Шоп-дуэль кондитера Степана

Носок ортопедического ботинка прицельно пнул огрызок яблока в сторону пустой бутылки, занимающей декоративную нишу в стене магазина.
- Правильный день для того, чтобы выбить страйк, а? – спросил автор этого пинка - молодой мужчина по чьим пылающим щекам заметно прошелся наждак осеннего ветра, холодного, несмотря на яркое солнце.
- Как и любая суббота, - понимающе усмехнулся его приятель. – Любая суббота, по-твоему, правильный день для боулинга… – Он хотел продолжить многообещающую тему, но вместо этого кивнул в сторону кафе на другой стороне улицы. – Гля, радужный наш куда-то намылился. Деловой весь, как кейс из кожи аллигатора! Наверняка опять в рейд по магазькам. А сколько Степашка дает молока…
- …Не выдоишь за день – устанет рука! – хохотнул румяный. – Может, пора придумать новую шутку? - поинтересовался он у своего собеседника.
- Только когда он перестанет так смешно пыхтеть и боевито поправлять свой крысиный хвостик, когда слышит это. И когда он перестанет учить своим плаксивым голоском: «Эй, ты чего, эти тона крема не сочетаются друг с другом».
Как будто в ответ на его слова, невысокий, ярко одетый мужчина на другой стороне улицы поднял руки к затылку и подтянул повыше резинку на хвостике русых волос. Правда, собеседники уже не могли этого видеть – объект насмешки покинул сначала поле их зрения, а затем и поле беседы, похожее на дорожку для боулинга.
Поправив прическу с таким лицом, с каким обычно в приключенческих фильмах герой кладет руку на пистолет, Степан продолжил свой путь по потребительским джунглям.
Если бы кто-то сейчас смог взглянуть на улицу его глазами, то увидел бы черно-белый коридор, в котором цветными пятнами выделялись лишь двери магазинов и вывески над ними. И за каждым названием, если Степан давал себе труд приглядеться, скрывался компактный и удобопознаваемый мир – мир сине-белых фарфоровых кошечек или буханок в целлофановых саванах, а то и зловещих металлических конструкций, как в конторе с заманчивым названием «Лимб». Но это все были изученные территории, и их Степан пересекал торопливым шагом, даже не останавливая взгляд на знакомых торговых точках, чтобы сказать им привычное «гуттен таг». Только у маленькой кондитерской «Дольче вита» он притормозил и заглянул внутрь. Затормошенная рыхлая женщина, похожая на толстую пеструю кошку, которую хозяева вдруг ни с того ни с сего заставили ловить мышей, удостоила его вяло-заинтересованным:
- Степашка? А-а. Ну как оно?
- Понимаешь… этим абажуром она меня уела! Ладно бы просто авторская вещь… я ведь тоже это, знаю несколько подпольных лавочек. Но она нашла… Понимаешь, это именно то, что ребенок счел бы сокровищем с большой буквы С. Я просто не успею купить что-то адекватное при всем моем вкусе.
Непривычному человеку было бы мучительно наблюдать, как взрослый симпатичный мужчина пытается избавиться от плаксивого тембра, которым наградила его природа, пытаясь говорить низким голосом и периодически сбиваясь на хрип. Но Марша была человеком привычным. Она только отмахнулась:
- Че, подружку завел? А-а. Ты лучше скажи, как тебе в «Пряничном домике»? Такой же гадюшник?
- Там все нормуль. Но ты понимаешь…
Подошло трио покупателей, и пока Марша перемещалась за прилавком, выдавая йогуртовые пирожные, тирамису и бессмертные трубочки с кремом, Степан следовал за ней и пытался добиться то ли сочувствия, то ли напутствия.

- Понимаешь, это даже не контрольный в голову, а серпом по… пониже гораздо. Это не дуэль, а какое-то садюжество. Найти что-то достойное, символичное, дешевое… А у нее!..
Покупатели нервно отступали от прилавка, давая дорогу этому вдохновенному дядечке с голосом капризного ребенка.
- Представь только, забей ты на все это, закрой глаза и представь: витраж, да еще, как в детской такой игрушке, как в калейдоскопе - с несколькими вариантами рисунков… Там сад кристаллов, мармеладное море, и, понимаешь, все это на белые стены будет ТАК ложиться… Считай, она меня уже убила.
Заметив наконец, что Марша по большей части пропустила его слова мимо ушей, а несколько любителей сладкого наоборот, вынуждены были слушать этот спич, Степан замолчал и ретировался. На какие-то две минуты он разминулся с дамой в сером плаще, которую любой фейс-контроль пропустил бы куда угодно. До сих пор выглядеть настолько «импортной», холодной и достойной доверия удавалось разве что Мэри Поппинс.
