ИСПОЛНИЛОСЬ ПОЛВЕКА С МОМЕНТА ПРИСУЖДЕНИЯ НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ БОРИСУ ПАСТЕРНАКУ
"Известия" сегодня
Константин КЕДРОВ
Борис Пастернак выдвигался на Нобелевскую премию непрерывно с 1946 года по 50-й. Потом наступила пауза до 1958-го. В тот знаменательный и роковой год его выдвинул Альбер Камю. Таким образом, Пастернак, как до этого Бунин, ждал своего часа почти 12 лет. Появилась знаменитая шутка: декретный отпуск по вынашиванию нобелевки равен двенадцати годам.
Атмосфера ожидания очень точно передана в мемуарах сына Пастернака Евгения: "Осенью 1954 года Ольга Фрейденберг спрашивала его из Ленинграда: "У нас идет слух, что ты получил Нобелевскую премию. Правда ли это? Иначе - откуда именно такой слух?" - "Такие слухи ходят и здесь, - отвечал ей Пастернак. - Я последний кого они достигают... Я скорее опасался, как бы эта сплетня не стала правдой, чем этого желал, хотя ведь это присуждение влечет за собой обязательную поездку за получением награды, вылет в широкий мир, обмен мыслями, - но ведь, опять-таки, не в силах был бы я совершить это путешествие обычной заводной куклою, как это водится. Вот ведь Вавилонское пленение. По-видимому, Бог миловал - эта опасность миновала. Потом люди слышали, будто (за что купил - продаю) выдвинули меня, но, зная нравы, запросили согласия представительства, ходатайствовавшего, чтобы меня заменили кандидатурой Шолохова, по отклонении которого комиссия выдвинула Хемингуэя, которому, вероятно, премию и присудят. Но мне радостно было и в предположении попасть в разряд, в котором побывали Гамсун и Бунин, и, хотя бы по недоразумению, оказаться рядом с Хемингуэем".
Пастернак оказался пророчески точен в перечне неприятностей, которые обрушатся на его голову в случае присуждения премии. Спустя четыре года все так и было.
В 1958 году отношение к Пастернаку оставалось настороженным. Читатели давно забыли поэта, которого когда-то на Первом съезде Союза писателей Бухарин назвал самым выдающимся лириком. Забыли и казненного Бухарина. Пастернак жил в основном переводами и работал над эпопеей "Доктор Живаго". Легко сказать "работал", если в это время на всякий случай арестовали возлюбленную поэта Ивинскую, ставшую за эти годы не только музой, но и героиней романа.
Подлинные причины истерики, поднятой Хрущевым после присуждения Нобелевской Пастернаку, остаются не совсем ясными. Будущему главе КГБ комсомольскому вождю Семичастному было приказано на торжественном заседании в присутствии Хрущева сказать о Пастернаке: мол, "свинья не сделает то, что он сделал". А вот и ответ на эту тираду: "Что же сделал я за пакость, / Я убийца и злодей? / Я весь мир заставил плакать / Над красой земли моей".
Тяжело больного, доведенного до рака легких Пастернака вызвали к генпрокурору Руденко для возбуждения дела по статье "измена Родине". Правда, раздувать дело не стали, а просто подвесили над нобелевским лауреатом дамоклов меч. Хотя, казалось бы, что еще надо - от получения премии отказался, написал открытое письмо под диктовку властей, что не мыслит жизни вне своей страны.
Еще до этого письма союзписательская братия "вычистила" Пастернака из своих рядов. Один кричал: "Вон из страны, господин Пастернак! Мы не можем дышать с вами одним воздухом". Другой договорился до того, что шведские академики решили отомстить нам за поражение в Полтавской битве...
Взбунтовались студенты Литинститута, их усмирили с большим трудом. Слушатели Высших литературных курсов двинулись к приемной Союза писателей - требовать восстановления Пастернака. Им навстречу вышел важный чин и гаркнул: "Коммунисты, назад!". Перифразированная строчка стиха Межирова произвела магическое действие. Слушатели ВЛК притормозили и разошлись. Но никакие заклинания не подействовали на Андрея Вознесенского и Андрея Синявского. Они пришли на похороны поэта. Потом им это припомнили и Хрущев, и Брежнев. Только нобелевский лауреат Борис Пастернак был уже вне пределов досягаемости земных властей.
Советская власть, как всегда, перестаралась себе во вред. После поднятой шумихи роман "Доктор Живаго" действительно прочел весь мир. А в Советском Союзе родилась крылатая фраза: "Я Пастернака не читал, но осуждаю". Она произносилась на многих митингах и собраниях. Между тем Нобелевская была присуждена Пастернаку за достижения в области лирики и развитие эпических традиций русского романа. Комитет оказался на редкость точен в определении заслуг нового лауреата. В 1989 году Нобелевская медаль Пастернака была торжественно вручена его сыну. сЧа мужества для русских писателей
20 лет назад отменили постановление ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград"
Константин Кедров
Вот выдержки из этого постановления от 14 августа 1946 года: "Предоставление страниц "Звезды" таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции "Звезды" хорошо известна физиономия Зощенко. Зощенко изображает советские порядки и советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостное хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами. Журнал "Звезда" всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения не могут быть терпимы в советской литературе".
Безыдейная Ахматова никаких партийных постановлений отродясь не читывала. Просто при входе в Союз писателей вокруг нее образовался пустой коридор. Люди разбегались в разные стороны. И так на долгие годы. Даже после смерти Сталина, отвечая на вопрос иностранного корреспондента, согласна ли она с постановлением 1946 года, Ахматова ответила коротко и неясно: "Только так!" А что еще она могла сказать? Зощенко в 1954-м тоже был краток, обращаясь к писательской общественности после очередного разноса: "Я не ожидаю от вас сочувствия. Я прошу вас, дайте мне спокойно умереть".
К Ахматовой Сталин испытывал особую неприязнь. То называл ее в своем кругу английской шпионкой, то спрашивал после оваций устроенных поэтессе: "Кто организовал вставание?" Не помогли строки Ахматовой, написанные в надежде на освобождение сына из Крестов: "Где Сталин, там свобода". А может быть, помогли. Ведь саму поэтессу не посадили, не расстреляли. Просто запретили печатать и поначалу лишили продовольственных карточек.
Зощенко и Ахматову обрекали на голодную смерть. Потом передумали. Как рассказывал В.П. Друзин, его срочно доставили из Европы в Ленинград на военном самолете и поручили опеку над опальными писателями. Друзин с гордостью поведал нам, молодым аспирантам Литинститута, в 1970 году, как он лично распорядился выдать Зощенко и Ахматовой продовольственные карточки. Но, разумеется, "опека" означала постоянный надзор даже над отлученными от печатного станка писателями. Да ведь отменили это мерзкое постановление лишь на изморе советской власти, 42 года спустя. Ахматова и Зощенко при всей своей непохожести оставались нежелательными писателями. Почему же советская власть так дорожила этим хамским постановлением, что лишь под яростным давлением общественности и отменила его только в 1988-м, когда ее саму уже фактически отменили?
В этом творении коллективного партийного разума после всех тяжелейших испытаний, сквозь которые с такой честью прошла писательская интеллигенция в годы войны, снова устанавливался и подтверждался старинный взгляд на литературу как на сферу партийного обслуживания. А на писателей - как на челядь, которую время от времени следует предавать публичной словесной порке. Что и делала партийная салтычиха в лампасах генералиссимуса. Миазмы этого позорного постановления прочно внедрились в мозг и печень миллионов людей, и до сих пор слышны отрыжки и отголоски этого чингисханского окрика.
Хамили на государственном уровне люди, которые не стоили и подметки тех, кого они безнаказанно покрывали трамвайной руганью. России еще долго придется зализывать этот шрам у самого сердца. Потому что литература была, есть и будет сердцем великой страны. Настоящая литература - единственная область, которая не зависит ни от экономики, ни от политической конъюнктуры. Именно это злило и раздражало власть. На поэтессу, пишущую после войны и блокады о любви и цветущем шиповнике, обрушилась вся мощь советской пропагандистской машины. Вот когда уже в другом контексте, по-новому читались ее блокадные стихи: "Мы знаем, что ныне лежит на весах / И что совершается ныне. / Час мужества пробил на наших часах, / И мужество нас не покинет".
И Ахматова, и Зощенко до отмены постановления не дожили. Официально Зощенко так и оставался "хулиганом", "пошляком", "подонком литературы". Никто не отменял и доклад Жданова, где он, оперируя дореволюционной цитатой, вырванной из контекста, позволил себе назвать Ахматову "не то блудницей, не то монахиней, .. у которой блуд смешан с молитвой". Напомню, что оба слова - и монахиня, и блудница - были в те годы ругательными в устах партийного руководства. "Писатели - это артиллерия", - говорил позднее Хрущев, поручивший комсомольскому вождю Cемичастному сравнить Пастернака со свиньей: "свинья не сделает того, что он сделал". Это все эхо того рокового постановления 1946 года, от которого отказался лишь последний генсек, да и то нехотя и сквозь зубы. Постановление названо всего лишь ошибочным. А надо было сказать - преступным.
Промолчи - попадешь в богачи
19 октября 90 лет со дня рождения Александра Галича
Константин Кедров
По природе своей Галич был победителем. Люди собирались на кухнях или в клубах разных НИИ, смеялись над правящими слепцами и глухарями и пели его песни. "И рубают финики лопари. А в Сахаре снегу - невпроворот! Это гады физики на пари раскрутили шарик наоборот". Так что нынешнее глобальное потепление для нас не новость.
Галича знают все, даже не зная. Его песни давно превратились в пословицы и поговорки: "Спрашивайте мальчики, спрашивайте", "Промолчи - попадешь в первачи, промолчи - попадешь в богачи".
Александр Аркадьевич Гинзбург детство провел в Кривоколенном переулке Москвы, гуляя во дворе дома легендарного поэта Веневитинова. Того самого, у которого Пушкин впервые читал друзьям всю ночь драму "Борис Годунов". Перед глазами Галича постоянно была знаменитая Меншикова башня, и поныне уплывающая в дальние облака. Может быть, именно этот архитектурный шедевр подсказал ему рефрен песни "облака плывут, облака". Я много раз проверял этот оптический эффект. Если подойти к Меншиковой башне вплотную, она поплывет ввысь. Возле других колоколен Москвы такого эффекта не наблюдается. "Облака плывут, облака, / В милый край плывут, в Колыму, / И не нужен им адвокат, / Им амнистия ни к чему".
Тема сталинских репрессий в те времена была почти полностью запрещенной. Но мы на эти запреты плевать хотели. В каждом мало-мальски интеллигентном доме лагерная тема была самой горячей и актуальной. Почти у всех были близкие или погибшие, или отсидевшие.
Многие были убеждены, что Галич и сам был сталинским зэком. Но, к счастью, это не так. Его песни действительно пронизаны фольклором ГУЛАГа. Но этот фольклор поэт создавал сам. Хотя бы этот, как взрывали статуи Сталина, которыми была утыкана вся страна. "Ну, тут шарахнули запал, / Применили санкции... / Я упал, и он упал - / Завалил полстанции". Таких историй мы в молодости слышали миллион, но у Галича это отливалось в бронзу, вернее, в струнный металл. Он, именно он, стал основоположником того гитарного ренессанса, из которого выросли и Окуджава, и позднее Высоцкий. Интонации Галича слышны во всех песнях Высоцкого, только Галич был мягче, интимнее. Хотя со временем, когда его исключили из всех творческих союзов, он стал давать отнюдь не безопасные домашние концерты и там пел все резче и резче.
