Два ствола для одной головы

 
"Я не могу допустить, чтобы при мне
торчали из рук гвозди и текла кровь.
Я этого не хочу" (Александр Грин)

Часть 1. Алгоритм

Глава 1.  Два ствола

  "Туман не уходил из города. Никто не помнил, когда он пришёл. Никто не знал, что когда-то тумана не было. Из тумана строили большие и маленькие дома. В маленьких домах держали скот, а в больших жили сами. Пылинки тумана врастали в зёрна, они не растворялись в воде, и стали вдохом и выдохом каждого, кто дышал туманом. Только в огне тумана не было. Но, огонь разжигали редко, -  боялись спалить дома и сгореть сами. Из тумана шили одежду и делали кресты. Лучшие носили большие кресты, а худшие – маленькие крестики. Хороших худших лучшие брали к себе, а плохих худших лучшие убивали.
- Что ты делаешь? – спросил Второй голос, -  нельзя снимать шлем.
- Но они нас не видят, -  ответил Первый.
- Если снимешь шлем, -  сказал Третий голос, -  ты умрёшь.
- Но они же живут без шлема, -  сказал Первый.
- Они живут без шлема, -  сказал Третий, -  потому что привыкли.
- Не делай этого, -  сказал Второй, -  ты задохнёшься.
- Ну и пусть, -  сказал Первый, -  зато они смогут меня увидеть.
Первый снял шлем, и задохнулся.
- Надо отнести его в лес, -  сказал Второй.
- Ты думаешь, это ему поможет? – спросил Третий.
- Поможет, -  ответил Второй, -  в нашем лесу нет тумана".

- Зачем тебе этот бред, Крон? -  Дуст опустил тетрадь на старый деревянный пол и посмотрел в стеклянный глаз оптического прицела.
- Я не думаю, что это бред, -  Крон лежал на полу, заложив ладони под затылок.
Дуст присел на пол и прислонился спиной к стене.
- Нам нельзя это читать, да и вообще, лучше не читать ничего, и ни о чём не думать. Я уже начитался, с меня хватит.
- Почему? -  спросил Крон.
- Потому, что мы исполнители, и нам нельзя думать. Когда исполнители начинают думать, их заказывают.
- По-твоему, -  сказал Крон, -  Сиротский тоже когда-то был исполнителем, а потом начал думать.
- Ты нарушаешь правила, Крон. Нельзя называть объекта по имени. А нашему объекту быть исполнителем совсем не обязательно, он просто слишком много думал, -  Дуст посмотрел на часы, -  у нас осталось двенадцать минут.
Крон высвободил руки из-под головы, и, опираясь на кулаки, выпрямил ноги параллельно полу.
- Хотел бы я поговорить с этим объектом.
- Конечно, поговоришь, только после жизни, -  Дуст вернулся к оптическому прицелу винтовки, которая прикладом опиралась на подоконник. Благодаря металлическим ножкам, винтовка смотрела в верхнюю часть окна. "Я готова стрелять в небо", -  говорила винтовка.
- Хорошие здесь подоконники, -  сказал Дуст, -  широкие и ровные. Давай Крон, подтягивайся.
- Бить в одну голову объекта сразу двум исполнителям, -  сказал Крон, поднимаясь с пола, -  такого заказа у меня ещё не было. Да ещё за такие бабки, человек тридцать можно освободить от этой жизни.
- Вот и освободи, и больше ни о чём не думай, -  ответил Дуст, -  когда мне тебя рекомендовали, говорили, что ты один из лучших. Так что, и оставайся таким.
Крон подошёл к правой части окна, где с такой же готовностью, как и первая, покоилась вторая снайперская винтовка.
- А если он не придёт?
- Придёт, я думаю, даже немного раньше, -  ответил Дуст, -  на встречу со священником из епархии не опаздывают.
Крон посмотрел на тетрадь, брошенную на полу, -  неужели за это убивают?
- Не думаю, -  сказал Дуст, -  я слышал, что он ещё что-то написал, но не успел опубликовать.
- Но, мы же больше ничего не нашли.
- Не будь таким наивным, Крон. Мы искали так, на всякий случай, как уборщики. А его дом ещё до нас чистили. Я удивляюсь, как мы эту-то тетрадь нашли.
Солнце воскресного дня поднялось на такую высоту, с которой ещё выше подняться невозможно. На какое-то мгновение солнце остановилось и стало медленно падать в обратную сторону земли. Живущие под солнцем разделили собственные дни на дни, в которых воскресения нет, и дни, в которых воскресение есть. А ночи отдали неумелой земле за то, что она не той стороной поворачивается к солнцу.
- Слышь, Дуст, а может, уедем. Уедем насовсем, туда, где всё это можно забыть. Денег у нас на вторую жизнь хватит.
Дуст оторвался от прицела и посмотрел на Крона.
- У нас с тобой нет второй жизни, Крон. А эту ты никогда и нигде не забудешь. И, вообще, если и есть на земле место, где нет памяти, то ты вряд ли успеешь туда добраться.
- Конечно, ты прав, Дуст, но я …я никогда раньше не убивал священников.
- Хватит скулить, Крон. Утри сопли и успокойся. Во-первых, он не священник, а писатель. Мы здесь для того и находимся, чтобы писатель не стал священником. А во-вторых, не имеет значения кого убивать. К тому же священников не бывает. Те папы, которые так себя называют, самые лживые и продажные суки. Да ещё Богом прикрываются.
Крон поднял с пола тетрадь и положил на подоконник рядом с винтовкой.
- Такое мог написать только священник, настоящий священник.
- Опять ты за своё, Крон. Идиот, да ты знаешь, кто его заказал?! Стоп, работаем, объект на месте, и священник тоже.
 Из глубины самого верхнего этажа, уготовленного под снос дома, в далёкое маленькое кафе под солнечным небом смотрели два зеркальных луча, готовые выплюнуть смерть. Одному из лучей приглянулся лоб человека, который сидел за пластмассовым столиком с зонтиком, расписанным под божью коровку. Лоб принадлежал человеку небольшого роста с редкими светлыми волосами, чуть прикрывающими ту часть головы, которая не принадлежала лбу. Человек снял очки, протёр их платком и снова надел. Рядом с человеком в очках появился православный священник в просторной чёрной одежде и серебряным крестом величиной с ладонь молотобойца. Священник поздоровался с человеком в очках и присел за тот же пластмассовый столик под зонтиком.
- Спокойно, работаем, твой огонь по моей команде. Жду подтверждение готовности, -  сказал Дуст.
- Я готов, -  отозвался Крон.
Равнодушная смерть получила мгновенную форму, и, наслаждаясь и одновременно задыхаясь от собственного крика, брошенного сквозь ствол с глушителем, ушла в человеческий висок. Пуля осталась в голове, как и было задумано талантливым изобретателем ствола и пули. Голова Дуста, ничего не успевшая понять, ударилась о подоконник, а тело стало медленно сползать на пол, и упало к ногам Крона. Крон убрал ствол, и аккуратно переместив тело Дуста к противоположной стене, вернулся к окну. Под божьекоровковым зонтиком человек в очках о чём-то рассказывал православному священнику. Сжимая обеими руками крест, святой отец смотрел прямо перед собой, оставаясь настолько в предельно физической дали от человека в очках, насколько эту даль позволяла этика людей, сидящих за одним столом.

Глава 2. Филактерии

 Чёрный строгий костюм, белая рубашка, чёрный галстук и чёрная кипа. Рабби Рафаил сидел за учительским столом в небольшой комнате Синагоги, где женщинам отводились места за перегородкой позади мужчин. Места, предназначенные для женщин, всегда оставались свободными, потому что женщины в этой комнате бывали редко. Мужчины, которые не являлись раввинами, но желали быть иудеями, сидели на тесных креслах-стульях от бывшего кинотеатра и слушали рабби Рафаила. Их затылки едва прикрывали чёрные кипы из мягких тканей. Некоторые прилежно записывали высказывания рабби в тонкие тетради в клеточку. В миру мужчины, желающие быть иудеями, были всякие, но большинство из них носили регалии. Здесь были и доктора и кандидаты в технические и гуманитарные науки. Были и учредители коммерческих предприятий с благородным названием, и чиновники различных уровней власти, уставшие выполнять волю избирателей, и работники банков, которым дозволялось принимать на работу других работников. Всего таких мужчин было не так много, человек пятьдесят, но таких мужчин много и не бывает.
- Итак, продолжим, -  рабби Рафаил поставил прямо перед собой книгу в чёрном переплёте с золотыми буквами, которые определяли название и автора, -  это великая книга великого раввина Натана Зильбера. Её нам любезно предоставил автор.
Рабби Рафаил поправил очки в дорогой оправе, которые изящно дополняли черты его благоцветущего лица, созданного стараниями несомненно избранных кровей; и продолжил,
- Это толкование Торы и книг других великих раввинов, которые жили и творили до нас, это книга -  результат работы нескольких лет. Этот труд одобрен нашими величайшими раввинами: Наумом Вайнштейном и Ароном Фельдманом. Её можно купить и посвятить мёртвым. Правда стоит такое посвящение не дёшево -  пятьсот долларов. Но, сами понимаете, наша Синагога не богата, а вырученные деньги пойдут на поддержание малоимущих евреев.
- Рафаил Натанович, мы купим, -  отозвался мужчина, который едва помещался в узком казённом кресле, -  ничего, если на нашем следующем занятии?
- Хорошо, Александр Соломонович, -  рабби Рафаил с благодарностью посмотрел на Александра Соломоновича,  -  это можно сделать, когда вам будет удобно. А сегодня, -  продолжил рабби Рафаил, -  у нас осталось ещё одно маленькое, но замечательное мероприятие, и мы скоро закончим.
- Рафаил, -  спросил мужчина с узкими плечами в двубортном пиджаке со значком, не подвергающем сомнению его высшее образование, -  а в этой книге освещается вопрос, который мы недавно обсуждали?
- Какой вопрос, Сеня? -  спросил рабби Рафаил.
- Ну, вопрос о заказчике и, так сказать, об исполнителе преступления?
- Да, конечно, но, я чувствую, Сеня, что ты хочешь, чтобы мы вернулись к этому вопросу?
- Если можно, ещё несколько слов, -  попросил узкоплечий мужчина, -  мне это интересно, когда мы это говорили, я не успел записать.
- Конечно можно, пожалуйста, я повторю, и попытаюсь сформулировать более простым и понятным языком. Тора исходит из того постулата, данного Богом, что человека, попросту говоря, нельзя науськать. Науськать можно только животное, собаку например. Поэтому за преступление, например, за убийство, ответственность несёт только непосредственный исполнитель, а не заказчик.
- А заказчика можно обвинить? -  спросил Александр Соломонович.
- Заказчика обвинить можно, но лишь косвенно, -  рабби Рафаил снова поправил очки, -  при этом доказать его вину чрезвычайно трудно. Если ты не хочешь убивать -  не убивай, причём здесь воля другого? Теперь, Сеня, ты успел записать?
- Да, Рафаил, спасибо.
- Ну, и хорошо. А теперь, -  рабби Рафаил подчёркнуто тонко улыбнулся свежерозовыми губами, -  Марик, подойди, пожалуйста, ко мне.
С дальнего ряда встал худенький мальчик с маленькими серыми глазами, и подошёл к столу рабби Рафаила.
- Вчера Марику Хаиту, -  рабби Рафаил встал и обнял мальчика за плечи, -  исполнилось тринадцать лет. Марик соблюдал все заповеди, и сегодня в честь его совершеннолетия -  праздника Бармицвы -  он получает подарок.
Рабби Рафаил вложил в руки мальчика небольшую, сделанную из искусственной кожи, коробочку с филактериями .
- Пользуйся на здоровье, Марик.
- Спасибо, Рафаил Натанович, -  сказал мальчик.
Дверь комнаты приоткрылась, и в образовавшуюся пустоту заглянула женская голова с большими золотыми серёжками.
- Рафаил Натанович, -  сказала женская голова, -  извините, но, вас спрашивают к телефону.
- Кто, Любочка, меня спрашивает?
- Не знаю, Рафаил Натанович, не желает представляться, но, говорит, что он по очень срочному делу.
- Хорошо, скажи, что я сейчас подойду, -  сказал рабби Рафаил, и, обращаясь к мужчинам, добавил, -  ну, что, уважаемые, на сегодня всё. Лэхитраот .
 Рабби Рафаил прошёл небольшой коридор, который одновременно служил и комнатой для Любочки, и оказался в своей отдельной комнате с холодильником, телевизором, компьютером и цветами-растениями в коричневых горшочках. На письменном столе его ждала трубка радиотелефона с немигающим красным огоньком. Рабби Рафаил закрыл за собой дверь и, сев за письменный стол, взял трубку.
- Я слушаю.
- Вы думаете, что у нас хаг ? -  спросил чуть хрипловатый мужской голос, и немедленно сам же себе ответил, -  ло .
- Я вас слышу, но думаю, что вы, ошиблись номером, -  сказал рабби Рафаил, и отключил телефонную трубку.
Рабби Рафаил снял очки, положил их на письменный стол, и, прикоснувшись кончиками пальцев к обоим вискам, позвал, -  Люба!
- Люба! -  ещё громче позвал рабби Рафаил.
Дверь резко открылась, пропуская через условный порог Любочку. Любочка хотела сделать следующий шаг, но, взглянув на рабби Рафаила, остановилась,
- Что с вами, Рафаил Натанович?
- Ничего. Там все разошлись?
- Нет, но скоро будут все.
- Почему? Почему, когда я хочу минеральной воды, у меня её никогда нет? Что так трудно сделать, чтобы в моём холодильнике была минеральная вода?
Любочка подошла к холодильнику, который стоял около окна. Открыв белую дверцу, она достала бутылку минеральной воды, и поставила на стол перед рабби Рафаилом.
- Спасибо, -  сказал рабби Рафаил.
Любочка ничего не ответила, и ушла, плотно закрыв за собой дверь. Рабби Рафаил запер на ключ нижний ящик письменного стола, проверил, надёжно ли закрыт ящик, и после этого положил ключ во внутренний карман пиджака. Потом рабби Рафаил открыл верхний ящик письменного стола, посмотрел на красивый журнал под названием "Алеф", и отправил ящик на прежнее место. Потом он надел очки и взял телефонную трубку. Тот, кому звонил рабби Рафаил, тут же ответил, даже не дожидаясь окончания первого звукового сигнала.
- Христос посреди нас.
- Здравствуйте, Сергей Афанасьевич.
- И есть и будет.
- Сергей Афанасьевич, вы что? Вы меня не узнали?
- Почему же не узнал? Я вас узнал, Рафаил Натанович.
- Тогда к чему эти …? Вашему спокойствию, Сергей Афанасьевич, можно только позавидовать.
- Ну, что вы, Рафаил Натанович, какое уж тут спокойствие.
- Вот и я хотел поговорить с вами именно об этом. Я думаю, что нам следует обсудить форму проведения праздника, который, наконец, должен состояться.
- Да, конечно. Только у Митрополита скоро телевидение, и я должен его сопровождать, но к девятнадцати часам я освобожусь. В девятнадцать часов вас устроит?
- Вполне. Я надеюсь, вы не забыли место нашей последней встречи? -  спросил рабби Рафаил.
- Столик будет заказан, Рафаил Натанович.
Рабби Рафаил отключил телефонную трубку и, стараясь как можно ласковее, позвал, -  Люба.
Дверь не открывалась. Рабби Рафаил знал, что нужно немного подождать и всё снова окажется на своих местах. Так и случилось. Минуты через две дверь медленно открылась и появилась Любочка со следами от размазанной косметики в уголках глаз.
- Люба, прости меня.
Любочка ничего не ответила и ушла, оставив открытой дверь.

