Пол-часа

Он стоял над пропастью. И вместо пустоты были рельсы, бетон и много-много мусора. Откуда-то справа подул ветерок, заставив его повернуть голову. Волосы развивались и слегка мешали ему видеть. Вдалеке брезжил свет: два огонька, которые с каждой секундой всё приближались и становились всё отчётливее. Это был поезд. Присмотревшись, он увидел лицо машиниста, абсолютно спокойное и безразличное, которое со свистом пронеслось мимо него, даже не уделив ему ни капельки внимания. За машинистом полетели окна, двери, железо, окна, в них люди, двери, железо, окна, двери, окна, люди в них. Наконец поезд остановился. Точно перед ним были двери, он знал куда вставать. В затылок дышали люди, огромное количество, все рвущиеся внутрь, будто снаружи они не протянут больше и минуты. Становилось всё жарче и жарче. Он спокойным движением руки расстегнул куртку. В голове отсчитывались секунды до того, как поток людских туш внесёт его туда. Туда, где ему предстояло находиться пол часа, неизменно, каждый день- пол часа туда, пол часа обратно. До того как двери окончательно открылись и с яростью ударились об упоры, он успел улыбнуться себе в отражение, закрыть глаза, вдохнуть воздуха и расслабиться.
В следующую секунду его нёс поток. Бурный, как горная речка, неумолимый, как цунами, злой, как стадо быков, отвратный, как гора трупов. Ему казалось, что даже если он подожмёт ноги, то всё равно ничего не изменится - он так же будет перемещаться в пространстве вагона, так же не сможет развернуться, так же будет зависим от всех, от кого угодно, но не от себя. Слева - кожаная куртка, справа - пиджачок, спереди - ветровка, сзади -… Он не знал что было сзади, да и ему и не было нужно это знать. Они посадили его, обступив со всех сторон телами. Сев поудобней, сложив руки перед собой в замок, он начал смотреть.
Но поезд тронулся. И вся эта огромная масса полетела налево - к концу вагона, судорожно цепляясь за ручки и друг за друга чтобы не упасть. Но всё было тщетно. С испуганными лицами, люди валились назад; выпрямившись же и встав поуверенней, они с чувством стыда и явной неуверенности начали поправлять свои одежды.
Он закрыл глаза ещё раз, чтобы убедиться, что он всё ещё жив и находится тут и сейчас. Открыв их, он увидел людей, которые колышутся словно колоски пшеницы на поле в ветреный день. Взгляд упирался в зады, которые, иногда подвигаясь, открывали вид на лица. Те были не лучше. Выражения лиц траурные, будто у всех разом случилось неимоверное горе. Он смотрел на них и с грустью думал, что, быть может, они вот так навсегда останутся, ни разу не улыбнувшись, только потому, что никто не улыбался. Лица каменные, уголки губ опущены, лоб каждого испещрен множеством морщин и создавалось впечатление, что они не смогут улыбнуться больше никогда в жизни.
Только у одной дамы, точно напротив него, выражение лица было какое-то не похожее на всех. Брови были подняты, точно она была чем-то очень удивлена, на лице мелькала добрая улыбка, тонкие, красивые пальцы отстукивали ритм по кожаной сумке. Шарф на шее был завязан свободно. Он посмотрел на её соседей: тёпло укутанные, шарфы закрывали чуть ли не половину подбородка, руки скрещены на груди, ноги безжизненно стоят на полу. Захотел он было перевести взгляд снова на ту даму, как на месте её лица оказался чей-то зад. Причём, весьма не симпатичный.
Была остановка. Люди ввалились туда, куда вваливаться уже было некуда. Звук сильного толчка, крик, мат, извинения, неловкая тишина.
Он снова закрыл глаза. Он чувствовал каждую частичку своего тела: от ушей до пальцев ног. Особенно руки. Он не знал куда их деть, по этому постоянно менял их местоположение: то в замочке перед собой, то в кармане… Неужели?? Неужели все эти люди куда-то спешат, чем то занимаются, имеют какие то цели в жизни, радуются, думают, страдают… Ровно так же как и он. Да, он был частью них, он ехал с Ними в одном Метро, в одном поезде, даже в одном вагоне! И это не укладывалось у него в голове. Как так? Он и они. Ведь разница огромная! Как чёрный и белый, как небо и земля, как огонь и вода… Чёрт возьми, он не понимал как так можно. Хотя, немного подумав, он вспомнил, что люди были и до него, так же много, такие же самоуверенные, глупые, наивные…да просто обычные люди. Их миллионы, миллиарды… Вдруг он понял, как же он глуп, что ставит себя выше других, что он- это они; пусть умнее, пусть добрее, пусть живее, но он такой же. Эта мысль прожгла мозг необычным холодком. «Но… Ведь это я. И никому меня у самого себя не отнять. У меня есть я, и это главное, а остальное приложится…». После этих слов ему стало так тепло, что даже в этом месиве из людей, пота и грязи он чувствовал себя уютно.
Остановка. Двери открылись, произошло ровно ничего, и они закрылись. Всё только потому, что все боялись нарушить то зыбкое равновесие, установившееся в вагоне, чтобы не распасться и не выплыть друг на друге на станцию. Он открыл глаза. Перед ним было нечто большое, синее и округлое. Он поднял голову- безрезультатно- за несколькими подбородками он не смог увидеть лица, а может и увидел, но не понял что это оно. Обычно такое ощущение бывает, когда стоишь перед большим храмом или собором, и тебе чудится, что эта махина, вроде устойчивая, непременно на тебя свалится. Так было и с ним. Ему было страшнее не от того, что эта туша накроет его, а то что пуговицы, злобно напрягшись, смотрят прямо на него.
Взгляд его приковал пол. Ничего там особенного не было- пол как пол, вполне себе обычный. Но в голове у него что то происходило. Мысли ни о чём и обо всём. Яркие образы сменялись серостью, прекрасная мелодия гнетущей тишиной. Было всё, и всё было не понятно. Он часто задавал друзьям вопрос «О чём ты думаешь?». Сейчас он чётко понимал ответ «Ни о чём». Это значило «Обо всём». Мысли сменялись одна за другой быстрее чем пролетали лампочки за стеклом вагона. Всё превратилось в ленту, как превращается мир, когда долго крутишься вокруг себя. Всё было неподвижно и вместе с тем двигалось очень и очень быстро. Взгляд его бегал от одной точке к другой, но он этого не замечал- ему было плевать. Да, такое классное слово «плевать». В нём есть что то простое, искреннее и философски спокойное. Да, он любил это слово…
Металлический голос из динамиков прорвал тишину в его голове. Была его станция. Встав, он начал протискиваться к выходу. Сложно. Плывя в телах, он с жадностью хватал воздух из каждой щелки. Он встал напротив двери. Точнее, он встал напротив двери, стоя при этом посреди вагона, и, будучи зажатым со всех сторон, ждал момента. Момента, когда завершаться пол часа.
Поезд остановился. Его ноги болели от того, что человек пять на них наступили ( но и он не был безгрешен). Двери открылись. С глупой улыбкой он поддался. Его вынесли на перрон, ровно на середину. Вдох полной грудью. Выдох через нос. Он дышит. Он жив. Поправив курточку, едва улыбнувшись, ровным шагом он отправился туда, где горизонт теряется в людях.