На сурках

Этот сезон начался нехорошо. Во время заезда лили дожди, затем степь обложила жара, так что на путики выхо-дить можно было рано утром и вечером, после семи. Но ут-ром и вечером сурки кормятся, и пугать их, не было ни како-го резона. Днем я выезжал на путик на мотоцикле. На ходу, все же как то обдувает ветром, хотя и горячим, и у меня на-чали трескаться губы.
Мои ребятишки, за эти пять лет, которые провели со мной на сурках, подросли и окрепли, а Ваня раздался в пле-чах. Мездрить шкуры на горбыле, работа не из легких, но он уже с ней справляется и мне не приходиться ему помогать, как в первые годы. Вовка оставался все таким же прогони-стым и уже почти догнал меня в росте.
Сейчас вот еду на коне, собираю капканы с солонча-ковой луговины и буду перебрасывать их куда-нибудь на хребтики, где совхозные косари сено не косят. Вчера их трактор появился на границе моего участка, а это значит, что вслед за ним, оборудованном навесной сенокосилкой, поя-вится и другой, с широкими граблями. Вырвать капканы зубьями грабли не смогут, а защелкнуть защелкнут, а тот дух, который сидит на сиденье граблей и сбрасывает в волки сено, непременно их заметит и выдернув штырь из земли, сложит в свой мешок.
Сегодня пятница, а это значит, что вечером будут гос-ти. По пятницам, к нам сюда на стан кто-нибудь приезжает. Друзья из города. Хлеба привезут, зелени всякой, печенья и конфет ребятишкам. Так ведется уже давно, с первого сезона.
Я остановил коня возле сурчины, что бы забрать кап-кан. Приколол Карьку штырем привязанном за уздечку, по-дошел к норе. Цепочка от капкана уходила в глубь и было слышно, как там скребется сурок. Я потянул за цепочку, но зверек не подавался. Попавшись видимо еще вчера, на ве-черней кормежке, он крепко зарылся. А может в капкане си-дел старый самец, а они иногда тянут до десяти килограм-мов. Присев возле норы, я вытащил штырь из земли и упер-шись ногами в камень, потянул за цепь на всю, данную мне природой мощь. Но здесь важно не переусердствовать. Дуж-ки капкана могут прихватить только пальцы, а не ногу выше лапы и тогда будет сход. Пальцы останутся в капкане, а су-рок уйдет в свои лабиринты. Держу цепь внатяг, зверек мед-ленно подается, но пока это только распрямляется нога. Про-должаю держать внатяг. Зверек начинает скрести тремя сво-бодными лапами и слабеет от этого еще больше. Между вы-тянутым телом и утрамбованными стенками норы, появляет-ся зазор и зверек медленно, но верно, подается к выходу. Я не спешу, все так же держу внатяг, вижу и сам капкан с зад-ней сурчиной лапой под дужками. Капкан захватил выше пятки и у сурка уже нет шансов не попасть в мой куржун. Теперь я тяну уверенно. Сначала из норы показывается зад-няя часть, потом серая с желтизной спина, потом и голова. Оттаскиваю его за цепь от норы, он переворачивается на спину и начинает верещать. От его крика конь перестает есть траву, но вскоре успокаивается. Я бью сурка штырем по но-су, а затем втыкаю в горло нож, стараясь достать до шейного позвонка. Работа конечно не из приятных, но это как на вой-не – привыкаешь. Наступив на обе пружины сапогами, я ос-вобождаю зверька из капкана. Перевернув сурка на живот, что бы стекла кровь, пока я ищу жилую нору и переставляю капкан. Потом выкуриваю сигарету и кладу сурка в куржун. Для любознательных перевожу с казахского: куржун – это такая переметная сума из кожи. Я взбираюсь в седло и мы с Карькой едем дальше. Замечаю, что на краю луговины пока-зался совхозный трактор с сенокосилкой, опустил полотно и принялся стричь не густую, в этом году, траву. Через день или два прибудут на луговину и тракторные грабли. Сняв с остальных капканов двух зверьков прошлогоднего помета, мы едем на стан. Да и солнце уже поднялось над мелкопе-сочником и Карьку начали беспокоить слепни. Тычу его стременами в бока и он прибавляет шаг. Особо-то коню здесь не разбежаться, может попасть ногой в заброшенную нору и сломать ее, или споткнуться о камень, спрятавшийся в траве и мы оба с конем навернемся и грянем оземь. Проезжаем мимо сурчины, на которой возле норы стоят три сеголетка и неумело свистят на нас с Карькой. Жалко таких ловить, но что делать, план – то выполнять надо. Иначе на следующий сезон лицензию не дадут, а участок заберут.
Приехав на стан, я расседлал и стреножил коня и пус-тил его пастись возле ручья. Кликнув из палатки пацанов, я унес пойманных сурков в обдирку и прикрыл от мух брезен-том. Умывшись, ребятишки принялись за свою обычную ра-боту: Вова – обдирать зверьков и разбивать на щите шкуры для просушки, Ваня - срезать с тушек жир и мездрить на горбыле шкуры.
- Па! К нам здесь чума приходила, - сказал Ваня.
- Что за чума?
- Болотная наверно, - подтвердил Вова.
- Что-то я ничего у вас не пойму, - ответил я и пошел ста-вить казан со вчерашним мясом на таганок. Раскочегарив лампу, я налил в чайник воды из родника и поставил на газ-плиту. Насобирал возле стана зверобою и душицы и бросил в чайник.
Когда мальчишки закончили в обдирке свои штатные дела, мы вымыли руки и сели обедать. Я выложил из казана куски сурчиного мяса на широкий поднос и мы начали тра-пезничать.
- Ну-так Ваня, что за чума приходила, пока я был на пу-тике?
- А тетка одна с биноклем... У нее еще рюкзачок был за спиной... Из противочумной станции, что стоит на Кызыл-Су.
- Никогда не слышал, чтобы в этих местах когда-нибудь была эпидемия чумы, - удивился я.
- А еще, па, она сказала, что бы ты не ставил капканы на ее учетной площадке. Он флажками огорожен.
- Вот еще новости... Буду я кого-то спрашивать, где мне ставить капканы на своем участке!
Мы поели, попили чаю и я пошел в свой щитовой до-мик подремать, а Вова и Ваня, пошли дичать по скалам.
Прежде чем лечь, я приподнял наветренный край крыши и подставил под него колышек, что бы полуденный ветерок завихеривался в домике. Здесь легче переносить жа-ру, не то что в плотных палатках. Домик стоит на двух попе-речных столбиках и в щели пола тоже задувает.
- Не забудьте присматривать за конем, - напомнил я, уст-раиваясь на послеобеденный сон. На Руси это всегда счита-лось признаком хорошего тона, как и сиеста в испаногово-рящих странах. Лже-Дмитрия, потому и вычислили, что он «немец», что тот не спал после обеда. Результат оказался плачевным. Его зарезали бояре.
Отдохнув часа два, я взял лопату и пошел копать яму под отхожее место, ниже по ручью. Пацанов видно не было, а конь понуро стоял возле ручья, отбиваясь хвостом от слеп-ней. Выкопав яму и положив вдоль, две короткие доски, я прикинул на глазок места под трубы и вкопался по углам ямы в четырех местах. Затем принес кувалду, трубы, мешко-вину и забив трубы в землю, обернул их и закрепил мешко-вину алюминиевой проволокой. Теперь можно было не хо-дить «в кустики», а вполне цивильно пользоваться необхо-димыми для жизни удобствами.
Оставалось только оборудовать душевую и залить в бак воды. Мы уже неделя, как заехали, а горячей водой еще не мылись. Я собрался на путик выставлять оставшиеся в на-личии капканы, а пацанам наказал выкопать под брусья ду-шевой три глубокие ямы. Вечером мы их установим , за-трамбуем и все необходимые для работы и жизни помещения у нас будут готовы. Остальные мы соорудили еще в первые дни, после заезда. Первая неделя после заезда всегда самая суетливая. Мне нужно поскорее выставить возле нор все капканы, а пацанам выкопать ямы под все производственные и бытовые помещения на стане. К тому же, успевать обраба-тывать всех сурков, которые начинают попадаться. Вечера-ми, до ужина, мы утрамбовывали горбыли и брусья в гото-вые ямы, обтягивали их рукавом от шахтовых вентиляцион-ных труб или брезента, а потом закрепляли все это мелкими гвоздями и рейками, в расчете на штормовой ветер, который здесь нередок.
Отвязав переметные сумы от седла и привязав их к заднему сиденью мотоцикла, я поставил чайник на газ. Па-цанов будить не стал, сами подогреют мясо и попьют чай, когда надоест париться в палатке. Утром я их тоже обычно не тревожу, пока не вернусь с путика и не привезу сурков. Знаю, как в молодые годы спиться в это время суток. Попив чая, я завел своего «Кашку» и поехал выставлять капканы в сторону егерьского участка. На мотоцикле по хребтику нуж-но ехать еще осторожнее, чем на коне. Дорог по мелкопесоч-нику нет, а сурчиных нор и скрытых травой камней много. Так что скорость на хребтиках минимальная. Зато рюкзак давит на плечи не так, когда ходишь по путику пешком, а ве-терок обдувает. Часа за три, я выставил оставшиеся капканы по одному хребтику, а доехав до границы участка, переехал на другой хребтик и двинулся в сторону стана. Нужно было хорошо запоминать норы, возле которых ставишь капкан, особенно на новом путике. Если забудешь и пропустишь при проверке, сурок рано или поздно попадется и запарится пря-мо в норе. Капкан потеряешь, сурок пропадет, а это нехоро-шо. Капканы нужно проверять ежедневно, а если не досчита-ешься какого, надо найти. Хотя мы, охотники, маскируем их тщательно, и порой даже стоя возле него гадаешь сам, стоит – не стоит? По едва заметным признакам, это все же можно установить. Хотя после затяжных ветров, которые наносят с ближайших пшеничных полей сухую землю, сделать бывает очень трудно.
Когда я вернулся на стан, Вова с Ваней копали ямы под душевую. Они уже поели, подичали, но помня мой наказ, да и из собственного желания помыться в душе, ямы все же копали. После полдника, я с часок отдохнул в домике, потом забросил на спину рюкзак и отправился пешком на послед-ний путик, вниз по ручью Акты-Сты, в верховьях которого мы стояли. Места здесь были скалистые, с короткими лож-ками, но сурок жил крупный и норы нужно было облавли-вать, пока зверьки еще часто выходят на кормежку. В августе здесь их уже не поймаешь. Они или забьют норы пробками, или переберутся в верховья ложков в семейные норы, для зимней спячки. Пока я правым берегом пробирался вдоль скал Акты-Сты, наткнулся на группу щитомордников, самцы которых, стоя на хвостах вертикально, обвивали друг друга до самой шеи и пытались пригнуть соперника к земле, как можно плотнее. Свои, очень ядовитые зубы, соперники в ход не пускали. Таков их змеиный этикет, во время брачных тур-ниров. Самочки лежали поодаль на камнях и молча наблюда-ли за поединками.
Здесь, среди скал, и ходить и выставлять капканы нужно предельно осторожно, чтобы не поломать ноги и не нарваться на укус щитомордника. Да и маскировать капканы здесь очень сложно, из-за отсутствия сыпучей почвы, для просеивания и маскировки. К тому же в скальных норах час-то бывают проловы, потому что куски плитняка даже от вет-ра, частенько сползают на капкан, попадают между дужек и зверек выдергивает из них лапу. На этом путике у меня стоя-ло девять капканов и мне непременно нужно было их прове-рить и если надо переставить, и засветло вернуть на стан.
Управился я вовремя; попались два крупных самца и одна самка. Дуги держали самку за пальцы задней ноги и я нажав на пружины сапогами, отпустил ее. Она с радостным купиканьем унырнула в нору. Взрослых самок я обычно от-пускаю. Если же самка попадалась выше лапы, я ее забирал. От удара дужками по кости, нога получала внутренний пере-лом и в конце концов погибла бы позже от гангрены.