Глава 3. Интервью

 Крон полулежал в просторном кресле напротив телевизора. Маленький столик на колёсах послушно держал на уровне подлокотников кресла бокал с виноградным соком. Всё ли я почистил? Вроде всё. Нет, вроде -  это недопустимо. Всё не подразумевает никаких вроде. Значит, всё. Тогда что или кто  беспокоит? Дуст? Нет. Он уже никого беспокоить не может. Я давал ему шанс, он не принял. Тогда что, или снова кто? "Если бы ты знал, кто его заказал!" Это я знаю. Беспокоит не это, беспокоит незнание. Незнание о чём? Незнание, незнание, -  вслух повторил Крон. Понял, понял, что беспокоит -  никто и ничто, а почему или зачем? Действительно, зачем из двух стволов стрелять в одну голову? Найдут два отверстия в одной голове, и будут искать дальше, очень серьёзно искать. Голова принадлежит простому учителю математике, убитому в присутствии священника. Ну, хорошо, пусть не простому учителю, а писателю, пусть малоизвестному, пишущему какие-то непонятные книги. Пусть даже и писателю, который хочет стать священником. Ну и что? Раньше бы посадили в дурдом, да и дело с концом. А сейчас - два ствола для одной головы, зачем? Определить, что пули  выпущены из разных стволов, -  плёвая задача для любого эксперта. Но, зачем, зачем так сложно? Надо ещё раз всё прокрутить, я же их видел, видел обоих. Собрался, чтобы поймать время и убрать Дуста. Так, хорошо, убрал, а что потом? Потом переложил тело и начал готовиться к чистке. Нет, сначала посмотрел на Сиротского и этого священника. Почему я сказал этого? Почему не сказал просто -  священника? "Этого" звучит как-то неуважительно. Почему я не уважаю именно этого священника? Я же его совсем не знаю. Но … что но? Стоп, он мне действительно не понравился. Чем? Тем, как он сидел за столом. Не факт, ерунда, предубеждение. Мне понравился Сиротский, а священник сидел с ним за одним столом. Ну и что? А то, так сидят, например, в трамвае рядом с бомжом, от которого пахнет дерьмом. От бомжа максимально отстраняешься, и думаешь -  скорее бы моя остановка. Но Сиротский не бомж.
 Мобильный телефон, проснувшийся с музыкой колоколов, прервал железные размышления Крона.
- Я слушаю.
- Звезда и Крест. Девятнадцать ноль-ноль. Ресторан "Соты".
- Понял, -  сказал Крон.
- Что нам делать?
- Ничего. Смотреть и слушать. Зафиксировать время прибытия и ухода объектов.
- Вас понял.
Ладно, -  подумал Крон, отключая телефон, -  надо отвлечься и прекратить об этом думать. Старое, безукоризненно работающее правило. Чтобы выйти из цикла, надо о нём забыть. Крон включил телевизор и взял бокал с виноградным соком.
 Девушка с большими тёмными глазами и в строгом костюме почти такого же цвета, как глаза, обращалась к тем, кто её видел, и желал слушать.
- Дорогие друзья, спасибо, что после рекламы вы остались с нами.
Тёмноглазая девушка улыбнулась, как женщина улыбается незнакомому мужчине, когда он предлагает ей руку при выходе их маршрутного такси.
- Мы продолжаем нашу передачу из цикла "Встречи у Геннисаретского озера". Напоминаю, что сегодня у нас в гостях Владыка Митрополит Константин.
Девушка уменьшилась, оказавшись рядом за круглым столом с красивым мужчиной в чёрной одежде, и с небольшой панагией на тонкой ленточке из натуральной кожи. Идеально зачесанные светло-русые волосы, аккуратно подстриженная борода, прямой нос и большие карие глаза. На белом свете этот красивый мужчина прожил явно не более чем сорок пять лет. Если бы не одежда, свойственная священнику, то это лицо подошло бы отцу Ивана-царевича как защитнику всех униженных и оскорблённых от произвола Соловья-разбойника. Но одеяние есть одеяние. Из чёрной пустоты огромных рукавов Владыки, казалось, вот-вот вылетит белый голубь. Царь-отец, -  подумал Крон, -  иллюзионист, творящий чудеса из мрака вечности. А темноглазая девушка продолжала рассказывать.
- Митрополит Константин любезно согласился ответить на вопросы наших телезрителей, адресованные представителям православной церкви.
Владыка медленно приподнял голову и также медленно опустил её на прежнее место.
- Спрашивает Надежда Васильевна Юдина из города Костромы, -  тёмноглазая девушка держала в руке конверт с прикреплённым скрепкой бумажным листком, -  правда ли, что раньше шестиконечная звезда была символом православной церкви?
- Это действительно было, -  сказал Владыка, демонстрируя приятный, но не слишком низкий голос, -  но, я бы так не сказал, что это был символ. Скорее, как неправильное отношение к шестиконечному образу. Это было давно и продлилось сравнительно не долго. Уже много веков, как наша церковь относит этот знак к антихристианским традициям. Дело в том, что те, кто сегодня чтят шестиконечную звезду, ожидают прихода мессии на седьмой день. Тем самым, не веруя в истинную миссию Христа, не почитая Его за Бога. Миссия, с их точки зрения, ещё не приходил, и придёт как защитник и осветитель лишь избранного Богом народа. Для христиан такого понятия, как избранный и неизбранный, не существует. Вера в Иисуса Христа уже подразумевает избранность. При этом избранность является не средством, не инструментом для получения привилегий, дающих право господства одного народа над другим. Если человек верит в Бога, тем самым он уже избран, избран благодаря собственной вере.
- Спасибо, Владыка, -  сказала темноглазая девушка и взяла ещё один конверт, -  а теперь следующий вопрос. "События, описанные известным писателем Александром Грином в романе "Алые паруса", происходят в городе Каперна. А город, о котором мы знаем из Библии, где творил чудеса Иисус Христос, называется Капернаум. Не случайно ли Александр Грин назвал свой город Каперной?", -  спрашивает Александр Лукин из деревни Романовка Балашовского района Саратовской области. "Не содержат ли эти столь похожие названия какой-то тайный смысл?"
- Хороший вопрос,  -  Владыка чуть приподнял брови, -  ну, во-первых, "Алые паруса" – это не роман, а повесть, а Каперна – это не город, а деревня, хотя и не в этом дело. Каперна, придуманная, несомненно талантливым писателем Александром Грином, не может иметь какое-либо отношение к городу Капернауму, где проповедовал и творил чудеса господь наш Иисус Христос. Кстати говоря, Иисус Христос творил чудеса не только в Капернауме, -  Владыка скрестил пальцы рук, и, опустив их перед собой на гладкую поверхность стола, продолжил, -  Артур Грей не делал никакого чуда, и вообще чуда не произошло. Артур Грей просто узнал о предсказании, которое получила Ассоль от старого сказочника, и обманул девочку, поэтому похожи здесь только названия, а сравнения с Библией не уместны. "Алые паруса" -  это сказка. Захотелось автору так назвать свою вымышленную деревню, он и назвал. Мог назвать, например, Ромерна. Что ж это Романовка Балашовского района Саратовской области? Нет, конечно. Это всё выдумки, и никакого тайного смысла здесь нет, и вообще смысла в сравнении с Библией.
- Спасибо, Владыка. Я думаю, что Александр Лукин будет доволен таким вашим обстоятельным ответом. А теперь следующий вопрос.
Темноглазая девушка взяла очередной конверт.
- Алексей Калиниченко из Волгограда спрашивает, не изменилось ли отношение православной церкви к смертной казни?
- Это традиционный, но очень не простой вопрос, -  начал Владыка, -  и, по-видимому, он является одним из наиболее актуальных вопросов в приметах нашего времени. И я попытаюсь самым тщательным образом на него ответить.
Владыка выпрямил спину, и на какую-то долю секунды верхняя часть его головы оказалось невидимой. Но, благодаря мгновенной реакции режиссёра, лицо Владыки снова полностью появилось на экране.
- "Какою мерою мерите, такою отмерено будет вам и прибавлено будет вам, слушающим" , -  продолжил Владыка, -  так учит нас Господь наш Иисус Христос. Но, существуют, к сожалению, к великому сожалению, в немалом количестве существуют люди, способные вершить грязные преступления, порочащие их перед лицом Создателя. Необходимость изоляции таких людей от общества нормальных людей, пусть даже не христианского вероисповедания очевидна. Эта изоляция необходима ещё и для того, чтобы предоставить человеку возможность покаяться, и в самом факте покаяния очиститься и вернуться к Богу. Есть великие дела во истину святых пастырей, благодаря которым чёрные душой люди снова возвращались в лоно добра и своими поступками больше никогда не оскверняли душу. Достаточно привести пример Жана Вольжана -  героя-мученника романа "Отверженные" замечательного писателя Виктора Гюго. Я не буду пересказывать содержание этого романа, надеюсь, что вы и сами его прекрасно помните.
Владыка замолчал, собирая некстати разбежавшиеся мысли. Он сделал глубокий вздох, демонстрируя великую скорбь и понимание ответственности за слова, которые он должен произнести.
- В 2000 году, -  продолжил Владыка, -  Юбилейным Архиерейским Собором были приняты "Основы социальной концепции Русской Православной Церкви". Любой желающий может с ними ознакомиться. Замечу, что в Библии нигде не сказано об отрицательном отношении христиан к смертной казни. Жизнь человеку дана Богом, и, следовательно, лишить человека жизни может только тот, кто её даровал, и никто другой. Но, если один человек умышленно, исходя из прихоти собственной злой воли, лишает жизни другого человека, то тем самым он нарушает Божий промысел. Достоин ли такой человек продолжать свою жизнь? Думаю, что нет. Но, это должны решать самые праведные и самые разумные представители людского сообщества.
- К сожалению, время нашей передачи подошло к концу, -  сказала тёмноглазая девушка, -  мне остаётся поблагодарить Владыку Митрополита Константина за ….
 Действительно, спасибо, -  подумал Крон, и выключил телевизор. Я всё понял. Как просто, изумительно красиво и просто. С жертвой фигуры, как в шахматной партии, и -   качество достигнуто. Мат королю в два хода, собственно первый ход и является матом. А второй нужен для того, чтобы никто не догадался, кто на самом деле является королём. Блестяще продуманная комбинация, хотя в шахматах таких партий не бывает. Чёрные не убивают чёрных, а белые не убивают белых. Только люди с дико животной злобой могут придумывать подобные комбинации. Какая же на самом деле у них должна быть жалко хлипкая вера. Какой тошнотворный страх перед собственной верой. А вера, нет никакая это не вера, а средство, позволяющее владеть золотом. За золото и власть объявить любовь к ближнему своему, чтобы получить право на убийство. Как сказал Митрополит -  Божий промысел? Нет, такие люди не от Божьего промысла. Такие люди - блевота Бога.

Глава 4. Ресторан "Соты"

 В ресторане "Соты" не было общего зала. Отдельные комнаты-кабины со звуконепроницаемыми стенами любили всех. И тех, кого они любили, любили "Соты". Политики и религионеры, чёрнокожие и нежнобелые, трудящиеся и тунеядцы, любители правильных удовольствий и больные от национальных убеждений, -  "Соты" принимали каждого, и даже того, у кого никаких болезней и убеждений не было. Каждая комната была убрана и обставлена в неповторимом стиле. Здесь были кущи времён Авраама, капсулы космического корабля, окопы Сталинградской битвы, расписные палаты вождей и подвалы гестаповских мучителей. Более того, комнату могли приготовить по желанию клиента. Можно было заказать берега Амазонки с живым крокодилом и ящиком виски, а можно было и выпить бокал глинтвейна в добром и старом кресле у камина, в доме на улице Бейкер-стрит. Мечты богов и философов, сближающие всех людей со способностями на основе индивидуальных потребностей, успешно воплотились в реалии, которые назывались ресторан "Соты". Одной из причин, по которой такое сближение невозможно было осуществить, заключалось в отсутствии эквивалента потребностей, который называют деньгами. Такой эквивалент добыть простыми способностями было трудно, даже для тех людей, которые в условиях прожиточного минимума жили по большому. Но каждый вечер, в который превращался любой день недели, пустых сот не было. Ресторан привлекал ещё и тем, что мастера "Сот" не задавали никаких вопросов, а исполняли любые желания клиентов, называя лишь сумму за оказанные услуги и время, в течение которого заказ может быть выполнен. Ещё одной причиной, по которой желание клиента не могло быть исполнено, являлось противоречие между желанием и кодексом административного и уголовного права Российской Федерации.
 А главным мастером исполнения желаний был владелец ресторана -  Антон Модестович Мельников, бывший начальник ЖКХ, окончивший психологический факультет государственного университета. Мама Антона Модестовича всю жизнь работала в одной и той же огромной и неисчерпаемой библиотеке. Благодаря этому, Антон Модестович получал доступ к любым интересующим его книгам. А будущего психолога и исполнителя желаний человеческих душ интересовала первопричина, сотворившая мир. Он пытался отыскать её в мёртвых книгах, понимая, что мёртвыми эти книги называются потому, что к ним мало кто относится, как к живым. Сначала он прочитал книги Ветхого Завета, затем книги великих пророков и Тору, потом ознакомился с Каббалой, Упанишадами, с северным и южным Буддизмом, с каноническими и неканоническими Евангелиями, с сурами Ислама, с философами от Гермеса Трисмегиста до Карлоса Кастанеды. И ещё, Антон Модестович, прочитал множество критических и некритических статей, которые только мог найти. В этих статьях известные и малоизвестные авторитеты от философии пытались понять то, что пытался понять он. Анализируя прочитанное, Антон Модестович находил множество противоречий и враждующих между собой постулатов, которые претендовали на абсолютное понимания строения мира. Он понял, что критик – это такой человек, который не состоялся в том деле, которое критикует. Ещё он понял простую и древнюю, как мир, истину: человек не может жить без того, чтобы не дышать придуманным им же Богом, и каждому нужна собственная и неповторимая труба дыхания. На таких трубах можно и нужно зарабатывать деньги, но, прежде чем зарабатывать на трубах, людям нужно построить стены.
 Антон Модестович Мельников ещё до того, как стать Антоном Модестовичем, правильно учился в школе, и слушался маму и папу. С ранних лет Антон изучал тех, кто считал себя умнее и сильнее других. Когда в седьмом классе он получил в ухо от десятиклассника Лёшки Котова за то, что не поздоровался с ним перед тем, как зайти в раздевалку, Антон не стал никому жаловаться. Он видел, что Лёшка Котов курит сигареты без фильтра, и при этом до слёз отплёвывается горькими табачными опилками. Денег на сигареты с фильтром у Лёшки Котова не было, но, когда они всё же появлялись, он держал фильтр между большим и указательным пальцем, при этом чуть приподнимая мизинец. Антон подарил Лёшке Котову мундштук, и ни какой-нибудь дешёвенький, а такой, на который пришлось копить целый месяц из тех денег, что давали родители на школьные обеды. После этого Антон стал лучшим другом Лёшки Котова. Мальчишки из других классов приходили со своими проблемами жаловаться Антону на других мальчишек, зная о том, что Антон может шепнуть Коту. Антон внимательно выслушивал проблемы, взвешивая все за и против, иногда он шептал Коту, а чаще нет.
 В университете Антон тщательно, не оставляя без внимания ссылок на используемую литературу, изучил докторскую диссертацию профессора Елены Кирилловны Колесниковой. И не только потому, что Елена Кирилловна была тем самым профессором, от которого во многом зависела судьба любого студента, желающего стать аспирантом. Антона привлекло название её диссертации: "Нарушение психики и локальные поражения мозга при формировании интеллекта в условиях социума современной России". Елена Кирилловна с удовольствием выделяла время для общения с Антоном, и высоко оценивала его способности и умение аналитически мыслить. Антон не хвалил её диссертацию, а задавал вопросы, пытаясь понять, кто из современных учёных, является для Елены Кирилловны интеллектуальным врагом. И понял. Понял и, предварительно составив письменный план разговора, высказал сомнения по поводу правомерности выводов в работах такого-то и такого-то учёного. После этого Антон стал лучшим другом профессора Колесниковой. А если бы не преклонные годы Елены Кирилловны, то мог бы стать и больше, чем другом. После окончания университета Антон успешно сдал кандидатский минимум и поступил в аспирантуру. Но наступило неумолимо бьющее время "Но", которое приходит именно тогда, когда его не ждёшь, как падение на ровной поверхности. За диссертации перестали платить достойные деньги тем, кто их написал. А заработать деньги, как раньше, продавая уроки психологии в России, стало невозможным даже интеллектуальному врагу Елены Кирилловны. Но люди, которым это удавалось сделать, творчески воплотили в жизнь диссертацию профессора Колесниковой и выходили на широкие и даже узкие улицы со знамёнами в новых цветах и с новыми буквами. Собственно ничего нового в этом не было. Антон это понимал. Просто старое следовало читать по-новому и верить новым психологическим и экзотерическим помощникам помощников демократии.
 Антон бросил аспирантуру и при помощи родного дяди устроился работать простым слесарем в жилищно-коммунальное хозяйство. У дяди Антона была естественная фамилия - Рабинович, на которой, как и на фамилии Иванов, держалась вся Россия. Дядя Рабинович не был коммунаром, а, честно отдавая долги государственной службе, имел доступ к недоступной тогда импортной сантехнике. У дяди не было детей, и он научил племянника, как пользоваться не только собственными связями, но и самим собой. Антон и здесь оказался способным учеником, получив от природы Создателя редкое сочетание качеств, при которых разум и руки не мешают друг другу. Антон продавал и сам же устанавливал импортные унитазы, ванны и раковины для ванных комнат с цветущим  названием "Тюльпан". При этом он не забывал о своих непосредственных обязанностях, и заставлял не капать капающие водопроводные трубы и краны на трубах. Среди тех, кто пользовался водой из труб, Антон получил профессиональную популярность. Его стали приглашать в другие дома, которые не пользовались услугами родного ЖКХ. Потом ему как непьющему человеку с высшим образованием предложили должность начальника ЖКХ в другом районе. После долгой и откровенной беседы с дядей Антон согласился на новую должность. Тогда он впервые рассказал дяде о своей давнишней мечте: открыть собственный ресторан. Но не простой, и даже больше, чем золотой. В этом ресторане люди должны были получать возможность компенсировать своё "Нарушение психики и локальные поражения мозга при формировании интеллекта в условиях социума современной России". Дядя Рабинович похвалил племянника и сказал, что его мечта вполне осуществима. Такой ресторан, добавил при этом дядя, можно открыть не только в России, а в любом уголке земного шара, при одном лишь условии: на этом уголке должны жить люди. Потом они говорили о психологии грехопадения, об избранности одних людей по отношению к другим, о религиозных обрядах, подменяющих религию, о неисчерпаемых возможностях делать деньги из воздуха, котором дышат люди, считающими себя верующими в Бога. Дядя Рабинович понял, что Бог не дал ему ни дочери, ни сына, потому что дал племянника.
- Я тоже хочу тебе кое-что сказать, хотя говорить об этом заранее, плохая примета, но тебе можно, -  сказал дядя, обнимая плечи Антона, -  мне надоело получать, как ты говоришь, компенсацию за нарушение психики в социуме России. Я думаю, что скоро уеду в Германию. Я знаю свою сестру, она совсем другая и никогда не оставит землю, где похоронен её муж. А ты, если конечно захочешь, можешь уехать. Но, не сейчас, а после того, как устроюсь я. К тому же в тебе пятьдесят процентов нашей крови. А по тому, как ты мыслишь, думаю, что и все сто, потому что остальные пятьдесят процентов не сыграли никакой роли.
Но дядя Рабинович ошибался. Антон не собирался уезжать из России. Об этом он и сказал дяде. Дядя совершенно спокойно принял отказ Антона и обещал помочь исполнить мечту племянника оттуда. Дядя Рабинович не обманул, он уехал в Германию, и оттуда стал регулярно посылать деньги Антону. По тем, да и по всем временам, деньги были немалые. Антон не тратил дядины деньги на девочек, не покупал дорогие костюмы и бриллиантовые заколки для галстуков. Хотя на все эти вещи денег вполне хватало. Антон по-прежнему работал начальником ЖКХ, его ценили и уважали, награждая грамотами и вымпелами за высокие достижения в нелёгком труде на просторах коммуникаций. А он выкупал законы и строил из них крепкие ступени для лестницы в собственную мечту желаний. Антон регулярно благодарил дядю и посылал подробный отчёт о потраченных деньгах. Когда после согласования нужных бумаг с нужными людьми было, наконец построено здание ресторана и даже по совету с дядей определенно название "Соты", Антон неожиданно для всех употребил алкоголь во зло а, попросту говоря, напился. Выпил так, как выпивают люди не из мира толпы: в одного и очень много. Тогда все подумали, что Антон выпил от радости, но, от радости так не пьют. Это случилось за три дня до открытия ресторана. Антон проснулся с поразившей его мучительной мыслью, которая била из всех клеток его воспалённого сознания: он -  умный и образованный человек, твёрдо уверенный в том, что получил доступ к Высшим знаниям, разбросанные следы которых оставила первопричина, сотворившая жизнь. Он -  человек, который понял, как можно получать всё, продавая желания предводителям толпы, которые отбирают эти желания у других, -  у тех, кто проживает в этой же самой толпе. Но, можно ли использовать эти знания так, как решил использовать он, если считает себя избранным? Мучения Антона продолжались недолго, всего одно утро, один день и одну ночь. А на следующее утро Антон принял душ, выпил сто грамм водки исключительно для поправки здоровья и сотворил собственный вывод из понимания всего, при этом затоптав и отбросив мучительные мысли. Антон Модестович Мельников оправдал Антона Модестовича Мельникова за неимением состава преступления. Более того, суд избрал бывшего подсудимого судьёй и объяснил ему, что нужно делать после получения формы, созданной по образу и подобию суда. Избранный должен делать грехопадение, демонстрируя падшим, что в грехе никакого падения нет, а есть взлёт к наслаждениям, к исполнению желаний, к поцелую неба, которое удостаивает только тех, кто истинно поднялся над другими - над жалкими и грязными, ковыряющими в носу неумытой земли.

