Сны обетованные

Первый рассказ из серии. Рассказ основан на почти реальных событиях.
       
---------------------------

       День выдался на редкость солнечный. Профессор Годсенд по такому случаю надел свой любимый бежевый костюм и поехал прогуляться на набережную залива. Он не знал большего удовольствия, чем в воскресный день потягивать шерри, сидя на плетеном кресле под широким зонтом и всем телом ощущая тепло легкого бриза. Дела, заботы, проблемы - все в такие часы отступало на второй план. Все это будет завтра. Стеклянные корпуса лаборатории, издевки коллег, раздраженное ворчание куратора проекта. Завтра.
       
       Тени становились все короче и улицы Хакстертауна были забиты такими же ловцами удачи. Поэтому не стоило ломиться через центр. Направив свою машину по окружной, вдоль реки, впадающей в залив, профессор с любопытством мальчишки любовался помпезными многоэтажками, выстроившимися в ряд. Сколько раз он здесь ездил? Пятьдесят, сто? Да нет, больше. Но каждый раз скользящий взгляд упирался в основание высоток-близнецов, что расположились в плотную к туристической гостинице, и сердце его начинало биться как птица в клетке.
       
       Это было тем более удивительно, ведь он никогда здесь не жил, ничто его не связывало с этим местом, никто его там не знал. Обычно профессор всегда спешил, проезжая это место, но сегодня любопытство пересилило. Он свернул и, обогнув квартал со стороны древней пожарной каланчи, поставил автомобиль во дворе гостиницы. До заветного дома оставалось пройти совсем немного, обогнуть угол и пройти весь цокольный этаж. Отсюда как на ладони просматривались утопающие в зелени садов здания муниципалитета на противоположном берегу. Профессор Годсенд специально решил пройти остаток пути пешком, чтобы прочувствовать волнение, постепенно охватывающее все его тело. Он совершенно не знал, что ему нужно искать. Как всегда, когда ему предстояла трудная, но вместе с тем интересная работа, он полагался на свою интуицию. Вот и сейчас, предвкушение чего-то значащего только нарастало.
       
       То, что он пережил, увидев маленький дворик, не поддавалось описанию. Такая какофония чувств была бы уместна, если бы это был двор твоего детства. Если бы нахлынули все воспоминания разом. Но... И это было чрезвычайно удивительно... Все здесь было не знакомо профессору. Хотя двор ему понравился. Он был бы не прочь провести детство в таком уютном, элегантном, со вкусом придуманном дворике.
       
       Все здание стояло на насыпи речной набережной, а сам дворик, аккуратно облицованный плиткой и гранитными аксессуарами представлял из себя обжитое углубление перед ним. Вход со стороны набережной обрамлял гранитный мостик с гранитными же скамьями-диванами по бокам. По среди дворика в два ряда росли изящные ивы, рельефно-изрезанная кора которых настолько естественно вписывалась в пейзаж, будто бы фактура бумаги на графических эскизах, выполненных совершенным мастером. С трех сторон дворик обрамляли стеклянные витрины в полный рост до самой крыши, которая, в свою очередь, являлась тротуаром для прохода по периметру двора. Справа в витрине ближайшего здания над двором можно было рассмотреть сквозь стекло художественную мастерскую, увешанную гравюрами и эстампами Хакстертауна.. Техническое исполнение работ само по себе на фоне современного искусства смотрелось архаизмом. Прямо посреди мастерской стояли станки для столь экзотического художественного изыска, на литых боках которых можно было рассмотреть цифры позапрошлого века. В мастерской царил художественный беспорядок, и это вызывало смутное беспокойство, как будто хозяин только минуту назад вышел и сейчас же войдет, застав незваного посетителя, заглядывающего к нему, как мальчишка, через окно. Закончив рассматривать мастерскую, профессор спустился по двухъярусной лестнице во двор. Было уже довольно жарко и на улице почти никого не было. На скамейке во дворе, как раз напротив магазина сидел мальчуган, беспардонно болтая ногами. Занятие это ему явно нравилось. Он предавался болтанию ногами самозабвенно, выделывая все новые и новые кренделя. Заметив подходившего к нему взрослого, он ни чуть не смутившись, почти не переставая своего занятия, протянул ему руку.
       - Боб.
       - Сэм, - пожал маленькую ладошку профессор.
       - Я здесь живу, - предваряя вопрос Сэма ответил, мальчуган, - Мама в магазине, покупает мороженое.
       - Хм, - на лице профессора расплылась восхищенная улыбка. Было похоже, что мальчуган читал его мысли. А может быть просто он был не из робких, или привык, что к нему подходят незваные чудаки по воскресеньям.
       - Ты еще не видел мою маму? Она тебе понравится. Она всем нравится. Она о-ча-ро-ваш-ка.
       Последнее слово он произнес почти по слогам. Было ясно, что это слово для малыша в новинку. Видно его маму так назвал кто-то из знакомых, к ней неравнодушных.
       - Когда мама уходит на работу, меня отводят к тете Селесте. А у нее совершенно нечего читать. Они говорят в моем возрасте читать вредно.
       - В твоем возрасте столько читать вредно, - это подошла его очаровашка-мама, - Боб, не надо вырывать слова из контекста. Он вас не заговорил? Обычно постороннему человеку из него слова не вытянуть. А к вам он явно расположен.
       - Нет, что вы. Прелестный мальчуган.
       Профессору представился случай получше рассмотреть маму малыша. Прелестная шатенка лет двадцати восьми с явными признаками южного загара на коже сильно контрастировала с белоснежным платьем. Искусные солнечные очки она кокетливо покусывала за край душки. Малыш тем временем с явным удовольствием измазал в шоколаде половину рта, а руки капавшим с обертки мороженым.
       - В магазине жуткая жара. Пакеты с соком невозможно брать в руки, не то чтобы пить, - продолжала молодая мама. Даже мороженое течет. Я уже лет десять не помню здесь такого пекла.
       - Вы давно здесь живете?
       - Всю жизнь. Правда, раньше здесь было еще красивее. За двором ухаживали, как за ребенком. А теперь... вы посмотрите, что стало. Витрины настолько грязные изнутри, что в них стыдно смотреть. А как здорово мы здесь играли в детстве. Я любила сидеть прямо на асфальте, свесив ноги с парапета и смотреть, как мальчишки лазают по деревьям. Вот видите, я и сейчас говорю это в настоящем времени, а не в прошедшем. Будто бы детство до сих пор продолжается. Мы очень неохотно взрослеем? Как вы думаете?
       - Пожалуй, это самые яркие впечатления жизни. Он женился на другой...
       - Вы не слишком любопытны?
       - Нисколько. Через пару минут я надоем вам, встану и уйду в другую, свою жизнь. Чего вам опасаться. Я даже имени вашего не знаю.
       - Он не вернулся из экспедиции. Макс никогда не рассказывал, чем занимается. А я не спрашивала. Даниэл, его брат, искал его года три. Потом устал. А остальных разбросала жизнь кого куда. Скорее всего, мы выросли. Дела-заботы. Вы же знаете, как это бывает. С возрастом мы все меньше нужны друг другу.
       - Ваша внешность не дает повода для пессимизма.
       - И вы туда же. Постыдились бы. У вас, наверное, жена, детей полный дом...
       Мальчуган тем временем ковырял палочкой между плит.
       - Не обольщайтесь. С таким занудой невозможно ужиться. Мы отвлеклись. Расскажите лучше еще про этот двор.
       - Не переживайте. Мне не больно. Тем более что со мной его сын. Макс мне всегда внушал, что смерти нет. Якобы он один догадался, что смерть - это самая глупая выдумка на свете. В отличие от остальных людей, он помнил себя почти с самого рождения. С первых дней. Он так увлеченно мне рассказывал, как месячным родители носили его в кинотеатр. Он даже рассказывал мне содержание фильмов. А этих фильмов больше нет. Их стерли, сожгли. Он говорил, что уже тогда понимал все, что видел на экране и прекрасно знал язык, что означает каждая вещь, каждый жест. Наверное, вам смешно?
       - Отнюдь. Вы даже не представляете, насколько точно вы нашли слушателя.
       - А вы кто? Вы кого-то здесь ищете? Вы здесь бывали раньше?
       - Никогда. Глупо. День за днем, год за годом поток машин, не останавливаясь, летит мимо по набережной. Все куда-то спешат и даже не задумываются, что в этих домах живут такие же люди. Растут, смотрят кино, рожают детей... И вот одна из машин выпадает из потока и человек упорно ищет ответ: "Что его сюда привело?"
       
