Глава двенадцатая, последняя. Чужая страсть

Миранис заснул лишь на рассвете и проспал почти до полудня, но никто его не тревожил. Разлепив, наконец, тяжелые веки, юноша сощурился на какое-то время от яркого солнца, светящего ему прямо в лицо, и невольно поморщился – он так и умудрился заснуть сидя на подоконнике. Благо еще, что вниз не свалился! А свалился бы – беда небольшая. Милан специально на этот случай с утра пораньше приказал подогнать под окно огромную телегу с кучей сена. Узрев такую заботу, Миранис улыбнулся – и в самом деле, теперь у него было меньше шансов поломать себе шею. Но почему его не разбудили?
Ответ пришел сам собой, когда юноша, одевшись, спустился вниз и услышал знакомый, но уже успевший здорово надоесть голос. Миранис живо спрятался за ковер, нырнув в узкую нишу. Как он там уместился, нашедший его Влансар понять так и не смог. Но скраханец живо отыскал друга – с помощью Агора, стоявшего перед ковром и приветливо помахивающего хвостом. Из-за ковра раздалось тихое ругательство, переводимое, как “уйди” и недоумевающий Влансар откинул ковер, желая увидеть своего повелителя.
– А, это ты! – Влансар и не подозревал, что Миранис когда-нибудь будет так рад лицезреть именно его рожу.
Он даже обернулся, чтобы убедиться, что за спиной никого нет. Там и не было никого – даже убежавшего предателя-Агора. И тут до мужчины дошло – Миранис не был рад именно ему, он был рад, что его не обнаружил кто-то еще.
– От кого прячемся? Можно, мне с вами?
– Места не хватит, – затравленно огляделся Миранис и вылез из своего убежища. – Влансар, э-э-э, у тебя... как... с девушками?
– Не жалуюсь, – гордо ответил тот. – Подсказать, как пленить красавицу?
– Нет, – горько усмехнулся Миранис. – Как распленить...
– А..., – понял Влансар. – Это ты так нашей гости испугался? Ну, ты брат, даешь! Видал я привередливых, но не настолько же! Такая красавица сама в плен идет и белый флажок выставляет, а ты и не рад?
– Да кто спорит! – понуро ответил Миранис. – Но не такой я, понимаешь, не нужна она мне...
– Я-то понимаю..., – протянул Влансар. – Или не понимаю? Да и не важно это – главное, чтобы она это поняла.
– Нельзя – обидится, – развел руками Миранис. – Девчонка неплохая, жаль ей сердце разбивать.
– Ну, знаешь ли, брат, ты определись, – ответил Влансар. – Или ты хочешь ей поддакнуть в ее страсти, или сердце ей разобьешь. Хотя и так и этак разобьешь. Она ведь замуж собралась?
– Собралась, – вздохнул Миранис.
– А ты уже занят..., – хмыкнул Влансар, но тотчас взял себя в руки и, уже серьезно, продолжил:
– Плохо дело – девчонка-то, сразу видно, гордячка. Со злости глупостей может натворить...
– Да знаю я..., – прошипел Миранис.
Сказал, и сразу же захотел немедленно провалиться под землю, но было поздно – его уже заметили, а как заметили, так сразу и поймали в пагубную глубь голубых глаз. Да и Влансар, узрев такую красоту, сразу же перекинулся на сторону дамы. Миранис, с упреком посмотрев на предателя, все же поцеловал протянутую тонкую ручку. А что ему еще оставалось? Да, Нирина и в самом деле похорошела за последнее время. Сердечная тоска очень шла ей, сделав печальное лицо еще прекрасней, и, в то же время, еще холодней. Так с ней всегда было – чем больше она волновалось, тем менее внешне чувство отражались на ее лице, только глаза-предатели говорили обо всем, что творилось в ее душе. И Миранис, как всегда, растаял. Да и мог ли он не растаять от такой красоты?
Только юноша все равно не переступал черту, ведь в голове то и дело ярким пламенем вспыхивал образ жены, гася все признаки чувства к несчастной Нирине. Чем больше она старалась пленить его, тем больше он злился то ли на себя – за мягкотелость, то ли на нее – за навязчивость. Эта злость давала ему силы, но пока не стремилась наружу, тихо тлея в душе под пеплом самообладания.
Так и играли они целый день в прятки или в охоту, при этом Миранис чувствовал себя загнанным в угол раненым зверем. Ну что он мог сказать этой Нирине, как объяснить, что не нужна она ему! Или нужна? Тело юноши все же отзывалось на зов красавицы, но душа молчала, зато громким голосом говорила совесть, напоминая о жене и ребенке. Но как ему выдержать все это?