Отнюдь не самый старый и не самый дремучий член Политбюро ЦК Полянский услышал песни Галича на свадьбе своей дочери, выходящей замуж за актера Дыховичного. Услышал - и началось. Неприятности у барда случались и раньше. Здесь не допустят, там запретят, но этого с кем не бывало. А тут сразу на секретариате исключили из Союза писателей - единогласно. Вначале, правда, были шероховатости. Драматург Арбузов, с которым Галич в годы войны вместе начинал театральную карьеру, хотя и сказал, что следует исключить, но при голосовании воздержался. Воздержались также Валентин Катаев и Агния Барто. Тогда им объяснили: мол, в ЦК просили, чтобы решение было единогласным. И решение стало единогласным.
Исключили автора пьесы "Вас вызывает Таймыр", которая в послевоенные годы побивала все мыслимые и немыслимые рекорды посещаемости в театрах страны. Исключали автора сценария, как сейчас бы сказали, культового фильма "Верные друзья", который и поныне мы смотрим с увлажненным взором. Пророческой оказалась и сверхпопулярная песня, казалось бы, далекая от политики: "До свиданья, мама, не горюй, на прощанье сына поцелуй". Галича выдворили из страны - это было либеральной мерой. На таможне пытались сорвать с него золотой крест, с которым Галич не расставался. "Тогда я не поеду", - сказал поэт. И от него отстали. Но не навсегда.
"Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом, / Где с куполом синим не властно соперничать небо, / И ладана запах, как запах приютского хлеба, / Ударит меня и заплещется в сердце моем...". Как это так - вернусь? Запад в то время был страной без возврата. Но он вернулся бы несомненно, если бы не... Так и хочется сказать - если бы не убили. Но официальная версия гласит, что Галич погиб, не дожив до шестидесяти, от удара током. Перепутал в своей парижской квартирке гнезда антенны с гнездами питания. Вслед за дочерью Галича я в эту версию не верю.Известия сегодня кедров о республике шкид
Константин Кедров
Писатель беспризорного века
Исполняется 100 лет со дня рождения Леонида Пантелеева
Константин Кедров
В конце жизни он успел завершить исповедь "Верую...". О детской вере, которую вдруг утратил после того, как отец пропал без вести, и еще о мерзких атеистических памфлетах, которые лились из-под его пера рекой. О новых идолах и божках, заменивших Бога: Коминтерн, революция, интернационал... О первой сатанинской краже в женском монастыре. О безотцовщине и беспризорном детстве в колонии трудового перевоспитания ШКИД - школа имени Достоевского.
"Республику ШКИД", написанную Пантелеевым вместе с другом Григорием Белых, все читали. В стране, где сотни беспризорников от убитых белых и красных родителей прошли через колонию, книга Леонида Пантелеева и Григория Белых была бестселлером. Но в 1938-м Григория Белых арестовали. А книгу запретили и, казалось, предали забвению навсегда. Тем более что против "Республики ШКИД" выступал сам Макаренко, сторонник строгой военной муштры и железной дисциплины. Либерально-демократический Виктор Николаевич Сорокин - Викниксор - прямой антипод автора "Педагогической поэмы".
Справедливости ради следует отметить, что и макаренковцы, и шкидовцы стали новым поколением если не интеллигентов, то по крайней мере высококлассных специалистов. Свидетельство тому - судьба самого Леонида Пантелеева. Атеистический фанатизм и революционную упертость как водой смыло во время ленинградской блокады. С неба сыпались немецкие бомбы. Одна разорвалась в нескольких метрах от его постели. Тяжело контуженный, чуть живой от голода, шепча неизвестно откуда всплывшие молитвы, выполз на лестничную площадку. И, словно откликнувшись на молитву, вышла женщина, склонилась над погибающим и спасла ему жизнь, влив в рот кипятка, чуть подслащенного сгущенкой. А ведь сама шаталась от голода.
Пантелеев был уверен, что от бомб, от голодной смерти, от расстрела спасли его внезапно вырвавшиеся из уст молитвы.
Для поколения 1960-х одним из признаков потепления стало издание, а затем и замечательная экранизация Геннадием Полокой "Республики ШКИД". Вся страна запомнила наизусть молитву беспризорника Мамочки: "У кошки четыре ноги, / позади у нее длинный хвост. / Но трогать ее не моги, не моги / за ее малый рост, малый рост". Трогали, еще как трогали. И сам Пантелеев с ужасом вспоминает, как силой срывал с груди беспризорника ладанку. Там был крест и горсточка родной земли. Все растоптал. А потом они подружились. Через много-много лет, в начале 50-х тот беспризорник стал директором карельского издательства и первым напечатал рассказ опального писателя, за что его долго потом топтали коллеги по родной партии. Этот же человек издал знаменитый роман Майю Лассилы "За спичками".
Говоря об этой судьбе, Пантелеев заметил, что многие атеисты и члены партии в душе так и остались христианами. По делам их надо оценивать, а не по вынужденным словам. Самого же Пантелеева любили прежде всего за его слова. За трогательную документальную повесть о дочери "Наша Маша", за покаянную книгу мемуаров "Верую...". И, конечно, за островок свободы в несвободном государстве - республику ШКИД. Давно умерли все герои этой документальной утопии, а сама республика остается. Кто ее создал? Викниксор, Мамочка, Белых, Пантелеев. Беспризорные дети осиротевшей страны.
У каждого есть страна детства. У Льва Кассиля - Швамбрания, у Пантелеева - христианская по сути республика ШКИД. Эта книга, как все творчество писателя, написана поверх барьеров. Политические системы приходят и уходят, а человек остается самим собой. Давно стали пословицей слова: "Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное". Леонид Пантелеев вошел - вместе с целым поколением беспризорников ХХ века.
***
НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ
Исполняется 90 лет со дня рождения Владимира Дудинцева
Константин Кедров
О нем я впервые услышал из уст Хрущева. Никита Сергеевич неожиданно взял под защиту писателя, обруганного самим Молотовым. Дудинцева иначе не называли, как "клеветник" и "антисоветчик", все ждали его ареста, и вдруг сам глава государства поведал стране, что прочел "Не хлебом единым" с интересом. Мол, бывают книги, которые читаешь и при этом слегка булавкой себя покалываешь, чтоб не уснуть. Дудинцева Хрущев, по его словам, читал "без булавки". Так - с легкой руки Никиты Сергеевича - Дудинцев стал прикольным.
Столь неожиданная похвала на фоне травли разбалансировала хорошо отлаженную идеологическую гильотину эпохи "оттепели". Само название "Не хлебом единым" уже вносило разлад и смуту. Ведь это не что иное, как запрещенная цитата из запретной Библии. В Новом Завете это слова самого Спасителя, обращенные к Сатане: "Не хлебом единым жив человек, но словом, исходящим из уст Божиих".
Дудинцев отдал свой роман в несколько редакций. Напечатать решился только Константин Симонов в "Новом мире". На обсуждении в ЦДЛ один за другим выступали маститые советские писатели и всячески хвалили Дудинцева за то, что он так живо и своевременно откликнулся на решения ХХ съезда партии. Это была полная неправда, но для пользы дела и сам Дудинцев поддержал эту версию. Мол, вовремя откликнулся на решения. И только Константин Паустовский сказал правду: роман замечательный, но ХХ съезд тут ни при чем. Дудинцев написал правдивую вещь о советских инженерах-правдолюбах задолго до начала "оттепели".
Обо всем этом писатель поведал в своих интервью уже во время перестройки. Что касается романа, то мы его тогда так и не прочитали. Несмотря на сдержанную похвалу Хрущева, книга не вышла, а журнальные варианты были изъяты и уничтожены. Сегодня даже с лупой трудно понять, что так напугало Молотова, поднявшего всю эту бучу. Типичный производственный конфликт: молодому прогрессивному инженеру мешают работать карьеристы и бюрократы. Скорее всего, Молотов избрал Дудинцева как пробный камень в борьбе за власть. Удастся раздавить писателя - победят сталинисты. Не удастся - бабушка надвое сказала. Именно так и восприняли неожиданный экскурс Хрущева в литературу и весьма обтекаемый комплимент с булавкой.
"В России все имеет отношение к литературе. И литература имеет отношение ко всему"Литературная братия растерялась. Ведь сам Симонов, напечатавший Дудинцева, на обсуждении в ЦДЛ неожиданно стал громить своего же автора. Годы спустя Дудинцев скажет, что Симонов поступил абсолютно правильно. Важны не слова, а дела. На словах раскритиковал, а сам напечатал. Симонова на два года отстранили от журнала и услали в творческую командировку в Ташкент. О Дудинцеве вообще замолкли. Был человек - и нет человека.
Кто-то давал ему взаймы. Кто-то незаметно оставлял деньги. Один знакомый актер открыл при нем раскладной диван, набитый деньгами: "Бери, сколько хочешь. Отдашь, когда сможешь". Что-то я не могу представить себе сегодня такое великодушие к человеку, попавшему под опалу власти на всю оставшуюся жизнь. Слава богу, из Союза писателей не исключили и под знаменитый закон о тунеядстве Дудинцев не попал. Работал над новым романом "Белые одежды" без малейшей надежды его напечатать. Роман о борьбе с генетикой и о героической попытке молодого ученого остаться ученым среди всеобщего шарлатанства. Нет, даже еще сложнее. Ученый послан в командировку громить ту самую генетику, которую он не может не защищать. Это, конечно, автобиографический эпизод. Ведь после ранения Дудинцев три года работал в военной прокуратуре, где, обвиняя, пытался - как мог - защищать невиновных.
Потом, уже в перестройку, он скажет, что мы неправильно понимаем, что такое свобода. Вот князь Игорь поет: "О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить". А если не дадут, то не сумеет? Нет, свободный человек должен быть свободным не благодаря, а вопреки обстоятельствам. Именно таким свободным человеком был Дудинцев. Он пишет "Белые одежды" в годы хронического обострения лысенковщины. Кто-то наивно спросит: а какое отношение все это имеет к литературе? Но в России все имеет отношение к литературе. И литература имеет отношение ко всему.
Когда в конце 60-х годов появились производственные романы Артура Хейли, которыми все зачитывались, я невольно сравнил их с производственными романами Дудинцева и увидел принципиальную разницу двух культур. У Хейли "Аэропорт" - это действительно проблемы авиации, а "Колеса" - проблемы автомобилестроения. У Дудинцева "Не хлебом единым" и "Белые одежды" - романы о свободе человека в несвободной стране. Не о генетике и строительстве, а о способности человека оставаться самим собой. В последних своих статьях писатель скажет правду, несколько неожиданную и даже шокирующую. Он признается, что только в этих невыносимых условиях - не благодаря, а вопреки - смог стать писателем. В соловьином саду, куда "не доносятся жизни проклятья", ему не о чем было бы писать. А его героев, насквозь автобиографичных, просто бы не было.
