Своя дума не тянет

   - Гляди-ка, Марья Иванна, Пискунов-то теперь, видно, в слесари записался, - комментирует, гляди из кухни на улицу, Елена Степановна.- Своим даже глазам не верю: бывший наш начальник участка сварочно-окрасочного цеха Василий Степанович со слесарным чемоданчиком и газовым ключом пошёл в первый подъезд. Не иначе к Бобровым, у них давно батарея протекает.
   - А ты, Елена Степановна, часом не обозналась? - засомневалась, поставив недопитую чашку чая на стол и подходя к окну, подслеповатая Мария Ивановна. Она уже плохо видела вдаль и поэтому подумала, что её соседка-подружка может ошибиться, и у неё зрение не молодое.
   - Как же обознаться! Чай мы с Василием Степановичем в одной школе в юности учились, жили почти рядом: он – на Мастеровой улице, я - на Строительной. Я десятилетку закончила, а он после семи классов в наш техникум поступил. А через несколько лет пришёл в наш сварочно-окрасочный цех мастером, стал диспетчером, потом начальником участка. А я за это время из окраски перешла в контролеры ОТК.
   - А чего он теперь слесарит!
   - Ты года-то наши, чай, сосчитай. Нам по шестьдесят пять, ему, выходит, шестьдесят два, значит, на пенсии туго ему живется.
   - Неужели и у него такая же маленькая пенсия, как и у нас?
   - А кому государство ныне большую пенсию дает? Только тем, кто работает в аде.
   - Где-где, повтори, что-то я не поняла.
   - В аде, то есть в администрации. Раньше-то везде рай был: райсобес, райпо, райздрав, ну и так далее, а теперь вот ады: администрация области, президента... Какие точные, дивлюсь, слова: раньше жили, чай, как в раю, а теперь как в аду.
   - И где ты таких умных мыслей нахваталась, а ведь и точно: ныне почти ад, а был, если вспомнить, ну не рай, так и, точно, не ад. Да, вот вспомнила, не у него ли жена в прошлом году умерла.
   - Чего мы гадаем, давай-ка ещё чайку попьём и пойдём потихонечку сходим в первый подъезд к Бобровым, к ним и подниматься не надо – первый этаж.
   Старушки-подружки спустились со своего второго этажа второго подъезда во двор. Они теперь тут давно были старожилами, не считая, конечно, Василисы Петровны, но она уже несколько лет, почти обезножив, не выходит из квартиры. А ведь прежде, бывало, на месте ни минуты не могла усидеть, всё по знакомым да подругам, ещё бы - сталинская стахановка и орденоноска, только нынешним молодым её знания и награды, как они выражаются, до лампочки. Могут даже цветы положить к фотографии первой заводской стахановки в заводском музее, а то, что она и сейчас, легенда трудового энтузиазма, жива, невдомёк, даже школьники её уже, как прежде, не навещают, видно тот период истории больше не изучают в школах. От заводского профсоюза, правда, через посыльных, если они достучатся до Василисы Петровны, раз в год, на день пожилых людей, присылают дешёвенькие подарки, и на этом спасибо, как бы не забывают.
   У Бобровых по-соседски Мария Ивановна и Елена Степановна прежде были не раз, но после похорон Валиной мамы позвонили в квартиру под первым номером впервые. Когда-то Валина мама была штамповщицей на тяжёлом прессе, выйдя на пенсию, стала быстро терять слух. До второго внука – Данилки – полгода не дожила.
   Вообще-то, Бобров - это зять, поселился он тут, сойдясь с Валей, лет двадцать назад, стал быстро любимцем всего двора: кому по электрике что сделает, кому поможет тяжёлую вещь в квартиру занести, а дома, говорят, если Валя заболеет, а болеет она часто, даже полы вымоет, тёща его очень уважала. И их квартиру, когда надо туда зайти, все давно называли Бобровской.
   Узнав про все хозяйкины дела, старушки стали выпытывать Валю про визит сантехника. Оказывается, Елена Степановна не ошиблась, это был действительно Пискунов. И ещё удивительнее то, что он и денег за недолгую, правда, работу не взял ни копейки, сказав, что выполняет работу по вызову, а за это ему ЖКО платит.