Придя на стан, я сбросил свой объемистый рюкзак в обдирке и пошел на кухню. Убедившись, что ребятишки мя-со из казана доели, я сполоснул его, изрезал туда тушки че-тырех сурков и поставил на таганок, на пламя паяльной лам-пы. Добавил в него воды, крупы, изрезал пару картошин, на-бросал петрушки, укропа и лука. Сегодня, ближе к вечеру, я ожидал гостей из города. Они обычно приезжали в пятницу, под выходные.
Пока ребятки управлялись с сурками, я выкопал ямки под бруски душевой, затрамбовал их камнями с землей, при-бил поперечины для решетки внизу и крепкие брусья под бак с водой вверху, и когда Вова с Ваней закончили с сурка-ми, и принесли брезент, мы обтянули им душевую и прибили его рейками к брусьям. Даже успели залить воду, хотя ужи-нали уже при свечах. Благо вечером ветер почти всегда сти-хает и свечи не задувает. Поужинав, я пошел отдыхать в свой домик, пацаны в свою палатку, из которой еще долго было слышно, как они там дичали.
Проснулся я от лая собак привязанных поодаль стана. Они лаяли в сторону группы людей, подходивших Жигулей к моему домику. Нащупав, на всякий случай ружье и патроны под матрацем, я вылез из домика.
- Здорово охотник! К Сергею Завьялову, как проехать? – спросил один из них.
Я узнал голос Пуссепа.
- Ты что, совсем там в городе одичал? Своих не узнаешь?
- Серега! Ты что ли?... Ну слава богу!... А мы засветло до-браться не успели, а потом блудили по степи в темноте часа три... Да и по этой дороге свернули случайно. Уж очень зна-комой показалась мне эта вот беркутиная скала, на фоне ночного неба.
С ним приехали его жена Гася, какой-то мужик, ви-димо водила и женщина. Пацаны, услышав лай собак, тоже проснулись и вылезли из палатки. Гася их обоих облабызала, одарила конфетками и они снова заползли в свою нору, за-жгли свечку и стали поедать угощения. Пуссеп познакомил меня со своими спутниками и они все вместе пошли вытас-кивать из машины свои сумки, а я зажег в столовке жирник из сурчиного сала. Наша столовая, это примыкающий к кух-не брезентовый навес, под которым стоял на столбах длин-ный, сколоченный из досок, стол и такие же длинные ска-мейки. Стол был накрыт клеенкой, а скамейки, просто стро-ганные доски. Потом я зажег паяльную лампу под таганком, поставил на него казан с мясом, достав его из родника. Жен-щины тем временем, разбирали свои сумки. Что-то они ос-тавляли на столе для ужина, что-то отдавали мне на хранение на последующие дни. Я рассовывал все по своим местам; хлеб в полиэтиленовые мешки, лук, огурцы, помидоры и зе-лень во флягу, стоящую в воде, а чай, сигареты и сахар в специальный ящик на кухне.
Когда мясо в казане забулькало, я выключил лампу, Гена принес большой поднос с кухни и мы вилками выложи-ли его на него. Он унес мясо, а я налив в глубокую чашку сурпы, отправился с ней в столовку. Женщины принесли из кухни ложки для сурпы, нарезали хлеба и расставили рюмки, так как Пуссеп выставил среди снеди, две бутылки водки. Я наложил в плоскую тарелку горячего мяса и отнес его паца-нам в палатку. Все равно они не спали – может поедят.
Наконец все расселись за столом и началось. Ели, пи-ли, веселились. Женщины расслабились и стали выступать, мужики их урезонивать, а я, когда стало уже светать, оставил гостей одних, а сам пошел спать. Им-то что , им на путик не идти, они выспятся и днем.
Проснулся я, когда солнце уже поднялось над гори-зонтом. Утренняя прохлада слегка взбодрила, а когда умылся в роднике, то и вовсе проснулся. Попив чаю, я поставил под толстенный бак паяльную лампу и распалил ее. Вытряхнул из фляги в бак все сало, которое нарезали за неделю. Сала было немного, сурок еще не зажирел, но топить его все рав-но нужно, иначе затухнет, даже в роднике.
Я уже говорил, что очень рано утром, на путик выхо-дить не стоит. Не стоит лишний раз пугать сурков на кор-межке. Пусть сначала поедят и спокойно уйдут в норы. Так что утро у меня, как обычно, ушло на бытовуху и хозработы.
Жир в баке кипел, щелкал пузырями, я его помешивал специальным деревянным веслом, что бы он не пригорел, а потом сливал через кран во флягу, стоящую в яме, ниже бака. Так было каждый сезон. Когда с жиром было покончено, за-седлав коня и покормив собак костями, от ночной трапезы гостей, я выехал на путик, на который вчера перебросил кап-каны от совхозных косарей. Проехал мимо палаток гостей, которые они поставили уже утром, чуть поодаль от стана, мимо большой кварцевой глыбы, торчащей на вершине соп-ки, переехал дорогу на Дережабль и двинулся по хребтику. Сурки в это утро на кормежку выходили дружно и завидев нас с Карькой, бежали к норам, вставали возле них столби-ками, тревожно крича: «Купи – Купи!». Я замечал норы, в которые сурки уходили, чтобы потом переставлять капканы именно на них.
В первом капкане путика красовался, зажатый дужка-ми, но уже одеревеневший суслик. Они зачастую живут в од-них норах с сурками, делая свои отнорки в сторону от основ-ной норы и почему-то очень интересуются бумагой для мас-кировки, пытаются ее вытащить из-под дужек, грызут и как результат попадаются совсем не кстати. Суслики и сурки прекрасно уживаются друг с другом, предупреждают друг друга об опасности, одни свистом, похожим на «Купи! Ку-пи!», другие чиканьем: «Чи-чи! Чи-чи!» Я надавил на обе пружины двумя ногами, вытащил из капкана суслика, отбро-сил его в траву и опустился ниже по склону, в поисках жилой норы. Такую нору я нашел довольно скоро и судя по помету в туалете, в ней жил или старый самец или яловая самка. Вы-копав штырем ямку под капкан на тропе, чуть выше норы, я вдавил штырь пяткой в ямку, уложил кольцами цепочку, разжал на правом колене враз обе пружины, зацепил сторо-жок за выемку в тарелке, завел обе пружины под 90 градусов и осторожно опустил его в ямку. Достав из кармана лист га-зетной бумаги, нарезанной по размеру, приподнял свобод-ную дужку вертикально, подсунул бумагу под вторую дужку, опустил на бумагу свободную дужку и насыпав в мелкое си-течко земли из ямки, просеял ее на капкан. Теперь под тарел-кой капкана пустота, земля под нее уже не попадет и если сурок наступит хотя бы на край тарелки или даже на бумагу, скрытую под землей, нога угодит в капкан по самое колено. Он кинется в нору, дужки сползут до пятки, но он уже не вы-рвется и будет надежно защищен норой от солнца, на кото-ром пойманный сурок запарится в течении двух часов.
Просеев землю на капкан, ковыльной метелкой все это я разровнял. Работать возле норы нужно бесшумно, хотя в каменистых местах пяткой штырь не вдавишь и его прихо-дится забивать молотком. Но это плохо, потому что сурки в норе все слышат и на кормежку начнут выходить в другой отнорок. Они, там в норе, слышат даже мои шаги и на какое-то время затаятся, и скоро на поверхность не выйдут. Но ут-ром или вечером, когда услышат, как пересвистываются промеж собой собратья по колонии, могут рискнуть и выйти пожевать зеленой травки или спелых ягод клубники, кото-рую они очень любят. И все же возвращаясь с кормежки у сурков есть шанс залететь в мой капкан.
Мы с Карькой двигаемся по первому хребтику вче-рашнего путика, проверяем капканы, переставляем их, когда это нужно, при этом каждый занимается своим делом, я кап-канами, а Карька поеданием травы. Этот хребтик дал нам двух сурков, одного суслика и два пролова, а второй, по ко-торому мы возвращались на стан, одного двухлетку. В об-щем накормить гостей свежатиной будет из чего, да и сурки попались крупные, а значит и цена шкуры при сдаче, будет в три раза больше, чем за сеголетку. Сала с них срежется тоже значительно больше, а на жир тоже есть план.
Когда мы с Карькой добрались до стана, мои пацаны, вместе с гостями сидели в столовке за столом и доедали вче-рашнее мясо и сурпу. А мои друзья уже изрядно похмелив-шиеся, по-моему уже собирались петь. Я отдал Ване повод коня и он увел его к ручью, стреножил ноги путами, рассед-лал, а сурков из переметной сумки унес в обдирку.
Обе дамы тут же вцепились в меня, налили в рюмку водки, усадили за стол и подвинули закуску из помидор и огурцов. Мы все вместе выпили за сурков, у которых такое вкусное мясо, за Казахский мелкопесочник, среди которого сидели, и еще за мир во всем мире. Хозяина Жигулей я видел впервые, его даму, которой Гася видимо расплачивалась с ним за поездку, тоже.
Выпив еще по одной, мы разговорились, у нас оказа-лись общие знакомые, всем враз захотелось свежатины и чтобы ускорить дело, мужики пошли в обдирку помогать Вове с Ваней. Гася подсела ко мне поближе, хваталась за эрогенные места и обе заливались радостным смехом.
- Серега! – говорила Гася. – За последние пять лет, время проведенное у тебя на сурках, было самым лучшим в нашей жизни... Иди поимей Ленку, пока ее придурок сурков потро-шит!
Ее бесцеремонность нас несколько смутила, но оба знали Гасю давно и неловкость вскоре прошла. Закусив зеле-нью, я пошел заправлять паяльную лампу бензином, помыл казан с тяжелой крышкой и установил его на таганок.
- Ну ты, курица!... Чего сидишь? – говорила Гася Ленке, когда я вернулся. – Смотри какой мужик!... К тому же голод-ный... Не то что твой кавалер, который только вчера сполз с жены.
- Гася! Прекрати!... Ты что хочешь остаться в степи без машины?
- Да. – говорила Гася. – Пожалуй ты права... Еще чего доброго психанет и уедет в город без нас... А до него девяно-сто километров... Тогда придется мне за тебя отдуваться.
- Ну ты Гася, совсем дура! – сказал я и пошел в обдирку.
Там пацаны уже заканчивали со шкурками, а мужики с сурчиными тушками, висящими на крючьях.
- Вот, смотри как надо, - говорил Гена водителю, вырезая из подмышек сурка пахучие железы. – Чтобы ни одного жел-того кусочка на мясе не осталось, иначе оно будет пахнуть псиной... А голову отрезай по самые плечи, вместе с основ-ной железой.
Гена в свои приезды частенько помогал ребятишкам и за пять лет тоже кое-чему научился. Я забрал у них тушки, на специальной доске расчленил их ножом по суставам, каждая нога отдельно, а спина пополам, заложил все это в казан, до-лил воды, добавил соли, крупы и зелени, бросил пару листи-ков лаврушки, и закрыл его тяжелой крышкой. Раскочегарил лампу и пошел к женщинам в столовку. Через час мясо будет готово.
Мужики были уже там и разливали водку по рюмкам. Я выпил первую, но дальше пить отказался, потому что часа через два мне нужно было ехать на путик, налил в чайник родниковой воды и поставил на газплиту, для себя, пацанов и других желающих.
- На днях, на остановке видел Слепых, - говорил Пуссеп, снова разливая водку. - Тоже к тебе собираются... Только не знают как найти стан в этой степи.
- И не найдут... Здесь столько дорог... К тому же стан от основной дороги на Дережабль не видно. Дережабль - это казахский аул, с таким необычным названием. Но его стран-ности на этом не заканчиваются. В ауле живет еще и казах по имени Москва. Вот такие неожиданности подстерегают за-езжий народ в этой местности. Да и совхоз «Победа» в Ека-териновке, для немцев переселенных сюда в Отечественную войну из Поволжья, тоже кажется странным. Но они видимо не сами выбрали это название, а была такая установка из Об-кома. А название нового поселения в честь Екатерины II , была видимо некоторой уступкой властей.
- Хватит водку жрать, - сказала Гася мужикам. – Подож-дите мясо... Пусся! Ты уже никакой! Да и Ленкин кавалер лыка не вяжет... Придется Сереге за вас отдуваться.