Белые одежды - это образ из Апокалипсиса, где все праведники воскреснут перед престолом в белых одеждах. Дудинцев, наверное, среди них будет одним из первых. Редкий случай торжества справедливости - в 1988 году писатель становится лауреатом Государственной премии. Он успел сказать, что думал, и его услышали. Так, по крайней мере, казалось тогда...
Поговаривают, что гуманизм устарел. Но это все равно что сказать: устарели восход и закат. Положительные герои Дудинцева отыграли свою роль и ушли с мировой арены в историю. Что касается отрицательных героев и обстоятельств,то онитолько приумножились и, видимо, никогда не исчезнут. Однако и в XXI веке не хлебом единым жив человек, но словом.
ОТКЛИК ВАЛУЦКОГО НА ЭТУ СТАТЬЮ
Свободный человек остается свободным всегда
Читал "Известия". Зацепило!
Владимир Валуцкий, кинодраматург
Статья Константина Кедрова "Не хлебом единым" ("Известия", 29.07.08), посвященная 90-летию со дня рождения Владимира Дудинцева, вызвала в моей душе настоящую бурю воспоминаний. Я будто заново пережил то глубокое потрясение, каким стал для меня когда-то его роман "Не хлебом единым". А какие горячие споры, какие жаркие дискуссии разгорелись тогда вокруг него! Помню многочисленные карикатуры тех лет на антисоветчиков, которые появились после изъятия романа с книжных прилавков: из карманов и подмышек таких персонажей обязательно торчала книга с недвусмысленным намеком: "Не хле..." или, в других вариантах, "...бом единым".
"Как же, оказывается, мы живем?" - спрашивали себя прочитавшие роман люди, главным образом далекие от изобретательства. И можно ли вообще так жить? И почему мы молчали об этом до сих пор? А вот он решился!..
Когда мне довелось несколько лет назад писать сценарий по этому роману для режиссера С. Говорухина, я взял книгу в библиотеке - затрепанный до дыр, чудом уцелевший экземпляр 1957 года издания. И удивился: предыдущая читательская запись на пожелтевшем формуляре была датирована... 72-м годом. Подумал: вот она, участь всех злободневных книг. Они сродни публицистике, взрывающей общественное мнение и тихо остающейся с нами главным образом одними названиями. Но эти названия, как и "Белые одежды" того же Дудинцева, как и "Один день Ивана Денисовича" Солженицына, мы уже никогда не сможем забыть, потому что это вехи самой истории.
Конечно, история меняет приоритеты. Ну что сегодняшнему читателю страдания и борьба инженера Лопаткина с бюрократами от науки? Он умудрен и знает, что такая борьба всегда была у нас и всегда будет. Его больше волнуют беспредел и коррупция. И об этом сегодня пишут, и, несмотря на свободу высказываний, ничего не меняется.
Мужество В. Дудинцева в том, что в глухие цензурные времена он высказал то, о чем было положено молчать, сказал правду первым и во всеуслышание. Хотя и (в силу тех же цензурных времен) привел мощную драму действия к малоубедительному хеппи-энду в финале.
Экранизируя роман, мы с режиссером постарались приблизить его к нашему времени, взглянуть на его коллизии с позиций сегодняшнего знания той эпохи. Что-то в связи с этим пришлось дописать, переделать. Главным образом сделать более жестким и правдивым финал. Да и драматургия требовала несколько иного движения сюжета. Возможности для этого были заложены в сюжет романа самим Дудинцевым! Героиня, жена крупного деятеля, ушла к нищему, никем не признанному изобретателю, который затем попадает в тюрьму. Горят чертежи (рукописи), но не сгорают - остается самая главная тетрадка с сутью изобретения... Ну чем не "Мастер и Маргарита"?! Не хватало только Воланда - и он вырос у нас из эпизодического персонажа во всесильного руководителя некой оборонной отрасли. Он, как и герой Булгакова, не мог дать Мастеру света, но дал ему покой - возможность продолжать свою работу, хоть и в шарашке.
Роман "Мастер и Маргарита" еще не был опубликован, но все равно родство тут не случайное - роднит оба произведения одна идея: свободный человек остается свободным всегда, вопреки непреодолимым обстоятельствам. Таким свободным человеком был и сам
Дудинцев
***
Известия 28 марта
ЧЕЛОВЕК-ЭТО ЗВУЧИТ ГОРЬКО
Исполняется 140 лет со дня рождения Алексея Максимовича Пешкова
Константин Кедров
Такая прекрасная фамилия — Пешков. Почему Алексей Максимович закрылся щитом псевдонима Горький? Потому что мода требовала имиджа человека горькой судьбы. Он действительно рано осиротел, но в его замечательной автобиографической повести "Детство" есть и любящая бабушка, и вполне обеспеченная нижегородская семья. Малый бизнес в то время никто не поощрял — он просто был. Знаменитый "Домик Пешкова", куда толпами вползают туристы, жилище отнюдь не бедное.
Молодой Пешков рано отправился в люди. Но так было принято в те времена. Ничего особо горького в его судьбе не просматривается. Читатели слишком буквально поняли его "босяцкие рассказы" и трилогию "Детство", "В людях", "Мои университеты". В то время модно было нагнетать ужасы, и он талантливо нагнетал. То рабочие погружают кота в красильный чан, приговаривая: "Красится кот Васька в зеленую краску", то кипятком человека обваривают. Но почему же в таком случае помним мы и добрую бабушку, которая, молясь в храме, видит ангелов, прислуживающих священнику, и доброго веселого Цыганка, и хозяина пекарни с его мучным богословием. Я, мол, Богу скажу: ты мне душу дал? Дал! Ты у меня душу взял? Взял! Стало быть, мы в расчете.
Горький не был босяком. Он создал образ босяка. Челкаш — это бомж и гастарбайтер на все времена. Образ бродяги, не странника, не бездомного, а именно бродяги по своей сути — это достижение Алексея Максимовича Пешкова. Ген бродяжничества в молодом Пешкове, конечно, бурлил.
Но все эти Лойко, Данко и Изергиль — не выдумка. Он, конечно, общался с цыганами, слушал их легенды, наблюдал типажи. Чего стоит его эротическая повесть "Любовь на плоту". Кстати, об эросе. Он есть и у Пешкова, и у Горького. Но радоваться жизни в то время было дурным тоном. Горький стыдился отклонений от аскетического канона. Поэтому страстью он наделил своих отрицательных персонажей — типа Егора Булычева и Достигаева. Купцы его, отпущенные автором на свободу, беззастенчиво щиплют горничных, сожительствуют с близкими родственницами, а уж радеют по-хлыстовски так, что никакому Распутину не снилось.
Уж на что Ходасевич тонкий наблюдатель, но и он, будучи литературным секретарем Горького, его природу не угадал. У Ходасевича Горький — эдакий добрый гуманист-простачок, едва ли не бессребреник. Таков он на Капри. Для Корнея Чуковского Горький — прежде всего добрый вельможа у кормила власти. Не гнушался советский классик распределением пиджаков и брюк для обнищавших и обовшивевших писателей. Он же возродил Литфонд, созданный Достоевским для помощи "нуждающимся и пьющим" литераторам. Да и Союз писателей — детище Алексея Максимовича. Здесь все противоречиво. Тот же Союз писателей скольких спас и скольких погубил. Спас Михаила Булгакова, погубил Осипа Мандельштама. Горький старался быть интеллигентом и гуманистом. Ни тем, ни другим он не был. Он — Клим Самгин, им же и выписанный до деталей. Горький искренне думал, что Самгин разоблачает интеллигента, неспособного слиться с массами в революционном экстазе. А на самом деле Самгин — типичный купеческий сын Серебряного века. Все прочел, всем увлекался — и Марксом, и Ницше. Не добрался лишь до самого себя. Понять себя — значит стать интеллигентом. Этого не было дано ни Горькому, ни его герою.
Сегодня трудно понять всемирную популярность ходульного романа "Мать", написанного по заданию социал-демократической партии и оплаченного деньгами из партийной кассы. Но факт остается фактом. Миллионные тиражи на всех языках во всем мире. С "Митиной любовью" или "Темными аллеями" Бунина и сравнивать не приходится. Горький создал марксистскую сказку о Золушке мужского рода, ставшей пролетарским принцем — революционером Павлом Власовым. "Клим Самгин" в тысячу раз правдивей и глубже и написан прекрасным языком, но не популярен.
Поссорившись с Лениным, Горький под угрозой ареста, исходящей от самого вождя, эмигрировал из советской России. Но жить в захолустном благополучии на Капри не хотел и не мог. Сталин поманил полным собранием сочинений — и Горький вернулся. Поссорился с Лениным, а мириться приехал со Сталиным. Его поезд усыпали цветами, дали особняк, отобранный у архитектора Шехтеля. Писатель не сразу понял, что находится под домашним арестом. Для идеологического окормления приставили к нему выпускника Института красной профессуры, автора книги "Наследие Пушкина и коммунизм", написанной за одну ночь по заданию Сталина, профессора Валерия Яковлевича Кирпотина.
Именно Кирпотин, будучи моим научным руководителем, поведал мне о деталях рождения термина "соцреализм". Считалось, что его придумал Горький. Оказывается, фразу "нам нужен реализм, но не критический, а социалистический" произнес Сталин в узком кругу писателей за круглым столом. Кирпотин вставил словосочетание "социалистический реализм" в доклад Горького на 1-м съезде писателей.
Горький с его способностью перевоплощаться решил стать истинным соцреалистом. В принудительное турне на пароходе с Ягодой и Сталиным Алексей Максимович захватил даже футуриста Шкловского. Все писатели и сам Горький взахлеб славили Беломорско-Балтийский канал, где заключенные "перевоспитывались трудом" на свежем воздухе. Истинное положение дел писателям было известно, но плыли-то они на одном Корабле Дураков, независимо от природного ума и таланта.
Я спросил у Кирпотина, как мог Горький, мечтавший о религии, где вместо Бога будет обожествлен человек, цитировать фразу Робеспьера: "Если враг не сдается, его уничтожают". "Милая вы моя собака, — ответил Кирпотин, пародируя Чехова, — все, что говорилось в то время Горьким, было продиктовано одним желанием — обмануть Сталина и улизнуть на Капри. Но мышеловка захлопнулась. Скорее всего, его отравили". Валерий Яковлевич Кирпотин был человеком умным, проницательным, информированным. И на ветер слов не бросал.
Нет ни малейшего сомнения в драматургической гениальности Алексея Максимовича. Он создал в условиях жесточайшей цензуры свою "Божественную комедию". Вот его круги ада: "Егор Булычев и другие" — ад купеческий; "Мещане" — ад семейный; "Дачники" — ад дачный; "На дне" — ад бомжовый. И только одна пьеса о рае — "Дети солнца". Но это рай в дачном аду.
Сатин в "На дне" — это тоже Горький. Человек — это звучит гордо. Ложь — религия господ и хозяев, правда — бог свободного человека... Надо уважать человека... Все, что произносил бомж, использовалось как плакат. Такова судьба всего наследия Горького. Придет время — его прочтут другими глазами.
Он всячески убеждал Ленина, что страшнее нашего крестьянина человека не сыщешь, что чем скорее исчезнет деревня с лица земли, тем лучше. С его легкой руки слова "лавочник" и "собственник" стали ругательными. Многие считают, что писатель должен заблуждаться вместе с народом. Если это так, то Горький — истинный народный писатель. Свою близость к власти он — как мог — использовал для смягчения многих судеб. Спас от расстрела генетика Кольцова, а вот с Гумилевым не получилось. Самого себя Горький тоже спасти не смог.
