Россия - 2022

       Корпорация Добра продолжает свою вечеринку.
       (из песни «Заколотите подвал» группы «Телевизор»)

В это утро Петр Иванович Чечевичкин проснулся раньше времени со странным предчувствием. Как будто плавное предсказуемое течение его жизни должно было сделать резкий поворот.

- Семь часов тридцать минут утра по московскому времени. Четвертое ноября, две тысяча двадцать второй год, - пропел ласковый женский голос интеллектуального органайзера. – Вам пора собираться на работу.

- Да знаю я, знаю… - злобно прокряхтел Петр Иванович, садясь в кровати. Он широко зевнул, потер глаза, с завистью посмотрел на мирно сопящую супругу и побрел в ванную умываться.

Петр Иванович не любил смотреть на себя в зеркало. Он имел самую заурядную внешность российского чиновника среднего звена – ни толст, ни худ, ни низок, ни высок, не слишком молодой и не слишком старый. Вся его бесцветная незапоминающаяся внешность говорила о принадлежности к серому мирку чиновничьей биомассы. Единственное, чем был внешне примечателен Чечевичкин – обширной блестящей лысиной. Особыми талантами на поприще государственной службы Петр Иванович отмечен не был. Единственным его достоинством до сих пор была безусловная лояльность к непосредственному начальству в частности и высшему руководству страны в целом.

Была.

Но в последнее время Петр Иванович заметил в себе пугающие перемены. Он все чаще задумывался о правильности политического курса страны. И порой с холодком в груди ловил себя на мысли, что сомневается в справедливости существующего строя. А последнюю неделю Чечевичкина мучил один и тот же кошмарный сон – как он с коротким автоматом в руках бежит по узким московским улочкам, с диким криком расстреливая мышиные фигурки милиционеров.

При воспоминании об этом кошмаре Петра Ивановича передернуло так, что он чуть не порезался о бритву, зажатую в щупальце – манипуляторе. Такие сны мог видеть какой-нибудь экстремист - оппозиционер (оставались еще недобитки в Москве), но никак не государственный служащий, член партии власти «Медвежья Россия».

Петр Иванович превращался в мыслепреступника. И от этой мысли ему стало так плохо, что едва не вывернуло прямо в сияющую белизной раковину.

- Отмечено учащенное сердцебиение и повышенная потливость, - бесстрастно сообщил металлический голос. – Вероятный диагноз - гипертириоз. Желаете вызвать скорую помощь?

- Не надо, - слабо махнул рукой Петр Иванович. – Справлюсь…

Через полчаса Петр Иванович чмокнул заспанную супругу в благоухающую щеку, поспешно вышел из дома и нырнул в бурлящее нутро московского метрополитена. У Чечевичкина была своя «волга - бизон», но ездить на ней на работу он не мог. Пару лет назад в центре Москвы было невозможно проехать из-за автомобильных пробок. Московский мэр решил транспортную проблему с изяществом Александра Македонского – ввел запрет на проезд по центру города всех личных автомашин с 7 до 9 часов утра. Исключения составляли лишь служебные машины чиновников высшего ранга и некоторых топ-менеджеров госкорпораций. Все остальные москвичи были вынуждены пересаживаться на метро и автобусы.

Равнодушная к душевным страданиям толпа втолкнула Петра Ивановича в очередной вагон.
- Извините, - робко сказал он, наступив на ногу ярко накрашенной девушке со стразами в волосах. Та одарила его мимолетным презрительным взглядом и отвернулась, прошипев что-то невнятно – матерное.

Дабы абстрагироваться от жуткой давки, Чечевичкин поднял глаза к потолку вагона. И наткнулся на гипнотический взгляд холодных серых глаз (он видел их уже тысячи раз – с экранов, плакатов, портретов). На заднем фоне синеву неба вспарывал тактический истребитель. «СПАСИТЕЛЬ НАЦИИ» - гласил огненно-красный заголовок на постере. Очередной патриотический блокбастер про подвиги Национального Лидера, с неприязнью подумал Чечевичкин. И тут же вспомнил, что фильм сняли к 70-летию Самого, и настоятельно рекомендовали к просмотру всем госслужащим. Петр Иванович подумал, что надо бы посмотреть – иначе могут заподозрить в недостаточной лояльности со всеми вытекающими.

«Станция «Театральная», - объявил механический голос. Все та же равнодушная толпа выплюнула Чечевичкина на платформу. Он поднялся на улицу, зябко поежился от налетевшего ноябрьского ветра. В хмуром московском небе лениво парила гигантская туша дирижабля с большой надписью на боку «СЛАВА РОССИИ!» Чечевичкин поплотнее застегнул свой демисезонный плащ, поднял воротник и торопливо двинулся в сторону серого мрачного здания, в котором размещалось Министерство по контролю информации.

Проходя мимо Театральной площади, Петр Иванович заметил молодых людей в красно-белых ветровках из молодежного движения «Медвежата». Они сноровисто, как шустрые обезьянки, лазили по шатким конструкциям огромной сцены, на которой уже висел огромный плакат с ликом Национального Лидера в обрамлении триколора. «Готовятся ко Дню Всенародного Ликования», - вспомнил Петр Иванович. Ему стало неловко, что он забыл о столь важном государственном празднике, который отмечался как раз сегодня.

Чечевичкин недолюбливал «медвежат» за их безудержный фанатизм и какой-то пугающий блеск в глазах. Ходили слухи, что все «медвежата» проходили обработку психотропными аппаратами на озере Селигер. Слухи слухами, но Чечевичкин в не сомневался, что если бы им в руки дали автомат и указали бы на человека, назвав его «врагом России» – они бы без колебаний его расстреляли.

При этой мысли Петр Иванович живо представил себе бездонный черный зев автомата. И стеклянный блеск неживых глаз над дулом. По позвоночнику цепкими ледяными лапками пробежал страх.

На входе в здание министерства Чечевичкин кивнул каменнолицему охраннику, приложил запястье с вшитым чипом, удостоверяющим его статус госслужащего, в зеркальном лифте вознесся на десятый этаж, где находился его маленький уютный кабинет.

Как обычно, Петр Иванович начал рабочий день с проверки своего почтового ящика. Он занимал скромную должность начальника отдела по контролю блогосферы (или отдел «ЖЖ»). Пятнадцать сотрудников отдела день и ночь шерстили Рунет в поисках блоговых записей, которые могли бы носить экстремистский характер и призывали к свержению государственного строя. Все подобные записи отправлялись в почтовый ящик Петра Ивановича, где он уже решал, что с ними делать дальше – переправить экстремистскую запись куратору из Министерства Государственной Безопасности (МГБ), или взять неблагонадежного блоггера «на карандаш», до первого прокола.

