Хроники Беглого Каторжника - Вышевец

       Пыльной истоптанной полосой ложилась под ноги дорога. Закаты, багровые и рыжеватые, сменялись влажным холодным таинством предрассветных часов. Чача шагал на север, с каждым днем все больше и больше приближаясь к цепи старых гор, подобно стене, отделявшей южные провинции от основных имперских владений.
       Чача не думал о том, как долго продлится его путь. Месяц, два, год. На смену летней жаре пришли сырые осенние дожди. Пространство вокруг заполонили леса. Все чаще стали попадаться на его пути небольшие селения. Чача шел. Он почти не обращал внимания на окружавший его мир. При этом сам мир с какой-то подозрительной настороженностью все чаще и чаще пытался обратить на него свой взгляд, но пока без особенных успехов.
       Чача старался обходить стороной большие селения. Впрочем, одиноко стоящих жилищ толстяк также сторонился. Еды вполне хватало и в лесах, а одежда его, хоть и несколько потеряла вид, но все же не успела окончательно изорваться.
       Однажды, правда, ему не удалось таки миновать людского жилища. Небольшой, подобранный каменными стенами городишко стоял на той самой дороге, что вела к горному перевалу – единственному в здешних местах пути через скалистый хребет. Обходить крепость по изрезанной скалами местности пришлось бы, по меньшей мере, день а то и два. Терять время, в виду надвигавшихся холодов, очень не хотелось.
       Отряхнув заношенную по лесам одежду и умыв лицо водой из ближайшего придорожного колодца, Чача направился по дороге ведущей в городок. Вид его, конечно же, не мог внушать особенного доверия. Претендовать на роль мелкого купчика, затаскавшегося по дорогам империи в поисках наживы, было бы, пожалуй, слишком самонадеянно, но сойти за бродячего ремесленника или наемного рабочего он вполне смог бы. Тем более, что таковых в небольших поселениях вроде этого, как правило, привечали ибо рабочих рук здесь чаще всего не хватало. Зачастую толково выдуманная байка о собственном трудовом прошлом могла избавить от многих сложностей в общении с местными блюстителями порядка.
       Сложности эти, кстати сказать, начались уже у городских ворот. Стоило Чаче миновать подъемный мост, как путь ему преградила стража. В подступавших вечерних сумерках у самого входа под каменную арку перед ним вдруг выросли четыре фигуры в серой военной форме. Один из них с виду постарше других и со знаком отличия – желтым ромбиком на вороте гимнастерки обратился к Чаче на общеимперском с явным столичным акцентом.
       - Откуда идешь?- он сверлил Чачу каким-то наигранно пристальным взглядом.
       - С Яжина – при всем желании Чача не смог бы упрятать свой южный говор, потому и назвал начальным пунктом своего путешествия столицу южных владений империи.
       - Не больно то ты похож на яжинца – рука офицера достаточно плавно опустилась на эфес сабли. При этом по выражению лица можно было сказать, что происходящее его скорее забавляет, нежели беспокоит.
       - Дык сам то я из Скарга, а в Яжине того… на заработках – стараясь сойти за недалекого работягу, толстяк нарочито говорил неуклюже.
       –… Деревья валил...- он потупил взгляд так, будто бы признавал вину перед каждым из срубленных им деревьев.
       - Руки покажи… – офицер внимательно оглядел покрывшиеся мозолями за месяцы скитаний ладони и недовольно хмыкнул – Ну и где же твой топор, лесоруб? – губы его растянулись в кривой усмешке.
       - Дык продал. Еще в Яжине – там и цены жирнее. Оно ведь несподручно тяжесть такую через всю анперию тянуть то. А деньгами оно куда легше. – «лесоруб» поднял взгляд и безхитростно улыбнулся. В глазах появился отблеск недалекой гордости за собственную смекалистость.
       - Деньгами говоришь? – улыбка не сползала с лица стража. – Что ж резонно. И много их у тебя?