Глава 5. Кошерное блюдо

 Протоиерей Сергей, в миру Сергей Афанасьевич Глазьев, пожелал современную комнату с диваном и креслами, и аквариумом с золотыми рыбками. В выборе напитков и закусок честный отче также не проявил особой изобретательности, заказав лишь серебряные рюмки для кремлёвской водки, и угря с помидорами к традиционным грибам, чёрной икре, заливным язычкам, фирменному салату под названием "Нежный" и минеральной воде. Перед визитом в "Соты" Сергей Афанасьевич немало потрудился, чтобы не походить и даже не напоминать служителя святыням. Он облачился в светло-голубые джинсы, белую рубашку с жёлтыми вертикальными полосками, замшевый пиджак и чёрные туфли из мягкой кожи. Небольшая бородка и некая вольность в волосах придавала ему сходство с представителем науки на отдыхе, осмелившимся сбежать от сварливой жены, чтобы насладиться кружкой пива. Обслуживающему персоналу "Сот" под страхом лишения работы и головы запрещено было ни то, что говорить, а даже думать о личностях клиентов, которых они обслуживали. Всё же, вероятность быть узнанным у Сергея Афанасьевича оставалась, потому что такая вероятность остаётся всегда. Но выходить из комнаты до окончания трапезы он не собирался, в этом не было никакой нужды, потому что при каждой комнате находился отдельный туалет. А у дверей ресторана, которые выходили во двор, Сергея Афанасьевича ждал автомобиль с личным водителем. Личный водитель по первому сотовому сигналу из "Сот" подъезжал почти вплотную к дверям ресторана лишь на такое расстояние, которое позволяло открыть дверцу автомобиля.
 В облике рабби Рафаила ничего не изменилось, за исключением кипы, которую он оставил в Синагоге. Рабби Рафаил появился чуть позже, и молча усаживаясь за стол, налил в свою серебряную рюмку водки. Рабби Рафаил выпил водку и, не закусывая, снова налил себе, а затем и Сергею Афанасьевичу.
- Рафаил Натанович, вы бы поели, -  предложил Сергей Афанасьевич, покрывая, как опытный штукатур, ломтик белого хлеба  первичным слоем сливочного масла для того, чтобы затем нанести непроницаемый слой икры.
- Да ем я, ем, -  ответил рабби Рафаил, и, взяв вилку, подцепил шляпку белого гриба.
- Рафаил Натанович, -  Сергей Афанасьевич заканчивал приготовление бутерброда с икрой, -  не стоит, право, так волноваться. Неразрешимых проблем не бывает. Давайте выпьем, потом и поговорим обстоятельно.
- Выпьем, -  рабби Рафаил поднял рюмку с водкой и тут же поставил её на прежнее место, -  меня поражает ваше спокойствие, Сергей Афанасьевич. У нас осталась угроза, понимаете, общая для нас с вами угроза.
- Рабби, я предложил выпить, или вы не хотите?
- Простите, да конечно, -  рабби Рафаил выпил водки, пока не понимая, для чего он это делает.
Сергей Афанасьевич тоже выпил и закусил угрём и красным кусочком свежего помидора, а приготовленный бутерброд с икрой протянул рабби Рафаилу.
- Прошу вас, Рафаил Натанович.
- Благодарю вас, -  сказал рабби Рафаил, принимая бутерброд с икрой.
- А теперь, -  Сергей Афанасьевич снова наполнил рюмки, -  выпьем за терпение и спокойствие. Выпейте в третий раз, Рафаил Натанович. Всё, абсолютно всё держится на трёх составляющих. Вы это и сами прекрасно знаете. Выпьем, и вы почувствуете себя намного лучше.
- Хорошо, -  рабби Рафаил поднял рюмку, -  за спокойствие хотя бы двух составляющих.
- Ну, вот, это другое дело, -  улыбнулся Сергей Афанасьевич.
После третьей рюмки рабби Рафаилу действительно стало лучше. Поедая салат "Нежный" с заливными говяжьими язычками, он подумал о том, что если бы, занимаясь земледелием, имел брата пастуха, то никогда бы его не убил.
- Сергей Афанасьевич, а вы заказали горячее?
- Конечно. Прикажите подавать?
- Нет, я думаю, что ещё рано. Просто хочу спросить: а что вы заказали?
- Кошерную свинину по-французски и картофель по-русски.
- А кто вам сказал, что свинина бывает кошерной? -  спросил рабби Рафаил.
- Я думаю, что кошерные и некошерные бывают люди, -  ответил Сергей Афанасьевич, -  так, во всяком случае, считал Иисус Христос.
- Сергей Афанасьевич, давайте не будем об этом. И, вообще, почему вы говорите со мной, как с ребёнком?
- Простите, Рафаил Натанович. У меня и в мыслях не было нанести вам обиду. Просто вам не многим более тридцати, а мне уже далеко за пятьдесят, -  сказал Сергей Афанасьевич, наливая водки сначала рабби Рафаилу, а потом себе, -  я предлагаю выпить за понимание.
- Тогда, следуя вашей традиции, может быть за кошерных людей?
- Как скажете, Рафаил Натанович. За кошерных так за кошерных.
Они выпили, рабби Рафаил достал пачку сигарет "Парламент" и предложил Сергею Афанасьевичу.
- Благодарю вас, у меня, свои, -  Сергей Афанасьевич положил на стол сигареты "Собрание" с ментолом и зажигалку, -  кстати, а как, по-вашему, Рафаил Натанович, в Каперне жили кошерные люди?
- В какой Каперне?
- В той самой, которую придумал Александр Грин.
- А, вот вы о чём. Каперна и Капернаум. Вы знаете, что мы не принимаем Капернаум, а вот, Каперна…. Лично мне Каперна нравится. Хорошая сказка. А где живут кошерные люди? Да кто ж это знает? Знаю только, что кошерное – это хорошо. А почему вы спрашиваете?
- Да не почему. Просто так.
- Тогда, Сергей Афанасьевич, по-моему, пора поговорить о наших делах.
- Конечно- конечно, Рафаил Натанович, -  Сергей Афанасьевич закурил, -  обсудим, что хорошего и плохого у нас случилось.
- А вы думаете, что у нас случилось нечто хорошее?
- Нет конечно, но, хорошо хотя бы то, что мы имеем возможность находиться за трапезой, и именно здесь.
- Вы уничтожили диск? -  спросил рабби Рафаил?
- Об этом можете не беспокоиться.
- Да? А … исполнители, которые ничего не исполнили? Об этом тоже не беспокоиться?
- С исполнителями надо разобраться. Я именно об этом и хотел с вами поговорить.
- Разобраться, -  повторил рабби Рафаил, -  исполнителей трудоустраивали вы, Сергей Афанасьевич.
- Да, я с этим не спорю. Но, дело не только в этом.
- А в чём? Вас беспокоит то, что придётся платить ещё раз?
- Нет, деньги у нас есть, собственно говоря, у нас с вами есть. И дело не в деньгах, -  Сергей Афанасьевич налил минеральной воды себе и рабби Рафаилу.
- Спасибо. Конечно не в деньгах, -  рабби Рафаил затушил то, что осталось от прежней сигареты, и взял новую, -  праздник не состоялся, перо по-прежнему пишет, и желает…, как это у вас? -  кажется быть рукоположенным. А ваш иерей, как его … Елисей, кажется. Как он себя чувствует?
- Рафаил Натанович, я полностью признаю, что это моя оплошность. Но если вы постоянно будете мне об этом напоминать, она не станет ни лучше, ни хуже. Меня сейчас больше всего беспокоит не отец Елисей, и даже не писатель. Меня …
- А если он всё поймёт? Он же математик, просчитает и поймёт, тогда как? Напишет ещё раз, и на другом компьютере. Это благодаря мне у нас появился диск, при этом оригинал был полностью уничтожен.
- Вы правы, Рафаил Натанович, и я высоко оцениваю вашу работу, но вы напрасно меня перебиваете, -  Сергей Афанасьевич сделал несколько глотков минеральной воды.
- Простите, Сергей Афанасьевич, но, и вы поймите меня.
- Я вас прекрасно понимаю, думаю, что могу сказать больше: понимаю, как себя, но, повторяю, меня беспокоят исполнители.
- Меня они тоже беспокоят, -  рабби Рафаил наполнил водкой обе серебряные рюмки, -  но, можно, в конце концов, найти других, которые всё исполнят. А с прежними разберёмся потом. Меня больше всего беспокоит потерянное время.
- Можно-то можно, и дело не во времени. Вы знаете, я сам только сейчас понял смысл своего беспокойства и даже страха. Я боюсь, как бы с новыми исполнителями не произошло то же самое.
Рабби Рафаил взял бокал с минеральной водой и, прежде чем выпить, сказал,
- То, что вы сейчас сказали, Сергей Афанасьевич, очень серьёзно. Я жду ваших пояснений.
- Наконец-то, вы меня услышали, Рафаил, -  Сергей Афанасьевич затушил сигарету, -  Ничего, что я по имени?
- Даже хорошо. Пожалуйста, продолжайте.
- Давайте сначала выпьем.
- Так вот, -  продолжил Сергей Афанасьевич, закусывая грибком, -  мы тщательно проанализировали все кандидатуры, которым возможно было поручить подобное дело. И остановились на неком друге "Д". Если так можно выразиться, с безупречной репутацией. Друг "Д", как вы понимаете, должен был найти друга "Икс". После выполнения работы, друг "Икс" должен был исчезнуть. В поисках друга "Икс" мы полностью доверились другу "Д". И вот здесь, как мне думается, мы совершили ошибку. Во всяком случае, другого объяснения у меня нет.
- Вы думаете, что друг "Икс" оказался вовсе не другом? -  спросил рабби Рафаил.
- Вы меня правильно поняли, Рафаил. Дело в том, что такие люди и подобные им друзья прекрасно понимают, что, допустив хотя бы один промах, они сами попадают под прицел. И уйти от этого практически невозможно.
- А может быть, всё-таки ушли?
- Нет, Рафаил. Поверьте мне, мы всё тщательно продумали, и даже то, о чём вы говорите. Друг "Д" нигде не появлялся, не пересекал ни одной территории. Самое противное, что о друге "Икс" мы ничего не знаем.
- Тогда остаётся два варианта, -  сказал рабби Рафаил, -  либо эти друзья оказались умнее нас, и ушли, либо появился кто-то ещё.
- Рафаил, первый вариант мало вероятен. Я уже об этом говорил. А вот, второй, -  Сергей Афанасьевич вздохнул и начал разливать водку, -  во втором варианте, -  продолжил Сергей Афанасьевич, -  существует и третий.
- Утечка информации? -  спросил Рабби Рафаил?
- Да. Давайте выпьем.
- Давайте, -  Рабби Рафаил выпил, и закусил икрой, зачерпнув её ложкой из общей вазочки, -  Сергей Афанасьевич, кто кроме нас мог об этом знать? Ваш иерей и …сами понимаете кто.
- Мой иерей, конечно, глуп. Но, страх, Рафаил, страх. Об этом он не расскажет даже собственной собаке. Я в этом абсолютно уверен.
- Тогда либо мои, -  рабби Рафаил посмотрел вверх, на потолок расписанный под нежно голубое небо с белыми облаками, -  либо ваши белоснежные клобуки. Но, какой смысл?
- Смысла в этом никакого нет. Они, как вы понимаете, боятся не меньше нашего. Для того чтобы избавиться от общего страха, мы с вами и получили полную свободу в действиях и выборе средств. Но, есть одно "но", Рафаил.
Сергей Афанасьевич взял новую сигарету.
- Мои, как вы изволили выразиться, белоснежные клобуки, и ваши, высокоизбранные шляпы, скорее всего и сами ничего не знают о дырках в собственных стенах.
- Я вас не совсем понимаю, Сергей Афанасьевич.
- Вы слышали что-нибудь об "Отделе Z"? 
- Нет.
- Это, Рафаил, Интерпол. Специальный отдел, о котором мало кто знает. Даже Интерпол это или нет, сказать трудно. Просто, это наиболее подходящее объяснение. Люди из этого отдела не простые, я бы даже сказал, очень и очень не простые. А степень их сложности не знает никто. Их невозможно подкупить, у них нет ни родных, ни близких, никого, кроме их самих. Какую миссию они выполняют, под какими знамёнами выступают, и кто ими руководит, -  неизвестно. Известно лишь то, что для этих людей доступна практически любая информация.
- То есть, вы хотите сказать, что у этих людей везде свои люди?
- Да, именно так, в любой стране, в любой точки земли. Самое страшное, что их внимание, именно сейчас, особо привлекают наши с вами церкви.
- А мусульмане? -  спросил Рабби Рафаил.
- Вы имеете в виду террористов? Да, я тоже об этом думал: зачем "Отделу Z" такие, как мы, когда есть террористы? Это было бы замечательно, и чётко соответствовало нашему плану. Но, понимаете в чём дело, эти люди не занимаются нейтрализацией террора в таком, я бы сказал, нашем общеобывательском понимании. Я сам мало, что в этом понимаю, но у меня есть примеры, рассказанные людьми, не имеющими отношения ни к какой религии, -  Сергей Афанасьевич наполнил рюмки, -  когда появляются люди из "Отдела Z", их мало кто видит, а если их кто и видит, то никогда не запоминает. Но, не выполнив свою работу, что называется, "под ключ", они не уходят.
- Послушайте, Сергей Афанасьевич, а вы не преувеличиваете? Это слишком непонятно, чтобы было похоже на правду. 
- Дай Бог, дай Бог, чтобы вы оказались правы, Рафаил.
- Вы же сами мне говорили, что следует успокоиться и всё обдумать. Давайте, знаете что, вы сейчас закажите горячее, и мы выпьем и забудем об этом мифическом отделе. А пока я предлагаю вот что, -  рабби Рафаил посмотрел на аквариум с золотыми рыбками, -  с писателем я разберусь сам. А вы побеседуете с отцом Елисеем. Обойдёмся без помощи, так сказать, внешних друзей.