   - И ты, Валентина, чай, не спросила его, почему он в сантехники ушёл, - полюбопытствовала Елена Степановна.
   Сама бы она обязательно всё разузнала. Недаром во дворе все новости в первую очередь от Елены Степановны можно было услышать, тут такое событие, а она не в курсе дел.
   - Да как-то неудобно об этом спрашивать, не от хорошей жизни он в сантехники пошёл.
   - Я бы вот расспросила, не постеснялась, что тут такого?
   Случай поговорить с Василием Степановичем представился быстро: у Елены Степановны потёк кран. Позвонила в ЖКО. Когда оставалось минут двадцать до окончания рабочей смены, Елена Степановна заметила в окно, что в её подъезд заходит слесарь. Заранее открыла дверь.
   - Это ты, Степановна, слесаря вызывала, - поздоровался в дверях, тщательно вытирая о половик ботинки, Пискунов.
   - А это, значит ты, Степаныч, - парировала хозяйка протекающего крана. – Я тебя недели две назад в окно видела, когда ты шёл к Бобровым. А у меня кран потёк.
   - Разберемся, работа пустяковая. Так у тебя, Степановна, насколько помню, два парня было – прокладки в кране сменить несложно и самим.
   - Оба сына после действительной прапорщиками в армии остались, оба служат неподалеку друг от друга в Багратионовске и самом Калининграде, но уже несколько лет к матери приехать не могут: дорога дальняя, да, главное, денег у них мало, ведь по две дочери у каждого, а я даже внучек и не видела.
   - Знакомое, слышь, дело, - зайдя в ванну и отключая воду, согласился Василий Степанович.- У меня внучка на платном факультете в лингвистическом университете в Нижнем Новгороде учится, а у родителей теперь денежные проблемы. Вот и приходится мне помогать.
   Елена Степановна, увидев, что мастер дело своё знает, пошла на кухню, чтобы напоить бывшего своего начальника чаем и заодно выведать у него причины перехода в слесари и почему ему спокойно на пенсии не сидится. Подумала, что и самой не мешало бы поужинать, поставила на сковородке глазунью с колбасой, положив на всякий случай яиц и колбасы вдвое больше обычного.
   - Ну, вот и всё, иди, хозяйка, принимай работу.
   - Сколько с меня?
   - Мне ЖКО, слышь, зарплату платит.
   - Знаю, что ты Степанович, не выпиваешь, тогда, может, чайку?
   - Не откажусь, да и мой рабочий день на сегодня закончился.
   - Тогда, чай, и спешить ни к чему, тем более у меня глазунья с колбасой есть.
   Василий Степанович аккуратно коркой хлеба подчистил сковородку, поблагодарил за чай.
   - Да не спеши ты, давай поговорим. Я слышала, что у тебя зимой жена померла. Один, значит живёшь?
   Пискунов сделал вид, что не расслышал вопроса, знал эти расспросы любопытных баб, от них после на душе становится тяжелее, да и ни к чему всем про его трудности знать. Ну и что, что он с этой Еленой Степановной вместе работал, по двухмесячному опыту работы в ЖКО уже знал, что как раз его бывшие работники и мучают разными, бередящими душу, вопросами, на которые нет ни какого желания отвечать. Одевая в прихожей куртку, он, извиняясь, сказал:
   - Домой спешу, скоро сериал «Ангел-хранитель» начнется, я ни одной серии не пропустил, так что, Степановна, до свидания!

   Про сериал была отговорка. Со времён «Рабыни Изауры» их любили смотреть его жена Татьяна и мама Любовь Николаевна. Последняя до того одно время досмотрелась, что, рассказывая приходящим с работы снохе и сыну очередные серии «Санта-Барбары», присовокупила к действиям главного героя поступки персонажа другого сериала и... рекламы:
   - Просто Мария пришла к Лёне Голубкову и уговаривала купить экскаватор, чтобы он не был халявщиком, и начинал копать землю у фазенды Сиси, чтобы найти там клад.
   - Да ты что, мама! Ты соединила в одно «Просто Марию», «Санта-Барбару» и рекламу МММ, - рассмеялась Татьяна.
