Три рубля в неделю

   Можно, конечно, этот рассказ начать, пользуясь современным литературным приёмом, который некоторые критики назвали «быка за рога», сразу с высказываний нашей однокурсницы Нины Варновой за дружеским столом, но я начну без спешки, издалека, с истории, так сказать, вопроса.

   Они считали себя «горячниками» - занимались четыре года на отделении ковочно-штамповочного производства, иначе издавна называемого ещё и горячей обработкой металла в отличие от «холодников», изучающих обработку металлов резанием.
   Выпускники на банкете, обмывая новенькие синенькие дипломы, договорились обязательно встречаться через каждые пять лет. И даже дату заранее наметили запоминающуюся – 22 июня. Обещание сдержала половина техников-технологов, а на десятилетие явилась четверть бывшей группы. И на этом свидания однокурсников прекратились, хотя многие жили в одном городе по месту расположения техникума, бывало, увидятся случайно, поручкаются, мимоходом здоровьем поинтересуются – и по своим делам, сказав традиционно, как пароль, на прощание, что надо бы встретиться.
   И встретились – на... 40-летие окончания техникума. Инициатором сбора, недаром говорят, что нет пророка в своем отечестве, стал самый, пожалуй, далекий однокурсник Саша Машков. Он и ещё восемь человек уехали по направлению в Волгоград, на известный завод «Баррикады», устроились в основном в кузнечный цех в разных низовых должностях. Семеро со временем уехали, а самые настойчивые добились успеха. По «горячему» стажу на заслуженный отдых ушёл с должности того самого уникального даже для всей промышленности (благодаря паровоздушным молотам-великанам) кузнечного цеха Василий Акулин. Саша Машков начинал там же нормировщиком, ныне – начальник отдела в областной администрации.
   Вот ему-то, прежде всего, и захотелось встретиться с однокурсниками. Письма, звонки, уточнение после нескольких утрясок времени встречи – последняя суббота августа наиболее устраивала всех, с кем можно было договориться. Место свидания и обговаривать было не надо: у входа в техникум, потом его, утроившего за последние годы площади, осмотр. Причём экскурсию проведёт свой же сокурсник, одно время преподававший в нём ковку и штамповку, Александр Кокин, до этого успевший поработать и технологом, и начальником цеха, а после был даже главным инженером солидного завода. Ныне – заместитель главы районной администрации, с возрастом уже тяготящийся этой хлопотной должностью и втайне мечтающий поработать директором этого учебного заведения. А банкетную часть взяла на себя Нина Варнова, которая после индустриального техникума закончила заочно ещё и техникум советской торговли и возглавляла в это время трест столовых, от которого, впрочем, после «эпохи перемен» остались в основном лишь школьные столовые.
   Кроме этих активистов и ещё одного поисковика выпускников, собственного корреспондента областной газеты, на встречу собрались ещё четверо. А первым появился Павел Мухин, приехавший из крупного села соседнего района, досрочно выпивший, но с букетом цветов для дам. Его карьера из-за любви к водке и самогонке шла сверху вниз. Он быстро на заводе, поскольку располагался тот в дальнем селе и в нём было мало людей с образованием, дорос до главного инженера, мог в перспективе стать и директором, но, увы, стал потом начальником цеха, инженером по технике безопасности и, наконец, вахтёром в проходной. Его друг юности, умница и мастер на все руки Юрий Шишин, тоже одно время увлекался «злодейкой с наклейкой», но на судьбу не жалуется, сам виноват, ныне бригадир станочников и зарабатывает больше некоторых инженеров. Выпивает изредка, но всего рюмочку, раньше бы установить такую дозу!
   А ещё были две девушки, вернее, бабушки-пенсионерки: Галина Колова всё время пахала инженером-технологом, Леночка Русова – экономистом.
   Вот и всё. Менее даже трети выпускного состава группы.
   Теперь о тех, кто мог бы и показаться. Оля Ухова по каким-то личным причинам, хотя и обещала, не пришла, но, женское любопытство оказалось сильнее: в назначенное время она буквально пробежала по противоположному от техникума тротуару, чтобы хоть одним глазком посмотреть на друзей юности, а самой остаться незамеченной. Валентин Плесков из соседнего городка тоже собирался на праздник встречи. В воскресенье утром он позвонил, извиняясь перед одним из организаторов сбора, сказав, что у него был «визит к стоматологу». Пришлось только догадываться о настоящей причине отсутствия - у него не было денег, чтобы внести свою банкетную долю, а еще он, ходивший год в безработных, стеснялся своей поношенной одежды.
   После субботнего банкета в воскресенье в том же составе встретились в квартире у газетчика. Издавна повелось все откровенные, без лишних ушей, разговоры вести дома. Журналист, прекрасно зная это, надеялся обрести дополнительный материал для будущей книги о студенческих годах, поэтому и пригласил друзей юности к себе домой. Едва уселись за стол, как Нина Варнова рассказала про плесковский «визит к стоматологу».
   - Врет он всё, - тут же среагировал на новость Александр Кокин. – Просто свою нищету боится показать.
