двести 2

Еще до того, как пасмурно, наполняя воздух влажным дыханием, стал светиться день – именно тот день, меж останавливающихся часов которого Александра решила все рассказать, – в моих закрытых глазах появился сон – тяжелый, душный сон, будто назойливо продолжающий быть со мной и по сей момент, будто просачивающийся в неловкую, громоздкую фразу, что сейчас вычерчивает мой карандаш.
Некая дама – мне совсем незнакомая, тем не менее, явно неравнодушная к моей скучноватой и пухловатой персоне – смотрит на меня, говорит тихим, проникновенным голосом:
- Как бы я хотела, чтоб ты всегда был со мной.
- Простите, милая, - отвечаю я. – Но в Вашу сумочку я вряд ли смогу поместиться. Увы.
- Да, - с неожиданно появившейся улыбкой говорит она. – Увы.
Вскоре я засыпаю – то ли у нее на плече - остром, иногда нервно вздрагивающем, то ли на мягком плече подушки. Все, в последствии происходящее, я вижу со стороны.
Дама достает небольшой, должно быть, дамский ножик – яркие камни, украшающие рукоять, тонкое, элегантное лезвие. Аккуратно, почти нежно, отрезает мне два пальца правой руки, кладет их в сумочку. Идет к выходу. Сквозь кожу сумочки сочится кровь.

- Ну, и что же ты теперь придумала? Опять расклеивать листовки? Или стоять с плакатами? Знаешь, я готов предложить тебе пару идей. Для того чтоб написать на плакатах. «Позор безответственному режиму! Даешь ответ перед народом!» Нет? Слишком абстрактно? Что молчишь? Тогда вот как. «Свободу всем политзаключенным! В кандалы всех несогласных с этим!» Ну, не сердись. Шучу. Просто шучу, - я подошел к Александре совсем близко – так, что стал чувствовать ее тепло. – Хорошо. Я молчу. Говори. Что ты мне хочешь сказать?
- Я хочу тебе сказать... Я уверена, что должна тебе сказать. Ты вот все шутишь. А надо действовать. Я это знаю. Надо действовать... Иначе все бесполезно. Бессмысленно.
- Так мы и так с тобой действовали. Листовки, демонстрации. А помнишь, как мы взобрались на купол Собора всех святых? У нас так и не вышло сделать его черным – я виноват, конечно. Что-то не так рассчитал...
- Я хочу убить президента. Он – главная причина.
- Президента? Президента? Стоп, стоп, стоп. Убить президента? Подожди, подожди. А как же твоя христианская вера? Нет, подожди! Дай я скажу. Как ты это сделаешь? Ты знаешь, сколько у него охраны? Ты знаешь, что ты не сможешь уйти?! Да и чего ради? Зачем?!
- К вере это не имеет отношения. А вот так. И церковь благословляла на военный подвиг. Да, война. Не удастся уйти, ну и пусть. Потому что не напрасно... А сделать... Достаточно просто. Не надо изобретать велосипед. В воскресенье он будет на богослужении. В Соборе всех святых. Да, в том самом. Ближе всех к собору – трехэтажный дом. Одна из квартир – моего друга. А вот такого друга. У него есть снайперская винтовка. Стрелять буду я. Этим случаем не воспользоваться – преступле... Не спорь. Пожалуйста, не спорь. Не спорь! Я все решила.

...Я ее, конечно, не смог остановить – да и возможности такой у меня попросту не было – она в оставшиеся пять дней словно и не знала меня никогда – замолчала, уехала, исчезла.

Снайпер появился в окне не трехэтажного дома, о котором говорила Александра, – по решению особого отдела Президентской охраны здание выселили и заблокировали, а пятиэтажного, по соседству – его проверили, но, видно, что-то упустили. Когда я услышал слово «снайпер!», мне ничего не оставалось делать, как закрывать собой Президента, и я толком не разглядел, у кого из наших в руках оказался гранатомет и кто выстрелил – по окну, в котором был замечен силуэт человека с винтовкой.

На гладких, отлакированных - может, и сотней ног, а, может, и двумя парами, постепенно, год за годом – вытянувшихся деревянных досках скрипели, трескались сотни осколков битого стекла, и непостижимым было то, из каких миров их здесь столько – мутных от крови, склизких от крови, грязных – осколков под моими руками, поднимающими такое же тяжелое, такое же изломанное, как эта фраза, что сейчас вычерчивает мой карандаш, такое же неживое тело Александры.
- Любимая, - шепчу я ей на ухо. – Любимая, прости меня... Прости за то, что не остановил тебя... Раньше. Надо было... Раньше. Я просто хотел, чтоб ты была со мной. Прости...