Omnia mea. Нечеловеческий протест

Ночи костенеют кастаньетами скелетов на мексиканском празднике смерти. Солнце вагина разевая полон рот зубов-лучей света испускает влагалищный секреты призрачный от которых росли прежде всякие растения, мужчины которому стремились навстречу. «Не сотвори себе суккуба» - проносилось в уме от мысленного безделья. Мрачноватым потомком сюрреалистического папы, биологическим подонком, пустоцветом человеческой расы космы расплетались немыслимыми дорожками карм разбегаются туда и сюда тараканьими тропами, данными нам от рождение вложенными в операционную систему, как приложения. Вживленные по живому, как система пищеварения, как разбегающиеся в никуда процесс потери энергии и попутного сохранения энергии.
Килокалории взаимообмена обособившегося как воробей мокнущий организма и окружающей среды перегоняющей воздух в воду, будто макрокосмический самогонный аппарат. Средой попавший в окружения превращения вас превращают бездельными волшебниками они только учатся не быть всем своим существованием не подают вида, что поле битвы Сталинград, как носы черные уткнутые в хохочущую тонким пластиково-металлическим хохотком тварь, эдакого вопиюще-бессмысленного Одрадека Кафки. Она разлетается где-то во что-то своим тоненьким хохотком, серая недотыкомка вечная дымовая завеса призванная укрыть килотонны земли томящиеся под навесом из атмосферы. Вот миг – оно навалились, коричневой массой.
Погребенный под тяжестью атмосферного столба вживленные в мир, как вставленные плюс-минус контакты или *** в нужные Черные дыры, что засасывают свет и выпускают его наружу, будто выдыхают, куда-то в потустороннюю абсолютно наружу.
В карманоглазьей стране утекало время, как видимые друг другу стрелки, как полные пригоршни камней, готовые броситься в первого встречного. Все было ново и придыхание и механизм сглатывания. Компьютер же не сознает сам себя. Осознавши взрывается. Так же стоит ухватить самобытийственную змею и она тут же пожрет себя за хвост, заглотит сделает себе тотальный глубокий минет. До глубины преждерождения, до внутриутробья.
Ничего не было, только охватывающе-колошматистое самобытия. Неважно куда шагом ступала нога, самобытие переливало в черном золотыми искорками, охватывало состояния и явь окружающей среды. Утлым суденышком с герба Парижа, апостольской лодкой «аки посуху» бродившей шопенгауэровской «Как в бушующем море, с ревом вздымающего и опускающего в безбрежном просторе горы валов, сидит на челне пловец доверяясь слабой ладье, - так среди мира мук спокойно пребывает отдельный человек, с доверием опираясь на principium individuatinis» появлялись мгновенческие сообщения от урода-родоначальника всякого бытия, засранного Квазимодо происходившего всего-то от пьяного соития двух ущербных начал. Ты только причина от следствия. Только функция от причинности, как категориально зафиксированного течения, святокаузального детерминизма перетекание из пустого в порожнее. Механизмом сердцебиения. Малый круг коловращения, большой круг коловращения. Когда сердце остановится, - дурацкий шум, тогда мир замрет, недоуменно озираясь - что же это вокруг? Что за чушь? Прежде оно двигалась, а теперь остановилось и вот можно разглядеть не спеша ковыряя пальцем в уме, в движении все мимо проплывает молниями мгновенно, сливается нераздельное в безобразии неразглядимое…
Ночь успокоится переваривая все дневные дела, что казалось важным, чем забавлялись грязные голоштанные дети. Мать ночь всасывает мельчайшими ниточками, серебряными протянутыми от головы до звезд. Ночь всасывает полезные вещества мыслей, астрально-эфирные килобайты воли перетекают в её Систему организма, превращаются в куда более полезные вещества на метафизическом уровне. Нуит расстелилась покровом, если твое тело храм – так сделай голову куполом, венценосная обезьяна в митре римских пап. Царственная обезьяна бог Хануман всеуважаемым, не пародия – чистейший рядовой бог в пантеоне.
