Жена для олигарха

               
                Любовь можно удержать
                в ладонях,
                но не в кулаке.
                (Дороти Паркер)               

               
                Не желай дома ближнего  своего,
                Не желай жены ближнего своего,
                ни поля его,
                ни раба его,
                ни вола его,ни осла его,
                ничего,
                что у ближнего твоего.
                ( 10 заповедь)


               
                часть 1

                Ангелина


Споткнувшись на ровном месте в темноватом тамбуре подъезда, Эдуард Аркадьевич открыл дверь и замер: напротив подъезда на краю песочницы сидела...  женщина!
Она была...

Совершенно ошеломлённый, Эдуард Аркадьевич сел в машину и стал смотреть на неё.
Женщина, прихлопывая горку песка рукой,  с  улыбкой о чём-то ворковала с годовалым малышом. От её улыбки шли волны радости, которые он почти физически ощущал, хотя  улыбка была обращена не к нему, а к ребёнку.

Эдуард Аркадьевич шире открыл дверцу, чтобы солнце не било в глаза. Солнечный зайчик, брошеный дверцей, скользнул по лицу мальчика, и тот, на мгновение зажмурившись, какое-то время смотрел на машину, а потом перелез через бортик песочницы и пошел к ней, как зачарованный.
Эдуард Аркадьевич посмотрел на водителя, и они оба весело усмехнулись.

В ту же минуту женщина  догнала ребенка, подхватила его на руки и со смехом стала тормошить и целовать, а он, тоже смеясь, сначала вырывался, но потом, забыв о машине, обнял женщину и прижался к ней щекой.

В их единении было столько  любви и нежности, что у Эдуарда Аркадьевича перехватило дыхание, и в горле появилось что-то лишнее: его поразило выражение лица у женщины. Такого он не видел ни у свой первой жены-студентки, любившей его очень сильно, но совершенно охладевшей после рождения дочери; ни у второй, ушедшей  от него двенадцать лет назад без особой печали, хотя поначалу и она  казалась бесконечно любящей.

По дороге на работу Эдуард Аркадьевич улыбался, думая о том, что эту женщину легко представить в образе цветущего лета с венком из цветов и листьев. И было в ней что-то до боли знакомое. Казалось, будто какая-то сила вырвала его из привычной жизни и вернула в нежность маминых рук, в защищенность - в детство и в любовь, которые хранят нас от всех  бед.

А Лина  снова  посадила внука в песочницу, расставила перед ним игрушки и села на скамейку, с удовольствием глядя по сторонам.
Лаково блестящие почки каштанов открывали клейкие чешуйки, выпуская на волю мятые, как тряпочки после стирки,  светлые листочки.
У подъезда куст шиповника уже прикрыл свои колючки молодой зеленью. Солнце ласкало теплом и светом зеленый ковёр  газона и разноцветные  примулы под окнами.
Красота!..

На душе у Лины было так же хорошо.
Всего неделю назад они с мужем переехали в этот дом. И обжиться толком еще не успели, а дочка уже привезла им внука. Вот он, пожалуйста, привыкает к новому месту.
Лина улыбнулась, вспомнив дочку и зятя.

                ж ж ж

Сонечка появилась у них с мужем через десять лет после сына. Родилась недоношенной и такой слабенькой, что даже кричать не могла, только ротик разевала. Лина полгода не выпускала её из рук, переложив на мужа все заботы по дому. Сын помогал во всем. Он тогда очень быстро повзрослел из-за их общего страха. Так что за свою маленькую дочку-сестричку они дрожали все вместе. И, конечно же, все баловали чем только могли, лишь бы увидеть лишний раз, как малышка улыбается.

Несмотря на избыток внимания Сонечка росла тихой и скромной девочкой, даром, что красавица. Не то что резкого, но даже просто громкого слова от неё никто не слышал. И училась всегда хорошо. Институт закончила с отличием. На работе тоже всё удачно складывалось. И, вроде бы, всё при ней, а замуж - ну никак! Уже под тридцать, у подружек дети в школу идут, а она всё одна, и из дома  - никуда. И вдруг: "Мама, папа, у меня будет ребенок. Только не надо меня отговаривать!"

Господи!.. Да кто собирался-то?..

Беременность  Сони переживали, как нечаянное счастье. Никаких проблем не было и после рождения Арсенчика. Только о  его отце  Сонечка ничего не сказала. Нет, мол, его, и - всё тут. 
Но разве это - беда? Нет, ну и не надо!  Лина с мужем и так от счастья опомниться не могли.
Через месяц после рождения Арсюшеньки дочка познакомилась в магазине с молодым человеком. А еще через две недели - подумать только! - они подали заявление в ЗАГС, и Николай переехал к ним.

Никакие хитрости не помогли Лине услышать, что он и есть отец их внука. А на прямой вопрос будущего тестя будущий зять ответил так же прямо: "Нет. Но  он  этого никогда не узнает."

И как только  Соне  повезло  такого парня найти? В наше-то время и такое золото: не пьёт, не курит, не гуляка; работает старшим экономистом на самом большом заводе в городе. И дочку их любит. А ребенка - месячного! - на руки не побоялся взять с первого дня, и ходит за ним, как за собственным: не надышится!

Свадьба в ресторане была. Гостей - целый зал. Там и узнали, что первый раз женится. Даже  муж Лины  слёзы в глазах еле удержал.
И как-то все быстро и  легко   вошло в привычную колею. Будто жили вместе уже лет десять, и жили-то - душа-в-душу.
Но когда Арсюша встал на ножки, стало понятно, что впятером в двухкомнатной квартире  тесновато. Муж после долгих размышлений заговорил о покупке новой квартиры. И тогда Коля - любимый зять - посадил всех в машину и повёз их смотреть свою однокомнатную квартиру, которая, между прочим,  оказалась  больше их двухкомнатной да ещё с большой кухней, с большой прихожей и с большой лоджией в придачу. И эти апартаменты - в двух кварталах от их родного дома!
Стало понятно, почему дети встретились в их универсаме.

Всё было настолько безоблачно, что Лина просто парила от счастья.

                ж ж ж

Внуку, видимо, надоело возиться в песочнице. Он опять перебрался через бортик и, подальше обогнув Лину на скамейке, потопал к дому. Лина сгребла игрушки в ведерко, догнала внука, подхватила его на руки и стала кружить. Малыш,  смеясь и отбиваясь, упрямо тянулся в сторону дома. Лина обернулась: у подъезда стояла та самая машина, которая недавно уехала, и в ней сидел тот  самый  мужчина. Было странно и почему-то стало немного неприятно.

Лина подумала, что на руках внук довольно тяжелый, а чтобы войти в подъезд, надо пройти вплотную к машине.
Она повернулась и пошла в дальний угол двора, чтобы спокойно переждать, пока машина, наконец, уедет совсем, но услышала, что мужчина её окликнул.

Ей  не понравился праздный вид мужчины. Она решила, что прогулку на сегодня лучше закончить, и, не отвечая, направилась к подъезду.
Но мужчина преградил ей путь.
- Позвольте пройти, - сухо попросила Лина.