   А потом, когда она сама получила вторую группу инвалидности и не стала работать, то тоже пристрастилась к сериалам. У неё часто болела голова, разрывалась просто, так она спасалась как раз такими фильмами, отмечая их кружочками в телепрограмме, составляя свой недельный план телепросмотра...
   Как раз начался «Ангел-хранитель». Уселась Татьяна в кресло поудобнее и словно заснула...
   Беда не приходит одна. После похорон и поминок, когда все разошлись и в квартире остались лишь дочь Светлана, зять и внучка Оля, услышал Владимир Сергеевич неприятную новость. Дочь вынуждена уволиться из преуспевающей фирмы, вернее её просто выжила заместитель, давно мечтающая стать главным бухгалтером, дошло вслед за жалобами начальству до пропажи документов, которые потом якобы нашлись у Светланы в сумке, когда она должна была уходить в налоговую с совершенно другими отчётами. Словом, предложили её под предлогом утраты доверия должность кладовщицы. Оскорблённая интригой, а об этом догадывались почти все сотрудники, Света предпочла уйти, бухгалтеры ныне везде требуются, но пока места не нашла, потому что и возраст уже за сорок, хотя и всего один год "за", и слабое владение компьютером. А ведь как раз из-за маминой высокой бухгалтерской зарплаты Оля стала учиться в дорогом лингвистическом университете. А ещё к учебным деньгам надо приплюсовать, это тоже заранее всё просчитали, траты на питание, студенческий отдых, поездки на каждые выходные домой.
   Дед обещал компенсировать дочерины финансовые потери лишь бы внучка из денежных, временных, как все надеялись, трудностей не прерывала учебу, а заочного отделения в этом университете просто нет. Зять пообещал найти вторую работу, будет «калымить» таксистом по вечерам, как это давно делают другие. Но таксовать, какое слово-то придумали, ему почти не пришлось: за вычетом бензина и трат на ремонт стареньких «Жигулей» оставались буквально крохи, да и как-то вечером его другие таксисты пригрозили избить и машину раскурочить, если и дальше будет им составлять конкуренцию. В это не поверить было нельзя – такие случаи бывали. Так что зятю пришлось довольствоваться учительской нищенской зарплатой.
   Тут у Василия и шестидесятилетний юбилей подоспел: банкет в заводской столовой, подарки, хвалебные речи. Ещё не просохли чернила на приказе генерального директора о солидной премии лучшему на заводе начальнику участка, ещё в памяти тосты-оды юбиляру, ещё ни разу не был включен подаренный коллективом музыкальный центр, а Василия Степановича вызвал на беседу заместитель генерального и предложил передать свои дела начальнику технического бюро цеха Ольневу. Он почти полгода стажировался в Италии, потом занимался в цехе установкой дорогущей итальянской окрасочной камеры, каких пока нет ни на одном родственном заводе. И практический совет по поиску другой работы. Кем? После такой должности идти в мастера на самый трудный участок сварки остовов. Нет, лучше совсем уйти на заслуженный отдых.
   Завод давно в руках собственника, который ещё не разу не удосужился лично посмотреть на очередное приобретение. Зато директоров сменил и здесь, и в вышестоящей управляющей его собственностью компании трижды, видно не дождался от них таких прибылей, каких хотел.
   Василий Степанович оказался самым пожилым начальником участка, остальные руководители среднего звена – обученные за рубежом менеджеры, а у него всего-то техникум советского образца. Да и пожилым-то трудно назвать: не выпивает, курить лет пятнадцать назад бросил, в юности занимался классической борьбой, зимой с лыжами не расставался, ещё несколько лет назад около ресторана «Родня» его сразу две девушки приглашали с ними провести интересный вечер.
   Ещё державшийся несколько лет с советских времен «красный», как его тогда называли, директор обещал представить Пискунова к званию «Заслуженный машиностроитель», но с новыми начальниками это как-то постепенно забылось, а напоминать Василий Степанович считал для себя неудобным. Уйдя на пенсию, решил хлопотать о звании «Ветеран труда», но и тут, как говорит нынешняя молодежь, внучка тоже, облом: заглянул впервые в удостоверение к медали, а в нём отчество Семёнович. Те медали «За доблестный труд», приуроченные к столетию со дня рождения Ленина тогда давали многим, в их сварочно-окрасочном цехе сорок человек ей награждены, а сколько людей по заводу, району. В спешке и не так можно было напутать. Но вот теперь надо доказать, что это именно твоя медаль, запрашивать в архиве данные, хотя дело выеденного яйца не стоит – в их районе Пискуновых раз-два и обчёлся, и ни одного, кроме него, с именем Василия, а на заводе из Пискуновых трудилась только его мама.
