В. Журавель Дикий атом 20 лет спустя... - продолже

       
       Cломанная жизнь


       «ЧEЛОВЕК ОБЯЗАН помогать другим: это – мой незыблемый завет, моё послание, моё личное твёрдое убеждение. Улучшение отношений между человеческими существами – посредством личностного вклада в достижение этой цели – фундаментально».
ДАЛАЙ ЛАМА – XIV

 
       В последние годы в среде переселенцев из чернобыльской зоны распространилась тенденция хоронить умерших близких на своей малой родине. Т. е. там, откуда их, в своё время – против их воли – вывезли. Объявив, что, мол, вывозят – из городов – на три дня. Из сёл – на три месяца. А оказалось – навсегда…

       Умирая, люди просят погрести их, пусть и в заражённой, но самой родной для них земле, по которой, до последнего биения, тосковали в вынужденном изгнании, их измученные сердца.
Из разных уголков Украины, в разное время года, следуют к своей последней на земле дороге – пустынной чернобыльской трассе – бывшие коренные жители древнего Полесья. Одного из первых европейских мест, где от 25 до 30 тысяч лет тому назад (т. е. ещё во времена ледникового периода!), поселились люди.
       Следуют в безмолвии.
       В качестве скорбного груза…
       Опускают их тела в могилы без речей и оркестров. Лишь с немыми вопросами, застывшими в выплаканных глазах хоронящих: «Удастся ли когда-нибудь посетить затем этот надгробный холмик? Да и отыщешь ли его впоследствии в этих, уже сейчас непроходимых лесных дебрях?..»

       Кладбища, расположенные в чернобыльской зоне, до сих пор намного больше заражены радионуклидами, поскольку находятся в местности, густо поросшей не только буйными травами и кустарником, но и высокими деревьями. А, именно высокие деревья в Зоне, накапливают больше всего радиации. К тому же, кладбища в Полесье, где подпочвенные воды, как правило, располагаются вблизи поверхности земли, издревле устраивались на возвышенностях, что делает вершины кладбищенских деревьев первыми из своеобразных барьеров, приёмников и накопителей радионуклидов.
       Не нужна никакая статистика, чтобы понимать, что уровень смертности среди бывших крестьян, проживавших прежде в окружных сёлах – как вблизи, так и в отдалении от Чернобыльской АЭС и городов Чернобыль и Припять, то-ждественен – если не выше – уровню смертности среди ликвидаторов и других категорий особо пострадавшего населения. Поскольку эвакуировали крестьян, живших в 30-километровой зоне, не в первые дни, а через неделю после начала аварии.

       По мере запоздалого осознания смертельной опасности и размеров разразившейся ядерной катастрофы, ответственные руководящие лица очерчивали в то время, вокруг эпицентра взрыва, круги радиационной опасности:
1-й круг – на расстоянии 3 км от взорвавшегося 4 реактора;
2-й круг – на расстоянии 10 км;
3-й круг – на расстоянии 30 км.
Территорию внутри этих кругов и назвали впоследствии
Чернобыльской Зоной Отчуждения.
       Данная территория принадлежит Украине и Белоруссии.
       Со стороны Украины она, на всём протяжении, ограждена колючей проволочной сеткой, со стороны Белоруссии – лишь частично.
       Местных сельских жителей из 30-километровой зоны эвакуировали, как уже было сказано, спустя неделю. Всё это время, из-за отсутствия информации и предупредительно-охранных мер со стороны государственных административных структур и органов, те вели их обычный образ жизни:
-занимались весенними сельскохозяйственными работами на полях, лугах, огородах, животноводческих фермах и т. д.
-употребляли в пищу первую, проклюнувшуюся из земли, зелень; мясо домашней живности; молоко и молокопродукты от коров, выпасавшихся всю неделю на открытых пастбищах…
       Т.е., находились целую неделю (!) в радиоактивной окружающей среде и питались продуктами, заражёнными радионуклидами.
 
       После начала эвакуации, по сёлам и городам по много часов подряд находились и тысячи ликвидаторов. Работавших на дезактивации заражённой территории и всего, что на ней находилось. Отряды дезактиваторов – армейские и гражданские – мыли пенными растворами и водой дороги, приусадебные постройки, сады. Как оказалось впоследствии, это не принесло положительных результатов.
       Насколько все эти люди были облучены за тот период, им никто никогда так и не сказал. Да к тому времени, когда в бывшем Советском Союзе, – не без влияния мировой общественности – стали чуточку приподнимать завесу секретности над Чернобылем и признавать факт отравления радиацией миллионов людей, многих из них уже не было в живых. Т. е. и говорить-то уже было некому…
 
       Между тем, дальнейшие измерения степени заражённости окружающей среды, показывали высокую концентрацию радионуклидов и за пределами 30-километрового круга. В последующие месяцы началась эвакуация людей и из-за Зоны Отчуждения. С огромных площадей территорий Украины, России и Белоруссии.
       До конца сентября 1986 года 116 000 человек гражданского, ни в чём не повинного населения, навсегда лишились своих родовых гнёзд не только в Чернобыле и Припяти, но и ещё в 188 населённых пунктах. Во свей Украине оказались подвержены заражению радионуклидами 2 218 городов и сёл с населением в 2,6 миллиона человек.
 
       Что знали в то время мы, жившие в других областях и регионах Украины, вдали от Чернобыля?

       1986 год был периодом, когда в бывшем Советском Союзе, отдельные должностные лица, из числа политиков и экономистов пришли к пониманию того, что, существовавший тогда государственный социалистический строй с, так называемыми «государственными закромами», (отчего-то считавшими-ся – бездонными…) полностью себя исчерпал. И спасти, вконец оголодавший народ, десятилетиями стоящий в длиннющих очередях за куском «докторской» колбасы, может только он сам. (Не буду вдаваться в дальнейшие перечисле-ния отсутствовавших в то время, жизненно необходимых, продуктов питания. Поскольку в странах экс-Союза ещё живы поколения, помнящие то унизительное, так называемое, «равноправное» существование советских народов, а в странах Запада – анекдоты на эту тему…)
       Применив в государственной политике известную пословицу «Спасение утопающего – дело рук самого утопающего!», тогдашние советские властные и исполнительные органы и структуры, инициировали широкую кампанию пре-доставления городскому населению – во временное пользование – небольших участков земли для ведения частного садово-огородного хозяйства. Т. е. – для обеспечения себя и своих семей продуктами питания.
       В свободное от обязательной работы время…

       Обрадованный городской люд, многие поколения которого – со времён революции 1917 года и последующих, тотальных конфискаций и национализаций – не имевший в личной собственности практически никаких материальных благ и ценностей, тут же привычно выстроился в длинные списочные очереди на производствах и в местных административных учреждениях, для получения заветных земельных наделов.
       Размер участков, в соответствии с государственными циркулярами и ука-зами, не должен был превышать 6-ти соток. А размеры частных строений на них, (ибо народ, за годы тоталитарного режима всё же не позабывший вековую формулу: «Человек должен построить дом, родить ребёнка и посадить де-рево», споро хватался за новостройки…) не должны были превышать 2х2,5 метров кв.
       Именовались эти сооружения на клочках выделяемой земли – в официаль-ной документации – «Укрытиями для садово-огородного инвентаря». Т. е. даже домиками их, вроде-бы, как нельзя было именовать!
       Было бы сказано!
       Люди, правдами и неправдами получая и само- захватывая участки, при-нимались не только сажать огороды и сады, но, тут же вовсю «доставать» строительные материалы и споро возводить капитальные домики.

       Человеку из стран западного мира непросто это представить и понять, но жизнь в бывшем Советском Союзе была, нередко, сопряжена с такими противоречиями и абсурдными ограничениями, что иногда, даже законопослушные граждане, вынуждены были сознательно идти на нарушение существовавших тогда законов.
       К примеру, разве не купил бы человек строительные материалы для сооружения того же «Укрытия…», будь они в свободной продаже? Но в торговой сети бывшей Советской страны, не было в те годы абсолютно ничего: ни цемента, ни древесины, ни – тем более, кирпича, черепицы, бетонных блоков… Ведь моно-полия на капитальное строительство, – как и на землю, торговлю и на многое другое – принадлежала исключительно государству!
       Но люди, используя неожиданно наступивший момент послабления в жёстком режиме и, правдами и неправдами, «доставая» необходимые материалы – строились!

       К примеру, в моём родном городе, где средний возраст жителей в тот пери-од едва приближался, в среднем, к 30 годам, а половину населения постоянно составляли дети; городе, основанном в 1961 году в не плодородной степной зоне на Полтавщине, – в связи с обнаружением в её недрах железорудных залежей и началом их промышленной разработки – многие горожане быстро и без сожа-ления, оставили их основной вид отдыха – выезды в выходные, (с ночёвками и без-), на живописные острова и берега близлежащих рек Днепр и Псёл и, по шутливому их выражению: «Закопались на дачах…»
       Именно так, «дачами» стали называть, облагораживаемые нелёгким тру-дом горожан, солончаковые, заболоченные, каменистые и другие непахотные и непригодные для промышленного и жилого строительства, почвы, которые им выделялись.
       Правда, ввиду прогрессивности и энтузиазма местного городского руководства, данный процесс здесь начался несколько раньше – где-то с 1982 и за несколько лет молодой город, страдавший прежде от ветров-суховеев, задувавших вездесущий песок в каждую щель, уже был в окружении массивов зеленых садов и множества дачных домиков. Которые, невзирая на, продолжавшие дей-ствовать в стране запреты, возводились всё больших размеров. Как вширь, так и ввысь.
       Правда, не обходилось иногда без печальных, хотя и немногочисленных случаев, когда руководство городского Совета вынуждено было принимать – под давлением свыше – абсурдные решения о ликвидации уже возведённых вторых этажей в дачных домиках.
       Что выполнялось самими «ослушниками» и «нарушителями».
       Не – без слёз… Ибо в дачи вкладывались не только каждая заработанная людьми копейка, тяжкий ручной труд и всё свободное от работы время.
       В них, поистине, вкладывалась часть души.
       Часть сердца, воодушевлённого радостью созидания…
       Радостью добровольного, а не принудительного труда.
К числу дачников-энтузиастов принадлежала и я.