Но мужики Гасю не слушали. Они ходили по стану и Пуссеп объяснял новичку что и как функционирует.
- Вот это родник... Видишь, они его почистили... Из него берут воду только для еды и питья... А ниже по течению, можно умываться и мыть посуду. Здесь же стоят и фляги с жиром, мясом и зеленью... Можно даже искупаться... Но я не советую... Вода холоднющая.
Пока суть да дело, мясо в казане сготовилось и мы с Леной пошли выкладывать его на поднос. Она держала тару, а я выкладывал куски из казана вилкой. Она унесла поднос с горой мяса и принесла большую миску под сурпу и полов-ник. Я налил сурпы в миску и мы пошли в столовку.
- Мне здесь понравилось... – сказала Лена, пока мы шли к столу. – Возможно я приеду еще раз... Можно?
- Можно, - ответил я.
Я позвал пацанов обедать. И все началось сначала. Поев, мальчишки ушли в свою палатку, а чуть позже и я по-шел отдыхать в свой домик. Снова поднял крышу с навет-ренной стороны и улегся на прохладный матрац. Вскоре за мной приперлись и обе дамы. Гася стала хватать меня за что попало и весело ржать. Когда мне надоели ее дурацкие шут-ки, я выпер их обоих из домика.
- Ладно, отдыхай, - милостиво разрешила Гася. – А как Ленкин урод уснет, она к тебе придет.
- Гася! Ты что такое говоришь? – возмутилась Лена.
- А что?... Это ж святое дело! – успокоила ее Гася.
Поспав часа два, я поехал на своем «Кашке» по вто-рому путику и привез с него двух сурков. Одного двухлетку и одного сеголетку. Позвал из палатки своих мальчишек и отдал им сурков.
Гостей на стане не было, видимо ушли побродить по окрестностям, поискать богатые ягодники. Клубника только начала созревать, а по сему набрать они ничего не наберут, а поесть поедят. Я отошел от стана до ближайшей сопки, что-бы набрать к чаю зверобоя и душицы и увидел, как они по-парно ползают по траве в поисках ягоды. С часик полежав в домике, я забросил за спину рюкзак, в который при удачной охоте можно наложить до пятидесяти килограмм сурков и отправился по Акты-Сты вниз. Справа громоздились скалы, внизу, заросший ветлами ручей, а за ним пшеничные поля совхоза «Победа». Меж скал узкие лога, круто уходящие вверх. Уже перед Дережаблем скалы заканчиваются, а им на смену встает громадная гора с отвесным склоном. Я был на ней только один раз, на коне и то, заезжал с обратной, поло-гой стороны. Но там жилых нор нет, сурков всех выдавили дережабльские казахи, моими же капканами, которые они воруют, время от времени с моих путиков. На этом путике ни один сурок не попался. Было два пролова, один мертвый сус-лик и один капкан, сработавший автоматом, лопнувшей от перегрева пружины. Я вернулся на стан ни с чем.
Гена Пуссеп уже распалил лампу и готовил в казане мясо. Вова с Ваней вылезли из палатки, чтобы принять до-бычу, но так как ее не оказалось, пошли в обдирку, что бы закончить там уборку. Ваня обтер травой горбыль, на кото-ром мездрил шкуры, собрал вокруг него обжирки в ведро и отнес их в специально вырытую для отходов яму. Все отходы нашего производства, он присыпал землей, что бы меньше плодились мухи и запахи не долетали до стана, когда вдруг менялся ветер. Вова же, по своему обыкновению, снял со щитов все высохшие шкуры и нанизал их в связку, через дырки от глаз, на кухне.
Пока готовилось мясо, я немного отдохнул в домике, потом все сели за стол и все началось сначала. Мясо сурка сочное, светлое, мягкое и из мохнатой дичи, лично мне ка-жется самым вкусным. И еще оно очень легкое и не давит на желудок, если даже и переешь. Почти, как рыба. А если еще его ешь со свежими овощами, водкой и сурпой, то и вообще объеденье. Мы выпили по паре рюмок и все опять разгово-рились. Поев, Вова с Ваней покормили собак, попоили из ру-чья Карьку и по очереди помылись в душе. Обычно к вечеру, вода в баке от солнца была обжигающе горячей и они смыли с себя весь жир, грязь и пыль, собравшуюся за неделю. Оста-вили они воды и мне.
- В следующий раз приедем со Слепыми... И бабу тебе привезем, - говорила Гася, объедая сурчиную ногу. – Пусся! Наливай еще, пока мясо во рту тает!
Они и в прошлые годы привозили дам из Гасиных подруг или Генкиных бывших любовниц. А что бы те не привыкали, всякий раз разных; «Нам здесь на стане не нужна хозяйка... А то начнет пальцы гнуть, - говорила Гася».
- Смотри Ленка, какой самец пропадает, - обращалась Га-ся к своей подруге. – Хоть ты бы ему дала...
- Ну ты Гася и наглючка! – сразу же завелся хозяин ма-шины.
- А что? У тебя дома жена есть. А от Ленки не убудет!... Шутка!
Я выпил с гостями еще рюмку и пошел мыться в душ. После душа мне полегчало и я почти протрезвел. Здесь во-обще водка плохо берет. То ли от воздуха, то ли от мяса. Я заглянул во флягу для мяса, там лежало только две тушки. Ну и ладно. На завтрак им хватит, а с первого путика все равно чего-нибудь привезу. Накормив собак костями со сто-ла, я отправился отдыхать. Уже стемнело. Пуссеп зажег в столовке жирник и веселье у гостей продолжалось. Завтра вечером они уедут, праздник закончится, а у нас с пацанами, здесь, каждый день будни.
Утром, когда я вылез из домика, все еще спали. По-догрел и попил вчерашний чай. Зверобой и душица напрочь вышибли остатки хмеля. Особых дел до выхода на путик у меня не было и я взялся починять старые капканы. Где дуж-ки напильником подточу, что бы не клинили во время захло-пывания. То разберу два капкана и соберу из них один, год-ный для промысла. Нам штатным охотникам разрешено ло-вить только капканами. Стрелять из ружья, ставить петли и штыри, нам запрещено. Это привилегия браконьеров. Им все можно. И весной охотится, когда сурки только выйдут из спячки. Но весной, как только сурки поедят зеленой травы, волос на шкурах начинает течь, мездра становится черной, они быстро худеют и даже на мясо довольно скоро не годят-ся. Осенью, после выезда штатных охотников, браконьеры много не разгуляются. Сурки выходят редко, да и то что бы натаскать в зимовальную камеру сухого кипца. Капкан мо-жет простоять неделю, но так и не сработать.
Часов в десять утра, я заседлал Карьку, приторочил переметные сумы и отправился на первый путик. Роса на траве уже высохла, на хлебных полосах били перепела, а сурки уже покормились и ушли в норы. Лишь сеголетки кое-где стояли на сурчинах столбиками и завидив нас с Карькой, тревожно свистели, а при нашем приближении заныривали в норы.
С первого путика я снял трех сурков, было несколько проловов, а в одном капкане молодого хорька захлестнуло по самую спину и он уже был мертвым. Пришлось выкинуть его в траву. Раньше, когда случалось ловить хорьков за ногу, я сажал их в куржун вместе с капканом и вез на стан притрав-ливать собак. Они очень бурно реагировали на хорьков, по-тому что каждая из них, в младые годы, непременно получа-ла укус в нос от хорчиных зубов, да и некоторое сходство с соболем, их тоже подогревало.
Когда я вернулся на стан, все уже были на ногах, Ген-надий сготовил мясо, женщины суетились в столовке, вымыв клеенку на столе и расставляя посуду под сурпу, а пацаны заливали в душевую воду. Хозяин машины им помогал. Я расседлал Карьку, приколол за штырь его возле ручья и от-нес тушки сурков в обдирку. Когда все было готово, мы дружной компанией сели за стол, то ли обедать, то ли еще завтракать. Пуссеп достал последнюю бутылку водки, налил в рюмки, а Вова с Ваней, поев мяса и попив чаю, отправи-лись в обдирку управляться с сурками.
Выпив водки, все расчувствовались, особенно Гася.
- Господи! ... Хорошо-то как здесь! Лошадь по траве хо-дит, птички поют...
- Сурки свистят, собаки лают. – Подхватил Пуссен. – Га-ся, может мы съездим в деревню и привезем еще одну? Да-вай денег...
- Нет! Хватит! – резко оборвала свои чувствования Гася. - Сейчас пойдем зверобой и душицу собирать.
- Да и бензина в баке осталось только до заправки дое-хать, - встрял в разговор водила.
- А здесь всего шесть километров до магазина, - не уни-мался Гена.
- Все Пуссеп! ... Пошли траву собирать.
И они отправились собирать траву, а я пошел отды-хать в свой щитовой домик. К вечеру гости сняли палатки, упаковали вещи в машину и умылись на дорожку. Я, по обыкновению оделил каждого тушкой мяса и они уехали. С этим мясом в городе, они выпьют еще много водки, но уже в другой компании.
На завтра, вернувшись с утреннего путика, пацанов я застал в столовке. Они завтракали сурпой и чаем.
- Па! – сказал Вова. – Опять чума болотная пришла.
- Кто? – не понял я.
- Ну эта ... С противочумной станции.
- А где она сейчас?
- А вон в обдирке ... Шкуры на щите измеряет.
Я прихватил пойманных сурков и пошел с ней познако-миться.
- Здравствуйте, - поприветствовал я. – Мне сказали вы сурками интересуетесь.
- И не только сурками, а всеми живыми организмами, связанными с ними. Блохами, клещами, гельминтами ... От-ветила женщина, закончив измерение шкур.
- Тогда вот вам свежие блохи и клещи, - сказал я, поло-жив тушки на землю. – Только что из норы.
Мы познакомились. Она - Гюльсары. Я - Сергей. Она старший научный сотрудник противочумной станции из Фрунзе. Я штатный охотник Глубоковской заготконторы. Она биолог, зоолог, специалист по суркам рода Mormota, кандидат наук. А я, так как в школе был двоечником, уни-верситетов не кончал и первую половину своей жизни про-ходил в лесниках, а вторую вот работаю охотником. Что за род Mormota, я не знаю, а ловлю тарбаганов, так во всяком случае написано у меня в наряд – задании. Мы оба развесе-лились от полученной информации и я предложил ей пойти пообедать. От обеда она отказалась, а вот чаю попить обеща-ла прийти, как только наловит свежих блох и посадит их в пробирки.
Я пошел к роднику, умылся и сел обедать, а мои па-цаны, поев, пошли в обдирку обделывать сурков. Гюльсары подошла к роднику в отведенное для умывания место, обо-значенное висящим на колу полотенцем и куском хозяйст-венного мыла, лежащим на дощечке, тщательно вымыла ру-ки своим порошком и села за стол. Чайник на газплите уже закипел, я его заварил смесью байхового и зеленого и мы с Гюльсары продолжили обмен информацией. Оказывается их экспедиция к чуме в наших местах никакого отношения не имеет. В этом районе, в обозримом историческом прошлом, вообще никогда не фиксировалась эпидемия чумы ни у гры-зунов, ни у людей. Но прошлый год, в районную больницу поступили три человека с подозрением на туляремию. Ви-димо поэтому штатным охотникам и их помощникам , перед сезоном, в этом году и сделали прививки от туляремии. Ту-ляремия, конечно не чума, но считается все же заболеванием опасным и переходящим в эпидемию. Ни одна проба их пе-редвижной лаборатории не дала на нее положительного ре-зультата на наличие этого заболевания у местных грызунов. Возможно, что прошлогодние больные заразились в локаль-ном горном очаге, где редко бывают люди. Тем не менее, она лично, мясо сурков не ест, потому что не позволяет Аллах. Я посмеялся над ней, сказал, что местные казахи сурчатины в летнее время едят больше, чем баранины.
- Пусть едят! – Ответила она. – К тому же я не казашка, а киргизка ... Казахи в этих местах кочевали издревле, а мы из верховий Енисея на Иссык-куль откочевали относительно недавно. К тому же вера у нас покрепче будет, чем у каза-хов...
