой самой церкви. Я посчитал это знаком и пошёл служить Богу. Меня быстро принял настоятель церкви, объясняя это тем, что служить всё равно здесь некому, место безлюдное, прихожан мало. – Дмитрий закрыл лицо огромными ладонями. Раздались громкие всхлипы и причитания. Павел положил руку Дмитрию на плечо, раскрыл молитвенник, поднятый с пола, и начал читать над ним. – Я молю Бога только об одном, Павел, чтобы он простил её, чтобы открыл пред ней дорогу на страшный суд вместе со всеми нами грешными, чтобы не судил её, как самоубийцу, а судил меня за убийство. Боже, Господи, дай нам встретиться последний раз на небесах!
- Это невозможно. В этом и заключается наказание. Вы больше никогда не увидите друг друга. Она не придёт к тебе во снах и не станет твоим ангелом – хранителем. Её душа канула в реку вместе с её жизнью.
- Нет – нет, батюшка, я…
- Проси, его проси! Иди с миром, ступай, ступай. – Павел перекрестил Дмитрия три раза.
       Отец Дмитрий преставился утром следующего дня. На лице его была блаженная улыбка, остекленевшие глаза были полны смирения и любви, а рука, будто бы сжимала чью-то руку.