       Найдя единомышленников среди своих друзей и объединившись четырьмя семьями, мы обустроили себе дачные участки в 12 км от города. На самом берегу Днепра! Вбухав в прибрежную заболоченную полосу немыслимое количество самосвалов камня с местного рудного карьера, насыпав на него полуметровый слой песка, (как оказалось впоследствии надо было сделать ещё и прослойку из глины между песком и чернозёмом, чтобы вода из поливочной системы задерживалась, а не уходила сквозь песок, словно сквозь сито…), а затем – чернозёма и разровняв всё это бульдозерами, мы получили ровный как стол, приличный кусок земли около 45 соток.
       По-братски разделили участки и самозабвенно накинулись на непривыч-ную для нас, крестьянскую работу по их освоению. По ходу обустройства, изучая первые азы садово-огородной культуры, посвящая «своей земле»» ка-ждую минуту свободного времени и помалкивая перед знакомыми о размерах наших дач…
       Радостно было наблюдать за ростом растений, посаженных собственными руками, ухаживать за ними, срывать первые плоды.
       Два моторных катера, имевшиеся в то время, в моей семье, частые прогулки на них по Днепру, рыбалка и отдых с ночёвками на островах, которым мы раньше постоянно предавались, были без сожаления оставлены. В пользу дачи.


       В субботу, 26 апреля 1986 года, я с детьми-подростками: дочерью и сыном, как всегда в выходные, поехала на дачу.
       Никаких особых сообщений с утра по радио, – которое в моём доме ни-когда не выключалось, поскольку я привыкла, занимаясь домашними делами, слушать новости, следовавшие, как правило, каждые полчаса – не было.

       …Светило яркое весеннее солнце.
       Высвистывали неугомонные камышовки, перелетая и раскачиваясь на увенчанных пушистыми метёлками сухих стеблях прошлогоднего камыша, соломенной гривой отделявшего дачу от Днепра.
       Шумно плескалась – в заросшей камышом мелкой заводи, подступающей к самому подножью участка, – нерестившаяся там рыба. Вызывая восхищённые комментарии сына:
       – О! Наверное – щука! А это… видно зеркальный карп! Ничего себе – хвост! Видели?! – и он, то и дело, мчался по – разделяющей участок надвое – узкой тропинке вниз, к заводи. На, находившийся там, как раз по центру участка, плоский, почти метрового диаметра, гранитный гигант. Всматриваясь с него вглубь, в надежде увидеть не только многочисленные стайки мальков, беспре-станно круживших всегда вблизи камня, но и крупных рыб.
       Камень, как нельзя удачнее свалился прямо в воду с самосвала при засып-ке дачи. Приладив затем к нему ступени из меньших камней, мы получили «изюминку дачи» – устойчивую площадку из природного камня, которая то покрывалась водой, во время приливов в реке, то выходила на поверхность, до горяча нагреваясь под солнцем.
       Занимаясь в тот день разбивкой и посадкой грядок, умиротворённо вос-принимала звуки окружающей природы и, вплетающиеся в них, весёлые голоса детей. Копошившихся скраю дачи. На их собственных грядках. (Обустроив землю, в моей семье был заведен порядок, когда детям, уже с шестилетнего возраста, выделялись грядочки в их «личное пользование». Где дети сажали то, что они хотели, неся при этом ответственность за выращенные растения. Т. е. поливали, пропалывали грядки. Так, в форме полу-игры, они приучались к тру-ду. Приобщаясь при этом – в естественной, ненавязчивой форме – и к знаниям об окружающем растительном мире).
 
       …Радовали в тот день сердце и взор, распускавшиеся нежные листики на молодых деревцах и плодоягодных кустарниках. Радовала и площадка с развёрнутым строительством.
       Строительством отнюдь не «укрытия для садово-огородного инвентаря», (которое уже имелось на тот период в виде обустроенного и утеплённого вагончика с тамбуром), а настоящего кирпичного дома. С, уже готовым на то время, бетонно-блочным гаражом для машины, в заниженном уровне почвы, и с площадью дома, в несколько раз превышающей все из допустимых государственных норм и стандартов…
       Желание иметь собственное семейное гнездо с садом, (даже если уже и имелись благоустроенные – но, государственные… – квартиры); желание пребывать на земле и природе, а не в одной из ячеек перенаселённых, много сотовых железобетонных высоток, было у многих настолько сильным, что наи-более отчаянные уже и вовсе не хотели считаться с, всё ещё действовавшими в государстве, ограничениями и запретами и шли на риск.


       …Из неожиданно наплывшей тучки, внезапно пустился «слепой дождь».
       – Дети, живо в вагончик! – тут же скомандовала и, проводив их взглядом, когда они послушно помчались под крышу, сама осталась на грядках, продолжая их засевать. Обрадовавшись, что не надо будет затем вручную, поскольку поливочной системы на даче ещё не имелось, поливать посаженное.
       – Как удачно пошёл! – думалось. – Да ещё – такой тихий, тёплый…
       Густые струи иссякли так же внезапно, как и появились. И умытая дождём природа ещё ярче зазеленела под сияющим солнцем, ещё звонче зазвенел гармо-ничный хорал птичьего щебета.

       Воскресный день, как и суббота, тоже был спокойно проведен на даче.
Радио, прослушанное перед отъездом на дачу субботним утром и, после возвращения с неё, воскресным вечером, ( т. е. 26 и 27 апреля), работало в обычном режиме: полчаса или 40 минут – музыка, затем – блок информации. Без особых новостей. Блок музыки – блок информации. Как всегда…

       Только в понедельник, знакомый, работавший руководителем в одной из структур Министерства внутренних дел, сообщил «по секрету»:
– В воскресенье всех сотрудников горотдела милиции и пожарников соби-рали по тревоге.
– Что случилось?
– Что-то – в Чернобыле… На атомной станции. Пожар или взрыв… Пришёл какой-то приказ, который даже нам не зачитали, и нас срочно посылали соби-рать по островам и отправлять в город, всех отдыхающих. И – смех, и – грех!!! Нам ведь приказали ничего им вообще не объяснять… А как тут, без объясне-ний, убедишь людей срочно прерывать отдых и отправляться в город?..
– По какой-такой причине?! – кричат. – Не говорите почему – не поедем и всё тут!
       – В общем, такого за день наслушались!.. Некоторых, из особо упиравшейся молодёжи, силком приходилось тянуть к катерам да лодкам… А кое-кого – и в милицию доставляли. Где замеряли радиацию…
       – Что-о?!
       – Да, да. Радиацию. Из рудника привезли дозиметры. Я и сам-то их впервые увидел. Говорят, японцы, посещавшие наш карьер, оставили несколько штук… Они-то без дозиметров ни на территорию рудника, ни в карьер – ни шагу!
       Так у некоторых, из числа отдыхавших, особенно у тех, кто ночевал по островам в палатках, (а среди них были и такие, что выехали на Днепр ещё с пятницы…), и кто в субботу и воскресенье рыбачил в лодках, столько радиации было на волосах, теле, купальниках и другой одежде, что датчики зашкаливали и отключались!
       Да ещё тот дождь, что был в субботу, столько, говорят, всего принёс… Туча ведь, якобы, шла из Чернобыля.
       – О, Господи! Хорошо, что я хоть детей-то отправила в вагончик! – проле
тело в мыслях.
       Словно увидев себя посреди дачи. Под тем, тёплым и тихим, дождём…


       Спустя несколько дней, руководство городских медицинских учреждений получило распоряжение о срочной выписке из стационара тех пациентов, кого, можно было долечивать в амбулаторных условиях и немедленной подготовке всех отделений к «возможному массовому поступлению больных».
       Из Чернобыля.
       С первых майских дней, во ввергшейся в критическую ситуацию стране, безостановочно завертелся механизм всевозможных мер, направленных на борьбу с разрастающейся катастрофой.
       На местах, срочно создавались оперативные руководящие штабы и мобильные бригады медиков, спасателей и т. п.
       Военными комиссариатами Украины призывались, по срочным повесткам, десятки тысяч «запасников». Имевших профессии: водителей грузового автотранспорта, автобусов, бульдозеров, экскаваторов, передвижных подъёмных кранов, катков и т. д.; бетонщиков, сварщиков, плотников, каменщиков; медработников, поваров и др.
       Их отправляли в Чернобыль, зачастую даже без уведомления последними, их родных. Отправляли постоянно, во многих случаях – на своей же автотехнике. Отправляли, как на ликвидацию последствий взрыва и пожара, так и на строительство железобетонного укрытия над взорвавшимся реактором. От возвращавшихся из Чернобыля, в лексикон народа вошли два, наполненные зловещим смыслом слова: саркофаг и зона.
       Такие ведомства, как – относящиеся к Министерству Внутренних дел – милиция и пожарная охрана формировали в своих подразделениях собственные отряды, которые также отправлялись на разные сроки в Чернобыль.
       Как и – действующая армия, с первых же часов после взрыва, бросившая 18-20-летних солдат срочной службы, в радиационный ад.
       Как и – спасатели.
       Как и, не оставшийся в стороне, КГБ. И даже среди сотрудников этого все-сильного, как многие считали и считают, ведомства тоже, далеко не все были посвящены в степень опасности ситуации. Первоначально и среди них многие не знали о невидимой смертельной радиации. И многие из сотрудников КГБ тоже погибли или же стали инвалидами и невыносимо страдают до сих пор. Как и другие облучённые.

