Пушок. Год кроткого счастья

Пушок. Год кроткого счастья
Только для тех, кто очень любит животных


От автора. Сперва, прочитав написанное, я решил выкинуть всё уменьшительно-ласкательное. Но рука почему-то не поднялась. Тогда мне пришло в голову объяснить, чего ради оставил… Так и колебался-колебался, покуда не выручил отзыв одной читательницы, звучащий как эпиграф: «Прочитала рассказ вчера, но не даёт мне покоя мысль, что это совсем не о кошке, а о безграничной нежности мужского сердца. Вначале повествование «царапало» многословием, избытком уменьшительных, но постепенно поняла, что это рассказ–воспоминание, и образ иным не может видеться – сплошная нежность и ласка. Душа отзывается любовью. И чувством вины. И подумалось о нас, женщинах. Сколь мало (так, кажется) надо приложить сил, чтобы, получив любовь желанного мужчины, не растерять ее, удержать и приумножить. Вот оно сердце мужчины - твоё!
Но это уже другая тема. С признательностью. Кенга*»


Я знал, что это милое, пушистое существо мне дорого до необъяснимого. Но даже не догадывался, что жизнь его составит эпоху Песни моей души. Песни любви и нежности, которая многим покажется непонятной и чуждой. Ну и добро - значит этот гимн простому котёнку не для них...

Рандеву под ливнем

3 октября 1997 года я возвращался с именин товарища. Вечерело, под ногами хлюпало после короткого ливня. На подходе к дому слышу тонюсенькое: мяу-мяу. Огляделся - никого. Вдруг на тебе: по луже плюхает пушистенькая крохотуля. Рядом граждане прогуливают громадных псов. А бесстрашная махонька, по грудь в воде, валит себе центром тротуара. Это меня и покорило. Кличу: кис-кис. Котёночек пошлёпал следом, то обгоняя, то отставая. Меня охватило гуманное желание поймать отважного малыша, спасти от уличных превратностей, обогреть и накормить. Однако своенравный зверек в руки не давался, хотя и не убегал.
У подъезда пуховичок шагнул в ладонь. Грязный и насквозь мокрый. Сначала я занёс его к соседям. Они поставили уличному чумазику два блюдца своего большого и доброго Васьки. Дьяволёнок так накинулся на пищу, что рослый собрат, оробев, спрятался под трюмо. «Живой рукавичке» всё было нипочем. Я лишь успевал водить глазами за ныряющей туда-сюда головкой. Сначала даже испугался - не блох ли ловит? Однако отлегло: кроха жадно пожирал корм сразу из двух тарелок. Но вот, превратясь в маленький мохнатый барабанчик, котёнок отвалился на спинку и, тяжёло дыша, сонно и заморено глазел на человечество. Я попросил соседей приютить найдёныша до утра, а сам позвонил родителям и, в драматических тонах обрисовав печальную долю малютки, предложил им хоть раз в жизни обзавестись котом. Как ни странно, они сразу согласились. Ну, разве не судьба?
Умываясь поутру, я различил какой-то писк и, выйдя в общую прихожку, обнаружил под обувной полкой... О, вместо вчерашнего грязнули взору предстал пушистенький комочек с чрезвычайно умными глазками. Его повадки отличались крайней независимостью, врождённой гордостью и даже барством. Впоследствии мы дружно нарекли его Пушком и... «болотным аристократом». Посадив новоиспечённого члена семьи в сумку, я отбыл к «предкам».  Те пожалели выходца из лужи и принялись его откармливать. Впрочем, Пушок вчера так натрескался, что от еды его воротило. Прихворнув, бедняжка забился под койку и сидел, насупясь и ни с кем не общаясь.


«Болотный аристократ»