Мужчина доброжелательно улыбнулся и неожиданно предложил:
- Вижу, что ваш ребенок уже интересуется машинами. Я сегодня совершенно не тороплюсь, и могу покатать вас немного.
От такого предложения Лина растерялась, запутавшись в эмоциях, и опустила внука на землю.
Счастливый  Арсюшка  радостно бросился к машине, но споткнулся и упал.
В одно мгновение мужчина подхватил его на руки, осмотрел: нет ли царапины,  усадил в машину и уже выжидательно смотрел на Лину, держась за раскрытую дверцу.
Лина понимала, что без слёз внука из машины не вытащить, и, обречённо подавив вздох, села в машину.

На проспекте мужчина повернулся к ней, и она, чтобы не смотреть на него, стала с преувеличенным интересом рассматривать витрины магазинов, чувствуя, что мужчина её рассматривает. Неприятно задетая его интересом, Лина сказала:
- Нам  пора домой.

Мужчина без единого слова отвернулся от неё и кивнул водителю. На ближайшем перекрёстке машина повернула к дому.
Скрывая недовольство собой, Лина поблагодарила мужчину и вышла, стараясь не замечать его ждущего взгляда.

- Узнай, кто, чья, где работает. И вообще,  всё, что сможешь, - глядя в сторону, сказал Эдуард Аркадьевич  водителю.

Водитель молча кивнул.
                ж ж ж

На следующий день, едва открыв дверь подъезда, Лина увидела вчерашнюю машину: задняя дверца была гостеприимно распахнута, а с переднего сиденья  на неё смотрел мужчина. Боясь, что он успеет заговорить с ней, Лина  напряглась, но  поздоровалась и поскорее  заговорила с внуком, чтобы как-то отвлечь его от машины,  но неожиданно мужчина окликнул её:
- Ангелина Михайловна!

Совершенно ошеломлённая, Лина обернулась.
- Вы вчера забыли ваши игрушки.
Она вспомнила о них сегодня утром, но решила, что ни за что даже не подойдёт к машине. И вот...
Лина, шла к машине, пытаясь выстроить слова в вопрос, но мешала буря эмоций.

Ведёрко стояло у противоположной дверцы, и, чтобы достать его, надо было хотя бы присесть. Это была продуманная уловка. Стало неприятно. Арсюша, увидев свои игрушки, так рванулся к ним, что Лина почти упала на сиденье.
- Посидите хоть пять минут, - попросил мужчина, кивнув на ребёнка.
Лина понимала, что легко сладить с внуком не удастся, и потому, зорко следя, чтобы не пропустить момент, когда его ручки не будут ни за что цепляться, холодно спросила:
- Откуда вы знаете моё имя?
- Мы с вами соседи, - уклонился от честного ответа мужчина,  с мягкой теплотой рассматривая её с переднего сиденья.

Присутствие водителя  придавало Лине спокойствия, но взгляд и приветливость в голосе чужого мужчины были неприятны. Она не могла понять: кто это в новом доме знает о ней так много, что делится информацией со всеми желающими? Но спрашивать, было бы разумеется,бесполезно.

Не обращая внимания на недовольство внука, Лина без уговоров и улыбки взяла его на руки, не забыв прихватить злополучное ведёрко, и выбралась из машины, стараясь забыть взгляд мужчины и его: "До свидания" и не думать о том, что он смотрит ей вслед.

Несколько дней Лина не видела машину у подъезда и совсем, было, успокоилась.
Но   скоро  машина появился снова.
Раскрытая задняя дверца позволяла видеть нарядный букет на сиденье.
Лина глянула на букет, потом на мужчину, и с Арсюшкой на руках, не чувствуя тяжести, почти побежала к остановке.
Она была на грани  паники.

И началось...
Каждое утро машина с открытой дверцей стояла у подъезда с очередным букетом на заднем сиденье. А  с переднего на неё молча смотрел мужчина.

Особого страха у Лины не было, но было раздражение, от которого очень хотелось поскорее избавиться. Понимая, что сама не справится, Лина решила обратиться за помощью к сестре.
Анна, одна растившая дочь, всегда восхищалась семейной жизнью Лины и очень уважала мужа сестры. Выслушав Лину, посочувствовала:
- Правильно делаешь, что не разговариваешь. Чтоб никаких надежд. Но лучше всего  переключить его на другой объект.
-Ка-ак? - простонала Лина.
- Постараюсь помочь, - задумчиво сказала Аня. - Потерпи денёк-другой.

                ж ж ж
Через два дня она позвонила.
- Привет, это я. Как там твой олигарх?
- Пасёт, - коротко доложила Лина.
- Говорить не можешь? - сообразила сестра.
- Да, - ответила Лина, покосившись в сторону кухни, где завтракал муж. - Я тебе перезвоню.
- Жду с нетерпением, - многозначительно сказала Аня и положила трубку.

                ж ж ж

Проводив муже на работу, Лина бросилась к телефону.
Аня сообщила, что нашла женщину, которая согласилась стать отвлекающим объектом.
- А если он ей не понравится? - усомнилась Лина.
- Уточняла, - деловито добавила Аня. - Сказала, что внешность значения не имеет. Если, действительно, олигарх, то не вырвется, причем, забудет тебя сразу и навсегда. Ну, а если так... не очень... то отправит. Но и в этом случае, о тебе он больше не вспомнит. Так что успокойся, терпеть осталось только до момента знакомства.

Момент знакомства решили не откладывать: назначили на завтра. Договорились, что  Анина знакомая придет к Лине утром, и они вместе выйдут из подъезда. Остальное Галя берет на себя.

               
                ж ж ж

Это было в пятницу.
Коротко и по делу переговорив, Лина с Арсюшей и Галей  вышли из подъезда "оживлённо беседуя".
Машина стояла на обычном месте. Мужчина, казалось, совсем не удивился, увидев с Линой Галю. Глянув на неё мельком, он перевёл взгляд на Лину.
 Галя же, радостно охнув, мгновенно переполнившись восторгом и, став милой  и очаровательной, воскликнула:
- Вот кстати! Лина, это твой сосед? Попроси его меня подвезти, а то я опоздаю, пока  дождусь такси.

Мужчина, будто только этого и ждал: вышел, помог даме сесть. Не переставая болтать и улыбаться, Галя помахала "подруге":
- Завтра позвоню. Пока!

Лина с облегчёнием  вздохнула. Едва Галя переступила порог её квартиры, она увидела, что хватка у этой женщины не только деловая, но и мёртвая. А увидев, как из тигрицы перед охотой Галя превратилась в милую домашнюю киску, Лина в успехе не сомневалась.

Полторы недели непрерывного  стресса вымотали её до предела. Но теперь, сидя у песочницы, где копошился любимый внук, Лина с радостью и нетерпением думала о муже и о доме, как и раньше перед выходными.

                ж ж ж

А в понедельник Лина вышла из подъезда и ... будто её ударили в солнечное сплетение: перед подъездом стояла чёрная машина с открытой дверцей.
Три последних дня, до краев наполненные счастьем освобождения, в одну минуту пронеслись перед глазами. Нервной дрожью пробило воспоминание: Галя не позвонила!
Значит, опять?..

Лину захлестнуло возмущение: да что же это такое?.. Что ему нужно?
Знает имя - знает и всё остальное. Зачем приставать к замужней женщине?
И зачем, вообще, мужчине нужна женщина, которую можно переманить?
Как отвести беду от себя и сохранить покой и благополучие семьи?