   - Нет, не из-за этого, - возразил Саша Машков. – Он ещё в техникуме принципиально ни у кого не брал взаймы. Помню, как-то у него в раздевалке украли мелочь, приготовленную на пригородный автобус, не стал ни у кого одалживаться и в свой городок за двенадцать километров после лекций пошёл пешком.
   - Неужели в их городке способный техник-технолог, а ведь Валька Плесков даже начальником цеха одно время работал, почти год ни где не мог устроиться? – удивилась Леночка Русова.
   - И неужели президент, правительство не знают, как живут люди в управляемой ими России? – это вступила в разговор Галя Колова.
   - Не знают, и не хотят знать, - резко возразила Нина Варнова. – Я думаю, что и до нынешних правителей, как и в советское время, информация о жизни глубинки доходит приглаженная: «жить стало лучше». В таком же искаженном виде доходят сведения и до областной администрации.
   - И добавлю, - включился в беседу хозяин квартиры.- Даже районные власти не знают досконально все дела на своей территории. Помню, ещё в советские времена первый секретарь горкома партии, изрядно поруководивший массами, перешёл на хозяйственную работу – директором самого большого завода в округе. Думал, что ему будет там легко, а через месяц схватился за голову: сколько, оказывается, тут скопилось неразрешённых проблем, а он о них прежде и не знал. Не докладывали, а самому пообщаться с простым народом в те поры было невдомек.
   - А чего тут удивляться, - лицо Нины Варновой раскраснелось от первой рюмки водки, разговоры разговорами, но и богатому столу надо отдать дань. – Если откровенно, - она обратилась в первую очередь к журналисту и чиновникам районной и областной администраций, - давайте мы сами себе честно признаемся, не будем забираться в руководящие дебри, лично мы досконально знаем, как живут наши соседи по лестничной клетке, коллеги по работе?
   - Ну, сейчас это, может, и так, не знаем, - согласился газетчик, - а в советские времена всё было по-другому.
   - Нет, не по-другому, - возразила ещё больше раскрасневшаяся Нина, - и раньше почти всё так же было. А вы, журналисты и чиновники, по-прежнему жизнь знаете поверхностно. И ты, Егор, и вы, оба Александра. Когда журналист пишет много и часто, ты же, Егор, это по себе знаешь, то поневоле страдает верхоглядством: пришёл, увидел, написал. А сколько ошибок в работе районной администрации, ты бы, Александр Константинович, послушал, что о тебе говорят не в глаза, а вот в таких откровенных и честных беседах, как сегодняшняя наша.
   - Бывают ошибки, бывают, - примирительно согласился Кокин. – Все мы от ошибок не застрахованы. Я вот слышал, Нина, что тебя с должности директора просят уйти на пенсию. Наверное, тоже неспроста, а за какие-то просчёты?
   - Зачем так говоришь, Александр! Ты же прекрасно знаешь, чья жена у меня в замах. Отсюда и интрига.
   - А всё же что-то конкретное ты, Нина, можешь сказать о якобы незнании нами жизни? – спросил Егор, уводя разговор от острой темы.
   - Конечно. Вот возьмём даже нашу техникумовскую группу начала шестидесятых годов. Ты Егор, чисто городской житель просто не мог знать, как и на что жили мы, приехавшие из разных сёл и деревень, в общежитии. У тебя своя отдельная комната дома, нет забот у мамы под крылышком о завтраке-ужине, карманными деньгами тебя обеспечивали по первому требованию, да и стипендию ты, наверное, родителям не отдавал. Признайся, не отдавал?
   - Нет.
   - И ты, Юра, не отдавал, сам в общежитии, я до сих пор помню, хвалился, что отец тебе давал на неделю десятку, да ещё в понедельник утром на своей председательской машине или на любой попутке отправлял в город. Вот какая между мной и тобой тогда была разница, хотя мы были оба из деревни. Или вот ещё непересекающиеся линии: у Акулина отец был районный прокурор, а Мухин – безотцовщина. Леночка Трусова училась играть на домашнем пианино, а ты, Галина, в это время воду с колонки для огорода и скотине носила, поскольку твоя мама часто болела. А я как жила? Утром в понедельник из своей дальней деревни Медоварцево шла пешком в любую погоду до Озябликова, чтобы там успеть на переполненный рейсовый автобус, а в кармане у меня было всего три рубля: и на проезд, и на житьё в городе до субботы. Уезжая на выходные, я должна была ещё купить три буханки хлеба. Стипендию сразу отдавала маме. Ты знал об этом, Егор?
   - Нет.
   - А однажды у меня и их в общежитии украли.
   - Неужели и такое было? - удивился Юрий Шишин,- Ведь я тоже в общежитии тогда жил, но ни о какой краже не слышал. Расскажи-ка, Нина, всё подробно.
   - Больше трёх рублей, да и они из моей же стипендии, мне мама и давать просто не могла. Она работала в полеводческой бригаде нашего нищего колхоза. Жили больше на то, что вырастили дома в огороде и большом картофельном усаде за деревней. Корова, овцы, куры-утки, да ещё, сейчас и не помню сколько, пчелосемей. Наша-то деревня недаром Медоварцево называется. Вокруг неё такие травы, что наш мёд был самым лучшим в районе.
