Дождь. Сон

       В нашем городе дождь,
       он идёт днём и ночью...

       Наверное, во всём был виноват дождь. Здесь вряд ли кто-нибудь задумывался, почему и когда он начался. Все давно привыкли, что дождь был всегда, и вот уже много дней он без отдыха день и ночь тихо падал со светлого неба.
       Это был маленький уголок большого города. Самого обыкновенного города. Если пойти через парк – то через пять минут выйдешь к метро. В другой стороне, у дороги, начинался Деловой район, который совершенно незаметно переходил в Город. В противоположную сторону почему-то ходили редко, но и там в конце-концов тоже был самый обыкновенный Город.
       Городские и районные власти мало интересовались этим местом, у них было слишком много важных дел, чтобы ещё думать – почему на каком-то участке их хозяйства всегда идёт дождь, стоит вечное лето и все ходят босиком. Приезжих это тоже не удивляло – мало ли, как живут люди!
       Да, конечно, всё дело было в дожде. Его тишина и спокойствие передавались этому миру. Здесь не любили шума и он не долетал сюда из Большого Города – его гасил дождь. На улице возле парка никогда не появлялись машины. По ней ходил единственный 118 автобус и этого было вполне достаточно.
       В Город приходилось ездить довольно часто – они были его частью, да и к тому же надо было хоть иногда учиться.
       В Город она ехала с радостью – наверное, она любила его. Он был так захватывающе красив со своей весёлой суетой, с шумными потоками разноцветных машин, с нарядными витринами больших магазинов и с огромной разноязыкой толпой людей. Они всегда, даже просто гуляя, куда-то спешили – каждый бежал по своим делам, но все вместе они подчинялись единому ритму Города. Весь город казался блестящей новогодней игрушкой, но больше всего поражал воздух – он был пустым. И в этой пустоте ярко и громко сверкали голоса и шум улиц.
       Но, пожалуй, ещё больше она любила возвращаться домой. Выйти из метро, отыскать остановку ничем не примечательного 118 и ехать, глядя, как в затуманенных дождём окнах появляется знакомый район. А потом выйти на остановке, на которой редко кто-нибудь выходит или садится. Выйти и остаться одной в тишине дождя, глядя, как тает вдали жёлтое пятно автобуса. Люди в нём всегда были слишком заняты своими делами, чтобы обращать внимание на какую-то заурядную остановку. А потом скинуть туфли и босиком бежать по тёплым лужам, и светлые капли будут блестящими бусинками скатываться по тебе, не оставляя следа. Вечером можно зайти за Катькой, и они пойдут гулять и обязательно встретят кого-нибудь из знакомых. А потом все вместе отправятся в Деловую часть в кино или будут кататься на каруселях и есть мороженное. И будет очень весело.
       У Катьки глаза похожи на листья или на траву – зелёные и спокойные, а волосы золотистые и лёгкие, как дождь. И родилась она летом, когда вокруг всё лишь зелёное и золотое.
       А она родилась осенью, и даже число её рождения своим цветом напоминало листопад. И ей иногда говорили, что рыжий цвет – это цвет солнца и осени, и, видимо, она по чистой случайности оказалась в этом районе вечного дождя и лета. Но она очень любила дождь.
       Девчонки подрастали и часто навсегда уходили в город. Им нравилась его праздничная суета, они хотели носить брюки, туфли на каблучках и делать модные стрижки. А здесь все давно привыкли, что девчонки ходят в коротких юбках и носят длинные волосы.
       И парни тоже часто уезжали – им нужен был простор, они говорили, что не могут всё время жить на пятачке, из любого конца которого всё равно десять минут ходьбы до Города. Десять минут... Однажды она ушла бродить по парку и шла несколько дней. Но потом вернулась обратно...
       Этот район считался престижным – он был тихим и зелёным и рядом было метро. Сюда довольно часто менялись, но на приезжих дождь наводил тоску и они уезжали, говоря, что не могут жить под его однообразный серый шелест, без солнца и синего неба. А она любила дождь. И он вовсе не был однообразным. И небо было не серое, а светлое, с таким великим множеством оттенков, что их невозможно и передать. А по вечерам тишина этого мира становилась ещё нежнее и задумчивей и всё вокруг казалось игрушечным, а небо было похоже на розовое матовое стекло, только лампочка была не внутри, а снаружи. И в этом светлом небе рождался такой же светлый дождь – он падал и падал вниз, и пел. Он мог быть весёлым и озорным, и разлетался фонтанчиками брызг, пускал пузыри на лужах, блестел в пушистых волосах и на ресницах. Он мог быть тихим-тихим, почти невидимым, и лишь мягкий шелест тёмно-зелёной мокрой листвы напоминал о его присутствии. И он мог быть очень грустным....
       А ещё она знала, что где-то далеко-далеко лес кончается и идут золотистые холмы и высокие синие горы. А за горами, в ленивых лучах низкого расплавлено-золотого солнца лежит огромное море, и его прозрачные, напоённые светом волны тихо набегают на розовый песок.
       Когда и кто первым рассказал эту милую сказку – она не смогла бы вспомнить. О ней никогда не говорили, но её знали все, живущие здесь. Быть может, её по ночам пел дождь? Но было в этой сказке то, о чём знала только она – никогда ещё ничья нога не оставляла следов на розовом песке. Эта страна ждёт только её и единственные следы будут принадлежать ей.
       И было ещё одно – то, из-за чего она никогда не сможет уйти отсюда. Ночью в дождь так тревожно мечутся деревья в растрёпанном свете фонарей... И она точно знала, как это – дождаться, когда все лягут спать и погаснут огни в окнах, тихо пройти по комнатам, а потом выйти на балкон, в ночь, осторожно прикрыв за собой дверь. Подставить руку под дождь, чтобы капли падали сквозь ладонь, и вдохнуть его острый запах свежести и влаги. И босиком, осторожно ступая по мокрым облупленным доскам, встать на холодные перила, чувствуя, как металл врезается в подошвы. И потом, с замирающим и стремительно падающим вниз сердцем, мучительно легко оттолкнуться и взмыть вверх, выше и выше. Подставить лицо дождю, чтобы капли стекали по нему, и потом – дальше и дальше, на свет далёких огней города, над тёмными тревожными улицами и мечущимся по ним дождём...
       А потом, наконец устав, лечь на тёмную крышу высотки, закинув за голову мокрые руки, и смотреть в такое знакомое и чужое небо.
       И глухая тоска, столько вечеров непонятно за какие прегрешения терзавшая тебя, утихнет и выльется тихими слезами, такими же светлыми, как эти капли, несущиеся с вышины. И всё так же неизменно будет падать Дождь и петь о том, что все капли сливаются в огромное море, сверкающее в лучах утреннего солнца. И где-то далеко-далеко волны набегают на розовый песок, на котором никогда не будет твоих следов, потому что ты стала другой.

       Лето?-осень 1988 – 3.11.89