Внутри

Мысли и чувства мальчика
во внутриутробном,
грудничковом и ползунковом возрасте.



ВНУТРИ

Зачем Вальке понадобилось копать себя внутрь, ворошить прошлое? Просто судьба подвела его к краю пропасти. Он точно знал, что это край, и сил для сопротивления осталось не так уж и много. Поэтому он решил докопаться до истины, узнать, что предопределило его судьбу, какая сила двигала его по жизни, принуждая совершать те или иные поступки. Была некая заданность во всех его действиях. Он не раз пытался сопротивляться, идти наперекор судьбе, ибо не согласен был с тем, как она складывалась. И каждый раз оказывался в положении человека с петлей на шее, который чем больше дергался, тем сильнее она затягивалась, принуждая не сопротивляться, а плыть по течению. А уж куда оно вынесет, одному Богу известно.
Что Вальке запомнилось, когда он был внутри мамы? Он только зародился, еще не чувствует дискомфорта. Внешние раздражители уже присутствуют, но он с ними пока справляется. Возбуждение уходит то влево, то вправо в его мыслительном центре, а мыслить он начинает практически сразу после зачатия. Происходит сравнительный анализ воздействующих на него пока еще слабых раздражений. Благодаря этому он может оценивать атакующие его раздражения с точки зрения своей безопасности, для того чтобы можно было расслабиться. Расслабление - это то, к чему Валька постоянно стремится, расслабление - это комфорт, чувство уверенности в себе. Первоначально оба Валькиных «Я», обе половинки его мыслительного центра равнозначны. Вроде приспособился к раздражениям, вроде ситуация прогнозируема и безопасна, что позволяет максимально расслабиться. Травмирующего опыта еще нет. Внезапно, откуда-то извне, субъективно слева сверху (ориентация по отношению к мыслительному центру), начинает воздействовать мощное раздражение. Такого еще не было, и такого он не ожидал. Валька сопротивляется изо всех сил и пытается осмыслить ситуацию привычным способом - «лево - право» (маятниковое, автоматическое чередование активности двух половин мозга, с целью двусторонней оценки реальности), даже пытается на чем-то зациклиться, чтобы не допустить в себя раздражение, но оно не только мощное, но и длительное. И Валька «ломается», возбуждение прорывает защиту и наносит удар, образуя ранку, которая, чтобы избежать дальнейшего травмирования, захлопывается спазмом (некое подобие сравнения с улиткой, которую, если кольнуть иголкой, сожмется, зажав ранку мышцами, спасая ее тем самым от травмирования). Чтобы ранка зажила, уколов больше быть не должно, но подобные раздражения через какое-то время повторяются снова и снова, и раздражимость образовавшейся ранки усиливается. Раздражаться она начинает с частотой маминого ритма. Мама травмируется в определенном ритме, и этот ритм передается Вальке. Он, спасаясь от перераздражения, с которым уже не может справиться из-за образовавшейся ранки, начинает подавлять, блокировать, отрицать угрожающую ему опасность (раздражение извне) и прятаться от нее в своем внутреннем, созданном искусственно, сдвиговом мирке, через который он пытается осмыслить то, что его раздражает. Образовался сдвиговый ритм. Валька теперь вынужден все время убегать от прорывающихся раздражений в сдвиги.
Возникает следующая ситуация: он пытается расслабиться, но при расслаблении снимается спазматическая защита, и ранее зажатая ранка травмируется и от этого спазмируется, а возбуждение отводится вправо, в очаги-заместители. Развивается сдвиговое мышление. Валька теперь не может спокойно, ровно воспринимать окружающий его мирок, пусть и на уровне ощущений, а вынужден выхватывать его кусочками, пытается осмыслить на уровне сдвиговых представлений, протаскивая раздражения через свой внутренний, удобный для него мирок, заключенный в «крепость-ракушку».
Пробои защиты возникали под воздействием маминых стрессов, но Валька все-таки оказывал им сопротивление.