       Через какое-то время развернулась широкая кампания сбора средств среди населения. А на всех, без исключения, предприятиях, в организациях и учреждениях всех пятнадцати бывших союзных республик СССР, – отчислений с зарплаты работников, (не только на их добровольных началах, но – и в обяза-тельном порядке через бухгалтерию), и в целом, от производственных структур, в Фонд Чернобыля.
       Делалось это не единожды.
       Годами…
 
       Огромные расходы Украина несла не только в пределах самой Чернобыльской Зоны.
       Тяжесть последствий легла не только на бывших её жителей, но и на весь украинский народ.
       Так, водозаборные станции и водоочистительные комплексы населённых пунктов, расположенных в Приднепровской Низине, по руслу Днепра до самого Чёрного моря и питавшихся из этой главной в стране водной артерии, а также, из вытекавших из неё меньших рек – были взяты под особый контроль, с введением режима выполнения постоянных дополнительных анализов и осу-ществлением массы предупредительных мер.
       Вскоре началась сложная работа по переориентировке систем водозабора и водоочистки, по возможности, из Днепра на малые реки и не сообщающиеся с ним озёра. Разумеется, если вода из них могла быть использована в качестве питьевой и для бытовых человеческих нужд.
       Строились и оборудовались водозаборные и водоочисные насосные станции, каналы, дамбы, обвалования; прокладывались многокилометровые водопроводные сети…
 
       Вначале был установлен запрет на рыбную ловлю в реке Днепр и его рукавах; затем – охоту на диких птиц и животных; сбор грибов и ягод.
       Зоны отдыха на обоих берегах были надолго закрыты. Пользование в акватории Днепра частными лодками и катерами – запрещено. Вследствие чего огромная флотилия моторных лодок и катеров годами оставалась бездействующей или, за ненадобностью, предавалась сдаче в металлолом или огню собственными руками их владельцев.
       В набережных городах, питавшихся прежде из рек, стали буриться скважины для забора из них питьевой воды. Так, в моём 55-тысячном городе на Днепре, жилищный комплекс которого состоял в то время исключительно из многоэтажных домов в пять и девять этажей, это происходило следующим образом: в каждом дворе бурилась скважина и, тут же устанавливался ручной насос. К неописуемой радости детворы, поскольку это происходило в летнее время, а на-сосом могли пользоваться все, кто пожелает, (была бы только силёнка накачать из него воду…) и под скептически-мрачные замечания взрослых:
       – Да разве эти насосы спасут-то нас, если дойдёт и сюда радиация?.. Нас-то, жильцов дома, во-он сколько, а воды из этого насоса – мизер… Детям разве что, поиграться-побрызгаться! А зимой? Они ведь замёрзнут и всё тут. Никакой тебе воды! Только деньги в песок гробят!!!
       Пророчества не сбылись.
       Насосы перестали работать через… 2 – 2,5 месяцев.
       Т. е. даже не доживя до зимы. Город построен в основном на намывных грунтах, на железобетонных сваях. И те примитивные насосы, главными из компонентов которых были уходящие вглубь длиннющие несколько дюймовые трубы, тотчас же замулились песком. Ни доставать их, ни прочищать и ремонтировать никто так и не пытался. Через несколько лет рабочие ЖЕКов посрезали сваркой «верхушки», чтоб не мозолили людям глаза, да и только.
Следует заметить, что, как рабочие и специалисты, устанавливавшие тогда данные насосы, так и администрация моего города прекрасно понимали всю бесполезность данной операции, но…
       Этих «но…» было в те годы немало.
       Главенствующими из которых были: режим беспрекословного подчинения вышестоящим инстанциям в рамках тогдашнего советского государственного строя; и – нехватка средств на закупку за рубежом подходящего для данной ситуации механического оборудования. А в стране в то время имелись только вышеназванные ручные насосы.
       Предприятия и организации терпели огромные убытки, как из-за отправляемой в Чернобыль техники и оборудования, которая обратно, как правило, не возвращалась, (из-за большой заражённости в процессе работы её оставляли на чернобыльских свалках-могильниках. Хотя и не всегда. О чём – впереди…), так и из-за постоянного отрыва от производства большого числа работников.
       Население, и прежде десятилетиями не имевшее полноценного питания, снова лишилось возможности употреблять в пищу множество продуктов. В частности, самопроизводящихся в природе: рыбы из местных водоёмов, лесных ягод, грибов, дичи.
       Не рекомендовалось употреблять в пищу и овощи-фрукты, выращенные на дачных, особенно набережных, участках. А тем более – пользоваться для полива садов и огородов, водой из Днепра и других рек и озёр.
       Вследствие Чернобыльской атомной катастрофы, в трёх наиболее постра-давших странах, были сразу выведены из эксплуатации огромные площади пахотных чернозёмных земель: свыше 1 000 000 гектаров в Украине, 464 000 га – в Белоруссии и 300 000 га – в России. Однако зона заражения радионуклидами почвы расползается и, по данным за 2006 год, в Украине уже были заражены 5 000 000 гектар замли, где жили и производили сельскохозяйственные продукты более 3 млн. человек.

       Как государственный, так и местные городские бюджеты трещали по швам из-за непредвиденных огромных расходов, связанных с катастрофой. Вследствие чего, годами, вынужденно урезались статьи расходов на образование, культуру, развитие локальных инфраструктур и т. д.


       Народное хозяйство трёх стран, но, в особенности – Украины, понесло, из-за катастрофы на Чернобыльской атомной электростанции, колоссальные потери. И продолжает нести их до сих пор.
       * * *


       Знобящая тишина
       
       Не узнаю своей земли
       Природы в ней не узнаю…

 
       30-километровую Зону Отчуждения вокруг Чернобыльской Атомной Станции нельзя заселять людьми на протяжении 300 лет. За этот период произойдёт полураспад цезия и стронция и их количество снизится на этой территории до безопасного уровня.
_ 10-километровая зона вокруг Чернобыльской Атомной Станции не должна заселяться на протяжении огромного, необозримого временного периода. Из-за плутония -239. Поскольку период его полураспада длится 24 110 лет, а тридцать полураспадов, необходимых для снижения там радиации до безопасного уровня, составляют 723 300 лет.
       Однако и эта цифра не конечная. Поскольку, в процессе цепной реакции распада трансурановых элементов, образуются новые, с собственными, лишь им присущими качествами и периодами распада. Так, америций образующийся в процессе распада плутония, порождает, в свою очередь, химический элемент нептуний-237, период полураспада которого исчисляется 2 000 000 лет. Только – полураспада…


       Кто-то и до сих пор считает, что проблема Чернобыля – проблема лишь Украины.
       По моему глубокому убеждению, это далеко не так. Проблема Чернобыльской атомной станции – глобальная, Вселенская. Как бы в мире не закрывали на неё глаза и, как бы в мире это не отрицалось.
       Безусловно, каждый имеет право на своё собственное мнение.
       И каждый сам выбирает, что ему делать в этой жизни.
       И в какие игры играть: в – карты, в – лото, в – масштабные военные
игры, – когда вооружённые до зубов армии ввергаются в другие страны под ложным знаменем «миссии мира», или – с целью наживы – в не прекращающееся внедрение полу изученных и не поддающихся обузданию, – как слишком запоздало выяснилось – ядерных технологий.
       Все, повторяю, имеют право выбора… Света или – Тьмы.
       Добра, или – Зла.
 
       Не имели его, как не имеют и до сих пор, лишь люди, подпавшие – по причине чужих игр – под чудовищную, непреодолимую силу смертоносных термоядерных энергий. Разрушивших – во множестве – человеческое счастье, здоровье, семейный быт.
       Ликвидаторы и переселенцы…
       Мобилизованные простые военнообязанные…
       Мирное гражданское население…
       Миллионы обездоленных, неизлечимо больных людей.


       …Ясным октябрьским утром, пришедшим на смену череде дней с затяжны-ми дождями и туманами, мы с Д. Рибони ехали в Чернобыльскую зону.
       Киевская гостиница, где ночевали, показалась нам, всего за несколько дней перед тем приехавшим из тёплой Италии, слишком прохладной. Во всяком слу-чае, я, уступив Рибони, как гостю, единственный бывший в ней свободным, одноместный, с мягкой мебелью, номер, с трудом скоротала ночь в, холодном и неуютном двухместном, живо напоминавшем мне студенческие общежития советских времён.
       Несколько раз за ночь просыпалась от холода.
       А может – и от тревожных чувств. Поскольку многие из друзей, живущих в Украине, едва услышав о намерении, решительно отговаривали меня от посеще-ния Чернобыля. Утверждая, что там, мол, – как и прежде – всё ещё опасно…
Дочь, тоже приехавшая со мной из Италии, где мы с ней проживаем уже несколько лет и которая, невзирая на интенсивную занятость в театрах Италии и гастроли по разным странам, где исполняет главные роли сопрано в оперных спектаклях и концертах, тем не менее, всегда участвует и в моих междуна-родных культурно-просветительских и благотворительных проектах, тоже старалась убедить меня не ехать в Чернобыль.
– Организуй всё для Рибони и останься ждать его в Киеве.
– А – язык?

– Он ведь приехал фотографировать? Это можно делать и не владея языком! Тебе за это денег никто не платит и ты не обязана туда ехать! – с присущей ей прямолинейностью, категорически заявляла дочь.
– Мало тебе твоих болезней? – не сдавалась, при моём помалкивании. – Если не хочешь подумать о себе, тогда подумай о нас с братом!

       Сын, больше нас сведущий о реальной ситуации в Чернобыле, поскольку проживает в Украине, тоже уговаривал до самого моего отъезда в Киев:
       – Мама, ну подумай ещё… Пожалуйста… Почему ты хочешь туда ехать? Кому это надо?!
– Может – людям… Если напишу потом книгу.
– Людям… Никто им не поможет! Подумай, пожалуйста, мама…

       Обещала подумать.
На всякий случай, уже упаковав в дорожную сумку запасную обувь и одежду…

       ...Пока Рибони шумно устраивался на нескольких задних сидениях белого «Фольксвагена», – присланного за нами из агенства «Чорнобильінтерінформ» по предварительной договорённости с руководством Государственного Департамента Зоны Отчуждения – спрашиваю Петра Сташука – водителя «фольксвагена», (который, скажу, забегая вперёд, оказался очень толковым, внимательным и пунктуальным человеком), о сопровождающем. Заявленном в, отправленном мною за неделю до поездки, факсе в Госдепартамент.
– Или вы – в едином лице?
– Нет. Я – только водитель. Сопровождающий ждёт нас в Чернобыле.
– А там – опасно? – тотчас выскакивает, мучающий не один день, вопрос.
– Мы же – ездим…– неопределённо отвечает Сташук.

– Да я к тому, что… – смущаюсь под внимательным взглядом тёмних глаз. – Вобщем… я взяла с собой запасную обувь, чтобы затем оставить её ТАМ и некоторые вещи… Надо ли переобуваться-переодеваться? Что скажете?
– Были у нас тут однажды американцы…– сдержанно улыбается Пётр. – Так они – до трусов переодевались. Все вещи, при выезде из Зоны, побросали… До сих пор их там вспоминают… – улыбка становится шире. И тотчас, словно стерев её с лица, заключает:
– Мы – не переодеваемся. А прошлый год тоже группа приезжала. Фильм там снимали. Жили спокойно неделю в гостинице в Зоне. А потом взяли од-нажды да положили на крышу дозиметр, а он им такое выдал! Так они мигом убежали оттуда.
– Ну ладно! – решительно взбираюсь на переднее сидение. – Авось ничего не случится! Мы ведь – не на неделю… Поехали?
– А-а… А ваш... – едва начав, водитель деликатно замолкает, не зная кем мне приходится и как ему следует называть моего спутника, представляя кото-рого я назвала лишь имя.
– Сотрудник – отвечаю на невысказанный вопрос. – Синьор Рибони, всё в порядке? Отправляемся? – обращаюсь к тому по-итальянски.