       - До конца года как-нибудь протянем – толстяк демонстративно хлопнул себя по кафтану. Под одеждой звонко брякнуло. При этом звуке в глазах у начальника стражи загорелся недобрый огонек, лицо его приобрело еще более хищное выражение. – А там может еще чего-нить подыщу.
       - Ну что ж, деньги счет любят. Налог уплати, а там шагай куда знаешь – офицер развернулся и жестом показал следовать за ним.
       Они прошли каменную арку ворот и тут же свернули в узкий проход, разделявший основание крепостной стены и первый ряд городских хибарок. Здесь было темно. Свет исходил лишь из маленьких закопченных окошек в глинобитных стенах покосившихся хибар. Под ногами что-то чавкало. Воняло застоявшимися помоями и выгребной ямой. Некоторое время они шли, после чего в темноте открылся дверной проем, озарив неровным четырехугольником зловонное месиво под ногами. Офицер вошел в дом и позвал за собой толстяка. Чача переступил порог и осмотрелся. Комната представляла собой нечто вроде караульного помещения. Посередине стоял грубо сколоченный стол. С обеих сторон его размещались массивные деревянные лавки. На столе валялась немытая посуда и остатки еды. Дверь за лесорубом со скрипом закрылась. Они остались с офицером наедине.
       - Ну что, южанин? Что там у тебя с деньгами? – в его голосе неожиданно проявились нотки снисхождения и даже приязни. Лишь едва заметная дрожь, пробегавшая по тонким пальцам холеных рук, свидетельствовала о недобрых намерениях.
       - Вотс эээтаа… – толстяк брякнул об столешницу увесистый кожаный мешочек. Выждав с минутку, офицер потянулся к кошелю. Его руки, все больше дрожа, распутали нехитрый узелок. Пальцы, погрузившись в нутро мешочка, извлекли горсть ржавых металлических кружочков.
       - Что это?! Это… деньги…- «деньги» вдруг выскользнули из его рук и, насмешливо звеня, посыпались на дощатый пол. Начальник стражи стоял, согнувшись, лицо его было бледным. Одной рукой он стискивал пустые ножны на поясе. Другая держалась за горло. Из-под тонких пальцев обильно сочилась кровь. Глаза офицера смотрели как будто сквозь окружавший его мир, куда-то туда, вдаль, где за много миль отсюда, соленый прибой точил вековые каменные глыбы прибрежных скал. Он издал едва слышный хрип и рухнул на пол.
Чача положил на лавку замазанный кровью короткий офицерский палаш и направился к внутренней двери очевидно соединявшей «караулку» с другими комнатами дома. Открыв ее, он увидел перед собой длинный коридор. В конце его виднелась массивная деревянная дверь с засовом. Засов был со стороны коридора, следовательно, дверь, скорее всего, вела на улицу. Чача аккуратно, прислушиваясь к каждому шороху, прокрался по коридору и прижался ухом к двери. Снаружи было тихо. Стараясь как можно меньше шуметь, он отодвинул засов и приоткрыл дверь. Щедро смазанные петли не издали ни звука, в нос пестрым букетом ударили запахи ночных городских улочек. Кухни, отхожие места, пивные, конский навоз - не хватало, пожалуй, только лишь удушливого аромата дешевых благовоний, коими щедро поливала свои немытые тела провинциальная знать. В последний раз оглядевшись, Чача нырнул в дверной проем и растворился в сгущавшихся сумерках.