       Сердце стучится испуганной птицей.
       Бьется о ребра крылами страстей.
       В памяти вспыли забытые лица.
       Тех, от кого не дождаться вестей.
       
       - Это ваше? Знаете, заметно. Не классика. У человека действительно болит сердце. Для бумаги этого не придумать. А хотите, я вам тоже прочту?
       
       Птица-сердце улетает - не воротишь.
       Раздвигая мир придуманных границ.
       Буду жить я ровно столько, сколько хочешь.
       Если только не забуду милых лиц.
       
       - Это Макс читал на вечеринке перед уходом.
       - Очень похоже.
       - Вы знаете, я сегодня с самого утра сама не своя. Давно так не было. Как будто старого друга должна увидеть. Вот предчувствие такое странное. А вы точно здесь никогда не были?
       - Не в этой жизни.
       - Не в этой жизни... Макс так и говорил.
       
       Она долго и пронзительно смотрела в его не мигающие глаза, пока у Сэма не закружилась голова.
       
       - Знаете, приезжайте к нам, когда вам будет скучно. Мы с сыном живем на втором этаже. Вон прямо по центру наши окна. Он давно ни с кем не разговаривал. Ему будет приятно.
       - И вам...
       - И мне...
       - Сэм, а ты к нам еще приедешь? - это подошел мальчуган с перепачканными руками.
       - Если захочешь.
       - Я захочу... - улыбка расплылась на его довольном лице.
       
       Уже когда Сэм выходил из двора, она окликнула его чужим именем.
       - Макс, ты вспомнишь, ты все вспомнишь.
       
       На следующий день профессор Сэм Годсенд Младший, придя на работу, первым делом навестил Грема Годсенда Старшего. Усевшись на край его стола, он долго терпеливо слушал его наставления. Мол, тема изучения альфа-ритмов человека бесперспективна. Что тему пора закрывать. Мол, немало копий об неё сломано и все равно результатов никаких. И что если он не прекратит ставить эксперименты над собой, он выпорет его как маленького ребенка. Потому, что это может быть опасно. И что в эту пятницу он чуть не оставил полгорода без света. А если мэр пожалуется военным, институту достанется, и будет плохо всем.
       Через полчаса Годсенд старший выдохся и спросил, - А что ты такой загадочный сегодня? А? Ни слова против. Обычно тебя не перекричать...
       - Отец, я знаю, тебе не откажут. Попроси на будущий год удвоить бюджет.
       - Ты что-то раскопал, сукин ты сын... Ну что, папке будет, чем гордиться?
       - Пока я могу сказать только одно. Кажется, я женюсь.
       
       23 ноября 2007