Лина опять была вся во власти своей тревоги. Мысли сумбурные и бесполезные совершенно лишили её покоя. От них было тоскливо и беспросветно.
Лина побросала игрушки в ведёрко, вскинула внука на руки и решительно пошла к машине.

Мужчина издалека встал ей навстречу.
- Скажите, что вам от меня надо? - сказала Лина срывающимся от волнения голосом.
- Присядьте, Ангелина Михайловна, - мягко сказал мужчина, предупредительно раскрывая перед ней дверцу.  Лину передёрнуло: на сиденье лежал нарядно оформленный букет из белых и розовых гербер.
- Там цветы, - сказала Лина, едва успев удержать рванувшегося вперед внука.
- Это для вас.
                Продолжение

Лина медленно с силой выдохнула. Потом  села, сунула букет между передними сиденьями и пустила внука к окну.
- А это ещё зачем? - спросила она, с трудом сдерживая раздражение.
- Примите как знак восхищения вашей красотой, - сказал мужчина, никак не реагируя на её тон.
- Какой еще красотой? - возмутилась Лина.
- Той,  которую вы не замечаете, а я очень ценю.
Мужчина был совершенно серьёзен.

Лина  смотрела на него, пытаясь понять мотивы его поведения и - не могла.
- Вы достойны всего самого лучшего, что мужчина может дать женщине, - сказал непрошеный поклонник. Взгляд его был доброжелательным и терпеливо тёплым.
- Тут можете быть спокойны, - с  сарказмом сказала Лина. - Мне уже давно предложили, и я всё взяла.
- Вы достойны гораздо большего,- по-прежнему с теплотой в голосе и улыбке сказал мужчина.

Лина почувствовала, что в ответ на его галантность в ней понимается мутная волна грубости.
Стало тяжело дышать: глядя ей в глаза,  мужчина самым пристойным и доброжелательным тоном говорил с ней, как...  с продажной женщиной! И она вынуждена это терпеть!.. Да как он смеет?!!

                ж ж ж

"Ну откуда, - думала Лина,  -  у состоятельных мужчин  это право считать всех дешевле себя?   Почему, окружая себя роскошью, они довольствуются примитивными эмоциями? 
Что за удовольствие - покупать женщину? Если это - духовная несостоятельность, в которой они не стесняются признаться себе, что ж, есть немало женщин, которые согласны обменять свою любовь на чьи-то деньги. Пожалуйста, выбирай, приценивайся, покупай! Но зачем открывать торг с той, кому это не только не нужно, но и неинтересно?"

Вопросов было много, но задавать их  Лина могла только себе. Возмущение не помогало найти выход, оно только отнимало силы. К тому же, его надо было прятать от семьи.
И Лина очень старалась. К счастью, рядом с мужем, погружаясь в привычные и милые сердцу домашние хлопоты, она почти забывала о своей напасти.
И только  по ночам она оставалась наедине со своими  мыслями, которые  доводили её до головной боли.
                ж ж ж

Теперь она сама приходила к Соне. Провожала на работу дочку с зятем и оставалась вдвоём с Арсюшей. Кормила внука, гуляла с ним, ходила по привычным улицам и магазинам, разговаривала с соседями и домой возвращалась спокойная и довольная, не думая о своём страхе.

Но всё хорошее скоро кончается.
На четвёртый день Лина, собираясь с внуком на прогулку, выглянула в окно и... У неё перехватило дыхание: напротив подъезда стояла знакомая чёрная машина.
Лина отпрянула от окна и тяжело опустилась  на диван. Даже мысли у неё парализовало.

Потом нахлынуло негодование: он преследует её, словно дичь!..
Кто это придумал, что женщинам нравится сила? Что это за женщины? И как такое может нравится???

Что даёт насилие самому мужчине, кроме понимания, что он - насильник, а значит, преступник? Почему не понимает, что за насилие можно только ненавидеть? Почему не знает, что любить - это значит: отдавать и радоваться, а не подавлять и приказывать?
Как можно не понимать элементарных вещей?

Этот интеллигентный на вид человек ведёт себя так же, как и те, для кого сила духа  и кулак с кастетом - понятия равнозначные.
Понятно, что он решил взять её измором. Но кто дал ему это право? 
Зачем нужна мужчине чужая жена, которая любит своего мужа?

За день Лина много раз подходила к окну и смотрела вниз, прячась за гардиной.
Выйти погулять с внуком она не осмелилась.
Вернувшейся дочери сказала что-то наспех придуманное о головной боли и почти выбежала из квартиры.
Но, прежде, чем выйти из подъезда,  долго  уговаривая себя, что сумеет проскочить незаметно.
Увы...
                ж ж ж

Как только она вышла, открылась передняя дверца, и мужчина вышел из машины.
Лина попыталась обойти его, делая вид, что не замечает, но он стал на её пути.

- Разрешите проводить вас.
- Меня дома ждёт муж, - сказала Лина, не поднимая глаз.
- С такой женой надо всегда быть рядом. Ваш муж этого не понимает, - полушутливо сказал мужчина.

Лина вспомнила, как её Вася до сих пор каждое утро целует её в голову, чтобы нечаянно не уколоть ей лицо, и снисходительно усмехнулась.
- Меня полностью устраивает мой муж, - сказала она.
- Но вы достойны более внимательного и заботливого мужа, поверьте.
Мужчина с мягкой улыбкой заглянул ей в глаза.

- Более? - усмехнулась Лина. - А вы покажите мне этого "более внимательного и заботливого", и я тут же  к нему переметнусь, - не удержалась она от язвительности.- Так где он?
- Это я, - без тени смущения ответил мужчина.
Он смотрел в упор, будто ждал, что она тут же бросится ему на шею.

Подавив стон, Лина обошла мужчину, как лужу, и пошла к остановке, чтобы избавиться от нежелательного эскорта.
Она ни в грош не ставила своего поклонника, ей ничуть не льстило его внимание: оно отравляло  ей жизнь.
У неё оставалась  одна надежда: со временем мужчина поймёт, что у него нет никаких шансов, и оставит её в покое.
К сожалению, она ошибалась.
                ж ж ж

Встретив сопротивление, Эдуард Аркадьевич привычно мобилизовался, решив, что если нет результата, значит, надо приложить больше усилий.

За свою жизнь он твёрдо усвоил, что бескорыстной бывает только материнская любовь, женская -  требует усилий и вложений.
Он был непоколебимо уверен, что против длительного и красивого ухаживания, подтверждающего серьёзность его намерений, не может устоять ни одна женщина.
До сих пор у него не было ни малейшего повода даже усомниться в этом. 

За последние недели он привык думать, что нашёл, наконец,  ту женщину,  с которой  будет совершенно счастлив, и совсем скоро она будет с ним и будет любить его так же  безоглядно и бесконечно, как  она любит всех своих близких, а его самого  любили только в детстве.


Азарт преодоления привычно увлекал, а усилия, окрашенные давно забытой романтикой, делали его жизнь и фантазии таким яркими и нарядными, что он совершенно забыл о том, что его цель - живой человек со своей жизнью, своими желаниями, со своими правами, наконец,
включая и право выбора.

Эдуард Аркадьевич воспарил над реальностью: ему казалось, что он само терпение и доброта; что все его устремления - ради блага Лины, а значит, должны быть ей приятны.

Он привык к тому, что его внимание всегда радует женщин, и  теперь был абсолютно уверен, что  вместе с его наилучшими намерениями  оно должны вызывать, если не трепет восторга, то благодарность, переходящую в нежную и преданную любовь.