   Я была старшая, а ещё у меня было два брата и недавно народившаяся сестрёнка, отец как раз через месяц после маминых родов умер. Мама обещала папе, когда он тяжело больной лежал, обязательно вывести меня из беспросветной медоварцевской нужды и после семилетки послала меня сдавать экзамены в индустриальный техникум. Поступила. А хорошего, на зиму, пальто у меня не было, в седьмой класс я в отцовской фуфайке бегала, но на это в деревне и внимания особого не обращали, тогда, в начале шестидесятых, в деревнях особо не модничали. Мама купила мне в городе с рук на рынке дешёвенькое пальто, тяжёлое, неуклюжее, на два размера больше нужного. Я и такой обновке в клеточку рада была, пока в нём не приехала в декабре в техникум. Сравнила – у меня пальто всех хуже, а что делать, так до четвертого курса и пришлось в нём ходить, хорошо, что я за это время на один размер прибавилась.
   Да и другая одежда была не лучше. Помнишь, Егор, как ты мне во время производственной практики на втором курсе, когда мы осваивали в нашей мастерской азы свободной ковки и ковали ломы, ты мне чулок сжёг, вынимая из горна раскаленный лом, на ноге до сих пор отметина есть. Так вот кроме тех чулок у меня была ещё лишь одна пара.
   Хорошо, что я тогда не как сейчас, не форсистая была. С парнями вообще не зналась. На втором курсе, наверное, училась, когда меня на танцах в деревенском клубе один парень взасос поцеловал. Так я домой прибежала и заплакала, думала, что теперь ребеночка рожу, а тогда как же учиться?
   В столовой нас кормили дёшево, а хлеб вообще на столах лежал бесплатно – бери, сколько хочешь. На завтрак – чай с тем же хлебом, ужин – из всего деревенского, мы же с собой на всю неделю и картошки, и яиц привозили. Но всё равно уже с четверга считаешь-выгадываешь, чтобы в субботу и на автобус хватило, и, как всегда, на три буханки хлеба. На четвёртом курсе, на практике, я работала на молоте, штамповала заводные шоферские рукоятки, норму почти вдвое перевыполняла – шестьдесят рублей был для меня колоссальный заработок. Вот только с этого времени я стала иногда в кинотеатр ходить, мороженое там покупать.
   - А ты про кражу обещала рассказать, - напомнил Юрий Шишин.
   - Прихожу как-то, это было ещё на первом курсе, в нашу комнату в общежитие, а денег в кармашке рюкзака нет. Я тут же решила при всех устроить обыск, посмотрела у всех пяти девушек тумбочки, карманы одежды, не поленилась даже под матрасы заглянуть. Помните, на первом курсе училась с нами Таня Зинякова, из того же городка, что и Валька Плесков, такая худенькая, угрястая, она на второй год осталась... Так вот в её тумбочке обнаружилась фольга от шоколадки, под матрасом – ненадёванные новые чулки, а потом я вспомнила, что Татьяна после первой лекции отпросилась, ну и всё ясно стало. Татьяна расплакалась, просила прощения, отдала оставшуюся у неё мелочь. Рассказала о своей трудной жизни, потом опять разревелась. Я наказала девчонкам ни кому не говорить о краже. А сама, если ты Юра помнишь, заняла у тебя рубль – на всю оставшуюся неделю. В следующий понедельник я тебе долг вернула, а на три рубля стала жить лишь со следующей шестидневки. На втором курсе нам два рубля к стипендии прибавили, так я хотела схитрить, их маме не отдавать, но она откуда-то узнала о прибавке. Так что впервые в жизни десятку в неделю я истратила на четвертом курсе, когда в кузнечном цехе получила свой первый заработок. Может из-за будущей высокой зарплаты и чтобы уехать подальше от родительской опеки, я выбрала направление в Мурманск.
    - И долго там жила? – спросил Саша Машков, который в отличие от остальных Нину вчера увидел впервые за сорок лет.
   Нет. Вреден север для меня, как сказал Пушкин в «Евгении Онегине». Работала нормировщицей, вышла замуж за повара из заводской столовой. Когда впервые привезла его в наше Медоварцево, то ему так понравились наши места, что мне супруга и уговаривать не пришлось, чтобы остаться здесь. Не в Медоварцеве, разумеется, там у нас сейчас дача, а в Павлове. Он устроился по специальности, а я стала экономистом в тресте столовых. Поступила заочно в торговый техникум и в нём, между прочим, училась на одни пятерки, а не на двойки-тройки, как в индустриальном техникуме. Ну что, выслушали меня? Теперь пусть каждый сам о себе расскажет.