Памятник у Белорусского вокзала исчез, и не известно, вернется ли. Улица Горького снова стала Тверской, город Горький опять понизился. Но сам Горький так и остался Горьким
Известия к.кедров о в.жуковском 9.02.08
Константин Кедров
http://www.izvestia.ru/culture/article3112801/
***
"Имей в душе идеал прекрасного"
9 февраля исполнится 225 лет со дня рождения Василия Андреевича Жуковского
Константин Кедров
Кто написал "гений чистой красоты"? Обычно на этот вопрос отвечают быстро — Пушкин. И ошибаются. За год до культового стихотворения Пушкина было напечатано стихотворение Жуковского с теми же словами.
Вернее, это у Пушкина "с теми же", а у Жуковского впервые: "Я музу юную, бывало, / Встречал в подлунной стороне, / И Вдохновение летало / С небес, незваное, ко мне..." Продолжается стих тем самым нежнейшим обращением к живой музе: "Цветы мечты уединенной / И жизни лучшие цветы, / Кладу на твой алтарь священный, / О, Гений чистой красоты!"
Жаль, что в поэзии не существует патента на открытие. Пушкин не виноват, что его стихотворение, написанное в альбом Анны Керн, станет хрестоматийным, а Жуковского начнут забывать.
Василий Андреевич Жуковский - сын русского помещика и пленной турчанки. Гремучий коктейль кровей, как и у Пушкина. Так уж предначертано судьбой, что русские гении самим своим существованием опровергают расизм. Вот он, гений нашей поэзии, - курчавый, с абиссинским профилем и оттопыренными губами. Вот его предшественник и учитель Жуковский - тоже с курчавой шевелюрой и янычарским абрисом. Но характеры очень разные. Учитель - добрый, мечтательный, уживчивый и практичный. Ученик - вспыльчивый, скептичный и неуживчивый. Ума обоим не занимать. Оба при дворе. Оба в конечном итоге там не ужились. Но Жуковский не ужился и удалился в Германию. А Пушкин не ужился и удалился в вечность. Их сравнивали и будут сравнивать, потому что надпись на портрете Жуковского, подаренном Пушкину после прочтения "Руслана и Людмилы", - "победителю-ученику от побежденного учителя" - есть не что иное, как поэтическая гипербола.
Первые и прочие места - это в спорте, а не в поэзии. Сегодня центром, вокруг которого вращается все, в России является Пушкин. Но до Пушкина и даже при его жизни таким центром для многих, в том числе и для самого Пушкина, был Жуковский. Пушкин сердцем был атеист, но разум противился - это слова самого поэта. Жуковский был инстинктивно религиозен. Его самая известная вещь "Светлана" - гимн Провидению. Каждому воздастся по вере его. Жуковский верил в Провидение, и оно его не обмануло.
Начнем с того, что он незаконнорожденный. А это не шутка - незаконнорожденному попасть ко двору. Жуковский не учился в привилегированном лицее, не был предназначен для придворной карьеры. Он пробил себе путь наверх стихами. Ну, и мягкий характер не последнюю роль сыграл.
Провидение спасло его от гибели на Бородинском поле. Он стоял в том самом засадном полку, в котором погиб Андрей Болконский. Но в отличие от литературного героя остался цел и невредим. Его балладу "Певец во стане русских воинов" переписывали от руки и передавали из уст в уста, как в ХХ веке наизусть помнили лишь стихотворение Константина Симонова "Жди меня".
Жуковский был мистиком по природе. Это позволяло ему парить над схваткой и облегчать участь тех, кто вступил в конфликт с властью. Благодаря его хлопотам Пушкин отправился не в Сибирь, а в Михайловское. А затем, несмотря на явное участие в заговоре декабристов, вызван к императору и формально прощен. Василий Андреевич дважды спасал Лермонтова от каземата, но не смог спасти ни Пушкина, ни Лермонтова от самих себя. 9 февраля (по новому стилю) 1837 года Жуковскому исполнилось 54 года. На следующий день умер Пушкин. Именно Жуковский опечатал его бумаги и спас от заточения в архивах "Маленькие трагедии"...
До сих пор остается тайной, каким образом поэтический гуру великих бунтарей мог смягчать железное сердце насквозь военного императора Николая I. Но факт остается фактом - смягчал. Хорошо, когда у трона есть настоящий поэт. Он верил в судьбу, и судьба его не обманула. Он служил поэзии, и поэзия полюбила его навсегда. Он подарил власти гимн "Боже, царя храни", а России - первые слова манифеста об освобождении крестьян: "Осени себя крестным знамением, православный народ..."
Будучи воспитателем престолонаследника, Жуковский неустанно внушал ему мысль о необходимости реабилитации декабристов и отмены крепостного права. Александр II Освободитель - духовное дитя поэта Жуковского. Один хороший человек у престола власти может сделать больше, чем все революции. Жуковский составил для престолонаследника основные правила будущего монарха. Читаешь их сегодня и удивляешься. Судите сами, что из этого устарело: "Уважай закон и научи уважать его своим примером. Закон, пренебрегаемый царем, не будет храним и народом. Люби и распространяй просвещение - ...из слепых рабов легче сделать свирепых мятежников, нежели из подданных просвещенных. Люби свободу, т.е. правосудие... свобода и порядок - одно и то же. Не обманывайся насчет людей и всего земного, но имей в душе идеал прекрасного".
Это Жуковский не столько об императоре написал, сколько о самом себе. Может, он и был тем самым "гением чистой красоты", который не часто посещает Россию.
***
И много, много радости
Исполнилось 130 лет со дня рождения автора песни "В лесу родилась елочка"
Константин Кедров
Эту новогоднюю сказку я слышал много раз из разных уст. Поэт Евгений Винокуров сказал мне, указывая на елку среди леса: "Вот она, героиня, воспетая княгиней Кудашевой". А прозаик Виль Липатов, автор знаменитого "Деревенского детектива", говорил мне, что муж Раисы Кудашевой был действительно князь, сгинувший в революционном терроре.
Рассказывают, что в дни войны, когда немцы приближались к Москве, в Союз писателей на прием к Фадееву пришла какая-то укутанная в платки женщина неопределенного возраста и стала просить поставить ее на довольствие как литератора. "Но вы не член Союза писателей". - "Тогда примите меня в Союз". - "На каком основании?" - "Я автор песни про елочку". - "Какую еще там елочку?" - "В лесу родилась елочка..." Тут Фадеев вскочил из-за стола и подбежал к посетительнице: "Не может быть! Я знаю эту песенку с детства. Я плакал, когда "срубили нашу елочку под самый корешок". В итоге, несмотря на суровое время, Раиса Кудашева была зачислена в Союз писателей и поставлена на довольствие.
По другим версиям, это событие произошло намного раньше, в годы "военного коммунизма", и поставил Раису Кудашеву на довольствие не Фадеев, а Горький.
Скорее всего, два события слились в один сюжет. Горький спас автора "Елочки" от голода первым, а Фадеев - вторым. Что касается судьбы князя Кудашева, у которого его дальняя-предальняя родственница Раиса Гидройц работала гувернанткой, то известно лишь, что потом гувернантка стала княгиней Кудашевой. Известно также, что она - дочь почтмейстера с немецкими корнями. Это проливает свет на ее визит к Фадееву во время войны. Возможно, что, приняв Раису Кудашеву в Союз писателей, автор "Молодой гвардии" спас ее от принудительной депортации, которая грозила всем гражданам, имеющим немецкие корни.
Впервые текст "Елочки" был опубликован в журнале "Малютка" в 1903 году под псевдонимом "Э.Р". До 1940 года песня не была популярной, и автор оставался в безвестности. Кудашева рассекретила свое авторство, когда услышала в поезде, как маленькая девочка поет "В лесу родилась елочка".
Вообще, срубленной елочке не везло. Еще в 1914-м - по случаю начала войны - власти в целях экономии леса не рекомендовали праздновать Рождество с елкой. Большевики же срубили нашу елочку под самый корешок - вообще запретили Рождество, а елку объявили пережитком прошлого. Только в канун страшного 1937 года елку вдруг снова разрешили, но Рождество заменили Новым годом. Уф-ф-ф, сколько суеты и какие страсти вокруг бедной елочки. Парадокс, но во время войны Новый год с елкой стал популярным праздником. В уцелевших детсадах и школах вокруг елки водили хороводы под песенку Раисы Кудашевой. Вполне понятно, автор оставался в тени. Во время войны с немцами Кудашева, урожденная Гидройц, не стремилась быть на виду. Только в начале 60-х, за несколько лет до смерти, ее разыскали журналисты. С тех пор "Елочка" стала перепечатываться с указанием имени автора.
Однако слова - словами, но популярной стала все-таки песня. А кто же музыку написал? Леонид Бекман не был композитором и не был знаком с таинственным автором стихов "Елочка". Но спустя три года после публикации в "Малютке" он, не зная нот, напел песню своей дочке. На ноты мелодию переложила супруга Леонида Бекмана, известная пианистка. Сам Бекман был ученым-агробиологом. Таким образом, и слова, и музыка были народными, если присвоить народу двойную фамилию Гидройц-Бекман. Если же отрешиться от всех этих историй, то останется очень талантливая мелодия на очень талантливые слова.
Раиса Кудашева успела до революции напечатать романтическую дамскую повесть, не заслуживающую отдельного разговора. Выходили два сборничка ее детских стихов. Но когда пришла известность, она сказала: "Слишком поздно. Если бы раньше...".
***
К.Кедров От зева до чрева М.Цветаева Известия
Константин Кедров
Поэзия «от зева до чрева»
115 лет тому назад родилась Марина Цветаева
Она влюбилась в сына Наполеона — Орленка — и затеяла с ним потусторонний роман, который длился всю жизнь. Дочь профессора, влюбленного в античность, основавшего в Москве Музей изящных искусств, считала себя Персефоной — богиней, жившей полгода под землей, в потустороннем мире, и полгода на земле среди людей.
И действительно, в ее любовных пристрастиях было что-то роковое, смертельное для предмета ее влюбленности. Она словно заманила в потусторонний мир и мужа, и дочь, а потом и сама ушла вслед за ними, увлекая за собой сына. «Я для тени тебе изменила, / изменила для тени мне тень». Это можно сказать обо всех ее возлюбленных и о ней самой. Две радости Марина считала для себя недоступными — это молитва в церкви и чувственное наслаждение в любви. В самом этом сопоставлении уже сверхметафора. И в то же время это она произнесла любовное заклинание: «От зева до чрева — продольным разрезом: / Любимый! желанный! жаленный! болезный!»
Цветаева жила всюду как дома, пишут izvestia.ru. В Праге, над Влтавой, — на горе, утопающей в розах. В Медоне, под Парижем, — на вилле, увитой розами. В Коктебеле, в домике поэта-мага Волошина — и там кругом розы. И она же закончила свою жизнь в комнатушке в Елабуге. И опять же она ютилась в убогих углах и мансардах Парижа. Она была и сказочно богата, и сказочно бедна. Всеми почитаема и всеми забыта. Чего не было в ее жизни — так это скуки. А когда скука с войной и трудовой мобилизацией пришла, она предпочла петлю. «В Бедламе нелюдей / отказываюсь — жить».