Участь блоггеров, попадавших в «черный список» МГБ, была разной, в зависимости от степени вины. Кто-то отделывался административным штрафом и исправительными работами, с запретом на ведение блога в течение года. Кто-то – серьезным тюремным сроком, с пожизненным запретом на пользование интернетом. А кто-то просто бесследно исчезал, вместе со своим блогом. Что самое поразительное – вместе с незадачливым блоггером пропадали все его записи и комментарии, оставленные в чужих «живых журналах» и на форумах. Как будто такого человека никогда не было в Сети. Сотрудники управления «ПЭ», занимающиеся предупреждением политического экстремизма в Рунете, свое дело знали. Но Петру Ивановичу это было неинтересно – его задачей было лишь вовремя передать информацию «куда следует». Плюс еженедельное составление отчетов.

За прошедшие сутки в ящике Чечевичкина накопилось пятьдесят три записи. После сортировки десять ЖЖ-пользователей Петр Иванович внес в свой список неблагонадежных, а троих, в записях которых были явные призывы к свержению власти, отправил куратору из МГБ.

Затем Петр Иванович открыл блог пользователя al-ven, которого он тайком почитывал уже вторую неделю. И хотя в его записях при желании можно было найти экстремизм, что-то удерживало Чечевичкина от того, чтобы «слить» вольнодумца органам. Он испытывал какое-то странное, почти мазохистское удовольствие от чтения резких, острых и пугающе точных мыслей.

«На протяжении всей истории человечества политики всегда стремились к мифологизации своей личности, - писал al-ven. – И порой эта мифологизация доходила до откровенных мистификаций. Впервые тему мистификации личности правителя поднял Джордж Оруэлл в своем пророческом романе «1984», где Большой Брат оказывается давно умершим человеком. А в культовом романе Виктора Пелевина «Generation P” блестяще показано, как с помощью компьютерных технологий можно создать любого политического персонажа. Так откуда же нам знать, что наш Национальный Лидер не является умелой телевизионной химерой? Нам каждый день показывают этого человека по телевизоре, отовсюду на нас смотрят его гигантские портреты. Но мы не имеем убедительных доказательств, что он по сей день реально существует. Нет и гарантий, что под его именем страной не правит кучка властолюбивых мерзавцев, узурпировавших власть…»

В коридорной тиши послышались чьи-то мягкие шаги. Внутренне холодея, Петр Иванович спешно закрыл «живой журнал». И лишь потом подумал о нелепости своих действий. Он же – цензор и имеет право читать любые записи экстремистского содержания. А превратился в какую-то пугливую мышь. Почему?

Потому, что и сам стал потенциальным экстремистом.

От этой мысли Петра Ивановича снова обдало ледяной волной ужаса. Он слышал, что где-то в недрах МГБ есть отдел «Икс», укомплектованное ясновидцами, способными читать чужие мысли. С их помощью года два назад предотвратили готовящееся покушение радикал - оппозиционеров на Национального Лидера. Что потом стало с террористами – неудачниками - не знал никто.

Он встал из-за стола, на ватных ногах подошел к окну, достал из кармана смятый платок, вытер взмокревший лоб. Спокойствие – временное, обманчивое – вновь возвращалось к нему.

За мутноватым окном бежал очередной серый суетливый день мегаполиса. Автомобильная река неспешно текла по запруженным улицам. Похожие на муравьев пешеходы с высоты десятого этажа сливались в один гигантский пестрый ковер. Вдалеке на площади по сцене лазили все те же красно-белые обезьянки. Мысленно Петр Иванович им позавидовал. Уж они-то точно никогда ни в чем не сомневались. А значит, представляли меньший интерес для МГБ, чем тайный экстремист Чечевичкин.

«Боже мой, - подумал Петр Иванович, наблюдая за ленивым течением толпы. – Как же легко задурить людям головы. Как легко их заставить забыть, что они достойны лучшей, более свободной жизни. Как часто нас ставят перед подлейшим из выборов, из двух зол – между плохим и худшим. Хотя хуже, чем есть сегодня, для Личности уже быть не может…»

Тут Чечевичкин застонал, изо всех сил сжал ладонями голову. В этот миг ему хотелось разбить свою голову о стену. Или выброситься из окна. Он никак не мог избавиться от проклятых мыслей, которые буквально разрывали его мозг. Больше всего на свете он хотел снова стать обычным чиновником средней руки, безусловно лояльным к руководству и партии. Чтобы его жизнь снова стала предельно ясна и проста. Чтобы никогда, никогда больше не сомневаться в справедливости Национального Лидера, ежедневно заботящемся о нем и остальных ста двадцати миллионах жителей Российской Федерации…

Петр Иванович затравленно посмотрел на видеокамеру в углу кабинета. Конечно же, они все видели. «Боже, меня за такие мысли расстреляют… сначала запытают до смерти а потом расстреляют!» - мысленно запаниковал Чечевичкин. Он слышал, что вместе с изображением система считывает его сердечный ритм, потоотделение, мимику и даже частоту моргания веками.

Трясущейся рукой Чечевичкин достал из стола упаковку анальгина, закинул в рот таблетку, жадно запил ее водой из графина. Сжимавшие голову стальные тиски слегка ослабли. «Так… успокоиться… все под контролем…» - пронеслись в голове хаотические обрывки мыслей.

Петр Иванович несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. И, припав к монитору, вновь открыл страничку al-ven. Последняя запись в ЖЖ появилась пять минут назад. Черные буковки поплыли перед глазами Чечевичкина, ему снова стало дурно.

«Боже мой, как же легко задурить людям головы. Как легко заставить их забыть, что они достойны лучшей, более свободной жизни…»

Он изо всех сил зажмурился и сидел так с минуту. Его вновь охватило странное ощущение какой-то неправильности, иллюзорности происходящего. Ему казалось, еще немного – и он проснется. И пугающая реальность растворится, как ночной кошмар.

Петр Иванович приоткрыл глаз. Запись по-прежнему мерцала на мониторе, будто насмехаясь над ним. Со стены на него строго смотрело моложавое лицо Национального Лидера, пронзая душу рентгеном холодных рыбьих глаз. «НЕ СОМНЕВАЙСЯ!» - кричала крупная надпись под портретом.

