Скрипка

Бесцветное небо тяжело нависло над Городом. Где-то в облаках зажглось белым пятном низкое Солнце. И будто оно дало сигнал к пробуждению - загудели машины, рванулись миллионным потоком на Городские улицы, шоссе и бульвары. Люди, невыспавшиеся, уже с утра уставшие и озлобленные, вышли из своих каменных клеток на тяжкий холодный воздух. Они побрели кто куда, чтобы провести ещё один день своей жизни так, как им казалось нужным. Новый день, о котором даже и не вспомнят сами десять лет спустя. День, который будет предан забвению и сольётся воедино с тысячами таких же дней – однообразных, тягучих, бесцветных, как осеннее Небо над Городом. Асфальт, затоптанный и грязный, тоже проснулся, чтобы в тысячный раз лениво согреться теплом множества тел и ощутить на своей груди их бесчисленные шаги. Асфальт смотрел в небо и хмурился. Над асфальтом нависали стены домов, пыльные и давящие, одинаковые, выстроившиеся в ряд и с угрозой смотревшие друг на друга. Где-то глубоко под равнодушным небом, под асфальтом и домами, в десяти метрах под мёртвой землёй очнулась и заплакала скрипка. Она очнулась в подземном переходе в руках беременной одинокой женщины. Женщина была зеленоглазая и печальная, а скрипка – старая и потёртая.Перед ними на заплёванном полу перехода лежал раскрытый футляр. Женщине было лет 19, скрипке – лет 20. Слёзы их лились звонким ручьём в тесных стенах, отдаваясь эхом в дальних концах. А в футляр ленивым потоком сыпалась мелочь, в основном монеты и червонцы. Песня скрипки, которую пела она, захлёбываясь горечью, тонула в бессознательном движении пассажиров. Через два часа женщина, прекрасная зеленоглазая женщина с мягким взором, пересчитает деньги, успокоит скрипку и тоже растает в бесконечном, бессмысленном потоке, вечно движущемся, вечно мятущемся. Пройдёт она мимо старушек в ветхих плащах, стоящих на коленях, просящих милостыню, мимо пёстрых витрин шикарных магазинов, мимо исписанных заборов и голых деревьев. Пройдёт, чтобы купив буханку хлеба и пакет молока, оказаться в собственном скромном жилье, оставленным её бывшем мужем, одиноком и тоскливом, как сама женщина. Она уляжется на жёлтый диван с рваной обивкой, держась за живот, и будет смотреть в потолок, а из изумрудов-глаз будут течь солёные слёзы… Пройдёт много часов, а женщина так и будет лежать, поглаживая свою кормилицу и плакальщицу-скрипку, проваливаясь в блаженную дремоту – ласку небытия. А потом она съест свой скромный ужин, не ответит на звонок в дверь (потому что пришли из ЖКХ требовать оплату квартиры), дождётся, пока погаснет мутное Солнце, и только тогда позволит Городу зажечь фонари, чтобы заснуть вместе с ними - с Городом и маленькой жизнью у себя внутри. Чтобы завтра вместе очнуться под тяжёлым бесцветным небом.