 
       По мостовой тянулись длинные вереницы караванов. Навьюченные ослы чинно переступали копытцами по отполированным сотнями тысяч подков и подошв булыжникам, оставляя за собой шлейф из пряных запахов южного побережья и небольшие кучки более привычно пахнущего навоза. Судя по всему, караваны шли через городок круглые сутки. Глядя на такое количество торгового люда, можно было с полной уверенностью говорить о том, что карманы у местных блюстителей порядка должны быть более чем тяжелыми. От того еще более странныой казалась Чаче недавняя попытка стражников «почистить» какого-то жалкого оборванца-лесоруба. А может им вовсе и не деньги нужны были? Он то конечно в бегах, и особенно удивляться пристальному вниманию со стороны служителей закона не стоит, но зачем этот немолодой уже офицеришка потащил его в какую-то лачугу? Почему остался с ним наедине? Ведь солдаты вчетвером могли бы вполне успешно скрутить Чачу еще в воротах, после чего возвращение его на Догайские плантации было бы вопросом времени. Но ведь нет, начальник стражи повел себя совсем по-иному, повел себя более чем странно. «Извращенец?» - при этой мысли Чача невольно улыбнулся. – «Содомит?»
«Ну да…» – он окинул себя взглядом и представил, как аппетитно выглядела бы его рыхлая волосатая туша, реши он обнажиться после месяцев скитаний по лесам без намека на горячую ванну. Вряд ли даже среди самых отъявленных гомосексуалистов найдутся настолько извращенные натуры, чтобы заинтересоваться чем-то подобным. Он сбавил ход, впереди показались ворота. Теперь главное спокойно выйти, не привлекая особого внимания лишними телодвижениями. Чача накинул на голову клобук и, чуть сгорбившись, двинулся к арке.
       Как оказалось, покинуть городишко было не так то просто. Уже на подходе к воротам стало ясно, что незамеченным через них пройти не удастся. Стражники тщательно проверяли всякого, кому вздумалось покинуть город. Обыскивались все, даже женщины и дети. Каждая повозка, каждый вьюк подлежали досмотру. В результате, у ворот образовался затор длиною в добрый квартал. Люди тихонько ворчали под нос, но спорить со служивыми не решались. Потеревшсь с полчаса в толпе, Чача нырнул в один из переулочков–отнорков и спустя минуту оказался на другой улице, параллельной той, что вела к воротам. Положение было крайне близким к безвыходному. Чача и подумать не мог, что руководство здешнего гарнизона так быстро отреагирует на его выходку. Конечно, убийство офицера на посту – событие неординарное, но ведь и часу то не прошло, а его уже искали. Бежать было особенно некуда. В воротах, как в северных, так и в южных его ждали. Лезть на стену - при его комплекции это граничило с самоубийством. К тому же и на стенах его, скорей всего, также ожидала малоприятная встреча с недовольными сослуживцами убитого накануне стражника. Оставалось одно. Нужно было отвлечь внимание преследователей на что-нибудь более забавное, нежели оборванный немытый беглый каторжник с кровью их товарища на руках. Порывшись с минуту в карманах, Чача извлек оттуда небольших размеров кожаную фляжку, с виду напоминавшую водочную чекуху. Настала пора опробовать легендарное зелье берегового братства. В море его использовали редко – в самых, так сказать, крайних случаях, но действовало снадобье практически безотказно. Оставалось надеяться, что и на суше старый пиратский рецепт не даст осечки. Прежде всего, нужно было найти поблизости какой-нибудь источник воды. Лучше бы конечно соленой, морской, но, по клятвенным заверениям старика Куппса, зелье отлично действовало и в речной, и даже в родниковой водице. Для настоящего зрелища ее требовалось немало. Ни деревянные бадьи для сбора дождевой воды, ни, уж тем более, ведерца здесь не годились. Нужен был, по меньшей мере, колодец или большая водовозная бочка.
       Чача мерил утопавшие в полутьме улочки спешным, но осторожным шагом. Он заглядывал в темные дворы, тщась углядеть в них колодезные ляды. Конечно, колодцы ему попадались, но были они, откровенно говоря, не очень большими, да и дворы, в которых они располагались, были не особенно богатыми. Пожар в бедном квартале вряд ли привлечет серьезное внимание местных властей. Есть вещи, которые не меняются со временем. И пренебрежение проблемами бедной части населения как раз к таковым и относится. Зачем тушить горящие лачуги? Ведь бедняки не платят больших налогов… Да и лачуги свои они сами отстроят через месяц-другой. Им ведь больше некуда деваться.