«Я должен с встретиться этим человеком, - с какой-то самурайской обреченностью подумал Чечевичкин. - Он должен что со мной происходит»,. Он щелкнул мышкой по разделу «user info», записал на обрывке и-мейл и номер ICQ, воровато сунул его в карман брюк.

Протестующее бурчание в животе напомнило ему, что пришло время обеда.

***

В столовой пахло чем-то ароматно – жареным, что вызвало у Чечевичкина приступ слюноотделения. На раздаче он взял водянистое картофельное пюре с эскалопом и уселся в уголке, в надежде, что удастся отобедать в одиночестве. Но надежды развеялись, как дым, с появлением ведущего специалиста отдела «ЖЖ» Альберта Ромашкина.

- Позволите, Петр Иваныч? – деловито спросил Ромашкин, и тут же уселся напротив, не дожидаясь кивка. Тощий и бледный человечек, Альберт обладал отменным аппетитом. Вот и сейчас перед ним дымились двойная порция борща и внушительная горка пельменей.

- Слыхали про Европу-то? – по-свойски подмигнул Ромашкин, энергично тряся солонкой над борщом.
- Что-то слышал, - осторожно сказал Чечевичкин, вяло ковыряя вилкой пюре. – Кажется, там снова наводнение, да?

- Да нет, лучше! – острое крысиное личико Ромашкина расплылось в радостной улыбке. – У них там голод разразился, вчера в «Вестях» передавали. Представляете – голод в сытой Европе?

- Что вы говорите… - растерянно пробормотал Петр Иванович. Кусок эскалопа встал у него в горле. – Голод – это ужасно…

- Да так им, уродам и надо, - с легким раздражением отозвался Ромашкин. – Европейцы – насквозь лицемерные твари. Все твердят о каких-то правах человека, общечеловеческих ценностях… Вот пусть теперь и жрут свою демократию… ложками, - он хохотнул и вытер салфеткой блестевшие жиром губы. – Недаром еще Владислав Юрьевич Сурков писал, что западные ценности несовместимы с менталитетом русского человека. И не нужна нам их гнилая демократия...

Глядя на ухмыляющегося Альберта, Петру Ивановичу стало не по себе. «Паситесь, мирные народы. Их должно резать или стричь…» - всплыли вдруг в его памяти строки из какого-то стихотворения, цитируемые в блоге какого-то сгинувшего в застенках МГБ оппозиционера.

- Верно я говорю, Петр Иваныч? - Ромашкин испытующе смотрел на него, пережевывая пельмень. Меньше всего Чечевичкину хотелось вступать в дискуссию о роли России в современном мире, поэтому он предпочел ограничиться многозначительным мычанием. Видимо, это почувствовал и Альберт, потому как предпочел свернуть на свою излюбленную тему.

- До чего же тупые эти оппозиционеры, чисто дети! – Ромашкин довольно хихикнул. Он мог часами рассказывать, как ловко развел доверчивого ЖЖ-обитателя на экстремистское высказывание. – Прикиньте, вчера очередного экстремиста вывел на чистую воду. Написал ему в комментариях, что по телевизору все лгут, что правду от нас скрывают, что провинция умирает с голода и так далее. А он и отвечает – да, мол, всегда это подозревал, здорово, что я не один так думаю, бла-бла-бла. И все, попался, лопушок! Классно, да? – он снова мерзко хихикнул.

- Да, здорово сработали, - внезапно охрипшим голосом сказал Чечевичкин. Внутри него черным чужеродным телом вспухала клокочущая ненависть. Он вдруг живо представил, как его пальцы мнут тощую шейку Ромашкина, как у того выпучиваются глаза и вываливается язык… Как его, Чечевичкина, ботинок, с силой опускается на спину крысоподобного человечка, и давит, давит, давит – пока не раздастся мерзкий хруст…

- Петр Иванович! С вами все в порядке?
Он открыл глаза и увидел рядом с собой встревоженное лицо Ромашкина.

- Да-да, все в полном порядке, - потирая лоб, рассеянно сказал Чечевичкин, поднимаясь из-за стола.
- Может, вертолет «скорой» вызвать? – Ромашкин был воплощением заботы, но в его глазах светилось недоверие.

- Не надо, справлюсь, - вяло махнул рукой Петр Иванович. Тихо матеря себя за несдержанность в мыслях, он двинулся к выходу. Подозрительный взгляд Ромашкина лазером прожигал спину.


***

По дороге в кабинет Петр Иванович свернул в туалет. Заперевшись в кабинке, он достал коммуникатор и, потея от ужаса совершаемого, отправил сообщение на почту al-ven: «Мне нужно с вами встретиться. Наедине».

Через пару минут коммуникатор тихо пискнул.
«Нет проблем. Сегодня у Красной площади».

Петр Иванович сглотнул. Если служба собственной безопасности прочтет его переписку…

«Как я вас узнаю?» - написал он дрожащими пальцами.
«Я сам вас найду», - последовал ответ через минуту.

Вернувшись в кабинет, Чечевичкин с головой погрузился в чтение форумов на политических ресурсах, стараясь отогнать мысли о завтрашней встрече. Пока на экране монитора не появилось яйцеподобная голова с черными усиками.

- Петя, зайди ко мне. Быстро, - требовательно сказала голова. И тут же отключилась.

Во всем министерстве к Чечевичкину на «ты» обращался лишь один человек – начальник управления по контролю электронных СМИ Рустам Арифджанович Ходжаев. Каким образом он попал в Министерство по контролю информации, едва умея пользоваться компьютером – для всех оставалось загадкой. Зато Ходжаев отличался безусловной лояльностью к высшему руководству и принимал активное участие во всех мероприятиях Партии. Он пламенно громил на собраниях «экстремистских недоносков» и регулярно заявлял о необходимости клонировать Национального Лидера, чтобы обеспечить преемственность «самого человеколюбивого курса на планете». Он ужом стелился под ногами вышестоящего начальства и драл семь шкур с подчиненных, требуя повышения показателей по выявлению экстремистских настроений.

Порой Чечевичкину казалось, что Ходжаев – и не человек вовсе, а какой-то андроид, из уст которого могли вылетать лишь безусловно правильные слова, не дающие даже намека на свободомыслие. А если бы ему после смерти вскрыли череп, то там вместо мозга наверняка бы обнаружился Устав Партии.

Обо всем этом думал Петр Иванович, пока на негнущихся ногах шел по мягкой ковровой дорожке к кабинету Ходжаева.