   - Начали-то мы с Вальки Плескова, если вы помните, - первым откликнулся, выпив, не дожидаясь остальных, Павел Мухин. – Я его прекрасно понимаю, вас тут много больших начальников, а он после года вынужденного безделья еле-еле на работу устроился, стесняется просто своей нужды и низкой должности цехового механика в его пятьдесят девять лет, да-а, не генерал. Кстати, спасибо за то, что за меня вчера в ресторане расплатились. А я вот и не стесняюсь, что вахтёр на проходной. Виноват во всём сам. Когда в двадцать пять лет стал главным инженером завода, то как-то быстро возгордился, мне очень нравилось, что меня стали все угощать, всегда звали в любые компании, потом я сам стал в них напрашиваться. Короче, привык к почти ежедневным выпивкам, да к таким, что иной раз меня домой под руки приводили.
   Вот вы, городские, и не представляете, что это такое завод на селе. Как и остальные, он вырос из промартели, а ещё у нас были и промколхозы, это когда летом основная работа на полях и лугах, а зимой – у примитивных станков. Так у нас режим смен был приспособлен к сельской жизни: начинаем работу шесть утра, после утренней дойки, зато обед часа на три, а то и больше, чтобы бабы на выгон успели сходить бурёнок подоить в табуне, а мужики – сена подкосить. Так вот я со своей пьянкой, у нас, как и у всех была корова, и про сенокос позабыл, хорошо, что тесть выручил. Словом, к той зиме у нас дело до развода дошло. Примирения не получилось. Я особо и не тосковал – через полгода уже жил с другой, работала у нас на прессу... Зато у меня два сына Сергея. Один от первого брака, другой Серёжка – сын второй жены. И ещё у нас есть совместная дочь Нина. Года два, женившись вторично, я почти не выпивал, потом снова начал закладывать. Но не так сильно, как раньше, и не после работы, а во время неё, чтобы домой вовремя являться. Ну и постепенно покатился вниз по служебным ступенькам.
   Павел налил себе ещё полстопки и, так и не опрокинув её в рот, продолжил:
   - Вот так и оказался вахтёром. Супруга уже на пенсии, Нина хотела в институт поступить, школу-то окончила с серебряной медалью, да у нас и денег ей на учебу нет, теперь ездит каждый день к вам в Павлово, торгует в киоске на рынке. Были, конечно, небольшие сбережения, но они ушли на оплату подводки к дому газовой ветки, покупку котла, плиты, их монтаж. Зато дров не надо ежегодно запасать, печку с утра ежедневно, чтобы скотину накормить, растапливать. Мы ведь теперь не только корову держим, бычков откармливаем, трёх поросят – и всё равно денег в обрез. Да не только я так живу, почти все в селе, ну кто чуть богаче, другой чуть беднее. Как завод стал акционерным обществом, так и начались сокращения, а когда его хозяином стал коммерсант из Нижнего Новгорода, завод по численности сократился впятеро, два его отделения в соседних с нами деревнях совсем закрыты, да и продукцию другую выпускаем. Этому предпринимателю нам можно зарплату большую не платить, знает прекрасно, что мы ещё своим подсобным хозяйством живём, да за такую работу в Нижнем он бы раз в пять больше был вынужден платить, а   ещё его бы заставили очистные сооружения для вредного производства построить. А тут деревня, всё можно. Вот ты, Нина Ивановна, рассказывала, как студенткой на три рубля в неделю жила, а в пересчете на те, советские цены, почти всё наше село теперь так живет.
   - Так вы бы об этом коммерсанте сообщили в районную, а то и областную администрацию, – возмутился Машков.
   - Что толку. Писали, и не раз. Да у нас вообще есть рекордсмен эпистолярного жанра, о котором даже «Труд» писал, про которого какой-то центральный телеканал показывал. Бывший наш председатель профкома, оставшийся на всю жизнь активистом. Лет двадцать писал, чтобы к нам газ провели, потом - чтобы не так много с бедных жителей за эту газификацию денег драли, попутно в разные инстанции сообщал о том, почему в нашем селе все жить по-нищенски стали, затем просил спонсорскую помощь от имени всех односельчан. Даже однажды в Голливуд Элизабет Тейлор написал. Не ответили ни разу на его письмо ни районная, ни областная администрации, не было даже обычных отписок из Москвы. Повторяю, ни разу, а вот Элизабет Тейлор сразу ответила, хотя и отказом – её благотворительный фонд помогает только животным, но посоветовала обратиться к тем, кто как раз такими делами занимается. Вот про этот единственный ответ и написали «Труд» и ещё несколько газет, противопоставив хоть и бесполезную, но всё же отзывчивость американской актрисы и тупое молчание наших чиновников.
   - Я вспомнил, читал такую заметку, как ни как курирую в областной администрации все районные газеты, читаю, естественно, и все центральные. Ещё тогда подумал, не из Пашкиного ли села статья, - опять включился в разговор Саша Машков. – Ты, Павел, что водку не допиваешь, ещё остынет!
   - С меня, пожалуй, хватит. Мне ещё на предпоследнем автобусе в село надо уехать, последнего вообще может и не быть. Так что через полчаса я вас покину, а утром мне в проходной стоять: к старости умнее стал, не хочу с большого похмелья идти на работу.
   - Интересный у тебя рассказ получился, мне даже захотелось на ваше рабоче-крестьянское село посмотреть. Приглашай, Паша, в гости, я в Волгоград ещё через пять дней только уезжаю, так что если завтра-послезавтра к вам ехать, то я с удовольствием.