       – Si, si! – бодро откликается тот, уже полулёжа среди, возвышающегося горой, топорщащегося и шелестящего как брезент, рыжего его спецплаща с правой стороны и дорожной сумки, видеокамеры, фотоаппаратов и пакета с бутылкой водки и закуской, которыми мы, на всякий случай, запаслись накануне в супермеркато, с левой.
       – Tutto ; perfetto! Andiamo!
 
       Расстояние от столицы Украины, древнего города Киев, (население – более 2,5 млн. жителей. Киевская область – более 4, 5 млн. жителей), до Чернобыля – 135 км.
       Города Чернобыль и Припять, как и ЧАЭС, расположены на правом берегу живописной реки Припять, длиной в 710 км, впадающей в Киевское водохранилище.
       Между Чернобылем и Припятью – расстояние в 12 км. Но промышленная зона Чернобыльской Атомной станции была расположена, в своё время «мудрыми головами», именно между этих двух городов. Один из которых, Чернобыль, представляет собой старинный город, расположенный на территории, где в давние времена, селились племена людей. Охотников, рыбаков. В процессе эволюции прошедшие разные исторические периоды цивилизации и культур-но-социального развития.

       О предках жителей данной территории имеется упоминание ещё в трудах греческого патриарха древней истории, Геродота. В более поздних историче-ских описаниях, эти люди назывались древлянами и именно они, как считается, входили в число племён, основывавших и развивавших вместе с «варягами» (норманнами), город Киев – столицу издревле мощного, прославившегося впоследствии на весь мир своей высокой культурой и духовностью, античного славянского государства.
       Киев – удивительной красоты город, прошедший сквозь вековые пласты истории и, даже в череде смутных и военных времён сумевший сохранить множество памятников древнего зодчества и культуры. Город, оставшийся столицей государства и в наши дни.

 
       …Чернобыль в момент катастрофы был поражён несколько меньшим ко-личеством радиации, чем Припять. Поскольку был немного защищён участком хвойного леса. Кроны которого приняли на себя, после взрыва, часть смертель-ного удара: многочисленные тонны радиоактивной пыли, конденсата, графита, пепла; раскалённых твёрдых обломков со спаянными с ними радионуклидами изо всей гаммы, наличной в данной ядерной энергосистеме.
 
       Город Припять, расположенный, как сказано выше, в зоне видимости Чернобыльской атомной станции, на расстоянии всего трёх км от Четвёртого
энергетического блока, являлся в 1986 году самым молодым городом на нашей планете.
       Построенном руками, очень любившей его и гордившейся им, многонацио-нальной молодёжи.
       Заселённом той же молодёжью. Работавшей, в основном, на атомной стан-ции и в сфере обслуживания города. Красивый, современный город на берегу реки с аналогичным названием. С общей численностью населения в 45 000 чел. (в отдельных печатных источниках встречается цифра – 47 000 чел….).
       Половину населения молодой Припяти, как и моего молодого города на Днепре, составляли в то время дети. В числе её жителей были и люди, переехавшие из моего города. Как, например, поэтесса Любовь Макаровна Сирота. Талантливый, высокодуховный человек с трагической судьбой.
       Пострадавшая от ЧАЭС.
       Пишущая о ЧАЭС.
       При любой возможности стремящаяся – невзирая на тяжёлые болезни, спровоцированные радиационным отравлением – побывать в своей Припяти.
       Где невозможно удержаться от горьких слёз.
       Но где память упорно возвращает в счастливое время. Звенящее голосами и смехом детей…
       Так было «до Чернобыля».
       Во многих городах моей страны.

       А ныне, как уже подчеркивалось выше, Украина имеет наихудшие демографические показатели среди всех стран бывшего Советского Союза и – Восточной Европы. Во многих населённых пунктах Украины закрываются в последние годы школы из-за отсутствия в них детей.
       Так, к примеру, только в одной Черниговской области Украины, с 2001 года по 2006 были закрыты 84 школы. Количество учащихся за этот период уменьшился в данной области на 43,9 тысячи.
       К началу нынешнего, 2007 учебного года, на Черниговщине окажутся закрытыми двери ещё 25 общеобразовательных учебных заведений, а также подпадут под реорганизацию (превратясь в школи пониженного уровня), ещё 9 школ. Численность учеников сократится приблизительно на 5, 7 тисяч. Согласно заявлению Залиського М.-начальника Управления образования и науки Черниговской областной администрации: «Уменьшение ученического контингента, вызванное неблагоприятной демографической ситуацией, приводит к дальнейшему вынужденному закрытию школ в сельской местности».

       Каждому пятому украинцу сегодня – за 60 лет.
       Так, по мнению Арупа Банержи – руководителя раздела экономики человеческого развития Всемирного Банка, улучшить демографию Украины можно лишь посредством немедленного увеличения отчислений на социальную по-мощь, здравоохранение, пенсионное обеспечение.
       Повторю ещё раз его высказывание: «Если не будут проведены радикальные реформы, то в Украине придётся тратить 20% ВВП на пенсии, до 10% – на систему здравоохранения, до 10% – на обучение и переквалификацию кадров, около 4% – на уход за лицами преклонного возраста. Итак, эти расходы могут составлять до половины ВВП.
       Такой нагрузки не выдержит экономика ни одной страны…»

       Ныне, как уже было сказано, на систему здравоохранения в Украине выделяется всего лишь 3% ВВП. Согласно всемирным нормам должно выделяться не менее 5%.

       «Медико-демографическая ситуация на территориях, загрязнённых радиацией, продолжает оставаться в Украине критической. С 1991 года смертность в стране превышает рождаемость. В заражённых зонах негативные изменения произошли в предыдущий год и были в большей степени предупреждены. По общим данным Научного Центра радиоактивной медицины Министерства Здравоохранения Украины, в отношении пострадавщих, которые были под ме-дицинским наблюдением, лечением и профилактическим контролем в системе медучреждений Министерства Здравоохранения, с 1987 по 2004 год умерли 504 117 человек. Из которых 497 348 взрослых и молодёжи (включая 34 499 рабочих, трудившихся на атомной станции по устранению последствий катастрофы) и 6 769 детей.
 
       Смертность среди детей, которые подверглись негативному радиационному облучению, постепенно уменьшается, благодаря научному прогрессу в медицинской и практической областях и пострадиационным мероприяти-ям – социальным и медицинским – направленным в пользу и защиту детей. В то же время, наблюдается рост смертности среди людей среднего и зрелого возраста. И это – тревожный симптом, поскольку касается людей, подпавших под воздействие радиации в незрелом и юношеском возрасте».


       …Наш водитель, Сташук Пётр Петрович, киевлянин, которого мне удалось разговорить в пути, – задавая, прежде всего, вопросы о том, помнит ли он дни 26-27 апреля 1986 года, где он был в то время, что делал и как узнал о произошедшем на атомной станции в Чернобыле взрыве – рассказал:
       – С 26 апреля у меня связана семейная дата. Поскольку в 1985 году, именно 26 апреля родился мой сын-первенец. И в воскресенье, 27 апреля, мы как раз праздновали сыну годик.
Провожая сестру, которой надо было работать в её смену в этот день, увидел проезжавший мимо автобус коллеги, Бортового Саши – а я работал в то время в киевском автопарке № 5 – и, остановив, попросил подвезти её домой. Однако тот неожиданно отказал:
       – Извини, не могу. Что-то рвануло в Чернобыле и мы срочно отправляемся туда колонной.

       Те, первые автобусные колонны, отправлявшиеся в Чернобыль из не-скольких автопредприятий, сливались на чернобыльской трассе в одну. Протяжённостью в 10 км. (В воскресенье, 27 апреля 1986 года, к 14. 00 – как зафиксировано во многих официальных документах – к месту происшествия прибыла колонна из 1 100 автобусов.
       И, как официально принято считать, пребывавшая в Зоне, с начала эвакуа-ционного процесса в 14.00 и до его завершения в 17 часов. Т. е., – на протяжении трёх часов.
       Что, на мой взгляд, не может быть абсолютной правдой. Ибо, по простой логике, между временным периодом пребывания в заражённой зоне возглавлявших данную колонну автобусов и заключавших её, существовала значительная разница. Однако, в то время, «лишние» час-полчаса, не говоря уж – о минутах, никем не учитывались. Хотя некоторым, в тогдашних условиях, те десятки минут – безусловно, стоили жизни.
 
       Колонны формировались в тот день в спешке. Формировались и водительским составом, немало лиц из которого, были в тот день выходными и, по шоферскому выражению, «успели принять на грудь»… Отдельные – весьма прилично. Однако, в путь были отправлены все, кого нашли «по тревоге». Дома ли, на дачах ли, на рыбалке…
Отправили всех в Чернобыль. Независимо от их тогдашнего состояния и возраста.
Один из водителей рассказывал затем коллегам:
       – Вызвали меня в выходной из дома. А я – как раз тёщины именины отмечал. – Ну, – говорю жене и тёще, – блин! Вечно у них там что-то случается! Вечно – аврал! Все праздники всегда портят!!!
       Хлопнул – с расстройства, да на прощание, (и в тайной надежде, что выпив-шего-то в дорогу не отправят…), с гостями и с именинницей, одну за другой, несколько стопок и: «Адь’ю, ребята! Догуливайте тут без меня!!!» Однако ситуация, – как понял, примчавшись в автопарк – аховая!!! Отлынивать – не-возможно…
       Когда сел за руль, чувствую, по-о-ехал!.. Пьяный, как грязь! Закусить-то ведь не успел. Кроме, брошенных внутрь уже на ходу, 2-3 ложек оливье…_
 (Широко известный салат «оливье», называется в Италии «ИНСАЛАТА РУССА» – “INSALATA RUSSA”)-«РУССКИЙ САЛАТ» – в переводе) и очень популярен в данной стране.
Вкус его отличается от «нашего» оливье т.к. из числа главных его ингреди-ентов исчезла варёная колбаса (или – варёное мясо, кому как больше нравится…) Принятое в бывшем Союзе название «оливье» для этого салата, итальянцам незнакомо. - Прим авт.
 
       ...-Только что успел попросить, стоявшего впереди коллегу, – который всё сразу понял – не выключать ни в коем случае габаритных огней, как колонна тронулась.
       Так и ориентировался всю дорогу лишь по огням предыдущего автобуса, остального – ни фига не видел!!! Да и там – всё как в тумане. Помнятся лишь какие-то отрывки: как долго ждали, как на крыши автобусов залазили, чтобы получше рассмотреть, что же на той атомной станции произошло, что людей загоняют в автобусы военные и милиция.
       Впоследствии многие из числа этих водителей умерли. Некоторые страдают до сих пор, безуспешно борясь с неизлечимыми онкологическими заболеваниями.
       