       Пройдя еще несколько кварталов на юг, он вдруг услышал журчание воды. Звук доносился из-за каменного забора, ограждавшего двор одного из немногих богатых особняков в городе. Фонтан!!! Да, это именно то, что нужно. Вполне может быть, что этот дом принадлежит одному из местных вельмож, или даже кому-нибудь из городских набольших. Случись что – все силы будут брошены именно сюда и про его скромную персону на время позабудут. Хотя бы на часик – другой. Этого должно вполне хватить на то, чтобы скрыться в одном из жиденьких горных перелесков, коими изобилует подножие Старого Хребта. Оставалось отыскать способ пробраться внутрь. Сгорбившись и насунув край капюшона на самое лицо, Чача бодро зашагал вдоль каменной стены. Свернув за угол, он наконец-то нашел то, что искал, но тут его ждало новое разочарование. За тяжелой решеткой кованных ворот прохаживались человек пять стражи. Проникнуть во двор незамеченным здесь не получится. Можно конечно перебраться через стену, но и там ведь может быть охрана. Возможно даже что и собаки. При мысли об этих четверолапых порождениях нечистого Чача даже скривился лицом. На каторге эти твари были первейшими врагами всякого, кому в голову приходило подписать себе досрочное освобождение. В воротах, тем временем наметилось некоторое движение. Чинно прогуливавшиеся часовые вдруг засуетились. Лязгнули засовы и сразу четверо стражей, наваливаясь всем телом, начали медленно отворять решетчатые створки, каждая из которых весила, наверное, десятка три пудов. При этом ворота открывались совершенно беззвучно. Смазки на петли здесь явно не жалели. Из открывшегося проезда на улицу вынырнула повозка, запряженная парой гнедых тяжеловозов. Вывернув в переулок, она неспешно двинулась в направлении городского центра. Возница, спустил вожжи и, судя по всему, втихую заклевал носом, но не это сейчас больше всего волновало Чачу. На старой скрипучей телеге, аккурат за козлами, покачивалась огромных размеров деревянная бочка. Неужто водовоз? Забыв о недавних разочарованиях, Чача кошкой шмыгнул за угол и занял выжидательную позицию. С таким количеством воды зрелище должно выйти поистине грандиозным. Как только повозка выкатилась на перекресток и поравнялась Чачей, тот, рванув с места, догнал телегу и запрыгнул на козлы. Возница, не успевший толком осознать что случилось, кубарем полетел на мостовую. Чача перехватил вожжи и широким взмахом пустил лошадей в бодрую рысь. Проехав несколько кварталов, он свернул к центральной улице городка, по которой еще недавно брел к северным воротам, и остановил повозку.

       Было что-то странное в этом городишке. Что-то странное и страшное одновременно. Клетка. Как те, в которых богатые вельможи, забавы ради, держат при своих дворах диких животных. Клетка, в которой иной зверь перестает быть хищником и становится игрушкой для гостей и домочадцев. Она не просто ограничивает его передвижения, клетка диктует свои правила, свой образ жизни.
       Пока Чача скитался по непролазным безлюдным чащобам, ночуя под сенью вековых, не знавших топора дерев, он был сам себе хозяин. Сам принимал решения, сам выбирал дорогу, сам добывал пропитание. Было нелегко, но в душе Чача был спокоен. Его судьба была в его же собственных руках. Но стоило попасть сюда…ступить под арку крепостных ворот, как сразу же, буквально сходу, его подхватила чья-то всесильная рука и швырнула в самую гущу событий, неожиданно забурливших в этом маленьком городишке, словно каша в котелке. Особенно неприятным было то, что у Чачи, имевшего самое непосредственное отношение к этим самым событиям, никак не получалось взять их под свой контроль. Он трепыхался словно малек, попавший из тихой заводи в стремительное речное русло. Отдавал последние силы, тщась выгрести в нужном ему направлении, но, выдохшись, в конце концов, послушно отдавался течению.