Глава 6. Иван Петрович

 Иван Петрович Сиротский жил в двухкомнатной "хрущёвке", в которой никогда не жил Хрущёв. Поэтому, открыв начало этого жилья, можно было сразу открыть дверь от комнаты с ванной и унитазом. А если оставить входную и ванноунитазную дверь открытой, то проникнуть в квартиру не смогла бы и кошка. В первую полукомнату можно было попасть почти не выходя из кухни. А во второй полной комнате помещались кровать и письменный стол с компьютером. На кухне один над другим стояли белые ящички, хранившие посуду и хлеб от ненужной кухонной пыли. Раковина с жёлтыми дырочками и газовая плита с тремя конфорками жались друг к другу, уважая холодильник "Саратов 2", который был намного лучше, чем холодильник "Саратов 1". 
 Иван Петрович жил один. Жена и дочь жили в других комнатах, с другим холодильником и в другом месте. Школьный учитель математики из "хрущёвки" только восемь лет был мужем и отцом. Впрочем, отцом Иван Петрович так и остался, потому что любил дочь. А жене филологу надоело читать высокословесные книги мужа, которые никто не покупал. 
- Ваня, ну вот для чего ты это пишешь? Для кого? -  спрашивала жена.
- Я пишу, потому что не могу не писать, -  отвечал Иван Петрович.
- Ну и писал бы о своей математике, может, что и заработал.
- А Платон говорил, что весь мир -  это геометрия.
- Но эти слова из твоего мира, их даже произнести трудно, а понять, что это, и чем одно отличается от другого, -  так вообще невозможно.
Иван Петрович забирал свои вечные тетради и уходил в кухню.
- Эзотерически, экзотерически, -  продолжала жена, ударяя ни в чём не повинную букву 'о', -  ты же классный учитель, мог бы в вузе преподавать, и репетиторством заниматься.
- В вузе не те дети, -  из кухни отвечал Иван Петрович, -  а репетиторство, …как можно брать деньги у детей, а потом смотреть им в глаза?
Дочка подходила к маме, смотрела её прямо в глаза, и говорила,
- Мама, не обижай папу, он хороший.
 Когда жена узнала, что Иван Петрович собирается уйти в священники, то жена ушла, а Иван Петрович продолжал писать свои книги. Филологи никогда не любили писателей с нефилологическим образованием. Они читали подаренные Иваном Петровичем книги, пытаясь найти в них элементы графомании, а, когда, как им казалось, находили, боялись сказать -  графомания это или нет. И вообще, как математик осмеливается писать не о математике! Они, с их базовым образованием, с их особо красивой словесной техникой, с их умением поднимать глубинные мысли, основанные на изучении творчества признанных мастеров пера, и то далеко не все брались за это самое перо. А он -  кто он такой? Какой-то школяр, провинциал! Математики молчали, а когда не молчали, говорили, что они - математики, сухачи, а здесь слишком абстрактное мышление, которое им не к чему. Отцы из храмов сначала не относились серьёзно к книгам Сиротского, понимая, что их вряд ли кто-нибудь будет читать. И другие, которые не математики, не филологи, и даже не отцы, такие книги действительно не читали. Одни из других не читали, потому что вообще ничего и никогда не читали, а другие не читали, потому что читали только то, что им разрешали читать критики. А критики молчали, но не как математики, а потому, что в соревнованиях с книгами Сиротского они не видели никакого смысла. На первой и единственной презентации одной из своих книг Иван Петрович ответил вопросом на вопрос голосу из зала,
- По-вашему, Бог един?
- Конечно един, -  ответил голос из зала.
- Бог хороший?
- Ну, а как же!
- А откуда тогда взялся Диавол? -  спросил Иван Петрович.
- Как откуда? Известно откуда, Дьявол - это падший ангел.
- А откуда появился ангел?
- Ангелов сделал Бог, -  поучительно ответил голос из зала.
- Допустим, -  сказал Иван Петрович, и снова задал вопрос, -  Диавол плохой?
- Но это же детский вопрос! -  возмутился голос из зала, -  конечно плохой! Об этом всем известно.
- В вашем заявление два противоречия, -  сказал Иван Петрович, -  первое: если Бог един, то Диавол не может появиться из вне, а только из самого Бога. Получается, что хороший произвёл на свет плохого. Второе, если Бог не един, то из этого следует существования, по крайней мере, двух богов, которые борются между собой: один хороший, а другой плохой. То есть, в первом случае, Бог изначально не может быть хорошим, во всяком случае, его хорошесть сомнительна, а во втором, Бог не может быть единым.
- Это богохульство и ваше математическое словоблудие! -  сказал голос, и ушёл из зала.
Вместе с ним ушли и другие голоса, потому что их было большинство. А маленькие голоса остались, но остались так, как будто бы ушли. Презентаций книг Сиротского больше не допускали, и Иван Петрович снова стал жить один.

 Иван Петрович открыл дверь от подъезда собственного дома и подумал, что делает это почти пятьдесят лет, - открывает дверь и поднимается на свой последний пятый этаж. "Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы" , -  вспомнил Иван Петрович. В городе - дом, а внутри дома темно, наверно, опять выкрутили лампочки. Люди, которые жили в доме, так и не смогли собрать деньги не то что на дверь с домофоном, а даже на дверь с кодовым замком. Одни люди охотно соглашались заплатить, но другие говорили, что у них нет денег. Поэтому одни по принципиальным соображениям не хотели платить за других. Лампочки сажали в железные клетки, но клетки вырывали вместе с лампочками, а если клетки не подавались, то лампочки разбивали. Все матерно проклинали людей, которые выкручивают лампочки, ругали грязь в собственном подъезде и ждали настоящую власть, которая придёт и во всём разберётся и наведёт порядок.
- Сиротский? -  спросил чуть хрипловатый мужской голос, стараясь правильно выговорить букву эр.
- Да, это я. А вы ко мне? -  спросил Иван Петрович.
Иван Петрович не услышал ответ от хрипловатого голоса, а услышал вздох, который выплюнул букву "А", -  стон, перед которым всегда появляется мысль о том, что сейчас будет больно. Тело всё понимает, но ничего не может сделать, оно подчиняется боли, а затем теряет связь с собственной болью.
- Иван Петрович, прижмитесь к стене, -  приказал голос, прекрасно выговаривая каждую букву, -  я положу тело под лестницу, а вы быстро поднимайтесь на свой этаж.
- А вы ..., вы кто?
- Все вопросы потом. Быстро, быстро поднимайтесь.
Иван Петрович больше не задавал вопросы. Задыхаясь от понимания того, что произошло, и от этого боясь потерять перила, он стал подниматься на свой этаж. У самой двери Иван Петрович опустил руку в карман, нащупывая ключ.
- Иван Петрович, -  раздался за спиной тот же голос, -  не открывайте дверь. Поднимайтесь на чердак, у меня фонарь.
Тоненький луч света заплясал на вертикальной металлической лестнице, ведущей в чёрную пустоту. Повинуясь голосу и маленькому лучу света, Иван Петрович поднялся по лестнице. Вслед за ним поднялся и свет, и неслышно закрыл за собой чердачную дверь.
- Теперь я пойду впереди, а вы за мной, и постарайтесь не шуметь.
Чердак закончился. Иван Петрович стоял на крыше, держась обеими руками за деревянный косяк, у которого не было двери.
- Я боюсь высоты.
- Держите меня за руку, нужно сделать всего несколько шагов. Видите, вон там лестница?
- Да, вижу.
- Она совсем близко, правда?
- Да, она близко.
Иван Петрович убрал ладони от косяка и быстро ухватился обеими руками за руку человека, который казалось всю жизнь ходил по крышам. И понял, что эта рука надёжнее любых косяков и перил.
- По лестнице я опускаюсь первый, а вы за мной. Не думайте о своём страхе. Внизу нас ждёт машина.
Они спустились по лестнице и прошли маленький двор с аркой. Напротив арки стоял белый автомобиль "Нива". Водитель "Нивы" вышел из машины, аккуратно закрыв дверцу, и не оглядываясь, перешёл на другую сторону дороги.
- Садитесь, Иван Петрович. Это наша машина.
Иван Петрович послушно занял кресло рядом с водителем и спросил,
- Надеюсь, вы мне хоть что-нибудь объясните?
- Всё, я вам всё объясню, Иван Петрович. Сейчас только сделаю один звонок.
В руках человека, который всё собирался объяснить, появился мобильный телефон.
- Хаг состоялся. Прощайте, -  сказал он чуть хрипловатым голосом, стараясь правильно выговаривать букву эр.
- Я вас слышу, но думаю, что вы, ошиблись номером, -  прозвучал ответ, которого Иван Петрович слышать не мог. 
- Как вас зовут? -  спросил Иван Петрович, после того, как человек убрал мобильный телефон.
- Моё имя - Крон.

Глава 7. Женя

 Женя Мельникова никогда не жила со своим отцом. Собственно, ни с каким другим отцом она тоже не жила. Женя появилась, когда Антон учился в университете. Он предлагал Фаине Львовне сделать аборт, но она отказалась. Фаина Львовна сказала, что хочет ребёнка. Ну, приезжают же женщины с юга, а потом у них появляются дети. Пусть и у неё будет южная девочка, и родилась Женя. Фаина Львовна ни в чём не упрекала Антона, и никогда не просила у него денег. Но, Антон регулярно приносил деньги, и не крохотные, и не для того, чтобы записать в книге расходов очередную сумму. Антон понял, что любит дочь. Сначала он спрашивал самого себя, почему не смог полюбить Фаину Львовну, а потом спрашивать перестал. Антон и Фаина любили свою Женю, но вместе жить не могли. Они сразу это поняли и никогда не проверяли. Никогда не ругались, никогда ни о чём не спорили. Антону Модестовичу не нужна была вторая половина, он так и не женился, потому что считал, что у целого не может быть половины. А Фаина Львовна не выходила замуж, потому что ей не нравилось слово брак. Антон купил им квартиру, где Женя жила вместе с мамой и бабушкой, которую звали Генриетта Самуиловна. Мама и Генриетта Самуиловна всегда говорили Жене, что у неё хороший отец, что это жизнь, а в жизни бывает всё, бывает, что отцы не живут с собственными детьми.
 Женя получилась красивая. Небесный отец дал ей всё, а земной ни в чём не отказывал. Пока Женя была маленькой девочкой, даже, когда училась на первом курсе механико-математического факультета, она ещё любила отца, а потом перестала любить. А её любили, как мужчины любят красивых женщин, которых сначала раздевают глазами, а потом оставляют наедине с собой, отбрасывая одежду. На первом курсе Женя влюбилась, влюбилась в рыжего мальчика, который был ниже её ростом, с широкими плечами и большими руками, который ничего не понимал в математике, потому что учился на пятом курсе юридического института. Но, этот мальчик казался Жене надёжным, с которым можно было гулять, держась за руки, как с отцом, и ничего не бояться. Женя объявила дома, что скоро выходит замуж, но её будущий муж очень стеснительный, и она пригласит его домой как-нибудь в другой раз. Но, мама как-то совершенно случайно зашла в кафе, куда любила заходить Женя со своим мальчиком. А бабушка тоже случайно встретила Женю со своим рыжим избранием на улице. Эти случайные встречи Женя не обсуждала, но однажды попросила маму сходить вместе с ней в магазин, чтобы выбрать подвенечное платье. Бабушка сказала, что делать это заранее плохая примета, а мама ничего не сказала и пошла. Но, мальчик не собирался жениться. Когда он узнал, что Женя беременна, то предложил ей сделать аборт. Мальчик сказал, что очень любит Женю, но в этом деле нельзя торопиться, -  сначала нужно проверить свои чувства. Женя сделала аборт и бросила мир, где мужчины и женщины обманывают друг друга. Она поняла, что хочет мстить, мстить всем, и не только тем, кто обманывает, а и тем, кто живёт с обманом. Она ушла в другой мир, где нет ни любви, ни абортов, а есть железные схемы, которые помнят всё, но никогда не лгут.
Женя полюбила алгоритмическую машину, которую раньше называли электронно-вычислительной, а теперь стали звать компьютером. Простые люди ещё не умели, а сложные уже не могли создать человеческое общество без наций, и создали нечеловеческую интернациональную сеть, и назвали её Интернет. В этой сети каждый нечеловек был лучше человека, потому что одновременно являлся и слугой и господином. Эта сеть, эта невидимая паутина, сплетённая из простых ноликов и единичек, делилась всем: и буквами, и словами, и картинками, и даже звуками, представляя любую информацию в виде последовательности нулей и единиц. При этом ноль был ничуть не лучше, чем единица, а единица ничуть не лучше, чем ноль.  Три года Женя изучала компьютер, как патологоанатом изучает человеческое тело, искусно пользуясь знаниями, накопленными до неё. Она мучила вопросами тех, кто знал о компьютерах больше и лучше, чем она. Ей отвечали, но неохотно, потому что не хотели рассказывать о том, что сами поняли через мучительно долгое время. И ещё потому, что боялись отдать свои знания другому человеку, который сможет подняться к вершинам намного быстрее и качественнее, чем они. Женя изучала переводные и непереводные книги по программированию и вычислительной технике, которые только могла найти. Она продолжала задавать вопросы и людям, и книгам. Ей ничего не нужно было объяснять дважды. Проверяя полученные ответы на вопросы, она поняла, что нужно учиться отвечать самой. И она отвечала, и создавала свои знания, и научилась проникать в нечеловеческую сеть, в невидимую паутину добра и зла. Где, на самом деле, никакого добра и зла нет, а есть мёртвый разум, который, беспрекословно повинуясь живому разуму человека, мог сотворить и добро и зло.
 Женя поселилась в этой мёртвой компьютерной паутине, и стала жить сначала, как нить, а потом, как паук. Она писала слёзные электронные письма, в которых просила не отказать советом бедной девочке и научить, как правильно жить. При этом Женя указывала, какой сайт следует открыть, чтобы советы добрых людей могли прочитать и другие несчастные, у которых возникают подобные вопросы. Равнодушных не было. Все жалели бедную девочку, и посылали ей рассказы в советах, где убедительно рекомендовали жить так-то и так-то. При этом неравнодушные крепили свои советы многочисленными цитатами из книг всемирно признанных и выдающихся учителей жизни. Женя благодарила неравнодушных за такое глубокое понимание её горя и неоценимую помощь в преодолении страданий. Она научилась расшифровывать имя и пароль пользователя, и читала компьютеры, с которых ей посылали советы. Женя не отвечала на советы вирусами, которые разламывают память и обрушивают экран. Женя читала пользователя и придумывала для него ядовитый грипп, знаменитый не осложнениями, а тем, что он бил по самой беззащитной точке организма. Она никогда не повторялась, а готовила индивидуальный яд, который уходил только со смертью памяти.
Одна из её знакомых откликнулась на Женины слёзы, в которых она жаловалась на своего молодого человека. Этот молодой человек не разрешал Жене делать педикюр. Он считал это проявлением порочных наклонностей свойственных женщинам только лёгкого поведения. А девушка, с которой он встречается, должна соответствовать его нравственному облику, который не совместим с педикюром. Женина знакомая написала, что такой молодой человек не достоин любви ни одной из женщин, и что с ним следует расстаться. И что, по большому счёту, если мужчина любит женщину, то для него не должно иметь никакого значения, делает ли эта женщина педикюр, или нет. Более того, для него не должно иметь никакого значения, длинные или короткие у этой женщины ноги, узкие или широкие бёдра. И что самое главное в отношениях между мужчиной и женщиной, это духовная близость, основанная на верности и взаимопонимании. А из-за таких, как этот молодой человек, лучшие женщины земли перестают верить в любовь, и, что самое страшное, разрушается основа из основ любого государства, -  великая ячейка, которая зовётся семьёй. Анализируя информацию, которой чаще всего пользовалась эта знакомая, Женя поняла, что её интересуют медицинские сайты, в которых известные клиники предлагают услуги пластических операций. Эта знакомая даже вела переписку с одной из клиник, где делали операции по увеличению груди. Женя приготовила и вспрыснула яд, после которого экран компьютера её знакомой становился чёрным, и появлялся совет, написанный огромными белыми буквами:
ДУРА! ЗАЧЕМ ТЕБЕ БОЛЬШИЕ СИСЬКИ?
ИШИ МУЖИКА С МАЛЕНЬКИМИ РУКАМИ!
Совет не исчезал с экрана ровно три минуты, затем на экране появлялась информация, которая была до совета. Такой ядовитый алгоритм включался каждые пятнадцать минут, и разбивал компьютер параличом. Знакомой поменяли жёсткий диск. Через некоторое время после замены жёсткого диска на экране её компьютера появилось предложение:
"МЕНЯЮ БОЛЬШИЕ СИСЬКИ НА ЖЁСТКИЕ ДИСКИ"
Знакомая больше не меняла жёсткие диски, а поменяла работу. Женя не знала, сделала ли её знакомая пластическую операцию или нет, но советов о том, как правильно жить от неё больше не приходило.
А Женя готовила очередной яд для мальчика, который учился на её факультете, только на курс старше. Мальчик откликнулся на её откровение, в котором Женя рассказывала о Диаволе, который каждую ночь приходил к ней во сне. Диавол, жаловалась Женя, является в образе человека с козлиной головой и огромным половым членом, и требует любви. Мальчик посоветовал Жене перед сном на место любви, которое требует Диавол, класть православный крест. И даже сослался при этом на какой-то важный первоисточник. Мальчик писал стихи, и считал себя гениальным поэтом и глубоко религиозным человеком. Женя задумала превратить первую строку каждого стихотворения мальчика в приветствие, написанное крупными жирными буквами:
"ПРИВЕТ, МУДИЛА!"
При запуске файла со стихами компьютер разбивал паралич, и ничего нельзя было сделать. Ядовитый алгоритм и на этот раз должен был предусмотреть всё. Если бы мальчик удалил все текстовые файлы, и даже попытался воспользоваться другим редактором, приветствие Жени неумолимо бы находила первую строку.