Наверное от того, что они давно общаются с русскими ...
Вот так мы с ней поговорили, пока пили чай. Перед этим она сходила на родник и сама вымыла свою касешку, видимо не очень доверяя моим пацанам по этой части. Потом она ушла на свою учетную площадку, флажки которой я пока негде так и не встретил.
- А ловите вы не тарбаганов, а серых сурков... Тарбаганы обитают в СССР только в Забайкалье... Основной же ореол их вида находится в Монголии. Тарбаган, как и байбак, оби-татели равнин, а вы ловите горных сурков.
На этом мы и разбежались. Выехав на путик на хреб-тике, я вскоре нагнал конного аксакала, который тоже дви-гался в сторону егерского участка. Я заглушил двигатель, он остановился и мы разговорились. Бабай был из Дережабля и ехал на джайляу проведать сына, который пасет совхозную отару возле Ак-Ту.
- Земляную мышь ловишь? – поинтересовался старик.
- Сурков ловлю, - ответил я.
- Знаю... Ты на Холодном ключе стоишь, в верховьях Ак-ты-Сты... Мышей-то этих ешь?
- Сурков-то? Ем конечно.
- Наша молодежь, поганцы, тоже едят... Совсем пророка забыли... А ведь в Коране сказано, что зверей с когтями есть грех... Как и рыбу без чешуи. Да и вас, христиан, это касает-ся. Ветхий Завет-то у нас с вами один на всех.
А там как сказано? Ешьте только тех, у кого копыто раз-двоено и кто жвачку жует. Остальное нечисто...
- А вы же конину едите?
- Так-то конину! Ты видел когда-нибудь зверя красивее и чище коня?.. А то мышь.
Тогда я решил аксакала урезонить и поведал ему, что Тэмуджин, будущий Чингис-Хан, после того как его отца от-равили татары, будучи старшим мужчиной в семье, стрелял из лука в степи тарбаганов, спасая ее от голода. Когда-то, еще в молодости я вычитал это в одной толстой книге «Жес-токий век». Это была самая толстая книга в моей жизни, так как книгочеем я никогда не был. Старик мне не поверил. Чтобы Ченгис-Хан ел земляную мышь! Да быть такого не может! Я его несколько успокоил, сказав, что было это 800 лет тому назад, что никакого ислама в тех местах, тогда еще не было, и поедание сурков за грех никто не считал. Да и сейчас в тех монгольских степях с исламом напряженка, по-тому что большинство жителей исповедуют буддизм.
- Как калмыки, что ли?
- Ну да, как калмыки, - подтвердил я.
- Что то не верится, - покачал головой старик и поехал дальше.
Когда я приколол в капкане очередного сурка, нашел другую жилую нору и копал штырем ямку, из соседней, тоже жилой норы вылетела птичка-каменка. Она явно беспокои-лась, приплясывала на одном месте и делала короткие пере-бежки по сурчине. Видимо в норе у нее было гнездо с птен-цами. Они часто селятся в сурчиных и суслиных норах и прекрасно уживаются в одно компании. Я проверил еще три капкана. В одном сидел еще живой суслик и жалобно чикал. Я выбросил суслика в траву и пошел искать другую жилую нору. А суслика, если днем не заметит и не приберет беркут, ночью приберет лисица или корсак. В крайнем случае хорек.
Вернувшись на стан, я занялся ремонтом капканов еще годных к промыслу, решив однако, сегодня же снять все капканы из под скал Акты-Сты и перекинуть их завтра на новый путик. Косари с луговины наверное уже уехали и можно продолжить ее облов. В скалах конечно же сурок крупный, но попадается редко, да к тому же среди камней полно щитомордников.
Вечером приезжал бригадир из Екатериновки за мя-сом. Я дал ему две крупных тушки. Рыжий такой немец. Я всегда даю ему мяса, а он мне каждый сезон Карьку с сед-лом. Ну, а когда буду выезжать, сдам ему коня и призентую пару хороших шкур на шапку. У нас давно так заведено. Но немец этот совестливый. За мясом приезжает, когда бывают гости или еще какой особый случай.
Я сходил с рюкзаком вниз по Акты-Сты, снял все кап-каны, а вечером помылся в душе, пока мальчишки резвились вместе с собаками среди скал. Брать же собак в район, где стоят капканы, опасно. Непременно кто-нибудь из щенков попадется. Так уже бывало. И пока ему морду не обмотаешь рубашкой и не придавишь к земле, из капкана его не освобо-дишь. От боли и страха собака искусает своего же хозяина.
На следующее утро, встав по обыкновению с сол-нышком, я сначала поставил чайник на газплиту, казан с мя-сом на таганок, попоил в ручье Карьку, заполнил промысло-вый дневник и засолил оставшиеся тушки в рассоле для го-рячего копчения. Мясо оказалось немного, в основном сего-летки, но именно из них и получается самая нежная и вкус-ная копченость.
Я уже пил чай, когда залаяли собаки. С ближайшей сопки к стану спускался человек. Я продолжил пить свой ут-ренний чай, будучи уверенным, что человек мимо стана не пройдет. И в правду, минут через десять в столовку вошла Гюльсары. Я предложил ей чаю, конфет и мы снова разгово-рились. Оказалось, что она уже была на своей смотровой площадке и в течении часа вела учет сурков через бинокль. Она была одета в энцифалитку цвета хаки, такие же штанцы, заправленные в короткие сапоги и панаме. На вид ей было лет тридцать пять, но я знал, что у азиаток, внешность об-манчива и она могла быть и старше. Легкая полнота говорила за это и одновременно красила.
- Так почему ты говоришь, что я ловлю не тарбаганов, а серых сурков и показал ей лицензию и наряд-задание на промысел. Там черным по белому было написано «отловить 250 тарбаганов и сдать шкуры на склад».
- Это биологическая безграмотность вашего охотоведа. Я уже говорила, что тарбаганы, водятся у нас только в Забай-калье. Это равнинный вид. А здесь, в Казахском мелкосо-почнике водятся только горные виды сурков. Хотя род у них один Mormota. А вот серый сурок, предположительно явля-ется предком другого равнинного сурка, байбака.
Незаметно для себя мы перешли с ней на ты.
- Нет ли у тебя на примете норы, в которой живет камен-ка-плясунья? – спросила Гюльсары. – Мне бы надо наловить с нее паразитов.
- Да, я знаю одну такую нору.
- Покажи мне ее пожалуйста, - попросила Гюльсары.
- Хорошо, после обеда я поеду на путик на мотоцикле и прихвачу тебя с собой. А тебе это зачем?
- Каменка, постоянный спутник сурков и сусликов... У них и голосовая сигнализация об опасности понятна друг для друга. Выработалась за тысячелетия совместного прожива-ния... Она очень похоже их имитирует.
Попив чая, Гюльсары ушла на учетную площадку, по-обещав к обеду вернуться, а я заседлал Карьку и мы с ним отправились выставлять капканы на луговину. Траву на ней уже скосили, сено сгребли, погрузили в тракторные тележки и увезли на центральную базу в Екатериновку. К обеду мы с Карькой вернулись на стан, выставив все капканы и у меня была надежда, что эта неделя принесет солидную прибавку в план, потому что напуганные работой техники сурки долго сидели в норах, наверняка проголодались и теперь начнут активно выходить на кормежку.
Через час после возвращения, когда я уже отдыхал в домике, в него заглянула Гюльсары. Уставшая от ходьбы по жаре, она забралась в него и притулилась в уголке.
- Как прохладно у тебя здесь, просто замечательно, - ска-зала она. – А у нас в вагончиках на станции днем такая жара и духота... Да и ночью тоже.
У меня в домике и впрямь было замечательно. Под приподнятый край крыши задувал западный ветерок, в щели стен и пола тоже задувало. Я предложил ей помыться в душе и она согласилась. Дав ей полотенце, чистую рубашку и свое трико, я предложил ей сполоснуть и свою амуницию под го-рячей водой. После душа ей стало легче, она снова забралась в мой домик и легла вдоль стенки подальше от меня. Но я все равно до нее дотянулся и положил свою руку ей на талию.
- Но! Но! – взбунтовалась она, довольно строго. – Ты это кончай! И не обольщайся, что у нас с тобой может что-либо быть... К тому же я замужем.
- А-а. Тогда конечно, - остыл я. – Хотя муж далеко и не видит.
- Аллах видит! – подитожила она разговор.
Часа через два, пообедав, я мясом, она подогрела ба-ранью тушенку в банке, мы сели на мотоцикл и поехали на второй путик. Она ухватилась с двух сторон за мою рубаху, видимо стесняясь обхватить за талию, что было бы гораздо надежней, но я чувствовал, как ее грудь обжигает на кочках мою спину. Мы сняли с путика двух сурков, пока не доехали до норы, в которой жила каменка-плясунья. Гюльсары нало-вила из них блох и клещей, определила их всех в пробирки с пробками, предварительно засунув туда бумажки с данными о месте отлова, возрасте и поле, а так же прочими зоологиче-скими прибамбасами. Возле норы с гнездом каменки, Гюль-сары закатала на правой руке энцифалитку и засунула руку в нору. Она долго шарила в ней, пока не наткнулась на сусли-ный отнорок и не вытащила из него мамашу-каменку. Та ве-рещала в ее ладони, клевалась, а Гюльсары ловили в ней блох.
- Блохи-то тебе зачем? – спросил я, когда мы усаживались на мотоцикл.
- В блохах и клещах свежая кровь зверьков... У нас на станции лаборанты сделают анализ на предмет инфекцион-ных заболеваний.
- И чумы?
- И чумы тоже.
- Ну и нашли ваши лаборанты что-нибудь за эти месяцы, пока вы здесь?
- Нет, не нашли... Так что ешьте их смело, раз бога не боитесь.
- Слушай, ты почему такая дремучая?... Вроде бы и био-лог, и кандидат наук и не дура, а про бога несешь, что попа-ло... Корана начиталась? – предположил я откровенно.
- Начиталась... А ты что же вообще ни в какого бога не веришь?
- Верю, что человеку не дано понять божественной Сущ-ности... А это тоже вера... А вот попам разных мастей – не верю!
- Это почему же? Человек всегда пытался понять Бога.
- Да, пытался... А в конце-концов сочинял различные ми-фы, в разное время и в разных местах, разные... Слушай, да-вай переспим на травке!
- Во, подитожил, - развеселилась она. – Ты вот что, не придуривайся и не вздумай распускать руки, а то я назад уй-ду пешком.
- Да не буду я ничего распускать. Так что дыши свобод-но... В пятницу приедут друзья из города и что-нибудь при-везут.
- Тем более успокойся.
Мы сели на моего «Кашку» и поехали по путику дальше. Попалось еще пара сурков и пока я переставлял кап-каны, Гюльсары ловила из них блох и клещей.
- А где твой муж сейчас? – спросил я, когда мы садились на наш транспорт возле последнего капкана.
- Тоже в поле... Он геолог.
- И дети у вас конечно же есть?
- Нет... К несчастью нет.
- Почему так?
- Не знаю... Не получается... У меня не получается.
- Муж переживает? – посочувствовал я.
- Еще как... Но я кажется больше, - грустно вымолвила она.
Я понимал, какая это трагедия для мусульманской се-мьи – не иметь детей, и больше об этом с ней не заговаривал. Приехав на стан, мы умылись, поели, я сурчатины, она доела свою баранину и снова забралась в щитовой домик, отдох-нуть от жары. Я больше не клал ей руку на талию и она ви-димо перестав меня остерегаться, расположилась на матра-сике поудобнее, не возле стенки. Чуток отдохнув, она пошла в обдирку, к моим пацанам и занялась какими-то своими де-лами. Судя по жестикуляции, они быстро нашли с ней общий язык и что-то обсуждали. Я собрался ехать на последний пу-тик и предложил Гюльсары подвезти ее до противочумной станции. Мне было почти попутно, но она отказалась. Хотела еще раз зайти на смотровую площадку и понаблюдать за ве-черней кормежкой.