       За последние несколько часов он совершил, по меньшей мере, несколько деяний, смысла которых не смог осознать сам.
       …Вот, казалось бы, зачем… Зачем было резать начальника стражи??? Он ведь даже не пытался угрожать. Что мешало просто отсыпать ему парочку настоящих монет из другого кошеля и спокойно убраться из этого растреклятого захолустья? Он бы мог быть уже далеко отсюда. Спокойно миновать перевал и успешно затеряться в густозаселенных землях Центральной Империи. Это ведь было не так уж и сложно, но что-то заставило его поступить по-иному. В какой-то момент он словно перестал владеть собой и из полноценного игрока превратился в куклу – слепого исполнителя чужих замыслов. И самым страшным было то, что Чача не мог толком сказать, кто дергает его за ниточки. Просто осознавал, что с определенного момента перестал продумывать свои действия наперед, перестал анализировать и принимать взвешенные решения, все более полагаясь на чутье. К примеру, забираясь на повозку, он не подумал, что в дом, в котором имеется фонтан, не нуждается в подвозе воды, а если бы и нуждался, то обратно телега, скорее всего, ехала бы с пустой бочкой. Чача просто действовал. И даже сейчас, когда, принюхавшись и почувствовав запах исходящий от повозки, толстяк понял, что в бочке отнюдь не вода, а тот сонливый недотепа, которого он несколько минут назад скинул на мостовую есть никто иной, как местный золотарь, планы его не претерпели существенных изменений. Будто бы все так и должно было быть.
       Успокоив лошадей, Чача забрался на бочку и, отыскав сверху прикрытую деревянной крышкой дыру, через которую в эту немалых размеров емкость сливали нечистоты, выдавил туда содержимое заветной фляжки. Как бы там ни было, дело сделано, теперь оставалось выбрать удобное время и место. Порывшись в повозке, Чача нашел под козлами пучок факелов и, завернутое в кусок грубо выделанной кожи, огниво. Факела, очевидно, служили для освещения повозки при езде по ночным улицам. Поколдовав над порядком отсыревшем кремнем, Чача зажег таки один из факелов и, пристроив его в специальное железное кольцо на левом борту повозки, тронул лошадей. Телега, скрипя, двинулась с места и покатилась вниз по улочке, набирая скорость. При этом в бочке что-то подозрительно зашипело. «Как бы все не началось раньше времени» - подумал Чача щедро подгоняя неповоротливых скакунов. На центральную улицу он вылетел, не сбавляя скорости, чуть было не перевернув тяжелую телегу на повороте. Впереди, в футах в семистах от него поблескивала дежурными фонарями арка ворот. Затор перед ней еще больше разросся и теперь угрожал выйти за пределы одного квартала. Разогнав повозку как следует, Чача снял с борта горящий факел и, рискуя свалиться с трясущейся по камням мостовой телеги, полез на бочку. Откинув крышку, он, стараясь не дышать выпущенными на волю зловонными парами, сунул факел в бочку и тут же, с, непонятно откуда взявшейся, кошачьей грацией сиганул с несущейся на невиданной доселе скорости золотарской повозке прямо на булыжную мостовую. Приземлился толстяк не совсем удачно. Примяв собой одного из горожан, он едва не вывихнул ногу.