Весь мир она называла «вы», а себя — «я». «Вы — с отрыжками, я — с книжками, / с трюфелем, я — с грифелем, / вы — с оливками, я — с рифмами, / с пикулем, я — с дактилем». Ей нравился высокий торжественный строй стиха. Если Ахматова душой была в эпохе Пушкина, то Цветаева еще дальше — в самом разгаре наполеоновских войн. Она, как это ни странно звучит, бонапартистка. Своего сына Мура она пророчески обрекла на гибель, сказав, что он либо станет Наполеоном, либо погибнет добровольцем. Мур действительно ушел в ополчение и погиб. Своего мужа Сергея Эфрона она тоже считала Наполеоном. Воспела его военную славу в стихах, хотя за каждую строчку ее, оставшуюся в «красной» Москве, могли расстрелять. «Не Парнас, не Синай — / Просто голый казарменный / холм. — Равняйся! стреляй!» Не у этого ли холма расстреляли ее любимого Сережу Эфрона, когда он по приказу из Москвы вернулся на родину? Парочка лебедей — Эфрон и Цветаева, — находясь в эмиграции, отбилась от «лебединого стана» и заплатила за это жизнью.
Но не надо думать, что жизнь ее состояла лишь из страдания и сострадания. Сладкое страдание любви, вернее, экстаз влюбленности, — это ее религия. Она даже родного сына любила до ревности к его первой любви. Есть версия, что Марина повесилась в момент размолвки с Муром, когда он ушел на свое первое свидание. Ко всем своим бывшим возлюбленным обращено гневное: «Как живется вам с стотысячной — / вам, познавшему Лилит?» Вековечная любовная война мужчин и женщин у Цветаевой никогда не кончается перемирием. «Я глупая, а ты умен, / живой, а я остолбенелая. / О, вопль женщин всех времен: / «Мой милый, что тебе я сделала?!»
Марина Цветаева — поэтесса-вопленница. Плачи, заговоры, заклинания — стихия ее стихов. Но это не стилизация, а экстаз. Она ненавидит эстетику и эстетов. По ее словам, эстетов будут жарить в аду на самом медленном пламени! Одного такого высказывания достаточно, чтобы остаться в веках.
Она не любила слово «поэтесса». Именовала себя «поэт». Влюблялась и в мужчин, и в женщин, переходя от нежнейших отношений к ожесточенной вражде. Хотела влюбить в себя Рильке и Пастернака. Ее письма к ним похожи на любовную переписку, хотя в жизни ничего такого не наблюдалось.
В русской поэзии, в яростной борьбе есть две враждующие традиции. Пушкинская гармоничность, уравновешенность и державинско-маяковская, раннепастернаковская экстатичность. Иногда это называют войной традиции и авангарда. Даже в раннем стихотворении, которое понравилось Брюсову, она сравнивает свои стихи с фонтаном и фейерверком. Маяковский предложил воздвигнуть себе памятник-взрыв. Цветаева тоже с бронзой несовместима. Но и фонтан фейерверков для нее слишком скромен. Кровь из вены — другое дело...
№174, пятница, 12 октября 2007
версия для печати
Скрипка надсона известия 25.12.07
Константин Кедров
http://www.izvestia.ru/culture/article3111647/
Скрипка Надсона
Константин Кедров
26 декабря исполняется 145 лет со дня рождения знаменитого петербургского лирика Семена Надсона. Его жизнь получилась короткой и деятельной, какая зачастую и бывает у больших поэтов. Надсон умер от туберкулеза в 25-летнем возрасте.
По своему происхождению он был в антисемитской империи двойным изгоем. Мать из дворянского рода Мамонтовых. Стало быть, для правоверных евреев он не еврей. Отец — одаренный еврейский музыкант. А потому для всех остальных он еврей. К чувству изгнанничества надо добавить еще и раннее сиротство.
Мечтательного, меланхоличного, доброго и мягкого подростка опекуны отдают в военное училище, где он зарабатывает раннюю чахотку... . Окончив обучение, Надсон исправно служит в суровом Кронштадте, открытом морским ветрам. Но молодость для того и дана, чтобы не замечать испытаний и жить идеалами. А идеалы были светлые, умные, добрые. Еще не пришел великий иронист Саша Черный, еще Антоша Чехонте не высмеял все живое. Гаршин не бросился в лестничный пролет. Столыпин не заполонил страну своими реформаторскими виселицами. И жила еще надежда, что людей и весь мир можно исправить словами.
Сами собой рождались строки, принесшие Надсону и поныне не отгремевшую славу. "Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат, / Кто б ты ни был, не падай душой". А душой падали все, и, как сказал много лет спустя Илья Ильф, "все были малокровные". Кстати, Ильф тоже болел туберкулезом. В 70—80-е годы XIX века печаль считалась светлым и благородным чувством. Настроения начинающего поэта, игравшего, как многие еврейские юноши, на скрипке, были близки и понятны целому поколению. "Наше поколение юности не знает". ...Эта светлая печаль, абсолютно личная, мгновенно стала модной и, похоже, на долгие времена.
Выйдя в отставку по болезни, поэт обратился за помощью в Литфонд, основанный еще Достоевским. И Литфонд по просьбе известного в то время поэта Плещеева не просто поддержал Надсона, а даже отправил его на лечение в Европу. Слава богу, в те времена еще не было "железного занавеса". Но, может быть, именно поэтому молодой Надсон быстро пресытился видами Швейцарии и вскоре вернулся к родным продувным ветрам. Его буквально внесли на руках во все литературные салоны. Тут бы и развеселиться, понежиться в лучах славы, но туберкулез пожирал молодой организм.
Надсон сразу стал классиком. Его стихи звучат и сегодня: "Как мало прожито — как много пережито". Или: "Пусть арфа сломана — аккорд еще рыдает". Надсон прожил всего 25 лет. А его сборники издавались и переиздавались с огромным успехом. Исключая, разумеется, советские времена, когда он был заклеймен как поэт упаднический, далекий от классовых битв.
В разговоре с памятником Пушкина гениальный Маяковский невольно добавил славы полузабытому поэту: "Между нами — / вот беда — / позатесался Надсон. / Мы попросим, / чтоб его / куда-нибудь / на Ща!" Ну что ж, на "ща", так на "ща". В алфавите лишних букв не бывает. Понятно, что раздражало Маяковского. Надсон — убежденный пацифист или, как тогда говорили, абстрактный гуманист. Абстрактный-то абстрактный, только вот его вполне конкретный совет, не утративший своей актуальности: "Научись беззаветно и свято любить, / Увенчай молодые порывы, — / И тепло тебе станет трудиться и жить / В этом мире борьбы и наживы".
Есть все основания думать, что популярность Надсона не закончится никогда. Откровенно говоря, только абстрактный гуманизм, руганный-переруганный, кажется мне конкретным. Остальное все сомнительно. И еще мелодии Надсона так напоминают грустную еврейскую скрипочку — от уличного музыканта до Иегуди Менухина, что забыть эту щемящую музыку не сможет даже самый закоренелый антисемит.
К.кедров о клюеве известия
Константин Кедров
Константин Кедров "ИЗВЕСТИЯ"
70 ЛЕТ НАЗАД БЫЛ РАССТРЕЛЯН ПОЭТ НИКОЛАЙ КЛЮЕВ
http://ricolor.org/history/cu/lit/silver/kluev/2/
Еще при жизни поэта, а особенно после его ареста и расстрела в официальной советской печати имело хождение ругательство "клюевщина". Сначала этот ярлык прилепили к Сергею Есенину. К нему он более всего и прирос.
Дело в том, что Клюев был влюблен в Есенина. Но попал он даже не в любовный треугольник, а в любовный квадрат. Ему предстояло отбить Есенина сразу у двоих - у Анатолия Мариенгофа и Зинаиды Райх. Серебряный век кокаина и первача в сочетании с голодом и разрухой сместил все параметры. Люди перестали различать, где мужчина, где женщина. Мариенгоф и Есенин согревали друг друга телами в ледяном номере гостиницы, а где-то в одиночестве дрожала от холода Райх...
Клюев согревал Есенина не только телом, но и шустовским коньяком. Клюев обожал коньяк больше, чем кокаин, но не больше, чем Есенина. Он боготворил "Сереженьку". Сделал из него хлыстовского херувимчика. Есенин жаловался, что Клюев ревновал его к женщине: "Как только я за шапку, он - на пол, посреди номера сидит и воет во весь голос по-бабьи: не ходи, не смей к ней ходить!"
А в результате появилась гениальная статья Есенина "Ключи Марии", своего рода поэтическое евангелие от Клюева. Есенин в полном соответствии с хлыстовским каноном называет душу Марией, а стихи именует "золотыми ключами" к этой душе. Поэтов Есенин переименовал в бахарей - тоже из клюевского, северного фольклора. Но Есенин так и не превратился в бахаря - остался поэтом. А Клюев так и не стал поэтом в общепринятом смысле этого слова. Остался бахарем. "Тьмы серафимов над печью парят / в час, как хозяйка свершает обряд". Речь идет о простой выпечке хлеба, но для крестьянского мистика это литургическое действо.
Но Есенин быстро охладел к своему жрецу-наставнику. Вынес ему поэтический приговор: "И Клюев, ладожский дьячок, / Его стихи как телогрейка, / Но я их вслух вчера прочел - / И в клетке сдохла канарейка". Клюев тяжело переживал не эти стихи, а то, что разлюбил его ненаглядный "Андел" (так он писал слово "ангел"). Сам же Клюев и в стихах, и в жизни остался до последнего вздоха влюбленным в Есенина.
Иногда тексты Клюева превращаются в заговоры и заклинания, иногда вдруг он весьма членораздельно славит Ленина: "Есть в Ленине керженский дух, / Игуменский окрик в декретах, / Как будто истоки разрух / Он ищет в Поморских Ответах". Но Ленин не хотел превращаться в игумена. Крестьянских поэтов, да еще во главе с мистически настроенным хлыстом Клюевым, советская власть сначала недолюбливала, а после усмирения тамбовского мятежа разлюбила вовсе.
Революция освобождалась от самых неистовых своих почитателей и пророков. Повесился или был повешен Есенин. Застрелился или был застрелен Маяковский. Взялись и за второй ряд. Перестали печатать Мариенгофа. Начали теснить и крестьянских поэтов. Клюев по-прежнему был за революцию, но высланный в родную северную деревню начал прозревать, что все они пели осанну дьяволу. Появились стихи о Беломорском канале, вымощенном по берегам человеческими костями: "То Китеж новый и незримый, / То беломорский смерть-канал". По наивности своей Клюев эти стихи не скрывал, а даже, наоборот, всячески пытался воздействовать ими на ход событий. Впрочем, от наивности до героизма и святости - один шаг.
В родной деревне, куда его сослали товарищи по большевистской партии, Клюев напоминал князя Меншикова в Березове. Односельчане посмеивались над "выскочкой". В Петербурге и в Москве Клюев блистал в салонах, был принят при дворе, возлежал на персидском ковре с томиком "Фауста" и утверждал, что Гете он читает только в подлиннике. Рядом с Есениным прогремел на всю Россию. А теперь снова по всем статьям разжалованный мужик, да к тому же хлыст. Подумали мужики, потолковали и по указанию из центра исключили хлыста из партии. Впрочем, это была пустая формальность. Сохранились некоторые протоколы допросов поэта, где Клюев открыто говорит о своем несогласии с новой, сталинской властью. В июне 1937-го его арестовали, 25 октября того же года расстреляли.