С последнего путика я привез еще трех сурков. Солн-це уже село, хотя было еще светло и я помог Вове с Ваней управиться с ними. Ужинали мы уже при свечке. Неделя прошла быстро, в трудах, план шел более-менее в графике, но основную массу шкур нужно было заготовить до конца июля, потому что в августе сурки уже изрядно зажиреют, станут более осторожными, реже будут выходить. Во второй половине августа старики уже начнут залегать и забивать но-ры каменными пробками. Кормиться будут только сеголетки, еще не набравшие жира и самки позднего окота.
Гюльсары дважды заходила на стан, но меня не заста-вала, ловила своих блох и клещей, пила с мальчишками чай и уходила на учетную площадку. Они видимо сдружились с ней и взахлеб рассказывали мне, как она лихо скакала на Карьке и рысью, и в галоп, мерила суркам черепа и считала у них зубы и даже носила нашим лайкам сурчиные кости и го-ловы, и те на нее больше не лают.
Однажды, когда она была на стане, на своем «Урале» приезжал Ашкен, мы все вместе пили чай и долго говорили на смеси киргизского с казахским. У Ашкена я в первый се-зон был в учениках и он время от времени ко мне заскакива-ет, что бы узнать, что у меня и как.
В следующую пятницу, когда мы уже закончили управляться с сурками и ужинали сеголетками горячего коп-чения, к стану подъехали сразу две машины.
Из одной вылезли Пуссепы, из другой мои недавние друзья, которых Пуссепы называли Слепыми. Николай Пав-лович был с рождения незрячим, но закончил университет и защитил кандидатскую, на кафедре научного коммунизма. Его жена Нина, всегда была рядом с ним и за поводыря, и за книгочея. Он работал преподавателем в пединституте и не все материалы, нужные ему для лекций были переведены на шрифт Брайля. С Пуссепами приехал и их сын Артем, кото-рый быстро освоился в компании моих пацанов. Они доужи-нали и пошли все трое кормить собак. Меня познакомили с Наташей и мы с ней, взяв поднос, пошли выкладывать на не-го из казана, еще горячее мясо. Она отнесла мясо в столовку, принесла глубокую чашку под сурпу и я заполнил ее полов-ником. Николай Павлович ходил вокруг кухни и столовой, не отпуская от строений рук, изучал обстановку. Его подвели к столу и усадили на скамейку, напротив подноса с мясом. Он я удовольствием вдыхал аромат дичины и торопил женщин с ужином. Были еще два мужика водителя, с которыми меня познакомил Геннадий. Они скромно сидели на краю скамей-ки и дивились на окружающую нас природу. Когда женщины разложили по столу помидоры, огурцы и прочую зелень, раз-далось бульканье прозрачной влаги из бутылки и началось.
Первый тост, как всегда, произнес Пуссеп, второй Николай Павлович. Один предложил выпить за мое здоровье, другой, за здоровье наших детей. На этом тосты закончились и пошла обычная пьянка. Мы с Наташей первыми ушли спать в щитовой домик. Остальные еще долго сидели за сто-лом и даже пытались запеть. Мы с Наташей познакомились поближе, потом совсем близко. Уснули под утро, когда мне пора уже было вставать.
Поставив чайник на газ, я нарезал полный казан мяса, подлил воды и поставил на таганок. Раскочегарив паяльную лампу, поставил ее под казан и пошел пить чай. На столе столовки живописно лежали обглоданные кости, хлеб, над-кусанные огурцы и помидоры, вперемешку с зеленью. Я сгреб все это на поднос и отнес собакам. Попив чаю, начал седлать Карьку. Дождавшись, когда мясо свариться, мы от-правились в путь. Проехав вдоль полосы небогатой в этом году пшеницы, мы с Карькой поднялись на хребтик и заня-лись каждый своим делом, я проверял капканы, а Карька щи-пал траву. В траве попадалось уже много спелой ягоды и ко-ню это явно нравилось. Нравилась клубника и суркам и, ко-гда она созревала, зверьки налегали в основном на нее. По ягодникам недалеко от нор, видны были утренние наброды. Я бы тоже ее поел, да руки от земляных работ были грязны-ми. Доехав по путику до границы участка, мы переехали лог и петляя между сопок, двинулись в сторону стана. Общий итог со всего путика составил: три крупных сурка, два про-лова и один дохлый суслик. Я расседлал коня, отнес сурков в обдирку и кликнул из палатки пацанов. Наташа уже встала, согрела горячей воды, вымыла клеенку на столе и гремела у родника посудой. Мы с ней выпили по рюмочке и зажевали все это укропом.
Солнце, стоявшее уже высоко, постепенно выгнало моих гостей из душных палаток и они, как тараканы, вы-ползли на свежий воздух. Незрячий кандидат наук, все ходил вокруг своей палатки и причитал: «Лялечка! А Лялеч-ка!...Немедленно проводи меня в туалет».
- Обойдешься, - отвечает ему Нина из палатки.
- Как обойдусь?... Я вчера так много съел мяса.
- Ну и нечего было обжираться, - изгалялась над Колей Лялечка.
- Но мясо-то было таким вкусным!
Нина повела Николая Павловича в туалет, а осталь-ные палаточники потянулись к роднику, где ниже по тече-нию, мои пацаны устроили маленький водопадик для умыва-ния и споласкивания посуды. Водители машин пошли в об-дирку посмотреть, как мои пацаны обделывают сурков, а Ге-на Пуссеп, со знанием дела объяснял им, что да как. Когда все наконец-то умылись, расчесались, мы с Наташей пошли за мясом и сурпой. Гася с Ниной резали хлеб и раскладывали по столу ложки для сурпы и зелень. Снова появилась бутыл-ка, снова тосты: за хозяина, за степь, за женщин, за здоровье сурков, и за синее небо над головами. Я с выпивкой придер-живался, потому что мне нужно было проверить еще два пу-тика. Остальные захотели пойти поискать хорошие ягодники на завтра, а пока порвать на зиму лекарственной травы. Мальчишки закончили работу с сурками и пошли умываться. Гася наложила в тарелку мяса, хлеба, помидор и унесла в их палатку.
В разгар веселья на стан пришла Гюльсары и я пред-ставил ее своим друзьям. Ей, естественно, сразу же налили, но она замотала головой и пить отказалась.
- Ну, ты, Гулька, совсем дикая! – возмущалась Гася.
 А когда та отказалась есть и мясо, достала из своего рюк-зачка банку тушенки и пошла ее разогревать на газе, все во-обще открыли рты.
- Ну, ты и чума! – говорила Гася, целуя Гюльсары в щеку. - Совсем перегрелась под солнышком на своем Иссык-Куле.
Гюльсары только виновато улыбалась и ее азиатская за-стенчивость всех умиляла. Посидев с нами с полчаса и попив чаю, она пошла на учетную площадку. Не будь у меня гос-тей, она непременно бы отдохнула пару часиков в моем до-мике.
- Да, - произнесла Лялечка. – Два кандидата наук на од-ном полевом стане, это уже перебор!... Наташк! Ты чувству-ешь, куда ты попала? Так что цени!
- А я и ценю, - и обняла меня за плечи.
После вечерней кормежки, Гюльсары снова зашла на стан попить чаю.
- Гулька! Ты этому самцу еще не дала? – спросила Гася, ткнув в меня пальцем.
- Гася! Что ты такое говоришь!
- А что?... Я своему Пуссепу сколько раз рога наставля-ла... А сколько раз он мне за это морду бил! Пуся, скажи.
- И сейчас набью, - невозмутимо ответил Гена, продолжая объедать сурчиную ногу. – Вот только доем.
- Я Гася мужняя жена, а ты такое спрашиваешь!... Это у вас, русских, все просто.
- А я не русская... Ты видела когда-нибудь таких кучеря-вых и темноволосых русских?... А Пуссеп у меня вообще чу-хонец.
- Эстонец, - возразил Гена.
- Все равно не русский.
Гена не стал бить Гасе морду-лицо, налил всем еще по рюмке и взял с подноса следующую ногу.
Через час, я заправил бензобак мотоцикла, подтянул ему цепь и поехал на второй путик, а народ разбрелся по сопкам вокруг стана. Только Наталья осталась на стане при-браться на кухне и с посудой. Пацаны отправились на скалы, прихватив с собой собак.
-Ты, пожалуйста, там потише едь, - попросили Наташа. – Я буду тебя ждать.
- Хорошо, - пообещал я.
Второй путик дал только двух сеголеток и я не заез-жая на стан, проехал сразу на третий, чтобы сегодня освобо-диться пораньше. Последний путик дал тоже двух сурков, но уже крупных и два пролова. Мы с пацанами довольно скоро их обработали, а Гена в это время сготовил еще казан мяса. Генка вообще готовил хорошо, а мясо не хуже меня.
Наталья сначала покормила ребятишек, а потом за стол сели остальные. Гена с Гасей принесли в столовку под-нос мяса и чашку с сурпой, кандидата наук посадили напро-тив мяса и тот блаженно вдыхал его ароматы. Потом нача-лись тосты, потом питье без тостов, а после просто пьянка. Когда это началось, мы с Наташей ушли в домик, а осталь-ные гости разбрелись по палаткам только под утро.
В воскресенье, я встал по обыкновению рано. Ната-лья тоже встала вместе со мной, хотя я и советовал ей по-спать еще. Но она не захотела. Мы выпили с ней по рюмке, попили чаю, и она принялась за уборку на кухне и в столо-вой. Я заседлал Карьку и мы поехали. Когда вернулись с пу-тика, народ уже встал. Пуссеп готовил в казане мясо, жен-щины рвали вокруг стана зверобой, душицу и мяту возле ру-чья, а пацаны, все трое, гоняли футбол по пшеничному полю, на котором в этом году, так ничего и не выросло. Я отнес единственного сурка в обдирку, стреножил коня путами и пустил пастись возле ручья. Когда Пуссеп постучал штырем по пустому ведру, призывая народ к обеду, все потянулись в столовку.
Вчера они ягоды много не набрали и я показал им на-правление, в котором нужно было пойти после обеда, чтобы набрать полные ведра. Мы с Натальей с часик повалялись в домике и я поехал на второй путик. С него привез двух сур-ков. Пока ездил проверять капканы, на стане произошла ма-ленькая трагедия. Артем, по детскому невежеству, оправился возле родника и два моих печенега, натыкали его в кучу но-сом, и заставили на лопате отнести ее в помойную яму, и там закопать. Артем в слезах и дерме, отправился искать своих родителей, но те уже и сами возвращались на стан. Гася было спустила Дамку на моих пацанов, но Гена опросил свидете-лей и потерпевшего и вынес свой вердикт; носом натыкали правильно, не плюй в колодец, тем более не гадь. Но Артем-то еще первоклассник, а мои оболтусы учатся один в шестом, другой в седьмом классе, могли бы обойтись и помягче. Но они рассудили по своему.
Мы сели обедать, есть мясо и пить чай, а ребятишки управлялись с сурками, Артем тоже им помогал. Потом мои городские друзья стали снимать палатки, укладывать вещи и ведра с ягодами в машины, и готовиться в путь, назад в го-род. В это время на стан пришла Гюльсары.
- В общем так! – неожиданно для всех сказала Наташа и стала вытаскивать из машины свои вещи. – Мне здесь понра-вилось и я остаюсь на всю неделю. Матери только позвоните, чтобы не беспокоилась... Я в отпуске и могу себе это позво-лить.
- Ага! Сейчас, - воспротивилась Гася. – Размечталась... А ну, собирай свои тарханки и укладывай их назад в машину!
- А ты-то что выступаешь? – возмутилась Наталья. – Сер-гей-то совсем не против.
- Он-то может и не против, мы против.
- А вы-то здесь причем?
- А при том, что мужику план надо делать, сурков добы-вать, а не на тебе целыми днями отлеживаться... Ему на этот заработок ребятишек полгода кормить, понятно... У него ок-лада нет, как у тебя. В общем давай укладывайся... Пусся, ты чего молчишь? Твоя же бывшая пассия, давай урезонивай!
- Вообще-то, конечно Гася права, - как-то вяло начал Пуссеп.
- Ну чего ты мямлишь, ремок....А ну давай собирай ее ве-щи, пока я вам обоим кудри не расчесала!... Слепые, а вы че-го молчите?