- Позволите? – Петр Иванович робко постучал в высокую дубовую дверь.
Никто не ответил. Он постучал еще. Снова тишина.

Тогда, набравшись смелости, он слегка приоткрыл дверь.
- Вызы…
- ХА! – от дикого крика в лицо душа Чечевичкина провалилась куда-то в пятки, ноги подогнулись. Перед глазами замерло острие деревянного меча. Другой конец держал раскрасневшийся Рустам Арифджанович, в рубашке с закатанными рукавами. «Боккен», - почему-то вспомнил Чечевичкин экзотическое японское название.

- Заходи, не стесняйся, - хищно улыбнулся Ходжаев, опуская деревянный меч. – Я тут тренируюсь немного. Отрабатываю удар при внезапном появлении врага.

- А… - понимающе протянул Чечевичкин. Он бочком вошел в кабинет начальника и опасливо посмотрел по сторонам, будто снова ожидая удара.

Ни для кого в Министерстве не было секретом, что Рустам Арифджанович последние месяцы всерьез увлекался иайдо, часами тренируясь с боккеном в своем кабинете. Поговаривали, что эта любовь к японскому искусству появилась после публикации в Рунете фотосессии Национального Лидера в самурайском костюме, с катаной в мускулистых руках. Как верный член Партии, Ходжаев не мог не заразиться новым хобби первого человека страны.

Вот и сейчас, он вытянул перед собой боккен, держа за рукоятку обеими руками, быстро шагнул вперед и резко рубанул сверху вниз с выкриком «ха!» Как будто в кабинете не было переминающегося с ноги на ногу Чечевичкина.

- Как, нормально получается? – спросил Ходжаев через минуту, утирая пот с выпуклого лба.
- Д-да, п-пожалуй, - слегка запинаясь, ответил Петр Иванович. – З-замечательно у вас получается, немного страшно даже…
- Знаю, - кивнул Рустам Арифджанович. – Вот так, бывает, упражняюсь перед зеркалом – и от себя порой страшно становится…

Петр Иванович робко улыбнулся.

- Я вот что хотел спросить… - Рустам Арифджанович резко выдохнул и нанес очередной разящий удар невидимому противнику. – У тебя с головой все нормально?

- Н-не понял вас, - неуверенно проблеял Чечевичкин.
- В смысле, голова не болит? – поворот - шаг – удар, поворот - шаг – удар. Петр Иванович как завороженный наблюдал за грозными движениями начальника. – А то сказали, ты себя чувствуешь неважно, за голову часто хватаешься, мрачный какой-то ходишь…

«Ромашкин, урод. Больше некому», - мрачно подумал Петр Иванович.
- Да, бывает иногда… голова болит, - выдавил он. – Наверно, от работы все.

- Голова, значит… - задумчиво сказал Ходжаев. Он протянул меч к голове Чечевичкина и легонько постучал его концом по макушке. Петр Иванович зажмурился и вжал голову в плечи. – Нехорошо, что у тебя голова болит. Партии ты нужен здоровым и полным сил. Чтобы работал с энтузиазмом и искал в интернете этих сраных… - тут Рустам Арифджанович нехорошо выругался. – И потом, как я тебя, с больной головой, могу рекомендовать на повышение? А? – он вплотную подошел к Чечевичкину и пристально посмотрел на него снизу вверх черными глазками - угольками.

- Меня? – пол под ногами Чечевичкина качнулся. Ему показалось, будто через его тело пропустили сильнейший разряд тока.

- Тебя, дорогой, - вздохнул Ходжаев. Усевшись, он закинул ноги на стол – точь-в-точь, как боссы из его любимых американских фильмов. Несмотря на их полный запрет на территории России, Рустам Арифджанович любил смотреть их в рабочее время, объясняя служебной необходимостью поисков новых методов противодействия западной пропаганде.

– Чего молчишь-то? Язык от счастья проглотил?

Оглушенный, Петр Иванович молчал, лишь хлопая глазами. Еще месяца три назад он бы бросился Ходжаеву в ноги, целуя его лакированные ботинки. Но сейчас… как-то все изменилось в его системе ценностей. Чечевичкин все чаще задумывался о пользе от своей работы. И неизменно в конце размышлений приходил к печальному выводу, что он – цепной пес тоталитарного режима.

- Я не… я не… я не готов. Я должен подумать, - выдавил он наконец, опустив глаза.
- Над чем тут думать? – удивился Рустам Арифджанович. – Тебе что, не нужно повышения? Через пару недель я ухожу на зама министра, приказ о назначении уже подписан, - тут Ходжаев многозначительно поднял палец вверх. - А ты, по-моему, самая подходящая кандидатура. Умный, скромный, работящий. И преданный Партии. Или хочешь сказать, что я в тебе ошибся?

- Нет, конечно, - язык Чечевичкина будто присох к гортани. – Вы… вы… не ошиблись во мне. И я не хотел бы вас разочаровать… Но… ваша должность – огромная ответственность для меня. Я… я должен как следует подумать.

Ходжаев недовольно мотнул головой, как нетерпеливый бык. Достал белоснежный платок, протер им блестящую от пота лысину яйцеобразной головы.

- Ну, думай, дорогой, - сказал он, откидываясь в кресле. – Ответ мне нужен сразу после праздников… Кстати, ты идешь на день Всенародного Ликования?
- Конечно, - торопливо кивнул Петр Иванович. Стоять пол-дня на Красной площади ему не улыбалось. Но еще больше он боялся подозрений в недостаточной лояльности.

- Вот и славно, - удовлетворенно сказал Ходжаев. – Напомни, кстати, оболтусам из своего отдела. Скажи, кого не будет на празднике – лишу премии и поставлю вопрос о лишении партбилета. Министр поставил нам задачу – стопроцентная добровольная явка. Чтобы все как один, в едином порыве. Ты понял?

- Так точно, - почему-то ответил Петр Иванович, ни дня не служивший в российской армии.
- Тогда свободен.

***

К Васильевскому спуску он подошел за десять минут до начала парада. Длинная очередь к металлоискателю еле ползла – на входе всех обыскивали.
 
- Позвольте, но у меня астма! – пытался протестовать интеллигентного вида хрупкий старичок, когда звероподобный омоновец отобрал у него аэрозольный ингалятор.