   - Лучше во вторник, у меня весь день свободен.
   - А меня, Павел, что не зовешь? Я такой материал в свою газету напишу!
   - Так, конечно, приезжайте оба, вы ж друзья, тем более, Егор, я же сегодня у тебя в гостях.
   - Так выходит я права, господа журналисты, - обратилась к Саше и Егору Нина Варнова. – Помните, с чего разговор-то у нас завязался? С того, что про жизнь глубинки у нас очень мало разное областное-районное начальство знает, вот даже Саша, ну он-то ладно, ты, Егор-собкор, не имеешь полного представления о жизни на периферии, тем более в малочисленных отдаленных деревнях. Вот и у Вальки Плескова в городишке сходная с Пашкиным селом ситуация. Год быть без работы, каково?
   - А, может, он со мной видеться не хочет, стыдно за то, что когда лет двадцать назад был он у меня в Волгограде,- работал снабженцем и приезжал за специальными баллонами,- то напился до такой степени, что где-то потерял кошелёк с деньгами, а утром пришёл ко мне из гостиницы и стал обвинять меня в воровстве. Я ему дал денег взаймы, он мне долг выслал, но больше с тех пор не звонил, хотя в Волгоград наверняка за этими дефицитными баллонами приезжал не раз.
   - С таким же успехом он мог и на меня обидеться,- возразил Александр Кокин.- Я только-только начал работать в районной администрации, а он ко мне с просьбой – устроить дочь на работу куда-нибудь в школу преподавателем математики. Я отказался помочь: образование – не моя сфера. Посоветовал самому искать выход, да и дочка его должна уметь полагаться на себя.
   - Давайте вернемся к самоотчетам. Мне же скоро уезжать, - остановил это самобичевание Павел.- Юра, что ты про себя расскажешь, а то всё молчишь и молчишь! И вы, Галя с Леночкой, в техникуме, вроде, молчуньями не были.
   - Мы за разговорами и про закуски забыли. Саша, ты у нас вроде тамады, так командуй.
   - Предлагаю выпить за хозяина и за хозяйку, спасибо им за такой шикарный стол, за гостеприимство в этом доме!
   Резко, опережая звон рюмок, затрещал сотовый телефон в нагрудном кармане рубашки у Александра Кокина. Взглянув на высветившийся номер, он, извинившись, вышел на кухню.
   - Вот как плохо быть начальником, в воскресенье даже покоя не дают, - сочувствуя ушедшему из-за стола Александру, сказала Леночка.
   - Знал, куда шёл, - возразила Нина. – Как стал замглавы администрации, так и заважничал, совсем изменился, просто так теперь к нему и не подойдешь, не поговоришь запросто как с бывшим однокурсником, для товарищей у него давно времени нет, все дела, дела...
   - А, может, он таким и раньше был, просто сейчас это заметнее стало. Я ещё тогда в районке только начал трудиться, одно из первых заданий было написать про комсомольскую администрацию завода, в котором тогда Кокин был секретарём комитета ВЛКСМ, - отложил в сторону свою стопку с водкой Егор. – Так он мне почти ничего и не рассказал, отделался общими словами, а я же о хорошей статье с его помощью мечтал, пришлось за дополнительной информацией обращаться к секретарю парткома. Словом, статья получилась довольно-таки суховатой.
   - А помните, как его в техникуме прозвали? «Дипломат», - Галя Колова тоже отложила в сторону фужер с минералкой.- Мне кажется, что он уже тогда готовил себя к солидной карьере. Ты, Саша, хоть и в областной администрации работаешь, но не кичишься должностью, как Александр. Или ты с нами, в Павлове, такой, а у себя, в Волгограде, злой начальник?
   - Да что вы, ребята. Я после кузницы и комсомольской работы возглавлял заводскую многотиражку, а потом, в горбачёвские времена, когда создали новую областную газету, был замом главного, курировал работу с собкорами. Потом в областной администрации, когда всё стало экономически улаживаться, создали комитет по печати, меня перевели в него заведующим сектором районных газет. Кстати, мы им очень во многом помогаем, сам Максюта в повышении тиража районок заинтересован.
   - Но ты же не забюрократился. Это же по всему видно. А Кокин прямо забронзовел, - Юра Шишин перестал очищать банан.- Мы ведь с Кокиным почти из соседних деревень, только у меня отец был председателем колхоза, а у него простой возчик. Как он мне тогда откровенно завидовал! Теперь на месте его родительского домика двухэтажный коттедж с высокой башенкой. Попросил как-то у него номер домашнего телефона, так он мне сказал, что рабочий в любой книге есть, а домашний дать не может, дав понять, что от меня звонков ждать не будет.
   - Что это вы обо мне такое говорите, - тихо, словно охотник, вышел из кухни Александр Константинович. Ну, давайте я тост скажу. За всё хорошее! – И залпом выпил водку, - Можно, я ещё себе налью, неприятный разговор у меня состоялся.
