Свет мой, зеркальце, скажи...

Татьяна уже полчаса топталась в магазине и разглядывала блузку, которая страшно нравилась. И фасон молодил, и цвет ярко-синий удивительным образом подчеркивал необыкновенную синеву глаз, и ткань легкая , прохладная, льющаяся…
–Но, вот только несколько ярковата для меня,–нерешительно мялась она не в силах расстаться с этим чудом портняжьего искусства.
-Ой, Танька!–неожиданно услышала она,–сколько лет, сколько зим!
Татьяна повернула голову и не сразу сообразила , кто перед ней, а догадавшись, внутренне ахнула. Одногрупницу Ляльку , некогда хрупкую, смешливую девочку было сложно узнать в переминавшейся с ноги на ногу тетке необъятных габаритов, с узкими щелочками вместо глаз. Влажные, мелкие кудряшки ее прилипли к щекам и лбу, тяжелые сумки оттягивали руки.
-Да, время наше уже уходит и никто краше не становится,- с грустью подумала Татьяна, но вслух ничего говорить не стала, только весело улыбнулась. Она искренне была рада видеть Ляльку, с которой рассталась сразу после окончания института пятнадцать лет назад.
–О, как ты постарела!–продолжала вещать Лялька , оглядывая с неудовольствием стройную фигуру бывшей сокурсницы,–кофточку присмотрела? Да, куда же она тебе ?! Все морщины синий цвет подчеркнет! Вон у тебя их сколько! Это у меня незаметно, я чуть поправилась,– и она облизала и без того лоснящиеся губы,- да и будет на тебе, как на корове, все лишние складки заметны станут.
У Татьяны предательски защипало в носу.
–Только бы не расплакаться,– с отчаянием подумала она,– тушь потечет, нос покраснеет. Совсем уже не те мысли полезли в голову,–и верно, не буду покупать эту блузку. Поезд мой, видимо, уже ушел. И Татьяна с сожалением еще секунду подержав в руках такую желанную вещь , повесила ее.
–Рада была повидаться,– ничего не замечая, тарахтела Лялька,– пойду уже. У меня ведь семья. А ты как? Неужели все одна?! Ну, это-то как раз мне и понятно,– с каким-то странным намеком протянула она и, встряхнув кудряшками, уплыла вместе со своими сумками.
А Татьяна-таки расплакалась, едва переступила порог своей квартиры. Плакала долго, жалея себя и мучаясь от этой жалости. Нарыдавшись вдоволь, подошла к зеркалу, придирчиво всматриваясь в свое отражение. Так и есть, тушь потекла, нос покраснел, у глаз вон противные лапки, на лбу… , а вот седой волосок…Катастрофа!
–Ох, и действительно, кому я нужна, и блузка совсем мне ни к чему,- и нос опять жалобно захлюпал.
Внезапный телефонный звонок остановил этот процесс самобичевания.
-Таня,- заговорил телефон приятным голосом начальника отдела Дениса Петровича, так нравившегося ей еще вчера,- Таня, я хочу пригласить Вас в кафе. Вы мне давно нравитесь, но я никак не мог решиться.
Татьяна от неожиданности опять шмыгнула носом.
–Вы плачете?- всполошился Денис Петрович,-Вас кто-то обидел?
-Нет-нет, все в порядке,– проговорила Таня, успокаиваясь,– я просто больно ударилась.
–Так Вы придете? Сегодня в шесть.
–Приду. Конечно, приду.
Положив трубку, Татьяна вернулась к зеркалу.
–Ну-ка, свет мой, зеркальце, скажи…Ну, есть эти лапки… И что с того?! И волос седой- не беда! А блузку себе я куплю! Прямо сейчас куплю! Потому что я в ней –неотразима! И пойду на свидание!
Она улыбнулась своему отражению и, казалось, зеркало улыбнулось вместе с ней, как бы говоря,
–Ты действительно хороша! Надо только нравиться себе самой и верить…