Шмель в клетке

Кто-то заметил и, показав пальцем, сказал: “Смотрите! Шмель сидит в клетке!” В ответ на это, шмель только повернулся своей волосатой спиной к говорившим. Не многие замечали, что он сидит в этой железной тюрьме. Показывали пальцем и говорили одно и то же. Они останавливались, обсуждали странное поведение шмеля. Его имя было Шмель. Да и он сам называл себя так. “Шмель! – говорили ему, - Зачем ты сидишь в клетке? Ведь на улице такая погода!” На что Шмель отвечал: “У моей клетки нет стен и крыши, только железные прутья. Поэтому я и есть на улице. А погода действительно хорошая.”
Шмель был довольно известной личностью в Поле. Частенько бывал на светских вечерах, посещал самые элитные заведения. Пока не попал в клетку. Говорят, что эта ситуация объясняется трудным детством Шмеля.
Он вырос из неоплодотворенной личинки, как вырастают все шмели-мужчины. Долгое время провёл в подземном домике своей матери. Ходят слухи, что именно его мать была Королевой в то время – она решала, какие личинки будут оплодотворяться, а какие - нет, сколько будет рождаться девочек-шмелей, сколько мальчиков-шмелей, и в какое точное время. Деспотизм матери плохо влиял на малыша Шмеля. Он чувствовал гнёт Королевы. Конечно, говорить о кровях Шмеля не стоит – вся их династия была из лучшего разведения с южного поля.
Шмель рос скрытным и тихим мальчиком. Только на втором месяце жизни он, наконец-то, почувствовав себя взрослым, сбежал из родительской землянки.
Дальнейшая жизнь Шмеля покрыта пеленой сплетен и непроверенных фактов. Из одних уст можно услышать, что Шмель с трёх месяцев жизни принимал участие в боевых действиях при восточном Поле, по другим мнениям он прожигал жизнь в кабаках и местных забегаловках.
Какое бы значение не имело детство Шмеля в его жизни, но вот уже несколько недель он сидел в клетке. А ведь это довольно долгий срок. Близкие, беспокоясь за здоровье Шмеля, начали приносить к клетке свежий нектар ивы и акации. Но он отказывался, говоря, что не голоден. Впрочем, выглядел он вполне прилично. Яркий окрас и стильная причёска его тела удивляла. От солнца его лицо зарумянилось, что только придало мужественности Шмелю.
Молоденькие пчёлки и стрекозы толпились возле клетки, рассматривали мужчину Шмеля. Хихикали и шутили. Бросали сквозь чёрные прутья клетки однообразные шутливые фразы: “Эй, Шмелёк, зачем тебе эта клетка? Ты не мог запереться у меня в землянке? А?” Шмель не обращал внимания на такие речи. Только улыбался и иногда с иронией отвечал: “Ещё бы, моё-то жало бы не влезло в твою конуру”. Такой неоднозначный ответ обижал малышек, и они, выдавливая из себя смешок, улетали по своим делам.
Как говорят местные шмелихи, у сидящего нынче в клетке Шмеля в прошлом были трудности с женщинами. Но мы не будем верить сплетням. Да это и не важно.
Никто не знал, как Шмель попал в клетку. Таких случаев на нашем Поле прежде не было. Быть может, он сам залетел внутрь этой старой птичьей тюрьмы, но, возможно, кто-то туда его посадил и запретил выходить. Ведь, несмотря на крупное телосложение, Шмель вполне мог протиснуться сквозь прутья. Но он этого не делал. Это то и удивляло жителей Поля больше всего.
Однажды, проходя мимо, я решил посмотреть, возможно, переговорить с Шмелем, но заметил следующую картину: к одной из наружных сторон клетки подлетела привлекательная стрекоза и повисла на прутьях. День был солнечный, и тень, упавшая от стрекозы прямо на сидевшего спиной к солнцу Шмеля, создала большое тёмное пятно на дне клетки. Шмель, увидев на дне тень от больших полупрозрачных крыльев, которые словно являлись отражение его собственных, удивлённо повёл своими малюсенькими крылышками, и, поняв, что это лишь тень со стенки клетки, обернулся. Ослеплённый лучом солнца, он принял прежнее положение.
Стрекоза эта была очень интересного, не присущего местным женщинам, окраса. Её точёная талия переплеталась белым, жёлтым и сиреневым цветами. Те самые, роскошные крылья неспешно двигались, глубокие глаза смотрели на перекладину, где, сгорбившись, сидел Шмель. Таких стрекоз можно было увидеть только на столичных полянах, обложках журналов и в рекламе натурального нектара. Стрекоза была прекрасна настолько, что чёрные прутья, вокруг которых она обвила свой женственный хвосток, преобразились, и уже не казались такими ужасными.
Леди заговорила.
- Шмель. Где ты нашёл такую старую птичью клетку?
- Не столь это и важно. Искать не нужно было.
- Тебя не смущает, что тут полно дерьма и пахнет вовсе дурно.
- Правда? Я и не замечал. Не думал об этом.