- Оно конечно, Гася права, - робко начал кандидат наук. – С другой стороны, если Сергей не возражает, то почему бы и не остаться?
- Еще бы он возражал! И этот гусь краснолапый туда же.
Мы с Гюльсары молча наблюдали за батальной сце-ной моих городских друзей. Наконец Гася убедила Наталью уехать, пообещав, что в следующую пятницу они ее сюда не-пременно привезут. Мы с ней расцеловались. Гася тоже рас-целовалась со мной взасос, а Нина так меня поцеловала своими толстыми губищами, что чуть не проглотила. Я отдал им все свежее мясо, которое было в наличии и они уехали. Они уехали, а мы с Гюльсары остались в столовке пить чай. Вскоре она ушла на учетную площадку на вечернюю кор-межку.
В понедельник утром прошел сильный дождь, маски-ровочная земля на капканах размокла и половина из них сра-ботало автоматически, от перегрузки на тарелочки. Но пере-ставлять пришлось почти все и в этот день я привез с трех путиков только одного сурчонка. Правда во фляге с рассо-лом, у нас лежало еще пять сеголеток и их можно было за-коптить. Ночью вновь начался дождь с сильным ветром, па-цановская палатка вскоре промокла и они прибежали ко мне в домик. Крыша домика была покрыта прорезиненным вен-тиляционным рукавом и ночь мы провели в тепле и сухости.
Утром я поставил на таганок коптильный бак с реше-тами, насыпал на дно опилок, разложил по решеткам подсо-ленных сурчат и распалил под баком паяльную лампу. Торо-питься сегодня было некуда. Нужно дать время земле про-сохнуть, а капканам, которым суждено сработать автоматом, дать себя проявить. Когда бензин под коптильней в лампе выгорел, я переставил ее под бак для вытопки жира и запра-вил поновой. Вытряхнув в бак полфляги сурчиного сала, я опять распалил лампу. Жир вскоре закипел и мне нужно бы-ло постоянно его помешивать деревянным веслом, что бы он не пригорел. На это ушло еще часа три. Переодически сливая жир через кран, я заполнил флягу почти под крышку. Выта-щив ее из ямы возле бака, я отнес ее в родник, а на ее место поставил пустую. Все обжирки из бака я выскреб на поднос и отнес собакам.
Солнце давно уже взошло, от мокрой земли шел пар и стекал вниз по Акты-Сты в виде густого тумана. На скале ниже стана, на самом верхнем уступе, в беркутином гнезде, кричали два птенца. Это родители кормили их сурчатиной. В кустах карагайника тенькала пеночка-теньковка, а на белый камень возле стана вылез длиннохвостый суслик, что бы об-сушиться. Он тревожно чикал на меня. Мои мальчишки спа-ли. Никакой работы для них не было. Даже воду в душ перед отъездом залили гости. От дождя, шкуры на щите отсырели, но это не страшно, до вечера просохнут.
Попив чая и поев копченого, еще теплого мяса, я со-брался было уже седлать Карьку, как вдруг залаяли собаки и я увидел, как по склону сопки к стану спускается Гюльсары. Она уже видимо отследила на учетной площадке утреннюю кормежку. Я предложил ей чая и сурчиную копченую ножку. Она откусила пару раз от ноги, потом доела ее, но от другой отказалась. При этом поглядывала на меня, как-то иронично.
- Очень вкусно, - сказала она покончив с ножкой. – Хотя и грешно... А я за прошлую неделю с твоими ребятами по-знакомилась поближе... Гостеприимные мальчишки...Они меня всегда и чаем поили и овощами угощали.
- Но это же обычное дело. Особенно в степи...
- Они мне сказали, что их мать умерла.
- Да, - соврал и я.
От яркого солнца и ветерка земля уже подсохла и мне нужно было ехать на путик. Гюльсары сказала, что подождет добычу с первого путика и половит блох. Я не возражал. Она разложила по столу свои бумаги и стала делать в них какие-то пометки. С первого путика я привез всего одного сеголет-ку, но переставлять пришлось половину капканов, хотя и у тех же нор и в те же ямки. На втором путике сработавших капканов было еще больше. На нем я не стал применять для маскировки бумагу, а скатывал шарики из кипца и подсовы-вал под тарелочки. С такой подпоркой капканы от дождя не сработают, суслик или хорек тоже не попадется. Сурки будут попадаться только отборные, но редко.
Мальчишки заканчивали с сурчонком с первого пути-ка, и о чем-то оживленно беседовали с Гюльсары.
- Вова с Ваней рассказали мне, что зимой ты занимаешься промыслом соболя. – А с кем же они остаются, когда ты в тайге?
- Гувернантку нанимаю.
- Ага... Гувернантку... Понимаю... – иронично сказала Гюльсары.
- Но раз в месяц я спускаюсь с гор и приезжаю домой... Привожу рюкзак мяса, проверяю дневники, хожу к ним в школу.
- А что входит в обязанности гувернантки?
- Как обычно... Что бы дети были сыты, чисто одеты, вы-полнение школьных уроков проверено.
- А гувернантка постоянно одна и та же?
- Редко... В основном разные.
- А где ты их находишь?
- Да всякий раз по разному.
- Друзья помогают, - съехидничала Гюльсары.
- И друзья тоже.
- А как ты с ними расплачиваешься?
- Тоже по разному.
- Это как?
- Ну, как... Деньгами, или пушниной, или еще как.
- Как с Наташей?
- Ни как с Наташей... Наташе я не чего не должен.
- Ну-да, конечно...
На этом мы закончили наш дурацкий разговор и я по-ехал на путик, а Гюльсары пошла на учетную площадку. С третьего путика я привез тоже одного сурчонка, и так же пришлось переставлять половину капканов. Вернулся уже поздно, но пацаны успели его ободрать и распотрошить до темноты.
И эта неделя прошла быстро. Дождей больше не было. Сурки снова стали попадаться системно. Попался и один барсучок и я привез его в мешке живьем, что бы притравить собак. На стане я забил штырь в землю, спустил лаек с ошейников и началось. Собаки кружились возле него, хвата-ли за ноги, но тот огрызался, а временами и шел в наступле-ние. Так продолжалось с час. Старка наконец изловчилась, поймала барсука за горло и задавила. Молодые ей помогали, держа того за задние лапы. Я прирезал барсучка , спустил кровь и отдал мальчишкам. Они обработали его по обыкно-вению, мясо отнесли во флягу, а шкуру для просушки, я рас-стелил на пшеничном поле прямо на земле, специальными шпильками. На щит прибивать ее нельзя, вдруг нагрянет охотинспекция. Непременно выпишет штраф. Когда шкура просохнет, я ее уберу куда подальше в кустики, а мясо мы завтра сварим и съедим. У барсука мясо и темнее и жеще сурчиного, но этот молодой, и на биш-бармак тоже сгодится.
В пятницу вечером, снова приехали Слепые и Пуссе-пы. С Пуссепами приехала и белокурая дама, Света. Они с Гасей работали в одной школе и преподавали в старших классах. Гася английский язык, а Света французский. Нас познакомили. Женщины, по обыкновению одарили моих мальчишек сладостями. Гена выставил на стол бутылки, я принес гору мяса на подносе и все началось сначала.
Николай Павлович нюхал мясо на подносе, Нина ржа-ла, как лошадь, Гена разливал водку, а Света изумленно аха-ла, оглядываясь по сторонам.
- Лялечка! Налей мне сурпы, - просил специалист по на-учному коммунизму.
- Обойдешься! – ржала Лялечка.
Когда мы изрядно выпили и хорошо закусили, Нико-лай Павлович стал хватать всех проходящих мимо него жен-щин за попы. Те визжали, но не возмущались. Что с него возьмешь! Но Нина наконец не выдержала.
- Коля, - сказала она степенно. – Если ты не прекратишь лапать своими ручищами англичанок и француженок, то я, по приезду домой, приведу татарина, вот с такой вот харей... А тебя закрою в ванной... Понял?
Коля на некоторое время успокоился, но потом опять стал хватать пьяных дам за что сослепу поймает. Нине все это надоело, она взяла его за руку и увела в палатку.
Мы со Светой тоже ушли в щитовой домик, а осталь-ные, в том числе и хозяева машин, сидели в столовке до утра. Мы со Светой быстро нашли общий язык и уснули под утро, когда мне нужно было уже вставать. Но в этот раз я проспал и вылез из домика, когда солнце стояло высоко над сопками. Попив чаю, заседлал Карьку и мы с ним поехали. На первом путике нам попалось три сурка. На стане, я кликнул пацанов, отдал Ване коня, а Вове сурков, а сам пересел на мотоцикл. Со второго путика, я привез двух сурков. Гена уже готовил в казане мясо, англичанка с француженкой о чем-то оживлен-но переговаривались на кухне, а Нина ржала. Я отдал добычу мальчишкам и умылся. Гася со Светой уже расчесались, слегка подкрасились, что здесь можно было и не делать. Но где мне понять женщин, у них своя логика.
Света встретила меня приветливо, за столом села ря-дом со мной, подальше от Николая Павловича, налила мне в чашку сурпы и все началось сначала.
Пили сначала за хозяина, потом, что бы сурки чумой не болели, затем, за синее небо над головами, а в конце, за мир во всем мире.
В разгар застолья, на стан пришла Гюльсары, поздо-ровалась со всеми и попила с нами чаю.
- А где же вы Наташу забыли? – спросила она у Гаси.
- В городе забыли, – отвечала та. – Слишком быстро при-выкает к хорошему... А ведь хорошим нужно делиться.
- Ну-да, конечно.
- У Сереги теперь французская любовь.
- Я пойду, пожалуй, - засобиралась Гюльсары. – Вот только в обдирку зайду к мальчишкам.
В обдирке она наловила блох и клещей, выбрала из ведра несколько сурчиных голов и ушла в сторону противо-чумной станции через сопки. Мы со Светой провалялись в домике почти до вечера, Пуссепы со Слепыми ходили по-рвать травы, пацаны катались на Карьке. Потом я съездил на последний путик привез с него двух сеголеток. План за по-следнюю неделю несколько выправился и мы шли в графике. Когда я приехал, Гена готовил в казане мясо на ужин, жен-щины отдыхали в палатках, а Николай Павлович ходил с па-лочкой босиком, по едва заметной дорожке от стана до грун-товки на Дережабль. Света отдыхала в щитовом домике. Ко-гда мясо было готово, Гася накормила сначала мальчишек, а потом сели и мы. На водовку плотно уже не налегали, а ели мясо, пили чай и рассказывали свежие анекдоты про Чапае-ва. Нина привела в столовку Николая Павловича и взяла с него слово, что тот больше не будет хватать дам за что попа-ло. Его снова посадили напротив горы мяса и он блаженство-вал от запахов. Мы со Светой ушли первыми, потом и ос-тальной народ разбрелся по палаткам и машинам, и на стане все стихло. Только Карька фыркал возле ручья. Мы с паца-нами по обыкновению помылись в душе и залили в бак воду на завтра.
Утром я неслышно вылез из домика и отправился пить чай. Света еще спала. Я заседлал Карьку, съездил на первый путик, привез с него трех сурков, разбудил пацанов и отнес добычу в обдирку. Потом забрался в домик, Свете под бок, и провалялся там часа полтора. Народ от жары стал вы-ползать из палаток наружу. Мы со Светой тоже выбрались из домика. Пуссеп стал готовить мясо на обед, а я сел на «Каш-ку» и поехал на второй путик. Привез с него четырех сурков и Пуссеп с мужиками пошли в обдирку помочь пацанам управиться с добычей. Закончив, все помыли руки и сели за стол. Выпив по паре рюмок и хорошо поев, гости отправи-лись с ведрами за клубникой. Я съездил на третий путик, привез еще трех сурков, мужики снова помогли пацанам с ними управиться, доели мясо из казана и стали укладывать в машины вещи. Я одарил каждого тушкой свеженины и они уехали.