Кокин налил себе ещё водки, залпом выпил, потянувшись вилкой к ветчине. Все удивленно промолчали. Так мог поступить Павел Мухин, так бы сделал лет пятнадцать назад Юрий Шишин, но он давно «завязал», сам, между прочим, без врачей и псевдоэкстрасенсов, а если бывает в дорогих для него компаниях, то лишь чуть пригубит, как сегодня, уважая тосты давних друзей. А к тем, кто пристаёт к нему с выпивкой, рассказывает анекдот: «Как можно держаться подальше от рюмки? Пить водку через соломинку! А я вот и соломинку потерял! Как найду, так и выпью». Между прочим, после этого не пристают: ну не хочет человек, значит не надо заставлять поддерживать нетрезвую компанию.
   Все продолжали смотреть на Кокина, а он, ничего не замечая, поддел вилкой ещё два тонких ломтика ветчины. Прожевав и вытерев рот бумажной салфеточкой, сказал:
   - У меня был звонок с неприятной новостью. Мой друг из администрации сообщил, что пока я в отпуске наметились кадровые перемены. На моё место уже подобрана кандидатура нынешнего заведующего экономическим отделом, которого я сам лично год назад на эту должность пригласил, вытащив из рядовых бухгалтеров рядового завода. Думал, друзья. Я ведь в прошлом году у главы в техникум директором просился, не отпустил, сказал, что без меня он как без рук. И возразить-то мне сейчас ему нечего: в июне мне, я же вас на год старше, шестьдесят стукнуло. А я, надеясь на заверения мэра, и никакого «запасного аэродрома себе не готовил.
   - Может, где прокололся в отношениях с мэром или дорожку его близким перешёл, - заинтересовался Саша Машков, не понаслышке знакомый с аппаратными интригами. Их ведь в областных центрах куда больше, чем в районах, где многие чиновники друг друга знают как облупленных.
   - А, может, твой будущий преемник женат на чьей-то важного человека дочке, отец которой для главы важнее, чем ты,- съязвила давно молчавшая Нина Варнова.
   – Ты же мне не так давно сказал, что меня скоро из директоров торга попросят, а теперь сам оказался даже в худшей ситуации, но мне терять нечего, я пять лет как пенсионерка, на медоварцевском мёде могу хорошие деньги заработать. Ты же, Александр, на рядовую должность не согласишься, да и кто ещё возьмет, узнав, что ты по какой-то причине попал в опалу.
   - Ну, хватит вам, напали на человека с вопросами, - стал успокаивать сидящих за столом Егор-собкор.
   - Вот ещё рюмку выпью и успокоюсь. В нашей администрации надо быть готовым к любым ситуациям. Верой-правдой служил мэру, порой выполнял такие поручения...
   Александр Константинович замолчал, налил себе ещё почти полный фужер, в котором прежде была минералка, водки, выпил, сел, не подтянув, как прежде, брюки, чтобы не мялись стрелки.
   - Я ведь с техникумовских времен мечтал о высокой должности в горкоме партии, а попал в это здание, когда оно стало городской администрацией. Я тогда Юрке Шишину завидовал, что у него отец председатель, Леночке Руссовой, у которой батя директор завода, Васе Акулину, сыну районного прокурора. Старался выбиться в люди, подставляя порой других, чтобы не задерживаться в карьере.
   Выбился, дача в деревне, две иномарки сменил, оба сына в Москве живут, а ведь счастья давно нет. Знаешь Нин, - он повернулся к Варновой, - мне теперь кажется, что вот те трёхрублевые в неделю времена всё же были для нас более счастливыми, чем нынешние, богатые. Были-жили в тесноте, но не в обиде, ныне дом в два этажа, а поговорить не с кем, друзей, кроме вас, нечаянных, нет. Жена давно в Москве живет, с внуками нянчится, - он махнул рукой и повернулся к Павлу Мухину. – Ты куришь. Я вот бросил давно, а сейчас закурить захотелось, – обратился к остальным. - Вы извините меня, теперь одному хочется побыть, – и снова к Мухину. – Тебе уже на автостанцию пора, пойдем на улицу, покурим, я такси вызову, заодно и тебя подброшу. И ещё раз извините меня. Спасибо, тебе Егор и твоей очаровательной супруге Нине Георгиевне, за стол, всем счастливо оставаться!
   - Настоящая трагедия у нас на глазах разыгралась. Как раз для тебя, Егор-собкор, - Саша Машков всегда считал, что его самый лучший друг пишет талантливо. – Кстати, над чем работаешь? А то вот для тебя из нынешнего вечера можно взять сразу два сюжета для рассказов – и про Кокина, и про три Нининых рубля в неделю.
   - Собираю материалы для книги об истории города. Такие факты в архивах раскопал – пальчики оближешь! Некоторые с 1913 года и не публиковались.
   - Можешь нам рассказать?