Скользнув из золотой осени в «Дольче виту», как камушек по льду, женщина наклонилась над прилавком и произнесла вполголоса, обращаясь к продавщице:
- Полукозел-полупесец редкостной прелести. Приучен к туалету, неприхот- лив в еде. Зовут Степашкой. Отдам в хорошие руки… Хотя нет, пока еще не отдам. Выпотрошу – вот тогда.
- Чего вы хотите, говорите разборчивей, - не поняла Марша.
- Я сказала, ломтик чизкейка за 125 рублей, плиз.
Откусывая на ходу от своего пирога, дама выплыла из магазина и, двинулась быстрым шагом по улице, уверенная, что объект ее внимания не успел уйти настолько далеко, чтобы она его потеряла.
Степан наконец покинул исследованные территории. Теперь каждая вывеска была достойна хотя бы одного внимательного взгляда. Перебегая от одного цветного пятна к другому, он читал и наносил на внутреннюю карту: «Идальго» - саргассово море серых штанин и рукавов, «Камелия» - эдемский садик по доступным ценам, «Напитки от А до Я» - от амброзии до яда?.. Все это было любопытно, но добыча, которая была необходима ему сегодня, водилась совсем в других местах. У витражной витрины ювелирного магазина с мрачноватой романтикой названного «Глаза любимой», Степан остановился отдышаться.
- Мужчина, вы можете за папой присмотреть? - окликнула его чернявая девушка с недвусмысленным животиком. – А то он как ложки серебряные увидит, так все, не уведешь потом. - Девушка держала под руку интеллигентного молодого человека, моргающего ресницами, которые могли бы поспорить со страусиными. Вторую ее руку только что отпустил высокий и серьезный старик. Не с первого взгляда, но можно было заметить, что он ушел в себя и плотно прикрыл дверь. Причем, уже давно.
Азарт и страх проиграть гнали Степана дальше. Но парочка, которую в магазине, скорее всего, интересовали колечки, уже зашла внутрь. Нервно подтянув резинку на своем русом хвостике, мужчина взял старуху за руку и усадил на стоявшую неподалеку лавочку. «Мама» смотрела на стену ювелирного магазина, украшенную лепными узорами. Степан тоже глянул в ту сторону. Белые розетки напоминали ему миниатюрные лабиринтики… лабиринтики, сложенные из торговых точек. Ника Гелиевна добралась до центра и вернулась с трофеем. Ей вообще было проще – это же все была ее идея. Идея-фикс. Точнее, идея-сфинкс. Да и сама Ника в тот день была похожа на сфинкса – злого, голодного и обманутого хитрым путником.
- Все это не конструктивно, Стэп. Не конструктивно и не справедливо. Ты купил их в МОЕМ магазине. Я его нашла, я хорошо помню, как меня просвистел насквозь ветер, и как внутри тоже было холодно, но эти… эти glasses все искупали. Ну давай, вспоминай, как я тебе хвасталась – очки с серо-зелеными линзами неправильной формы. Ты их обозвал «стрекоза и муравей» - фи, тебе до такого шоппинга, как мне – до принцессы Дианы. И вот теперь ты покупаешь там эти, узкие! Но «Стекляшка» – это МОЙ магазин, и я не-хо-чу…
- Ник, ты совсем безбашенная? Предлагаешь поделить город? Квартал, в котором оба живем? В котором уже давно и, в целом, независимо друг от ублажаем свою общую манию? А теперь: твоя сюды не ходы, проблема огребешь на своя филейная часть. Так что ль?
В тот день Степану особенно трудно было смириться со своим голосом – плачущим, даже тогда, когда глаза его хозяина были сухи а слова – вдохновенны и ироничны. Он ждал предложений. И Ника - с неподвижным лицом, которое сейчас могло бы венчать шею ее античной тезки; с макияжем, изысканным и естественным, как узор на крыльях мотылька; с послушным и совсем не таким дружелюбным, как обычно, голосом – Ника предложила:
- Дуэль.
- Мужчина, простите, а где папа?
- Папа? – растерянный голос беременной девушки отвлек Степана от вос- поминаний, но сориентироваться в реальности мужчина смог не сразу.
- Папа, конечно же, папа должен быть тут… - он оглядывался по сторонам, но погруженной в себя старухи не было видно. В этот момент в кармане Степана зазвонил телефон.