 Именно в это время в доме Жени появился Рафаил Натанович Зильбер. Генриетта Самуиловна представила Рафаила Натановича, рассказав, что он приходится внуком её двоюродного брата и является новым раввином в их Синагоге. Гладкий и ослепительно выбритый Рафаил Натанович не походил на ортодоксального еврея. Его костюмы и галстуки были дорогими, но без чёрточек, полосок, и других элементов тканевой геометрии. Ненавязчивый одеколон с тонким ароматом французских ноздрей и чистые руки плюс, делали Рафаила Натановича похожими, если не на самого президента, то, во всяком случае, на его представителя в одном из свободных штатов. Сначала Жене показалось, что к ним пришёл человек, который громко пукает, лёжа на диване перед телевизором, ковыряя при этом нос и задницу. Но, потом её мнение изменилось. Рафаил Натанович рассказывал о гениальных художниках, не признанных при жизни, о тяжелых судьбах великих писателей и поэтов, о том, как люди, живущие в темноте, забрасывали камнями светлых пророков. О том, как евреи, даже находясь в рабстве, верили и укрепляли веру в своего единственного Бога. Женя решила, что Рафаил Натанович и на самом деле такой, как его костюм, дорогой одеколон и чистые руки. Она слушала Рафаила Натановича, забывая о своём компьютере, невидимой паутине, и даже о новых ядовитых алгоритмах. А Рафаил Натанович продолжал рассказывать. Женя узнала о великом Аврааме, который до того как стать отцом множества, был просто Аврамом. Об Исааке и его сыне Иакове, поборовшем Некто, и получившем за это имя Израиль. О двенадцати Израилевских колен, которых сплотил и освободил от рабства великий Моисей. О тяжёлой жизни простых иудеев с царями и без. О народных восстаниях, одним из которых руководил Иуда Маккавей, что означает молотобоец, и погиб, защищая еврейский народ от лживой династии. Она узнала о том, что холмики с шестиконечными звёздами можно найти там, где есть земля.
- Почему евреев не любят? -  спрашивала Женя.
- А потому, -  отвечал Рафаил Натанович, -  что мы чужие в любой стране. Нам не позволяли занимать политические посты, и участвовать в управлении государством на любом уровне. Более того, нам не разрешали прикасаться к земле. Мы вынуждены были становиться сапожниками, ростовщиками, ювелирами.
- А почему, -  продолжала Женя, -  почему евреи везде чужие?
- Потому, что мы верим в единого Бога, у которого не может быть божественных сыновей от земных родителей. Пророки -  да, но это люди, а не боги. Поэтому, в любой стране, даже под страхом смерти, мы не принимаем чужую религию, а чтим собственные заповеди, и строго соблюдаем только собственные законы.
- Но, почему, почему Бог не помогает такому истинно верующему народу?
- Наш народ, Женя, избран Богом. И Бог нам помогал и помогает истреблять язычников. Только вера в своего Бога помогла еврейскому народу сохранить самих себя, как великий народ, как единую нацию, и не раствориться в диком язычестве и идолопоклонстве, который несли армии варваров. Только вера помогла нам разорвать железные цепи рабства и придти в обетованные земли. И сейчас только вера помогает нам в таком маленьком, но великом числе, защищать наши святые земли от тупых и грязных фанатиков. Но, избранность, Женя, потому так и называется, что заключает в себе великую ответственность. Наши предки нередко уходили от Бога, правда, потом они возвращались, но снова уходили. Такое не прощается избранным. 
- Значит, во всём виноваты наши предки?
- Делать такой однозначный вывод тоже нельзя. К великому сожалению, плохие евреи существуют и сегодня. Они вступают в сговор с язычниками и пытаются очернить нашу веру. Они становятся политиками, журналистами, теми, кто снимает кино и пишет книги, школьными учителями, и даже священниками. Тяжело бороться с язычниками, а с подобными евреями, как ты понимаешь, труднее вдвойне.
- А что же делать?
- Мы делаем, Женя. Делаем очень много, а ты, знаешь что, ты почитай Тору. Ты же математик, аналитик. Нельзя верить только словам. Я понимаю, что понять однозначно человека, даже раввина, не так просто. А Тора -  это книга, которую написал Бог. Почитай, а потом, я надеюсь, у нас будет предметный разговор.
Женя прочитала Тору, и разговор с Рафаилом Натановичем стал действительно предметным. Отвечая на Женины вопросы, он хвалил её за стремление глубоко понять священное писание, и предложил почитать другие книги, которые естественным образом проистекают от Торы. Жене понравились праздники и иудейские обряды, каждое воскресенье она стала ходить в Синагогу. Приняв, как ей казалось, сердцем, то, что полагалось ей по праву крови, она вернулась к своим ядовитым алгоритмам. Её змеиный яд изменился, она стала готовить его из других желез с новой неповторимо убийственной силой. Первая строка христианского поэта, с которой должен был начинаться любой стих, получила дополнение в форме призыва. Женин яд отправился к мальчику как раз в канун православной пасхи:
"ПРИВЕТ, МУДИЛА!  ДРОЧИ В КУЛИЧ".
После такого послания успокоить мальчика смогла только психиатрическая лечебница, но Женя про это пока не знала.

 Как-то в одно из воскресений Рафаил Натанович попросил Женю зайти к нему в кабинет.
- Садись, Женечка, -  предложил рабби Рафаил, -  дома всё нормально?
- Нормально, а что случилось?
- Ничего не случилось. Я просто спрашиваю. Давно у вас не был, а бабушка, мама …
- Рафаил Натанович, -  прервала Женя, -  мама и бабушка здоровы, папа тоже. Говорите, что случилось?
- Да, право, Женечка, ничего не случилось. Дело вот в чём, -  рабби Рафаил открыл бутылку с минеральной водой, -  ты мне рассказывала, что хорошо знаешь компьютер, и, как рыба в воде чувствуешь себя в Интернете?
- Знаю, не всё, конечно, -  ответила Женя, присаживаясь к столу, -  а что, вам нужна какая-нибудь информация?
- Ну, всё знать и не надо, а информация …. Ты, например, можешь, …не знаю, как это у вас называется, попасть в чужой компьютер?
Рабби Рафаил налил минеральной воды себе и Жене.
- Мы грабим банк, Рафаил Натанович? -  спросила Женя, пригубив минеральную воду.
- Ну, что ты, -  улыбнулся рабби Рафаил, -  всё гораздо проще. Я сейчас расскажу, но это, конечно, просьба, и ты можешь отказаться, если не захочешь. На наши с тобой отношения это никоим образом не повлияет.
Рабби Рафаил замолчал и взял бокал с минеральной водой.
- Я слушаю, -  сказала Женя.
- Понимаешь, есть один человек, который пишет книги. Несколько из них он даже опубликовал. Его книги пока мало, кто читает, но, к сожалению, всё может измениться, -  рабби Рафаил выпил воды и продолжил, -  в этих книгах он клевещет на истинно верующих иудеев и вообще на всех. А сейчас он собирается стать православным священником.
- Он еврей? -  спросила Женя.
- В том-то и дело, что да. Отец у него не понятно кто, а девичья фамилия матери -  Левицкая.
- А в чём смысл его клеветы?
- Понимаешь, -  рабби Рафаил сделал глоток минеральной воды, -  этот человек как-то вообще странно относится к вере. Он не атеист, как мне показалось, но не считает Христа Богом, и не верит, что один и единственный Бог может отдать предпочтение одному народу. То есть, по его мнению, у Бога не может быть никаких предпочтений. И поэтому, Бог у него какой-то странный.
- Это и есть клевета писателя-священника? -  спросила Женя.
- Если бы так. Конечно, нет. В своих книгах он пытается доказать, что Тора написана не Богом, а человеком, и даже многими людьми, которые многократно переделывали и переписывали наше священное учение. Более того, -  рабби Рафаил открыл нижний ящик письменного стола, и, достав какую-то книгу с закладками, открыл её на сто пятьдесят седьмой странице, -  вот, что он пишет, -  продолжил рабби Рафаил, надевая очки: "Христианство не считает страдание добром" . А? Как тебе это нравится?
- Не знаю, -  сказала Женя, -  знаю только, что если я страдаю, то мне плохо.
- Правильно, плохо, -  рабби Рафаил приподнял брови и посмотрел на Женю поверх очков, -  значит, чем же тогда являются страдания -  злом? Значит, тот, кто страдает, -  злодей? Интересное у него получается христианство.
- А тот, кто избавляет от страданий, тоже злодей? -  спросила Женя.
- А вот, -  не слыша вопроса, рабби Рафаил открыл двести сорок первую страницу, -  "Между тем ещё в XIX и XX веках оно было настолько жизнеспособно, -  это он так о шаманстве, -  что оказывало энергичное сопротивление напору буддизма, христианства и коммунизма" . А это как тебе нравится? Что это за напор такой, которому шаманство оказывает сопротивление? И кто напирает? -  спросил рабби Рафаил, и, не давая времени на ответ Жени, ответил сам, -  христианство и коммунизм! Ладно буддизм, но ставить вместе, на одну и ту же линию коммунизм и христианство! -  каково, а?!
- Если коммунизм плохой, и христианство плохое, -  сказала Женя, -  тогда…нет, не понимаю, а причём здесь буддизм?
- Ладно, -  вздохнул рабби Рафаил, и открыл восемьдесят седьмую страницу, -  Бог с ним с христианством, с буддизмом. Тут у него ещё и поинтереснее есть: "Если существуют два извечных противоборствующих начала, то ни одно из них не может быть Абсолютом" , -  с выражением прочитал рабби Рафаил, -  это, по-твоему, о чём? Тоже об избавлении?
- Не знаю. Я не знаю, что такое Абсолют?
- Да не что такое, а кто такой! -  рабби Рафаил снял очки, -  Абсолютом может быть только Бог, а бороться он может только с дьяволом, понимаешь? Значит, что получается? -  ни Бога, ни дьявола нет? И это пишет человек, который собирается стать священником!
- А может быть, Бог и дьявол есть, только они не борются между собой? Или…
- Женечка, никакого "или" и даже "и" здесь нет и быть не может. Это чушь! Бог, оказывается, не является Абсолютом?! И это ещё далеко не всё, -  рабби Рафаил положил книгу на прежнее место и закрыл ящик, -  из его книг можно сделать вывод о том, что евреи убили собственного Бога, то есть Христа. Потому, что Христос вообще зачёркивает смысл какой-либо избранности. Впрямую, конечно, он об этом не пишет, но …, -  Рабби Рафаил сделал ещё один глоток воды и подытожил, -  ты умная девочка, Женя, и поэтому я говорю с тобой откровенно. И ты понимаешь, что этот разговор должен остаться между нами.
- Понимаю, Рафаил Натанович. Только не понимаю, что я должна сделать? Книги, как вы говорите, уже опубликованы. А жечь книжные магазины я не умею.
- Нет, Женя, сжигать ничего не надо. По моим сведениям он написал ещё одну книгу. Текст этой книги должен находиться в его компьютере.
- А, вот в чём дело. Теперь понятно. А откуда у вас такие сведения, если не секрет?
- Не секрет, Женя. Не секрет. Этот человек договаривается с одним из издательств об опубликовании своей новой книги. Это издательство и раньше печатало его книги, хотя все другие отказывались.
- Значит, это издательство уже получило текст? -  спросила Женя.
- Нет, в том то и дело, что нет. В этом издательстве работает один мой хороший знакомый. Он может предоставлять информацию, но повлиять на ход дела, к сожалению, не может.
- Мне нужен адрес электронной почты писателя, -  сказала Женя.
- Я знал, что ты всё правильно поймёшь, Женя. Ты -  умница! А адрес его электронной почты у меня есть, и телефон тоже.
Из верхнего ящика письменного стола рабби Рафаил достал белый листок бумаги.
- А как его зовут? -  спросила Женя.
- Сиротский, Иван Петрович Сиротский.
- Интересно, -  сказала Женя, -  я его знаю. В школе он был моим учителем математики. Кстати, хороший учитель.
- Женечка, -  сказал перед тем, как написать, рабби Рафаил, не обращая внимания на последние Женины слова, -  если тебе удастся получить текст, компьютерный оригинал нужно уничтожить. И надеюсь, ты понимаешь, что у нас очень мало времени. Сегодня воскресенье и он должен быть дома.
- Рафаил Натанович, -  спросила Женя, -  а как я узнаю, что вам нужен именно этот текст?
- Господи, какая ты всё-таки умница. А я об этом и не подумал. Знаешь что, сделаем так. Я сейчас напишу названия всех его книг, у него их не так много, ты разберёшься, и возьмёшь только одну.
- По дате формирования файла, конечно, можно разобраться, но в этом случае увеличивается вероятность ошибки, потому что названия и сам текст могут быть изменены. Информации об этом у меня нет, и как вы сами сказали, у нас мало времени.
- Не разберёшься, ну и чёрт с ним. Скопируешь всё, а потом всё уничтожишь.
Рабби Рафаил написал названия книг, адрес электронной почты и телефон Ивана Петровича Сиротского, и, протягивая Жене листок, сказал,
- Женя, у меня к тебе ещё одна очень большая просьба. Дай мне слово, что ты не будешь читать эту гадость, хорошо? 
- Хорошо, Рафаил Натанович, я не буду читать.
 
 В понедельник после обеда Женя вошла в кабинет рабби Рафаила, и положила на стол компакт-диск.
- Я сделала, всё как вы просили, Рафаил Натанович. Я разобралась. Здесь две копии в архивированном виде. Файл называется так же, как и книга.
- Спасибо, Женя!
- У меня собственный архиватор. Давайте я скопирую в ваш компьютер и покажу, как извлекаются файлы.
- А я пойму? -  спросил рабби Рафаил.
- Конечно, здесь нет ничего сложного.