   - Вот показательный пример отношения царского правительства к нуждам павловцев. Село в июле 1812 года на треть сгорело, пожаром уничтожено 515 домов, в том числе полсотни каменных, 115 лавок и 43 завода. Но погорельцы без помощи государства не остались: три тысячи рублей лично от царя, разрешён отпуск леса по дешёвой цене и при этом с рассрочкой уплаты, денежные пособия на каждый дом в З00 рублей в дополнение к страховой сумме. А для восстановления и развития металлического производства правительство выделило 30 тысяч рублей на учреждение ссудного товарищества и ещё 20 тысяч – на создание комиссионерного товарищества. Но и это ещё не всё. Николай Романов, который под номером два, в день своего священного коронования в 1896 году простил долг павловцев в солидной для тех времён сумме – 74283 рубля 85 копеек. А теперь представьте, что в городе случится такой же пожар и ответьте сами себе: поможет ли в такой же степени Павлову нынешнее правительство? Или вот другой пример, вычитанный мной в архиве: нынешний завод «Красное Сормово» принадлежал частному лицу и оказался банкротом, так царское правительство, чтобы у людей была работа, обеспечило его государственными заказами и помогало ему до тех пор, пока предприятие вновь не встало крепко на ноги. Может такое быть в наше время, которое я называю грабительским капитализмом?
   - Подари обязательно эту краеведческую книгу, когда она выйдет из печати!
   - Тебе-то, Леночка, он обязательно подарит, он же в тебя влюбился на первом курсе,- напомнила всем известный факт из техникумовской жизни Галя Колова.
   - И разлюбил на втором, а вот его тогдашние стихи я до сих пор помню наизусть, - и Леночка, покраснев, прочитала их:

   Любовь – это чувство такое
   Когда не ешь и не спишь,
   И нет тебе покоя
   В самую тихую тишь.

   - Да, наш красавец Егор был тогда любвеобильным.
   - Он и сейчас такой, - подмигнул Нине Георгиевне друг семьи Саша Машков, ежегодно приезжающий из Волгограда навестить маму, а теперь брата и племянников, и на второй день гостевания обязательно шёл к Егору. – Полюбуйтесь на его третью жену, красавица. А от первой у него два сына, от второй – две дочери.
   - Долг перед страной выполнил: два солдата и две санитарки, - отшучивается Егор, - было бы нам лет поменьше, мы бы с Ниной обязательно улучшили демографическую ситуацию в России.
   - Я где-то читала, что тебе, можно, буду тебя называть как в техникуме Жорик, - обратилась к соседу Леночка, - что тебе какие-то журналистские премии дали?
   - Да, одна областная, за освещение Всероссийской переписи населения, другая – за третье место по Приволжскому федеральному округу – за материалы по сельхозпереписи. За это время по-настоящему увлекся статистикой и демографией. Цифры, конечно, бывают лукавыми, но я разобрался, а вывод мой менее оптимистичен, чем у нашего Госстата, и я вполне согласен с американскими и английскими публикациями о том, что численность населения России будет и дальше сокращаться. Пока это ещё не очень заметно: ну, подумаешь, миллион людских потерь в год. В городах ещё потери не так заметны, в них и рождаемость ещё приличная, не такая, конечно, как в советские годы, но все же... А вот в сельской местности детей рождается очень мало, если говорить точнее, то катастрофически мало. Смотрю в районах статистические отчёты и сразу видно, что на территории некоторых сельских администраций детей вообще почти не прибавляется, деревня на глазах стареет. А вот за общей цифрой по району, области ситуация выглядит не так страшно, да ещё мы, журналисты, своими некоторыми статьями искажаем информацию: родится в каком-либо городе на одного ребёнка больше прошлогоднего, так победные реляции по улучшению демографической ситуации чуть ли не на всю Россию. А то, что ежегодно по сотне деревень в стране умирает – об этом ни слова. Так вот я, чтобы лично убедиться в сокращении сельского населения, несколько лет подряд хожу пешком километров по двадцать по границам районов, где обычно много пустующих деревень. Представляете: десятки населенных пунктов, где живут только одни пенсионеры! Вот скоро снова собираюсь в пеший поход. А недавно, правда не пешком,а на УАЗике с другом проехал в древнюю, века с шестнадцатого, деревню, расположенную в лесу – Еловку. Там никогда не было ни школы, ни магазина, но люди жили не впроголодь и счастливо, судя по тому, что в каждом доме было по шесть детей – вот такой местный стандарт. В позапрошлом году там умерли последние две жительницы, соседки-старушки. Теперь сюда только на лето приезжают дачники, и что ещё интереснее – одна старушка с апреля по ноябрь переезжает сюда из почти такой же, недалёкой, но более многочисленной деревни, а там даже огорода не завела, зато в Еловке у неё полный порядок.
   - Бывал я в этой деревне, - включился в разговор Юра Шишин. – Ещё в парнях, когда в техникуме начинал учиться. Там, действительно, в каждом доме детей хватало. Значит, теперь пустует Еловка. Я ходил туда в годах 62-63, за девчонкой одной тамошней ухаживал. И не стало теперь деревни?! Впрочем, чему удивляться, моя деревенька тоже давно малочисленная.
   - Юр, а ты вот о себе не рассказываешь, всё молчком да молчком, - переключил с себя внимание на Шишина Жорик.