- Слышь, не ерепенься, дед, а то вмиг упакую за сопротивление при исполнении, - ухмыльнулся омоновец, пряча баллончик в набедренный карман камуфляжа. – Приказ вышел – все баллончики сдавать. В связи с угрозой химического терроризма. Если че не нравится – иди, Лужкову жалуйся…

- Да что на вас, иродов, жаловаться… - пробурчал старичок. Разом сгорбившись, он прошел через рамку. Петра Ивановича внезапно захлестнула липкая волна стыда. Как будто именно он отобрал баллончик у страдающего астмой старика.

- Товарищ милиционер… - пролепетал Чечевичкин, сердце предательски ухнуло в груди.
- Че тебе? – страж порядка окинул его пренебрежительным взглядом с высоты своего двухметрового роста.

- Может… все-таки вернуть дедушке… толпа… вдруг плохо станет… - отрывистые фразы помимо его воли срывались с онемевших губ, будто внутри поселился кто-то чужой.
- Не развалится, - рявкнул ему в лицо омоновец, постукивая по ноге электродубинкой. – А станет плохо – вынесем вперед ногами. Защитник, бля, выискался…

Огромные ручищи сноровисто пробежали по его пальто, карманам брюк. Втянув голову в плечи, Чечевичкин прошел через металлоискатель. Его щеки пылали. Такого ощущения унизительного бессилия он не испытывал давно.

- Ур-род, тварь милицейская, - зло процедил Петр Иванович, отойдя на безопасное расстояние. Он еще пару раз непристойно выругался, и ему стало чуть легче.

- Спасибо, молодой человек, - обернулся к нему старичок, улыбнувшись глубокими грустными глазами. – Этим архаровцам бесполезно что-то объяснять… Думаю, часик без баллончика продержусь… Вы, кстати, не знаете, сколько будет идти парад?

- Нет, - буркнул Чечевичкин, поднимая воротник пальто от колючего ветра. Разговаривать ему не хотелось.

- Жаль, - вздохнул старичок. – У меня тут встреча назначена…

- А… - только и успел сказать Петр Иванович, внезапно вспомнив про назначенную встречу с таинственным al-ven. Но старичок неожиданно резво растворился в разношерстной толпе.

Петр Иванович хмуро огляделся. Весь периметр площади был, как всегда, обнесен металлическими ограждениями, за которыми серой монолитной стеной стояли омоновцы. Жадная до зрелищ толпа бульдозером наседала на ограждения, повсюду стоял возбужденный гомон. Судя по маслянистым глазам отдельных граждан, они успели принять на грудь с самого утра, в честь государственного праздника.

Никто не помнил историю Дня Всенародного Ликования. По одной версии, четыре века назад в этот день москвичи изгнали поляков – захватчиков из столицы. По другой, в этот день Россия одержала окончательную победу над одной маленькой кавказской республикой, президент которой пользовался поддержкой ненавистных Штатов. Точку в маленькой победоносной войне поставил тактический ядерный заряд, сброшенный на столицу республики. По третьей, сегодня был день рождения Национального Лидера (точную дату не помнил никто, из-за необычайной скромности Самого, знали лишь, что где-то в октябре). По крайней мере, СМИ не раскрывали истоки этого праздника. А сами россияне давно разучились задавать ненужные вопросы. Они просто радовались праздникам и зрелищам. Большего от них и не требовалось.

Над площадью раскатилась торжественная музыка. Толпа восторженно взревела. Петр Иванович поежился, ему стало неуютно.
Внезапно из низких серых туч вынырнула черная точка. И стремительно понеслась прямо на толпу, на глазах превращаясь в истребитель треугольной формы.

- Американцы! – истерично взвизгнул кто-то. Толпа вздрогнула, всколыхнулась, начала сминаться гигантской гармошкой. Петр Иванович ощутил себя шпротиной в консервной банке. Ему казалась, еще немного – и от сжатия его тело лопнет, как пузырь, разлетится кровавыми брызгами.

За миг до падения вражеский истребитель вышел из пике и промчался почти над головами мечущихся в панике людей, показав свое дымчато – прозрачное брюхо.

- Голомираж! – ахнула толпа. Кто-то истерично рассмеялся.
- Папа, папа! Смотли! Насы летят! – заголосил сидящий на плечах мужчины ребенок, показывая пальчиком в сторону храма Василия Блаженного.

Петр Иванович прищурился и увидел, как из-за разноцветных куполов вынырнула четверка истребителей, красиво разошлась веером в небе, зажимая агрессора «в клещи». Толпа радостно зааплодировала.
От крыла крайнего в четверке истребителя отделилась дымная струя, хищно устремилась к вражескому истребителю. Секунда, другая – и на месте агрессора вспыхнул гигантский огненный цветок, разлетаясь во все стороны красно-золотыми брызгами.

- ДАААААААА!!! – по ушам Чечевичкина ударил восторженный рев, рвущийся из тысяч глоток.
- УРРРАААААА!!! Победа! – кричали люди, потрясая над головой бутылками пива с льющимися из горлышек пенными струями.
- Слава России! – орал в первом ряду бритоголовый парень с лицом дегенерата, вскинув руку в нацистском приветствии.

- СЛАВА РУССКОМУ ОРУЖИЮ! СЛАВА РОССИИ! – голос из динамиков раскатистым громом прокатился по площади. От этого величественного голоса Петр Иванович ощутил, как что-то переворачивается в его мечущейся, сомневающейся душе, как она начинает петь и ликовать вместе со всеми, устремляясь к серому давящему небу ярко–алым цветком радости. Женщины плакали, невзрачный мужчина рядом с ним вытирал влажные глаза.

Лишь усилием воли он подавил поднимающееся в душе ликование.

Загремели фанфары, начался парад. Хмурое осеннее небо молниями пронзили сверхбыстрые тактические истребители шестого поколения, способные летать даже в космосе. Неспешно и величаво по площади ехали огромные приплюснутые «тополи» с цилиндрами ядерных ракет на горбу. Гигантскими стальными черепахами ползли ультрасовременные танки с динамической защитой брони и лазерными пушками. Вслед за ними на страусиных ногах вышагивали гигантские боевые треножники высотой с трехэтажный дом – последняя разработка Министерства обороны. Брусчатка сотрясалась от тяжелой механической поступи роботов. За треножниками шли священники в золотых одеждах с иконами и хоругвями. Передние священнослужители постоянно мелко крестились и поднимали глаза к небу. Лица их были светлы и отрешенны.

