Абзац 1-2

       1      
       Они могли бы уйти в другие миры, но здесь была их родина. Здесь они жили. Здесь приумножали и охраняли богатства свои. И были они счастливы счастьем своим и за него предпочли не отступить, а принять бой. И умереть предпочли тоже здесь.
       Суровые то были времена. Суровые и возвышенные. Времена героев, битв и легенд.

       …Мне уголок отчизны мил
       Мой добрый отчий дом…
       На закате дня облетал Фалиос владения свои, когда узрел, как на востоке озарилось небо яркими сполохами:
– Опять у соседа неспокойно! Ах, Арлиан, Арлиан! Или, снова какой витязь сыскался? – вздохнул Фалиос тяжко. – И чего неймётся?
       То ли дело у него! Всё в аккурате. Не злобствует. Дань наложил умеренную. Людишки не бунтуют. Правда, последнее время шельмовать повадились. Чуть что – неурожай у них, видите ли! И ну, зерно, каким сами же ему дань платят, и что хранится в пещерах его, на животину обратно выменивать. Прознали, бестии, что жито он не больно чествует, предпочитая говядину парную. Вот и выторговывают на скот, что не сегодня-завтра падёт от недокорма. Да при этом ещё, небось, потешаются: «Опять обдурили! Кожу да кости на зерно выменяли!» Доброту его за глупость считают. Дурачьё! Был бы он глуп, давно бы разорил их сёла да нивы. Да только потом самому-то как жить? Всю скотину в округе приручили людишки. Одомашнили. Теперь в чистом поле и поохотиться не на кого. А по лесам за зайцами гоняться ему не по чести, да и не с руки. Вернее, не с крыла. При его-то габаритах! Лишний раз в лесу не больно-то развернёшься. Правда, пещера его в самых, что ни на есть, дебрях лесных расположена. Но, тому другая причина имеется. То – для безопасности. Потому как в пещере той не только зерно хранится. А и кое-какое добро. Злато-серебро! Да каменья самоцветные! Но, то – тсс! Тайна. Сам-то он, хоть и любит созерцать богатства свои, но не до такой же степени, чтоб чахнуть над ними. Нет-нет, да и вылетает воздуху свежего глотнуть, завалив пещеру тайную глыбою каменной. Нет, не такой уж он и сребролюбец, как некоторые.
       – Но, что-то сегодня больно ярко полыхает, – настороженно взирая на восток, снова вздохнул Фалиос. – Уж, не беда ли приключилась!

       А, и верно, (ох неспроста на сердце у него весь день неспокойно было!) с той стороны, тяжко крылами взмахивая, приближался кто-то. Подлетел к меже и опустился на землю, не решаясь границу пересечь. (На этот счёт у них строго заведено было). Фалиос поспешил навстречу.
       – Долгие лета тебе…, – начал было он традиционное приветствие, но осёкся.
       Вид у гостя незваного – жуть, да и только – чешуя посечена в местах многих, крыло надломлено….
       И как только долетел ещё?
       Припадая на лапу повреждённую, влача по земле крыло покалеченное, дракон незнакомый до ручья пограничного добрался, да так и повалился на берегу не в силах уже до влаги живительной дотянуться.
       Фалиос зачерпнул воды из ручья, плеснул неумело на голову страдальцу. Тому хоть и легче стало, да не намного. Всё так же лежал он весь израненный, и жалобно так стонал в беспамятстве.
       Фалиос покачал головой. По всему видно – молодой дракон. Не вошёл ещё в полную силу. Телом изящен. А ликом светел, хоть и мертвенно бледен. Взвалил он его себе на спину, чтобы отнёсти в свою пещеру, и только тут понял, что не дракон это, а драконица.

