Я не мог им простить...

Моей любви посвящается...

За необыкновенным, возникающим
на фоне повседневных событий,
не видна истинная глубина горя,
которое влекут за собой страсти.
       Барнав
       
- Я жду. – Сказал он мне из темноты, следя за каждым моим движеньем. Кажется, он был неплохим психологом. Все убийцы каким-то странным образом видят людей насквозь.
- Чего вы ждёте?
- Жду, когда вы достанете из портфеля ручку и лист бумаги, или звукозаписывающее устройство. Я выжил с десяток таких же адвокатов, как вы. Я знаю ваше поведение наизусть.
- Я тоже много о вас знаю. Выйдите на свет. Я хочу видеть ваше лицо. У меня есть ваша фотография…
- Так и любуйтесь на неё. – Прохрипел он из темноты. – Зачем вам видеть лицо конченого человека.
- Я ваш друг.
- У меня нет друзей.
- Я пришёл вас защищать, вам грозит пожизненное заключение! Послушайте, Бога ради, покажите ваше лицо, я должен понять вас, я вас не знаю.
- Я расскажу. – Выдохнул он. – Первый вопрос – каково моё имя? Мой возраст, что я ел на завтрак, чёрт возьми? Вы, адвокатишки - глупый и мелкий народец. Вы задаёте вопросы о том, что знаете. Нужно копать глубже. Спросите у меня, как я жил.
- Я просто выполняю свою работу. – Я и не заметил, как этот страшный человек скользнул по стене и оказался совсем близко, затылком я чувствовал его дыхание. Он взял меня за лицо и повернул голову к себе. Не знаю, почему, но я не боялся его.
- Совсем мальчик… Сколько вам лет?
- 22, 23, 25 – не всё ли равно? – Я, наконец, разглядел его лицо. За долгое пребывание в тюрьме, он изменился до неузнаваемости. Кожа пожелтела, щёки ввалились, так что лицо его больше напоминало скелет, обтянутый кожей. Рот скривился в вечной усмешке и только под нижней губой залегла горькая складка, которая выдавала его тайну, которую он вынашивал в себе долгие годы, и которую никто не мог разгадать. На лице горели только глаза. Всё такие же живые, будто пронизывающие насквозь. Казалось, он всё про всех знает. От этих глаз невозможно было убежать. Он присел на корточки рядом со мной и взял мою левую руку в свою. Он тронул обручальное кольцо.
- Счастливы в браке?
- Да, очень. Я рано женился.
- Должно быть, она замечательная девушка.
- Замечательная. – Улыбнулся я, представляя, как поскорее уберусь из этой сырой камеры и вернусь домой, где любимая меня ждёт. – У нас скоро родится малыш. И мы поедем куда-нибудь в тихое место, к морю, из этого серого Лондона.
- Вы хороший человек. Вам хочется поделиться своей радостью. Вы недавно в адвокатах?
- 2 года. – Почему-то я не замечал того, что я говорю с серийным убийцей. Я видел в нём, прежде всего, человека.
- И вы взялись за такое сложное дело. Почему? Смелый мальчик, очень смелый. До вас никто не решался зайти ко мне в камеру, все говорили со мной сквозь решётку.
- Вы показались мне интересным человеком. И в вашем деле много непонятного для меня.
- Я помогу вам. Моё имя Джон Блэк. Мне 30 лет. Я убил 30 светловолосых девушек.
- Но найдено лишь пятнадцать…
- Значит, остальные решили доплыть до Северного моря и, напоследок, искупаться в нём. У меня руки по локоть в крови.
- В вашем личном деле указано, что у вас в роду есть душевнобольные.
- Мой отец провёл последние 11 лет своей жизни в психиатрической лечебнице. Он был шизофреником.
- А ваша мать?
- Работала танцовщицей в ночном клубе, чтобы покупать отцу лекарства и кормить меня. Она застрелилась, когда он скончался в больнице. Мать любила отца, не смотря ни на что. Она не мыслила жизни без него. На тот момент мне было уже 20 лет. Я работал с 13 лет. Развозил почту на велосипеде. Этих денег хватало на сигареты и на школьный завтрак.
