Студотряд

Наш университетский студенческий отряд расположился в сельском клубе.
По уже сложившейся традиции, сцена, возвышающаяся над залом почти на метр, была отдана женской половине, огороженная от нас сценическим бордовым занавесом из велюра, которая скрывала молодые эротические для мужской половины будни наших девочек.
Осенне-пасмурная погода портила не только настроение, но и отбивала всякое желание, что-то делать, а тем более, совершать трудовые подвиги.
Однако, прибывший в расположение клуба председатель колхоза, видимо, любивший вкусно поесть и выпить, судя по его толстому животику и исходившего от него спиртного перегара, непререкаемым тоном дал нам понять, что работы будет много.
-А чтобы хорошо работать, надо создать для этого все условия быта, философствовал «шарик» (мы сразу же приклеили ему эту кличку) по хозяйски осматривая застеленные матрацами полы клуба, на которых лежали белье, теплые одеяла и подушки.
Мы попытались завести с ним «дипломатические» переговоры, ссылаясь на наши недомогания и погоду. На что был получен немедленный ответ:
-Никакая погода и недомогания не могут быть основанием для «сачкования» на сельхозработах…
Таким образом, смачно парировал он наши попытки выработать с ним декларацию уважительных причин обуславливающих не выход в поле.
-Кто не может и не хочет работать, продолжил он, тот должен немедленно покинуть отряд…- продолжил он:
-Дармоедов кормить не будем...- добавил он в заключении и весело загоготал.
С культурной программой обстояло совсем просто: освобождая часть зала, создавалась та самая территория, где должен был реализовываться наш культурный досуг через банальные танцы, а при наличии у клуба художественного фильма, по нашему желанию, можно было лежа его посмотреть.
Вообщем, в течении месяца нас ждала унылая, безрадостная и убогая жизнь, посвященная уборке кукурузы.
Однако, не все было так безнадежно. Со временем завязывались новые знакомства, крутили романы практически все участники трудового семестра, вплоть до преподавателей. Вечерами нередко случались и попойки, после которых ее участников тянуло на «подвиги» сексуальные и хулиганские, связанных с нашими девками и коренным населением села, особенно мужской части ее молодежи. Впрочем, к чести участников этих баталий все нюансы быстро улаживались в миролюбивое русло, обусловленное горячим желанием сельских парней ухаживать за нашими девочками.
Таким образом, благодаря нам каждый день вносил в жизнь села определенную и своеобразную прелесть новизны.
Адаптированные в этот водоворот неторопливой действительности, наша группа, студенты строительного факультета, каждый по-своему вел свой прагматичный диалог со временем и людьми.
Вот тут и случилась, по своему веселая и, запечатлевшаяся в моей памяти, история, о которой хотел бы вам поведать.
Как-то в жаркий, склоняющийся к вечеру, день, наша группа возвращалась с поля, где с раннего утра нами была «перелопачена» громадная куча кукурузы. По дороге в село, уставшие, голодные и грязные, изнывающие от потребности покурить (закончились спички, а несколько оставшихся у нас сигарет ждали своей участи), каждый из нас по-своему лениво клял весь белый свет.
Вдруг впереди идущая группа радостно завопила, руками показывая на проселочную и пустынную дорогу.
Внимательно присмотревшись, мы увидели клубок пыли, который с течением времени увеличивался, и уже было понятно, что к нам приближается всадник, который несся в нашу сторону на приличной скорости.
Наша радость по этому случаю заключалась в том, что бы у проезжего всадника прикурить, оставшиеся у нас после работы, несколько сигарет. По мере того как объект становился ближе, все отчетливей вырисовывалась весьма интересная картина.
Честно говоря, мы давно не видели столь экзотическую фигуру.
Всадник,эдак лет под сорок, который как вкопанный сидел в седле, напоминал героя гражданской войны: в папахе из черного каракуля, одетый во френч и галифе защитного цвета, заправленные в начищенные до блеска хромовые сапоги. Талия его была перехвачена широким кожаным поясом с портупеей. Загорелое, не лишенное привлекательности, лицо было гладко выбрито, верхние губы украшали черные, под «чапаева», усы, концы которых были закручены к верху под классически горбатым кавказским носом. Шею обрамлял белоснежный подворотничок его френча.
Гнедой и очень резвый конь тоже выглядел под стать своему хозяину. Видимо, животное являлось представителем династии прекрасной кабардинской породы: стройный и непоседливый, с красиво изогнутой, с короткой гривой, шеей, которая завершалась горделивой и симпатичной головой.
Что было особенно примечательно, так это, то, что в, обрамленных золотом, зубах нашего красавца торчала, по особому - в гармошку, помятая не прикуренная папироса, задранная в конце, как и его усы, к верху.
Все мы вначале обомлели от столь оригинальной и по-своему необычной картины.
Опомнившись и воодушевленные его папиросой, которая давала стопроцентный шанс и нам закурить, мы все вместе взмахами рук стали показывать ему, что хотим к нему обратиться.
Когда же он понял, что от него требуется, наш герой с какой-то особой грацией, на полном скаку резко остановил своего коня, который, приподнявшись на дыбы и потом, опустившись на все четыре, принял непринужденную и элегантную позу, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Да…, они оба стоили друг друга.
Потом этот чудо-герой, торжественно, непередаваемым словами, жестом, вынул изо рта не прикуренную папиросу и удивительно густым и приятным баритоном произнес:
- Салам Алейкум!
Мы тоже хором, как под гипнозом, поздоровались с ним и торжественно, иначе уже было и невозможно, при сложившейся пафосной обстановке, попросили дать, дескать, уважаемый путник, нам прикурить.
Реакция на нашу просьбу была совсем непредсказуемой, он (всадник) солидно и с предельным достоинством, строго глядя на нас с высоты своего положения, ответил нам, пропуская мягкие знаки в своих словах:
- С удоволствием, не курящи!
Это было для нас так неожиданно, что воцарилась немая, с оттенком недоумения, сцена.
После некоторой паузы, он, поняв, что ему с нами уже не о чем толковать, таким же неторопливым и элегантным движением водрузил на место не прикуренную папиросу и, пришпорив коня, через несколько мгновений был уже на неприступном для общения расстоянии.
Только пыль, поднятая копытами коня, говорила о том, что только что здесь был этот, по-своему оригинальный, персонаж!
Немая, вначале, вроде бы, огорчившая нас, сцена длилась еще некоторое время и после отъезда нашего всадника.
После этой паузы и замешательства вся толпа студентов вдруг одновременно взорвалась хохотом, а некоторые от смеха повалились прямо на пыльную дорогу.
Это продолжалось неприлично долго, а многие из нас чуть ли не впали в истерику и еще долго не могли успокоиться.
Когда, наконец, успокоившись и осмыслив происшедшее, мы, рассуждая о причинах столь явного непредсказуемого поведения нашего героя, сделали однозначный вывод: он мог спешить только на свидание. Все остальное: и не зажженная папироса, и полувоенная униформа, и весь его оригинальный антураж, которым был «вооружен» наш визави, предназначено было для безоговорочного покорения некоторой пассии, которая, скорей всего, проживала в другом населенном пункте.
Оставалось мысленно пожелать ему успехов, что мы все дружно и сделали.