- Да? Да, Иван Владимирович. Я помню про Аглушевичей. Да. Хорошо. И про то, как он хочет помириться с ней. А уж про это – тем более. Романтично и душевно, понял. Как это – в стиле Шагала? Мы все еще про торт? Это Аглушевич любит?.. Это вы любите? Можно. Только красители… Нет, не отказываюсь. И немного Боттичелли? А кто эт… какое слово интересное вы сейчас сказали. А, из большого Петровского загиба. Я помню, что к шести. Все бу…
Теперь гипсовые декоративнее розетки гадко ухмылялись Степану циферблатами часов. И на каждом следующем циферблате стрелки были все ближе к шести часам. Для того, чтобы успеть приготовить торт к ужину-примирению четы Аглушевичей, надо было бросать охоту. Надо было проиграть, а потом выполнить все условия Ники. Надо было искать новую квартиру. А может быть, и новый стимул тянуть лямку…
- Эй, мужик, ты, вроде, обещал за папой посмотреть. Он хотя бы куда пошел? – теперь к ответу Степана призывал кавалер беременной девушки.
- Папа – это святое, - машинально ответил кондитер. Потом опомнился:
- Сейчас, сейчас догоню.
Несколько листьев бросились через дорогу и погибли под колесами транспорта. Но следующий же порыв ветра вдохнул в них новую жизнь. Степан кинулся вслед за ними – в ту сторону, куда, по его мнению, ушел старик. Его «радар» по-прежнему был настроен на магазины, и Степану приходилось постоянно одергивать себя:
- Старик, я ищу старика.
Охотничьи навыки его не подвели – в конце концов рядом с заманчивой вывеской «Меркатор и Ко» Степан увидел высокую сухую фигуру старика. Ему показалось, что рядом с потерянным папой скользит еще одна фигура, но приглядеться кондитер не успел – в кармане снова застрекотал мобильный.
- Иван Владимирович? Понял, Шагала не надо. Мрачно? А того, второго… Ясно. К шести.
Даже не засунув трубку обратно в карман, Степан кинулся догонять пожилого беглеца, который уже снова исчез где-то во дворах. Поперек одного из таких маленьких проходных дворов хлопала и пузырилась на ветру развешанная на веревке одежда.
Степан не собирался тормозить, он уже видел, как поднырнет под странное переливчатое одеяние, на первый взгляд сшитое из стрекозиных крыльев. Но затормозить все же пришлось – дорогу ему решительно заступила настороженная хозяйка нарядов. Кудрявую фемину в кислотном комбинезоне он понимал – собственница дорожила своей редкостной вещичкой. Но беглая мама в это время безнадежно увеличивала отрыв, трещина между супругом и супругой Аглушевич обещала переплюнуть Большой Каньон, потому что некий кондитер не успевал приготовить примирительный десерт. А Ника… А Ника побеждала. И удалялась от него, как всегда победители удаляются от побежденных.
- Нравится? – почти застенчиво спросила вдруг кудрявая.
- Что? Вот это…т наряд? Хорош.
Женщина ласково погладила странную ткань.
- Я как название магазина увидела, сразу поняла, что для такой на голову больной сороке, как я, что-нибудь подходященькое…
- Что за название? – оживился Степан.
- Продвинутое – «Перезагрузка кармы».
В ту минуту, когда Степан ринулся искать «Перезагрузку кармы», одетая в светлый плащ дама подвела беглого папу к его заплаканной дочери.
- Папа?!
- Я оказалась случайной свидетельницей… инцидента, назовем это так. Вот, еле поймала.
С первого взгляда благодетельница показалась девушке немного «инопланетной», но элегантной. Даже красивой. Так черно-белая фотография почти всегда кажется выразительнее цветной. Но пока совершались все ритуалы вежливости, беременная присмотрелась и поняла, что стильный ежик на голове дамы призван скрыть то, что ее волосы редковаты и тусклы, а «летящее» пальто маскирует животик, еще более неприглядный при худощавой в целом фигуре.
- Можешь сказать, что у меня все мозги в живот стекли, но мне почему-то кажется, что это шибко злая тетка, - задумчиво сказала беременная девушка, когда серый силуэт спасительницы растаял среди разноцветных пятен-прохожих.
- Недо… кохали, - кратко выразился ее будущий супруг.