       Сташук вышел на работу во вторник. Из автопарка уже постоянно, по-очередно посылали автобусы в Чернобыль. На линиях киевских городских автобусных маршрутов в это время, вместо обычных 20-30 автобусов, остава-лось всего лишь по пять.
Ездил и брат Петра Петровича, но к нему самому очередь всё-таки не дош-ла. Ибо, через несколько дней, транспорта, как им сообщили, было нагнано в Чернобыль со всего Советского Союза, более чем достаточно.
       Первое время, возвращавшиеся в автопарк машины, не мыли.
– Сколько тогда радиации навезли в Киев! – сокрушённо качал головой рассказчик, на секунду отрываясь от дороги и бросая взгляд в, раскрытый у меня на коленях блокнот, куда я, прыгающей рукой, сокращёнными словами и фразами заносила его невесёлое повествование.
Соответствующее распоряжение об обязательной мойке автотранспорта, пришло лишь через неделю.
– И мне помнится – продолжал, – что на мойке нашего автопарка, мы ощу-щали как бы бегающие по ногам мурашки. И у многих – першило в горле…
– Першило в горле и в моём городе, хотя он и расположен почти за 300 км от Чернобыля вниз по Днепру… – замечаю. – А вода, после возвращения и мойки автобусов, каким-то образом собиралась или, как обычно, стекала в го-родскую канализацию?
– А то, куда же ещё…– отвечает с тяжелым вздохом собеседник. – Кто бы её тогда собирал? И – как?

       – И вода с радионуклидами шла в грунт, в Днепр… - замечаю.
       Ответом – очередной тяжёлый вздох.Естественно, ни вмиг переоборудовать системы водоснабжения и канализации, ни всё мгновенно предусмотреть и обезопасить в подобных ката-строфических обстоятельствах – впервые случившихся на нашей планете – не смог бы, думаю, никто в мире.

       …Через какое-то время работники Службы Гражданской Обороны на-чали выдавать в автопарке йодистые таблетки. Нередко – с просроченными терминами употребления. А вследствие того, что на предприятии мгновенно распространились слухи о том, что те из водителей, кто первыми побывал в ра-диоактивной Зоне будучи, по воле случая, «под градусом», получили несколько меньшие дозы облучения, то просроченных таблеток, отдельные из водителей, и вовсе не принимали, предпочитая вместо сомнительных лекарств, выпивать перед дорогой, да ещё и брать спиртное с собой.
       Службам Государственной дорожной автоинспекции, разумеется, было то-гда не до того, чтобы наказывать за это. Гаишники подвергались смертельной опасности радиационного отравления, как и все остальные. Радионуклиды ведь не выбирают, кого поражать, а кого нет…
       Каждый находившийся в Зоне и вблизи её, рисковал, как вскоре все поняли, не только здоровьем, но и собственной жизнью.
       Был краткий период, когда в Зоне даже выдавалось красное вино. Что было, в условиях жизни при советском строе, просто неслыханным шагом.
       – Но особенно страдали, – продолжал свой грустный рассказ Сташук, – солдаты срочной службы. Сплошь – молодёжь. Ведь именно их, вме-сте с пожарниками, бросали тогда на разрушенную взрывом крышу Четвёртого, вручную сгребать лопатами, грузить в носилки и сбрасывать вниз горевший графит.
А ведь, из числа выживших, многие даже не получили свидетельств ликвидаторов._ (Удостоверения ликвидаторов, которые были, в последующем, учреждены бывшим советским правитель-ством, подтверждали право на ряд льгот и компенсационных выплат.
При их выдаче не обходилось как без бюрократических проволочек, так и – подтасовок и сознательных нарушений действующего законодательства. Т. е. во многих случаях, удостоверения получались бесчестными людьми, даже и близко не бывшими возле опасной Зоны, в то время, как истинные ликвидаторы оказывались «за бортом…» Об этом – впереди).
       - А сколько из этих облучённых ребят, остались затем без семей… Без – потомства!..
 


       …За 30 км от Чернобыля, нас обгоняет легковой автомобиль с прицепом. На прицепе – новенькая моторная лодка.
       – Видите, – комментирует Пётр Петрович – на Чернобыль едут, на рыбалку.
Вблизи Чернобыля, как известно, находится большое количество больших и малых рек: Припять, (впадающая в Днепр), Уж, Брагинка, Илля, Тетерев, Десна. А также – природных и рукотворных водоёмов, заток, озёр.
       В них осело после взрыва и перенеслось, поверхностными и подземными,
течениями огромное количество радионуклидов.
       Так, к примеру, на дно реки Припять, вблизи атомного комплекса, осело их столько, что донной речной ил классифицировался впоследствии специалистами, как твёрдые радиоактивные накопления.
       – Уже не опасно есть рыбу из здешних рек? – Задаю вопрос, поскольку вспоминаются запреты, – растянувшиеся в своё время, на несколько лет, – на ловлю и употребление в пищу днепровской рыбы.
       – Многие считают, что не опасно. Однако, кто знает об этом наверняка?!.
Как сообщалось с СМИ в 2000 году «Среди 36 тысяч водохранилищ с дамбами, специалистами признано наиболее опасным на планете – Киевское. За 14 лет после чернобыльской катастрофы в Киевском водохранилище сконцентри-ровалось около 500 млн. тонн высокорадиоактивного ила».

       Проезжаем Круг – последний перекрёсток перед прямой чернобыльской трассой.
Сташук рассказывает, что, увиденный нами на Кругу памятный мемориал, сооружен совсем недавно и тоже связан с ЧАЭС: Круг символизирует собой яйцо, как символ зарождения мира, а под пьедесталом мемориала заложена кап-сула с, запаянным в ней, Посланием в Будущее.
       Посланием современных украинских детей, грядущим поколениям человечества.

       После Круга, автомобильное движение на дороге резко иссякло.
       Наш «Фольксваген» в одиночестве мчит по ровной ленте асфальта и мы с водите-лем, прерывая время от времени наш разговор, от души любуемся удивительно красочным осенним многоцветьем Полесья: ярко-оранжевыми кистями при-дорожной рябины; буйной листвою клёнов со всеми оттенками алой, жёлтой, зелёной и коричневой красок; сплошной желтизной – как в кроне, так и по земле – белоствольных стройных берёзок; темно-зелёными гривами виднеющихся вдали сосновых боров.
       Рибони безучастен. Наших восторгов природой не разделяет. Оглядываясь, нахожу его то дремлющим, то слушающим что-то по плееру.
       До катастрофы полесские леса, луга, реки, заплавы и озёра – с изобилием в них грибов, ягод, дичи и рыбы – были любимым местом отдыха киевлян. Многие из них имели в этом районе и дачные участки. Строили на них дома, сажали сады и множество цветов.
Проезжая мимо отдельных, расположенных в отдалении от шоссе, дачных кооперативов не видим в них ни единого живого существа. Везде – забурьяненность. Яркими пятнами среди которой рдеют поздние астры и чернобривцы.
       На всём – печать заброшенности.


       Чем дальше – хвойные леса подступают всё ближе и ближе к дороге. С обеих её сторон. В них дислоцировались, в далёком 86’, палаточные городки воинских частей…
Автотранспорта за нами нет.

       Пётр Петрович делится своими размышлениями о названиях сёл и городов в данной местности. Они, на мой взгляд, довольно интересны и неожиданны.
       Оставим в стороне название города Чернобыльо котором за последние десятилетия уже писано-переписано.

(Как нередко утверждают, «Чернобыль», обозначающий горькое растение полынь, является пророческим названием. Считают, что произошедшая в Чернобыле трагедия – это исполнение пророчества из Библии об упавшей с неба пылающей заре Полынь – предшественнице Апокалипсиса – от которой стала горькой третья часть всех вод. Из-за которых как предрекалось, «погибнет множество людей». Согласно христианским библейским источникам, когда Змий был изгнан из Рая, по его следам проросла полынь. Для предотвращения его возврата. В Библии растение полынь является символом горечи, тоски, горя, опустошения. Которое наступает перед Концом Света. О полыни упоминается в 3-ем апокалипсическом Гласе. Хотя имеется и немало приверженцев утверждения того, что пророчество касается отнюдь не всемирного Апокалипсиса, а Конца эпохи Советского Союза… )

       

       - Посмотрите на здешние наименования, – говорит Сташук, – К примеру, «Страхолисся»_ – разве не поселился здесь навеки страх? «Оране»3 – это село ведь перепахали, т. е. – разрушили и захоронили. «Копачи» – закопали. Со стороны Белоруссии есть «Бабчин» – одни бабы там и остались, нет молодёжи… «Припять» – припнули (и – есть такой город, и – нет его…). Молодой город, а судьба его, остаться «припнутым» была заложена уже с основания.

 Прим. авт.: «Страхолісся» – укр. . Страх + ліс (лес – русс.) Т.е. «страх леса» или «страшный лес».
 «Оране» – укр. (от слова «пахать» – русс.).
 «Копачі» – укр. (от слова «копать» – русс.).
 «Прип’ять» – укр. (Припять – русс.) Слово «припнути» («припнуть» – русс.) наиболее часто употребляется в украинском языке по отношению к небольшим плавсредствам: лодкам и катерам. Напр. «припнути човен» – укр. (Город Припять, как известно, назван по одноимённой речке на берегу которой был основан. В городе был речной порт и множество лодок, катеров, грузовых барж. Ныне – полузатопленных и ржавеющих там, где их застала Чернобыльская трагедия…


       …Село Дитятки, к которому мы вскоре подъехали, – через дорогу от 30-километровой зоны. Соседствует с колючей проволокой, ограждающей Зону Отчуждения.
       Дитятки живёт, казалось бы, обычной своей жизнью. Однако поля вдали от дороги, не обрабатываются. Это видно невооружённым глазом. Кто находит место, возможность и смелость куда-то выехать, покидает село.

       Впереди показывается КПП (контрольно-пропускной пункт на границе чернобыльской Зоны Отчуждения) и сердце невольно сжимает тревога.
       Шлагбаум.
       Стандартный вагончик, из которого, при нашем приближении, тотчас же выглядывают несколько лиц.
       Справа – карта под стеклом с крупной надписью «Радіаційна безпека» («Радиационная безопасность»).
       Непонятно, почему «безопасность». Уж скорее – «опасность», коль на карте указаны отравленные зоны…

       Слева – скромная надпись «ЧЕРНОБЫЛЬ».