- В личном деле вы указали, что всё произошло из-за любви к некой Франческе Ренуар, француженке.
- Вы должны были начать с этого. А потом задать вопрос про душевнобольных. Когда мне было 25 лет, я поехал в отпуск в Портленд. Я жил в каком-то дешёвом пансионате. Мне только и нужен был кусочек Ла-Манша, и угол, в котором можно было переночевать. Каждое утро меня кормили бесплатной овсянкой в столовой, где постоянно воняло чем угодно, только не едой. После очередного завтрака я направился бродить на побережье. Я облюбовал одно местечко. Там природа казалась нетронутой, девственной. В воде лежал огромный камень. Лежал так живописно, что дух захватывало. Я любил стоять на этом камне, курить и смотреть на закат.
- Извините, может быть вы хотите? – Я протянул ему пачку сигарет, но ответ можно было предугадать. Я постепенно стал в нём разбираться.
- Нет, я бросил. Я хочу, чтобы вы не перебивали меня. – Он выдержал долгую паузу, будто припоминая, о чём говорил. Я не смел мешать ему. Я был первым человеком, которому он открывал свою душу. Я не знал этого, но я это чувствовал. Мне хотелось быть ему полезным, хоть как-то помочь ему, чтобы на этом страшном лице хоть на мгновение вновь заиграла жизнь. – В то утро на камне стояла женщина и провожала взглядом пассажирский пароход. Ветер развевал её блестящие волосы. Я не знаю, как называется этот цвет волос. Кажется, светло-русый. Она стояла босиком на холодном камне с босоножками в руке. Я не видел её лица, но у меня сжалось сердце. Я стал рядом с ней и по моему телу пробежала дрожь. Мне стало неловко от того, что я осознавал, что у меня вызывает желание женщина, которую я вижу первый раз в своей жизни. Я закурил, чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей, но ветер дул в мою сторону, и подол её лёгкого платья то и дело касался моей ноги.
«Дайте мне тоже. Свои я забыла дома». – Обратилась она ко мне грудным, переливающимся голосом. Она посмотрела на меня своими ярко-зелёными, кошачьими глазами. Я протянул ей сигарету и зажигалку. Она поблагодарила меня улыбкой и продолжала смотреть вдаль. Я должен был говорить с ней, чтобы снова и снова слушать этот волшебный голос. Я хотел быть остроумным, чтобы она улыбалась.
«Вы… Вы когда приехали? Я раньше вас никогда не видел».
«Я гощу здесь. У меня тут подруга. Я из Франции, из небольшого города Фужер. Моё имя Франческа. Идиотское имя, не находите?» - Она хихикнула, затянулась и выпустила дым. Я обратил внимание на её красные губы. Я почти не владел собой. Ведьма, она, видно, околдовала меня. Я уже любил её. И если бы можно было бросить мир к её босым ногам, я бы сделал это тотчас.
«Самое прекрасное имя, которое мне доводилось слышать». – Должно быть, в этот момент у меня был глупый вид, потому что Франческа залилась смехом. Она поднесла сигарету к губам, и в свете солнца на её безымянном пальце левой руки блеснуло кольцо.
«Ну а вы, как вас зовут?»
«Джон. Вы замужем?»
«Да. У меня двое детей и большая лохматая собака. Что ещё вас волнует из моей личной жизни?» - Она кинула в воду окурок и надела туфли.
«Уходите… Я должен увидеть вас снова».
«Бедняга…» - Она снисходительно улыбнулась и внимательно вгляделась в мои глаза. Она приблизилась ко мне и прошептала на ухо адрес, по которому её можно найти.
«Я приду вечером».
И я пришёл. Я постучал в дверь, пожалуй, слишком решительно. Что не соответствовало моему внутреннему настрою. Меня колотило всего изнутри и снаружи. Весь день я прожил, как в тумане. Мне казалось, что сегодня перевернулась вся моя жизнь. Она появилась на пороге в ситцевом халатике и сказала, что подруги нет дома. Я вошёл в дом, где всё пахло ею. Я запомнил этот запах и сохранил его до сего дня. Такого запаха я больше не встречал. – Он прикрыл глаза и втянул носом воздух. – А ведь прошло уже пять лет.