Заканчивался июль, сурок выходил из нор довольно исправно и мы шли с планом по графику. В понедельник ут-ром Гюльсары, зашла на стан по пути на учтенную площад-ку. Мы с ней попили чаю и я вызвался пойти посмотреть угодье, за которым она наблюдает. Оно оказалось на границе с участком моего соседа, Витьки Наумана. Между двух вы-соких камней из кварцита, на вершине доминирующей соп-ки, у Гюльсары была лежка, с которой она наблюдала за жизнью трех больших семей все лето. В бинокль хорошо бы-ло видно, как паслись вокруг сурчин в траве зверьки. Даже сеголеток. Она наблюдала за своими подопечными и что-то отмечала в полевом журнале. Мне вскоре пустопорожнее лежание возле барышни надоело и я положил ей руку на спину.
- Не мешай, - сказала она спокойно. – И убери руку.
Я убрал.

- Что? После француженок, на азиаток потянуло?
Я неопределенно улыбнулся.
- Чем же она тебе не угодила?
- Всем угодила.
- Вот и пошел вон отсюда!... Не мешай работать...
Я поднялся и ушел на стан. Отдохнув с часик в доми-ке, я снова сел на мотоцикл и поехал на последний путик. На нем попались два сурка и суслик. Но капканы снял все, ре-шив их переставить на другой хребтик. На этом я обловил норы уже довольно основательно. Отдав на стане сурков па-цанам, я умылся и залез в свой домик. Там, на матрасике, от-дыхала Гюльсары.
- Что? ... Не ожидал? – спросила она, отодвигаясь на край.
- Не ожидал, - подтвердил я.
- Ты меня извини за резкость... Не сдержалась.
- Да чего уж... Переживу.
- Еще как переживешь!... В следующий раз друзья приве-зут тебе немку... С ней и переживешь.
- Да привезут кого-нибудь. Может и немку... Пуссеп ра-ботает директором школы и у него среди училок выбор большой.
- Да и у Гаси подруг наверное тоже немало?
- Есть конечно, - согласился я.
- Тебе сезон надо продлить, чтобы всех осчастливить.
- Не надо... До середины августа мне по любому с планом нужно закончить. Сдать пушнину, получить деньги и собрать мальчишек в школу... Ну там одежку, обувку, тетради, порт-фели...И это еще не все... До первого сентября нам нужно пройтись по всем зимним избушкам и напилить сухих дров. И тоже с пацанами.
- А на зимние каникулы ты берешь их с собой?
- А как же! У них есть и лыжи свои, подбитые камусом, и винтовку я им оставляю с патронами в нижней избушке... Рябчиков пострелять... А сам ухожу на пять дней по путикам.
- Да, повезло твоим мальчишкам, что у их отца такая ра-бота.
- Я тоже так считаю. Пошли чаю попьем.
- Что? Уже боишься со мной наедине оставаться? - съе-хидничала Гюльсары.
- Да нет. Не боюсь, - и положил ей руку на грудь, слегка сжав ее.
В тот же момент она влепила мне пощечину.
- Извини меня пожалуйста, - вскоре сказала она. – Я не хотела, - и взяв мою руку в свои ладошки, сама положила ее на грудь. Я слегка придавил ее.
- Ах! Я кажется схожу с ума! Пошли чай пить, - и резко убрала мою руку.
- Пошли, - и первым вылез из домика.
Пока грелся чай, Гюльсары умылась в роднике, а я принес из коптильни сеголетку.
- Да, - сказала она, управившись с половинкой тушки. – Вкусно, но грешно...
- Наверное как и все грешное – вкусно.
Мальчишки закончили свою работу в обдирке и при-соединились к нам. С их приходом, мы перевели разговор на другую тему. Поужинав копченой сурчатиной и чаем, мы по очереди помылись в душе.
- Может и ты сполоснешься? – спросил я у Гюльсары. – Вода в баке еще есть.
- С удовольствием, - и взяв мое полотенце из домика по-шла в душ. Солнце уже садилось и когда она пришла с по-мывки, я предложил ей переночевать у нас.
- Нет, нет!... Это невозможно... Сразу же начнутся поиски. У нас УАЗИК на станции... Нет, нет...Я успею дойти засвет-ло. А ночью наши вагончики освещены и их далеко видно.
Мальчишки проводили ее за гору, с которой было видно станцию. Вернулись они, когда уже стемнело. Эта по-следняя неделя июля прошла еще быстрее остальных недель. Несколько раз заходила Гюльсары, ловила блох и клещей и рассказывала нам историю сурчиного рода на Земле. Что им примерно 40, а может 60 миллионов лет, что впервые они появились видимо в Северной Америке, а потом, через Бе-ренгию перебрались в Сибирь и Среднюю Азию, а от туда распространились на Запад, вплоть до Перенеев Испании. Что на всех стоянках людей древнекаменного века встреча-ются их кости. Значит люди и тогда уже употребляли их в пищу. Как отодвигался на Юг ареал их распространения, при наступлении ледников и как он вновь расширился на Север, при их таянии... Пацаны слушали ее раскрыв рты.
В пятницу приехали Пуссепы, у Слепых не получи-лось с машиной. Они привезли мне чопорную этническую немку, которая преподавала в Генкиной школе немецкий язык. Она носила очки в тонкой позолоченной оправе, на ней было темное платье с белыми рюшечками на шее и рукавах, а ноги были обуты почти что в туфли. При таком параде ко мне еще никто не приезжал. Обычно в чем-нибудь спортив-ном, в крайнем случае джинсовом, но не в белых рюшах.
- Гася! Ты кого мне привезла? – пытал я ту, зажав на кух-не. – Мне с ней что, по ночам Шиллера читать или Гете? Она же закована в стальные латы, как тевтонский рыцарь.
- А ты на что? Раскуешь.
- В общем Гася, ложи ее между собой и Геной в своей па-латке... Я ее в домик не пущу!
- Да успокойся ты! – не сдавалась Гася. – Платье и очки ты с нее снимешь, все остальное у нее, как у всех.
Мы сели ужинать в столовке, пацаны поели и ушли к себе в палатку, а мы выпили по паре рюмок и беседа закипе-ла. После третьей, Клара, а именно так звали мою немку, расслабилась, сняла очки и завела песню на литовском языке. Из всей песни, я понял только припев:
Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!
Тра-ля-ля-ля!
Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!
Тра-ля-ля-ля!
- Гася! А где я буду спать? – спросила Клара, слегка по-качиваясь.
- Серега! Покажи Кларе, где она будет спать!
Я взял ее за руку и повел к домику.
- Какая миленькая избушка, - сказала она, заглянув в от-крытую дверь... А где же вы будете спать?
- Здесь же, - не стал я церемонится.
- Как же так?... Мы же даже не знакомы.
- Заодно и познакомимся, - отвечал я.
- Да, но... Принеси пожалуйста мою сумку из машины.
С помощью Гаси я отыскал ее сумку и принес в домик.
Она достала из нее свежую простыню и застелила ею мой широкий матрац с покрывалом уже не первой свежести. Одеяло с пододеяльником были еще вполне приличными. Я закрыл дверь изнутри на крючок и сказал, чтобы она разде-валась.
- Да, но...
- Раздевайся, не то платье помнешь... А я его повешу, как надо.
- Да, но... Отвернись.
Я отвернулся, она стянула с себя платье через голову и нырнула под одеяло. Повесив платье на длинный болт, стя-гивающий стенки домика, я тоже занырнул туда же.
- Ты замужем? – спросил я.
- Нет... Мать-одиночка.
- Но друг-то какой-нибудь есть?
- Нет и друга.
- Я тоже вот отец-одиночка.
- Да, Гася говорила что-то, когда мы сюда ехали.
- Ну что? Так и будем лежать, как в гробу?... Давай я тебя раздену.
- Нет, я сама... Знаешь, я уже отвыкла от мужчин и ...
- Сейчас привыкнешь.
К утру она и впрямь привыкла и могла дать фору лю-бой француженке. Из домика я вылез, когда солнце уже под-нялось над сопками, хотя гости еще спали. Клара тоже спала и я не стал ее тревожить. Вернувшись с первого путика, я увидел как она выходит из душа, одетая в мое, относительно чистое трико и рубашку, в которых я спал ночью. Пуссепы тоже выползли из своей палатки, а водила из машины. По-звав мальчишек, я отнес добычу в обдирку и поставил на газплиту чайник. Вскоре на кухню пришла и Клара, уже в платье, собрала в поднос все объедки со стола и отдала мне для собак.
- Ты зря одела платье...- сказал я. – Ходила бы в трико и рубашке... Запачкаешь.
- Плевать! Постираю...
Они с Гасей разобрались с посудой, помыли стол, Ге-на подогрел в казане вчерашнее мясо, достав его из родника, и мы сели обедать. Выпили по паре рюмок поели сурчатины, и пока не очень жарко и ветерок. народ собрался идти по ягоду, а я на путик.
- Сережа. Я надену твое трико и рубашку за ягодой? – спросила Клара.
- Конечно, - разрешил я.
- Ну что? – спросила меня Гася, прижав на кухне, пока немка переодевалась. – Расковал?
- Да, я не знаю.
- Зато я знаю... Вижу, как она порхает, вся счастливая.
Они ушли, я уехал, пацаны управившись с сурками пришли обедать и все покатилось своим чередом. Когда мы с Карькой вернулись с путика, народ уже набрал по ведру яго-ды, а Клара даже успела постирать мое трико и рубашку.
Чтобы ягода не пропала, ведра поставили в родник.
- Может отдохнем немного, да поедем сегодня же домой, - спросил водила Гену. – Водка все равно уже закончилась.
- За водкой можно съездить в деревню, здесь недалеко... Да вот с финансами у нас с Гасей напряженка...
- А вот это я беру на себя, - встряла в разговор Клара. – Вы же говорили, что поедем на два дня... Сережа, что вам привезти из магазина?
- А ничего... Впрочем, пачку лаврового листа. У нас за-канчивается.
- Гася, поехали вместе.
- Поехали, - согласилась Гася.
Они уехали, а через полчаса на стан пришла Гюльса-ры.
- Что-то сегодня нет ни гостей, ни машин... Друзья из го-рода не приехали? – спросила она, забираясь ко мне в домик. – Какая жалость! Как же ты теперь все это переживешь?
- Молча, - отвечал я, уступая ей место на матрасе. – Дру-зья в деревню поехали. Водки не хватило.
- И немку привезли?
- Привезли, - и положил ей руку на грудь.
Она отбросила мою руку и продолжила допрос.
- Что, и в правду привезли учительницу немецкого языка?
- Правда... И не только это... Привезли натуральную нем-ку... Кларой зовут, - и положил ей руку на грудь снова.
Гюльсары опять отбросила мою руку и со словами: «Я тебя когда-нибудь зарежу, товарищ лингвист!» - выскочила из домика и отправилась к пацанам в обдирку ловить блох.
Машина вернулась только часа через полтора. В мага-зине был обед. Женщины привезли печенья и конфет паца-нам, а остальным водки. Я заранее поставил на таганок казан с мясом и распалил лампу. Как пить водку в такую жару без закусона? Хорошо еще, что ветер усилился и столовка про-дувается. Да и брезент над головой от солнца защищает. Только мы расселись, к столу подошла Гюльсары, Гася обла-бызала ее, познакомила с Кларой и усадила рядом с собой.
- Сегодня ты от меня не отвертишься, - говорила Гася, тиская Гюльсары. – Сегодня ты со мной выпьешь на брудер-шафт.
- Нет Гася. Мне сегодня еще на вечерний учет идти.
- Выпьешь! – категорично сказала Гася. – Пуссеп, нали-вай! Мы вон сколько пьем и нечего... А ты хотя бы одну.
В общем она ее уговорила. Гена налил, произнес тост, все выпили и закусили, после чего Гася с Гюльсары расцело-вались.
- Ну ты и чума, Гулька, - говорила Гася, подсовывая той сурчиную ногу. – Ешь, а то совсем окосеешь.
- Нет, Гася... Мясо я есть не буду, - и взяла помидор.
Потом все продолжили пить, а Гюльсары рассказыва-ла про миграции сурчиного племени до Ледникового и после Ледникового периодов. Потом она ушла, а я поехал выстав-лять капканы на еще необловленные хребтики. У пацанов работы на сегодня уже не было и они отправились покатать-ся на Карьке. Вернувшись, я выпил с гостями еще пару рю-мок, угостил всех копченостями и мы с Кларой отправились в домик. Она сняла платье через голову и сама повесила его на болт. Раздевшись до самой шеи, она придавила меня своей грудью. Я тоже разделся.