       Останавливаемся.
       Пока Пётр Петрович несёт наши документы в вагончик для контроля, мы с Рибони тоже выбираемся из машины. Последний, принимается щёлкать фотоаппаратом.
       Через минуту к нам приближаются Сташук и старшина из КПП:
       – Buongiorno! – неожиданно по-итальянски приветствует старшина.
       Сюрприз удался! Мы с Рибони столь дружно и эмоционально удивляемся, что вводим парня в смущение. Покраснев и немного запинаясь, объясняет, что изучал итальянский язык в школе и помнит некоторые из выражений.
       Документы - в порядке, нам желают счастливого пути и вскоре мы – в Чернобыле, у здания штаб-квартиры Агенства «Чернобыльинтеринформ», отно-сящегося к Министерству Чрезвычайных Ситуаций Украины. Где нас встречает, одетый в камуфляжную форму, Чернов Сергей Анатолиевич – сотрудник отдела международных связей. Как выясняется с первых же фраз при знакомстве – тоже журналист.


       Поскольку время приблизилось к полдню, я немного обеспокоена тем, что Рибони, давно уже проголодался.
       На завтрак в буфете киевской гостиницы, где мы ночевали, имелись только гречневая каша с омлетом да салат из свежих овощей. Мой спутник, подоз-рительно обозрев тарелку с коричневой горкой гречки, тут же её отодвинул, заявляя мне, что «такого» он не ест. А в салат из помидор, мол, не должны были класть свежие огурцы, поскольку у него на них аллергия…
– Да откуда же им было знать, что у вас – аллергия?!– изумилась я. – Надо было сказать.
– А как я им скажу, синьора? На итальянском?! Я пришёл сюда первый, перед вами.
– За две минуты передо мной… – подчеркнула, не удержавшись. «Пока я расплачивалась за гостиницу. За оба, кстати, номера…», – чуть не добавила, но смолчав, взяла его тарелку с салатом и понесла буфетчице.

       Попросив сделать для итальянского гостя салат из одних только помидор, что и было тотчас с извинениями сделано.
       Мило улыбаясь, доставившей салат официантке и часто повторяя: «Нет проблем!» – фразу понятную той и без перевода, Рибони тут же добавил, что он, мол, не переносит не только вкуса огурцов, но даже их запаха!
       Который свободно витал в то утро по всему помещению. Поскольку всем, кто пришёл на завтрак в гостиничный буфет, подавался стандартный комплекс блюд, включая свежие огурцы в салате.
       К пущему неудовольствию Рибони, в буфете не оказалось и молока. Которое в Италии, как правило, принято добавлять в утренний кофе. Да и кофе, по его заключению, был, «никакой». Понравился ему в то утро только украин-ский хлеб. И чёрный, и белый.

       Честно говоря, я не ожидала подобного поворота дел, поскольку в Италии, перед подготовкой поездки, я специально затрагивала с ним тему пищевых продуктов и кухни, и он каждый раз меня заверял, что с этим, дескать, «нет проблем!», что он, мол, ест абсолютно всё.
       – Вот тебе и «нет проблем!» – впервые пошатнулось моё доверие к «сотруднику» и я, внутренне, приготовилась к дальнейшим сюрпризам…
Ибо всегда помню, что «Кто предаст тебя однажды, тот предаст тебя и дважды». И встав на стражу, я оказалась права, ибо дальнейшие события ещё раз подтвердили данную истину.
Попросив Рибони подать из «Фольксвагена» пакет с продуктами, добавила: «Сейчас где-нибудь перекусим».
– Да я тут уже… – без тени смущения продемонстрировал тот, выуженный из пакета, наполовину съеденный им втихую батон.
– Ладно. Оставьте его в машине. Остальное – берём с собой.
– Где-то через полчаса, будем обедать, – поняли всё без перевода, поджи-давшие нас на крыльце Сташук и Чернов.
– O’кей. Спасибо. Но дело тут не только в еде… – объясняю. – В паке-те – ещё и бутылка водки. Нам все советовали выпить перед поездкой. И мы намереваемся это сделать, поскольку бытует мнение, что алкоголь нейтрализует радионуклиды. Правда это или нет, но – на всякий случай, мы это сделаем… Хотя я лично, водки практически никогда не пью. Да и он говорил – тоже.
– А-а-а… Ну, если так…– сдержанно улыбаясь, отвечает Сергей и направ-ляется внутрь здания.
– Наверное, они здесь столько всяких чудаков и странностей насмотрелись, что ничему уже не удивляются! – потешаюсь про себя тем временем, пока сле-дуем за ним по лестнице на второй этаж.


       Отлучившись на пару минут, Сергей появляется с чистыми стаканами в руках и столовыми приборами. Быстро и умело помогает накрыть из наших запасов провизии стол, попутно знакомя с, составленной для нас программой, рассчитанной, на несколько часов пребывания в Зоне.
       Именно он и есть наш сопровождающий, о котором говорилось раньше. С ним и производится расчёт за организацию посещения Зоны. С учётом использования транспорта, обеда и сопровождения это составляет 277 евро. В этот раз платит Рибони.
Свыше получаса Чернов рассказывает нам о реальной ситуации в Зоне Отчуждения, об условиях существования в ней человека и природного мира. Подтверждает рассказ, демонстрацией радиационных карт, диаграмм, графиков. Касается условий работы обслуживающего персонала на, заглушенной полно-стью в 2000 году, Чернобыльской атомной станции, несения службы другими работниками Зоны Отчуждения.

       Я, в головокружительной карусели между множественностью одновремен-ных дел, т. е. – беглыми записями в дорожный блокнот Сергеевого рассказа, переводом его на итальянский для Рибони, произнесением тостов «за знакомст-во» и т. п., поспешным закусыванием и позированием для видео и фото, пытаюсь ещё и задавать, возникающие у меня по ходу рассказа, вопросы.
       Эмоциональный Рибони, безостановочно щёлкая фотоаппаратом, выпивая и закусывая, успевает разложить на столе документацию из захваченной им папки для бумаг и, ни с того, ни с сего, прервав повествование Сергея о Зоне, начинает знакомить того с деятельностью его миланской ассоциации «ИТАЛЬЯНСКИЕ МЕДИКИ ВОЛОНТЁРЫ».
       Среди документации, в частности, – представлены план и общий вид якобы построенного данной ассоциацией в африканском государстве – Руанда, госпи-таля для местного населения и фотографии Д. Рибони в окружении чернокожих детей.
       – Моя ассоциация – небольшая, но мы кое-что делаем, – заключает рассказ мой спутник. И налепив на лацкан Сергеевой камуфляжной куртки круглую голубую эмблему Ассоциации, полу обняв того за плечи и увлекая к висящей на стене карте, на ходу тычет мне фотоаппарат:
       – Сфотографируйте нас вдвоём!

       После вкусного обеда, (понравившегося даже моему спутнику…) в местной столовой, расположенной в этом же здании, – где мы встретились и познакоми-лись с группой белградских биологов и журналистов, тоже приехавших в Зону, как и мы, на 1 день, – отправляемся дальше.
       Радиометр, появившийся в руках Сергея, как только мы вновь загрузились в «Фольксваген», показывает 30 микрорентген в час. Т. е. – почти нормальный радиационный фон.
       Во время разворота машины обращаю внимание на перерытые, напротив Агенства, клумбы.
       – А-а-а, так это дикие кабаны изрыли, – спокойно комментирует Сергей. – Они тут везде хозяйничают. В садах, в парках, в лесу. Людей-то, практически нет… Может, удастся и нам увидеть сегодня какую стаю. Они сби-ваются бывает, по 40-60 голов…

       В городе Чернобыле, – который, как уже говорилось выше, в отличие от Припяти, был немного защищён лесным массивом, первым принявшим на себя удар радиации, (так, по свидетельству специалистов, деревья, росшие вблизи взорвавшегося реактора, получали облучение, в первые дни после аварии, по 8000 рентген в час), – есть обитающие там люди.
       Кто – временно, а кто – и постоянно. Они живут в нескольких, когда-то выселенных, неприглядного нынче вида, пятиэтажках. Лишь на отдельных из окон которых, виднеются шторы и занавески. За ними, в основном, – прибежища для отдыха и сна людей, работающих в зоне вахтовым методом по 16 дней: охранников, экологов, медработников, электриков, сварщиков, рабочих по обслуживанию городских тепло-и водо- трасс, (трубопроводы которых, вынужденно проложены после аварии наземным способом), рабочие прачечного комбината, пищеблока, торговли, озеленения, предприятия водной эксплуатации и др.
       Каждые полмесяца съезжаются эти люди изо всех областей Украины и, после отработанной вахты, отбывают обратно, к местам постоянного прожива-ния. Немало среди них – из числа бывших местных жителей Полесья. Или – из начинавших, в данной местности, свою трудовую биографию, из вивших там семейные гнёзда.
Как, к примеру, наш сопроводитель по Зоне Отчуждения – Чернов Сергей. Бывший в своё время, начиная с 1 курса института, участником строительства города Припяти.
       – Здесь, вблизи города, под железнодорожным мостом и за ним, распола-гался палаточный студенческий городок, где в каникулы жили на природе и трудились, студенты из 36 высших учебных заведений Киевской области. Какое было время! – полнится нотками неизбывной тоски, его сдержанная речь.
       В том студенческом городке нашла его любовь. Там же состоялась и его свадьба. А нынче… Нынче живёт Сергей в отдалённой от Киева и Чернобыля Сумской области.
Нет города.Нет семьи.Только – 16-дневные его вахты.Постоянные поездки его – в прошлое…
В момент взрыва на четвёртом атомном реакторе, по проходящей вбли-зи ЧАЭС железной дороге, следовал пассажирский состав. Из Белоруссии на Москву. Предъявившие впоследствии проездные билеты пассажиры данного поезда, получили затем удостоверения «чернобыльцев», дававшие право на не-которые льготы и компенсации. Не сохранившие же билетов – ничего...

 
       …Трудно, ориентироваться на местности впервые попавшему в Чернобыль. В моём случае – ещё и сложно поспевать одновременно по разным направлениям: слушать и фиксировать в сознании рассказы и комментарии Чернова и Сташука, переводить их на итальянский язык для Рибони, нотировать кое-как в блокнот, следить за цифрами на дозиметре и воспринимать, мелькающие за окном автомобиля, картины окружающего.
Миновав кварталы многоэтажек, машина подпрыгивает на выбоистом ас-фальте, следуя вдоль одноэтажных частных домов. Почерневшие, вогнутые и полуобрушенные потолке и крыши которых, во многих местах протаранены, выросшими прямо в помещениях, высокими деревьями.
Природа, наступая на места обитания человека, поглощает их, заслоняя разорительные процессы буйной растительностью.