Временами его  огорчало её упрямство и нежелание понять, как счастливы они будут вместе, но у него в голове не могло уложиться, что она   не   хочет   в его золотую клетку.
Эдуард Аркадьевич  просто не догадывался о том, что счастливыми с т а н о в я т с я, а не делаются насильно.

Он решил, что  надо двигаться во всех направлениях, чтобы поскорее нащупать ту тропинку, которая приведёт его к сердцу Лины.
Решено - сделано.
                ж ж ж

Каждое утро начиналось с букета у подъезда.
Глядя, как водитель кладёт цветы на скамейку, Эдуард Аркадьевич представлял удивление и тайную радость Лины, и сам чувствовал прилив такой радости, которой никогда раньше не испытывал и которую с трудом скрывал.

От первого букета Лина пришла в ужас: соседи!..
Первым  её желанием было отнести букет в мусорный контейнер.
Но она  вовремя успела сообразить, что в окна кто-нибудь обязательно увидит её и скажет мужу.
Только не это... 
И Лина прошла мимо, почти не замедлив шаг.

Машину она обходила как можно дальше, не поднимая глаз, в надежде, что упорство мужчины постепенно сойдёт на нет. На  букеты она даже не смотрела. Но как-то, возвращаясь из магазина,  увидела, как две старушки решают, кто сегодня возьмёт букет. Они не обратили на неё внимания, но Лина подумала, что когда они узнают, для кого эти букеты, так спокойно входить  в подъезд ей уже не удастся.
А там и мужу доложат...
И Лина запаниковала.

Утром она ждала мужчину у подъезда.  Её трясло - то ли от страха, то ли от ярости - пока она смотрела, как водитель несёт цветы, но, когда показался мужчина, она шагнула к нему не помедлив.
- Чего вы добиваетесь?
Его ответ был предельно коротким и отнимал последнюю надежду:
- Вас.

От охватившей её слабости Лина с трудом держалась на ногах.
- Вы позорите меня перед соседями.
Слабость была заметна даже в голосе.
Мужчина смотрел на неё с сочувствием.
- Когда мы будем женаты, вы поймёте, что зря так долго упорствовали.

За всю свою жизнь Лина ни от чего не уставала так сильно, как от разговора с этим человеком.
- Я замужем и люблю своего мужа.
- Вы ещё не знаете, за что следует любить мужчину. У вас будет в с ё.
Мужчина был невозмутимо спокоен и дружелюбно приветлив.

Лина пожала плечами и  с весёлым простодушием сказала:
- Но у меня уже есть в с ё.
- Это пустой разговор, - сказал мужчина, будто точку поставил. - Вам надо поскорее оформить ваш развод.
- А то что? - с вызовом спросила Лина.
- Сложности могут быть всякие. Постарайтесь это понять, чтобы не портить жизнь себе и своим близким. А со мной у вас не будет никаких проблем.
Доброжелательно улыбнувшись, Эдуард Аркадьевич сел в машину и закрыл дверцу.

Лина ошеломлённо смотрела ему вслед.
Машина, водитель - значит, должность, ответственность... Должен  быть адекватен. Но он ей приказывает!  Да ещё  и угрожает!
И как такое в голову человеку могло прийти?

                Муж
                (продолжение)
               
Всю ночь Лина промучалась без сна.

Ну почему любви так часто мешает чужая злоба и грязь? Источник у них один: зависть. Но в чём её смысл? Какая от неё польза?

Мысль о том, есть  муж, сын и зять, приходила Лине в голову, но... Мужу вредно волноваться, а сын и зять... Нет.
Мало ли ... Уж как-нибудь сама.
И Лина продолжала таиться от родных.

Любая проблема со временем рассасывается, - думала она и надеялась, что мужчине вот-вот надоест: усилия без награды не стоят потерянного времени.
Но она просчиталась: Эдуард Аркадьевич ничего не делал без уверенности в успехе и никогда не бросал начатого.

Когда Лине безнадёжно испортили в ателье пальто, (укоротив его,
вместо того, чтобы поменять подкладку);
когда соседи всей площадкой пожаловались в ЖЭС на то, что Лина сорит в подъезде;
когда Соню на работе обвинили в пропаже документов из сейфа,
а зятю по нелепому обвинению объявили выговор, Лина поняла, что обещанные сложности явились. Она перестала выходить во двор и их прогулки с внуком стали проходить на балконе.

Будучи человеком чутким и благодарным, Лина всей душой ненавидела своего поклонника - мучителя. Ещё бы: так издеваться над ней!
И это он называет любовью?!
Почему, - недоумевала она, - выражение "покорить женщину" он понимает как "уничтожить морально", чтобы овладеть ею? Откуда это стремление растоптать, если невозможно заполучить?
Как могут существовать рядом любовь и желание  мучить?

Где мужская выдержка и  умение не выдать своей боли?

Где благородная готовность уступить дорогу сопернику и пожелать вслед счастья?

Почему не стремится сохранить душу в чистоте, чтобы в ней расцвёл - пусть  с горьковатым ароматом, но - не менее прекрасный цветок - любви неразделённой?

Почему не знает, что отнимать и разрушать чужое - недопустимо? Ведь любовь - это, прежде всего,  самопожертвование!

Почему, в конце концов,  не понимает, что где-то его ждёт собственное счастье?

Лину изумляло поведение мужчины:  прожить большую жизнь и не научиться любить, уважать, заботиться?.. Как такое возможно?
Получается, что всю жизнь любил только себя? Но такое бывает только у совсем маленьких детей.

Мучаясь от беспомощности, Лина больше всего боялась, что обо всём узнает муж.
Встречая его с работы, она каждый раз обмирала от страха.
И однажды это случилось.

Муж пришёл позднее обычного и молча, даже не поцеловав, прошёл в ванную. Забыв закрыть  дверь, Лина заглянула к нему и увидела, что он моет руки и о чём-то сосредоточенно думает, глядя на струю воды. Она похолодела, представив, как   сейчас  будет оправдываться и успокаивать мужа. 
Но муж молчал. Этот и следующий день прошли у них очень тихо.
А ещё через день его прямо с работы отвезли в больницу в прединфарктном состоянии.


                ж ж ж


Сидя у его кровати, Лина маялась, не зная, как спросить о том, что случилось.  Она не сомневалась, что он всё знает, и жалела о своей скрытности. Поговорить бы сейчас, посоветоваться, да как начать?..

Наконец, муж открыл глаза и заговорил.
Оказалось, что  уже неделю незнакомый  мужчина останавливает его возле дома и говорит немыслимые вещи. Вчера он предложил ему большие деньги и квартиру на другом конце города за неё, за Лину!

А когда Василий отказался, то мужчина сказал, что из-за собственного эгоизма он лишает любимую женщину очень многого.
- Может, переедем куда-нибудь? - неуверенно предложила Лина.
- Найдёт, - тусклым голосом  сказал муж.
Лина не стала спорить.
Спасения они не видели. Оставалась только одна радость: быть рядом.

Лина уходила из больницы только тогда, когда её сменяла Соня. Перед глазами всё время стояло безжизненное лицо мужа с полузакрытыми глазами - он прятал от неё потухший взгляд.