Глава 8. Белая Нива

 Дорога уходила от колёс, но колёсам казалось, что это они уходят от дороги. Колёса оставляли на дороге следы, как раны. А дорога оставляла раны на колёсах.
Иван Петрович посмотрел в боковое зеркало автомобиля, и сказал,
- То, что вы рассказали, Крон, это страшно. Отец Елисей! Господи, он же священник, и пошёл на такое ….
- Иван Петрович, а они кто? Отец Елисей -  фанатик, фанатик от веры. Услуги таких фанатиков очень удобны, -  им не надо платить.
- Не такой уж он и фанатик, -  сказал Иван Петрович, -  только, я так до конца и не понял, -  зачем же убивать и его?
- Убийство православного священника, а заодно и случайного свидетеля. Из этого можно раздуть всё что угодно.
- Да, воистину дьявольский план. А то, что это главная цель -  я, никто бы и не догадался.
- Никто бы не захотел догадываться.
- Но, зачем нанимать двух стрелков?
- А это один из пунктов, как вы сказали, дьявольского плана. В моей винтовке были холостые патроны. Я стреляю и не попадаю. Дуст убивает отца Елисея, а затем и вас. А потом он избавляется от меня. На мне находят характерные для террористов знаки, Дуст всё это приготовил, и пистолет, из которого я якобы застрелился. Всё.
- А отец Елисей? Он сейчас жив?
- Жив, Иван Петрович, отец Елисей жив. Это уже мой план. Он написал записку, что больше не хочет жить, и, что должен уйти.
- Если я вас правильно понял, вы инсценировали его смерть, а если его будут искать?
- Не думаю. Отец Елисей написал, что он должен уйти, как и пришёл к Богу, -  через воду. Понятно, что он не указал место, где хочет утопиться.
- Его долго пришлось уговаривать?
- А его никто и не уговаривал. Ему просто всё рассказали, и сделали предложение.
- А где он сейчас?
- Этого, Иван Петрович, я вам сказать не могу. Но я думаю, что если вы захотите, то можете с ним встретиться. Не сейчас, конечно.
Иван Петрович снял очки и стал протирать их носовым платком.
- Убивать за мысли, даже за те, которые могут появиться. В этом нет ничего нового, и поэтому становится ещё страшнее. Неужели так будет всегда?!
- Мы и появились для того, чтобы это остановить.
- Мы -  это отдел Z?
- Да.
- А давно вы появились?
- В России после убийства Александра Меня.
- Отдел Z  и капитан Крон, -  сказал Иван Петрович, надевая очки.
- А почему вы назвали меня капитаном? Разве я говорил вам, что я капитан? У нас нет званий, Иван Петрович.
- Не знаю. Почему-то мне захотелось, чтобы вы были капитаном. Для меня Капитан -  это не звание. Капитан -  это тот, кто олицетворяет веру в справедливость, поэтому и пишется с большой буквы. В детстве я любил читать книги про Капитанов. Зорро или Капитан Крон, -  кажется, у меня получилось название для новой книги. Звучит, правда?
- Спасибо. Не знаю, достоин ли я быть персонажем для вашей книги. Но, если вам так хочется, пусть я буду капитаном. А что, мне и самому нравится -  капитан Крон.
Свет от фар проникал в темноту дороги, и можно было видеть и двигаться, а темнота оставалась темнотой только там, куда не проникал свет.
- Да, чуть не забыл, -  сказал Крон, -  Иван Петрович, откройте бардачок.
Иван Петрович открыл то, что в автомобиле почему-то называется бардачком, а в мебели это пространство делают больше, укладывают в шкаф, и называют секретером.
- Надо же, а я думал, куда она делась? Моя тетрадь дыханий. Спасибо, Капитан.
- Не за что. Это отрывок из книги?
- Нет, просто мысли. Захотелось об этом написать, а для чего, для кого, -  пока не знаю.
Иван Петрович снова снял очки, и, сжимая пальцы, дотронулся до закрытых глаз.
- Дочку жалко. Стоять у могилы живого отца. Это, знаете ли ….
- Иван Петрович, сейчас у нас нет другого выхода. Вы же знаете.
- Знаю, Капитан, знаю. Страшно всё это. Если бы кто-нибудь сказал, что такое со мной может случиться, я бы ни в жизнь не поверил.
- А если бы поверили, перестали писать? -  спросил Крон.
- Нет, -  Иван Петрович надел очки, -  никогда, ни при каких обстоятельствах я не перестал бы писать книги. 
- Значит, и будете, и напишите ещё много книг. А то, что эти книги будут выходить под другой фамилией, так в этом нет ничего особенного. Автор взял псевдоним. Был Сиротский, а стал, например, …Семьянинов, а? Иван Семьянинов, звучит?
- А что, -  Иван Петрович посмотрел на Крона, -  Семьянинов действительно лучше, чем Сиротский.
- А про могилу лучше забыть, -  сказал Крон, и добавил, -  память лучше, чем могила.
- Это да, только ….
- Что, Иван Петрович?
- Я подумал про этого …, ну как вы его назвали, который букву эр не выговаривает?
- А, хриплый?
- Да, хриплый. Вы, правда, его не убили?
- Нет, Иван Петрович. Он живой, и будет жить. Вопрос сколько? Но, это зависит только от него самого. Я же вам рассказывал. Ну, хорошо, -  Крон посмотрел на Ивана Петровича, -  давайте, расскажу ещё раз. Я его только оглушил, потом по сотовому телефону сообщил нашим, что можно начинать. Появилась женщина …
- Никогда бы не подумал, что тётя Глаша …
- Это была не тётя Глаша, а тётя Вера, а тёте Глаше врач строго настрого запретил, на время конечно, выполнять тяжёлую работу.
- Врач тоже наш?
- Не совсем, но это не важно. А тётя Вера -  случайный прохожий. Услышала какой-то крик из вашего подъезда. Подумала, что кому-то плохо. Потом выбежала с криком: Убили! Убили! А тут, совершенно случайно, наряд милиции, потом скорая.
- А милиция, скорая?
- Это наша работа, Иван Петрович. У этой работы есть свои тайны, а иначе …, иначе мы бы сейчас с вами не разговаривали.
- Это я понимаю. Но, как вы выследили хриплого?
- Здесь, как раз, никакой тайны нет. И всё оказалось проще, чем я думал. Ему даже в голову не приходило, что за ним кто-то может следить.
- А сейчас он где?
- Там же, где и отец Елисей. А сейчас, я думаю, что нам следует остановиться и попить кофе с печеньем. Скоро будет подходящее место.
- У меня к вам ещё один вопрос.
- Да, конечно.
- Скажите, Капитан, вы же звонили этому раввину по мобильному телефону, и подделали голос хриплого, так?
- Так.
- Но, в каждом мобильном телефоне запоминается номер, по которому звонят, или вы эту функцию отключили?
- Вот и хорошо, что запоминается. Иван Петрович, раввину я звонил с мобильного телефона хриплого.
- Господи, как просто. Простите, Капитан.
- Не за что, Иван Петрович, ну что вы, ей Богу. А вот и наше место.
Белая "Нива" остановилась, и оставила дорогу, и стала съезжать к лесу, где никаких дорог не было. Крон выключил двигатель, и достал из заднего кармана кресла, на котором сидел Иван Петрович, небольшой термос и пакет с печеньем.
- В бардачке стаканчик, -  улыбнулся Крон, -  всё, как положено.
Крон подал пакет Ивану Петровичу, и стал наливать кофе. Почти в том же самом месте, где только что была "Нива", остановился другой автомобиль, и стал медленно съезжать к лесу, только с противоположной стороны. Иван Петрович вопросительно посмотрел на Крона.
- Всё нормально, Иван Петрович, это наши.
- Иван Петрович, -  сказал Крон, оставив крышку-стаканчик от термоса, -  теперь у меня к вам есть вопросы, можно?
- Конечно.
Крон достал сигареты.
- Вам не предлагаю, Иван Петрович, знаю, что вы не курите.
- Да. В детстве попробовал один раз. Так извините, блевал, что думал кишки выйдут. А потом и сидеть не мог.
- А какая здесь связь?
- А вы угадайте.
- Желудок?
- Нет, всё гораздо проще, -  улыбнулся Иван Петрович, -  отец выпорол.
Крон тоже улыбнулся, -  действительно просто. А я об этом и не подумал.
- Почему, Капитан?
- Я -  детдомовский.
- Вы хотели меня о чём-то спросить, -  Иван Петрович перестал улыбаться и поправил очки.
- Кроме последней книги больше ничего из вашего компьютера не исчезло?
- Нет.
- А почему вы сразу не отправили в редакцию новую книгу?
- Мне сказали, что пока в этом нет необходимости.
- Не понял. Что значит пока? -  спросил Крон.
- Редактор, кстати, замечательный человек, оказался в отпуске. Мне сказали, что он будет только через две недели.
- Как вы об этом узнали? Созванивались с редакцией?
- Да.
- У редактора есть собственный номер?
- Есть, но я пользуюсь общим номером, а потом меня соединяют. Знаете, как-то не удобно беспокоить. Человек может быть занят, по-моему, это правильно.
- Да, конечно. Значит, вы позвонили по общему номеру. И кто вам ответил?
- Не знаю. Какой-то мужской голос. Я представился, и мне вежливо ответили.
- А как вы представились?
Иван Петрович с удивлением посмотрел на Крона.
- Иван Петрович, пожалуйста, это очень важно, вспомните весь разговор с незнакомым мужским голосом.
- Да, ничего особенного в этом разговоре не было. Я сказал, что хотел бы поговорить с редактором.
- И всё? И вас не спросили, по какому вопросу?
- Почему не спросили? Спросили.
- Иван Петрович, дорогой, почему я должен всё это из вас вытягивать?
- Хорошо, Капитан. Извините, сейчас я вспомню …. Когда я назвал свою фамилию, меня спросили, по какому вопросу. Я ответил, что написал новую книгу. Что эта книга отличается от других. Там нет непонятной философии, а всё объясняется простыми словами. А потом …, нет, сначала меня спросили, что объясняется? Я ответил, что попытался объяснить смысл религии и веры.
- Всё, вас больше ни о чём не спрашивали? -  спросил Крон.
- А, вот ещё что. Спросили, как называется книга? Я ответил, что название пока точно не определенно. Вообще-то, я солгал, название уже было. Мне почему-то не захотелось говорить это по телефону.
- А что потом?
- А потом извинились, и сказали, что редактора сейчас нет, и будет только через две недели.
- А тот, с кем вы говорили, не представился?
- Нет.
- А вас не удивили подобные вопросы?
- Нет. Как правило, в любых редакциях скапливается столько мусора, что, как я их называю, люди-фильтры, пытаются подготовиться к тому, что им предстоит читать. Или сразу отвечают, что таким направлением в литературе они не занимаются.
- А раньше? Раньше, когда вы обращались в эту редакцию, вы помните, кто вас соединял с редактором?
- Нет. Я об этом и не задумывался.
- Ну, хорошо. Оставим пока этих людей-фильтров. Вот, что ещё я хотел спросить. Когда вы обнаружили, что у вас пропал файл с тестом последней книги?
- Вы знаете, я не могу сказать точно. Я, хоть и математик, но с компьютером работаю, как пользователь, и только. Я понимаю, что здесь особый профессионализм не нужен, но точно, когда это случилось, я сказать не могу.
- Иван Петрович, вы не так меня поняли. Я не спрашиваю о точной дате кражи. А когда вы поняли, что исчез текст? Наверняка, вы расстроились, даже очень.
- Не то слово, я просто не знал, что делать. Да и сейчас не знаю. Восстановить всё это не так просто. А когда я это обнаружил? Это было недели две назад. В среду. Ну да, в среду. Я помню, что два дня не садился за компьютер. Понедельник и вторник у меня всегда самые тяжёлые дни, много работы, -  дополнительные занятия, тетради.
- Значит, в воскресенье текст ещё был?
- Да, конечно, был.
- А в понедельник и во вторник вы не включали компьютер?
- Нет.
- А в среду? Расскажите, пожалуйста, поподробнее. Вы сразу обратились к своей новой книге, или нет?
- Конечно, сразу. Я и компьютер для этого включил. Знаете, о последней работе постоянно думаешь, пока не начнёшь новую. Вот мне и показалось, что я в одном месте поставил лишнюю запятую.
- Ключи от квартиры …, впрочем, это исключено. Я уже давно с вами. Значит, остаётся только одна самая невероятная гипотеза, вероятная только теоретически, -  Крон открыл дверцу машины, и, посмотрев в черноту леса, вернулся к Ивану Петровичу, -  Иван Петрович, пожалуйста, вспомните, в то самое зловредное воскресенье, когда, как мы выяснили у вас ещё был текст, перед тем, как выключить компьютер, вы работали с ним или нет?
- Перед тем, как выключить? Непосредственно перед тем, как выключить, нет.
- Откуда такая уверенность?
- Я решал задачу.
- Какую задачу?
- Да так, ничего особенного, я даже удивился.
- Почему?
- Мне позвонила моя бывшая ученица, очень милая девочка. Когда-то она была лучшим математиком школы, и, по-моему, уже в классе восьмом прекрасно программировала. А сейчас она, кажется, заканчивает мехмат.
- И часто она вам звонит?
- Да нет, в том-то и дело, что после окончания школы я не видел её и не слышал. Ну, она, конечно, извинилась за беспокойство, спросила, помню ли Женю Мельникову из одиннадцатого "А"? Я сказал, что, конечно, помню. А она попросила помочь решить ей задачу по геометрии, для младшего брата. У самой, говорит, что-то не получается, а брату завтра грозит двойка.
- И вы решили?
- Конечно, задача-то совсем не трудная, только решение громоздкое. Я и удивился, почему Женя не смогла решить её сама. Раньше она такие задачи и за задачи не считала.
- А каким образом она получила решение? -  спросил Крон.
- По электронной почте.
- Она оставила адрес своей электронной почты?
- Нет. Она попросила мою. Сказала, что для проверки связи напишет мне первая, и укажет сайт, на который я должен буду выйти. Я продиктовал ей по телефону адрес своей почты. Она мне что-то написала, кажется, "привет". Я вышел на её сайт, и всё.
- А почему так сложно?
- Она сказала, что находится сейчас вне дома, и вынуждена использовать компьютер подружки. Домой попадёт позже, а дело срочное. Вообще-то я и сам плохо в этом разбираюсь. А, собственно, какая разница, я отправил решение, куда она попросила.
- И что потом?
- А ничего. Выключил компьютер, кажется, попил чай и лёг спать.
- Как вы сказали, -  Женя Мельникова?
- Да.
- Знакомая фамилия.
- Ну, ещё бы. Дочь Антона Модестовича Мельникова -  владельца наверно, самого престижного ресторана в городе.
- Иван Петрович, в бардачке бумага и ручка. Напишите, пожалуйста, название, адрес и телефон редакции.
Пока Иван Петрович записывал адрес, и телефон редакции Крон достал свой мобильный телефон. Вызвав из телефонной памяти номер, он дождался соединения с абонентом, и, не говоря ни слова, отменил вызов. Через несколько секунд у открытой дверцы "Нивы" стоял невидимый человек и слушал Крона.
- Евгения Антоновна Мельникова. Компьютерный гений. Предположительно восемнадцать, или девятнадцать лет. Угроза для жизни. Исполнитель не известен. Это первое, -  продолжил Крон, и протянул невидимому человеку лист с записями Ивана Петровича, -  теперь второе, это редакция. Необходима информация обо всех сотрудниках. Цель -  поиск связи: сотрудник редакции -  Глазьев, Зильбер.
- Вас понял, -  сказал невидимый человек.
- И последнее, -  мы доберёмся сами.
- Но, …, -  начал невидимый человек.
- Ничего страшного, -  прервал Крон, -  осталось сто километров.
- Господи, -  сказал Иван Петрович, когда невидимый человек исчез, -  вы думаете, что Женя …, нет, я ничего не понимаю.
- Это последний вариант, Иван Петрович. Всё сходится. Ваша книга находится у Протоиерея Глазьева. А диск он получил от раввина Зильбера. Это факт. Конечно, чтобы получить дубликат и при этом уничтожить оригинал, нужно обладать высшими знаниями в области программирования и Интернета. Об этом нигде не прочитаешь. Но, видимо, ваша Женя Мельникова из тех немногих, кто умеет читать между строк.
- У Жени талант от Бога, я это знаю. Но, зачем? Зачем ей моя книга? Неужели она связана с этими …? Даже, если это так, от кого её нужно охранять?
- Именно, от тех, на кого она так успешно поработала. Женя -  единственное звено между вами и этими …священнослужителями. Из таких звеньев выкачивают всё, а потом от них избавляются. А вот, как раввин мог её уговорить, пока не известно. Но, сейчас, это неглавное, главное -  Женя.

Глава 9. Звонок

  Женя не обманула Рафаила Натановича. Она не читала то, что ей запретили читать. Женя сделала ещё одну копию, для себя. Женя не поняла, зачем она это сделала. Появилось желание, страшное и одновременно сладкое желание, которое пришло помимо её воли. И воля не справилась с желанием, а может быть, именно в эти мгновения воля и желания находились вместе.
Буддизм, христианство и коммунизм, -  вспомнила Женя. Коммунист и коммунизм -  это не одно и то же. Взять хотя бы моего деда. Не значит ли это, что Будда и буддизм -  это разные вещи, так же, как Христос и христианство? А то, что христианство не считает страдание добром, -  я с этим согласно. Если бы страдание было добром, то тогда непонятно зачем избавлять от добра? Избавлять от добра может только злодей. Но, даже иудеи не считают Христа злодеем, -  кого убил Христос? Иудеи не верят, что он сын Бога, но признают, что Христос исцелял людей, а это никак не может быть злодеянием. Но, вот что интересно -  если Бог является Абсолютом, то у него не должно быть врагов. Иначе Он не Абсолют, -  это очевидно. А как же дьявол? Если дьявол не враг Бога, то кто он?
 Вечером, на кухне вместе с мамой и бабушкой Женя пила чай.
- Бабуля, -  спросила Женя, -  а ты Тору читала?
Генриетта Самуиловна положила кусочек сыра на приготовленный хлеб с маслом и сказала,
- Мне рассказывали. Твой дед, а я ему всегда доверяла.
- Женька, а почему ты спрашиваешь? -  спросила Фаина Львовна.
- Да так, хотела у вас кое-что спросить.
- А что, разве Рафаил Натанович не знает, что написано в Торе? -  спросила Генриетта Самуиловна.
- Знает, ваш Рафаил Натанович знает всё! -  ответила Женя.
- Женя, а почему ты так говоришь? -  сказала Фаина Львовна, -  я думала, что у вас с Рафаилом Натановичем доверительные отношения.
- Доверительные, мама, очень даже доверительные, -  Женя поставила поближе к своей чашке вазочку с вишнёвым вареньем.
- Женечка, -  сказала Генриетта Самуиловна, -  если раввин сразу не отвечает на вопросы, он говорит, что занят. И это не значит, что он плохой.
- Мама, а ты никогда не хотела отсюда уехать? -  спросила Женя, не обращая внимания на заявление бабушки.
- Женя, мы не так воспитаны. Ты же знаешь, кем был наш дедушка.
- Знаю. Член партии и очень любил свою Родину. За это его и посадили.
В глазах Генриетты Самуиловны появились слёзы.
- Женя, так нельзя при бабушке!
- Прости, бабуля, я не хотела.
- Не извиняйся, Женечка, ты права, -  сказала Генриетта Самуиловна, -  азох ун вей этой Родине.
- Женя, у тебя что-то случилось.
- Ничего не случилось, мама. Просто я хотела спросить.
- Женечка, -  сказала Генриетта Самуиловна, доставая платок, -  когда хочется спрашивать, надо спрашивать.
- Как вы думаете, Бог умел писать? -  спросила Женя.
- Я думала, ты спросишь, хорошо ли жить в Израиле? -  сказала Фаина Львовна.
- Ты думаешь, что Израиль написан по-другому, чем Россия? -  спросила Генриетта Самуиловна.
- Нет, вы меня не поняли. Я вообще спрашиваю, то есть изначально, умел ли Бог писать?
- Как Бог может чего-то не уметь, какой же он тогда Бог? -  сказала Фаина Львовна.
- Но христиане говорят, что их книги тоже написаны Богом, -  возразила Женя.
- Ну и что?
- Как что! Мама, неужели ты не понимаешь, что Бог не мог написать и то и другое. Значит, либо кто-то врёт, либо Бог не умел писать. Или …, появляется ещё третий вариант, я только сейчас об этом подумала: Бог у всех разный.
- Женя, в тебе говорит твоё математическое образование. Я не думаю, что в вопросах веры математика может помочь.
- Конечно, удобнее вообще ни о чём не думать.
- Не груби.
- Мама, а я знаю, что ты читала Евангелие.
- Читала, ну и что?
- Что там тебе не понравилось?
- Женечка, -  стала отвечать за дочь Генриетта Самуиловна, -  зачем тебе читать про этого Ёшку? Его придумали, чтобы морочить людям головы.
- Мама, ты тоже так думаешь?
- Я не знаю, -  ответила Фаина Львовна.
- Фая, ты помнишь Оксану? -  спросила Генриетта Самуиловна.
- Конечно, помню. Мы же вместе жили. Её сын на год старше Женьки. А что?
- Вчера я встретила Марка. Он стал такой видный, что начал даже чистить ботинки. Когда-то он ухаживал за Оксаной. Но, Оксана вышла замуж за этого инженера Витю. Теперь Марк стал таки кандидатом наук, а Витя нет.
- Бабушка, ну причём здесь Оксана, Витя?
- Женечка, когда мы жили на старой квартире, у Оксаны с Витей родился сын, почти на год раньше, чем ты, а Марка в это время не было.
- Ну и что? -  вздохнула Женя.
- С их сыном ты в детстве вместе играла в песочек, -  продолжила Генриетта Самуиловна, -  а потом сначала он поступил в университет, а потом и ты.
- Мама, что ты хочешь сказать? -  не выдержала Фаина Львовна.
- Я хочу сказать, что он тоже много читал.
- А сейчас перестал? -  спросила Женя.
- Я не думаю, что в психиатрической больнице разрешают читать, -  ответила Генриетта Самуиловна.
- Господи, Сашка в психушке? Такой хороший мальчик.
- Да, Фаячка, он именно там. Это такое горе для их семьи.
- А давно? Из-за чего? Что ещё рассказывал Марк?
- Что он мог ещё рассказать? У меня стали отниматься ноги, но я не пригласила его в гости. А Марк сказал, что он не может долго разговаривать на улице.
Сашка и был тот самый мальчик, которому Женя отправила свой последний ядовитый алгоритм.
- Что-то у меня голова заболела, -  сказала Женя, -  я пойду спать.
- Фая, -  сказала Генриетта Самуиловна, когда Женя ушла, -  Женя -  несчастный ребёнок, и всё из-за этого рыжего хазара.
Фаина Львовна ничего не ответила, и стала мыть посуду.