Она заварила цветочный чай. Мы сидели друг напротив друга, будто испытывая терпение каждого из нас.
«Зимой мне будет 42».
«Ты прекрасна». – Только и мог произнести я.
«Глупый, уходи. Чего ты сейчас ждёшь, мальчик?»
«Я люблю тебя».
«Так не бывает, малыш. Так не бывает…» - Она задрала халат, обнажая бедро, украшенное огромным кровоподтёком. – «Вот это-любовь. Я солгала тебе там, на камне. У меня нет детей и собаки. И насчёт подруги соврала. Это моё пристанище, когда жизнь с мужем становится невыносимой. Эта развалюха досталась мне в наследство от бабушки. Я иногда выезжаю сюда подышать полной грудью в одиночестве».
«Почему ты с ним живёшь? Он бьёт тебя!» - Я опустился на ковёр и прижался лбом к её повисшей в воздухе руке.
«В жизни не всегда так, как хочется. Без него я ничто. Он содержит меня, запрещает мне работать. Потому что знает, что тогда я уйду».
«Я не лгу, я чувствую, что люблю тебя. Со мной это в первый раз».
«Мне будет 42». – Повторила она.
«А мне 26».
«Ты сломаешь себе жизнь. Меня не станет, а ты окажешься или в психушке, или за решёткой». - Прошептала она, когда я раздевал её.
«Не говори глупости, чего это тебя не станет? Ты теперь моя, слышишь?» - Покусывал я мочку её уха.
«Если он узнает, он убьёт тебя. А этого я точно не переживу».
«Тише… Его сейчас здесь нет. Франческа, Боже, что ты со мной делаешь…»
Мы занимались любовью всю ночь. И день, и следующую ночь. Мы прерывались только на то, чтобы поесть, покурить и сходить в туалет. У неё было тело и голос богини. Мы купались голышом по ночам, нам было весело, первый и последний раз в своей жизни я был счастлив. Я рассказал ей всю свою жизнь, все свои проблемы и страхи. Она стала для меня всем: матерью, другом, любимой женщиной.
«Я уезжаю утром». – Сказала она мне ночью.
«Нет. Ты не сделаешь этого».
«Мой мальчик». – Она взъерошила мне волосы и легко поцеловала в губы.
«Я не засну, я не отпущу тебя!» - На моих глазах выступили слёзы. Франческа покрывала поцелуями всё моё лицо, но она не плакала. Я чувствовал, как ей тяжело, как она напряжена, но она никогда не плакала. Вообще никогда. Дьявол, я бы всё отдал, лишь бы она заплакала, зарыдала у меня на груди, в моих объятиях, чтобы груз упал с её плеч. Но она не могла…
«Ты заснёшь, мой маленький». – Она легла рядом, приподнялась на локте и гладила меня по волосам. Последнее, что я помню, это её грудь. Я протянул руку и взял её.
«У меня слипаются глаза…» - Простонал я.
«Спи, моя радость, спи».
А утром её не стало. Я натянул шорты и, босиком, бросился на вокзал. Должно быть, она уехала поездом до Лондона, а там, на самолёте, она добралась бы до Франции. Но поезд до Лондона уже ушёл. Я потерял её… - Джон спрятал лицо в ладонях. Он плачет? Нет! Господи, он смеётся! Я с долей брезгливости наблюдал за его истерическим, дьявольским смехом.
- Вы любили одну женщину, так почему вы убивали девушек, похожих на неё?
- Я не мог им простить того, что они похожи на неё, но они – не она. – Сказал он, захлёбываясь.
- Вы насиловали их?
- Нет! Они сами шли ко мне. В обращении с этими дурочками я был профессионалом. Я знал, как их привлечь, я играл с ними.
- Как вы начали убивать?