О муже она помнила постоянно. Вспоминала, едва проснувшись; засыпала с мыслями о нём,  помнила  даже во сне. Спать ложилась ради него: чтобы не упасть в обморок в палате и не испугать.
С лихорадочно блестящими глазами, исхудавшая и молчаливая, она не узнала бы себя в зеркале, если бы ей в голову пришло посмотреться в него.

Лина старалась не вспоминать о разговоре с мужчиной после того, как муж оказался в больнице. После того разговора мужчина по-прежнему наблюдал за ней, но уже только  из машины поверх опущенного стекла и  не затрагивал. А Лина, занятая мыслями о муже, теперь обращала внимание на машину  не   больше, чем на камень у дороги.

                ж ж ж

Время шло, и болезнь потихоньку начала отступать. Как-то в коридоре Лину перехватила медсестра и, радуясь за неё, сообщила, что её мужа перевели в общую палату, и что сейчас он спит;   что чувствует себя хорошо и просил не волноваться.

Сначала Лина не поверила, а потом разрыдалась. Ей помогли успокоиться  и даже хотели отвезти домой на "скорой" с удачно подвернувшимся вызовом, но Лина отказалась, решив, что лучше  посидит внизу, а часа через полтора-два  снова поднимется к мужу.

                ж ж ж

Она вышла в больничный сад  и села на скамейку. Чувствуя слабость и душевную пустоту, откинулась на спинку и запрокинула голову.
Солнечные лучи тонкими серебряными иглами проходили сквозь листву и слепили глаза. На небе не  было ни облачка. Усталость притупляла эмоции, но  она чувствовала, что  за радостью  прячется неистребимый страх.

Вокруг было много пустых скамеек, но именно к ней подошла и села рядом женщина заметно старше - вся в чёрном и с большой пустой сумкой.

Женщина заговорила.
Лина слышала её голос и  различала слова, но смысл их до неё не доходил. Глядя перед собой, Лина только из  вежливости кивала головой. Постепенно кое-что стало  проникать в сознание.

... Не держи  в себе... Поделись, и станет легче... Иди к людям...

От этих слов куда-то стала уходить слабость, и Лина почувствовала, что внутри у неё есть что-то чёрное, твёрдое, страшное. Оно - это чёрное -  ворочалось, поднималось и, ломаясь и крошась, стало выходить из неё страшными словами.

- Ненавижу, ненавижу... Ненавижу!.. Убить готова своими руками!.. Умом убила бы, да силы у меня такой нет и рука не поднимется. Как избавиться, не знаю,  - говорила она, как в бреду.
Не поворачивая головы, она говорила молчавшей женщине о том, как ненавидит чужого мужчину за его любовь  к ней.

Размышления то толпились, то растекались паузами в новых раздумьях.
Женщина слушала, не перебивая, а Лина говорила, будто самой себе.

Когда сбивчивый монолог перешёл в отдельные фразы с большими паузами, женщина сказала:
- В церковь тебе надо. К батюшке.
Лина горько усмехнулась:
- Тут милиция не поможет, а уж батюшка-то...
- Милиция не поможет, а батюшка, как раз, что-нибудь да посоветует.
Женщина встала и медленно побрела к выходу.

Лина безучастно посмотрела ей вслед.

Может, и правда, сходить? В любом случае, свеча "за здравие" не помешает.

                ж ж ж

Покупая свечу, Лина спросила, куда её ставить.
- За здравие - к любой иконе, - приветливо подсказала женщина из окошка.

Лина вошла в церковь.
Был тот предвечерний час, когда церковь уже открыта, а прихожан ещё нет. Во всей церкви горели только две свечи.
Лина пошла вдоль стен, внимательно вглядываясь в лики святых. Они смотрели строго и как-то безучастно. Только у Божьей Матери с прильнувшим ребёнком взгляд был с затаённым предчувствием будущей скорби.

Лина остановилась у иконы  и долго смотрела в глаза Божьей Матери.
Больное и беспокойное внутри постепенно оседало. В благостной тишине церкви впервые за последние месяцы ей вдруг захотелось спать.
"Как нарочно, когда нельзя,"- подумала Лина; вспомнила, что муж ещё в больнице, и сонливость, как рукой стёрло. Она сцепила руки, чтобы сосредоточиться.

Глядя в тихо терпеливые глаза Богоматери,
Лина, не знавшая ни одной молитвы,
стала творить свою.

Она говорила о муже, которого  любит и который любит её и детей и о детях, которые любят своих детей и их с мужем - своих родителей, и молитва её с именами родных и любимых текла, как река, несущая венки в купальскую ночь.

Для всех она просила здоровья, счастья, любви и ещё много всего... Но для себя просила только одного:
- Матерь Божья, забери у меня мою ненависть вместе с этим человеком! Сделай так, чтобы я стала ему безразличной! Пусть перестанет думать обо мне и навсегда забудет! Пусть ему станет не до меня! Пусть ему навсегда расхочется меня видеть!
Пусть и я навсегда забуду о нём...

Снова и снова она повторяла слова любви и отречения; просила прощения за то, что села в машину, и опять   говорила о своей любви к близким.

Наконец, на душе у неё стало пусто; мысли в голове появлялись всё реже, всё длиннее становились паузы.

Лина подумала, что ей больше нечего сказать Богу, значит, и делать ей здесь больше нечего. А Бог? Поможет, если захочет.

И она вышла из церкви.

Яркий июньский день уже неторопливо переходил в ясный тихий вечер. Солнце мягко золотило листву и уже не слепило, как днём.
На остановке было много людей. И Лина, вбирая этот свет, это тепло и эту спокойную радость людей, спешащих домой после рабочего дня, подумала, что муж уже, наверное, проснулся и ждёт её.
Ей захотелось увидеть его глаза, дотронуться до него, дать ему понять,  как она любит его...
Она обвела взглядом улицу с домами, машинами и людьми на остановке, улыбнулась и вошла в метро.
                ж ж ж

А в это время у подъезда её дома стояла "скорая помощь", и водитель чёрного "Мерседеса" помогал врачам вытащить из машины и уложить на носилки своего хозяина: инфаркт, инсульт и парез лицевого нерва догоняли его с интервалом в несколько секунд.

--------------------
парез - паралич лицевого нерва с перекашиванием лица на одну сторону.


                часть 2.

                АНТОНИНА
 
Дежурство, выдавшееся довольно спокойным, подходило к концу, и врач Антонина Михайловна с медсестрой Боженой Петровной    уже предвкушали завершающее его чаепитие.
С Боженой Петровной, которую из-за редкого имени все называли без отчества, Антонина Михайловна была знакома ещё с института, откуда Божена, три с половиной года всё сдававшая на "отлично",   неожиданно ушла в семейную жизнь.
Из семейной жизни, как выяснилось,  она тоже ушла и даже довольно скоро, но в институт не вернулась: надо было кормить двоих детей.

Они встретились в больнице, куда Антонина Михайловна перешла, чтобы работать поближе к  дому.   Открыв друг другу душу, обе поняли, что счастья обеим выпало по крупице, да и дальше в жизни - ничего, кроме работы.

Они подружились ещё больше. Антонина Михайловна жалела Божену за то, что та одна растит детей. Божена жалела Антонину  за то, у неё нет детей и уже вряд ли будут. Каждая скрывала от подруги и свою жалость, и причину её и они, как могли, поддерживали одна другую.