       Золото осенней листвы в чернобыльских садах – заросших чертополохом и кустарниками, переплетённых толстыми лозами одичавшего винограда и хме-ля – вперемешку со вздыбленным чернозёмом.
       – И здесь – вепри?_ В самом центре города?
       – Да они – повсюду! Людей-то нет… – отвечает Сергей. – Знаете чем наи-более противоестественным, отличается Чернобыль от других городов? Здесь теперь – ни единой школы. Ни – единой библиотеки. Ни одного детского сада. Здесь – не увидите ни одного ребёнка…
 
       Мер города Чернобыля, или – руководитель Госдепартамента Адми-нистрации Зоны Отчуждения, Парашин Сергей Константинович тоже выезжает на выходные за пределы 30-км зоны. На момент нашего приезда, в пятницу 27. 10. 2006 года, все работники как раз сменились, поэтому число увиденных нами в Чернобыле людей – имеется в виду – за пределами территории Агенства «Чернобыльинтеринформ», составило всего 3 человека.

       За чертой города, цифры на табло радиометра пришли в движение: 0003, 0004, 0006, 0009… Когда показался комплекс Атомной Станции и, захороненное в землю после аварии, бывшее село Копачи, радиоактивный фон,(как помните, нормальный фон – 0020 микрорентген в час),составлял 0030, у бывшего перегрузочного пункта (где 20 лет тому назад, при строительстве Саркофага, производилась перегрузка бетона из «чистых» в «грязные» автомашины) цифры мигом сменялись на 0087, 0088, 0089; у Рыжего леса, где Пётр Петрович, как говорится, вовсю «прижал скорость», замелькало: 0118… 0128… 0131… 0142… 0167… 0176… 0186… у памятника с факелом – 0571!…
       Фигурирующее во всех информационных источниках, касающихся Чернобыльской катастрофы, название «Рыжий лес», возникло после аварии. Рыжий лес – это хвойный массив вблизи атомной станции, который укрыли во время взрыва в 1986 году, многотонные раскалённые радиоактивные обломки,пылавшие и тлевшие несколько дней, радиоактивные пыль, пепел, конденсат.
       Огромные дозы освобождённой взрывом радиации оказывались смертельными не только для людей, животного мира, но – и растений. Вечнозелёный хвойный лес, перед гибелью, поменял свой цвет на рыжий. Поскольку радиация приводи-ла не только к засыханию сосен, но и убивала в иголках хлорофилл. Поначалу гибли деревья, росшие вблизи атомного комплекса, но затем смерть распростра-нялась всё дальше и дальше и поразила весь лесной массив.
       Летом 1987 Рыжий лес захоронили вместе с, упавшими в него, многотонны-ми обломками и срезанным бульдозерами верхним шаром грунта. Захоронение покрыли толстым слоем песка и залили против распыления ветром, полимер-ными материалами.
На сегодня там снова растут невысокие молодые сосны. Растут, однако, очень неравномерно, с большими проплешинами и, – насколько можно было судить, обозревая лес из окон мчавшегося мимо него автомобиля, – многие из деревьев очень хилые. Или – искривлённые и покрученные. Немало среди них и засохших.

       По свидетельству сопровождавших, в Рыжем лесу до сих пор есть участки с радиационным фоном, превышающим один рентген в час!
– А ведь вы здесь ездите постоянно… – смотрю поочерёдно на Сташука и Чернова. – с такими вот, как мы… Есть хоть для вас какая-то защита? Принимаете ли вы какие-то медпрепараты перед поездками сюда, или – после?
– Чем быстрее проскочишь «Рыжий лес», тем меньше получишь рент-ген! – бодро смеётся Пётр Петрович. – Скорость – наша защита.
– Точно! – сдержанно улыбается в усы и Сергей. – Надо ехать не менее 60 км в час. Хотя и по такой разбитой дороге… – ответа на последний вопрос я так и не получаю, поскольку разговор тут же переводится в иную плоскость:
– Относительно поездок, то, к примеру, только в нынешнем году, Зону по-сетили 20 000 человек. Особенно много было здесь припятчан, съезжавшихся в апреле и мае на 20-летие тех событий. Шесть автомобилей нашего Агенства работали тогда без передыху. А в 2005 году сюда приезжал и наш Президент.
При приближении к Саркофагу, цифры радиометра заплясали вновь.
– Выше 10-ти норм… Выше – 15-ти… 20-ти… – раздаются комментарии в автомобиле и нас предупреждают о том, что остановимся мы не ближе, чем за 100 метров от укрытия, на автостоянке. И, сделав, как можно быстрее съёмки, надо будет немедленно уезжать.

       Ибо, чем яснее и солнечнее погода, (а именно такой, если помните, порадо-вал нас тот день…), тем, оказывается, выше уровень радиации в Зоне. Решив не выходить на сей раз из машины, объясняю ситуацию Рибони.
       – Окей! Всё – понял! – рапортует тот и поспешно готовит съёмочную аппаратуру.
Остаётся за рулём и Пётр Петрович, а Чернов, выскочив наружу, чтобы проводить Рибони – уже на ходу наводившего на Саркофаг объективы то фото-аппаратов, то видеокамеры – тоже возвращается к нам.
       В последующие минуты наблюдаю за бригадами рабочих, находившимися в, там и сям подвешенных на тросах – по высоченным стенам Саркофага – неустойчивых строительных «люльках» и производившими сварочные работы.
Даже смотреть на условия их труда на огромной высоте, связанного с заделкой трещин и разрывов в стенах укрытия – вызванных, как процессом естественного старения и разрушения железобетонных конструкций, так и, от-рицательным воздействием атмосферных осадков и перепадов температуры – и то становилось страшно.
– Если столь опасно находиться даже здесь, на расстоянии ста метров, то, как же они-то, там?.. Вплотную к – Саркофагу… – заходилось жалостью к ним, сердце.
– Синьор Рибони – закричала в отчаянии. – Поехали! Слишком опасно здесь!


       Тот, не обращая на нас ни малейшего внимания, клацал, перебегая с места на место и, всё более, приближаясь к запретной линии – ограждающему тер-риторию где находится Саркофаг, бетонному забору. Позвала снова – тот же результат!
       Это продолжалось до тех пор, пока мы с Черновым, не повыскакивали, в конце концов, наружу и не заорали в два голоса – на двух языках – о необходимости немедленного прекращения его съёмок, иначе, за нарушение режима вообще может остаться без плёнки. Рибони, наконец-то, послушавшись, полу-бегом направляется к «фольксвагену».


       «Кормилец» – такое название Саркофага распространилось, после 2000 года, среди его обслуживающего персонала. А от них – и по всей Зоне.
       Горький юмор обездоленных людей.
       Которых работало, до взрыва на Четвёртом энергоблоке станции, 11 000 человек. А осталось работать, после остановки АЭС в 2000 году, втрое меньше.
Для оставшихся на своих рабочих местах, заглушенная атомная и Саркофаг, требующий постоянного ремонтного обслуживания, действительно словно «кормилец», обеспечивающий средствами для выживания. Поскольку тысячи их коллег, уволенных по сокращению штата, ныне – безработные. Все они те-перь – как всё ещё работающие, так и уволенные – славутчане.
       Город Славутич был спроектирован и построен после эвакуации Припяти, в сравнительно короткие сроки, (строительство его было завершено в 1988 году) и предназначался (как, до атомной трагедии, и город Припять) для работников,
Чернобыльской АЭС. От дальнейшей эксплуатации которой, бывшее советское правительство тех лет, вовсе не собиралось после катастрофы отказываться.

       Ввиду данного обстоятельства, при основании Славутича, в нём не было за-планировано создание предприятий иного профиля. Данный город изначально предопределялся к выполнению функции, так называемого, «спального» района для персонала ЧАЭС. Где, до сих пор, практически невозможно устроиться на работу…
       Славутич расположен в 30 км от станции. На территории соседней Беларуси. Численность его населения составляет, на сегодня, свыше 26 000 человек.
От территории Чернобыльской атомной станции (которая после окончательной остановки в 2000 году всех энергоблоков, стала официально называться «Государственное Специализированное Предприятие “Чернобыльская атомная электростанция”») к Славутичу тянется железнодорожная ветка. По ней, утром и вечером, перевозят работников станции. Т. е. дважды в день, те пересекают ныне межгосударственную границу. Платит за обслуживание этой железнодо-рожной колеи, как и, – вынужденно – использует её, только Украина.

       До развала бывшего Советского Союза, не имело абсолютно никакого значения, на чьей территории находятся те или иные города, объекты промыш-ленного и народно-хозяйственного комплекса, леса, моря и т. п. Поскольку межреспубликанские границы в то время существовали чисто символически.
       Однако, после превращения бывших республик в самостоятельные государства, месторасположение города Славутич, породило для его жителей, немало проблем. Так, к примеру, один из циркуляров Александра Лукашенко – нынешнего Президента Беларуси, содержит запрет проезда на автотранспорте – по территории его страны – от г. Славутича до предприятия ЧАЭС и обратно. И если кто-то, из обслуживающего станцию персонала, осмеливается ехать на работу на собственном автомобиле, тот конфискуется белорусской стороной.

 
       …Следующим, из запланированных в тот день пунктов посещения, был обезлюдненный город Припять. Где постоянно работает персонал численно-стью в 50 человек, но где, – с 1986 года – никто не живёт.
 
       Главный въезд в пустынный город, – узкую дорогу с разбитым асфальтно-бетонным покрытием, повсеместно вздутым или разорванным корневищами наступающих на дорогу диких зарослей – охраняют сотрудники милиции. Их работает в Зоне Отчуждения, вместе с работниками пожарной охраны, чуть больше 300 человек.
       Очередной КПП.
       Остановка перед закрытым шлагбаумом.
       Проверка документов.

       Глядя на молодых, улыбавшихся нам ребят в милицейской форме, выполняющих свои профессиональные обязанности в, столь опасном для всего живого, месте, снова чувствую подкатывающий к горлу ком: "Сейчас-то они работают. Получают какую-никакую зарплату... А что - в их будущем?.."