 Женя не легла спать. Она переписала с компакт- диска в жёсткую память своего компьютера новую книгу Ивана Петровича, и начала читать.
…
"Не знаю, сколько пройдет лет, только в Каперне расцветет одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль. Однажды  утром  в морской дали под  солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны,  прямо  к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без  криков и выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь  и ахая; и ты  будешь стоять  там.  Корабль  подойдет  величественно  к  самому  берегу  под  звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах,  в  золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка. Зачем вы  приехали?  Кого вы  ищете? -  спросят люди  на берегу.  Тогда ты  увидишь храброго  красивого принца;  он будет  стоять  и протягивать  к   тебе  руки.  Здравствуй,  Ассоль!  -   скажет  он. -  Далеко-далеко отсюда  я  увидел тебя  во сне  и приехал, чтобы  увезти  тебя навсегда  в  свое  царство.  Ты будешь  там жить со мной в розовой  глубокой долине. У тебя будет  все, чего только ты пожелаешь;  жить с тобой мы станем так дружно и весело,  что никогда твоя  душа  не узнает слез  и печали" .
- Ты веришь, Лилит, что так было на самом деле?
Лайт осторожно взял руку Лилит, и поцеловал.
- Я не знаю, -  ответила Лилит.
Господи, -  подумала Женя, -  как жалко эту девочку. Она попала в автомобильную катастрофу и повредила позвоночник, так и не успев завести детей. А теперь …, теперь она лежит и не может пошевельнуться. А Лайт каждый день приходит к ней в больницу. Лайт -  её муж. Лайт рассказывает Лилит сказку, которую он придумал сам, а назвал её так же, как Александр Грин - "Алые паруса". Лилит нравится сказка, но она не верит. А Лайт верит. Лайт верит, что они с Лилит смогут танцевать, как и раньше, и даже ещё лучше. Лайт и Лилит были чемпионами всей земли по бальным танцам. Они всегда были вместе. Без них на земле не обходился ни один праздник. Живые цветы и ладоши в ладоши. Браво Лайт! Браво Лилит! Лилит не верит, но Лайт не отчаивается, его сказка только начинается.

 Женя не заметила, как уснула, и не поняла, написал об этом Иван Петрович, или то, что она увидела, пришло к ней во сне. Вместе с другими людьми Женя стояла на берегу солёного моря. А недалеко от берега на тихих волнах стоял белый корабль с громадой алых парусов. От корабля отделились лодки в золоте и цветах. Лодок было столько же, сколько и людей, стоящих на берегу. Но лодки не подплывали к берегу, лодки были пусты и чего-то ждали. А в алых парусах белого корабля, освещённых солнечным светом, сияла надпись: "Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям" .

 Женя проснулась и поняла, что сегодня она не пойдёт на занятия. Всего две пары, -   спецкурс по матанализу. Ничего страшного, можно и пропустить. Она любила математический анализ, но сегодня не до него. Надо дочитать книгу, и позвонить Ивану Петровичу. Нет, сначала позвонить. Хотя, ещё рано, в такое время звонить неудобно. Надо умыться, позавтракать, а потом можно и позвонить.
Мама с бабушкой ещё спали. Женя приняла душ, выпила кофе с хлебом и сыром, и, захватив трубку радиотелефона, ушла к себе в комнату.
- Да, -  ответили Жене.
Странно, женский голос, -  подумала Женя, и сказала,
- Это Мельникова Женя. Пригласите, пожалуйста, Ивана Петровича. 
- Я не могу пригласить Ивана Петровича, -  ответили Жене.
- Почему?
- Потому что он умер.
Женский голос сменили короткие гудки.
Женя сначала ничего не поняла, а когда поняла, упала на кровать и тихо заплакала. Что я делаю? -  сказала вслух Женя, -  какая я сука! Сначала Сашка, а теперь Иван Петрович. А этот …, Натаныч, …, ну ничего, я как знала, получит он мой подарочек. Полуденный раввин, блин!
- Женя, у тебя всё нормально? -  Фаина Львовна подошла к двери Жениной комнаты.
- Всё нормально, мама, -  ответила Женя, -  я разговариваю по телефону.
- Ты не идёшь на занятия?
- Нет, мама, у меня сегодня выходной.
Надо сходить на кладбище к Ивану Петровичу, -  подумала Женя. Хотя почему на кладбище? Может быть он ещё дома? Сейчас ещё раз позвоню, извинюсь, и спрошу. Но, кто-то захотел поговорить с ней раньше, по мобильному телефону. Женя взяла трубку.
- Я слушаю.
- Женя? -  спросил приятный мужской голос.
- Да, это я.
- Женя, вы извините, что я вас беспокою. Я работаю вместе с вашим папой. Он просил вас зайти. Что-то очень срочное.
- А что случилось?
- Вы не беспокойтесь, ничего не случилось. Просто отец сейчас очень занят, и просил позвонить меня.
- А куда зайти, в ресторан?
- Да, в ресторан.
- А когда?
- Он сегодня будет весь день на работе. Так что, как вам будет удобно. Но, чем скорее, тем лучше. Он вас ждёт.
- Хорошо, я приду.
Странно, -  подумала Женя, -  телефон не определил номер. Женя вернула телефон на прежнее место, и стала собираться к отцу.

Часть 2. Воин
Глава 10.  Дик

 Белая "Нива" бежала по земле с дождём. Земля, закатанная в асфальт, закончилась. И началась другая земля -  в шрамах и камнях, неживая и жёсткая без дождя, и живая и мягкая с дождём. Людям на ногах и людям на колёсах трудно бежать по земле с дождём. Но, земля об этом не знает, земля дышит и любит дождь.
- Не беспокойтесь, Иван Петрович, скоро приедем. Когда-то все люди жили в деревнях. Может быть, они по-другому назывались, только всё равно это были деревни. Запах сена, парное молоко и печки по-белому.
- А всё-таки, Капитан, -  Иван Петрович взялся за ручку стеклоподъёмника, -  меня беспокоит тело.
- Какое тело?
- Сейчас поясню, -  Иван Петрович закрыл стекло, -  перед тем, как человека похоронить в земле, сначала в этой земле роют яму, а потом кладут туда гроб. Логично?
- Логично, -  согласился Крон.
- А в гробу? Кто-то же должен быть в гробу вместо меня. Не может же гроб быть пустым.
- А вот вы о чём, -  Крон тоже закрыл стекло, оставив лишь щёлочку, через которую стало трудно пробиваться водяным каплям.
- Это трудный вопрос? -  спросил Иван Петрович.
- Нетрудный. Просто я думаю, как вам на него ответить. Как вы думаете, Иван Петрович, какое тело легче изменить и подделать, -  живое или мёртвое?
- В мёртвом нет жизни, -  начал рассуждать вслух Иван Петрович, -  значит, в мёртвом нет движения. А всё то, что не имеет движения, гораздо легче изменить и подделать. Получается, что мёртвое подделать гораздо легче, чем живое.
- Как сложно вы говорите, Иван Петрович. Хотя, всё понятно, и даже красиво. Значит, я ответил на ваш вопрос?
- Да, но, как же сделать другое тело?
- А это уже другой вопрос, и я не могу на него ответить. Скажу лишь, что вы, вернее ваш образ, находится в нашем компьютере.
- Почему же, вы ответили. Я понял, только …
- Что, Иван Петрович?
- Как мой образ мог попасть в ваш компьютер? Эта процедура, насколько я понимаю, не столь уж проста.
- А вы вспомните, Иван Петрович. Примерно, месяца полтора назад вас вызывали в поликлинику, чтобы пройти плановую флюорографию.
- Да, было такое. Только в моей поликлинике сказали, что у них испортился аппарат, и предложили обратиться в другую, где и оборудование гораздо новее.
- Ну вот, я ответил вам и на этот вопрос.
- Господи, Капитан, как вы всё это …. Мне даже страшно стало.
- А вот это, Иван Петрович, ни в коем случае! Пусть боятся они, а не вы.
 Земля закончилась и началась вода. Они подъехали почти к самому берегу. В воде отражались звёзды с вождём, которому исполнилось половина луны. Вождь остановил дождь, и звёзды играли со своим водяным отражением, удивляя недвижимые огоньки деревенских домиков, которые стояли на высоком острове. Крон выключил двигатель, и, открыв дверцу автомобиля, опустил ноги на землю. Чёрное четырёхлапое существо вышло из темноты, и, опустив передние лапы на колени Крона, лизнула его в лицо.
- Это Дик, -  сказал Крон, и добавил, -  он тоже наш.
- Мы приехали? -  спросил Иван Петрович.
- Почти, -  Крон погладил Дика по голове, -  наша деревня на острове. Сейчас подойдёт паром.
- Какой здесь воздух! -  Иван Петрович открыл дверцу, -  а откуда паромщик знает, что мы приехали?
- Он нас видит. Дик, пойди и познакомься с Иваном Петровичем.
Дик оставил Крона, и, подойдя к Ивану Петровичу, сначала обнюхал ноги, а потом положил правую лапу на его колено.
- Здравствуй, Дик, -  сказал Иван Петрович, пожимая лапу Дика, -  я -  Иван Петрович.
Дик лизнул руку Ивана Петровича.
- Чёрный лабрадор, красавец. Он, что, всех так любит?
- Нет, -  ответил Крон, -  Дик -  воин. Просто он чувствует, что вы -  свой.
- Как вы сказали, воин?
- Да, а что вас так удивило?
- В моей сказке воины -  это Иисус и его верные друзья.
Крон вышел из машины и достал сигареты.
- По-моему это слово существует давно, с тех пор, как появились люди; и стали убивать друг друга. А разве Иисус кого-нибудь убил?
Иван Петрович погладил Дика и, оставив "Ниву", подошёл к самой воде. От острова отделился большой плот с защитными стенами, и стал медленно по звёздам плыть к противоположному берегу.
- Иван Петрович, а вы мне не ответили.
- Я написал об этом в своей книге.
- А вы мне так и не сказали, как называется ваша книга?
- "Алые паруса Иисуса".
- А причём здесь воин?
- Воин -  это охотник за Знаниями. Настоящий воин никого не убивает, он расставляет силки, чтобы поймать Знания. Воин борется с самим собой -  с собственным Богом. В этой борьбе никто никого не убивает. Бог проверяет воина, чтобы понять -  "…кто ты трус, иль избранник судьбы?"  Этим и объясняется название Израиля -  "борющейся с Богом". Божественные знания сопротивляются, и попадают только к настоящим воинам.
- Значит, знания попадают к воину в рабство?
- Когда знания пойманы, они не становятся рабами воина. И воин не становится рабом знаний. Знания -  это союзники, это повод для созерцаний, для размышлений воина. "Иисус сказал: Будьте прохожими" . Воин наблюдает и размышляет, а потом начинает действовать, -  создавать собственные Высшие знания.
- А почему вы сказали -  Высшие знания? Значит, бывают низшие?
- Это условно. Нельзя, например, решать задачи по высшей математике, не зная при этом таблицу умножения.
- А как же воин может определить, -  знания попали к нему, или нет? А вдруг попался обман?
- А это можно почувствовать, как Дик. Он же не каждому подаёт лапу и лижет лицо. К тому же за знаниями не нужно ходить в небо. Небо не обманывает, но оно может только помочь, а все знания находятся здесь -  на земле.
- А как же небо может помочь?
- А оно существует, в этом и заключается его помощь.
Крон потушил сигарету, подойдя ближе к воде, он встал рядом с Иваном Петровичем, и посмотрел на подплывающий паром.
- А что значит настоящий воин? Разве бывают ненастоящие?
- Настоящий воин -  это свободный воин, который никогда и никому не лжёт, а, прежде всего себе.
- А разве такое возможно, Иван Петрович?
- Возможно, Капитан. В это трудно поверить, поэтому настоящих воинов очень мало.
- А мне понравилось название вашей книги. Как стихи. Только я не совсем пониманию, Иван Петрович, какая здесь связь, -  Александр Грин, Иисус, воин?
- А Иисус и есть воин. Его воины под Алыми парусами Высших знаний пришли к людям.
- Наверно, Высшие знания -  это очень сложно?
- Я так не думаю, Капитан. Как правило, эти знания мало кому нужны. О них удобнее не знать и оставаться в толпе. А тот, кто выбирает другой путь, получает одиночество и уходит. У каждого воина свой путь, и обратной дороги нет. Свернуть или уйти уже невозможно. А толпа мстит, воин всегда один. Одиночество -  это месть толпы. Поэтому и кажется, что Высшие знания -  это очень сложно.
- Вы думаете, что Александр Грин, когда писал свои "Алые паруса", думал, что Иисус -  настоящий воин, и толпа ему за это отомстила?
- О чём думал Александр Степанович я не знаю. Это не алгоритм, который можно разложить по полочкам. Да и нужно ли раскладывать? Грина может понять только Грин. Сам Грин понимает себя только тогда, когда пишет. Поэтому таких людей и зовут писателями. И каждый Грин ждёт того, кто прочитает его Алые паруса. Прочитает по-своему, и тогда он поймёт Грина.
- А у писателя Сиротского есть свои полочки? Или Сиротский перестаёт быть математиком, когда пишет свои Алые паруса?
- Сиротский не перестаёт. Сиротский пытается из логики сделать цветные огоньки, чтобы потом надеть их на ниточку, как бусы.
- Логика и цветные огоньки, -  повторил Крон, -  и всё на ниточке.
- Да. На этой ниточке каждая бусинка передаёт каплю от своего цвета другой бусинке. Поэтому бусы и светятся. Когда я писал, мне казалось, что я вижу бусинки Грина.
- А Грин видел Иисуса?
- По-моему, да. Такие сравнения, а главное сама идея, не могут быть случайными.
- А какие, сравнения, Иван Петрович?
- Каперна Грина -  это Капернаум, приморский город на северо-западном берегу Геннисаретского озера. Переводится, как город утешения. Город, который любил Иисус, там он и исцелял и ходил по воде. Он даже называл этот город своим. А Александр Грин умер христианином в Старом Крыму.
- А сейчас Капернаум существует?
- К сожалению нет, его разрушили, кажется в четырёхсотом году.
- Тоже воины?
- Я не думаю, что воин -  это тот, кто разрушает. Воин -  это тот, кто понял, что такое любовь. Такого воина ждёт не только Ассоль, его ждут все. Иисус -  воин, но не …, впрочем, об этом не скажешь в двух словах.
- Вы знаете, Иван Петрович, а я вижу вашу книгу в твёрдом и красивом переплёте.
- Если бы так?
- Пойдёмте в машину, -  Крон опустил руку на плечо Ивана Петровича, -  сейчас причалит паром. Мы переправимся на остров, а там у нас будет борщ, настоящий деревенский борщ. Вы любите борщ, Иван Петрович?
- Со сметаной?
- Конечно, со сметаной.
- А Дик поедет с нам?
- Да он уже в машине.

