Восьмикрылое

Карманоухие и покрытоглазы осуществляя тотальную аннигиляцию материи в нижеследующее ничто совсем позабыли об окончании почетного круга сансары, наконец-то пройденого Бодхисаттвой Востока с Севера на Юг, в науку близким и далеким, на *** из круга вон. Карманохие изошли на говно. Покрытоглазы на слизьи выделения из хуев. Все было одно и то же и все было мгновенно–недействительно. А на хуй? - спрашивал кто-то, но ему никто не ответил. В ненужности самих себя убедились все субъекты. В объективном плане все роли распределены, все песенки заучены и вот-вот уже спеты. Хребты переломаны. Вендетты отомщены, лукавые межумия совсем и напрочь продеты в игольи ушка. Искусство умерло и карманоглазы поедали мертвечину искусства, ссылаясь на постмодернизм. Ссылки не содержали страниц, которые мог бы открыть Internet Explorer. Ссылки развесили уши и дремали повесив себя в небесах за гвозди. Вбив свои зубы, уши, носы, ноги в небо при помощи плазмотронных гроздей. Кто-то назвал это чушью, и кто-то тут же послал его на хуй.

Метастазами распространялись видения мира загробные телевизоры в глазах, перед взорам некрещеных младенцев. Сами матери до рождения претерпели аборт, потому младенцы были дваждымертвы, как даосские мудрецы только наоборот. Весьмоглазо стелилось трупного неволья, материального океана биомассы, конституции «чего-то непознанного, да и не нуждающегося в познании». Они сказали, что те сразу тебя раскусили, но зубы их были коротки, потому, как отдали они все разумные зубы за зуб, получая бытие-гешефт от вышестоящих инстанций. От покрытолицых бездействий. От всенощных бдений внутриутробного развития и разнарядок рождения.
Кто-то сказал, что мы делаем что-то нехорошее, от чего незамедлительно будет пагуба, но этот кто-то сам представлял из себя судебного пристава пагубных инстанций выше себя и его никто не слушал, даже не замечал.

Ослушаться вознамерились непослушники, потому что простор был открыт, дай только уши, глаза, и мелюзгу испепелю. Идиотские высказывание прикрывались лохмотьями смысла и контекста. Мрачные желудочно-кишечные истины отрыгивали потные живородящие мужики. Их не слушали - их убивали. Делали из вкусных мест их тел пельмени и заживо скармливали им. Рты равноденствовали, кишки журчали в вялостном порыве к испражнению, но им никто не давал испражнять свои я-наполнения, реализовывать Высшие Цели самогоноварения существования в форме человека. Нет, они мучались и страдали позывами, их звала могила, они кричали в корчах с зашитыми сфинктерами, перекатывались смешными шариками жира. После Революции жуков давили Кирзовые Сапоги и тяжелые ботинки Абсолютной Реальности. Жуки разбегались, снова рождались так называемые люди. И все пребывало и убывало, как приток и отток реки Леты в Новой Всеобъемлющей Державе Страдания. А там будут реки и кроваво-кисельные берега. Ландшафты из спермы разнообразятся истуканами перемертвых, страшными мордами нынче живых страждущих сделать финальный минет пистолету. Сообразительные трупы евреев сами лезли в газенваген и печи, напором, как будто прежде брали зимний.

Распространялись даже слушки, что все это бред. Но кто-то в столовой увидел портрет Пол Пота и узнал в нем сына. А-а! – завопил кто-то и тут же был убит мотыгой по голове во экономию патронов. За нарушение дисциплины. Были убиты многие, подавляющее большинство пророков биомассы, марксов-вдохновителей на бунт и лениных-бунтарей.
Сытые были одеты в робы и выстроились в очередь у духовки истинно духовной пищи. Голодные поедали сытых и были счастливы. Одетые проклинали нищих за прошлое. Восьмиглазы отрыгивали трупный запах. Новый мiр расцветал подобно диковинной орхидее, новые мир вселенского несварения от перемешанных фрактально макарон, от недоеденных трупов раскисающих под пенье мух и неудержимый позыв к рвоте…

Под перемежающийся процент рабов расправлялся позвоночник, хребетоносимое насекомое взвалило сизифов камень – непосильную ношу и здорово шагало к общему счастью. Молодцы уже не стесняющиеся собственной молодости предлагали отсосать в рассрочку. «Вынь да полож» - ему говорили в пословице. Он вынул до положил, совсем разбухшие гноем раны, патологические ощущения откуда-то из ниоткуда. «Вынь да полож» - деструктивным элементом в работе организма казалась мысль и мысленно-членовредительские артефакты. Лисы имели норы, а гнусавый троглодит имел дубину и огонь, чтобы изгонять лис. Норы полнились насекомоядными дикобразами, ихтиомыслами и прочими недоблюдками скатологической расы. Мир наводняли уроды набухшие уродством исчерпывающе репрезентирующим их сущность. Капельки жира стекали со рта восьмируких мужиков удовлетворения. Пока членистоного-человеческий вид удовлетворен собственным обликом и препятствует разношерстным мутациям вне-разумного, твареглоты слизывают маленьких некрещеных младенцев, будто огонь евреев.

Смерть казалось ничему уже не научит смертных… так чему учить? надо поучать притчами, наяву… схватить и вырвать глаз-гнойник выдающий зримое за действительно существующее. Существует только отсутствие. Оно нежит пальцы, запястья в черных членах, фыркает мирами и вещает о неудобстве, как факторе бытия. Окружающие были на самом деле теням. Да самое дело было тенью, что отбрасывало солнце, угорело скатывающееся на *** из мира дня в ночь. Во власть тьмы и безрассудочной всеюдольной тоски. Спрос и предложения проистекают из тебя самого из прогнивше-капиталистического тела. Тела придумывают дизайнеры-архангелы в небесной канцелярии, что над нашим концлагерем. Невыносимая корпорация монстров. Deus Corp. Illuminati.d. Католическая паства кормилась отбросами оставшимися после евреев, великим историческим дежавю.