       Миновав припятские кварталы многоэтажных домов, где – наполовину своей высоты вытыкающихся из густых и высоких зарослей деревьев и кустарника, а где – всего лишь 1-2 из последних этажей – останавливаемся на центральной городской площади. Которую площадью назвать, – из-за разросшихся на ней растений – уже невозможно.
       Предусмотренный, – в рамках однодневной Программы пребывания в зоне, разработанной «ЧЕРНОБЫЛЬИНТЕРИНФОРМОМ» – следующий пункт посещения – Припятский Дворец Культуры. С, примыкающими к нему, бывшим городским парком и, расположенной в нём площадкой с детскими аттракционами.
       Направляемся сквозь заросли к Дворцу все четверо.
       Молча.
       Ибо окружающая нас атмосфера воздействует на психическое состояние подобно кладбищенской.
       Мелькает мысль, что уж Пётр Петрович-то, водитель, мог бы и не подвергать себя здесь ненужному риску, а остаться пока в «Фольксвагене». Однако вслух это не произносится. Словно растерялись в данной местности все слова.
       Следую за мужчинами, стараясь не наступать на пятна мха.
       Вдруг…
– Человек! – сама от себя не ожидала столь громко вырвавшегося у меня – среди застывшей тишины – радостного возгласа. Когда неожиданно уви-дела, выходившего из зарослей слева от нас, худощавого мужчину.
– Где?! – разом, как по команде, обернулись со встревоженными лицами, Сташук и Чернов. – А-а-а… – тотчас успокоенно, – так это водитель. Из той группы, с которой мы вместе обедали. Просто они подъехали раньше нас и – с другой стороны.

       И мы все вместе, включая Рибони, горячо поприветствовав этого единст-венного, увиденного нами в тот день в городе Припяти человека, (как и он нас), разошлись по своим маршрутам.

       Под ногами – словно затянутые сетью трещин, асфальт и бетон, битое стекло. Повсеместно – следы разрушения и заросли. Лес поглощает уже не только окраинные кварталы, но и самый центр Припяти. И, полуразрушенный, осыпав-шийся фонтан – бывший когда-то грациозным, трёхэтажным стеклоблочным сооружением, и обширный Дворец Культуры – на многих карнизах которого ютятся ныне чахлые деревца, мох и трава и, обрамляющие площадь, бывшие административные здания, включая горсовет. Природа безустанно наступает, укрывая и обезличивая всё вокруг, погружая безлюдный мир в немую тишину.


       Обращает на себя внимание то, что многие деревья вокруг, растут в форме кустарника… Аномалии в развитии?..
       Поскольку биолога в нашей небольшой группе нет, ответить на сей вопрос некому.
Пронизывают душу пустые глазницы окон в окрестных домах.
       В одном их которых, на 9-м этаже – как рассказывают спутники – осталось пианино. Раскуроченное мародёрами. Как, впрочем, многое в этих местах…
       
       Теснят сердце бесформные лоскуты на бельевых верёвках балконов. Обесцвеченные, исполосованные дождями, морозами и ветрами, обрывки быв-шей одежды. Бывших обитателей Припяти.
       В цветочных горшках – на балконах квартир да и в самих квартирах с вы-битыми стёклами – нередко вьют гнёзда птицы. У отдельных из видовых групп, которых, например, у ласточек, изменился окрас перьев на горлышке, став более светлым. Не у всех, но у многих. И с ними, как говорят специалисты, ласточки противоположного пола, не хотят пароваться.

       В Припяти, как и возле Саркофага, расплодилось очень много пугачей.
 
       …На цифровом табло нашего дозиметра – 0052 микрорентген в час. Чем ближе к зданию Дворца, тем радиационный фон всё более повышается.
       В одном месте цифры, в бешено нарастающем плясе, достигают максималь-ной отметки и, беспомощно пикнув в последний раз, радиометр отключается. Зашкалило…

       Среди зарослей трав и бурьяна выше человеческого роста, по железобе-тонным обломкам и остаткам сломанной мебели и полуистлевшего тряпья, старательно обходя многочисленные островки ярко-зелёного мха, – накапливающего радионуклиды больше других растений – пробираемся, наконец, к торцу здания. С некоторой опаской заходим внутрь.
 
       Первое, что бросается в помещении в глаза, большой портрет Брежнева Л. И. валяющийся в грудах мусора и пыли. (Леонид Ильич Брежнев, (1906-1982 г.г.) – бывший Генеральный Секретарь Коммунистической партии Советского Союза. Фактически, начиная с 1964 года, возглавлявший совет-ское государство, после Хрущёва Никиты Сергеевича. Во времена правления Брежнева возобновились гонения в СССР инакомыслящих, распространились аресты и отправка в тюрьмы и лагеря диссидентов, среди которых были и многие из украинских представителей творческих кругов и интеллигенции. Говоривших правду о советском строе, поднимавших свой голос в защиту дос-тоинства, демократии и, попираемых в данной стране, прав человека. Немало из них – талантливых писателей, поэтов, художников, музыкантов, были аре-стованы и провели многие годы по тюрьмам и ссылкам. Многие погибли от пыток в советских тюремных лагерях. В частности, писатели и поэты, члены Украинской Хельсинской Группы: Василий Стус, Алексей Тихий, Юрий Литвин и др. Вновь, как при режиме И. Сталина, в период властвования Л. И. Брежнева, обезглавливалась Культура, уничтожалась Духовность.
 
       При Брежневе проводилась, так называемая, «политика кулака» не только в своей стране, но и во всём мире. Именно при нём всемерно приветствовалась и поддерживалась атомная гонка. Как в милитаристской (военной) области, так и в народнохозяйственном комплексе.)

       Рибони фотографирует и портрет и, разбросанные вокруг, другие символы ушедшей в небытие советской эпохи, а мне, всё сильнее чувствующей удушье в горле, хочется лишь поскорее выбраться на чистый воздух.
       «Чистый». Не считая, присутствующей в нём, невидимой радиации…
2-3 года тому назад поднимался вопрос об установлении запрета на посещение пустующих зданий безлюдных городов и сёл Зоны, где уже существует опасность обрушения железобетонных междуэтажных перекрытий, лестнич-ных маршей и прохудившихся крыш, но, пока что, всё остаётся по-прежнему.
       А между тем, количество посетителей в год уже превышает, как сказано, 20-ты-сячную отметку. Наиболее глупым, на мой взгляд, если не сказать – ужасным, является факт распространившейся в последние годы практики, организации туристических автобусных поездок в Зону Отчуждения. Для – молодёжи…

       Безусловно, Человек ко всему привыкает. Привыкли и в Украине: и жить рядом с источниками опасности и, непосредственно, в опасной среде, и – пренебрегать реальной угрозой, и – своеобразно геройствовать. Со мной, мол, ничего не случится…
       Однако, как я неоднократно убеждалась даже на протяжении столь кратковременного, непосредственного моего прикосновения в 2006 году к Чернобыльскому вопросу, множество людей из новых генераций, делает это ещё и по причине элементарного незнания. И их невежество, в области актуальных чернобыльских проблем, безусловно, на совести государственной власти и нынешнего правительства.

       Правительство страны, которая, в последние десятилетия, на весь мир декларирует своё приобщение к реализации демократических реформ во благо народа, страны, где фиксируется право населения и на экологическую безопас-ность в её Основном Законе, т. е. Конституции, разве не должно заботиться и об осуществлении этого права? Разве не должны властные структуры обеспечи-вать население хотя бы правдивой и своевременной информацией и пресекать действия нарушителей этого права?!
       Ведь на сегодня, как и двадцать лет тому назад, справочников по Чернобылю в Украине – чётких, доступных пониманию каждого и составленных с участием как специалистов-атомщиков, (теоретиков и практиков), так и биологов, медиков, химиков, экологов и т. д., – как говорится «Днём с огнём не отыщешь!»

       В, изредка выпускаемых фотоальбомах о Чернобыле, (отдавая должное красочности их дизайна и высококлассной работе фотохудожников), удивляет ограниченность информационной части, которая как правило не касается во-проса первостепенной для населения важности: АКТУАЛЬНОЙ, РЕАЛЬНОЙ СТЕПЕНИ ОПАСНОСТИ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, НАХОДЯЩЕГОСЯ В ЗОНЕ ОТЧУЖДЕНИЯ. В наше, реальное время.
       Степени опасности, которую невежественный человек, вооружённый хоть десятью дозиметрами, или другими новейшими измерительными приборами, понять не может. Ведь ему ничего не скажут скачущие цифры на радиометре. Ни о чём его не предупредят. И он будет беззаботно бродить и фотографиро-ваться в зарослях трав, достигающих в Зоне Отчуждения человеческого роста, у гранитных памятных знаков, у саркофага, в помещениях Припяти и т. п.

       Как это то и дело происходит в наши дни с молодёжными туристическими группами. О визитах в Чернобыльскую зону которых, снимаются видеофильмы…
Так почему до сих пор даже приветствуется подобное геройствование? Почему не говорится честно и открыто, на государственном уровне, что посе-щение чернобыльской Зоны Отчуждения, и сегодня всё ещё опасно?
       Почему замалчивается и тот факт, что значительная часть Украина, с 1986 года, продолжает существовать в радиационной среде?

Ибо, если радионуклиды сразу после аварии, попадали внутрь человека, в основном, через органы дыхания, то теперь они находятся в грунте и водах и, разносясь течениями, опять-таки попадают к нему же вовнутрь, проследовав через все звенья природной биологической цепочки питания, (т. е., начиная с растительного и животного миров и, завершая человеческим).

       Почему не акцентируется внимание мирового сообщества на ветхости и не герметичности Укрытия-Саркофага, продолжающего и сегодня, спустя два десятилетия, отравлять радионуклидами окружающую среду??!
       Потому что все устали от демонстрации незаинтересованности мирового сообщества в оказании финансовой помощи Украине для проведения жизненно необходимых работ по дезактивации, строительству, научным исследованиям и т. п.?
       Устали от, образно выражаясь, «хождения по миру с протянутой рукой?..»
Но ведь на карту поставлена жизнь не только украинского народа, обрекае-мого бездействием политических лидеров на медленное вымирание, но и всего человечества! Помнить об этом и повторять это, нужно безустанно.
       Ибо замалчивание, не только безнравственно и антигуманно, но ипреступно.
       Как и ложное заверение в отсутствии опасности.
       К которому прибегают многие, как в моём Отечестве, так и в зарубежье.


 
       …От безлюдья и омертвевшей тишины Припяти, порой охватывает жуть. Хочется поскорее выбраться из города-призрака.
       К Людям.
       К – Жизни.


       Между тем и ООН, для увеличения финансовых поступлений в чернобыльский регион советует использовать, так называемый, «экологический туризм».
       – ???!...
       А представителям местной власти ООН советует, в частности, «помочь научиться людям, живущим на заражённых территориях жить безопасно. И даже получать экономическую выгоду в радиоактивной среде».
       – ??????....

       Поистине, Чернобыль до сих пор, это – ужас в секрете.

       (продолжение следует...)