Через два дня, выздоровев, храбрец из лужи превратился в искромётного живчика. Этакий пушистый фонтанчик веселья и задора. В нём умиляло всё. Бока тёмно-коричневые с чёрными тигровыми полосками. Такая же макушка. Зато грудка, животик и лапки кипенно-белые. На мордочке - трогательный снежный треугольник вершиной к лобику, внутри - умные глазки и розовый носик. А ещё тыльные каштановые «заплатки» на ножках.
Природный артист, Пушок умел придавать своей физиономии потешный вид. Вершиной всеобщего обожания был слегка высунутый кончик языка. Забавнее мордахи я не видел. Пушок резвился, катал клубки, прятался во все щели.
Довольно скупой на эмоции, я ласкал его, как ребёнок. А когда  подносил малыша ближе к лицу, Пушковы глазки сужались, зрачки слегка прятались под веки, во взгляде сквозила такая надмирская мудрость!.. Он как бы понимал всю тщету этого света, и в милом взоре мерцало что-то грустно-пророческое. Я только недавно понял - что...
Ошибка заключалась в том, что мы всецело потакали аппетиту котёнка. С первых же дней. Раз он готов есть вот это, - мы и рады баловать. Вскоре Пушок остановил свой выбор на рыбе - особенно жаловал кильку - и мы завалили его лакомством.
Обычно мне лень сходить даже за хлебом. Но отныне... стоило маме позвонить: «У Пушечки кильки осталось на завтрак», - и я нёсся в магазин, где покупал своему любимцу кило, а то и пару.
Рос Пух резво. Сейчас кажется, что крохотным он был довольно долго. В действительности, весь этот период длился месяца полтора. Просто котик обрушил на нас такой каскад радости и свежих впечатлений, что это казалось вечностью. И в то же время кратким мгновением. Как и вся его светлая жизнь...
Однажды, расчёсываясь, Пушок повредил своё светлое горлышко. Увидав кровь, мы обработали ранку мазью. Каков же был ужас, когда «болотный аристократ» разодрал рану до ужасающих размеров. Я стонал от страха, а он знай себе шалит. К счастью, ссадина зарубцевалась. Тогда я впервые испытал страх за жизнь плутишки. Но отменное здоровье, неизбывное веселье и жизнелюбие Пуши успокоили и расхолодили.


Обаятельный проказник
 
Даже такой несалонный акт, как кошачий туалет, в исполнении Пушка не выглядел грубой физиологией. У него был персональный спец-горшочек. Сделав дело, котёнок вылетал из уборной, до удивления жизнерадостно взметая задние лапки, прыгал, юлил и заигрывал. Особенно комично носился он по голому линолеуму. Лапочки проскальзывают, издавая уморительные звуки: «бзык-бзык». Слыша их, он то ли пугается, то ли распаляется, прижимает ушки и превращается в какое-то «безумие юмора». Или же, напротив, шествует чинно и степенно. А иной раз - вразвалочку, потешно раскорячив задние лапки. На его радость после «облегчения» мы тоже реагировали смехом, не придавая значения тому, насколько туго Пуху давался туалет. Случалось, он даже постанывал, не в силах сразу облегчиться. Но «ветераны кошководства» успокаивали: натренируется.
А как он умел кокетничать! Уж в такой позе немыслимой извернётся где-нибудь на полу, под диваном или в коробке и, при этом, мордочку такую состряпает, что у тебя - слёзы от смеха, нежности и умиления. Теперь мне кажется, что в его взгляде всегда свечило нечто возвышенно-печальное, обманчиво сплавляясь с озороватым плутовством или уморительной негой.
Бывало, Пушок лежит, вальяжно изогнувшись, томный, холёный - ждёт: ну, когда же вы, невежи, обратите внимание и восхититесь? И мы восхищались, а он продолжал свою жеманную игру. Причём в позах и фортелях не было приторной игры. Всё изящно, грациозно и естественно.
А ещё котёнок обожал такое: притаится на комоде в углу за дверью и просунутой в щель лапкой нежданно цап-царап. Он был от природы остроумен. Вот, к примеру, отец читает газету, так Пуха непременно подкрадётся сзади, ударит по ней лапкой или по плечу... Папа оглянётся, а нет никого. Пушок ещё раз стукнет, умчится в другой конец комнаты, разгонится и в полёте выбьет газету из рук: «Вот ещё новости: они, видите ли, читают, когда мы играем». Папа души в котике не чаял, всё время нежил его и холил: «Молодец, мальчик мой хороший». Ну а если Пуха набедокурит, и мама рассердится, старый фронтовик грудью встанет на его защиту: «Ну, что с него возьмёшь? Зверушка же».
Вариант номер два. Отец в кресле читает газету. Вдруг кто-то его мягко так по макушке - хлоп. Оглянулся - никого? Что ль барабашка? Читает дальше, снова мягкая оплеуха по темечку. И опять - никого. Случайно опустил глаза, а из-под кресла наполовину высунулся Пух. Дремлет, глазки жмур-жмур, во всём лике невинность и умиротворение. Через полминуты - всё по новой. А Пушок всё в той же позе, исключающей грязные подозрения в шкодливости столь сонного величества. Это какая же требовалась ловкость: прошмыгнув под креслом, дотянуться до головы хозяина, нежно шлепнуть и успеть залечь в прежней безмятежности?!..
Мама обожала держать Пушонка на руках. Зверь свободолюбивый, на руки он давался редко. Но уж если «их милость» снизойдёт и ляжет рядом, то всяк смертный боится и дохнуть, не то, что шелохнуться. Мяукал крайне редко: почто зазря беспокоить? Вот только разве, когда маму будил. Поутру мявкнет так нежно, тронет плечо и столбиком ждёт. Деликатный!
 А уж как хозяйка встанет, кот вприпрыжку несётся на кухню к трём своим посудинам для еды. Там нежно трётся об ноги и мяучет. Даже вымахав в здоровяка, Пух сохранил детски нежный носик и тоненький тембр котёнка. От его редкого, как и всякий шедевр, «мяу» хотелось смеяться, но ещё больше - плакать. Когда мама спрашивала: «Пуша, хочет кушать?» - Пуша подавал свое колоратурное «мяу». На бис. И только на мамин зов Пушок стремглав мчался аж с соседского балкона. Понятно - кормилица.


