Стреляем в Тувью

Тувью мне подарил на девятилетие Шмулик Равиа, который был, пожалуй, самым большим скрягой в классе. И вот, как раз в День моего рождения, его собака взяла, да и ощенилась четырьмя щенками. Дядя Шмулика отправился было бросить их с моста в речку Аялон, но Шмулик, который ломал голову, как бы сэкономить деньги за подарок, на который скидывались все одноклассники, взял одного щенка и принес его мне.
Он был совсем малюсеньким и когда начинал лаять, то раздавался такой жалкий писк, но если кому-то удавалось разозлить его, он начинал рычать и тогда его голос на мгновение становился таким низким и глубоким, словно и не щенячьим вовсе и это было ужасно смешно, будто он подражает какой-то другой собаке. Поэтому-то я назвал его Тувья, в честь пародиста по имени Тувья Цафир, который тоже подражатель.
Мой отец не возлюбил его с первого взгляда, да и Тувья тоже не очень-то жаловал отца. Сказать по правде, Тувья вообще никого кроме меня не жаловал.
Пока он был еще щенком, он лаял на всех, а когда чуток подрос, начал пытаться цапнуть всякого оказавшегося поблизости. И даже Саар, который не из тех, что впустую болтают, сказал о нем, что он чокнутый пес. Мне Тувья никогда не сделал ничего плохого, только безостановочно прыгал и вылизывал меня. И каждый раз, когда я уходил от него, он начинал плакать. Саар заявил, что ничего тут особенного нет, дескать, все потому, что именно я кормлю его. Но я знал целую кучу собак, которые совершенно спокойно лают на тех, кто их кормит, вот я и был уверен, что мои с Тувьей отношения никак с едой не связаны, потому что он по-настоящему любил меня. Просто так, без всякой причины, вот попробуй, пойми, что там, в собачей башке происходит, но это было сильное чувство. А то, что он от всей души ненавидел мою сестру Бат-Шеву, не взирая на то, что она тоже кормила его, прекрасно подтверждает это.
По утрам, когда я отправлялся в школу, он всегда хотел присоединиться ко мне, но я силой заставлял его остаться, я боялся, что он устроит трам-тарарам. На нашем участке был такой забор - сетка из проволоки и иногда, возвращаясь домой, я успевал застать Тувью, который сначала лаял на какого-нибудь осмелившегося пройтись по нашей улице бедолагу, а потом несся как полоумный и врезался со всей дури башкой в забор. И тут он видел меня. В ту же секунду он просто таял, валился на землю и полз, виляя хвостом, чтобы прискуливая рассказать мне о всех засранцах, которые ходят тут по нашей улице и злят его до безумия и о том, как ему чудом удалось в конце концов выйти из ситуации. К тому времени он уже умудрился цапнуть парочку человек, но на его счастье они не пожаловались, потому что отец и без этого только и искал повод, чтобы разделаться с ним.
Что ж, это таки случилось. Тувья покусал Бат-Шеву и ее увезли в больницу, чтобы наложить швы. Когда она вернулась, отец посаил Тувье в машину. Я сразу понял к чему идет дело и начал реветь. Мама сказала отцу: "Исраэль, оставь ты эту собаку. Это собака сына, посмотри, как он плачет…" Но отец ничего не ответил и позвал моего старшего брата с собой.
- Мне он тоже нужен, - мама продолжала пытаться, - Он сторожевой пес, против воров.
Папа приостановился на секунду и, садясь в машину, ответил ей: "Сторожевой пес? А зачем тебе нужен сторожевой пес? У кого-то проникали в дом в этом районе? А у нас вообще есть что красть?"

Они сбросили Тувью с моста в Аялон и смотрели, как его уносит течение. Я знаю, мне старший брат рассказал. Я ничего об этом не говорил и, если не считать вечера, когда его забрали, то и совсем не плакал.

