Никола Мокрый

       Пошел как-то ранней осенью Трифон Соловьев на охоту. Не за мехом, зверь-то еще не вылинял к зиме, а за мясом. Захотелось семейство зайчатиной побаловать. Собачку свою Трифон не взял, она у него к охоте на белку приучена, а с зайцем Соловьев и в одиночку справлялся.
       Долго ли, коротко ли, побродил, в следах разобрался, подстрелил да и пошел лесом к дому с добычею. Пасмурно, темновато в лесу, да тропинка знакомая, добыча плечо приятно оттягивает, настроение ничего себе, скорее хорошее.
       Вдруг видит Трифон, навстречу ему мужичок какой-то по тропинке идет. Немного удивился охотник: обычно те, кто привычен к лесу, людей ли, зверей ли сначала слышат, а потом уж видят, если хотят увидеть, конечно. «Видно замечтался,» - подумал Трифон – «Вот и не услышал навстрешника.» Опытный лесовик с тропинки сходит, да украдкой рассматривает, с кем ему встречу судьба посылает: показаться ли, поговорить, или избежать ее, встречи-то, мало ли, кто, может, лихой человек, а вокруг ни души, лес, глушь. Пропадешь ни за грош.
       Да уж коли увидали друг друга, надо навстречу идти, открыто друг друга разглядывать, вежливо поздороваться, парой слов перекинуться. Может, и ничего не значат слова о погоде, грибах, ягодах, но приятно поговорить с добрым человеком, который за хорошим делом по лесу ходит и зла тебе не желает. Встречного определишь, добрый ли человек, да и тот убедится, что ты ему не враг. Так и поступил охотник. Спокойно навстречу пошел, поздороваться было, собрался, да вдруг узнал встречного мужичка и даже испугался: «Николай?!» – Вырвалось у него: «Ты ли это?! Говорили, что ты утонул в прошлом году!»
       Николай Трофимов жил в соседней деревне. Трифон немножко знал его: как-то в молодости гуляли на одной свадьбе и, вроде бы, состояли даже в родстве, но уж очень дальнем. Иногда при случайной встрече пытались выяснить, кем друг другу приходятся, да так и бросали. К тому же мужики без водки редко друг с другом беседуют. А с водкой не до сложностей, хоть и веселей, чем с чайком (по мужицкому разумению).
       «Вот ведь наврут люди!» - Засмеялся Николай, - «Переехал я из Шолохова в Савино. Новый дом там купил. К ферме поближе, да и земля получше, опять же, дом на краю деревни, пасеку можно держать без помех.»
       Приятной показалась Трифону нежданная встреча, все-таки, скучал он по Николаю, хоть и близким другом его не считал, а горевал из-за слухов о его кончине.
       У Николая чекушка водки при себе оказалась, развели они костер, пожарили зайца, разложили снедь на пенечке, сами на еловом лапнике рядом уселись, да и отпраздновали встречу, как полагается. За разговором не заметили, как стемнело в лесу. Николай домой засобирался. Трифон с ним вместе пошел. Договорились вместе дойти до огромной осины, где по тропинкам можно свернуть каждому в свою сторону.
       Свой лес знали они оба, как свои пять пальцев, так что темнота особенно не смущала. Николай развеселился встречею, вроде даже больше Трифона и все говорил, да деревню свою новую нахваливал. А Трифон поопьянел с устатку, брел, спотыкался даже немножечко и благодушно слушал николаевы излияния, любовался, как красиво ночью в лесу. Видно, к вечеру ветер облака разогнал, небо вызвездило и стало почти светло. Вдоль тропинки с обеих сторон цвели красивые красные, даже алые, огненные цветы. «Надо же», - удивлялся про себя Трифон: «Бегаешь по лесу все за делом, красоты не замечаешь». Оглянулся Трифон, что за притча, цветы позади них закрываются.
       Потом кончились красные цветы, пошли голубые. Тоже невиданные, яркие, мерцающие, похожие на светлячков, но крупные и другого оттенка, молочно-голубые. Так же перед друзьями цветы открываются, позади них закрываются.
       Внезапно услышал Трифон – булькнуло у него под ногою. Остановился, тряхнул головой, тяжелую руку свою к крестному знамению потянул. Как-то жутковато ему вдруг стало. А Николай впереди идет, соловьем разливается. Перекрестился Трифон, и разом исчезло все. Исчез Николай, и цветы исчезли.
       Стоит Трифон по колено в болоте, вдалеке голубые болотные огоньки перебегают-мерцают, над головой в черном бархатном небе звезды светят яркие, огненные. И больше ничего. Ружье на плече висит, заяц в рюкзаке плечи оттягивает.
       Припомнил Соловьев, как по деревне сказки рассказывали, что, мол, черт есть такой, который души утопленников на белый свет на времечко возвращает, чтоб следующего к себе заманить. Зовут его по деревне Никола Мокрый, так же, как святого, память которого по весне празднуют.
       Припомнил Трифон, что его бабушка молитвам учила: «Отче наш», «Богородице дево радуйся», «Символ веры», да и пошел домой, читая их шепотом.
       Добрался благополучно, на том приключения его в тот раз и закончилось.