Книга про домашних собак и... пушков

Когда я ночевал у родителей, не было ничего милее утренних прикосновений Пушка. Кроткое дуновение пуха!
А то ещё выкопает из-под одеяла ступню и давай щекотать. Или руку покусывать... от избытка же чувств. Я, конечно, млел, теребя Пушковы шейку и бока, а он включал свой тихий, приятный «моторчик». Впрочем, подолгу на руках сидеть не выносил и с редкой для своего возраста силой изворачивался и убегал. Коронной лаской зверушки было: выскочив из «засады», обхватить мягонькими лапами ногу и... скрыться. Дескать, хорошего помаленьку, умей ценить внимание великих.
Смелый меховичок совсем не боялся соседской собаки-колли, трогал лапой, нюхал. Соседскую же морскую свинку просто перекатывал, но не нападал.
В эти месяцы я приходил к родителям чаще, чем обычно. Я как бы питался энергией дивного кота и отдавал, как мог, свою... По сто раз на день звонил родителям. И обязательно уточнял: «А что там Пухва делает?». Мама отвечала дежурное: сидит рядом, убежал на кухню… Но мне уже хватало, чтобы согреться и поднять настроение! Да чего там, Пушок настолько вошёл в нашу жизнь, что мама частенько заговаривалась: «Надо купить сухого корма для пушков» или: «Взяла почитать книгу про домашних пушков».
Котёнок стал главным миротворцем. Пары забавных номеров в его исполнении хватало, чтобы погасить пожар любой ссоры. Но по ночам родители вели бесконечную партизанскую войну, украдкой  перенося спящего Пушка к себе в постель.
В ноябре 1997-го старики справляли «золотую свадьбу». Было много журналистов. Все суетились, волновались. Исключение составлял, естественно, Пушок. Когда, сняв сюжет, «акулы пера» собирали вещи, одна телеведущая обнаружила в своей модной шляпке безмятежно дремлющий бугорок. К её радости, Пуховка уже усвоил разницу между своими «удобствами» и чужими «горшками»...
Кстати, на кухне у него была даже своя табуретка между мамой и папой. Застолбив место, кот страшно ревновал, когда туда усаживали гостя. Нет, он не бунтовал, а лишь взирал обиженно и скорно. Рассыпаясь в пардонах, я тихонечко снимал его и переправлял на другую базу.
Иной раз, сядем за стол, и вдруг с задвинутой  табуретки - по ногам тихое коготочное «шкряб-шкряб». Оказывается, Пушёныш там дремал, а теперь и объяви: «Туточки мы, спешим отметиться, вы ведь такие невнимательные».
Когда я ел, Пушок внимательно отслеживал весь процесс с соседней табуретки. И если видел в тарелке что-то затейливое, то манерно вытягивал вперед лапку, пищал и, как правило, не оставался без взятки. Это мог быть пельмень или куриная косточка. Ах, что тут начиналось! Сграбастав трофей, Пушок не хуже заправского циркача подбрасывал его кверху и жонглировал несколько минут.
Горд сообщить, я ни разу не наказал Пушка. Однажды он обмочил топчан отца на лоджии, и его слегка пожурили. Я тоже рассердился. Но стоило увидеть  за унитазом съёжившийся, нахохлившийся колобок, и вот уж я прижимаю Пухвина к груди. Никогда не забуду его затравленного взгляда. Если бы знать тогда, что это всё не нарочно…


Добрый домашний гномик

Пух рос быстро и уже не протискивался в детские свои лазы и тайники. Было смешно наблюдать, как, распластавшись косматым блином, он вползал под низкий мамин диван. Но пуще всего любил захватывать бесчисленные «домики». Ведь не было ничего проще, чем сделать Пуше домик. На полу сложил газету крышей, и вот уже молниеносный клубок с разгону влетел туда и замер, желтея довольными пуговками.
А как мы берегли своё сокровище от дворовых интриг! Как-то по весне Пухлю вынесли на улицу и опустили на травку. Что с ним сделалось!? В ужасе от шума и хаоса большого мира, домосед шмыгнул к дыре под балконом первого этажа и растворился в пещере подвала. Я проискал его три часа, а отец до самой темноты. Мы прокляли всё и вся…
Лишь через сутки мама нашла общую радость. Вопреки зловещим пророчествам «Он убежал и заблудился», Пух все эти часы куковал в той же дыре. Вконец одурев от подземных кошмаров, он откликнулся на призыв своей кормилицы и, ткнувшись в палец обонятельной «розочкой», шагнул на руки.
С того дня его как подменили. Пух стал не по возрасту мудрым, а, главное, ласковым и послушным. Любимой забавой оставались «прятки по  домикам» и лапта свёрнутыми фантиками. Наигравшись, он лапкой подбрасывал катышки то папе, то маме. А глазки чистые, ясные, умные. Я поднимал его, прижимал кошачий носик к лицу, после чего Пух суживал красивые глазки в складочки мудрости и забавно облизывал свой носик после каждого прикосновения. Он вообще очень любил касаться «носо-ягодкой» наших пальцев. Прикроет глазки и доверчиво тянет её навстречу…