Взгляд Петра Ивановича приковало пылающее багровым отверстие в башне ближайшего треножника – аннигиляционная пушка. Он замер от ужаса. Ему показалось, что этот кроваво-красный глаз видит его мысли насквозь, копошится в его преступной голове. Наводит на него прицел, чтобы одним выстрелом распылить на атомы…

Боевой треножник равнодушно прогрохотал мимо, перебирая суставчатыми ногами. Чечевичкин часто заморгал, отгоняя кошмарное наваждение, боязливо оглянулся.
На лицах людей читался оргастический восторг. Глаза их были слепы и пусты.

Громовая музыка стихла. Перед красной кремлевской стеной из ниоткуда всплыл огромный прозрачный экран. На голографическом полотне возник нынешний президент США. Его дряблое морщинистое лицо было необыкновенно уродливо, глаза демонически горели. Казалось, еще немного, и от него начнут отваливаться куски плоти, как от зомби в фильмах ужасов.

- Россия угрожает войной мировому сообществу! – запальчиво кричал с экрана американский президент, потрясая сухоньким кулачком. – Как первобытный дикарь, она потрясает ядерной дубинкой, угрожая стереть с лица Земли все живое! Мы обязаны остановить этого агрессора! Все природные богатства этой варварской страны должны быть поровну разделены между цивилизованными странами! В живых должны остаться не больше десятка миллионов русских, для обслуживания нефтяных труб! Остальные русские должны умереть!

- СУКА! ПАДЛА! МРАЗЬ! СДОХНИ, АДСКИЙ САТАНА!! – яростно взревела толпа. Лица людей неузнаваемо перекосились от ненависти. Американский президент продолжал что-то кричать, кривя рот в безобразной гримасе, но его уже не было слышно.

Тут голоэкран полыхнул синим пламенем и разноцветными осколками разлетелся в стороны. На его месте появилось гигантское прозрачное лицо с холодными рыбьими глазами. Лицо, которое могло принадлежать лишь одному человеку в мире.

Толпа взвыла от восторга, разразилась громом аплодисментов. Приветственные крики сливались в немыслимую какофонию звуков.
       
- СЛАВА РОССИИ! СЛАВА НАЦИОНАЛЬНОМУ ЛИДЕРУ! – казалось, что ведущего тоже охватил экстатический восторг. Замерев на пару секунд, голографический мираж огромным воздушным шаром устремился ввысь, в осеннее небо Москвы. Люди провожали его обожающими взглядами, кричали что-то бессвязное, махали руками. В глазах у многих блестели слезы радости. Некоторые мужчины, не стесняясь, плакали навзрыд.

И тут Петр Иванович у в и д е л.
Он увидел, как от голов людей тянулись сверкающие дрожащие паутинки. Золотистые, красные, фиолетовые, они тончайшими ниточками паутины тянулись вверх, к рубиновой звезде на макушке Спасской башни. Он увидел и себя со стороны – маленького, жалкого, испуганного. В самом сердце многотысячной колышущейся толпы. Внутри коллективного чудовища, пожирающего души, стирающего все человеческое, превращающего каждого в безликую аморфную биомассу…

Ему стало по-настоящему страшно. Он ощутил бесконечное холодящее сердце одиночество – как астронавт во враждебном инопланетном мире.

Чечевичкину нестерпимо захотелось поскорее выбраться из толпы. Бежать со всех ног – подальше от этих живых серолицых зомби, от дрессированного восторга и невидимых кукловодов, лезущих холодными щупальцами в его мозг.

Ему хотелось оказаться в своей небольшой уютной квартире, забиться под пуховое одеяло, сказать себе, что это – лишь страшный с о н. Что так не бывает, такого коллективного помешательства не может быть, не могут же все сразу так обманываться. Что должен остаться в этом обезумевшем городе хотя бы один здравомыслящий человек, который еще не сошел с ума…

Кто-то легонько тронул его за плечо. Петр Иванович вздрогнул всем телом, как от электрического разряда.

- Не пугайтесь, - тихо сказали сзади. – Я – ваш друг. Альвен.
Чечевичкин медленно обернулся, ожидая увидеть все, что угодно – даже глумливую физиономию Ромашкина.

Перед ним стоял тот самый старичок – интеллигент, за которого он пытался заступиться перед омоновцем. Впрочем, уже не старичок. В его волосах поубавилось седины, на лице разгладились морщины. Он уже не сутулился и стал заметно выше ростом. Лишь глаза – спокойные, мудрые, глубокие – остались прежними.

- Идите за мной, - тихо, но властно сказал незнакомец. Он повернулся и уверенно двинулся сквозь обезумевшую от восторга толпу. Люди с перекошенными лицами расступались перед ним, как разрезаемые ледоколом льдины. Не з а м е ч а я его.
Поколебавшись пару секунд, Петр Иванович засеменил следом, проклиная себя за бессмысленный авантюризм. Взмокревшая рубашка прилипла к спине и противно ее холодила.


***

- Вы ощущаете, что все происходящее вокруг вас – какое-то неправильное. Не так ли?
Слова прозвучали скорее как утверждение, чем вопрос.

Петр Иванович огляделся. Они сидели в небольшой квартирке Александра Вениаминовича – как он представился. В комнате был минимум мебели – диван, пара кресел, компьютерный столик в углу. И старенький жидкокристаллический телевизор на стене. «Я его почти не смотрю», - с улыбкой признался Александр Вениаминович, когда они вошли.

Петр Иванович поерзал задом в ставшем неуютным кресле, посмотрел в окно. За стеклом царил сумрак осеннего московского вечера.

- Ну… в общем, да, - неохотно согласился он, стараясь не смотреть в глубокие глаза Александра Вениаминовича, полные вселенской печали. Такие глаза могли принадлежать лишь человеку, прожившему на земле не меньше сотни лет.

- И, наверно, вам интересно знать, откуда в вашей голове появились экстремистские мысли? – Александр Вениаминович подмигнул и неспешно раскурил изогнутую трубку, приобретя сходство с Шерлоком Холмсом. Петр Иванович ощутил, как по его спине прополз ледяной ручеек. А вдруг все-таки МГБ?

- Не понимаю… о чем вы говорите, - выдавил он непослушными губами.

- Бросьте, - лукаво посмотрел на него Александр Вениаминович. – Если б не понимали – не пришли бы сюда.

- Хорошо, я очень хочу узнать, что за чертовщина происходит в моей голове, - неожиданно для себя выпалил Петр Иванович. – И мне очень интересно, откуда в моей голове всплывают мысли, которые я потом читаю в вашем блоге.

