Куда надо женщине, или Зачем снятся бабочки

Я же говорю, мне приснились бабочки. Три большие бабочки с распростертыми крылами. Яркие такие, красивые. Пестрые. И завитушки цветные на крылышках, как будто глаза. Это я утром вспомнил, когда шел к вокзалу. Да вы это место знаете! Подземный переход возле жэдэвокзала. То есть между железнодорожным вокзалом и автобусным. Или как он там называется. Да это место все знают! Там еще цветы в переходе продают.

Я и стоял возле этого перехода на выходе. На углу возле фирменного магазина. Там удобно стоять и делать вид, что ты кого-то ждешь. Стоишь так себе и стоишь, нетерпеливо поглядываешь на часы. Как будто кто-то тебе нужен, и ты как будто ждешь. На самом деле никто тебе не нужен. И от этого тебе очень плохо. И еще хуже оттого, что и тебя никто не ждет. И мимо тебя проходят всё ненужные люди.

Какие-то очень неприметные, незапоминающиеся. Совершенно невзрачные девушки, безликие мужики, усталые уже до работы женщины. И все очень деловитые, и все знают, куда идут. Спешат как-то одинаково. Откуда они знают, что им туда надо? Кто им сказал? Мне всегда было странно, вот куда бегут собаки. Для чего они переходят улицу. Что им на той стороне нужно. Некоторые даже гибнут, чтобы перебежать дорогу. А некоторые остаются калеками. Собаки-калеки выглядят даже жалостнее людей. Больные люди как-то приспосабливаются – с палкой там или с костылем. А собаки так не могут. Не умеют. И они очень странно ковыляют с перебитой лапой. Как-то очень неровно, неуклюже. И глядеть на них неуютно. Смотреть, как они подпрыгивают невпопад то вверх, то вниз – как будто щенок за бабочкой гоняется. А бабочки-то и нет! И оттого становится стыдно смотреть. Как будто невзначай застал в кустах садящуюся опорожниться женщину. Так вот подбитая собака – это, по-моему, еще более непривлекательно! Неудобно, неловко смотреть.

Так я и стоял на углу. На пути к вокзалу. И смотрел на людей. Может, потому что собак не было. А то бы стоял и считал собак. И ни о чем бы не думал. Потому что, если кого-то ждешь, или куда-то спешишь, или уже почти опаздываешь, тут тебе и кажется, что это и есть самое главное в твоей жизни. Больше ни о чем и не думаешь.

…Эта прихрамывающая женщина шагала как-то бодро. Нет, не то говорю: убыстренно. Вернее, быстро она тоже никак не могла идти, потому что что-то у нее было не так с ногами. Она их быстренько переставляла, как бассет передние лапы, но двигалась плохо. Бассет – это такая собака с очень грустным взглядом и вислыми ушами до земли. Та тетка с болтающейся в руках сумкой сразу зацепила мой глаз. Я же говорю, день был какой-то серый. А тетка, она как-то порывисто шла. Целеустремленно. И в возрасте уже, и с ногами что-то не то, как будто бабочка со сломанным крылом на оконном стекле бьется. Неровно так, пульсирующе.

Вот так примерно она шагала: аритмично как-то – то вверх, то вниз ее бросало. Но при этом она куда-то все-таки шла. Куда ей надо было. И как это она через подземный переход вышла? Там же столько ступенек! Да еще в такую склизкую погоду. Предвесенний лед на дорожке, а сверху слякоть. Вот она и поскользнулась! Я этого не видел. Не усмотрел. Гляжу, а ей кто-то уже помогает встать. А она никак не может подняться. Неуклюжая очень, и ноги нездоровые, никак на них не опереться. Как чужие. И у меня ноги застыли на месте. Вроде, хочу двинуться к ней, а не могу.

Кто-то помог ей подняться и дальше пошел по своим делам. А тетеньке сумка мешает отряхнуться. И вообще, она свалилась и промокла теперь. И испачкалась. А дома, наверное, долго собиралась, переодевалась. И одежды хорошей у нее не так уж много дома. И она тут возьми – да как заплачет! Как ребенок от обиды.

Помнишь, когда взрослый тебя обидит, а ты, еще маленький, ничего не можешь сделать. И даже сказать толком не можешь, потому что просто очень обидно. От несправедливости. Вот и тетенька тоненьким таким детским голосом расплакалась. Наверное, тоже от обиды. Или еще отчего. Я же ее не знаю. Я даже не видел, как она упала. Только лежала очень некрасиво. Как-то изломанно. Дети так не падают. Даже за бабочкой.