Пух-птицелов

С мая начались балконные рейды. Маленький Пуша незаметно  превратился в «баасого», осанистого и элегантного зверя. О том, что у нас растёт богатырь, сказали посторонние. В самом деле, годовалый Пушок весил порядка 5 кило...
Ничуть не боясь высоты, он мастерски эквилибрировал на парапете, а вскоре повадился прыгать к соседям. От его акробатических трюков у меня холодело в груди. Как-никак, 8-й этаж. Скоро выяснилось, что домашний хищник прыскал по балкону, примериваясь к птицам. Сезон-то стрижей! Мама на все мои страхи (как бы не сорвался!) сентиментально успокаивала: это он на птичек смотрит. А как-то раз слышит: на балконе странный шум. Выглянула, а пушистый охотник наминает… стрижа. Как не пыталась отбить  добычу, - не отдал. Ловкий бесёнок!
Или вот тоже, покормили разок Пушка, он и убеги на балкон. А через минуту оттуда дикий гомон. И следом... Родители сидели на кухне и чуть не попадали на пол от хохота. Представьте, откуда ни возьмись выпархивает сказочный гибрид. Перёд птичий, крылья суматошно тарабанят, лапки же и хвост - бело-коричневые, кошачьи. Жуть! А это всего-навсего Пушок, поймав стрижа и держа его за шею, явился похвастать победой. И что же, нехорошие люди отобрали птицу, отпустили на волю.
До позднего вечера Пушок дулся. Называется, похвастал. Называется, оценили! Ну и глупые вы, люди!


Единственное лето

До лета Пушок раздобрел, вот только мордашка оставалась по-котеночьи маленькой и смешной. Но с июня и она округлилась, тело заматерело, шея налилась мощью. Отец шутил: ещё немного, и можно выпускать на поединки. Аккуратность и ухоженность кота граничили со щегольством. С балкона «мы» входили только так: сначала сквозь шторку деликатно просунется чудная светлая пирамидка: «Вы позволите? Не хотелось бы порвать»… И так во всём. Чтоб «нам» доесть свой обед до последней крохи? Да ни за что! Аристократ, хоть и болотный.
Чего не терпел, так это одиночества: как хвостик, трусил за старшими. И везде совал свой сахарный конус с розовой пуговкой: «Нам ведь всё-всё-всё страшно любопытно».
Лето 98-го выдалось одуряюще жарким. И, конечно, Пуша изрядно страдал от своей шубки. Дышал до уморы смешно, высунув подрагивающий язычок. Но мы старались не смеяться, понимая: мальчишке тяжко.
Вовек не забыть, как он меня встречал. Ещё до звонка, через две двери: от общего «кармашка» и от квартиры, - заслышав мои шаги, он уже шнырял по прихожей. И я с порога хватал, гладил, целовал. Что характерно, Пуша не навязывался, а просто скромно смотрел и ждал. Лишь однажды, по запарке, я проскочил на лоджию, забыв поздороваться с питомцем. И вот они «мы» - стоим сзади и укоризненно, но деликатно шмыгаем носопыркой: «Обидеть хотим, ну, ну». Так же «ритуально» провожал до порога, а я махал ему: пока, Пуха! Пока...