   Привыкший всё буднее время с утра до почти средины второй смены быть на заводе, Василий Степанович на пенсии не знал, куда себя деть. Вставал поздно, не торопясь, завтракал, от помощи дочери в готовке горячих обедов категорически отказался, попросил только научить его обращаться с импортной стиральной машиной-автоматом, а гладить бельё его и учить не надо, ещё в армии перед увольнением в город всем своим друзьям парадную форму гладил. Записался в библиотеку, куда не ходил лет тридцать, с тех пор как повысили в должности из диспетчеров.
   Тратил он деньги по-прежнему: была ещё полна домашняя копилка, сберкассам он не доверял, обманутый дважды: в начале девяностых прошлого века и в дефолтовском августе его накопления страшно худели. Получаемую почти четырехтысячную пенсию тратил за полмесяца, не умея экономить на продуктах, выбирая качественное и дорогое, словно и не пенсионер. Поэтому и содержимое копилки с синенькими бумажками таяло как мартовский снег, да ещё траты на похороны и трое поминок, свой юбилей и помощь внучке.
   Когда жили ещё вдвоём с Таней, то всеми покупками занималась она, а теперь самому приходилось ходить по магазинам, выбирая для простоты готовки полуфабрикаты. Через полгода, когда исчезла вся заначка, пенсии уже стало не хватать, и сразу была освоена наука экономии. Но тут как назло цены на все к столу необходимые продукты стали быстро подниматься, даже предстоящие выборы в Думу и потом через три месяца президентские не могли их остановить, потом они замерли, но все прекрасно понимали, что это всё ненадолго. Василий Степанович даже на бумажке написал свою смету расходов, получилось в обрез – от пенсии до пенсии без страхового, на всякий случай, запаса, а ведь он обещал зятю и дочери, которая недавно всё же устроилась на работу, но всего-то простым газетным киоскёром, что будет иногда давать денег внучке на учебу.
   Вспомнил, что ему предлагали в родном цехе должность мастера на самом трудном участке, сварщики тут все почти алкоголики, но где взять хороших на такую зарплату. Позвонил Ольневу, тот на полном серьёзе предложил стать дежурным на воротах, которые надо открывать для прохождения окрашенного кузова в сборочный цех. Совсем недавно, полгода назад, он сам предложил это место уходящему на пенсию Юрке Дееву. Одногодки, только Юрке, его так и в шестьдесят называли, было не зазорно, ведь долгое время был маляром, а однажды, надышавшись вредных паров, чуть выжил и перешёл после больничного на автокару, но и он, видно, не выдержал новой работы. Не дослушав Ольнева, Василий Степанович бросил трубку.

   Снова Василий Степанович засел за расчеты. Новые одежда и обувь ему не нужны, имеющегося не переносить. Автобусом он может и не пользоваться, давно мечтал заняться для здоровья пешей ходьбой. Можно ещё отказаться от платы за кабельное телевидение: в городе недавно поставили новую высоченную телевышку, да и к различным телешоу у него давно отвращение, смотрит лишь новости да познавательные программы.
   На чем ещё можно сэкономить? Коммунальные услуги всё дорожают и дорожают, от их платы не откажешься. Теперь он живет один, а за все платить надо столько же, сколько и вдвоем платили, но пенсия-то одна. Да, тяжела коммунальная ноша! Электрочайник этот новомодный да микроволновую печь надо, если возьмёт, отдать дочери, ведь то же самое можно приготовить по старой привычке на газовой плите.
   Теперь больше всего пугают неожиданные траты. Вот на днях всем подъездом собрали деньги на пластиковый стояк, идущий по ванным комнатам, вместо насквозь проржавевшего железного. Заодно, пока работали слесари, Василий Степанович по примеру соседей протянул пластиковые трубы и на кухне – от газовой колонки и раковине и дальше в ванную.