В открытую дверь был виден кусок чисто вымытого пола в коридоре с солнечным прямоугольником от окна и было слышно, как  в ординаторской, наискосок от приёмного покоя, Божена ставит на стол чашки и достаёт ложечки.

Антонина Михайловна с удовольствием представила стол с белыми - божениной вязки - салфеточками, на которых стоят чашки, сахарница, корзиночка с красиво разложенным домашним печеньем и подумала, что Божена неизменно безупречна в своем умении создавать почти домашний уют всюду, где она находилась больше пяти минут.

Через узенький коридорчик было слышно,как щёлкнул отключившийся чайник, потом плеск полившегося кипятка и почти сразу приплыл аромат чая с тропическими фруктами.

Прикрыв глаза, Антонина Михайловна с наслаждением вдохнула его, но тут же  вышла из состояния безмятежности: к крыльцу подъехала машина "скорой помощи".

За одну минуту в приёмном покое всё наполнилось движением. Без слов понимая друг друга, люди   делали каждый свое дело: бригада передала больного дежурным и вышла; Антонина Михайловна осмотрела больного, сделали  ему укол и стала помогать Божене переодевать его; потом они передали больного санитарам и те  быстро  покатили его к лифту.

В наступившей снова тишине санитарка мыла пол, Божена складывала вещи, вынув из них документы, ключи и кое-какие мелочи, а Антонина  Михайловна заносила в карточку данные больного.

Закончив писать, она взяла в руки паспорт и служебное удостоверение   и  стала рассматривать   фотографии.

Божена заглянула сбоку. 
- Надо же! Такой красавец, и так его... Увидит себя в зеркале, может ещё раз  получить то же самое.
- Надо исключить все риски, - сказала Антонина Михайловна, продолжая рассматривать фотографии.
- В больнице зеркал нет, но если скажут про лицо, то найдёт обязательно.
- Значит, нужна отдельная палата, -  отозвалась Антонина Михайловна, не отрываясь от фотографий.
- Да где же её взять? - удивилась Божена.
- Надо подумать,- уже что-то обдумывая отозвалась Антонина Михайловна,  по-прежнему  разглядывая фотографии.
- И с главным согласовать, - напомнила Божена.
- Угу, - глядя на фотографии отозвалась Антонина Михайловна.

Божена, из-под ресниц внимательно посмотрела на подругу, передала вещи санитарке и вышла в ординаторскую.
- Чай совсем остыл, придётся новый заваривать, - сказала она через коридорчик.

               

                ж ж ж


Сменившись, Антонина Михайловна прошла в ординаторскую и села за столик. Глядя, как Божена наливает ей чай, сказала с растерянной улыбкой:
- Никогда не видела, чтобы человеку так шёл этот цвет.
- Такому любой цвет к лицу, - сказала Божена, подвигая к ней печенье и сахар. И спросила прямо:
- Понравился?
- Даже не знаю, как сказать, - задумчиво сказала Антонина Михайловна, глядя на подругу большими глазами. - Будто не со мной это. Как ты думаешь, у него было много женщин?

Пряча лицо за чашкой, чтобы не смутить подругу, Божена осторожно сказала:
- По-моему, сейчас важнее, как сложатся ваши с ним отношения.
- Отношения могут быть только односторонние, - грустно усмехнулась Антонина Михайловна. - Такие, как я, его никогда не интересовали.
- Так это когда было, - легко отмахнулась Божена, но, увидев, как сжалась подруга, поспешила поправиться:
- Я к тому, что не восемнадцать уже  и даже не тридцать: было время поумнеть.

Антонина Михайловна, смотревшая в чашку с чаем, вдруг спросила:
- А ты заметила, как он терпит боль?
- Как все мужчины, - пожала плечом Божена.
Антонина Михайловна покачала головой.
- Он ей не подчиняется.

Божена поставила чашку на стол и пристально посмотрела на подругу. Антонина Михайловна, мечтательно улыбаясь,  и не подумала опустить глаза.
- Не пойму, что тебя смущает, - мягко спросила Божена.
- Очень красивый...
Больше она ничего не сказала, а Божена ни о чём не спросила.


                ж ж ж


Звук падающих капель был гулким, как под куполом. Эдуард Аркадьевич с трудом поднял тяжёлые веки, и его сознание отметила только белый потолок - где-то очень высоко, и стены  - так далеко, что о них можно было только помнить.
Веки снова бессильно сомкнулись. Звук падающих капель стал звучать глуше, и он пол, что сознание вот-вот снова исчезнет. Но оно не ушло совсем: рядом с собой он слышал голоса. Их было два, и оба - женские. Они, как волны, то приближались, то отдалялись, и он, пытаясь удержать сознание, старался вникнуть в  смысл их слов, но мог только различать их: один был ровный и деловитый; в другом проскальзывали нотки тревоги, и он временами срывался.

Мысли, видимо, от укола становились всё тяжелее; хотелось спать, и с этим было трудно  бороться, но снова проваливаться в пустоту было страшно.
Потом голоса исчезли, и чья-то маленькая   рука легла  ему на лоб.
Стало как-то очень спокойно, и он, перестав бороться со сном, легко уснул, потому что понял: ничего плохого с ним больше не случится.


                ж ж ж

Сон был глубоким и спокойным.
Проснувшись, Эдуард Аркадьевич попытался вспомнить  то хорошее, что с ним, наконец, произошло. Не вспомнил и огорчённо пошевелился. Кто-то легонько сжал его запястье, и он открыл глаза.

Рядом с кроватью сидела худенькая женщина в белом халате с заметной проседью в отросших корнях высветленных волос. Она сидела спиной к окну, и он плохо различал   черты её лица в подступающих сумерках. Но, когда она, проверив пульс, положила  на кровать его руку, но не отпустила её, он понял главное для себя: тревогу за него и готовность прийти на помощь в любую минуту.

Он понимал, что попал в больницу, но ни одна мысль не напоминала ему о том, как он тут оказался.
Будто жизнь началась с чистого листа.

Женщина, сидевшая у кровати, смотрела на него, как мать, которая предупреждала ребёнка о беде  и теперь не упрекает его, а жалеет. Она ничего не говорила, а только смотрела на него, держа за руку.

Увидев, что больной открыл глаза, она сказала:
- Я ваш лечащий врач, Антонина Михайловна. В ближайшее время  вам нужен полный покой.  Старайтесь не волноваться.

В её взгляде смешались любование и чуткая настороженность, которую он расценил как профессиональную готовность прийти на помощь.


                ж ж ж



Спустя несколько дней память несколько раз возвращала ему  воспоминание о том, как доктор пригладила ему волосы так осторожно,  будто приласкала  украдкой. Никаких выводов он не сделал, потому что не привык обращать внимание на такие мелочи.

Однако скоро он заметил, что наблюдать за ней довольно  интересно: Используя  непреклонность в вопросах лечения   как маскировку, она всё же неосознанно выдавала своё личное отношение к больному.

Удивляясь и этой непреклонности, и  не всегда удачно спрятанной нежности, Эдуард Аркадьевич перерыл в памяти всю биографию, пытаясь вспомнить лицо, имя.. Но память не помогла. Женщин в его судьбе было не так уж много, и каждая чем-то запомнилась. Среди них не было ни врача, ни Антонины,  хотя в имени с отчеством было что-то неуловимо знакомое.

