Грустный блюз

       
       Анна Ивановна Краюшкина была женщиной очень энергичной, несмотря на свою тучность и больные ноги. Она принимала самое активное участие в жизни коллектива, коим являлись все жители подъезда.
       
       -Вы прекратите колотить или нет? Мало ли, ремонт у них !!! Жили мы себе, жили без ремонтов и ничего, а эти, видите ли, не могут! Короли, какие! Ремонты им подавай. А деньги вы где взяли , чтоб стучать столько без узрения совести? И коли уж стучите, могли бы и подъезд подремонтировать, а то во дворе площадки детской нет, все своими машинами заездили и все им ни почем.

       Больными раздутыми ногами она ступала по лестнице и для всех находила и совет , и поучения, и «доброе слово».

       -Ну и к чему вот этот глазок с обзором? Кого обозревать? Можно подумать к вам в очередь все стоят , ждут когда обозреете. Да к вам кроме дочки уж лет десять никто не ходит , да и та из-за квартиры. Против воров говорите? Тьфу ! Слушать противно! Что у вас брать-то ? Разве что глазок этот новомодный.

       Старая скрипучая скамейка прогибалась под Анной Ивановной, кряхтя, держала изо всех сил ее сто килограммовый вес. Старушки-соседки жалели скамейку и выходили каждая со своей табуреточкой,садились в кружочек вокруг Анны Ивановны, подкаркивали ей тихонечко, подкланивались, старались не задеть не растревожить, чтоб ни дай бог не переключилась на кого-нибудь из них.

       У Анны Ивановны не было детей. Вернее они были, но очень давно разъехались, разбежались и про Анну Ивановну не вспоминали даже по праздникам. Поэтому она всем говорила, что детей у нее нет и не было. Даже соседи-старички, которые помнили ее детей еще сопливыми малышами, и те начали сомневаться:- А может и не было…
 
       Дети же во дворе боялись Анну Ивановну жутко и на ее крик разбегались в разные стороны и даже дразниться опасались.
       – Наказание, а не дети !-Возмущалась Анна Ивановна.- Куда полезли? Чего мяч без дела гоняете? А ну не орать под окнами.

       Она до позднего вечера сидела на скамейке.(На четвертый этаж с ее ногами не находишься). Во всех окнах зажигался свет, включались сериалы, готовился ужин.
       -Во сколько света палят! Обалдеть! И ведь денег не жалко!- говорила она последней уползающей со своей табуреточкой старушке.

       О том, что Анна Ивановна вообще уходит домой говорило только ее утренние ворчание в подъезде.
       -Что за свиньи? Вот не люди, а свиньи ,ей богу! Говорил мне Павлуша-покойничек, поедем Анечка в Слободку! Там и люди душевные, где попало не гадят и воздух чистый, а как дождик пройдет так травушкой и пахнет, и дышится дышится….А я дура не слушала , город мне подавай, подъезд этот вонючий. Свиньи да и только!

       Кроме брюзжания Анна Ивановна все же приносила пользу. Нет нет ,да спросит кто- нибудь:
       -Теть ,Ань, что Ленька из пятой квартиры не проходил?
Или с балкона кто крикнет:
       -Анна Ивановна, что там с погодой ? Как одеваться?
И тогда приосанится она просветлеет лицом от осознания своей значимости, и скамеечка заскрипит довольно , мол спрашивайте , все знаем.
       -На черта тебе этот оболтус? С роду пролетит, не поздоровается, как вражина какая. Пятнадцать минут как вышел да в сторону гаражей протопал, он там все равно с Палычем час проторчит, так что догонишь еще.
       - Погода омерзительная. Напяливай чего потеплей, тебе все ж на остановке стоять, околеешь. Я вот тоже посижу чуть да полезу на свой этаж, будь эти ноги неладны.

       Но с улицы Анна Ивановна не уходила, хоть дождь , хоть снег. Это если уж совсем ураган или цунами, на худой конец, а так никогда. Оденется потеплее, шалюшку старенькую вокруг стана обовьет, зонтик нацепит и сидит, участвует в жизни , суетится. И эмоции у нее тут , и события , и воспоминания, и сама жизнь.

       Однажды не вышла. Сначала не заметили. Потом долго думали чем хорошим помянуть.Кто-то вспомнил , что в молодости вкуснейшие пироги пекла и звонче всех песни пела, да большинство засомневалось – была ли молодость.

       Какое то время, по привычке не занимали скамейку. Потом забыли.