Независимо от того, грешник он или страстотерпец по жизни, след этой яркой личности остался навсегда и в творчестве Есенина, и в истории России, и просто в жизни. Кто-то назвал его "Распутиным в поэзии", и это похоже. Тоже из крестьян, тоже хлыст, тоже обласкан императрицей, тоже в конечном счете зверски убит. Поэт Евгений Винокуров сказал мне однажды о Клюеве: "Он прежде всего хлыст в поэзии. А надо быть прежде всего поэтом". С этим трудно не согласиться. Никакие радения не заменят простых строк Есенина: "О всех ушедших грезит конопляник..." Возможно, он сказал все, что хотел сказать Клюев. Остальное дописано кровью - и Клюева, и Есенина. А там, где пролилась кровь поэта, там уже откровение. "Ах, заколот вещий лебедь / на обед вороньей стае...".
День философа юнеско к, кедров известия
Константин Кедров
.11.2007 День философа <<<
http://www.izmaylovo.ru/wiki/phi/detail.php?ID=4943
Что такое философия? Наука о смысле жизни? Но разве смысл жизни может быть наукой?! Не ее ума это дело. Я бы сузил определение: философия - это поиски новых смыслов. Сократ нашел новый смысл в постоянном познании самого себя. Это было ново и неожиданно. Первый вопрос, заданный Сократу после посвящения в сан бессмертных тогдашними корреспондентами, был, конечно, о смысле жизни. В ответ услышали: "Я знаю то, что ничего не знаю".
Ученик Сократа Платон был уверен, что разгадал тайну. Он сообщил нам, что весь наш мир только тень реальности и потому подвержен смерти и разрушению. Не только тень исчезнет, но и солнце когда-то погаснет. А вот эйдос - идея солнца - неразрушим. Эйдос человека - его душа, она бессмертна. А сам эйдос состоит из трех элементов: истина, красота и добродетель.
Ученик и приятель Платона Аристотель резко не согласился с этим. "Платон мне друг, но истина дороже". Истина, по мнению философа, воспитавшего Александра Македонского, подчиняется логике. И он создал свою, разумную и безупречную логику, повязав весь мир цепью причинно-следственных связей. "Греки выдумали следствие, причину, / Чтоб не видеть эту чертовщину". Кроме "Физики" Аристотель написал еще "Поэтику" и "Этику". Сравнение художника с обезьяной, передразнивающей свое отражение, конечно, великолепно. Учение о катарсисе - очищении страданием - в искусстве ничуть не устарело. Учение о причине причин, которая первая привела в движение все причины и следствия, и сегодня веселит душу. Но мы прекрасно понимаем, что мир Аристотеля слишком разумен и логичен. В нем нет хаоса и безумия.
Как сказал философ конца ХХ века Мераб Мамардашвили, человек разумный разумным никогда не был. Если разум всесилен и безграничен, то еще более безгранично человеческое безумие. После Освенцима и ГУЛАГа философия стала совсем другой. Сартр и Камю пытались понять не столько смысл, сколько бессмыслицу бытия. Герой "Чумы" Камю подолгу стоит в очередях, но, подходя к кассе, ничего не покупает. Постоял бы он в наших советских очередях, мигом бы обрел смысл и купил все, что можно купить.
Так получилось, что с русской философией мир познакомился, прочитав романы Толстого и Достоевского. Нет ни одного крупного европейского мыслителя, который не испытал на себе влияние этих гигантов. Ницше прочитал "Записки из подполья" и заявил, что сверхчеловек родился в России. "Посторонний" того же Камю - ответ на "Преступление и наказание". Если Раскольников пытается понять, почему он убил, то Посторонний просто убивает и всё, без всякого смысла.
Учение Толстого до глубины души затронуло Альберта Эйнштейна, автора теории относительности. Он неоднократно перечитывал притчу Толстого "Много ли человеку земли надо" и находил в ней бездонный смысл. Надо ли говорить, какое влияние оказал Толстой на Ганди, на Мартина Лютера Кинга, на Альберта Швейцера с его этикой "благоговения перед жизнью".
Сейчас в России и в мире отнюдь не толстовские времена, но "благоговение перед жизнью" из отвлеченной философии переходит просто в стратегию выживания. Если первая половина ХХ века прошла под мичуринским лозунгом "мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее - наша задача", то XXI век все чаще повторяет диссидентскую шутку советских времен: "мы не можем ждать милостей от природы после того, что мы с ней сделали". От марксистского покорения природы и космоса мы окончательно переходим к толстовскому и швейцеровскому благоговению перед природой и космосом.
Дважды побывавший в космосе Юрий Батурин произнес сокровенную фразу: "В космосе самое интересное - экипаж". Земля тоже в космосе, и на ней тоже самое интересное - экипаж. Не будет людей - все исчезнет.
Новый гуманизм завоевывает все большее число сторонников в современной философии. Философия была и остается хранительницей и создательницей смысла. Остальное бессмыслица.
В Институте философии РАН на Волхонке, напротив восстановленного храма Христа Спасителя, бесчисленное множество отделов, и среди них - сектор истины и кафедра этики. Поначалу это вызывает улыбку. Но мне нравится, что истину и этику можно познавать в свете разума.
Когда-то Декарт сказал: "Мыслю - следовательно, существую". Русская философия этим довольствоваться не может. Мыслящее сердце и чувствующий разум или то, что Достоевский назвал "Исповедь горячего сердца". Русский спор о Боге и смысле жизни в главе "За коньячком" - это приметы нашего повседневного быта. Сектор истины и кафедра этики у нас в каждом вагоне, у каждого костерка на рыбалке и на охоте. Мы по-прежнему вместе с Раскольниковым и братьями Карамазовыми то хватаемся за топор, то размышляем о смысле жизни. Часто и то, и другое одновременно.
Что такое истина, спрашивает Салтыков-Щедрин и отвечает: "Идет чумазый и на вопрос "что есть истина?" твердо и неукоснительно отвечает: распивочно и навынос". Вряд ли здесь что-нибудь устарело. Кстати, в секторе истины, как и в других отделах, тоже любят выпить и закусить. В этом есть какая-то теплота.
Алексей Федорович Лосев любил погулять в арбатском дворике возле своего дома, там, где нынче его гранитный бюст. Однажды увидел две фигуры. Спрашивают: "Мужик, третьим будешь?" - "Не откажусь". - "Тогда неси стаканы". Лосев вернулся в дом за стаканами. "Вы что же, понесете им стаканы?" - удивилась супруга философа Аза Алибековна Тахо-Годи. - "Конечно. Не из идеи же им пить".
А из XIX века ему вторит Пушкин: "Подымем стаканы, содвинем их разом! / Да здравствуют музы, да здравствует разум!" Вот она - русская поэзия и русская философия.
К, Кедров о Златоусте Известия
Константин Кедров
Мониторинг СМИ http://kazan.eparhia.ru/smi/?id=9275&print=1
17.09.2007
Известия: Сокрушитель ада. 1600 лет со дня смерти Иоанна Златоуста.
Знаменитый византийский оратор Ливаний, у которого будущий христианский епископ брал уроки риторики, весьма сокрушался, что самого лучшего ученика отняли у него христиане. Пылкий характер Иоанна привел его сначала на адвокатскую кафедру. Но вскоре судебные тяжбы ему наскучили, и после смерти матери он удалился в пещеру, где и провел четыре изнурительных года.
Из пещеры вернулся пламенный священник. Его проповеди прерывались рукоплесканиями, что смущало и церковное начальство, и самого Иоанна. "Что вы рукоплещете мне, как в театре!" - восклицал он в смятении. Но это и был новый, христианский театр, пришедший на смену древнеримскому. Имя Иоанна вполне можно ставить рядом с Эсхилом, Софоклом и Еврипидом. Подумать только - человек всего лишь произносил речи, а мир помнит их 1600 лет спустя. Мало ли было красноречивых епископов в Византии, но именно этот Хризостом запал в нашу русскую душу на все времена. Хризостом буквально означает "златоустый".
На побережье Пицунды, в непризнанной Абхазии стоит храм, где закончил свои дни этот гений слова. Как волны Черного моря размывают берег, он размывает грань между поэзией и риторикой, между ангелом и человеком, между праведником и грешником. По воле Божией, финал его жизни в ссылке на берегах Колхиды, куда когда-то причалил корабль аргонавтов в поисках золотого руна, стал великим символом. Золотое руно, похищенное Ясоном с помощью Медеи для Древней Греции, вернулось в Колхиду золотыми россыпями византийской речи.
Все, кто хоть раз в жизни отстоял пасхальную литургию, знаком с творчеством св. Иоанна Златоуста. Его Cлово на Пасху зачитывается с амвона, и смысл его поражает воображение. "Христос воскрес, и нет ни одного мертвого во гробах" - это ослепительная метафора. Как это нет ни одного мертвого, если все кладбища переполнены? Но Иоанн смотрит в вечность. Для Бога нет мертвых, потому что душа бессмертна. И еще поражает воображение и даже шокирует многих приглашение к духовному да и телесному пасхальному пиру: телец упитан, всякий приди и ешь и насладись радостью и весной жизни. И кто постился из семи недель лишь неделю или один день, и кто вообще не постился - всякий приди и ешь.
Поражает осязаемость метафоры. Ведь после Слова все действительно сядут за праздничную трапезу. Если и не весь телец, то телятина будет на столе, и кулич, и пасха, и крашеные яйца. И все это - символ радости и вечной жизни, которая уже сейчас здесь, несмотря на то что вкушающим предстоят болезни и земные страдания и смерть.
Правда, в церкви не читают слов Хризостома "против ристалищ", проще говоря, против спортивных состязаний. В древней Византии эти проповеди вызвали гнев и спортсменов, и болельщиков, и, разумеется, самого императора. Популярного пламенного епископа сослали даже не на край света, а прямо в ад. По воззрениям древних греков, унаследованных и византийцами, Колхида - начало ада.
А для самого Хризостома ад был совершенно реальным живым существом - чудовищем наподобие кашалота с разверзнутой зубастой пастью. На иконах из этой пасти воскресший Христос извлекает воскресающих Адама и Еву, а за ними сонмы умерших и всех праотцев вплоть до Авраама и Сары.
Об аде в Слове на Пасху у Иоанна особенно вдохновенно. Воскрес Христос - и ад упразднился. Упразднился, ибо умертвился. Христос воскрес, и ад рыдает и зубами скрежещет, ибо навсегда поражен. Там есть еще игра слов, не всегда переводимая: "сокрушается, ибо сокрушен". И, наконец, ставшее пословицей гениальное двустишие: "Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?". Риторический вопрос к побежденной смерти и сокрушенному аду. Не вторгаясь в область религии и богословия, скажу лишь, что перед нами великий поэт, навсегда победивший в своей душе смерть и ад.