       Уложил Фалиос в пещере нежданную гостью свою бережно, и сел у входа сторожить. Ничем более помочь он ей не мог. Так всю ночь и просидел, охраняя покой больной, лишь изредка бросая на неё любопытные взгляды.
       Слышал он, что у старого Арлиана, жившего в соседних землях было двое сыновей и дочь. Слышал, что сыны его, возмужав, дом отчий по обычаю покинули и отправились по свету белому доли своей да надела искать. Слыхивал и о том, что дочь соседская – красавица. Слышать-то слышал, а вот видеть не приходилось. И вот на тебе, довелось-таки! Сам-то он, ни о чём таком прежде и не помышлял. Жил себе не тужил. А вот, подишь-ты, как вышло всё! Эх, надо было ему больше своё злато-серебро любить. Может, тогда в сердце и не осталось бы места для иных чувств. А теперь, что прикажешь делать?
       И, тяжкие вздохи, застигнутого врасплох дракона оглашали окрестности.
       
       Только утром пришла в себя гостья. Открыла глаза, увидала, что находится в пещере незнакомой, встрепенулась. Но раны, полученные в битве, не позволили ей боевую стойку принять. Только и смогла, что стон сдержать да здоровым крылом стыдливо прикрыться.
       А Фалиос засуетился вдруг. Изловил бычка молодого из собственного стада. Захотелось ему гостью чем-нибудь вкусненьким попотчевать. Да только та от угощения всё отказывалась. Фалиос не сразу понял, в чём причина. А когда сообразил, что не может она одной лапой с бычком управиться, от радости чуть ошалев, принялся сам её кормить. А на десерт, не зная чем бы ещё гостье угодить, погнался за зайцем, что из чащи лесной выскочил. Да с такой прытью неуёмной, что чуть было и сам не расшибся о дуб вековой росший поблизости. Но, всё добром кончилось: и удалью похвастал – зайца с первого захода «на коготь» взял, и гостью неуклюжестью своей, невесть откуда взявшейся, развеселил.
       А ближе к вечеру, преодолев смущение обоюдное, познакомились и даже разговорились.
       Поведала Дарк, так звали драконицу, о беде своей.
       Напали на отца её злодеи в брони закованные, до зубов вооружённые. Хитростью да коварством сгубили они дракона старого. Нечестным бой тот был….
       – Кабы один на один, так папенька любого бы из них…. А они …. Со всех сторон…, – от тяжких воспоминаний блеснула в последних лучах заходящего солнца на глазах Дарк слеза. – Всё бы ничего, но на шее у самого резвого из них заметила я ожерелье из зубов драконьих. Мне ли их не узнать было. Поняла – и братьев моих извёл душегуб тот.
       А Фалиос слушал да думу думал: «Доля такая драконья – в конце концов, пасть от руки какого-нибудь витязя. То – закон. И ничего тут не поделаешь».
       Но, жалко ему стало гостью:
       – Славным драконом был отец твой! Славно жил, и пал славно – в бою! Но, не по чести вороги поступили, хитрость и коварство употребив! И теперь, дух отца твоего и братьев твоих взывают к отмщению!
       – Благородны речи твои! – воскликнула Дарк и вздохнула. – Мне бы только оправиться!
       Сердце Фалиоса от слов таких вниз куда-то так и ухнуло. Осознал он вдруг, что счастье ему только и будет, пока крыло её не срастётся.
       – И что тогда? – дрогнувшим голосом молвил он.
       – Слышала я, когда лежала, притворившись убитой, как душегубцы те, похвалялись, что не угомонятся пока всё племя драконье под корень не повыведут. Благо наловчились они нам головы рубить. Эх, собрать бы наших. Да упредить ворога. Всею силой дружно ударить по неприятелю!
       Фалиос в сомнении покачал головой. Всякий дракон – сам по себе! На то он и дракон!
Но разубеждать гостью не стал, только осторожно заметил:
       – А не боязно одной-то? На дорогах нынче неспокойно. Да и уговорить наших вместе собраться, удастся ли?
       – Мне уже ничего не страшно! – гордо вскинула голову Дарк. Но тут же бросила на Фалиоса осторожный взгляд своих влажных глаз.
       Фалиос не находя покоя мерил пещеру тяжёлыми шагами. Ох, на беду он заглянул в те глаза. Но, сердце разуму не внемлет. В конце концов, он решился:
       – Значит так…. Одну я тебя не отпущу! Не хватало ещё по дороге на какого-нибудь странствующего рыцаря нарваться! Не для того я тебя выхаживал! Вместе пойдём!
       Дарк не смогла сдержать улыбки радостной. Потому и отвернулась поспешно.
Нет, не ошиблась она в нём!