Эдуард Аркадьевич не привык тратить время на пустяки, и потому спросил прямо:
- Мы с вами когда-нибудь раньше встречались?
- Нет. Почему вы спросили? - удивилась Антонина Михайловна.
- У меня странное ощущение, будто я для вас очень близкий человек.

Ответ был таким же откровенным.
- Когда вас привезли, у вас было лицо  у человека, который тонет, но не пытается спастись. Я очень испугалась.
- За меня?..
- За больного Прохорова.

Эдуард Аркадьевич посмотрел ей в глаза:
- Вы серьёзно?
- Абсолютно.
В её серо-голубых глазах была правда, в которую невозможно было не поверить.

                АНТОНИНА          
                продолжение



После того разговора они держались друг с другом как люди, которые давно не виделись, но полностью  доверяют друг другу.
Им было легко и интересно разговаривать.
Как-то незаметно Эдуард Аркадьевич рассказал доктору обо всём, что с ним случилось за последнее время.

Антонина Михайловна слушала молча, опустив глаза. Услышав об угрозах в адрес женщины,  спросила:
- Угроза была не пустая?
- Нет, к сожалению.

Эдуард Аркадьевич замолчал, внезапно споткнувшись о мысль, что мешал жить Ангелине, а теперь и сам...
Антонина Михайловна не просила подробностей. Думая о чём-то  положила руку на лоб, будто отпуская грехи.
- Любовь не терпит кнута,- сказала она. - А вы и сейчас считаете, что любили её?

Увидев его ошеломлённый взгляд, поспешно добавила:
- Будем надеяться, что всё обойдётся. Вам сейчас лучше уснуть, а мне надо зайти в соседнюю палату. Там лежит муж моей подруги. Когда проснётесь, я зайду.

Эдуард Аркадьевич с готовностью закрыл глаза. После разговора с доктором с него, будто спал весь груз его греха. 
"Может, и правда, обойдётся", - подумал он, стараясь не вспоминать, кому и за что платил.

Сон принял его легко, как мать берёт на руки дитя, и вернул ему себя совершенно исцелившимся, изумив покоем и лёгкостью, которые принесли ему понимание и поддержка совершенно постороннего человека.


                ж ж ж


Каждый раз Эдуард Аркадьевич с нетерпением ждал прихода Антонины Михайловны. Они разговаривали каждую свободную минуту, которую она могла выкроить для него.  После их бесед  он ощущал прилив сил и желание что-то сделать.

Он не понимал, почему ему не  разрешают вставать. Он чувствовал себя прекрасно. Правда, что-то непонятное было с губами: они плохо слушались, особенно нижняя.   Антонина Михайловна сказала ему, что это последствия инсульта и скоро пройдёт.

Антонине Михайловне он верил безоглядно. Антонина Михайловна стала его солнцем и всей вселенной.
Он никуда больше не стремился и ничего не хотел. Он слишком устал удивлять и стараться. Установившийся покой в душе и в мыслях радовали его и внушали надежду на что-то хорошее.

Он не хотел больше ни покорять, ни  видеть Ангелину.
Все его мысли были устремлены к Антонине Михайловне. Он пытался угадать, как она войдёт, как поздоровается, когда улыбнётся - от двери или у кровати; вспоминал её сосредоточенный взгляд, когда она слушает его сердце или считает пульс.
Не отдавая себе отчёта, он каждый раз ждал, когда   она положит руку ему на лоб или, будто невзначай, погладит  по лицу.

Он представить себе не мог, с каким нетерпением она ждёт, когда расслабятся мышцы его лица, как  ей хочется стереть с его лица уродующую гримасу.

Всему медперсоналу Антонина Михайловна строго-настрого приказала  ни под каким видом  не позволять ему  подниматься с кровати. Персонал, услышав, что нарушение устного приказа чревато лишением премии и, возможно, не только за месяц, проникся должным пониманием и старался вовсю.

По несколько раз в день Эдуард Аркадьевич слышал, как он  быстро  идёт на поправку, даже главврач удивляется, а уж Антонина Михайловна так рада, так рада...
Он тоже был рад, потому что никаких сомнений по этому поводу у него не возникало.
Антонине Михайловне он верил безоглядно.

Чем дальше, тем больше ему хотелось говорить с ней. А она тоже, делая вид, будто внимательно выслушивает его сердце, ловила каждое его слово.
Он видел её насквозь и снисходительно улыбался наивности её уловок.  Но не мог не признаться  себе в том, что наивность эта ему почему-то  приятна.

Лёжа в одиночестве, Эдуард Аркадьевич смотрел в окно и думал о том, что хорошо было бы выйти в больничный сад, погулять, подумать. О чём? Обо всём!
Душа, освободившаяся из плена  привязанности к чужой ненавидящей его женщине, рубцуя раны, жаждала успокоительного созерцания и размышлений.

Он чувствовал себя совсем здоровым. Вот только губа... Он удивлялся её непривычной толщине и неповоротливости, но, в общем, его это мало волновало. Внешность его никогда не огорчала, а тут ещё   доктор так увлеклась, что даже не может скрыть свои чувства. Нет, о внешности он не беспокоился. Он мечтал поскорее встать, уверенный, что новая жизнь ему ещё больше радости.


                ж ж ж


Как-то после ухода Антонины Михайловны, ощущая в душе подъём и почти юношеский прилив сил, Эдуард Аркадьевич, опасливо покосившись на дверное стекло, встал и подошёл к окну.

За окном стоял чудесный июньский денёк: голубело небо, зеленела листва, солнце плавилось в оконном стекле. Захотелось туда, а лучше бы...
Куда? В кабинет, где за три недели  он стал почти гостем, переложив дела на замов из-за своего отпуска "по семейным обстоятельствам"?
Нет. Нисколько.
Может, в машину у подъезда?
Тоже нет.

Хотелось туда, где можно было бы забыть  обо всём плохом.
Хотелось говорить с милой женщиной,  с доктором Антониной Михайловной.
Он впервые, подумал о том, как похожи их имена, и что ему не хочется называть доктора по имени и отчеству.
Хотелось покоя и  беззаботности,  нежности и понимания.
 

Но как забыть своё унижение? Как искупить свою вину перед чужой женщиной?
Он уже не сомневался в том, что именно ненависть Ангелины принесла ему болезнь. Ему повезло, что он встретил такого замечательного доктора! Хорошо бы оказаться  где-нибудь далеко отсюда вместе с ней...

Тут он отвлёкся от своих мыслей, потому что увидел, как в ворота входит Антонина Михайловна. Она помахала кому-то и  радостно улыбалась, спеша навстречу.

Эдуард Аркадьевич повернул голову в сторону её взгляда и увидел, что у  крыльца стоит Ангелина  под руку с мужем.
Они сошлись как раз напротив  его окна  и с Эдуард Аркадьевич слышал их голоса. Не вникая в их разговор, Эдуард Аркадьевич понял, что это и есть та самая подруга, чей муж лежал в соседней палате.
Потом они простились и супруги пошли к воротам, а Антонина Михайловна - к крыльцу.