   Потом лопнула водопроводная труба, два дня оставались без воды, только слесари течь в одном месте залатали, как трубу прорвало почти рядом, снова раскопка-сварка, так опять чего-то недосмотрели слесари – и опять течь.
Когда в третий раз стали закапывать траншею, работу пришёл проверить лично начальник ЖКО, хорошо знакомый Пискунову по прежним производственным совещаниям, когда тот был в должности начальника строительного цеха. Василий Степанович сразу к нему с претензиями по поводу некачественной работы коммунальщиков и холода в квартире прошлой зимой.
   - Критиковать вы гораздые, - привычно на такие разговоры с ним отвечал начальник ЖКО, - а у меня слесарей-сантехников, водопроводчиков и даже дворников треть необходимого, кто на такую малую зарплату согласится, а материалы для ремонта дорожают, где я денег на всё напасусь? Вот ты, Степаныч, пойдешь ко мне слесарем? Знаю, не пойдешь.
   - Почему же, - неожиданно для себя ответил Пискунов, - а вот и пойду.
   - Смеешься надо мной?
   - Серьезно говорю. Я, слышь, уже пенсионер, дома сидеть скучно, книги читать - глаза быстро устают.
   - Ну, удивил, Степаныч! Тогда по рукам! Приходи завтра в ЖКО оформляться.
   Так вот Пискунов и стал слесарем-сантехником. Руки у него не крюки, из нужного места растут. Многое и сам знал-соображал, а остальным сантехническим тонкостям от новых товарищей научился. Только вот через некоторое время оказалось, что дружбы с другими слесарями не получилось: с ними он не выпивал, в разговорах про водку и баб не участвовал, денег на вызовах с жильцов не брал. С ним даже хотели провести воспитательную, кулаками, беседу, да забоялись, всё же раньше начальником был, старые знакомства остались, могут для защиты пригодиться. Ну и пусть себе не пьёт, хоть один в бригаде будет ударник капиталистического труда! На том и порешили, оставив Степановича в покое.
   А зимой Пискунов ещё больше всех знакомых удивил, согласившись работать ещё и дворником, обслуживая по утрам три их девятиэтажки.
   Теперь он снова стал помогать внучке без ущерба для своего бюджета. Да и дочь, устроившись пока в газетный киоск и ожидая обещанной вакансии в бывшей «Союзпечати», получала, между прочим, больше зятя-учителя. Как-то раз Светлана принесла ему из киоска «Новую газету». Прочитал её от корки до корки, давно таких интересных газет не видел, поэтому за следующим номером сам пришёл к дочери, когда в киоске была её смена, и попросил ему оставлять эту газету постоянно. По телевизору даже новости смотреть перестал, ограничиваясь обзорами событий за неделю и аналитическими программами Марианны Максимовской и Алексея Пушкова. Далекий прежде от политики, Василий Степанович стал интересоваться как раз больше всего политическими вопросами и международным положением. Ему понравились действия Уго Чавеса, который задумал в своей Венесуэле строить социализм, ему импонировали события в Китае, где коммунистическая партия строила что-то вроде капитализма с человеческим лицом, ему захотелось жить в Италии, где, как говорят, пенсия в среднем составляет восемьдесят процентов от зарплаты. У нас так не будет, наверное, никогда.
   Про Италию ему рассказал директор школы Виктор Васильевич Махаев. В школе Пискунов не был с тех пор, как Света окончила одиннадцать классов. А теперь у школы, оказывается, юбилей – полвека.
   Да-да, он учился в третьем классе старой школы, состоявшей из двух деревянных домов с классами в проходных комнатах, когда их в ноябре перевели в новое, почти неподалеку, двухэтажное, с широкими окнами, здание. Неужели пятьдесят лет с тех пор минуло!
   И нынешний директор, его одногодок, тоже учился в этой же школе. С Виктором, ещё не Васильевичем, Пискунов даже в детстве некоторое время дружил – тот жил через улицу от Мастеровой. Может, по старому знакомству и забыл, что его бывший товарищ уже не начальник участка, пригласив его на юбилей как известного выпускника.