- Все... – говорила она целуя. – Сегодня я с тебя не слезу... Сам виноват... Разбудил во мне зверя!
Уснули мы под утро.
В воскресенье после обеда гости уехали. Отдохнув часик в домике, я собрался было ехать на путик, когда при-шла Гюльсары.
- Ну что, проводил гостей? – спросила она залезая в до-мик. - Сегодня такая жара. Я отдохну немного в домике и пойду на учетную площадку. Ты не возражаешь?
- Отдыхай, - и отодвинулся к стенке, освобождая место на матрасе для нее.
- Ой-бай! Да у тебя белая простыня появилась... Немецкая невеста подарила?
- Забыла наверное...
- Ага! Забыла... Это ты все забываешь... Я же видела, как она вся светилась... Ярче чем оправа на очках.
Я положил ей руку на грудь, но она отбросила ее и сказала: «Пошел ты!» Я вылез из домика и стал заводить мо-тоцикл. А когда взобрался на сиденье, она подошла ко мне сзади и прижалась горячей грудью к моей спине: «Ты извини меня» - сказала она чуть слышно.
- Да чего уж... Ты взаправду отдохни в домике пару часи-ков... Раньше я не управлюсь... Можешь даже поспать.
- Я так и сделаю.
Вернулся я с путика, как и обещал, через пару часов, но Гюльсары на стану уже не было. Вечером, мы с мальчиш-ками помылись в душе, поужинали копченостями и пошли спать. На следующий день она не заходила, а во вторник я увидел ее сам, на смотровой площадке, между двух камней на вершине сопки. Ехал как раз проверять капканы на луго-вине. Я заглушил мотоцикл внизу и поднялся к ней на лежку. Она отодвинулась с середины к краю, уступая место и мне и сказала: «Посмотри в бинокль... Видишь двухлетку и двух сурчат? Это их старшая сестра... Только что она дралась со своим родным братом, защищая маленьких».
Я посмотрел в бинокль, и увидел двух сурчат, двух-летку и больше никого.
- А где брат? – спросил я.
- Она его прогнала, - ответила Гюльсары.
- Ты меня сейчас тоже прогонишь? – спросил я, кладя ру-ку на ее талию. Она была в короткой футболке. Энцифалитка лежала на камне.
- Ты неисправимый бабник! – ответила Гюльсары. – Что с тобой делать?
Я несколько осмелел и стянул с нее штанцы. А потом было все, как обычно.
- Что ты со мной делаешь?... О, так не бывает! Я великая грешница!... Я тебя убью...
И все такое прочее. Но она меня не убила и все закон-чилось благополучно. Положив голову на мою грудь, она по-тихоньку плакала. Я, как мог, ее утешал.
- Все! - сказала она, вдруг резко оттолкнув меня. – Иди и не оглядывайся. А я сейчас пойду на стан, приму душ и буду тебя ждать.
Я все сделал так, как она просила. С луговины я при-вез трех сурков и Вова с Ваней, закончив пить чай с Гюльса-ры, забрали добычу и пошли в обдирку. Я тоже попил чая, помылся в душе и мы с ней забрались в домик.
- Это правда, все грешное вкусно... Я большая грешница, - говорила она, положив мне голову на грудь. – О! Аллах! Прости меня сегодня! Завтра этого не будет!
Меня, такие ее просьбы к аллаху, только раззадорили. И своими поцелуями я ее довел до бессознательного состоя-ния. Раздев ее я поимел кандидата наук еще раз, пока она просила прощение у Всевышнего. Потом она положила мне голову на грудь и снова заплакала.
- О Аллах! Прости меня! Больше этого не будет! – повто-ряла она свои заклинания.
Мы с часик подремали. Солнце уже садилось, когда мы пошевелились. Сняв футболку, она привалилась ко мне своим горячим телом и мы повторили еще раз наши игры, после чего она пошла в душ. Потом мы попили чаю и я про-водил ее до склона горы, с которого были видны вагончики противочумной станции. На стан она зашла только в пятни-цу, после утренней кормежки. Мы попили чаю и я пригласил ее поваляться в домике.
- Если только ты не будешь распускать руки, - согласи-лась она.
Я пообещал. Да куда там! Руки я распустил сразу же, как только она туда забралась. Она попыталась меня урезо-нить, но я был непрошибаем.
Тогда Гюльсары выбралась из домика, забрала свой рюк-зачок и ушла на станцию. Я остался в недоумении.
Вечером приехали Пуссепы и Слепые. С Пуссепами приехала и Клара. На этот раз, она была одета по-спортивному. Ну и правильно, так удобнее, к тому же позже все равно раздеваться. Мясо у меня было готово, женщины собрали на стол и пошло-поехало. Николай Павлович нюхал мясо, Гена разливал водку, Клара подкладывала мне мясо и зелень, а Гася произносили тосты. Когда всем стало хорошо, мы с Кларой пошли погулять по сопкам. Сурки свистели на нас, тревожно хлопая по земле хвостами, суслики чикали, тенькала в кустах пеночка, а мы удалившись от стана доста-точно далеко, быстренько разделись и захлебнулись востор-гом среди зеленки. Вернувшись на стан, мы выпили по рюм-ке водки и отправились спать. Заснули под утро.
Днем, как обычно, я проверял капканы, гости собира-ли ягоду по северным ложкам, в которых она еще не сгорела от солнца, а пацаны разделывали сурков. Вечером все снова сели за стол, пили водку, ели мясо и рассказывали свежие анекдоты про чукчей и Чапаева. Мы с Кларой ушли рано, ко-гда веселье у всех было еще в самом разгаре и нам было хо-рошо и без водки.
В воскресенье, после обеда, получив от меня призен-ты в виде тушки мяса, гости уехали, а мы продолжали трудо-вые будни. После утренней кормежки Гюльсары зашла на стан, пообщалась с пацанами в обдирке, а потом заглянула ко мне в домик.
- К тебе можно?
- Можно, - ответил я.
- Я войду, если ты не будешь руки распускать.
- Я что то тебя не понимаю.
- Не понимаешь?... А я ведь при тебе клялась Всевышне-му, что больше такого не повторится... Забыл?
- Я думал ты шутишь.
- С Аллахом не шутят!... Ну так как? Руки будешь распус-кать?
- Не буду, - и подвинулся на край матраса, освобождая место и для нее.
Она пораспрашивала про гостей и очень удивилась, что опять приезжала Клара: «А я думала, что тебе по обык-новению, свеженькую привезут... Впрочем за свеженькую у тебя на прошлой неделе была я.
- Ну да, тоже свеженькая, - и положил ей руку на грудь.
- Убери руку, - строго сказала Гюльсары.
Я убрал.
- Больше не протягивай!
- Больше не буду.
Прошла еще неделя, первая неделя августа. Сурок вы-ходить из нор стал заметно реже и я решил перекинуть кап-каны с луговины, на учетную площадку Гюльсары. По ее подсчетам там жило тридцать пять сурков. Я сказал ей об этом и она не возражала. Попросив однако отмечать норы, возле которых попадутся сурки, пол и возраст, и дала схему нор на участке. Я пообещал. Вчера на стан заезжал охотовед и я заказал бортовую машину на выезд, на 15 августа. В сво-бодное от основной работы время, мы с мальчишками, терли сурчиные шкуры опилками, смоченными бензином, удаляя с них жир.
Мы с Гюльсары, когда она заходила, иногда валялись в домике, болтали о том о сем, но о том, что между нами бы-ло , не поминали. Иногда она приходила в мое отсутствие, пила чай с мальчишками, ловила блох и клещей, и уходила. В последнюю пятницу я попросил друзей больше ко мне не приезжать и отложить встречу до нашего выезда, уже в горо-де. В середине недели, я отправил Вовку на Карьке в Екате-риновку сдать коня, а сам поехал следом на мотоцикле, при-хватив с собой пару шкур для бригадира и пару тушек мяса. Найдя бригадира, я поблагодарил его за коня, отдал шкуры и мясо и привез Вову на стан.
12 августа, Гюльсары пришла ко мне в домик, села в уголок и расплакалась.
- Случилось что-то? – спросил я.
- Случилось, - ответила та, продолжая плакать.
- Что именно?
- Что-то... Непредвиденное и непоправимое... В общем ужасное!
- Ты можешь говорить яснее?
- Я беременна, - сказала она, перестав плакать.
- Как это? – удивился я. – Ты же не можешь иметь детей!
- Значит могу... Значит дело не во мне.
- Вот и прекрасно... Рожай и ни кому ничего не говори.
- Ага, не говори... Киргизка родила сына – блондина с го-лубыми, как у тебя глазами... А сроки мои тетушки высчита-ют до единого дня.
- Тогда разведись с мужем... Дети дороже мужчин, по се-бе знаю.
- Это тоже невозможно... Ни моя, ни его родня, этого сде-лать не позволит.
- Как же быть? – спросил я.
- Известно как... Избавиться от ребенка.
- Это ужасно! – сказал я. – А если у тебя больше никогда не будет беременности? Как тогда?
- Скорее всего и не будет... Ах, была бы я какой-нибудь полькой или белорусской, я бы сбежала ото всех и вырастила его одна.
- Слушай! Может это просто задержка? – осенило меня вдруг.
- Таких длинных задержек не бывает, - ответила Гюльса-ры и снова заплакала.
Я потянулся было к ней, но она отодвинула мою руку со словами: «Не трожь меня!» и вылезла из домика.
- А вы мне сказали неправду, что мать Вовы и Вани умер-ла, - сказала она, стоя перед открытой дверью домика. – Мне Гася сказала... Она что, сильно пила?
- Нет. Даже наоборот... Она вступила в секту и готовилась принести в жертву богу моих детей... Поэтому суд отдал их мне... Но это было давно.
Она ушла, а мы продолжали потихоньку разбирать стан и чистить шкуры. Ну и конечно же добирать остатки план-задания. 13 августа Гюльсары опять зашла к нам на стан, половила блох в единственном пойманном за день сур-ке и позвала меня в домик.
- Вы скоро уезжаете? – спросила она.
- Да, через два дня... Уже заказали машину.
- Сережа, ты прости меня за все.
- За что?
- Ну, за мою резкость, несдержанность... У тебя и своих проблем хватает, а тут еще я со своими.
- Но это и моя проблема.
- Нет! Только моя... Ты и без меня прекрасно обходился. А вот я без тебя не смогла... На прощанье я хочу обнять тебя, исцеловать, прижаться к тебе. Только дай мне честное слово, что не тронешь меня... Дашь?
- А вдруг не сдержусь?
- Сдержишься... Ты сможешь... Ты только слово дай.
Я дал. Она сняла с себя футболку и то прижималась ко мне своим горячим телом, то всего целовала, как сума-сшедшая. Я начал было тоже целовать ее грудь, но она резко отодвинулась к стенке, тяжело дыша. Потом одела футболку и выбралась из домика.
- Прощай Сережа! Прощай мой... Мы больше не увидим-ся.
- Слушай, давай я запишу тебе свой адрес... Вдруг когда-нибудь захочешь меня найти.
- Нет Сережа, не надо... Все кончено... А до 15 сентября, до дня нашего отъезда, я иногда буду приходить к этому вот роднику и плакать... Прощай мой... – и она опять не догово-рила.
Я выбрался из домика, но она резко пошла в сторону обдирки. Попрощавшись с Вовой и Ваней и расцеловав их обоих, она тем же шагом направилась в сторону противо-чумной станции.
Машина под погрузку пришла точно в срок – пятна-дцатого. Когда мы все в нее сложили, а пацаны устроились на матрасах, я закрыл и их и собак брезентом, и машина тро-нулась в обратный путь. Проезжая мимо смотровой площад-ки, я увидел Гюльсары. Она забралась на камень из кварцита и крутила над головой свою энцифалитку. Я нажал кнопку сигнала на руле и жал ее до тех пор, пока сопка не скрылась в клубах пыли за машиной.