О бессмертии людей и котов

В начале июня, загорая на Воронежских озерах, это соседний микрорайон, читал я книгу Бердяева «Самопознание». Помимо прочего, в память запали пронзительные строки о смерти кота. Оказывается, русский мудрец, всю жизнь постигавший смысл жизни и смерти, плакал, как ребёнок, над телом и могилой больного и старого животного. Я близко принял его терзания. Но чтобы допустить какие-то аналогии с Пушком…
Обидно и горько, когда умирает старый кот или человек. Ещё обиднее, если он не стар, а причиной - болезнь или несчастный случай. Но всё это объяснимо. Убийство кошмарно, однако ты хотя бы жаждешь покарать убийцу. Но можно ли примириться, когда внезапно, в считанные дни угасает цветущее, полное сил, чистенькое и целомудренное существо, от которого все ждали роста, радости, любви и... долгих лет жизни?!
Внешне ничто не предвещало беды. Поэтому я рассчитывал, что наше милое и гибкое животное проживёт долго, скрасив старость родителей, веселя и утешая меня.
Лишь только теперь я понял, что животных можно и стоит любить не меньше, чем людей. В людях мы, подчас, встречаем подлость и коварство, низость и обман, чёрствость и измену. А в Пушке? Да никогда! Светлотворный фонарик во мгле цинизма, благодарный и приветный, преданный и невинный. Да невинный: он ведь даже не нюхал самки…
Читая бердяевские откровения о смерти его кота, я не мог и представить, что всего через три месяца роковой недуг унесёт моего Пушка. Что нам отпущено ровно сто дней обоюдного счастья.
Пишу эти строки, а глаза застилает.
Знай я тогда хоть йоту того, что узнал за последние три дня, Пушок был бы рядом. Не судьба.


Чёрная неделя

Мы не заметили первых предзнаменований, когда кот, как нам казалось, из вредности мочился не там, где определёно. Ему за это грозили пальцем, а он смотрел умными глазками и как бы корил: «Эх, вы, вроде как разумные, а не можете понять, что не со зла всё это, просто я болен! Ну, как вам объяснить?»…
Эх, кошка - тварь бессловесная и терпеливая. А человек - бестолковая и толстокожая. Те его «скверные» поступки мы расшифровали только теперь. Непоправимо поздно. И теперь всем нестерпимо стыдно перед Пушком.
Больше всех казню себя я. За то, что недели за две до финиша, именно я имел дурость заявить: «Ну вот, скоро уж год, как в нашу семью пришёл Пушок. 3 октября будем праздновать».
А ещё за свою невнимательность. Помнится, девять дней назад, в четверг, я проснулся у родителей оттого, что Пуша теребил и покусывал мою руку. Весел и мил. Ни намёка на близость развязки.
На другой день, правда, он стал часто ни с того ни с сего мочиться где попало, и самое главное - по капле. Делая это, смотрел виновато, жалобно и грустно. Мы наконец-то догадались: дело не в капризах. Что-то не ладится в организме кота. И снова не удосужились отнести «ребёнка» к ветеринару!
В пятницу я поднял загрустившего Пушу приласкать, а у него, как из микроскопического шприца, тонкая  - со штрих - струйка. Кот сконфуженно отвернул мордочку, но я опять отложил визит к ветеринару. Как же! - знакомые кошатники успокоили: такое бывает, поите молоком. Но он уже не мог мочиться, лишь страдальчески зализывал пах... Сволочи мы, сволочи!..
В субботу Пушок совсем посмурнел. Ни до еды, ни до игр. Но в выходные дни ветеринары отдыхают... Врачу позвонили только в понедельник, он рекомендовал давать фуразалидон. Кота держали за загривок, и он безропотно глотал лекарство. Но улучшения не наблюдалось. Пушок сделался малоподвижным. В страдальческом взгляде – горе и мука.
Во вторник, зайдя к родителям перед работой, я был потрясен метаморфозами с родничком шкоды и озорства. Наш годовалый красавец, словно дряхлый котище, печально щурил глазки. Я решил нести его в «ветеринарку». Родители отговорили, дескать, врач по телефону не велел. Господи, зачем я всех слушал? Если перед тобой умирающий сердечник, а врач по телефону велит поить его аспирином, разве ты последуешь совету дурака?
Впрочем, Пушок был уже, скорее всего, безнадёжен. В колокола надо было бить недели за две, когда поблёк и выбелился его розовый носик. Но люди, заведя очаровательную «игрушку», не озаботились почитать литературу о домашних питомцах. Таков человек.
В Пушковой гибели есть вина. Имя ей - человеческое упрямство и самонадеянность. Без малого год мы потчевали любимчика курятиной и жирной килькой, не ведая, что это накопители холестерина, убийственные для кошек, как  и пресловутый сухой корм «Китикет», который Пушок презирал.


Доктор Айболит для «новых русских»