Наконец, наступил вечер, и Миранис с облегчением спустился вниз, чтобы поужинать. Видимо, это было последнее испытание на сегодня, после которого можно спокойно уйти, отговорившись сонливостью и необходимостью завтра покинуть гостеприимный замок. Ибо Миранис твердо решил уехать. Причина была не в Нирине – девушка казалась по сравнению с другими проблемами лишь мелкой, но очень мешающей занозой – просто Миранис понимал, что ему надо как можно скорее достигнуть столицы, чтобы подготовиться к перевоплощению Саржа.
Но тут юношу ждал подарок. Нирина, посидев немного за столом и пытаясь дотронуться своей ножкой ноги Мираниса, видимо вскоре заскучала... Отодвинув почти полную тарелку (о фигуре надо заботиться), она с сожалением посмотрела на Мираниса, и, встав из-за стола, ушла, сказавшись на плохое самочувствие. Мужчины вздохнули с облегчением – присутствие за столом единственной женщины, пусть даже такой красивой, делало их несколько нервозными. Зато теперь разговор пошел свободнее:
– Значит, едем завтра? – спросил Милан.
– Что значит – «едем»? – с подозрением посмотрел на сына Элиандр. – Или ты вознамерился посетить, наконец, нашу благословенную столицу? Нашел – куда ехать! Там полно людей Великого!
– Ну и что? – вмешался Влансар. – Плоховато служители работают – я там прожил почти полгода и ничего – до сих пор жив. А уехать мне пришлось, как не странно, не из-за служителей, а из-за своего же – Саржа.
– Вы не мой сын – и мне все равно, в каких вы побывали передрягах, – возразил старик. – Тем более, смотрю, вам все не терпится сложить где-то свою буйну головушку. Но не впутывайте в эти интриги и моего сына!
– Боюсь, я еду не из-за него, отец, – голос Милана был ровен, но старик сразу же почувствовал скрытую угрозу – сын все равно сделает так, как задумал, и ему это не изменить. – Я еду ради своего повелителя. Не понимаю, что ты в этом видишь зазорного?
Миранис замер – он-то знал, что Элиандр не был в курсе их секрета. Видимо, плохо знал, так как старик не смутился, лишь искоса посмотрел на высокородного гостя и промолчал. Но не надолго:
– Я не хочу обидеть нашего гостя, но разве может скраханец воевать на одной стороне со слугой Единого, когда ваши покровители, по утверждению ваших же товарищей – враждуют.
– Тут вы правильно заметили, – ответил Миранис. – по утверждению... Я давно уже не считаю, что все то, что написано в книгах древних служителей о скраханцах – правда. Скорее всего, никто из нас не знает полной правды. Даже Милан с Влансаром.
– Правда в том, что мы постепенно вымираем, – заметил Милан. – И в этом советник был совершенно прав – так как раньше, мы не можем продолжать жить. Сколько можно скрываться и почему? Только потому, что нас когда-то кто-то оболгал?
– Хорошо оболгал, коли ты решился стать моим братом по книгам, – подмигнул Влансар. – И вообще-то, в моей местности к таким как я относятся с почтением, а вот к служителям – с недоверием.
– Так почему вы уехали? – съязвил Элиандр. – Или вы всегда бежите оттуда, где хорошо?
– Да нет, – уклончиво ответил мужчина. – Нигде полностью хорошо не бывает. Скучно там... И люди какие-то... злые, что ли? Может от жизни “хорошей”, а может потому, что доверять друг другу не научились...
– Доверие – везде редкий товар, – заметил Милан.
– Редкий-то редкий, но не на столько же... Не сиделось мне там, понимаете, душно было... Как будто не свой я – а здесь все другое, все родное... Это сложно объяснить...
– И не надо, раз сложно, – заметил Миранис. – Что-то мы засиделись, а завтра в путь. Вы уж простите, Элиандр, что отнимаю у вас сына.
– Да что там! – буркнул старик. – Что я не вижу, как он с вами расцвел? Лучше уж так мало прожить, чем как раньше – но долго.
Миранис ушел, чувствуя себя несколько неудобно. Слишком уж много людей стоят за ним, много судеб. И за все он в какой-то степени ответственен. Так ли? Ведь каждый имеет право на выбор – это главное правило Единого. Так почему же ему так сложно каждый раз, когда кто-то рискует ради него своей жизнью или свободой, а то и похуже... Покон, например, ничего такого не выбирал. Или выбирал? Когда захотел его убить, когда связался с разбойниками... А Алексар, что он выбрал бы, если бы ему дали такое право – жить без Мираниса или умереть за друга? Все же иногда Единый решает все по-своему, обходя право выбора. Или ему так кажется?
Миранис медленно поднимался по ступенькам – ему не хотелось идти в пустую комнату. Валессий где-то шастал по лесам вместе с Агором, Лансард отдавал последние распоряжения слугам – даже поговорить, как оказалось, не с кем... Хотя был один человек, с которым он сейчас не хотел бы видеться – это его искушение, его радость и беда – милая, доступная, но запретная Нирина.