   - А чего рассказывать-то, вы всё про меня знаете. Я даже в институте стали и сплавов учился заочно, да выпивать сильно начал, поэтому выше технолога и мастера не поднялся. Лет двадцать вообще на токарно-расточном станке работал, такой был один на весь завод, и я получал даже больше начальника цеха, рублей по пятьсот. Сейчас бригадиром на другом заводе, нашего вообще не стало. А на том заводе я только называюсь бригадир, хозяин уж очень прижимист, а по-старому как начальник смены. В цехе из итээровцев лишь два бригадира, бухгалтерия и начальник. Рабочие меня уважают не только за технические знания, а за то, что могу подсказать-посоветовать в житейских делах.
   - Сам до трезвой жизни дошёл, - кивнула на его почти полную с самого начала застолья рюмку Галя Колова.
   - Самостоятельно. Но сперва пришёл вот к такой мысли – у меня и в школе, и в техникуме был какой-то комплекс неполноценности: боялся показаться робким, белой вороной среди сверстников. Потом, работая технологом, боялся, что примут за выскочку, карьериста, поэтому и не отказывался от участия в пьянках, стеснялся своего высокого роста и страшной при этом худобы, порой специально сутулясь. Думал, что такие парни, как я, городским девушкам не нравятся, вот и ухаживал за деревенскими. А водка вроде бы успокаивала, иной раз придавала смелости.
   - Что-то в техникумовские времена не припомню тебя робким, стеснительным, - заметила Галя Колова.
   - Это внешне я был такой, стараясь не выделяться. А к вам, девушкам, боялся тогда подойти.
   - И напрасно. Значит, не знаешь, что в тебя была влюблена Галя Чененкова. Все девчата курса об этом знали.
   - Да я на неё и глядеть-то стеснялся, такая красавица была!
   - А что, ребята, хорошая бы пара получилась, - Егор достал все шесть своих фотоальбомов и открыл нужный. – Посмотрите, каким тогда Юрка красавцем был, мог бы любую девушку закадрить. И давайте-ка на память сфотографируемся за этим столом.
   После нескольких снимков на цифровой «Кодак» разговор продолжился.
   - А я в тебя тоже тогда немножечко была влюблена, Юра, - неожиданно даже для себя призналась Галя Колова, - Не так сильно, как Галя Чененова, но всё же...
   - Вот когда открываются девичьи тайны, - засмеялась Леночка Руссова, - а мы и не предполагали тогда о ком вздыхаешь.
   - Эх, где мои семнадцать лет! – отшутился Шишин. – А если серьёзно, то всё могло повернуться иначе, будь я тогда не таким робким и стеснительным, а более решительным и настойчивым. Эту неуверенность в себе заронили родители, а точнее – отец. Он всё время говорил: «Ты, Юрка, к земле не приспособлен, вот и учись на пятёрки в техникуме, чтобы на заводе потом выбиться в люди, как я в своё время с семилеткой в председатели. Девочками не увлекайся, да ты им такой нескладный и не нужен. За книгами сиди, потом своё ещё успеешь взять. И вперед не очень-то высовывайся». Короче, зародил он во мне сомнения, а затем и робость. Своих детей я, наоборот, воспитывал, чтобы они были не из робкого десятка, смело принимали решения, не боялись дать отпор и сильному, если чувствовали себя правыми. Старший теперь в том институте стали и сплавов заведующий кафедрой. Младший – главный инженер на оборонном заводе, живёт со мной, внук, это я настоял, с пяти лет научился пользоваться компьютером, теперь во втором классе, а уже с кем-то переписывается по Интернету.
   - Вот давайте за наших внуков и выпьем, - произнес очередной тост Саша Машков.
   Но все уже насытились, лишь Саша и Егор выпили почти по полной. Затренькал мобильный у Леночки Руссовой. Она коротко ответила:
   -Уже еду, - и стала вставать из-за стола, одновременно обращаясь ко всем однокурсникам. - Мой благоверный дома тоскует, надо ехать, а то после целую неделю разговаривать не будет.
   - Пожалуй, и мне пора, - поддержала подругу Галя Колова. – Надеюсь, что на будущий год в последнюю субботу августа встретимся!
   - А как же ваши рассказы? - обиделся хозяин.
   - Должны же быть у женщин секреты, - почти хором ответили Галя и Леночка.- До новых встреч!
 
   На следующий год, в намеченную августовскую субботу снова встретились у парадных техникумовских дверей. Потом пошли все вместе к Леночке в её прекрасный сад.
   Собрались почти в том же составе, не было лишь Александра Кокина. Знающая все городские новости Нина Варнова сказала, что Александр Константинович дорогой коттедж продал, купил на краю района средненький дом в полупустой деревушке, куда по весне к нему приезжал заведующий общим отделом администрации с намерением пригласить отшельника на какую-то работу. Но Александр его даже за калитку не пустил.
   У Юрия и Галины прибавилось по внучке.
   Егор написал ещё один рассказ и выпустил краеведческую, за свой счёт, книгу.
   Супруг Леночки Руссовой оказался весёлым мужиком, с юмором рассказал даже историю о том, как лишился половины четырех пальцев на левой руке, когда был мастером прессового участка. И это хорошая тема Егору для очередного его рассказа.