В среду утром мамин звонок: Пушку совсем плохо... Увидев безжизненное сокровище, я упал рядом, брызнули слезы. Аккуратно положив дружка в коробку из-под магнитофона, мы с отцом двинулись в больницу. Пух был столь вял и плох, что почти не реагировал на шум улицы, лифта и троллейбуса. Лишь слабое шевеление в коробке. А ведь неделю назад он разодрал бы в клочья эту картонку...
Лишь глянув на Пушка, врач направил нас без очереди к хирургу. Тот: «жутко извиняюсь, мне неловко, но...», - заломил за процедуры 100 рублей. Дороговизну списал на падение курса рубля. Между тем, согласно прейскуранту, катетеризация стоила пятерку!
Короче, «больного мальчишку» положили на хирургический стол. Осмотрев его, молодой Айболит сказал: «Шансов мало, - потом, спохватясь, - ну то есть 50 на 50». Это откровение буквально раздавило меня. Разве мог я предположить, что Пушок уже где-то на околице небытия?! Врач хладнокровно пояснил: отказали почки. Я хлопал глазами и ртом: как, когда, почему? Он же у меня сильный, здоровый, весёлый, жизнерадостный, смышлёный...
А здоровый и весёлый уже не мог перевернуться на бок.
…Я держал хвост и задние лапки, отец - передние. Когда его безгрешную плоть кромсали катетером, Пушок вскрикнул. Три раза - с тоской и надрывом. Я не видел его бесприютно тускнеющих глаз. С безмолвным упрёком кот смотрел на папу: «Ну что же ты? Мы с тобой так дружили и играли, а ты ничем не можешь помочь, только делаешь ещё больней».
Отец еле устоял. Из бедного зверька выкачали почти пол-литра загустело свекольной жижи. Потом промыли мочевой пузырь, сделали уколы, в том числе сердечный. Я спросил ассистента: есть ли  шансы? Этот мордастый парень был честнее коллеги: «Почти никаких. Он даже не реагировал на уколы». Отказываясь постичь кошмар внезапной правды, я лепетал, обманывая и успокаивая: «Он же юный, сильный, здоровый! На это стоит надеяться, он выдюжит?»…
А тут и «айболиты» рады обнадёжить: несите, мол, пациента завтра к 9 утра. Сейчас я не сомневаюсь, парни лукавили. Кот был обречён, ему лишь продлевали существование. Но потраченных денег не жалко. Я верю, что неприятной процедурой мы избавили Пушка от адских мучений.
Обратно нёс дворами. Вне себя от горя прижимал к себе коробку и непрерывно щупал безжизненную шейку.
По выходе из больницы папа отстал, обиходил стакан вина.


Так уходят верные друзья

Дома я положил Пушка на подстилку и попытался накормить. Второй день кот упорно отказывался от еды. Но сейчас, к общей радости, встал и сделал несколько неуверенных шажков к тарелке с водой. Пил жадно и долго, облизывая персиковую носопырку. Потом я унёс его в спальню и, бросив сбоку одеяло, лёг рядом…
Плакали и родители. Я не вставал, ничего не ел, только гладил Пушка, не выпуская его лапок. А он смотрел перед собой в полу-прищур - мудро и просветлённо, как никогда. На привычные обращения: «Пуша, Пушок...» - лишь жалкое подрагиванье хвостика и, очень редко, удивительно осмысленный взгляд.
Когда я щекотал его шейку, кот реагировал на ласку тихим «Мрр». Последнее удовольствие в его жизни. Но я не знал, не верил в неотвратимое. А знакомые кошатники уверяли, что у него просто закупорка мочеточника, и  почки вполне ещё работают. Главное же, самочувствие Пушилки располагало к оптимизму. Он вставал на лапки, мощно вбирал когтями палас. Нетвёрдо, но шёл или полуполз.
Чувствовалось: задние ножки у него совсем ослабли. Когда кот подавался ползком вперёд или назад, я перекидывал в ту сторону подушку и не отпускал его лапки и шубку, как бы передавая ему свою энергию.
Лишь к ночи родители убедили меня идти домой. Там я принял таблетку для сна, но названивал еще раз пять. Ответы обнадеживали. В полдвенадцатого мама сообщила, что Пушок вышел из туалета и, дойдя до её кровати, повернул вспять. Вот, мол, какие мы сильные!
Я перезвонил через пять минут, сраженный догадкой, в которую сам же отказывался верить: «Мама, да ведь он прощаться приходил!»… Кое-как меня уговорили ложиться. Перед сном сознание терзали навязчивые видения и домыслы: «А вдруг Пушок умрет!? А как его хоронить?» - и в том же духе. Но снотворное сработало.


Куда-куда ты, красота!?