       Тотчас же в адрес Чачи со всех сторон полилась отборнейшая ругань. Горожане, до крайности раздраженные безобразием, творящимся на главной улице их городка, восприняли столь эффектное чачино появление в штыки. Примятый зевака оказался молодчиком весьма крепкого телосложения и ершистого нрава. Вскочив с мостовой, он вцепился в толстяка железной хваткой и неожиданно завизжал почти что фальцетом «Сука! Ну сука ведь!». Озлобленный народ, обступил их со всех сторон, шумно подбадривая тонкоголосого забияку. Толстяк почувствовал на себе, самое меньшее, с дюжину недобрых иголочек-взглядов.
       Ндааа, Чача сильно рисковал. Народец в здешних краях был в целом приветливым, но по случаю достаточно вспыльчивым. С настроением у горожан и гостей города в этот прохладный осенний вечер явно не заладилось. Во многом благодаря устроенной властями облаве. Так что выходка с золотарской телегой вполне могла стать последней каплей. Чача уже представлял себе как сплоченный в едином порыве разношерстный городской люд, свирепея, рвет на куски его рыхлое тельце. И в этот момент началось…
       Телега, пронзительно скрипя, неслась в самую гущу людского скопления. Бочка на ней ходила ходуном. В какой то момент раздался приглушенный хлопок и деревянную крышку, сорвав, метнуло ввысь. Вслед за ней, глухо шипя, вырвался на волю настоящий гейзер. Прямо как те, что часто встречаются в уснувших кратерах Туани. Только этот весь был охвачен огнем. Горящая жижа летела в разные стороны, вырывая из объятий ночи булыжную мостовую вместе с толпящимися на ней людишками. Перепуганные лошади неслись галопом, не разбирая дороги. Огонь охватил телегу. От горящих брызг занимались тесовые крыши стоявших неподалеку домов. Пылающая повозка врезалась в толпу и привела огромную людскую массу в движение. По улице разнеслись разноголосым хором вопли обожженных и насмерть перепуганных прохожих. Огненные струи вылетали из охваченной пламенем бочки и накрывали адским дождем чуть ли не весь квартал. Истошно вопя и чертыхаясь, горожане бросились кто куда. Про свалившегося, почитай, что на самую голову, нахального толстяка временно позабыли, чему Чача, нужно сказать, был несказанно рад. Прикрывшись брошенной кем-то на мостовой рогожкой, он, не теряя времени, бегом, слегка припадая на ушибленную ногу, понесся сквозь сотворенный им же хаос туда, где за каменной аркой и перекинутым через ров мостом маячила утерянная временно свобода.
       Повозка не доехала до ворот с сотню футов, но и этого хватило, чтобы стоявшие в заторе караванщики, спасая жизни и товар, рванули, как говорится, на выход. Припомнив количество повозок и вьюков, застрявших у ворот, стоило ли говорить, что столь масштабный прорыв не мог не отразиться на состоянии и внешнем виде организованной стражниками заставы. От выставленных ранее заграждений остались одни лишь беспорядочно разбросанные балки да бревна. Несколько стражников лежали на мостовой бездыханные. Оружия при телах видно не было, а форма на них была изодрана в клочья. Бедняг угораздило оказаться на пути перепуганной толпы. Еще двое солдат стояли у самых стен арки, буквально вжавшись в каменную кладку. Очевидно, такое положение и спасло их от невеселой перспективы быть раздавленными людским потоком. Были тут и тела горожан разного возраста и, судя по одежде, достатка со следами копыт и подпалинами.
       Накинув начинавшую уже тлеть рогожку на голову, Чача, звучно проорал «Ай-йай-йай-йай-йаааа!!! Гориииим!!!» и, не останавливаясь, бегом миновал каменную арку ворот.

       * * *

- Вышевец – так кажется называется этот город? –
-Так точнос ! Один из старейших аванпостов империи на южных рубежах. Основан более трех веков назад. Население на данный…-
- Довольно лекций, дорогой мой Руши. Вы ей богу сейчас похожи на какого-нибудь профессоришку из небогатого провинциального колледжа. – барон Кеиль, развалившись в массивном покойном кресле, обитым сиреневым, под цвет имперского флага, бархатом, снисходительно рассматривал вытянувшегося перед ним в струнку ординарца. – Да и сколько вы тут этаким шестом торчать собираетесь? – ординарец лишь вопросительно задрал брови на худом лице.
