Славянки

       Дождь сменяется снегом, холод - пыльной жарой. День идёт за днём. Месяц - за месяцем.
       Она в дороге уже больше года. Прошла столько границ. Где - то там далеко... очень далеко... Боже, как уже далеко !... Там за горами, долинами, городами и сёлами навсегда для неё осталась Черногория.
       Что впереди ? Она не строит больше иллюзий. Её научили трудиться от зари до зари. Сколько ещё раз она пожалеет, что решила уйти за судьбой в такую даль. Пожалеет... Об этом можно только догадываться; ни дети, ни внуки за всю её жизнь не увидят слёз печали в её глазах. Даже когда враг пришёл в её дом, и Украина стала полем кровавой битвы. Она выжила и увидела своих внуков, родившихся после войны.
       Всю жизнь она любила своего Петра, только смерть их разлучила: его похоронили на католическом кладбище, а её - на православном.
       ... Проходили годы и десятилетия. Одно поколение сменялось другим. Люди забывали, казалось, ненужные для себя вещи. Вот и она всё реже вспоминала то время, когда бежала из своего села с совсем маленькими детьми от фашистов. Далеко уйти не успела, да и сил не было. Вернулась в свою хату, а через пару часов её с детьми выгнали в сарай. А как же, - дом директора школы добротно стоял на земле. Как же она четверых детей уберегла в оккупации ? Одному Богу известно.
       Шло время. Её уже называли бабушкой. Первые внуки и казалось, что совсем другие заботы. А ведь всё было, так же как и у неё, только всё теперь повторилось в Его и Её детях.
       Забот было так много ( ей не было и сорока лет, когда она стала вдовой ): дети, внуки, семья младшей сестры ( до самой смерти она от себя, детей и внуков отрывала для той семьи, "младшенькой" ). Всё не было времени о ком - то вспоминать, а тем более задумываться на каком языке говоришь и думаешь - польском, сербском или украинском.
       Впервые она начала задумываться, когда увидела свою первую внучку ( были сначала внуки, а потом у сына первый и единственный ребёнок - дочь ). Что - то цельное, как монолит было в этом ребёнке. Ни обидеть, ни приласкать ( как младшенькую ) её было нельзя. Было такое впечатление, что она несёт в своей душе бремя всех своих предков. А может ей всё это показалось; ребёнок маленький, в 3 - 4 года, что можно о человеке сказать. Только взгляд у девочки такой родной, что - то в ней от прабабки: всепонимающая и всепрощающая доброта, и одновременно жёсткость и твёрдость. Да, жизнь человеческую вброд не перейдёшь.
       ...Прошли годы и десятилетия. Мир изменился до неузнаваемости. В юности и молодости жалуешься на однообразие. Кажется, что именно ты можешь внести то кардинальное, что преобразит и мобилизует окружающий тебя мир. В зрелые годы ты ещё стремишься за всем успеть, уследить и по возможности научиться. Старость приходит, когда полемика с молодёжью тебя утруждает, а разговоры со сверстниками сводятся только к изложению жизни соседей и знакомых. Нельзя чтобы душа старела. Человек так создан, чтобы душа его всегда оставалась молодой, а тело, как подошва - с годами снашивается.
       Она жила своей жизнью, и эта жизнь не была лучше или хуже, чем у других людей. С "перестройкой" и дальнейшим расколом государства она выбрала для себя позицию "тени"; все неприятности должны "проходить сквозь неё", а она от этой "жаровни" должна остаться в "холодке". Так было некоторое время - несытое, с наступающей безработицей, с расколом общества на классы и появлением бомжей.
       Но она хорошо запомнила ту минуту, когда при дефиците достоверной информации на Украине, она вдруг осознала для себя всю начинающуюся катастрофу событий на Балканах. Почему её это так взволновало ? Об этом она даже тогда не подумала. Первое ощущение было нехватки воздуха, как будто ты попала в водоворот. В следующую минуту она почувствовала как что - то реальное давит ей на грудь и эта "тяжесть" осталась с ней на долгие годы.
       Уже потом было многочасовое стояние около православного храма рядом с Соломенской площадью в Киеве. Она была одной из многих, которые пытались защитить от новых украинских политиков свою вековую веру. Для неё это было началом другой жизни. И эта жизнь оказалась настоящей...
       Накануне той операции она жалела только об одном: она не нашла родственников и не смогла им помочь. А через четыре часа после операции со стиснутыми зубами, увешенная непонятными трубками и с свежими послеоперационными ранами, держась только одной рукой за стену она начала ходить по палате, а потом вышла в коридор.
  - Это кто ж такая прыткая ?
  - А это - русская. К нам приехала оперироваться из России.
  - Упрямство какое у неё. Такая выживет.
       Несколько дней до отъезда она провела у родственников. Однажды проснулась днём от чётко услышанного разговора за окном. Лето непривычно жаркое, а в доме прохладно.
  - Эта болезнь не даст ей дожить до Нового года.
  - Да ты что !.. Как жаль...
  - Я Вас тётя и привёз, чтобы Вы успели с ней проститься...
       "Нет, врёшь ! Я ещё долго жить буду. - Эти слова стали приходить сами по себе. - Я очень сильно задолжала жизни. А в должниках ходить не привыкла."
       ...Пройдёт много лет и десятилетий. И никто уже не вспомнит - о девушке из Черногории, которая пришла за своим любимым на Украину, о её дочери - польке с Украины, о её правнучке с далёких берегов России. Но вопрос о загадочной славянской душе будут задавать себе и будущие поколения западных народов. Тем мы и сильны, и это то, что веками в нас не понимают.