Еще Вальке запомнилось скрученное состояние, немного наклоненное вперед головой кверху. Валька целиком сосредоточен на внутренних ощущениях. Ему так легче спрятаться от непонятных внешних раздражителей. И в то же время хочется «осмотреться», то есть ощутить, что находится вокруг него, нет ли какой угрозы, чтобы можно было расслабиться. При расслаблении Валька становится беззащитным. Любое непредсказуемое раздражение может в этот момент его травмировать, поэтому надо все время быть начеку и, исходя из предыдущего опыта, пытаться прогнозировать возможные неприятные раздражения, чтобы успеть убежать в свой замкнутый мирок и запереться в нем, пока не выработает определенную защиту. Короткие расслабления, возникающий страх и тут же убегание внутрь себя. Валька даже получает от этого удовольствие.
Внезапно начинает плакать мама. Валька ощущает связь с ней через некую расплывчатую «трубочку», но не полую и очень длинную. Мама находится где-то за спиной, положение ее меняется в пространстве то выше, то ниже, то сбоку, но все время сзади. Раздражения от маминого плача пробивают Валькину защиту, создают дискомфорт.
Сама мама представляется каким-то темным, бесформенным пятном-сгустком, с которым соединяется «трубка». Что-то неопределенное, но родное, близкое, неразрывно связанное с Валькой.
Валька начинает сердиться, вроде даже брови нахмурил. Он усиливает внутреннее возбуждение, стремясь, таким образом, не допустить в себя раздражение, исходящее от мамы. Он - индивидуальность и не хочет, чтобы его кто-то раздражал, если даже это мама. Но раздражающие сигналы все продолжаются. Они и раньше случались, Валька им противостоял, но на этот раз они не прекращаются слишком долго. Валька начинает ставить себе временные барьеры: потерплю еще столько-то. Для этого он взвинчивает себя и старается удержать возбуждение как можно дольше, но оно исчерпывает свой резерв, а раздражения, исходящие от мамы, продолжаются. Тогда он подстегивает себя еще сильней, еще. Взвинченность становится все интенсивнее, а истощаемость – все быстрее. В конце концов, сопротивление было сломлено, мамино «Я» подавило Валькино «Я», он подчинился ее ритму и начал плакать вместе с ней. Произошла одна из существенных поломок, сделавших Вальку слабее.
В дальнейшем он уже не смог укрепить позиции своего «Я» в полном объеме. Для этого нужен был покой, отсутствие стрессов, а он в значительной степени попал под мамино влияние, потеряв часть своего «Я».
Потом были роды. Валька запомнил их, как быструю нарастающую тревогу и страх. Валька сопротивлялся изо всех сил. Ему не хватило совсем немного, чтобы выдержать такой мощнейший стресс. Надвигалась смерть, конец. Вальку охватил ужас, он проваливался в какой-то узкий, все более сужающийся, закручивающе-вращающийся тоннель, который буквально засасывал в себя. И Валька сломался, он посчитал, что сопротивление бесполезно, шансов уже нет никаких, и вся энергия, направленная на борьбу, на сопротивление, как бы рухнула внутрь, нанесла мощный удар, но крошечное сопротивление еще оставалось.
И все же Вальку выходили. Мама потом рассказывала, что роды были тяжелыми, стоял выбор - или она или ребенок. Она выбрала Вальку, но удалось спасти и маму.
Грудничковый возраст. Валька еще даже не ползает, а беспорядочно барахтается. Когда чувствует дискомфорт, начинает кричать и плакать противным голосом. Он знает, что с ним сейчас будут делать что-то неприятное, чего он не хочет. Уже прислушивается к словам, выделяя те, за которыми потом следуют неприятные для него действия со стороны мамы. Смысл звучащих слов формируется постепенно. Валька помнит, как какая-то женщина учит маму, что его надо приучать к помойному ведру, тогда придется реже стирать пеленки (Валька схватывает только ключевые слова, связанные с действиями, направленными по отношению к нему). Для этого Вальку надо шлепать, что мама и начала делать, по поводу и без повода.
Тогда та же женщина начала объяснять маме, что Вальку надо шлепать только тогда, когда он испачкает пеленки и при этом указывать на помойное ведро, чтобы он приучался понимать, что к чему. А еще лучше сразу после кормления держать Вальку над ведром и приучать к звукам «а-а» и «пи-пи» и наказывать, если только после этого он сделает под себя.