- Не впечатляет, - столь же кратко охарактеризовал Степан двери магазина «Перезагрузка кармы». Банальные стекляшки с фотоэлементами не вязались с загадочным названием. Внутри его ожидало еще большее разочарование. В дорогих зеркальных витринах лежал всякий хлам: одноразовые часы с подсолнухами на циферблате, зеркальце в розовой пластиковой оправе. Окончательно поставила его в тупик лежавшая в затейливой коробочке большая черная изюмина. Продавца в зале не наблюдалось. Степан уже направил свои стопы к выходу, но услышал медленные старческие шаги за дверью, на которой висела табличка: «Нет, Вам точно не сюда». Когда обладатель столь неспешной походки наконец открыл эту дверь, он тоже оказался не уникальной старой развалиной, а юношей с обесцвеченными волосами и темными глазами. Кроме того, молодой коммерсант был не просто худощавым а, по мнению Степана, «совсем обезжиренным». На кармане фирменной рубашки висел бейдж: «Тимур. Я подскажу Вам, что это вооон там за штуковина».
- Ммм… Тимур… понимаете ли, Тимур, я ищу какую-нибудь совершенно уникальную диковинку. Может Ваш магазин мне предложить что-то эдакое? Возможно, на витринах – не все? – закинул на удочку Степан.
Губы юноши очень медленно растянулись в улыбку. Когда он заговорил, у посетителя возникло ощущение, что Тимур выдавливает из себя слова, как густое сгущенное молоко через махонькую дырочку.
- Все. Зависит. От конкретной. Нужды. Имена. Роскоши. Не меняются. Картье. Вдова клико. Тем, кто. Покупает у нас. Нужна. Не роскошь. У нас. Товар. Под особые. Потребности. Под особые.
Всю жизнь страдающий от особенностей своей речи, Степан терпеливо ждал, когда продавец закончит формулировать свою мысль. Но белокурый вьюнош молчал.
- И? Дайте хоть пример, Тимур. Я же не знаю, какие могут быть эти «Очень Важные Потребности»
- Если бы. Вы были. Бизнесменом. Очень мягким.
За спиной у черноглазого юноши висел кулинарный календарь. Каждый месяц, по-видимому, посвящен одному блюду. Сентябрьская страница живописала приготовление улиток. Пока Тимур выдавливал из себя слова в час по чайной ложке, Степан смотрел на эту иллюстрацию и улитки на ней быстро обретали объем, характер и способности, а он воображал себя их дрессировщиком. Так было проще.
-… Такую. Потребность. Можно обозначить. Как деловую. Хватку.
- И? – не выдержал-таки Степан.
- Тут. Ничем не можем. Помочь. Кончилась. Редко теряют. Пунктуальность. Можем предложить. Часы. На витрине. Это она. Еще духовность. Востребованный. Товар. На пике. Популярности. Сейчас.
Улитки с календаря временно утратили все внимание Степана. Осталась одна, самая медленная – улитка тимуровой речи, за которой кондитер теперь следил очень внимательно.
- Это мелочи. Полезные. Основной товар. Для тяжелых. Случаев. Для тех. Кто давится. Жизнью. Как кашей. Манной. Предлагаем талант.
- А это что за хрендебобелина? – Степан кивнул на сухофрукт в хрустальном ларчике.
- Изюминка. Для женщин.
Тимур выдал одну из своих медленных улыбок.
- Я кондитер, но это не значит «толстый и тупой». Я читал в книжках про такие вот лавочки. И обычно они – от лукавого, а расплачиваться за товар приходится…ммм… в общем, втридорога.
- Почему не сказал. «Душой»? – снова медленно улыбнулся белобрысый коммерсант.
- Патетично потому что.
Стрекот из кармана напомнил Степану о времени. Отвечая на вызов, он заметил, что уже почти пять часов.
- Иван Владимирович? Да. Торт для Аглушевичей, наверное, пролетел, как фанера по Па… то есть, как любовники на картине вашего Шагала. И где Вы такие слова подхватываете, Иван Владимирович? А, снова загиб. Петровский. И это учту. Ясно.
- А удачной карьерной вы не торгуете, Тимур? А то меня тут, понимаете, уволили, - невесело пошутил «лучший сотрудник августа» образцового кафе «Пряничный домик».
- Редкость. Даже для нас. Уважаемый, - прищурился продавец.
- Ладно, уважаемый, а где вы свою продукцию закупаете? Что, где-то есть склады хитрожопости или там… идеального слуха?
- Что один. Человек потерял. Другой. Может найти. Есть собиратели. Мы - продавцы. Не всегда. Можем. Реализовать потерянное. И найденное. Совесть. Ориентацию…
- Наглый ты, Тимур. Те, что с типа целебными приборчиками по пенсерам ходят, те хоть видимость честной коммерции блюдут. А ты тут вообще… воздухом торгуешь.