   Таких приглашенных на праздник оказался почти весь актовый зал. До торжественного собрания выпускники разных давних лет ходили по коридорам, разглядывая на стенах специально к юбилею подготовленные стенды с коллективными фотографиями классов. Себя, не с огромными сегодняшними залысинами, а с густой шевелюрой нашёл на коллективном снимке за 1961 год с подписью – 7 «А» класс. Сразу узнал свою любимую учительницу Лидию Петровну Дубкову, преподававшую русский язык и литературу. Какая она на этом чёрно-белом фото молодая! Гораздо моложе его, нынешнего!
   Торжественные, но по-современному короткие речи, подарки. Оглядев зал, Василий Степанович узрел несколько знакомых. Все при парадных костюмах, в галстуках. Почти год назад он тоже бы так, наверное, был бы одет, а теперь вот пришёл в свитере.
   Предстоял банкет для узкого круга лиц в кабинете директора, на который приглашён и Василий Степанович, но он после официальной части быстренько спустился в гардеробную, надев пальто и нахлобучив шапку, вышел на улицу.
   Там кучковалось несколько мужиков, кто-то из них обернулся и помахал приглашающее Пискунову – мол, давай, подходи в нашу компанию.
   Совсем другой контингент, не как в актовом зале. Несколько рабочих, знакомый мастер, они жили неподалеку от школы и, прослышав о юбилее, подошли к зданию просто так, из любопытства.
   Но разговор шел не о школе, а о прошедших выборах в Думу и предстоящем голосовании за президента.
   - Без разговоров о политики мы, русские, видно, не можем, - пошутил, поздоровавшись со всеми за руку Пискунов.
   Мужики обсуждали важные для себя вопросы: будет ли лучше в России в ближайшие годы, а если хуже, то на сколько. И, как уже не раз бывало, пришли к выводу, что от них всё равно ничего не зависит.
   - Я вот с удовольствием вспоминаю годы, которые так не устает критиковать правящая в Думе партия. Зюганова, слышь, ругают за разные, не при нём произошедшие плохие дела, - высказал свое мнение Василий Степанович.
Поддерживая его правоту, мужики решили все вместе сходить в магазин, взять водки, нехитрой закуски и зайти в соседний парк, который сами сорок девять лет назад и закладывали. Пискунов вежливо отказался, а собеседники и не настаивали, зная его неприязнь к вину.
   Трёхчасовое пребывание в школе – дома Василий Степанович уселся в чуть продавленное кресло у выключенного телевизора – навеяло приятное воспоминание о самой, на его взгляд, прекрасной поре в жизни любого человека: о детстве, незаметно переходящем в юность.
   Тогда о политике даже взрослые почти не думали, чего тут размышлять: социализм он и есть социализм, а скоро наступит обещанный Хрущёвым коммунизм, который уже не за горами. Заметны перемены и в их городе: рядом с только что школьниками заложенным парком вырос кинотеатр, куда билеты в кино на субботние или воскресные вечерние сеансы надо было покупать ещё утром, по соседству, перед стадионом построен Дом спорта и уже позднее к нему прибавился плавательный бассейн. «Но это было уже при Брежневе» - вслух поправил свои воспоминания Пискунов и удивился, что он уже тоже ветеран, который может нынешним школьникам рассказать о последнем шестидесятилетии развития этой части родного города.
   А вообще-то зря Хрущёва за пристрастие к кукурузе ругали, всё же прижилась она на наших полях. Птицефабрики и свинокомплексы, увиденные им в Америке, тоже он заставил у себя строить. А его панельные «хрущёбы» во многом решили квартирный вопрос, лучше такие тесноватые дома, чем бараки, которые удалось снести довольно такие поздно, они просто позорили город, гостей из области в те времена старались в тот уголок не завозить. Зато теперь какой тут прекрасный микрорайон!
   Или вот взять школы тех лет. Трудно учиться – иди в училище или в вечернюю школу заниматься, в институт мог поступить каждый. А вот его Светке надо у родителей каждый семестр деньги на плату за учёбу выпрашивать-напоминать. Поговаривают в народе, что скоро всё образование станет платным. Вот это будет беда бедой, нового Ломоносова не дождешься.