Проснулся сам без 15-ти семь. А ровно в семь звонок. Мама. Пушку очень плохо. Слышен голос отца: «Пускай идёт скорей». Эти 15 минут решили очень многое. Проснись я от их звонка, не сразу бы разгулялся. А так  уже через 15 минут мчался к ним, прихватив зачем-то фотоаппарат.
Милый Пухочка в покрывале лежит на вчерашнем месте, ротик открыт, дышит тяжело. Язык дёргается, прекрасную мордочку озверивают судороги. Честное слово, я не знал, что это конвульсии, и поторапливал отца: скорей, понесли сейчас. Хотя было где-то без 15-ти восемь, а больница открывается в девять.
Говорят, что перед смертью кошки кричат, что у них свалявшаяся шерсть и безвольные коготки. Так вот, мой Пуша, помирая на боку, был изумительно красив. Его выразительные глаза смотрели в полноширь. Шёрстка шелковистая. Лишь ослепительно пушистое облако на брюшке чистюли всклочилось и порозовело от свежей сукровицы. И ещё он перестал отвечать на призывы вилянием хвостика. Но, верю, всё понимал.
А ведь он дожидался прихода! Моего. Чего это стоило?!
Я не зря прихватил фотоаппарат. Когда поднял Пушка на руки, он стал прятать свою круглую головку в сгиб локтя. Лишь позднее до меня дошло, что у бедняжки просто не осталось мочи держать мускулистую шею.
Это была  агония. Положив кота на подстилку, я сфотографировал его ещё раз. Он прерывисто дышал, он задыхался. Удушье вызвало гримасу. Задние лапки обезжизнились. Носо-ягодка стала серой.
Наш симпатёныш, видимо, сознавал, что умирает. Но не мог понять: за что, почему? Как это так? Он страстно противился смерти, не желал её. Он совсем  не хотел уходить, он хотел быть с нами. Он ведь был самый молодой из нас. В два дня его пышущий здоровьем организм зачах, превратив комнатного львёнка в тщедушного старичка. И это для него было невыносимым. А для нас?! Я лёг рядом, как вчера. Увядший зверь безропотно, беззвучно и мужественно принимал смерть. А я, гладя милую мордашку, холодеющие лапки и хвостик, всё ещё думал: успеть бы до больницы. Признано, что кошки - космические существа. Почуяв, что хозяину в тягость, они стараются уйти и не мешать. Вот и Пуша, очевидно, понимал, что через час алчные коновалы будут вытрясать из его старшего брата последние гроши. И он сделал последний шаг.
ЗАА-АЧЕМ?!


Земля... пухом

...Гладя мяконький бок, я ощутил что-то непривычное. Пух не двигался, ротик не дергался, глаза больше не светились. Смерть сдунула душу Пушка. Папа в это время брился. В захлёбе: «Кажется, он уже умер», - я кликнул его.
Упругий сгусток мышц расползся куклой. 10 сентября 1998 года стал днём моей скорби. Подлинной и глубочайшей. Ясные, мудрые глазки мутнели, слюденели, закатываясь выше и выше, пока не исчезли совсем. Что ж, Пушок, ты обожал прятаться в «домики». Магнитофонная коробка станет отныне твоим последним и вечным домом.
Похоронить его решили в ближнем парке. Я шёл, кое-как удерживаясь от...
Ямку копали долго и трудно. Сплошные корни. Лопата сломалась под штык. Им, в основном, и работал, как совком. В последний раз погладив хвост и тело, мы предали кота земле. Холмик примяли корягой, окропили пивом. Прощальные слова: «Да будет тебе, Пушок, земля пухом», - утонули в понятном спазме. Прощай…
А потом мы напились.


Не примирюсь!

Сегодня 12 сентября. Я не знаю что со мной. Нет управы на истерические… Я не могу примириться с несправедливостью этой потери. Почему именно Пушок, сильный, здоровый, беспорочный и юный? Зачем отнять надо было именно у меня? Поверьте, не себя мне жаль за то, что отнята любимая «забава». Нет, отнят близкий друг, самый честный и преданный, безмолвный и терпеливый. Главное, незаменимый...
Я не смирюсь с внезапностью и подлостью жестокого и нечестного выбора. Уже никогда не докопаться нам и до причины. Смею надеяться, она не только в нашем невежестве. Не исключена болезненная наследственность. В таком случае, обида и бессилие тем более не утишить.
О, извечный парадокс гнетущего антагонизма между цветущим видом и разлагающимся нутром. Как же так можно, чтобы природное совершенство усохло, растаяло в какие-то три дня?! И где? - в рукотворном раю! Пух бегал, забавлял себя и нас, грел наши сердца, и... За что?! Кому перебежал дорогу, кому понадобилось выкорчевать из жизни это чудо? Ещё пять дней назад его жизнь, его шалости и ласки были будничным и, казалось, незыблемым устоем. Вот он бегает - весёлый «мальчишка», «озорная Пухляндия»! Счастливее всех был я: наконец, сбылась давняя мечта о домашнем любимце. И вдруг… Трясясь и трепеща над каждою болячкой, ты проворонил беду.
Зачем кому-то понадобилось 11 месяцев назад скрещивать наши пути в той луже у дома? Для того ли, чтоб счастье встречи и радость общения были столь недолгими? 4-й день я не могу унять горесть  и печаль. Три дня я не был на работе. Всё не мило. Я тоскую по Пушку. Опустошение таково, словно мир разом обесцветился, будто из него вытравили веру и доброту. Какое счастье, что ласковые Животные посланы в эту обитель зла. И какая скорбь, когда их, как и всё лучшее, вырывают до срока...
Ну вот, милый мой и, увы, недолгий «болотный аристократ», я и попытался исполнить свой долг, с запозданием поблагодарив за кроткую миссию твоего пребывания рядом с нами. Прости нас, доброе созданье...
 