Степан вышел в услужливо распахнувшиеся перед ним двери. Ему удалось даже добраться до поворота. Но там мысль о том, что сегодня он потеряет не только работу, но и самоуважение - как проигравший соревнование. И право жить в своей квартире – по правилам дуэли, на которую согласился. А в самом финале, наверняка, и Нику Гелиевну. Единственную фемину в его жизни, которая – свой в доску парень.
- Я хочу просто позабавить своего знакомого. Это не значит, что я поверил в какую-нибудь «перезагрузку кармы», - с порога объяснил он Тимуру. – По крайней мере, не до конца, - пробормотал Степан под нос.
Продавец понимающе подмигнул ему.
Обойдя весь магазинчик от стены до стены и придирчиво изучив содержимое витрин, Степан выбрал набор кистей.
- Предполагаю, это что-то типа таланта художника.
Тимур медленно кивнул.
- И вещь симпатичная. Ты не знаешь, они не из ресниц страуса? Говорят, бывают такие. А не важно. Беру. - Он подтянул резинку на своем хвостике, - Я как раз на художника похож.
Взглянув на ценник, удивленно хмыкнул:
- Стоят, как будто правда из ресниц страуса.
Во второй раз, и теперь уже окончательно покинув магазин «Перезагрузка кармы», Степан шел по улице и разглядывал обувь прохожих. Причудливые рисунки на кроссовках – как узоры на крыльях бабочек, а еще ярко и скромно раскрашенные змеиные мордочки туфель. И ему вдруг захотелось не обла- дать какой-то особенно красивой парой, а присвоить целиком этот образ – пеструю обувную поляну.
В это время в магазине из-за двери с табличкой «Нет, вам точно не сюда» вышла женщина в сером плаще.
 - Обманули дурака на четыре кулака, обманули дурака на четыре кулака, - она сыграла в «классики» на плитах пола и повернулась к Тимуру, который вытаскивал из серого глаза темную линзу.
- Жонглируя событиями, смотрите, не уроните их себе на голову, - нравоучительно произнес лже-коммерсант.
- Переигрываешь. Много пафоса, мало стиля. А что вторую линзу не вытаскиваешь?
- А эта – не вытаскивается. У меня глаза разные.
- Ну и надо было так оставить.
- Не, так слишком демонично было бы.
- Да не важно уже. Я еще за деньгами зайду, не уходи пока.
Догнав Степана, Ника Гелиевна дружески взяла его под руку.
- Ну что, Стэп, бэнг-бэнг, и ты – бледный, холодный и жалкий труп шопомана. Я – Талейран, я - древнекитайский стратег… в общем, я тебя сделала. Хотя на то, что тебя уволят, я даже надеяться не могла, А в остальном, та arsehole, в которой ты сейчас пребываешь – моих рук дело. Прости за мой английский. Волшебные кисточки купил? Талант художника за ничтожную мзду? А мне в детском магазине они обошлись в тридцать пять рублей восемьдесят одну копейку.
Ника выудила из кармана своего плаща коробку, на которой были изображены кисти, и помахала ей перед глазами Степана.
Голос Степана был таким тихим и серьезным, что впервые не казался плачущим.
- Я не понимаю, Ника, на кой тебе это все нужно было? Дуэль вообще. Дуэль с такими жесткими условиями. Нет, я уеду, конечно. Только… Понимаешь, мы же, вроде, душевно общались? Одна мания, вечная тема для разговора. Или мне казалось? То, что ты сегодня устроила… это ведь требует не просто злой воли. Нужно что-то вроде страсти. Откуда?
- Накопилось, Стэп. Степ бай степ – и накопилось. А всего-то надо было одну маленькую покупку вовремя сделать.
- Какую? – печально поинтересовался Степан.
- Да так. Колечко.
Скользящая в негустом потоке прохожих Ника Гелиевна была похожа на маленькое веселое торнадо. Но веселья этого хватило ненадолго. Почему-то она не могла вообразить ни одной из грустных, но таких приятных картин: «Степан, собирающий вещи и продающий квартиру», «Степан, напрасно ищущий в газетах объявления «требуются повара», «Степан, не знающий, куда себя деть». Вместо всего этого она видела его, бодро подтягивающего свой русый хвостик и смело проводящего первую полосу по белой стене маленькой новой квартирки. У него в руке кисть из детского магазина, а в голове – масса образов: серьезный старик, весь в цветных пятнах, брошенных на нее витражным стеклом, Дрессировщик Улиток, и, может быть, даже она - Безбашенная Ника. И все это он рисует на своих больших «холстах» И, самое страшное, – у него получается.