Думая о девушке, Миранис свернул в свой коридор. Почему она выбрала именно его? Из-за него самого или из-за положения? Надежды стать повелительницей? Нирина была бы отличной повелительницей – гордой, неприступной и прекрасной, но глупой... А глупыми так легко управлять... Миранису пришлось бы очень сложно с такой женой – надо было бы следить за ней день и ночь. А за Сариной не надо – такой девушкой не поиграешь так просто...
Миранис зашел в свои покои и, наскоро раздевшись, растер тело мокрой тканью. Принимать ванну на ночь не хотелось – слишком уж эмоционально напряженным был этот день. Пройдя в свою спальню, Миранис застыл – прямо перед ним стояла Нирина. Сначала юноша увидел пышные волосы... рассыпавшиеся по плечам и стыдливо прикрывающие округлые груди, и лишь потом он сообразил, что его ночная гостья полностью обнажена.
– Нирина, вы...
– Я люблю вас, – прошептала красавица и протянула ему тонкие руки. – Очень люблю... Пожалуйста...
Она не договорила свою просьбу, оборвала на полуслове, но Миранис понял, и кровь бросилась ему в лицо. Забыв все на свете, схватил он ее в объятия, стиснул из-за всех сил и покрыл поцелуями пушистые волосы. Как же она податлива, как сладка на вкус, как мила! Миранис более не владел собой, но в это время дверь распахнулась, и вбежавший человек оттолкнул полностью обезумевшую от страсти красавицу от принца. Миранис опешил, узнав Скрадмана. И в этот миг двоюродный брат, проигнорировав присутствие повелителя, отвесил своей сестре ощутимую пощечину.
– Дура! – закричал мужчина. – Ты о чем думала?
Нирина, держась за щеку, сжалась в комок, стараясь избежать новых нападок родственника, но тот уже немного успокоился и, сбросив плащ, накинул его на плечи красавицы:
– Бесстыжая! Забыла, кто ты?
– Ну и кто! – выпрямилась Нирина. Под защитой мягкой, еще хранившей человеческое тепло, ткани она чувствовала себя гораздо увереннее. – Кто я? Женщина – которая любит!
– Ты не любишь! – ответил Скрадман. – Иначе бы никогда не полезла к женатому мужчине, у которого вскоре будет ребенок. На что ты надеялась? Что он жениться на тебе – у нас мужчины не женятся дважды при живой жене, а я желаю Сарине долгих лет жизни!
– Ты! Ты..., – Нирина полными боли глазами посмотрела на Мираниса, и повелитель не вынес этого взгляда, отведя глаза.
Но едва Миранис успел раскаяться в своем невольном поступке, как боль красавицы сменилась гневом, и Нирина закричала:
– Подонок!
Нирина ловко подлетела к Миранису и, придерживая плащ левой рукой, правой ударила повелителя по лицу. Юноша сжал зубы, но промолчал. Однако Нирине не удалось нанести следующий удар – ее тонкую руку перехватила железная рука Скрадмана. Миранис даже не пошевелился, хотя на его щеке и обозначился след женской ладошки. Нирина закричала:
– Ты! Ты меня на нее!!! Ты! Ненавижу... Проклинаю тебя... она – она обычная, а я... Я – лучшая! Я – я, а не она достойна быть повелительницей, у меня все есть, а ты – ты даже не заметил... Как дура я ходила за тобой, делала все для тебя, а ты – ты ее выбрал!
Миранис все более успокаивался – его уже даже перестала мучить совесть, ведь эту разъяренную львицу волновало не то, что он не любит ее, а то – что он оскорбил ее самолюбие. Она не стала повелительницей, и теперь Миранис видел, что сделал правильный вывод – не нужна ему такая жена. Не любит она его, любит лишь себя да надежду стать первой в Алиссии. Миранис сложил на груди руки и уже с жалостью посмотрел на эту метущуюся в припадке женщину. И действительно – таких остается только жалеть...
Тем временем поток ненависти Нирины почти иссяк, и женщина бросила последние свои слова прежде чем Скрадман сумел, наконец, ее вывести из покоев повелителя:
– Я отомщу... Не думай, что она станет повелительницей – этого никогда не будет. Клянусь!
Миранис слегка смутила эта клятва – слишком много знающая Нирина и в самом деле могла принести много бед. Это понимал и Скрадман:
– Ничего, я позабочусь о ней. Не волнуйтесь, мой повелитель, она ничего не сможет сделать... Обещаю...
Но в глазах Нирины Миранис прочел противоположную уверенность. И тут ему на мгновение неизвестно почему стало страшно... Будто промелькнуло и исчезло в душе какое-то знание...