Человеческая комедия 21

Человеческая комедия 21

Солнышко

Наступило утро летнее, серое,
Я с утра у окна уж взглянуть,
По зонтам и кофтам осенним,
По прохожим прикидывать путь.

Мысли все о друзьях моих милых,
Что готовятся вместе встречать,
И рассказы, и байки, и чтиво,
Уготовленных им прочитать.

Солнце брызнет сегодня лучисто,
Со страниц моих новых на вас,
Будет все это действовать в лицах,
И пройдет этот дождь мимо нас...

Как я стал бомжем

Она гнала, продавала самогонку и её звали Люда. Каждый день приходил к ней с десятилитровой канистрой и брал самогонку на перепродажу. Хлопотное это дело. День и ночь идут грязные алкаши, матерятся, орут на весь подъезд. Подъезд заплёван, облёван ими. Повсюду валяются смятые пластмассовые стаканчики. Круглосуточное дежурство алкашей в подъезде, систематическое распитие самогонки, прессинг с их стороны, жульничество - в конец доконали меня. Я заработал системную болезнь, напоминающую хроническую усталость. Постоянно теперь ходил разбитый, подавленный. В конце-концов сам превратился в хронического алкоголика.
Жена тут же развелась со мной и перебралась к своей маме. Я остался один. И тут - весь этот сброд хлынул в моё жильё. Чахоточно-туберкулёзное отребье в наглую обосновалось у меня, и я никак не мог их выгнать. Они стали хозяевами и сами диктовали свои условия, что и как мне делать.
Люда перестала давать мне самогонку на реализацию, в один присест, вся эта шатия-братия выхлебала канистру без всякой на то оплаты, а мне еще и набили морду по-пьянке. За последнюю партию самогонки, с Людой, рассчитался ковром, который подарила мать к свадьбе. И ещё вовремя рассчитался, так как, буквально через неделю, в моём жилье остались только голые стены. Всё, что можно было обменять на самогонку, пошло в "дело": шторы, кухонные принадлежности, сервант... Последнее, что проделали эти подонки, сняли с петель входную дверь и "толкнули" её какому-то строителю садового участка.
В доме уже не было электричества, за водой, с "полтарашками", ходили к ближайшей колонке. Спать все ложились на грязном заплеванном полу. Разборки, драки шли ежеминутно, при этом - всегда доставалось и мне. Где-то ещё я умудрился сломать палец, он "смердил" и сильно болел.
Как-то, ко мне пришла Люда. Окинув весь бардак хозяйским глазом, она мне, полупьяному, дала подписать какие-то бумаги. К утру я стал бездомным бомжем.
"Приятелей" также выставили за дверь. Жильё отремонтировали и поселили здесь молодых девушек из провинции заниматься проституцией.
"Друзья" вернулись в подвалы, куда за ними первый раз спустился и я. Жизнь была здесь строго регламентирована. Рано утром, до прибытия мусорных машин, подъём. Быстрая опохмелка и "по мусоркам". Пустые бутылки, остатки пищи, металл, одежда были нашей ежедневной добычей. Иногда, бывшие знакомые, узнавали меня на улице, но старались сделать вид, что не замечают.
Я подхватил педикулез (вши), чесотку и похоже "тубик" (открытый туберкулёз лёгких). Когда кашляю, на пол летят ошметки моих легких. Но, этого не замечаю, потому что постоянно нахожусь "под градусом", что является для меня анестезией, антидепрессантом и ещё не знаю чем - бальзамом для души.
Первая отдала душу Богу - Лида. Она немного по-женски любила меня, даже иногда целовались с ней, но ни разу не "трахались", так как у меня уже ничего мужское не работало, атрофировалось. Мы просто вынесли её в подъезд и оставили там. Жители сами вызвали "санитарку", и та увезла труп. Потом, после очередной пьянки, плохо стало Мише, нарвался на некачественный спирт. Сердце его не выдержало, и он умер, сразу же, вслед за Лидой.
Толя от туберкулеза стал совсем плох, у него отказали ноги. Он просто, целыми днями, лежал у горячей трубы, пытаясь хоть как-то согреться. Но ему постоянно было холодно, организм уже не справлялся с обогревом тела.
Я один с утра до вечера собирал и сдавал бутылки, но денег приносил копейки. Лиза, приёмщица стеклотары, у бомжей берёт все бутылки строго по одной цене - пять копеек за бутылку, хотя по прейскуранту они стоят от двадцати копеек - до рубля, в зависимости - от какого бутылка изготовителя.
Умирая, Толя попросил, чтобы помог ему подняться из тёмного подвала на воздух, что я и сделал. Он несколько дней просидел на газоне, отказываясь от пищи и "принимая" только солнечные лучи. Даже самогонка, которую ему вливал в рот, шла назад изо рта уже в виде какой-то белой кашицы. Всю последнюю ночь Толя мучился сильным, непрерывным кашлем: затем стих - отошёл в мир иной...

Дождливое утро

Сумрак дождя заливает рассвет,
И меня уже нет, и тебя уже нет,
Мокрые зонтики - люди спешат,
Хлеб, молоко, ждут малых ребят.

Мысли уставшие прямо с утра,
Нам говорят - расставаться пора,
Рано еще - нет и восьми,
Дождик веселый ты погоди.

Плащ я надену - пойду за порог,
В лужу ступлю - вода не порок,
Душу омоет, слезы сотрет,
Мысли остудит на годы вперед.

Час я гуляю по этой воде,
Светлая грусть приходит ко мне,
Клены умылись, умылся асфальт,
Окна другими огнями горят...

27 октября 2008