- Так это просто, - усмехнулся Александр Вениаминович. – Это были мои мысли. Транслированные в… хм, ваш мозг.

- Вы? Копались в моей голове? – Петру Ивановичу показалось, будто под ногами исчез пол. Он ощутил себя абсолютно голым. – И вы… вы читали ВСЕ мои мысли?

- Ну, почти все, - лукаво улыбнулся Александр Иванович. – Да вы не волнуйтесь так, а то инфаркт еще хватит… Я не из органов. Я – сам по себе. Дело в том, что у меня есть некоторые… паранормальные способности. И я могу не только улавливать чужие мыслеволны, но и транслировать свои. Выборочно, конечно. В данном случае я выбрал вас.

- Но почему меня? – просипел Чечевичкин. Привычный, понятный ему мир стремительно рушился у него на глазах.

- Почему, почему… - Александр Вениаминович встал, подошел к окну, уставясь на сгущающуюся за стеклом тьму. – Вы, дорогой Петр Иванович – прирожденный человек Системы. Неделями, месяцами я сидел в этой комнате и из коллективного мыслепотока вылавливал единомышленников. И когда поймал ваши мыслеволны, мне стало особенно радостно. Я понял, что еще не все потеряно в этом мире. Признаюсь, мне было весьма любопытно наблюдать за вами, за трансформацией вашего мировоззрения. За тем, как вы из тихого безропотного человечка превращались в тайного вольнодумца…

Оглушенный этими словами, Петр Иванович молчал. В один миг превратиться из охотника в жертву – не самое приятное ощущение.

- Но почему я т а к начал думать? – услышал он со стороны свой жалкий, срывающийся голос.

- Кто знает? – пожал плечами Александр Вениаминович. – Возможно, ваше сознание просто устало от рабского подчинения. Вы же умный человек, и не могли не замечать творящегося вокруг абсурда. Годами вы старательно подавляли свои истинные мысли. Вот ваше сознание и взбунтовалось. А может, вы просто заразились инакомыслием в блогах экстремистов, которые ежедневно читали по долгу службы. Кто знает? Одно могу сказать точно - все возникающие в вашей голове мысли - исключительно ваши. За исключением одной, которую я сам транслировал в ваш мозг. Уж простите старика, - глаза его озорно сверкнули. – Иначе мы бы с вами не встретились.

- Но зачем вы сами захотели со мной встретиться? И зачем сейчас мне все это рассказываете? Какая вам выгода? – настороженно спросил Чечевичкин.

- Не поверите – никакой, кроме морального удовлетворения, - произнес Александр Вениаминович, скрещивая узловатые руки на груди. – Видите ли, я - убежденный враг этой системы. Я ее искренне ненавижу. Но я – не Че Гевара, и предпочитаю потихоньку разрушать ее изнутри. Ищу единомышленников в потоке мыслеволн, и провожу с ними разъяснительную работу. Как с вами, например.

- Вы сумасшедший, - покачал головой Петр Иванович. – Предпочитаете рисковать жизнью ради каких-то… глупых принципов. Вместо того, чтобы просто уехать отсюда.

- Органы меня не беспокоят, если вы об этом, - усмехнулся Александр Вениаминович. – И уезжать я никуда не собираюсь. Да, у меня есть свои принципы. За которые мне не жалко отдать жизнь, как ни высокопарно звучит. А вам? – его глаза блеснули в полумраке. - Вам есть за что умирать? Вы готовы умереть за дело своей партии? За нашего Национального Лидера, наконец?

Петр Иванович растерянно молчал, моргая.

- Вот видите, - удовлетворенно сказал Александр Вениаминович, усаживаясь обратно в кресло. – Вас здесь ничто не держит. Да, у вас есть жена, но вы давно живете с ней по привычке. Любовью тут и не пахнет. Вам нечего терять, Петр Иванович. И вы можете изменить свою жизнь. Если сами того захотите.

- Но что вы предлагаете? – Петр Иванович облизал пересохшие губы. – У меня что, есть какой-то выбор?

- Выбор есть всегда, - покачал головой Александр Вениаминович, выпуская аккуратное колечко дыма. – Главное – чтобы на пути встретился человек, знающий с у т ь вещей. Но прежде чем объяснить эту суть, я расскажу вам об одном человеке, имеющим к нам самое прямое отношение. Звали его Данила Павловский, и был он кремлевским политологом, очень лояльным к власти и лично к президенту, которого буквально обожествлял. И вот взбрело как-то этому Даниле в голову написать футуристический роман. Назывался он «Россия – 2022», и рассказывал про политическое устройство России в двадцатых годах нашего века. Вышел романчик двенадцать лет назад. Не сказать, чтобы он стал бестселлером, но некоторый отпечаток в умах людей оставил. Причем в умах людей, обладающих реальной властью. Так вот, издание этого романа можно считать отправной точкой нашей реальности.

- Нашей реальности? – переспросил потрясенный Петр Иванович, подаваясь вперед. – Вы хотите сказать, что… есть и еще?

- Именно, - кивнул Александр Вениаминович, пыхнув трубкой. - Наша реальность – далеко не единственная. Наш мир состоит из множества ветвящихся друг от друга реальностей. Как… - он на секунду задумался. – Как хвойные иголки на ели. От ствола идут ветки, от них – более тонкие ветки, на которых растут иголки. Вот точно так же ветвятся и реальности нашего мира, если упрощенно. Вся наша реальность – это театр абсурда, рожденный одним человеком.

- Но… это невозможно! – выдохнул Чечевичкин. – Есть только одна реальность! В которой мы живем!

- Да, это типично, - вздохнул Александр Вениаминович. – Человек верит лишь в то, что он может увидеть и потрогать руками. Простите за банальщину, но вы сейчас напоминаете слепого крота. Если крот не может увидеть мир дальше своей норы – это не значит, что мира не существует. Тот уродливый абсурд, что вы видите сегодня – лишь один из множества вариантов развития событий. Представьте, что вы бросили камень в пруд. И от брошенного камня по воде расходятся круги. Точно так же та книга породила нашу реальность. Созданный в ней мир оброс плотью, у него появилось свое прошлое и будущее. Появилось все это славословие Национального Лидера, тотальное пресмыкательство, уничтожение инакомыслящих, гипертрофированная и тщательно пестуемая ненависть к внешнему врагу… Наша реальность – лишь слепок вымышленного мира, созданного в той книге.