- Садитесь же! Не испытывайте мое терпение! Что у вас там случилось? – не выдержал коронный советник.
- Резидент, господин советник. Он добрался до Вышевца – полушепотом проговорил Руши, присаживаясь на краешек мягкого стула, обитого той же сиреневой материей, что и кресло – Сейчас, скорее всего, пересекает Хаатский хребет.
- Ну так замечательно, он ведь жив-здоров? – барон поднял на собеседника вопросительный взгляд
- Н…не ведаю, ваше превосходительство – замялся Руши – что жив – это точно, а о здравии его мне ничего не известно.
- Во имя всего святого! Да когда же вы перестанете воспринимать мои вопросы настолько буквально? Жив - и то неплохо. – Кеиль сладко потянулся после чего в нарушение всех писанных и неписанных правил хорошего тона заложил руки за голову. – Что-то еще?
- Да, ваше превосходительство – казалось Руши разволновался еще больше – Городок, там произошло нечто необычайное. Думаю, вам стоит на это взглянуть
- Что ж, взглянем. Обязательно взглянем. – промурлыкал барон в задумчивости почесывая холеный подбородок – Но только несколько позже. Это все?
- Так точнос ! – облегченно выдохнул Руши.
- Ну, тогда можете быть свободны. Встретимся в полдень на докладе у ее величества.- Кеиль церемонно качнул напудренными локонами парика. Ординарец, вскочив со стула, снова вытянулся в струнку и, браво щелкнув каблуками, зашагал к двери.
«Немолодой уже, а все одна гвардия в голове» - ворчал про себя коронный советник слушая удаляющиеся шаги на лестнице – «Ну и как прикажете с таким работать? Никакой инициативы, творческого мышления. Вместо этого идеальная выправка и весьма впечатляющая родословная. Не ординарец – кошмар наяву. Что он тут пел про нашего подопечного…ага…Вышевец…ну да, ну да. Провинциальный военный городишко – нечто среднее между обычным местечком и постоянным военным лагерем. Со всех сторон город окружают стены и глубокий ров, наполненный ледяной водой из протекающей неподалеку горной речки. За пределами крепости любое строительство запрещено. Это является одним из основных требований местной военной комендатуры, а она в такого рода поселениях имеет власть большую, чем бургомистр с губернатором провинции вместе взятые. Подобные требования призваны поддерживать обороноспособность крепости на должном уровне во всякие времена. Такие порядки хоть и сдерживали развитие самого города, но оказывались очень кстати, когда вражеские силы вторгались с моря в южные провинции. Набег «морских пилигримов» тридцатилетней давности явился ярким тому подтверждением. Корабельная братия, подобно приливной волне прокатилась от самых южных берегов по всей провинции. Покрывая очагами грабежей и насилия все новые и новые территории, пиратская вольница разбилась, наконец, о крепкие стены Вышевца. С тех пор многое изменилось. У береговой линии было возведено немало крепостей и фортов. Империя значительно укрепила свои южные рубежи, но, несмотря на это, город-крепость Вышевец и подобные ему полувоенные поселения не потеряли своего статуса. Правящая ныне династия Скаррутов ни за что не продержалась бы на троне без малого четыре сотни лет, если бы не осознавала всей важности наличия многочисленных, подготовленных, а главное – верных короне военных резервов. Городишки вроде Вышевца, позволяли ветеранам и офицерам, не покидая службы, с головой окунаться в мирную жизнь. При этом военный не уходил в отставку и вполне мог рассчитывать на выслугу лет и сопутствующие ей подвижки по карьерной лестнице…»