Святой Иоанн Златоуст - один из основоположников великой христианской цивилизации Слова, пришедшей на смену древнеримской цивилизации мрамора и гранита. Словесные памятники остаются несокрушимыми на все времена. Пройдя сквозь жесточайшие гонения и запреты богоборческой, христоборческой диктатуры, Слово Иоанна Златоуста ни в чем не устарело, а его значение с годами и веками только усиливается.
Кедров о Леонардо Известия
Константин Кедров
Человечество отметило 555 лет
со дня рождения итальянского гения
Леонардо да Винчи Почему-то на всех картинах, рисунках и фресках женщины Леонардо таинственно усмехаются. Иногда эту полуулыбку вы можете увидеть и у мужчин. Улыбается Иоанн Креститель, указывая на крест - символ будущего распятия. Улыбается Мадонна Лита, склоняясь над кудрявым Богомладенцем. Об улыбке Джоконды написаны тома.
Так улыбается всякий, знающий великую тайну. Леонардо да Винчи, видимо, действительно знал многое, сокрытое от нас даже сегодня. Он был первым человеком, взглянувшим на себя и на нас изнутри. Можно было устрашиться и отшатнуться от этого адского переплетения живых шлангов и костных рычагов - не зря церковь запрещала вскрытие... Леонардо нарушал закон, тайно спускаясь ночью в подвалы, где за плату препарировал тела казненных. Вначале ему показалось, что люди - всего лишь сложные механизмы. Ведь он сам был изобретателем. Вместе с анатомическими зарисовками сохранились чертежи вертолета, подводной лодки, скафандра и даже велосипеда.
Вертолеты Леонардо не летали, подлодки не плавали. А вот человек исправно функционировал, хотя Творец его всегда был где-то вне поля зрения. И Леонардо стал искать Творца в человеке. Когда нашел, возникла фреска "Тайная вечеря".
Фигура Иисуса в центре трапезы уравновешивает миры. Это было, если хотите, второе пришествие Спасителя. Первое свершилось в I веке в истории. Второе - в ХV веке в живописи. Христос Леонардо - вполне узнаваемый, вполне человеческий и в то же время божественный. Через лик Христа глаз художника впервые ушел в бесконечность. Окно позади с бесхитростным флорентийским пейзажиком вывело человечество во вселенную.
Леонардо буквально пьянел от бесконечной перспективы, им же открытой. Он заполнял ее ввысь мысленными вертолетами, махолетами и воздушными летающими шарами. Он устремился в глубь моря в мысленном скафандре и на мысленной подлодке. Вдаль полетели бесчисленные снаряды из пулеметов и катапульт, им изобретенных.
К счастью, все смертоносные изобретения остались только в проектах. Все эти танки, вертолеты, подлодки и пулеметы в то время были только химерами. Зато осуществился главный проект. Проект человека.
У Леонардо всё и всюду уходит вдаль. Да и чувства человеческие не имеют границ, плавно переходя друг в друга. Психологи подсчитали соотношение чувств на лице Моны Лизы. 83% счастья, 9% пренебрежения, 2% страха и 6% настороженности. Удалось установить, что лицо Джоконды - это еще и автопортрет самого художника, перевоплотившего себя в женский образ. Если это так, то согласитесь, что он был счастливым человеком. Столько счастья дано не каждому.
До Леонардо художники или не видели, или не умели изображать бесконечность. С его приходом мир стал другим. Изменился и человек - он увидел себя в бесконечности и бесконечность в себе.
Сальвадор Дали продолжил открытие Леонардо. В его "Тайной вечере" сквозь Христа проплывает лодочка навстречу апостолам, а само помещение, да и вся вселенная - как бы внутри Спасителя. Это блестящий комментарий к великой фреске. Перспективу, открытую Леонардо вдаль, Дали распространил во все стороны. И это тоже проект да Винчи.
У исследователей почти не остается сомнений, что знаменитая Туринская плащаница - творение великого флорентийца. Вполне узнаваемы черты Леонардо в лике Спасителя. Если это так, то перед нами великая исповедь живописца. Он сораспинается с Христом, сопогребается и совоскресает с Ним. Подобным же образом изобразил себя Микеланджело на фреске "Страшного суда" в фигурке человека, держащего в руках свою содранную кожу. А на коже - лик самого художника. Перекличка двух гигантов Возрождения тут очевидна. Они всю жизнь соревновались, соперничали, аукались.
Пикассо изобразил Джоконду со связкой ключей и даже отмычек. Это иронический намек искусствоведам, ищущим какую-то одну тайну. В каждом творении да Винчи этих тайн немерено. Он действительно любил зашифровывать свои наблюдения и открытия. Будучи левшой, писал зеркальным почерком справа налево. Однако как художник он стремился не зашифровать, а открыть нам свой код.
Двадцать лет изучал русский художник Иванов "Тайную вечерю", пока не свершилось чудо. Христос Леонардо сошел с великой фрески и пришел в Россию. Картина Иванова "Явление Христа народу" - прямое продолжение леонардовского проекта. И Христос на ней явно с леонардовской фрески. Образ найден на все века. Оказалось, что бесконечен не только Богочеловек, но и человек, нашедший себе соразмерную перспективу. Леонардо искал и нашел себя только в бесконечности. После него любая другая перспектива для нас тесна.
Властелин сердец
35 лет назад умер Джон Толкиен
Константин Кедров
Толкиен - писатель, переживший Первую мировую войну на полях сражений и в окопах. Его творчество - человеческий ответ на бесчеловечную бойню, в которой участвовал отнюдь не в качестве наблюдателя, он чудом уцелел в знаменитой битве при Соме. Толкиен избрал опасную профессию военного телеграфиста не из любви к риску, а из склонности к тайным шифрам.
Толкиен всю жизнь изобретал тайные языки и искусно вплетал их в свои причудливые повествования. Шифры и сказочные страны - неизменные спутники детства. Хоббиты по сути дела те же швамбраны Льва Кассиля. У писателей одного поколения - одна судьба и одна мечта. Связным был и Катаев, получивший Георгиевский крест за храбрость и сражавшийся с тем же немецким противником.
После Первой мировой войны многие даже из тех, кто верил, утратили веру в Бога. Я не спрашивал Кассиля и Катаева, верят ли они. Это было бы с моей стороны опаснейшей провокацией. Толкиен, покинувший наш мир в 1973 году, до последнего часа оставался глубоко верующим католическим писателем. Оксфордская профессура искоса смотрела на Толкиена. В те времена, как и сегодня, среди интеллектуалов в моде был агностицизм или даже воинствующий атеизм. Но он не гнался за модой. За всю жизнь так и не обзавелся телевизором, одевался как русский интеллигент-шестидесятник, посмеивался над изысками модной французской кухни.
Некоторые благочестивые католики считают, что Толкиена по образу его жизни и мыслей следует причислить если не к лику святых, то уж, во всяком случае, к лику блаженных.
Долгие годы, более полувека, не затихали его размолвки с женой из-за католической веры. Жена не любила церковь, а он не пропускал ни одной торжественной мессы, ни одного причастия. Это не помешало самому счастливому браку. Толкиен влюбился в будущую супругу, когда ей было 19, а ему 16, и, едва дождавшись совершеннолетия, вступил в брак. Никаких любовных бурь и потрясений до самой смерти супругов. Может быть, поэтому один из критиков, прочитав "Властелина колец", воскликнул: "Наконец-то книга без религии и без баб". Тем не менее Толкиен - до мозга костей религиозный писатель. В одной из своих лекций он назвал "величайшей милостью Божией" способность человека фантазировать и тем самым "обогащать реальность".
Слава пришла к нему после шестидесяти, когда он ушел на пенсию и, казалось, до конца дней уединился в пригородном оксфордском домике. Нарастал поток писем, по ночам звонили какие-то психи, у дверей толклись журналисты, интервьюеры. К этому Толкиен никогда не стремился.
Лично я впервые встретился с толкиенистами в Царицынском парке в начале 80-х, когда увидел вполне взрослых парней, размахивающих деревянными мечами. И потом, по дороге к метро, встретил целую вереницу прячущих под плащами грозное оружие. Они стекались на очередную битву. Советская власть не одобряла игры такого рода, но запретить их как-то не удосужилась. К самому Толкиену отношение более чем прохладное. Его просто не издавали. Кстати, именно Толкиен придумал словосочетание "империя зла"...
Новая реальность, которую подарил человечеству оксфордский маг, соткана из европейского фольклора и английского джентльменства. Толкиен - рыцарь XX века, окопавшийся в оксфордском колледже и завоевавший оттуда весь цивилизованный мир. Он дожил почти до 82 лет, полный творческих планов и неосуществленных замыслов. Несмотря на испытания и утраты, неизбежные в позднем возрасте, Толкиен до конца дней сохранял свой природный английский юмор и оптимизм.
Ему повезло - он не видел нынешней экранизации своей роскошной мечты, где бродят мускулистые атлеты в засаленных тряпках. Ничего подобного нет в его книгах. Там дух рыцарства и волшебства и безграничный полет фантазии. Толкиена никто не ждал и никто не предсказывал. Он пришел сам. Ему удалось затронуть какие-то потаенные струны англоязычной культуры, которые звучат в резонанс. Ну да, хоббиты, гоблины, эльфы. Ну, фантастические битвы за право обладания волшебными кольцами. Что тут нового? Все это уже было и в европейском эпосе, и в европейской литературе. Почему именно Толкиен? Почему именно "Властелин колец"? Почему такой пик популярности, начавшийся в середине двадцатого века и нарастающий в двадцать первом? Психологи объясняют, что стремительное ускорение исторического времени порождает жажду остаться в прошлом. И ничто не может отменить даже у взрослого человека потребность в сказке. Гомо сапиенс - не очень удачное определение нашего вида, разумными мы никогда не были. Человек фантазирующий, человек играющий - это гораздо ближе к нашей природе. Как знать, может, со временем человека назовут гомо хоббитус?17.09.2007
Известия: Сокрушитель ада. 1600 лет со дня смерти Иоанна Златоуста.
Знаменитый византийский оратор Ливаний, у которого будущий христианский епископ брал уроки риторики, весьма сокрушался, что самого лучшего ученика отняли у него христиане. Пылкий характер Иоанна привел его сначала на адвокатскую кафедру. Но вскоре судебные тяжбы ему наскучили, и после смерти матери он удалился в пещеру, где и провел четыре изнурительных года.
Из пещеры вернулся пламенный священник. Его проповеди прерывались рукоплесканиями, что смущало и церковное начальство, и самого Иоанна. "Что вы рукоплещете мне, как в театре!" - восклицал он в смятении. Но это и был новый, христианский театр, пришедший на смену древнеримскому. Имя Иоанна вполне можно ставить рядом с Эсхилом, Софоклом и Еврипидом. Подумать только - человек всего лишь произносил речи, а мир помнит их 1600 лет спустя. Мало ли было красноречивых епископов в Византии, но именно этот Хризостом запал в нашу русскую душу на все времена. Хризостом буквально означает "златоустый".
На побережье Пицунды, в непризнанной Абхазии стоит храм, где закончил свои дни этот гений слова. Как волны Черного моря размывают берег, он размывает грань между поэзией и риторикой, между ангелом и человеком, между праведником и грешником. По воле Божией, финал его жизни в ссылке на берегах Колхиды, куда когда-то причалил корабль аргонавтов в поисках золотого руна, стал великим символом. Золотое руно, похищенное Ясоном с помощью Медеи для Древней Греции, вернулось в Колхиду золотыми россыпями византийской речи.