Ничего не имеет значения – всему значение придают. Простор до невозможности открыт, нелюдно и витают лавкрафтовские ветры безумные и древние, никем неконтролируемые и непонятные до страха пронизывающие, увечащие, сами собой увековечившиеся навсегда, сумасшедшие. Свобода Воли – это направления ветра. Куда волит – финтит, летит, несет на крылья Змий красавицу, тело, материю, ею отобедает.
Богатство и бедность – это больше или меньше пыли подхваченной ветром вместе с тобой по пути. Нечеловеческий протест. Все казалось ненужным, а главное, не сохранять приобретенное, витающие пылинки сдуть с алмазного тела, гробовым молчанием пиджака поразить говорливого собеседника из отражения в зеркале. Ничто не выступит помехой самобытия, ничто не отразит Черной Дырой и вывернет наружу, как кал выходящий из ума. Три страницы запечатанные проклятьем мудрости Соломона, этого лукаво-самостийного солнца, лучистые морщины которого до сих пор распространяют свет во все стороны.
День прожит (не) зря. День прожит, в конце концов, жизнью, но не тобой. Что уж ты тут персонифицировано подвернулся – неизвестно чья проблема, экзистенциальная наверное… в рамках экзистенциализма. Дни проезжают мимо, как поезда с детьми из Гитлерюгенда отправляющимися в летние лагеря. Ты провожаешь их радостно, с замиранием в сердце, тухлым как яйца – жаль, что они - не я.
Чай из чашки проливается случайно, также как жизненной силой наливаются члены кровью, овощи света фотосинтезом, ото всего изыскивают гешефта для личностного… случаи случаются со мной, как кобели с сучками на собачьей свадьбе, где я хотел бы быть шафером, но остаюсь омега-самкой. Эволюцию всегда возглавляют мутанты. Мутанты бывают к лучшему. А бывают от застоя в клетках и семенниках. Глядящие тюремниками заключенные, все вы изловчиться да мультиплицировать информацию своего ДНК. ДНК – это симулякр, подобие без подобия – нет же твари видового образца чистого ДНК, ан есть - наполнитель всякой твари. Не зря Сталин репрессировал генетиков, уж кто-кто, а он чего-то знал. Раз добился Всего на свете. Не случился же с ним плешивый кобелек истории. Нет, он сам был волк. И выебал мир, на чем свет стоит. Сталину Слава! Он стал Памятником. Вечным и безутешным лицом России. Это пусть Европа – будет баба, старая иссохшая старуха на которую только призраки коммунизма зарятся. А лицо Ющенко - многострадальное лицо Украины. Лик Революции, России подлинной, подпольной – Сталин. Изъеденный оспинами могил, прорытых заунывными затрещина бездельников и рабов своего глумливого безделья.
Ночь отожрет самцов лепленных из говна, скажу по секрету – в человеке один только секрет, одна тайна выявлена – весь он из говна. То же впрочем, и о прочих – животные, рыбы-лососи, сигареты, полномочий властьпридержащих – все одно, одним леплены… ночь пожрет, сделает бутерброд из всех небесных сфер и сыра с гадкой плесенью жизни на земле. Самцы ленивые выбрасываются с парохода эволюции, самовольно кидаются в темную воду. Что выход чрез ****у или через лоно Океана? Inferno малое, Inferno великое. Сын или труп, что останется после в любом случае в ночи будет неразличимо с тьмою разлагаться на полезные ингредиенты, всасываться стенками перемешанного неба и земли.
Семь полезных свойств, семь движущихся двигалок, порок и надвигающаяся похоть ведет, ведет через равнодушные тела и по карнизам кошек, котов исступленно совокупляющихся после дневного сна. Omnia mea mecum porto. Змею уробороса человеческого роста, злободневного питона душащего воробьиной отвагой мышь и птицу, зверей инстинктивно движущихся.