- Шмель, брось ты это всё. Ты сможешь сам вылететь сквозь прутья. Полетели. Я слышала, что неподалёку расцвели ландыши, могу поспорить, что ты такого ещё не пробовал…
Нежный голос Стрекозы, казалось, не доходил до Шмеля. Но вскоре он повернулся, к северной стороне клетки, куда перелетела нежданная посетительница.
- Хочешь, Шмель, я влечу и посижу рядом с тобой?
- Нет. Хотя. Не знаю. Тут много дерьма и очень дурно воняет.
Легко девушка протиснулась через железяки, и одним махом приземлилась на жёрдочку слева от Шмеля.
- Я видела тебя совсем юным. Ты возмужал, да и я подросла. Схуднул. Щёчки то вон, впали. Прилетев сюда из столицы, я сразу решила навестить твою семью, ну и конечно тебя. Соболезную о гибели твоей матери, мне рассказали эту страшную историю с грозой. Но ты? Что вынудило тебя заключить столь сильное, мужественное шмелиное тело в эту темницу? Таких молодых шмелей, как ты, я привыкла видеть ухаживающими за пчёлками, или пролетающими по Полю на новых нарощенных крылышках. Ты не такой. Я заметила сразу. Сгорбился тут. Сидишь. Ограничил себя от мира. Хоть понимаешь, что ты сделал? Понимаешь. Вижу и так. Остаётся только гадать, почему ты держишь себя взаперти, что мешает тебе вылететь, ведь прутья так широко расставлены, что даже самый толстый шмель смог бы покинуть это ужасное место. Тебя гнетёт что-то? Может быть, кто-то? Путешествуя по миру, я не раз встречала удивительных и странных насекомых. Но что бы такого странного Шмеля… Нигде не видела. Расскажи, полосатый, почему ты не покажешь все свои прекрасные чёрные и жёлтые полоски этому слабому миру? Стоит тебе только взмахнуть крыльями и всё Поле окажется под твоими лапками. Что держит тебя? Поведай, милый Шмель…
Стрекоза говорила не спеша, иногда приподнимаясь под крышу клетки, паря, потом снова опускаясь к Шмелю на жёрдочку, продолжая говорить нежным и приятным голосом.
- Я не глупа. Даже в богомоле могу рассмотреть невинную бабочку. Но ты… Мне не понятна цель твоего заключения. И никакими умственными заключениями и исключениями я не могу её найти. Может, поведаешь? Расскажи, почему ты не резвишься по ветру, почему не гоняешь молодых пчёлок по Полю, что мешает тебе радоваться жизни, как это делают все?
Шмель посмотрел на Стрекозу, потом уронил свой тяжёлый взгляд на один из прутьев клетки, долго молчал. Но в конце концов, когда пауза уже стала невыносимой – заговорил:
- Стрекоза, видишь на дне клетки кучи птичьего дерьма? Вот. А видишь другое дерьмо, но которое лежит одиноко на краю клетки? Так кучи – это ВСЕ. А то, которое отдельно – это я. По виду и запаху – отличий никаких. Суть остаётся одна. Но вот разница в положении. Так и я – один из тех шмелей, которых ты привыкла видеть рассекающими по Полям под лапку с красивыми женщинами. Отделившись от толпы, но не изменив своей сути, я стал другим. И мне это ничего не стоило – лишь залезть вот в эту клетку.
Такое решение пришло как-то спонтанно. Словно я всегда сидел тут, просто раньше не замечал, что чёрные прутья закрывают меня от мира. Именно так – не мир закрывается от меня, а я закрываюсь от мира. Это важно. Да, осознанно. Да, я знаю, чего себя лишаю. Того, что совсем не нужно для счастливой и хорошей жизни. У меня есть солнце – посмотри вверх. У меня есть ветер – ты чувствуешь, как он трогает твои крылышки. В грозу я мокну, как полевой цветок, в бурю меня колышет, как любой свободный колос. Думаешь, я не могу передвигаться? Ошибаешься. Я могу попасть, куда захочу, не вылетая из клетки.
Я могу выбраться в любой момент. Ты права. Да и многие мне говорили, просили попробовать вылететь. Но у меня нет желания. Мне и тут хорошо, несмотря на то, что эти чёрные прутья портят мне жизнь.
Я живу такой же жизнью, что и Вы. Я и есть Вы. Делаю всё то же самое. Ведь этой клетки на самом деле нет. Её придумал я. Залётел в ней тоже я. Мало кто замечает эти железные прутья. Только близкие и умные. Все эти прохожие видят, как мы с тобой сидим на толстой травинке осоки посреди Поля. Больше ничего. Но ты знаешь больше. Некоторые другие знают, к примеру, вон тот, навозный жук, он умён, но стар, чтоб понять, или эти девчонки, которые недавно пытались навлечь моё внимание на себя. Они замечают прутья и, испугавшись, в непонимании убегают. Уверен, что ты поймёшь. Без лишних слов. Расправь крылья. Полетели за нектаром.
Закончив говорить, Шмель и Стрекоза поднялись с травинки, отчего та сразу распрямилась, полетели в сторону цветущего луга.
С той поры их стали часто видеть вместе. То днём, то ночью. Они летали или молча сидели в КЛЕТКЕ.