   Хрущёв бы в гробу перевернулся, узнав про нынешний вроде бы капитализм, без человеческого, разумеется, лица, а с бандитскими и олигархическими рожами. А, может, мы сами виноваты в случившемся с нами и со страной, которой теперь уже нет. Наверное, и вправду говорят, что когда к власти пришёл Андропов, он понял, что трудиться так, чтобы догнать японцев, при тогдашнем положении нам просто невозможно, люди приучились к благодушию. И вот он решил испытать страну диким капитализмом, чтобы люди взвыли от несчастий и уже стали сознательно строить под водительством умного человека совершенно другой социализм.
   Правда это или нет, сказать трудно, а вот у мужиков в памяти осталось от него только копеечное снижение цен на водку, марку которой острословы расшифровали так: Вот Она Доброта Коммуниста Андропова.
   С другой стороны, если пройти по городу, продолжал на следующий вечер размышлять Василий Степанович, снова усевшись напротив выключенного телевизора, можно заметить много построенных домов невообразимой порой архитектуры. А как старательно преображаются с современными этими сайдингами, металлочерепицами, пластиковыми окнами и другими материалами, про которых раньше и не слышали, у рукастых хозяев невзрачные некогда старые деревянные частные дома! И всё потому, что купить желаемый товар ныне не проблема, про любой дефицит давно забыто.
   Главное, нет недостатка в продовольственных товарах. Степаныч сам ездил на два дня в турпоездки в столицу, по которой была одна экскурсия – по магазинам. Анекдот ещё тогда ходил: Брежнев спрашивает у секретаря обкома партии о мерах по ликвидации дефицита колбасы. Тот докладывает, что меры приняты: в Москву выделен дополнительный поезд. Когда родилась Светка, то зятю приходилось выстаивать с утра длинную очередь за молоком, а то и ещё молодой дед, если вдруг в их магазине молоко кончится, выстаивал с ведёрком очередь в другом магазине. А сейчас молока хоть залейся.
   Да, жизнь на торговом уровне неизмеримо улучшилась, стало как за границей, а в те годы очень удивлялись обилию товаров ездившие туда по научным делам или по туристическим спутниковским путёвкам знакомые комсомольцы-горожане. А может, сейчас у нас даже стало лучше, чем у них. Только вот деньги на разнообразные покупки есть не у всех. Никто из знакомых, прикидывал Пискунов, не может купить ни квартиру, ни автомобиль-иномарку.
   Звонок в дверь. Пришла навестить дочь, принесла свежую «Новую газету». Степанович открыл сервант, в котором лежали деньги, припасённые для внучки, у которой появились непредвиденные родителями расходы – вся её университетская группа едет в Москву, Звёздный городок, Королёв и в Сергиев Посад.
   Дочь ушла, Василий Степанович открыл полюбившуюся газету, из которой он иногда делал вырезки с интересными статьями, в которых ещё для памяти подчёркивал понравившиеся мысли или значимые цифры: количество вымерших со времени перестройки деревень, прекративших работу колхозов и заводов, уменьшение рождений, увеличение погибших от поддельной водки... Вот и в этом номере нашёл что вырезать и подчеркнуть: «Число сирот в современной России превысило послевоенный уровень и ежегодно выявляется 120 тысяч новых детей-сирот». Сам, родившийся на следующий год после Победы, прекрасно помнит то время, когда все одевались нище, но были добры друг к другу, когда, только позови на помощь, тебя не забудут. Улица Мастеровая выросла за одно лето на таких вот помочах, когда приедут в воскресенье (субботы были рабочими) родственники из деревень, придут друзья из цеха, соседи и соберут к позднему вечеру из размеченных заранее только что ошкуренных брёвен дом. Даже ему, четырёхлетнему Васятке, находилось дело: деревянной лопаточкой протыкал в пазы мох.
   И все были счастливы. А сейчас куда ушла радость? Сам запутался в думах о том, когда было хорошо, а когда плохо, а если сейчас плохо, то когда будет лучше? А может правильно говорят, что голосуй не голосуй, всё равно получишь... А чего и на кого сетовать? Прав кто-то из поэтов, чьи строчки запомнились: «Времена не выбирают, в них живут и умирают». И, может, правы китайцы, желая недругам, чтоб они жили во время перемен.