Через три дня Тувья пришел к школе. Я услышал, как он лаял там внизу. Он был ужасно грязный и жутко вонючий, но в остальном ничуть не изменился. Я очень гордился, что он вернулся и доказал Саару, что его утверждения, что Тувья меня не любит по настоящему оказались чушью. Если бы это было только из-за того, что я его кормил, он не пришел бы именно ко мне. А он к тому же был умным, Тувья, что пришел в школу. Вернись он домой без меня, даже не представляю, что отец ему бы сделал. Да и без этого, когда я привел его домой, он захотел избавиться от него немедленно. Но мама сказала ему, что может все же Тувья получил свой урок и теперь будет хорошей собакой. Помыл я его после этого из шланга во дворе, а отец сказал мне, что теперь Тувья постоянно будет сидеть на привязи и если он еще раз выкинет что-то подобное, то ему конец. Сказать по правде, никакого урока из случившегося Тувья не усвоил, разве что стал еще более сумасшедшим, каждый день, возвращаясь домой, я видел, как он бешено лаял на каждого, кто только показывался на улице, а однажды, вернувшись, я не застал ни его, ни отца. Мама сказала, что приходили пограничники, которые услышав, что он такой зверский пес, захотели мобилизовать его, вот точно так же, как призвали Азит, собаку-парашютистку. И сейчас он пес – следопыт, он кусает террористов, которые пытаются проникнуть через нашу северную границу. Я сделал вид, что поверил, а вечером приехал на машине отец и мама что-то шептала ему в сторонке и он мотал головой отрицая. На этот раз мой отец уехал за сто километров, за Гедеру и высадил Тувью там. Братишка проговорился, что это из-за того, что днем он умудрился сорваться с цепи и укусить муниципального инспектора.
Сто километров – это и на машине много, а если пешком, то в тысячу раз больше, особенно для собаки, каждый шажок которой все лишь четверть человеческого, но через три недели Тувья вернулся. Он ждал меня у ворот школы и даже не лаял, настолько он устал, только вертел хвостом не поднимаясь. Я принес ему воды, и он выпил, наверное, десяток мисок. Отец просто опешил, увидев его.
- Это пе, как проклятие просто какое-то, - сказал он маме, которая сразу же принесла Тувье костей с кухни. Ночью ему разрешили спать со мной на кровати. Он уснул первым и всю ночь рычал и поскуливал во сне, пытаясь укусить всех тех, кто пришел его злить во снах.
А в конце, угораздило его из всех связаться с бабушкой. Он даже не укусил ее, а только прыгнул и повалил на спину. Она сильно ударилась головой, я со всеми помог ей встать. Мама послала меня на кухню принести ей стакан воды, а когда я вернулся, то увидел отца, который вне себя от злости, тащит Тувью к машине. Я даже и не пробовал ничего сделать и мама тоже. Мы знали, что он это заслужил. Отец снова попросил моего брата поехать с ним, но только на этот раз он сказал ему взять автомат. Мой старший брат был штабной крысой, но из-за того, что его часть находилась далеко, ему полагалось носить оружие. Брат поначалу не понял и спросил отца: "Для чего?". А отец ответил, что этот для того, чтобы Тувья прекратил возвращаться.
Они взяли его на свалку в Хирию и выстрелили ему в голову. Брат сказал, что Тувья вообще не понимал, что должно произойти. Он был в прекрасном настроении и очень воодушевился от всей этой свалки. И тут – бум!
С той самой секунды когда брат рассказал мне все это , я практически не думал о Тувье. В прошлые разы я его вспоминал, пробовал вообразить, где он и что делает. Только сейчас уже нечего было воображать, поэтому я старался как можно меньше думать о нем.

Он вернулся через полгода. Ждал меня на школьном дворе. Он тащил за собой лапу, один глаз у него не открывался и челюсть, казалась, совсем парализованной. Но когда он увидел меня, он так обрадовался, будто ничего и не случилось. Я привел его домой, отец еще не вернулся с работы, и мамы тоже не было дома. Но и тогда, когда они вернулись, то ничего не сказали. Вот так вот. С тех пор Тувья остался с нами, двенадцать лет, пока не умер от старости. Больше он уже не кусал никого. Изредка, когда кто-то ехал по улице на велосипеде или просто шумел, еще можно было видеть, как он, обезумев, атакует изгородь, вот только силы почему-то заканчивались у него на полпути.

(с) Этгар Керет
перевод с иврита мой