Фазы

We are the nobodies
We want to be somebody's
We're dead, we know just who we are

       Marilyn Manson «The Nobodies»

Вся наша никчемная жизнь, как фазы сна: глубокая - нас нет, мы только зарождаемся где-то в темных глубинах матки или лежим-разлагаемся в могиле, что то же самое развитие - личинок червя. В глубокой фазе сна ничего не видно - тьма внешняя и внутренняя, потому как субъекта подвергнутого воздействию каких-либо раздражителей, зрительный, рефлективных, осязательных – нет. В легкой, легкомысленной фазе сна мы наблюдаем смешные глупые картинки – все вонючую жизнь испытываем до дна, переживаем эмпатию с надуманно-вымышленном персонажем идентифицируемым трупной монадой, как мгновенное я. Всполох мерцающий секундно, кажущийся долгим и тягостным и тем не менее захватывающим. Члены непонятные дёргаются, глаза под закрытыми веками вращаются, труп поворачивается в небытии с боку на бок небытия неразличимого тела, как спящий… все эти гнилые картинки, астральные лохмотья декораций, мнимое прохождение сценария сна именуемые судьбой и биологией, как актер с заживо на руке написанной ролью отыграет и домой – в гримерку смазывать грим, обращаться снова в голое пустое Я среди прочих потенциальных форм и камней. Вились где-то поодаль монады кишечные мысли, чьего-то чужого пищеварения, от несварения вчерашнего, что впрочем составляло единство Организма. Все в организме ничего вне Организма. Организм мешает пищеварению. Протекание объективных процессов попристальнее взглянешь – да все они внутри протекают, не отражением никаким макрокосма в микро, а частичкой, мельчайшим приложением Windows.
Сознание или поле разевали сладостно рот поглощая сознания не вымокших жизнью, не протекших членом существ. Надо было примириться со смешной биологией жизни, в животных переживая свои сны, за отсутствием вакантных святых мест. В динозаврах, в квадрильонах веков, да что эти века!? Века придумали людишки, как слова, как идеи динозавры переживали время внутренне тупо и молча разлагаясь, пережевывали пространство ногами не сверяясь при этом с наручными часами, компасом и солнцем.
Термометры показывали числа горения. Чистые сердцем воевали с Капитализмом, ибо расовая деградация - базис капитализма, а не какие-нибудь производственные отношения. Жиды, ниггеры, чурки – големы глиняного бога-горшечника только могли выдумать, да еще и жить-выживать массу наращивать при такой умопомрачительно пошлой системе. Продавать и покупать, не ведая ничего, кроме собственного брюха непомерно разросшегося при содействии института частной собственности. Сиюминутный гешефт для того чтобы продолжать наживаться гешефт поутру, в наши дни жизнь и нажива поняты одно.
Труп лежит неугасимой монадой, душой-адом, душой темной, obscurum per obscurius в нигде не-рожденным. С шопенгауэровским пафосом ему представляется так называемая реальная жизнь, а он-то лежить не двигаясь, а процедуроперсонаж бегает, снует, и так до конца не может труп слиться с ним, ибо где-то сознает где он в самом деле. Также у призраков населяющих декоративные подмостки яви сохраняется далекое ощущение, чувство своего подлинного нахождения, по месту нерегистрируемой вечности. Тоска по равнинным заселкам, нелинейной тьме, безразличной всему, слитой абсолютно монолитно тяжестью.
Капитализм надо было ****ь. Уж оченно он стал реальным. Как говориться, - кто не ебёт и не жрет реальность собственной персоной (как всякие маньяки в форме баб и маленьких девочек) того реальность выебет сама. Отъебанные заживо становятся историками, пожранными философами, писателям, опушенными, водителями автобусов, политиками, журналистами, вялыми персонажиками «реальной жизни» многодневного марафона выживания в стаде свиней бегущих к пропасти. Реальное реальное помимо тебя самого - это говно, это тварный мир, големичная природа никчемушных харчков спермы мимо на простыни и точно в яблочко зловонных **** человечьих мамок. Реальность создается Самим, человеком из подручных средств – невозможное, проделка Сатаны. Сойти с Пути из ничтожества в ничто. До прибытия в пункт конечного назначения. Тот же камювский Калигула сам творил Реальность, а не следовал калькам «реальной жизни» пошленьких ублюдков способных лишь на то, чтоб стирать носки и ебать жен в продолжение таких же уродов. « Этот мир не имеет значения, и кто это понимает – обретает свободу» - говорил он.
Труп лежит неугасимой лампадой разложением болотных огней душой, тепленькой переживает многие фазы перед глазами тихонечко засыпает, впадая в преддверие мелочного ада титулованных чертей полусна, явившихся чем-то и до сих пор пылящихся никому не нужными, пока время не пройдет императоров славных, непрестанно музицирующих гениев и смешных субъектов прочих, тех,

(…) что прожили, не зная
Ни славы ни позора смертных дел.
И с ними ангелов дурная стая,
Что не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.

       (Данте «Ад», 3, 35-39; пер. М. Лозинского)

Ох, уж эти деятели, сеятели-размножатели под гнетом еврейского бога таки требующего от каждого чего-нибудь в залог – дела или тела в наем. Нудного ростовщика, «Венецианского купца», которому хошь – не плати. Ежели посмеешь. Выуди из меня пытками человеческое предназначение, выуди из моего темного омута чертей, а не рыб христианского вероисповедания, плавающих куда не зная, улова ижеприсных апостольски в ковчег новый посаженных отцов и патриархов. Все земные церкви вместе с паствой – это соборность пищеварительных бактерий в кишках. Объединены они собором бродящего сброда бактериального великой целью – всего Организма жить, церквей - отделения в полости, как и земные кесари, мелкие органы приходские при частях тела – способствовать жизнедеятельности. Разложению того самого трупа, который лежит из пупка его произрастает лотос, так в пустоте залежалый смердит воздухами сонного дыхания, переходя от фазы к фазе, из глубокого сна в поверхностное обуреваемое бурьяном мнимой жизни и кислотно-щелочного благообразия.