Фанерная жизнь

Эта неделя выдалась длинной.
Странный праздник современной России, 4 ноября, сомнительный день освобождения Китай-города от польско-литовской оккупации в далеком 1612 году, пришелся на вторник, поэтому наше правительство по давней традиции перенесло выходной день субботы на понедельник, возвестив гражданам страны о возможности потребления спиртных напитков без ограничения три дня подряд, начиная воскресением и заканчивая вторником.
Длинная рабочая неделя пришлась так некстати.
Ежедневно теперь я вынужден открывать глаза в семь сорок утра, вскакивать с кровати и с ужасом осознавать, где я нахожусь теперь.
Осознание моего теперешнего местопребывания вихрем вторгается в мой неокрепший спросонья мозг и делает и без того дурное утро немыслимо тоскливым, неимоверно унылым.
Длительное пробуждение могло бы хоть немного сгладить первое спросонья впечатление, чуть приоткрытый правый глаз мог бы тщательно подготовить еще закрытый левый к новой реальности, деликатно напомнить о случившемся, предупредить о странной фантасмагории моего нынешнего бытия.
Но выходные еще так далеко и всякий раз по утрам оба глаза открываются быстро и одновременно.
Расширенными зрачками оглядывают они мою крохотную фанерную комнатку, страх и ужас вливая в мое сердце, брезгливостью наполняя мой желудок.
Наша с Леной лэндледи спит в соседней комнате за фанерной перегородкой.
Фанерные стены огораживают все комнаты в этом доме.
Фанерою огорожен и туалет, совмещенный с ванной.
Когда наша с Леной лэндледи писает в унитаз, из фанерной уборной доносится слабый звук мочи, бьющейся о серую его немытую керамику.
Я ни разу не заставал нашу с Леной лэндледи какающей в унитаз.
В этом случае я, наверное, упал бы в обморок.
Фанерную жизнь, жизнь на цыпочках, огораживает внушительная красного железа дверь, выводящая в довольно теплый кафельный подъезд, где можно нервно покурить, никотином забивая неприятное утреннее впечатление.
Все хорошо в целом.
Могло бы быть намного хуже, наверное.
И, как часто любят говаривать неудачники, все что ни делается – к лучшему.
Вместе с тем, я горд за то, что со мной происходит сейчас.
Ведь с абсолютным большинством не происходит ничего.
Со мной хоть это произошло.
И многому чему еще предстоит произойти.
Не могу сказать, что фанерная жизнь – это прогресс.
Но это и не регресс тоже.
Это новое.
Это мое.
Это моя жизнь.
Я горд тем, что так живу.
Что не привыкаю.
Что в движении находится тело мое и мои мысли.
Насиживание яиц – для старых клуш, окруженных плюгавенькими старцами, потерявшими стремление к новому.
Постоянство захламляет.
Постоянное проживание в одной и той же квартире приводит к ее захламлению непонятными, ненужными вещами, которые подолгу простаивают на пыльных полках в ожидании отчаянной попытки навести порядок и выбросить все ненужное.
Постоянство в любовных отношениях захламляет сердце и разум, человек обрастает скверной привычкой подолгу находиться наедине с одним и тем же человеком, некое обязательство появляется брать его везде с собой, предупреждать о своем местонахождении, спрашивать разрешения и деликатно молчать, когда любимый перднул или рыгнул.
Постоянство захламляет, потому долой всякое постоянство.
Старые клуши будут, конечно, возмущаться, но мне наплевать на мнение старых клуш.
Плюгавенькие старцы не пожмут мне больше руку, но мне противно жать плюгавые руки плюгавеньких старцев.
Фанерная жизнь сменила жизнь вздутого линолеума и едкого сигаретного дыма на кухне. Через пару месяцев и фанерная жизнь уступит место новой, другой, пока еще не познанной, не известной.
Динамика, перемещение, вечный поиск новой жизни провоцирует злобу, которая, как известно, обуславливает творчество.
Статичные старые клуши при помощи плюгавеньких паралитиков-старцев способны сотворить лишь себе подобных.
Поместив свои творения в гнезда, они будут кормить их червяками, отслеживая каждое их перемещение в периметре гнезда, воспитывая новых клуш и старцев, морщиня их кожу наигранными улыбками, вбивая в их головы генитальные мерзости.
Злобные же мизантропы, вечно ищущие, недовольные, ненавидящие, взрывающие повседневную унылость, перевертывающие благопристойные гнезда, способны на сотворение большего, на сотворение мыслей, идей, теорий, эмоций.
Им, не ограниченным гнездами, принадлежит вселенная.
Они забирают вечность, оставляя клушам и старцам прутики для сотворения новых гнезд.