       2
       Две тени стремглав скользят по земле.
       Два сердца стучат в унисон в вышине.
       Летят драконы.

       Широка степь. Глаз и душу простор радует. Внизу – дорога серою лентою вьётся…. Пыль по дороге той. Уж, не путник ли одинокий? Коли селянин мирный – труженик извечный – так пусть с миром следует. Но, коли рыцарь!!!
       Не рыцарь. Рыцари на телегах не ездят. Самого-то возницу не разглядеть – задал стрекача – только пятки сверкнули. Сиганул в лесок и там притаился. Со страху и про телегу забыл и про конягу. Коняга хоть и кляча, а пришлась ко времени – время-то самое, что ни на есть обеденное. А вот телега, подозрительна. Тяжело нагружена. Железо! Запах этот Дарк никогда не забудет. Будто наяву встал перед глазами злодей весь в латы закованный. А на шее ожерелье из драконьих зубов. От воспоминаний тех скулы свело. В глазах потемнело. Одним ударом разнесла Дарк воз в щепки. Разлетелись кузнецкие поделки. Нет, не мечи булатные. Скобы да гвозди. Лемеха да плуги. Перевела Дарк дух, успокоилась. Огляделась. Фалиос, с клячей управившись, звал обедать. Дарк – к нему. Ан нет! Мешает что-то, лапу сжимает. Кольцо какое-то. Железное. Зацепилось за коготок и мешается. В первый раз махнула лапой Дарк – кольцо держится. Махнула во второй – не слетает. Только поблёскивает. Присмотрелась к нему Дарк. Призадумалась. Каким-то своим мыслям мечтательно улыбнулась. И всё разглядывала кольцо на безымянном коготке своём. И так-то лапку повернёт, и этак. А как увидала, что Фалиос с удивлением наблюдает за ней, смутилась. Отвернулась. Кое-как кольцо сдёрнула и только тогда присоединилась к трапезе. А когда с обедом покончили, подозвал Фалиос возницу, что в лесочке прятался, запустил коготь под чешуйку свою, извлёк камень самоцветный, одарил бедолагу – за обед. И далее полетели. А мужичонка тот вслед им всё кланялся. Не только живым остался, так ещё и разбогател нежданно.

       И снова полёт. Сильные крылья несут в край далёкий. К самому Балауру. Он нынче за старшего. На последнем Слёте Великом именно он «Набольшим» выбран был. К нему и надо.

       С пониманием выслушал Балаур пламенные речи Дарк о единении, о необходимости решительных действий, да только сомнения одолевали его:
       – Старшинство-то моё чисто формальное. Все мы равны. Ну а я, вроде как, равный из равных. Да и новый Великий Слёт уж скоро. Выберут нового. Если вообще соберётся кто. И в прошлый-то раз еле-еле кворум набрали. Неохотно брат наш насиженные места покидает. А и то верно: кому ж в радость надолго богатства свои без присмотра оставлять?
       Безрадостны такие слова для Дарк. Не на такое она рассчитывала. Но сдаваться она и не думала. Не для того она на кон всё поставила, чтобы ни с чем вернуться. Да и куда возвращаться? Родная пещера разорена. Святыни поруганы. Нет ей возврата. Есть только один путь. Вперёд. И пойдёт она по нему, чего бы ей это ни стоило. И будет сражаться. И первое её сражение – Слёт Великий. На нём всё решится. Стар уже Балаур. Новый «Набольший» нужен.