   «Как-то растерялся я в мыслях» - подумал сам о себе Василий Степанович в третий вечер сидения у выключенного телевизора. И советские времена нравятся - не нравятся, и к нынешним тоже отношение двоякое.
   Наверное, это от неустройства собственной пенсионерской жизни. Те, кому хорошо, ругать действительность не будут. Светланке вот не над чем голову ломать, она о нашем советском якобы застое будет судить так, как сам он в детстве равнодушно слушал рассказы дедушки Михаила о гражданской войне, о том, как по долинам и по взгорьям шли дивизии вперед. Но ведь и дедушка Михаил, возвращаясь из Приморья, не думал, что ещё будут войны пострашнее. Так и Степаныч, изучая некогда на политзанятиях экономику капитализма, не мог предполагать, что на старости придётся постигать её на практике. А какие неожиданности ждут внучку, может, ей придётся через четверть века переучиваться на переводчика не с английского, а с китайского языка.
   - Мне кажется, вся беда в том, что нас само государство в своё время не приучало быть самостоятельными, - ответил Василию Степановичу, поделившемуся своими сомнениями с зятем Борисом.
   Тот зашёл к тестю под благовидным предлогом попросить очередной том Астафьева, а на самом деле дочь решила или сама или с помощью Бориса всё же регулярно бывать в квартире отца и при необходимости оказывать какую либо помощь. Василий Степанович, конечно, эту маленькую хитрость давно раскусил, но ему было приятно, что о нём заботятся, о нём беспокоятся. А у него силы хоть отбавляй, вот вчера начальник ЖКО попросил временно наводить прядок и около соседних с его девятиэтажными домами трёх пятиэтажек, тамошнего дворника после нескольких невыходов на территорию пришлось уволить. И Пискунов уже дал согласие, ему не трудно, не телевизор же смотреть весь вечер. Вот и дни теперь его будут полностью заняты: утром, до смены, уборка одной территории, потом день по вызовам, вечером снова за метлу и совок.
   А Борис продолжал развивать свою мысль:
   - Вот и меня в пединституте учили только преподавать, что я ещё умею – лишь водить машину, но вот отремонтировать её как следует, случись что серьёзное, не смогу, самому квартиру отремонтировать, а ведь скоро придётся за это браться, тоже не смогу, ни другими особыми делами по хозяйству заняться с детства не приучен. А вот молодёжь наша, мои же недавние ученики, уже каким-то делом занимаются, при деньгах, а некоторые, как например Смольянинов, я ему тройки из жалости ставил, на личных иномарках ездят. Как они все быстро приспособились!
   Раздался телефонный звонок. Это Ольнев, извинившись и долго оправдываясь, сообщил, что тогда был не прав, теперь он может предложить должность мастера участка сварки остовов, тем более, что теперь мастерам и оклады, и премиальные увеличили.
   - Нет, слышь, мне и в ЖКО теперь хорошо, - ответил Василий Степанович. Хотел положить трубку, но, поглядев на Бориса, продолжил разговор. – Впрочем, кандидатура на эту должность у меня, если не возражаешь, есть – своего зятя рекомендую: высшее образование, сорок два года, я его за две недели, пока с прежней работы уволится, теоретически натаскаю, - снова посмотрел на Бориса, то согласно кивал головой.- Что? Зять согласен.
   Завершив разговор, Василий Степанович посмотрел на Бориса:
   - Приходи завтра в это же время. Ольнев посоветуется с начальником цеха и даст окончательный ответ.
   Ответ был положительным.
   - С ремонтом теперь придётся до следующего лета подождать, зато и денег мы с Ольгой накопим, не учительская, чай, будет зарплата, да будет у нас не просто переклейка обоев, а самый настоящий, как ныне говорят, евроремонт, - обрадовался приятному сообщению Борис. - Теперь, Василий Степанович, учите меня быть мастером.
   Борис ушёл домой поздно вечером, Пискунов усевшись в кресло, включил телевизор, по НТВ шла криминальная хроника: в Челябинске взорвался от утечки бытового газа дом, в Перми захватили группу бандитов, накануне жестоко убивших бизнесмена, в дорожной аварии погиб известный киноартист... Василий Степанович нажал на красную кнопку пульта, экран потемнел. Лучше вот посидеть просто так, подумать о своём, стариковском...