Эдуард Аркадьевич  отшатнулся от окна. В своих чувствах он не мог разобраться.   В стекле на фоне берёзовой листвы метнулось отражение. Оно было настолько  странным, что он, забыв об Ангелине, стал всматриваться в стекло.
То, что он видел перед собой - перекошенное,  с толстой растянутой губой и вывернутым нижним веком  лицо - не могло быть его лицом... Но
волосы, брови, нос - были, несомненно, его.
Потребовалось время, чтобы уяснить себе, что это - он!..
               

                ж ж ж

               
Падая, он оборвал штору.
Вбежавшие Антонина Михайловна и медсестра попытались дотащить его до кровати, но не смогли, и медсестра выбежала в коридор. 
Когда она и  попавшийся ей в коридоре рентгенолог вошли в палату,  то  увидели, что больной, лёжа на полу, смотрит на доктора застывшими от ужаса глазами, а она, стоя перед ним на коленях, гладит его лицо и что-то говорит ему, не замечая своих слёз.

Врач кашлянул, и она, чуть  повернув голову, сказала совершенно спокойным голосом:
- Помогите мне.
Но дошёл  Эдуард Аркадьевич  почти сам.

На кровать он рухнул, как подкошенный. По обе стороны стояли врачи, в ногах -медсестра. Отвернуться было некуда, и  он просто закрыл глаза.
Антонина Михайловна знаком попросила всех выйти.

Санитарка, смотревшая через стекло, открыла им дверь и перекрестилась:
- Слава тебе... А то уже замучились  секрет хранить. Самое страшное пережил, теперь легче будет.

Она подхватила ведро и швабру и пошла по коридору, довольная, что первой узнала новость.

               
                АНТОНИНА
                окончание



Эдуард Аркадьевич не шевелился. Антонина Михайловна положила руку ему на голову. Потом  осторожно погладила его по голове и сказала:
- Прошу вас, успокойтесь. Это временно. Всё пройдёт.

Эдуард Аркадьевич молчал.

- Ну, пожалуйста, будьте благоразумны. Я принесу справочник, и вы увидите, что очень быстро выздоравливаете.

Эдуард Аркадьевич не отвечал.

Антонина Михайловна просунула руку под подушку, чтобы повернуть его лицо к себе, но он отвернулся и накрылся с головой.

Тогда она стала потихоньку отгибать простыню; потом поправлять её. Потом поправила воротник пижамы. Потом её рука, готовая отступить в любое мгновение, легче пёрышка легла на его затылок и, вроде бы, успокоилась. Но нет: перевернувшись, рука тыльной стороной прошлась по виску и вдруг, совершенно неожиданно оказалась прижатой к щеке Эдуарда Аркадьевича его  же рукой.

Он держал  её, как  конец брошенного каната.
- Простите меня, - прошептал он с болью в голосе.
- За что? - не поняла Антонина Михайловна.
- Я не знал, что я такой...

Из-под закрытых век выкатывались слёзы и, стекая по вискам, падали на наволочку. Сероватое пятно на наволочке становилось всё шире, но Антонина Михайловна, казалось, не замечала его слабости.
- Не думайте об этом. Я же уже сказала, что всё пройдёт. И так уже многое исчезло.

 
От волнения он открыл глаза и приподнялся на локте.
- Было ещё хуже?..
 
Антонина Михайловна совсем чуть-чуть замешкалась с ответом, и Эдуард Аркадьевич без сил упал на подушку.

- Как же глупо я выглядел...- простонал он.
- А я - сейчас, - упавшим голосом  сказала Антонина Михайловна.

Эдуард Аркадьевич открыл глаза, и она увидела в них протест.

Глядя ей в глаза, он прижал её руку к губам.
Антонина Михайловна не возражала, ведь у неё была ещё одна рука. Она достала её из-под подушки и стала ласкать его лицо уже без всяких опасений.

- Я видела ваши документы... - сказала она.
Он вопросительно посмотрел на неё: смотрела штамп  о браке?
Она, видимо, почувствовав его подозрительность, поспешно добавила:
- Я дежурила, когда вас привезли. Заполняла карточку. Нужны были данные.
Он, по-прежнему, ничего не понимал.
- Там же ... фотографии...

Эдуард Аркадьевич смотрел на неё, ничего не понимая.
Тут она посмотрела  на  него и почему-то вспыхнула и смутилась, как девочка.
 
У Эдуарда Аркадьевича не просто отлегло от сердца: он воспарил всей душой!
Глаза его просияли, но в них  был осторожный вопрос.

Антонина Михайловна кивнула:
- Всё уйдёт. Вы снова будете таким, как раньше. Вы же знаете, что я вас не обманываю.

Антонина Михайловна не обманывала. Она только чуть-чуть лукавила: последствия могли остаться и надолго, но она надеялась, что они будут минимальными.  На всякий случай она добавила:
- Сейчас главное: не думать о плохом, а ждать хорошего.
 
В её голосе и ласкающих движениях были покой и нежность. Она совсем не была похожа на его маму, но ему всё равно не хотелось отпускать её от себя.
 
Её голос и руки вселяли уверенность в том, что он вступает в полосу счастья с женщиной,  чью любовь ему впервые в жизни не приходило в голову ни проверять, ни измерять.
Он  просто знал: она любит его так сильно, что всё плохое отступит перед её любовью.

               

Эдуард Аркадьевич  попытался представить, каким станет её лицо, когда он скажет ей...

Он не успел придумать, что именно он скажет, потому что перед ним возникло лицо Ангелины... лицо её мужа... 
Потом он вспомнил, с какой ненавистью  она смотрела на него, когда говорила, что муж попал в больницу из-за него, и что она...

Её ненависть едва не отправила его в могилу. Её ненависть... и его изуродованное лицо... Её ненависть...  И его зло...

Что-то случилось с его рукой. Он не понимал, что, но что-то произошло.
Волна страха от внезапного открытия пугающей неотвратимости  возмездия накрыла его с головой. Она сказала, что не остановится!..

- Возмездие!.. - прошептал он с ужасом.
- Что с вами? - встревоженно спросила Антонина Михайловна.
- Я виноват, это наказание...
- Что случилось? - снова мягко спросила Антонина Михайловна.
- Не чувствую руки!..

Антонина Михайловна по очереди ущипнула его за обе. Боль в правой руке была слабее, но он её чувствовал. И всё же...
- Это она... Она прокляла меня, -  сдавленно  сказал Эдуард Аркадьевич. Она сказала, что мне нельзя жить среди людей,  потому что я...
Я б о ю с ь   её   в с т р е т и т ь!

Он    ещё боялся произнести  имя Ангелины, хотя уже и понимал, что это неизбежно.
- Где? - спросила Антонина Михайловна.
- Она живёт в соседнем подъезде.
- Кто она такая?
- Это ваша подруга... Вы разговаривали с ней недавно.
- Лина??.

Антонина Михайловна ненадолго задумалась.  Как все врачи, она не верила  ни в Бога, ни в чёрта, ни в проклятье, но от такой встречи у неё лекарства не было. И никакого другого способа защитить свою любовь - тоже.
И потому она встала,  одинаково готовая на всё, - молиться, сражаться или умолять о прощении  - только бы защитить своё счастье.
----------------------------------------------

Не желай чужого,
потому что где-то есть т в о ё.

Не завидуй,
ибо с в  о ё всегда неизмеримо лучше,
и оно ждёт именно т е б я.

Помни об этом.
Не отрекайся.
Не предавай.
Жди.  Надейся. Ищи.


P.S.
Не ошибайся!..
                15 апреля 2012