12 сентября 1998 года.


Постскриптум

Сегодня я в третий раз посетил Твою могилку, дружок. Никуда-то ты не убежал…
Уже по написании этих строк я вновь открыл книгу Бердяева и искренне поразился созвучности наших мыслей, переживаний и впечатлений. Значит, не я один такой странный. Значит глубоко сопереживать горю животных и скорбеть по их душам свойственно людям чувствующим. Это благо, это дар. А не грех и не святотатство.
Услышь, Пушок, что сказал о твоём достойном собрате полвека назад  72-летний мыслитель Земли Русской:
«Уже в самом начале освобождения Парижа произошло в нашей жизни событие, которое было мной пережито очень мучительно, более мучительно, чем это можно себе представить. После мучительной болезни умер наш дорогой Мури. Страдания Мури перед смертью я пережил, как страдание всей твари. Через него я чувствовал себя соединенным со всей тварью, ждущей избавления. Было необыкновенно трогательно, как накануне смерти умирающий Мури пробрался с трудом в комнату Лидии, которая сама уже была тяжело больна, и вскочил к ней на кровать, он пришел попрощаться. Я очень редко и с трудом плачу, но, когда умер Мури, я горько плакал. И смерть его, такой очаровательной Божьей твари, была для меня переживанием смерти вообще, смерти тех, кого любишь. Я требовал для Мури вечной жизни, требовал для себя вечной жизни с Мури. Я долгое время совсем не мог  о нём говорить. Я всё время представлял себе, что он прыгает ко мне на колени. Когда мы громко читали по вечерам, то Мури любил быть с нами, он всегда являлся, хотя бы спал в другой комнате, и прыгал ко мне на колени... В связи со смертью Мури я пережил необыкновенно конкретно проблему бессмертия. В нашем саду, под деревом, могила Мури. Проходя мимо могилы, я думал о бессмертии конкретно-образно, а не отвлечённо» (Н.А. Бердяев “Самопознание” – Москва, 1990, стр. 319) 
Аминь, Пуша. Аминь, Мури. Ваши хозяева братья вам... 
13 сентября 1998 года.

*  *  *
20 октября. Я больше не хотел возвращаться к этой теме, бередя незаживающие раны. Но сделал это и объясню почему.
...Я и родители сидим в квартире бабушки и дедушки в далеком оренбургском городе Новотроицке. И вдруг на балконный подоконник с внешней стороны вспрыгивает Пуша и просит его запустить. Я открываю дверь, зверушка врывается в комнату, проносится по нашим ногам и так же молниеносно убегает обратно. Я что-то кричу... А потом...
Ну, во-первых, дедушка с бабушкой умерли 20 лет назад, их квартиру тогда же поменяли, и в Новотроицке я не был больше 13 лет.
Прискорбно, друзья, но трехсекундное возвращение Пушка произошло во сне...
Я проснулся тут же, пронзённый догадкой, которая... подтвердилась. Можете не верить, но на часах около 8 утра! То есть… Ровно 40 дней назад, в эти же минуты дух Пушка покинул тело, нас и землю.
Ей Богу, всё это глубже и выше плоскости материализма... Горе нахлынуло и чуть не раздавило, напор печали и скорби был не слабее, чем в минуту смерти Друга.
Впрочем, суть факта хоть и слезлива, но поразительна. И не просто поразительна - смысл произошедшего… велик. Это сновидение - уж не доказывает ли оно, что, представления о 40 днях души верны и не только по отношению к человеку?
И раз так, душа Пушка обрела вечность…


1998





Опубликовано: в газете «Вечерняя Самара», №№ 45, 46, 2008, № 1, 2009;
литературно-публицистическом альманахе "Параллели", №4, 2017.



* Этот небольшой и трогательный отзыв за подписью Кенги был оставлен много лет назад, когда я впервые запустил рассказ в «дебри Интернета». Это была вторая по счету рецензия на «Пушка». Не зная настоящего имени автора, я сразу же выделил этот отзыв в предисловие к этой печальной истории, как самый дорогой и тонкий. А недавно узнал, что под этим псевдонимом скромно работает вдова и муза великого детского поэта и переводчика Бориса Заходера Галина Сергеевна (нетрудно продолжить ассоциацию: ну, конечно, же незабвенная Кенга – подружка Винни-Пуха)… Не буду лукавить, что узнав имя рецензента, был очень польщён. Может ли быть что-то дороже и достойнее, чем такая память о простом котёнке по имени Пушок!