Валька только-только начал выхватывать информацию из окружающего мира, и она уже стала пугающей. Валька никак не мог понять, почему мама его бьет. Он каждый раз напрягался, когда она подходила к нему, т.к. не знал, что за этим последует. Под воздействием повторяющегося наказания Валька начал соображать, что мама наказывает только тогда, когда он ходит под себя. Ходить под себя было легче, но за этим следовало наказание, поэтому о своем желании лучше предупреждать заранее плачем. Ведро Валька ненавидел, но из двух зол приходилось выбирать меньшее. За мокрые пеленки мама не наказывала, потому Валька продолжал писаться, пока немного не подрос.
Валька уже ползает по кровати задом быстро-быстро и это ему нравится. Один раз свалился, так как не почувствовал край - возбуждение опережало предупреждение об опасности, которая еще не осмысливалась. После этого мама стала обкладывать край кровати подушками. Валька сосредоточенно быстро ползал и размышлял: «Вот бы его никто не трогал, и он ползал бы, сколько хотел». Валька мечтал расслабиться, успокоиться. Он чувствовал, что у него накопилось напряжение из-за того, что с ним что-то делают против его воли. Да еще он должен постоянно вычислять свое поведение, чтобы лишний раз избежать наказания.
Валька вообще не понимал, почему его наказывают. Это никак не вписывалось в его мировосприятие, ломало, корежило чувства, растаптывало представления о правильности, приводило его в ужас.
Валька ползал и мечтал о том, чтобы его не трогали. Никогда. Никто. Но потом возникали тревожные мысли; «А если меня никто никогда не будет трогать, как же тогда меня мама накормит?» И так плохо… Невозможно расслабиться, - лучше ни о чем не думать, а ползать, ползать, сосредоточившись только на движении.
Когда внутри себя гонишь по кругу мысли, однообразные, ничего не значащие, связанные, например, с ползанием, то спасаешься тем самым от раздражающего внешнего мира с его неразрешимыми проблемами. Мир как бы перестает существовать.
Как-то мама начала приучать Вальку ползать вперед. Валька сразу встал на дыбы, воспротивился, закапризничал, но все запомнил. А когда в комнате никого не было, начал пробовать ползать вперед сам. При этом в голове у него возникло следующее противоборство: «Вперед - труднее, назад - легче. Не хочу «вперед». Но «вперед» интереснее. Это какие-то новые, ранее неведомые ощущения». «А как быть с «назад’? Только «вперед». Далее последовал удар по прежним позициям, произошло подстегивание и перевод центральной нервной системы в более взвинченное состояние, которое вытеснило все предыдущее и дало развитие новому состоянию. Как потом Вальке казалось, не следовало его принуждать двигаться вперед, лучше бы это произошло постепенно. Без вытеснения одного другим.
Не зная, как справиться со страхом перед родителями, Валька фантазировал и представлял, что если мама будет наказывать, то защитит отец, и наоборот. Но надежды каждый раз рушились: никто Вальку от родительского произвола не защищал, поэтому приходилось приспосабливаться, искать альтернативные варианты, например, «быть послушным» или плакать, когда от этого есть выгода.
Из окружающих его людей Валька по-настоящему любил, как ему казалось, только тетю и дядю. Они были единственными, кто не ругал Вальку, не наказывал, а когда он стоял в кроватке, они ласково разговаривали с ним, уделяли внимание, а иногда угощали конфеткой. Валька ждал конфетку больше всего на свете. Когда тетя с дядей уехали навсегда, Валька затосковал. Жизнь его окрасилась в серые тона. Не было больше людей, которые бы просто любили его и общались с ним на равных. Маму Валька любил, но с ней он не мог по-настоящему расслабиться, так как ее любовь чередовалась с наказаниями.
Вальке очень нравилось самостоятельно писать в ведро, когда он подрос настолько, что мог без подсадки это делать. Он чувствовал себя тогда большим и взрослым, и ему нравилось, что можно струйку направлять в разные стороны.
Этот возраст мало кто из взрослых помнит. Но «маленькие» проблемы кажутся детям раннего возраста настоящими трагедиями, оставляют очень глубокие травмы и травмочки, которые они напрочь вытесняют из памяти в подсознание, закладывая негативную часть фундамента, на котором строится все жизненное здание. Если бы взрослые могли вспомнить свое раннее детство, они были бы намного добрее и внимательнее к своим собственным детям, лучше бы понимали их проблемы.
Р.S. Слов таких, разумеется, у Вальки не было, словами описываются пережитые им чувства.