- Но… такого не бывает! – воскликнул Петр Иванович. Его разум отказывался верить в услышанное. Ему казалось, еще немного – и эта комната с этим странным человеком исчезнет. И он проснется в своей уютной, начиненной электроникой постели. И пойдет на ненавистную работу. И все будет как всегда.

- И все-таки вы – настоящий крот, - покачал головой Александр Вениаминович. – Видите ли, это существует вне зависимости вашего желания, хотите вы того или нет. Но если невмоготу жить в этой реальности – можно просто уйти, - он откинулся в кресле и пристально посмотрел на бледного Петра Ивановича.

- Уйти? – тупо переспросил Петр Иванович. Стены вокруг плыли, лицо собеседника превратилось в смазанное пятно. Чтобы не упасть, он вцепился в подлокотники. – Но куда уйти?! Эмигрировать на Запад? Покончить с собой?

- Я предлагаю вам навсегда уйти из этой реальности, - сказал Александр Вениаминович. Его тихий голос эхом отдавался в голове Чечевичкина. – Что вовсе не означает физическую смерть. Для всех вы бесследно исчезнете. Но появитесь в другой реальности. К сожалению, я не знаю, кем вы там станете – удачливым бизнесменом, серым чиновником, бомжом или пациентом психушки. Я ничего не могу вам гарантировать. Просто ваша судьба изменится. Как изменится все вокруг. Вот и все.

Он достал из-за пазухи маленькую коробочку, обитую черной кожей. Открыл крышку и протянул Петру Ивановичу. В углублениях на красном бархате лежали две круглые прозрачные таблетки, похожие на леденцы. Одна таблетка была красного цвета, другая – синего.

- Выбирайте, - сказал Александр Вениаминович. – Красная – ваш билет в другую реальность. Что там с вами будет – я не знаю. Синяя – все останется как есть. Только вы навсегда забудете и наш разговор, и свои сомнения.

- И что мне нужно выбрать? – прошептал Петр Иванович, расширенными глазами глядя на таблетки.

- А вот это вам решать, - грустно улыбнулся Александр Вениаминович. – Человек часто пытается переложить ответственность за свой выбор на других. Но он, и только он ответственен за все, что с ним происходит. И если что-то в жизни не устраивает – винить в этом нужно только себя. Особенно если судьба давала шанс все изменить.

- Но… я же не знаю, что со мной произойдет т а м! – Чечевичкин умоляюще посмотрел на собеседника. Глубокие глаза его завораживали, засасывали в себя без остатка.

- Я тоже не знаю. Но выбор вы сделать должны. Иначе… - Александр Вениаминович печально вздохнул. – Иначе вы здесь плохо кончите. Очень плохо.

- Откуда вы знаете?
- Неважно. Просто знаю. Выбирайте.

Дрожащая рука Петра Ивановича замерла над таблетками. Он закрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул – выдохнул. Судорожно схватил синюю таблетку и засунул ее в рот.

- Это было предсказуемо, - грустно улыбнулся Александр Вениаминович, убирая коробочку за пазуху. – Ну что ж, всего вам доброго. Живите счастливо и без сомнений.

Петр Иванович удивленно огляделся. Ничего не происходило.

- Таблетка подействует через пару минут, - успокоил его Александр Вениаминович. – Если есть еще вопросы – задавайте. Еще есть время.

Чечевичкин на несколько секунд задумался.
- Тогда скажите, - он заговорщически понизил голос. – А Национальный Лидер… он вообще существует?

- Может, существует, - весело ответил Александр Вениаминович, озорные искорки сверкнули в его глубоких глазах. - А может и нет. Может, Национальному Лидеру пересадили стволовые клетки, и он теперь бессмертен. А может, он давно умер, и вместо него правит его окружение, показывая народу цифровую голограмму вождя… Какая вам разница? Главное, что образ Национального Лидера существует в сознании людей. Для управления ими этого вполне достаточно.

Внезапно мир вокруг Чечевичкина завертелся юлой, желтые стены заплясали в бешеном хороводе.

- Кто вы такой? – спросил он слабеющим голосом, ощущая, как пол уходит из-под его ног. И, прежде чем комната растворилась в бездонной черноте, до него донесся космически далекий голос:
- Называйте меня Проводником.


***

- Десять часов тридцать минут утра по московскому времени. Четвертое ноября, две тысяча двадцать второй год. Вам пора собираться на День Всенародного Ликования…

Петр Иванович застонал и приоткрыл глаза.
Потолок угрожающе наплывал на него белой стеной, затылок будто сверлили изнутри раскаленным сверлом. Во рту царила Сахара.

Он повернул голову, в затылке взорвалась миниатюрная граната. Перед ним, уперев руки в бока, стояла супруга. Лунообразное лицо было сурово.

- Нажрался, скотина, - мрачно сказала она. – Ну и, что у нас вчера был за повод?

- Я… я… не помню, - простонал Петр Иванович, усаживаясь на кровать и обхватывая голову руками. – Прости, дорогая… Я не буду больше… честно…

Супруга милостиво фыркнула и величественно уплыла на кухню – готовить яичницу для нерадивого супруга.

Пять минут горячего нанодуша вернули Чечевичкина к жизни.
 
Потом он сидел, радуясь жизни, уплетал яичницу с жареной сосиской, запивал ее обжигающим терпким кофе и смотрел телевизор. С экрана выступал какой-то пожилой патриот – государственник с огромными мешками под глазами и седыми растрепанными волосами. Его лицо показалось Чечевичкину знакомым - он часто выступал на телевидении.

- Национальный Лидер - наш духовный вождь, моральный арбитр, просветитель и Отец Нации, - убежденно говорил патриот, глаза его сверкали каким-то сверхъестественным фанатичным огнем. - Великой интуицией, сверслухом и сверхзрением он угадывает сокровенные чаяния народа, переводит их в коллективное действие, в желанное общее дело. Другой своей сущностью он обращен к безмолвным повелениям истории, угадывает ее неизреченные команды, усматривает таинственные замыслы. Он предлагает народу проекты, созданные в Небесном Конструкторском Бюро. Национальный Лидер – величайший конструктор истории, ниспосланный России самим Богом за все ее многовековые страдания и унижения…

«А ведь правду мужик говорит, - подумал Петр Иванович, вытирая салфеткой жирные губы. – Если бы не Национальный Лидер – где бы сейчас была наша страна? Пораспродали бы всю, растащили бы на кусочки америкосы проклятые…»

Он допил кофе и стал собираться на День Всенародного Ликования. На его душе было необыкновенно радостно и светло.