Все, кто хоть раз в жизни отстоял пасхальную литургию, знаком с творчеством св. Иоанна Златоуста. Его Cлово на Пасху зачитывается с амвона, и смысл его поражает воображение. "Христос воскрес, и нет ни одного мертвого во гробах" - это ослепительная метафора. Как это нет ни одного мертвого, если все кладбища переполнены? Но Иоанн смотрит в вечность. Для Бога нет мертвых, потому что душа бессмертна. И еще поражает воображение и даже шокирует многих приглашение к духовному да и телесному пасхальному пиру: телец упитан, всякий приди и ешь и насладись радостью и весной жизни. И кто постился из семи недель лишь неделю или один день, и кто вообще не постился - всякий приди и ешь.
Поражает осязаемость метафоры. Ведь после Слова все действительно сядут за праздничную трапезу. Если и не весь телец, то телятина будет на столе, и кулич, и пасха, и крашеные яйца. И все это - символ радости и вечной жизни, которая уже сейчас здесь, несмотря на то что вкушающим предстоят болезни и земные страдания и смерть.
Правда, в церкви не читают слов Хризостома "против ристалищ", проще говоря, против спортивных состязаний. В древней Византии эти проповеди вызвали гнев и спортсменов, и болельщиков, и, разумеется, самого императора. Популярного пламенного епископа сослали даже не на край света, а прямо в ад. По воззрениям древних греков, унаследованных и византийцами, Колхида - начало ада.
А для самого Хризостома ад был совершенно реальным живым существом - чудовищем наподобие кашалота с разверзнутой зубастой пастью. На иконах из этой пасти воскресший Христос извлекает воскресающих Адама и Еву, а за ними сонмы умерших и всех праотцев вплоть до Авраама и Сары.
Об аде в Слове на Пасху у Иоанна особенно вдохновенно. Воскрес Христос - и ад упразднился. Упразднился, ибо умертвился. Христос воскрес, и ад рыдает и зубами скрежещет, ибо навсегда поражен. Там есть еще игра слов, не всегда переводимая: "сокрушается, ибо сокрушен". И, наконец, ставшее пословицей гениальное двустишие: "Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?". Риторический вопрос к побежденной смерти и сокрушенному аду. Не вторгаясь в область религии и богословия, скажу лишь, что перед нами великий поэт, навсегда победивший в своей душе смерть и ад.
Святой Иоанн Златоуст - один из основоположников великой христианской цивилизации Слова, пришедшей на смену древнеримской цивилизации мрамора и гранита. Словесные памятники остаются несокрушимыми на все времена. Пройдя сквозь жесточайшие гонения и запреты богоборческой, христоборческой диктатуры, Слово Иоанна Златоуста ни в чем не устарело, а его значение с годами и веками только усиливается.Человек - это звучит горько
Исполняется 140 лет со дня рождения Алексея Максимовича Пешкова
Константин Кедров
Такая прекрасная фамилия — Пешков. Почему Алексей Максимович закрылся щитом псевдонима Горький? Потому что мода требовала имиджа человека горькой судьбы. Он действительно рано осиротел, но в его замечательной автобиографической повести "Детство" есть и любящая бабушка, и вполне обеспеченная нижегородская семья. Малый бизнес в то время никто не поощрял — он просто был. Знаменитый "Домик Пешкова", куда толпами вползают туристы, жилище отнюдь не бедное.
Молодой Пешков рано отправился в люди. Но так было принято в те времена. Ничего особо горького в его судьбе не просматривается. Читатели слишком буквально поняли его "босяцкие рассказы" и трилогию "Детство", "В людях", "Мои университеты". В то время модно было нагнетать ужасы, и он талантливо нагнетал. То рабочие погружают кота в красильный чан, приговаривая: "Красится кот Васька в зеленую краску", то кипятком человека обваривают. Но почему же в таком случае помним мы и добрую бабушку, которая, молясь в храме, видит ангелов, прислуживающих священнику, и доброго веселого Цыганка, и хозяина пекарни с его мучным богословием. Я, мол, Богу скажу: ты мне душу дал? Дал! Ты у меня душу взял? Взял! Стало быть, мы в расчете.
Горький не был босяком. Он создал образ босяка. Челкаш — это бомж и гастарбайтер на все времена. Образ бродяги, не странника, не бездомного, а именно бродяги по своей сути — это достижение Алексея Максимовича Пешкова. Ген бродяжничества в молодом Пешкове, конечно, бурлил.
Но все эти Лойко, Данко и Изергиль — не выдумка. Он, конечно, общался с цыганами, слушал их легенды, наблюдал типажи. Чего стоит его эротическая повесть "Любовь на плоту". Кстати, об эросе. Он есть и у Пешкова, и у Горького. Но радоваться жизни в то время было дурным тоном. Горький стыдился отклонений от аскетического канона. Поэтому страстью он наделил своих отрицательных персонажей — типа Егора Булычева и Достигаева. Купцы его, отпущенные автором на свободу, беззастенчиво щиплют горничных, сожительствуют с близкими родственницами, а уж радеют по-хлыстовски так, что никакому Распутину не снилось.
Уж на что Ходасевич тонкий наблюдатель, но и он, будучи литературным секретарем Горького, его природу не угадал. У Ходасевича Горький — эдакий добрый гуманист-простачок, едва ли не бессребреник. Таков он на Капри. Для Корнея Чуковского Горький — прежде всего добрый вельможа у кормила власти. Не гнушался советский классик распределением пиджаков и брюк для обнищавших и обовшивевших писателей. Он же возродил Литфонд, созданный Достоевским для помощи "нуждающимся и пьющим" литераторам. Да и Союз писателей — детище Алексея Максимовича. Здесь все противоречиво. Тот же Союз писателей скольких спас и скольких погубил. Спас Михаила Булгакова, погубил Осипа Мандельштама. Горький старался быть интеллигентом и гуманистом. Ни тем, ни другим он не был. Он — Клим Самгин, им же и выписанный до деталей. Горький искренне думал, что Самгин разоблачает интеллигента, неспособного слиться с массами в революционном экстазе. А на самом деле Самгин — типичный купеческий сын Серебряного века. Все прочел, всем увлекался — и Марксом, и Ницше. Не добрался лишь до самого себя. Понять себя — значит стать интеллигентом. Этого не было дано ни Горькому, ни его герою.
Сегодня трудно понять всемирную популярность ходульного романа "Мать", написанного по заданию социал-демократической партии и оплаченного деньгами из партийной кассы. Но факт остается фактом. Миллионные тиражи на всех языках во всем мире. С "Митиной любовью" или "Темными аллеями" Бунина и сравнивать не приходится. Горький создал марксистскую сказку о Золушке мужского рода, ставшей пролетарским принцем — революционером Павлом Власовым. "Клим Самгин" в тысячу раз правдивей и глубже и написан прекрасным языком, но не популярен.
Поссорившись с Лениным, Горький под угрозой ареста, исходящей от самого вождя, эмигрировал из советской России. Но жить в захолустном благополучии на Капри не хотел и не мог. Сталин поманил полным собранием сочинений — и Горький вернулся. Поссорился с Лениным, а мириться приехал со Сталиным. Его поезд усыпали цветами, дали особняк, отобранный у архитектора Шехтеля. Писатель не сразу понял, что находится под домашним арестом. Для идеологического окормления приставили к нему выпускника Института красной профессуры, автора книги "Наследие Пушкина и коммунизм", написанной за одну ночь по заданию Сталина, профессора Валерия Яковлевича Кирпотина.
Именно Кирпотин, будучи моим научным руководителем, поведал мне о деталях рождения термина "соцреализм". Считалось, что его придумал Горький. Оказывается, фразу "нам нужен реализм, но не критический, а социалистический" произнес Сталин в узком кругу писателей за круглым столом. Кирпотин вставил словосочетание "социалистический реализм" в доклад Горького на 1-м съезде писателей.
Горький с его способностью перевоплощаться решил стать истинным соцреалистом. В принудительное турне на пароходе с Ягодой и Сталиным Алексей Максимович захватил даже футуриста Шкловского. Все писатели и сам Горький взахлеб славили Беломорско-Балтийский канал, где заключенные "перевоспитывались трудом" на свежем воздухе. Истинное положение дел писателям было известно, но плыли-то они на одном Корабле Дураков, независимо от природного ума и таланта.
Я спросил у Кирпотина, как мог Горький, мечтавший о религии, где вместо Бога будет обожествлен человек, цитировать фразу Робеспьера: "Если враг не сдается, его уничтожают". "Милая вы моя собака, — ответил Кирпотин, пародируя Чехова, — все, что говорилось в то время Горьким, было продиктовано одним желанием — обмануть Сталина и улизнуть на Капри. Но мышеловка захлопнулась. Скорее всего, его отравили". Валерий Яковлевич Кирпотин был человеком умным, проницательным, информированным. И на ветер слов не бросал.
Нет ни малейшего сомнения в драматургической гениальности Алексея Максимовича. Он создал в условиях жесточайшей цензуры свою "Божественную комедию". Вот его круги ада: "Егор Булычев и другие" — ад купеческий; "Мещане" — ад семейный; "Дачники" — ад дачный; "На дне" — ад бомжовый. И только одна пьеса о рае — "Дети солнца". Но это рай в дачном аду.
Сатин в "На дне" — это тоже Горький. Человек — это звучит гордо. Ложь — религия господ и хозяев, правда — бог свободного человека... Надо уважать человека... Все, что произносил бомж, использовалось как плакат. Такова судьба всего наследия Горького. Придет время — его прочтут другими глазами.
Он всячески убеждал Ленина, что страшнее нашего крестьянина человека не сыщешь, что чем скорее исчезнет деревня с лица земли, тем лучше. С его легкой руки слова "лавочник" и "собственник" стали ругательными. Многие считают, что писатель должен заблуждаться вместе с народом. Если это так, то Горький — истинный народный писатель. Свою близость к власти он — как мог — использовал для смягчения многих судеб. Спас от расстрела генетика Кольцова, а вот с Гумилевым не получилось. Самого себя Горький тоже спасти не смог.
Памятник у Белорусского вокзала исчез, и не известно, вернется ли. Улица Горького снова стала Тверской, город Горький опять понизился. Но сам Горький так и остался Горьким
Известия Пастернак Ахматова Зощенко Галич
© Copyright: Кедров-Челищев, 2008
Свидетельство о публикации №208102700393
Свидетельство о публикации №208102700393
Рецензии
- оставлю закладкй;)
- помнитц, на скале - нависшей над кусочкм Краснова
моря - думалось - миллионы шепоточков соткали этот воздух
- каждый мм под ногами - множится в прошлое - где оно?
- воплощением каких клеток и образов
- вплывётся в новое - сочетание
- сё есть Человек...
- когда будет гореть каждой буквй -
***
Оля Львова 09.01.2009 18:16 • Заявить о нарушении
- помнитц, на скале - нависшей над кусочкм Краснова
моря - думалось - миллионы шепоточков соткали этот воздух
- каждый мм под ногами - множится в прошлое - где оно?
- воплощением каких клеток и образов
- вплывётся в новое - сочетание
- сё есть Человек...
- когда будет гореть каждой буквй -
***
Оля Львова 09.01.2009 18:16 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.