- Я точно не помню. Ко мне пришла девушка, под каким-то нелепым предлогом. Она хотела меня, и нелепый разговор продолжился в спальне. Она вся трепетала, у неё от желания перехватывало дыхание. Она так была похожа на Франческу… И в то же время так непохожа. Во мне поднялась ярость, меня как подменили. И тогда я понял, что это всегда жило во мне, а теперь стало очевидным. Я свернул ей шею. Я сворачивал шею каждой своей жертве и стриг их наголо. А после вывозил тело за город и сбрасывал в реку.
- Зачем?
- Я не мог позволить им быть похожими на неё.
- Чем девушки были похожи на Франческу?
- Цветом волос, разве что. Какими-то некоторыми жестами. Но такой как она не было и нет, она само совершенство. В Франческе не было ничего утончённого. Она курила, как паровоз, сквернословила, в общем, была этакой «плохой девочкой». Но это и притягивало меня к ней. Простота, которая не вызывала ни капли отторжения. Слишком красивая и слишком простая – забавный контраст, не правда ли? А эти глупые пустышки… Они искали возможность мне нравится и быть мне угодными, чтобы оказаться в моей постели. Я выходил по ночам и заходил в какой-нибудь ночной клуб. Я заранее присматривал себе жертву, мне хватало одного взгляда, чтобы она подсела ко мне за барную стойку.
- Почему вы кончили убивать?
- Я искал Франческу каждый день. Я искал через справочники, я искал её в интернете. Но тщетно, я даже не знал её фамилии. Я ожесточался, и я убивал этих пустышек. Моя любовь доходила до отчаяния. Я пытался наложить на себя руки, но меня держала мысль о том, что моя любимая живёт на этом свете. И может быть она страдает, может быть ей нужна моя помощь, и я снова искал. Только потом я догадался, как найти её. Домик в Портленде был записан на неё. Я сорвался во Францию, отыскал дом, в котором она жила с мужем. Мне открыл пьяный мужик, должно быть, её муж.
«Вы мистер Ренуар?»
«Ну, я». – Выпучил он на меня красные глаза. – «Англичанин, что ли?»
«Мне нужна ваша жена».
«Карэн?»
«Франческа».
«Ну ты даёшь, брат. Её уже год как нет. Ты ей кто?»
«Я муж одной её подруги». – Врал я. – «Думал повидать Франческу».
«У неё был рак груди, что ли. В общем, Франчески здесь нет». – Хлопнул он дверью у меня перед носом. Рак груди… Груди, которую я так жадно ласкал. Я сел на крыльцо, а перед глазами у меня мчались воспоминания. Я вспоминал то, что она говорила мне о том, что её не станет, и что я окажусь в тюрьме или психушке. Должно быть, я и правда псих, что не спустил курок в тот же час. Я больше не искал её. Я сел в самолёт и полетел в Лондон. А из аэропорта пошёл прямо в полицию и во всём сознался. На меня повесили ярлык серийного убийцы, признали меня полностью вменяемым и кинули сюда.
- Мы найдём вам квалифицированного психиатра.
- Нет, не нужно. Дайте мне умереть.
- Как?
- Мне жаль вас. Вы заняты не своим делом, вы не адвокат. Возьмитесь за шею.
Я последовал его совету, и у меня похолодело всё внутри. На мне не было галстука. Он улыбнулся и протянул мне мой галстук.
- Как вы это сделали?
- Это неважно. Уходите. – Он отдал мне галстук. Его руки дрожали, хоть он и пытался скрыть эту дрожь.
- Как вам помочь? – Он больше не ответил мне. Он снова скрылся в темноте и живым я его уже не видел. В ту же ночь мне позвонили из тюрьмы и сказали, что мой подзащитный повесился у себя в камере на своих штанах. Нелепая смерть для такого человека. Жалкая смерть. Когда я узнал, что Джона больше нет, мне стало так грустно, будто всё светлое разом ушло из меня, будто его смерть забрала с собой всю любовь, которая существовала на свете. Быть может потому, что в той сырой камере повесился не серийный убийца, а повесилась любовь? Я смотрю на личико моей спящей жены и понимаю, что я слишком впечатлительный, и любовь никуда не исчезала, погибла история любви, и, чтобы её сохранить, я записал её в душном поезде, направляясь с моей семьёй в домик у моря, в котором мы осядем, даст Бог, на всю жизнь.