Итальянская фабрика кала начала выпускать макароны, макаронники вопили и показывали фиги в сторону Лондона и окрестных деревень. Сигареты были скурены. Гитлер был мертв. Персонажи параллельных текстов с интересом наблюдали за разворачивающимся действием. Но действие заставляло себя ожидать. Все не наступало следующее. От вопроса ответа. От причины следствия. Стопорилось, картошкой уже выросли ризомы. Поле, ри-и-исовое поле Пол Пота.

Маньяк Величия не считал себя должным для сравнения с чуждыми соплеменниками. Они думали - прокрались внешне в вид похожий на Маньяка и уже маньяки, соответствуют его царственному началу. Нет, соплеменники-современники были цветистыми симулякрами, убогими пародиями на фигуру самого Маньяка Величия. Если не было величия, оставалась только мания, дикое вожделение. У родоплеменных людей не было ничего кроме кишок и гениталий приплюснутых некоторым желанием дать этим органам работы. Они все время суетились, трипперные козлы, ****ские мыши своих нор, осы гнезд, термоядозавры своей имманентной пошлости. Маньяк Величия чувствовал себя как дома у Мао, Архангела, у Гелиогабала, у Нерона, среди ницших духом корешков потертых книг испражнениями воль выстроившихся в ряды, будто воины-римляне. Пропускающие сквозь строй Маньяка инициировали его в Великое. Великое было носатым, великое было ужасно и недостижимо. Великое было вечно, как вечна могла быть вещь всеми забытая, покрытая вековой пылью, но не разлагающаяся, как полиэтиленовые пакетики и бутылки. Великого не было в малом. Малое было мало и умалялось, жалось по дырам.

Разные и уродливые, грязные и очищенные вставали соплеменники-обезьяны перед внутренним взором Маньяка. Обезьяна – то, что следует, конечно превзойти, но никудышно превосходить что-то из жалкой обезьяны. Быть и становиться казалось нормальным. Не мешающим пищеварению духа всевидосодержащих. Современники вешались и загибали во временных петлях. Думали сегодня-завра и образовывалась петля – черная дыра и засасывала их, Сатурном пьющим через трубочку коктейль. Маньяк прихватил косу и пошел на Сатурна, как с рогатиной на медведя. Сатурн был разбужен внезапно раздавшимся выстрелом в бок. Кровь лилась образуя кровоподтек. Вылетали пули стремглав и наутек неслись из сквозной раны. Сатурн ничего не чувствовал, потому, как был всесилен и переместился на момент назад. Пусть, - думает, - бьют мое тело, я здесь и сейчас, а не минуту назад. Так и не удалось подстрелить его Маньяку Величия, осталось только подстерегать себя. В темных переулках, в гамматических закономерностях. В прошлых предложениях. Себя тоже неуловимо – ускользает, как рыба в воде. Скользится, становится таким-то из таким-то. Все-то надо было откуда-то исходить. А Маньяк Величия не хотел лишаться постамента. «Только встанешь с гранитного памятника-тебя основания и его займут другой ты», - думал он и стрелял в виски, виски простреливались наискось не оставляя ни следа от прежде былого.

Фальшивые окурки не выкуренные здесь-и-сейчас повсюду валялись дополняя видения утра, которому не терпелось наступить, как будто опорожнить кишечник. Утра были похожи на радужных медведей с радужной перспективой прожить целый день. Смешные они были и никто не шел на них с рогатиной. Утра вываливались грыжами, врывались ругательствами и суицидальными мыслями. Утра легче было мыслить вечерами, когда никакое солнце не высветит Полое Тело. Не покажет, что же на самом деле. Чем наполнен я? Радужные перспективы портились, поролись, протухали, как сперма вчерашнего дня.
Придавать красоту мухами не значит красить их крылья на манер бабочек. Нужно знать, что убиваешь. Знай своего врага в лицо – посмотри в зеркало. Тело – это то, во что посадил демиург мрачных и шизофренически-жизнеспособных гарпий похожих на гиен, с гиеньими улыбками улыбающихся, безумных и свободовольных в иных пространствах.
Демиург козел и бафомет, сам козлищ отстреливает, будто дикая охота Одина. Все мысленное существует, оттого и может быть помысленно, простонародным органами мысли. Убийство – что-то до боли не новое. Убийство – посеешь трупа, пожнешь смерть. Секретное и смешное: пошло в ****у реальное хлюпающее ****ой, будто оставалось самим собой.
Выдувают или выдумывают мыльные пузыри? Безнравственно ли молчание в ситуации команды «Голос»? Чем пригожей параллельность, продолжение в глубине невыносимо-мясных соответствий. Чем прогрессирование болезни отличается от прогресса общества? Движение – туда, движение направлено, кому приятно, кем попятно, кем запятнано кровью.

Неслышное убивает бесшумно. Громыхающее громко. Ритмично порывами ветра врывается новая реальность. Стучат зубами форточки. Холодными киловетрами, гектолитрами воздуха заполняет прежде полное чепухой пространство. Пока человечества утекают мерными капельками спермы через клепсидры времени Маньяк Величия жестами, магическими пассами, умным деланием призывает солдат вернуться, нерожденное родиться, восьмикрылое явиться и озеленить крылья.