Глава 11.  Сказка

 Паром остановил у берега острова с деревянными домами в железных крышах и резных кружевах. В этой деревне деревянных домов не было заборов. Но, были условные двери, с которых и начинался каждый двор. Белая "Нива" стояла во дворе дома, на двери которого было написано: "Здравствуйте. У нас добрая собака". 
В большом деревянном кресле около окна с васильковыми занавесками отдыхал Крон. У его ног дремал Дик, опустив голову на лапы. За длинным и высоким столом, покрытым белой скатертью, сидели Иван Петрович и паромщик Назар, -  широкоплечий человек небольшого роста со светлыми глазами. Руки, которые по праву могли принадлежать исполину, Назар держал на коленях. Около печки хлопотала девушка в белом сарафане. Русая коса и глаза одного цвета с морем напоминали о сказочной Ассоль. Но, девушку звали не Ассоль, девушку звали Маша.
- Спасибо, Машенька, -  сказал Иван Петрович, -  не помню, когда я так ел.
- На здоровье. Может быть ещё что-нибудь, Иван Петрович? -  улыбнулась Маша.
- Нет, что ты. Спасибо. Я здесь вообще чувствую себя, как в другой стране.
- А это и есть другая страна, -  сказал Крон, -  и люди здесь тоже другие.
- А школа здесь есть? -  спросил Иван Петрович.
- Конечно есть. И школа, и дом для писателя Семьянинова, и Церковь.
- А что написал писатель Семьянинов? -  спросила Маша, присаживаясь к столу.
- Сказку, -  ответил Иван Петрович.
- А почитать дадите? -  спросила Маша.
- Сказку пока не напечатали, -  ответил Крон, -  но, если ты очень попросишь, то я думаю, что Иван Петрович нам расскажет.
Дик подошёл к Ивану Петровичу и, опустив правую лапу на колено, заглянул в глаза.
- А я очень люблю сказки, -  сказала Маша,  -  а про что сказка?
- Про Алые паруса. Только, -  Иван Петрович улыбнулся, и погладил Дика, -  мне придётся рассказывать своими словами. Она же ещё не напечатана.
- Жили- были …, -  начала Маша.
- Жили- были, -  повторил Иван Петрович, -  юноша и девушка. Юношу звали Лайт, а девушку звали Лилит. Они стали мужем и женой, потому что любили друг друга. Лайт и Лилит были чемпионами всей земли по бальным танцам. Они всегда были вместе. Без них не обходился ни один праздник на земле. Им улыбались и дарили цветы, им хлопали в ладоши и кричали "Браво!". Они были счастливы. Но, у Лайт и Лилит не было детей.
Однажды Лилит тяжело заболела, и не верила в то, что она когда-нибудь выздоровеет. А Лайт верил. Лайт верил в то, что Лилит выздоровеет, и у них обязательно будут дети. Лилит должна поверить в сказку, которую придумал Лайт. И Лайт начинает рассказывать Лилит сказку про Алые паруса.
В этой сказке Алые паруса любили друг друга, как навечно влюблённые отец и мать, поэтому их любовь ни в чём не нуждалась. Алые паруса не могли надышаться друг другом, и имели всё, что они только пожелают. Их желания так быстро исполнялись, что им казалось, будто, это само собой разумеется, потому что как может быть по-другому? -  они не знали. Они были счастливы и ни о чём не думали. Но в один прекрасный день Алые паруса поняли, что у любви должны быть дети. Когда у любви нет детей, то любви становится скучно, и от этого любовь может умереть.
Иван Петрович снял и снова надел очки.
-  Но давным-давно злая и хитрая колдунья заколдовала Алые паруса так, что они могли иметь всё, что пожелают, кроме одного -  Алые паруса не могли иметь детей. А хитрая колдуньи предсказала, что спасти Алые паруса могут только их дети, но при условии, что дети поверят в Алые паруса, и полюбят друг друга так же, как их отец и мать. И Алые паруса придумали сказку, в которой у них должны появиться дети.
Люди -  это дети Алых парусов. Но человек не должен знать, что его придумали, потому что тогда злая колдунья может заколдовать и человека, и тогда Алые паруса невозможно будет спасти. Только свободный человек, который не знает, что его придумали, может поверить в сказку и полюбить Алые паруса. Только свободный человек может полюбить, потому что, единственное, чего боится злая колдунья, -  это свободы.
И вот, появляются первые люди, -  белые и чёрные, толстые и худые, высокие и низкие. Все люди разные, но самые смелые из них, которые сражаются за любовь, пишут сказки. Сказки тоже разные, но все они похожи друг на друга, потому что все они про любовь. Людям нравится жить, потому что они любят друг друга, потому что люди верят в сказки, и сказки сбываются. И остаётся совсем немного времени, чтобы спасти Алые паруса.
Но именно в это время люди начинают спорить о том, чьи сказки лучше. В этих спорах люди начинают забывать своих первых - самых свободных и смелых, которые написали сказки. Люди думают, что они стали взрослые, и перестают верить в Алые паруса. Люди отнимают у сказок то, во что они не верят. И отнятые сказки замирают, как цветы без воды, и перестают сбываться. А люди рассказывают другим людям, что сказки перестали сбываться, потому что сказки - это ложь. И придумывают новые сказки, которые на старые вовсе и не похожи. Потому что в новых сказках люди придумывают обман, и любят то, что их обманывает. А когда люди любят то, что их обманывает, они перестают быть свободными. А потом создают свои обманные законы, непохожие на сказки.
Но Алые паруса ничего не могут поделать, потому что они сами придумали правила, по которым получаются люди. Не могут же они нарушить собственные правила. По этим правилам любовь должна беспрекословно слушаться людей, которых придумали Алые паруса. Потому что все люди должны быть свободны, потому что все люди - это Алые паруса. Но, об этом люди узнают только тогда, когда сбываются сказки. А когда сказки не сбываются, Алые паруса умирают, потому что их некому спасать.
- Неужели Алые паруса умерли? -  спросила Маша.
- Конечно нет, -  ответил Иван Петрович, -  Алые паруса не умерли, они ждали хотя бы одного человека, который поверит в сказку, и расскажет и покажет её людям. Они ждали воина, который спасёт Алые паруса. И этот человек пришёл. Он пришёл не один, с ним пришли его верные друзья. Но, он был самым добрым и смелым. Он рассказывал людям сказки, и для тех людей, кто верил, сказки стали оживать, как цветы, которых напоили водой. И сказки стали сбываться. А самый смелый и добрый из всех людей построил белый корабль с Алыми парусами, и сказал, что каждый человек сможет войти в свою сказочную лодку в золоте и цветах, которая приведёт его к этому кораблю.
- Как Ассоль? -  спросила Маша.
- Конечно, как Ассоль, каждый человек, как Ассоль, и у каждого своя лодка.
- А Лилит правда выздоровеет, если поверит?
- Конечно. Конечно выздоровеет. Она поверит в сказку про самого смелого и доброго человека на земле.
- А кто он, этот самый смелый и добрый человек, который поверил в Алые паруса? -  спрашивает Маша.
- А о нём я расскажу позже, -  после того, как ты поспишь. Потому что Ассоль должна отдыхать, чтобы, однажды проснувшись, поверить в сказку.

Глава 12.  Мёртвые книги

В маленькую мансарду с балконом и цветами заглядывало небо. На полу между кроватями поместилась ваза с отшумевшими камышами и круглый столик на трёх ножках. С вазы, тому, кто на неё смотрел, улыбалась девушка. Тёмное круглое пятнышко между бровями девушки напоминало обо всём наоборот: о чёрной луне на белом небе и чёрных облаках. А на голове девушки возвышался кувшин, который она придерживала правой рукой. На кровати, стоявшей у открытой балконной двери, лежал Крон. Крон курил и смотрел в небо.
- Ничего, что я здесь курю, Иван Петрович?
- Да пожалуйста, балкон же открыт, -  Иван Петрович сидел на другой кровати, прислонившись спиной к стене.
- Иван Петрович, я всё думаю о ваше сказке. Лайт и Лилит  -  это и есть Алые паруса?
- Да. Лайт - это Свет, а Лилит - Тьма.
- Интересно, алое получается из чёрного и белого? Но, я сейчас не об этом. Получается, что человек появился из мысли Алых парусов?  -  то есть из Света и Тьмы?
- Во всяком случае, в моей сказке это так.
- Я вот что не могу понять, -  Крон приподнялся на кровати и сел, прислонившись спиной к стене, -  Алые паруса это очень красиво, но паруса, как бы они ни любили друг друга, всё равно остаются мёртвыми, а не живыми. А как же человек? Получается, что человек появился из чего-то мёртвого?
- А в вашей…, нет, теперь уже в нашей, -  в нашей деревне есть гармонь?
- Конечно есть. Какая же деревня без гармони? -  улыбнулся Крон, -  а причём здесь гармонь?
- Гармонь -  мёртвая или живая? -  спросил Иван Петрович.
- Когда на ней играют, она …, а действительно ….
- А как вы думаете, Капитан, у гармони есть руки, ноги, голова?
- Я вас понял, Иван Петрович. В вашей сказке Алые паруса -  это и есть гармонь, которая больше всего на свете хочет, чтобы на ней играли, -  тогда она оживает.
- Поэтому гармонь придумала ум, -  добавил Иван Петрович, -  а ум придумал душу с головой и руками, чтобы душа играла на гармони.
"Нет горького в вине,
 Есть горькое в губах,
 Нет звуков на струне,
 Есть звуки на руках".
- А чьи это стихи?
- Не помню. Какой-то неизвестный поэт. А гармонь -  это гармония. Только две клавиши: белая и чёрная, как Свет и Тьма. Белое делится с чёрным и освещается под разными углами света, -  так появляются краски, так появляются Алые паруса.
- Как вы объединили звук и цвет, -  Крон затушил сигарету, и лёг на кровать, заложив ладони под затылок.
- Это не я объединил. Это -  гармония.
- Значит, гармония должна цвести и звучать, -  тогда она живёт. Интересно. Действительно, сказка. Очень красивая сказка.
- Вы думаете, что в жизни такого не бывает, Капитан?
- Иван Петрович, в жизни есть такие, как Дуст, Глазьев, Зильбер, и миллионы таких же тварей, только с другими именами.
- А они, эти твари, ни в чём не виноваты.
- Не понял!
- В моей сказке Свет и Тьма -  свободны. Их взаимодействия определяет только один закон -  закон любви.
- Снова не понял, -  Крон убрал ладони от затылка, и сел на кровати.
- "Не ставьте предела кроме того, что я утвердил вам, и не давайте закона как законодатель,  дабы вы не были схвачены им" .
- А откуда это?
- Это говорит Иисус в сказке от Марии. Утверждённый закон -  это любовь, других законов нет. Свет и Тьма любят друг друга, и играет гармонь.
- Интересно, твари, которые хотят вас убить, родились на рассвете или на закате?
- Рождение это следствие от соприкосновения Света и Тьмы. А, когда родится тварь, ближе к рассвету или к закату, не столь важно. Зависимость здесь, наверное, есть, но, она кривая, а не прямая. В момент зачатия Свет соединяется с Тьмой, и что происходит потом, что получается в твари больше, -  света или тьмы? – не знает никто.
- Вы хотите сказать, что твари, которые пожелали вас убить, не появились просто из-за того, что они твари? Их появление вполне закономерно?
- Появления таких тварей -  есть желания большинства людей, которые живут во тьме.
- Что ж это за гармония такая, которая цветёт за счёт таких …, их и людьми- то не назовёшь! -  Крон встал, обнажая торс, напряженный, как тетива лука, -  Я видел смерть, и был смертью! Какие же они люди?! Люди, которые желают убийц, -  страшная у вас сказка, Иван Петрович.
Крон взял сигарету, и, опустившись на кровать, сказал,
- Действительно, получается какая- о кривая гармонь. Извините, Иван Петрович, я, кажется, кричал.
- Не за что. Вам не за что извиняться, Капитан. Может быть, и гармонь кричит вместе с вами.
- У вас замечательная сказка, Иван Петрович. Только не очень-то я верю в гармонию. Я знаю, что я хочу и буду. Пока я живу, я буду защищать добрых людей и их книги. В этом и заключается моя вера. А если нужно будет, хочет этого гармония или нет, я буду убивать тварей, которые мешают жить.
- Хорошо, Капитан.
- Что-то я разозлился, Иван Петрович. Давайте лучше про Алые паруса. Вы так и не рассказали до конца про самого смелого и доброго воина на земле.
- А до конца я и не могу рассказать. Конца у этой сказки нет.
- Ну хорошо, -  согласился Крон, -  тогда расскажите про мёртвые сказки, которые завяли, как цветы без воды, а потом ожили. Потому что, я всё равно не понимаю, как мёртвое можно оживить? Может быть и Дуст умел играть на гармони?
- Может быть, Капитан. Только те люди, которые пишут мёртвые книги, не умирают. Они оживают тогда, когда их читают. Так оживают цветы, когда их ставят в воду. Но не каждому дано оживить мёртвую книгу, даже если он её прочтёт.
- Значит мёртвые книги -  это цветы?
- Конечно, цветы. Мёртвые книги -  это мёртвые цветы. А живая вода для них -  это наши переживания, которые нельзя подделать.
- А книгу можно подделать?
- Можно. К сожалению, можно. Вы же подделали моё тело. Если оживить мёртвые книги, то они восстанут из могил как самые смелые и добрые воины. Мёртвые книги -  это свободные книги, поэтому они и вызывают страх, поэтому их и подделывают. А подделка убивает живых людей, и мёртвые книги для них действительно становятся мёртвыми.
- Интересно, а как выглядели первые мёртвые книги?
- В моей сказке -  это стихи. А поддельщики сделали из них прозу. Перевести стихи, сохраняя дух автора, очень сложно. А сделать из стихов прозу, исказив смысл, никакого труда не составляет.
- Но, это, смотря из каких стихов. Из стихов Пушкина, например. Как можно прозой исказить стихи Пушкина? Хотя, если их перевести на другой язык, скажем на китайский?
- А что, давайте попробуем. Только наоборот: допустим, что мы с вами китайцы, а Пушкин наш народной китайский поэт.
- Допустим, -  согласился Крон.
- Русские не знают китайского языка, -  продолжил Иван Петрович, -  а мы с вами умные китайцы, и прекрасно знаем русский язык. Более того, мы долго живём в России, и знаем законы, обычаи и нравы этой страны.
- А что мы будем переводить? -  спросил Крон.
- Да что угодно. Вы помните какие-нибудь стихи Пушкина?
- Помню. Наверно, это помнит каждый, с детства:
"Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя,
 То, как зверь она завоет, то заплачет, как дитя".
- Очень хорошо. А теперь сделаем перевод:
"Страшная тьма закрыла небо над Москвою. Стало холодно и жутко, и огромные снежные вихри стали носиться над землёю. Они превращались в диких зверей и убивали людей, которые не верили в Бога. Мужчины стонали, женщины кричали и выли, и плакали навзрыд дети". Вот вам и перевод!
Иван Петрович снял очки.
- Что-то я разозлился, Капитан. Боюсь, как бы и мне не пришлось кричать. А на дворе уже глубокая ночь. Я вас заговорил. Я, как понимаю, остаюсь, а вам завтра снова в бой.
- Об этом не беспокойтесь, Иван Петрович. Я вас с удовольствием слушаю. Не могу сказать, что я со всем согласен. Но, …
- Так и нельзя соглашаться, -  Иван Петрович надел очки, -  мёртвые книги оживают только для тех, кто с ними не соглашается.
- Как же тогда от искажённой прозы подняться до истинных стихов? -  спросил Крон, -  а если и удастся, где гарантия, что ты понял стихи?
- В моей сказке этого нет. "Те, кто наследует мертвое, мертвы сами, и они наследуют мертвое. Те, кто наследует живое, -  живы, и они наследуют живое и мертвое".  Эту сказку написал Филипп.

Звёздные капли, как огненные слёзы, стыли на чёрных вершинах. Небо не скрывало и делилось звёздами, и они отражались в водных глубинах земли. Если дышать и смотреть в воду, можно увидеть, как блестят звёзды. Если дышать и смотреть в небо, можно увидеть, как светят звёзды.

- Иван Петрович, -  спросил Крон, -  а как Иисус стал воином?
- Он оживил мёртвые книги.
- И понял стихи?
- Я думаю, что понял. Главное -  Иисус понял, что такое любовь и, что такое грех.
- Грех? -  переспросил Крон, и добавил, -  наверно это трудно объяснить, так же как и любовь.
- В сказке, которую написала Мария, Иисус говорит: "Вот почему вы болеете и умираете, ибо вы любите то, что вас обманывает. Тот, кто постигает, да постигает!" .
- Значит, в любви нет обмана?
- Нет.
- Как же тогда можно любить то, что обманывает? Если в вашей сказке Свет и Тьма затеяли игру, допускающую убийство, кто в этой игре является главным обманщиком?
- А как вы думаете, Капитан, то, что предсказал старый сказочник Эгль для маленькой Ассоль, исполнилось? Или нет?
- Я думаю, что исполнилось.
- Тогда, по-вашему, Артур Грей обманщик?
Крон встал и, подойдя к Ивану Петровичу, сел напротив вазы с улыбающейся девушкой, прямо на пол, скрестив ноги.
- Иван Петрович, …я не знаю.
- А если бы Ассоль узнала, что её обманули, она бросила бы Грея?
- Если бы Ассоль полюбила Грея, а он полюбил Ассоль, …я не думаю, что кто-то мог кого-то бросить. Даже, если бы обман и раскрылся.
- Так обманщик Артур Грей? Или нет?
- Получается, что нет. Но, только при условии …
- При условии взаимной любви, -  вы это хотели сказать, Капитан?
- Да, Иван Петрович.
- Поэтому воины Иисуса и оживили мёртвые книги. И всё поняли, и обо всём договорились, и построили белый корабль с Алыми парусами, и пришли к людям.

Часть 3. Анаконда
Глава 13.  Да, нет, не знаю

 Сергей Афанасьевич Глазьев жил в четырёхкомнатной квартире на восьмом этаже шестнадцатиэтажного дома, на берегу великой русской реки. Кроме четырёх комнат в этой квартире были ещё две лоджии и кухня, в которой стоял кожаный диван и раскладной стол со стульями. Вместе с Сергеем Афанасьевичем в этой же квартире жила Светлана Андреевна и кот Матвей. Дети давно оставили и кота и родителей, и уехали в самый главный город России, где нет великой русской реки, но есть великие традиции, позволяющие скупать и гордиться величием. Сергей Афанасьевич стоял на одной из своих лоджий и рассматривал в старый полевой бинокль парусные яхты. Яхты рассекали воду, как белые птицы, которым в детстве отрезали лапы. Яхты знали, что они птицы, но от этого знания всё равно не могли летать.
Бинокль достался Сергею Афанасьевичу от деда -  героя гражданской войны. Перед тем, как срезать царские погоны, дед ловил и убивал тех, кто тоже мечтал носить погоны, -  за это и получил в подарок бинокль. А потом, надев фуражку с красной звездой, дед убивал тех, кто отказался срезать погоны. Дед не успел убить всех, и один из неубитых решил отомстить ему за подарок. Деда посадили в концентрационный лагерь, откуда он не вернулся, а бинокль остался дома. Отец Сергея Афанасьевича никого не убивал, потому что ничего не слышал. В детстве огромная балка, отказавшаяся поддерживать старые церковные устои, сорвалась и ударила его по голове. С тех пор он и потерял слух. Но, это не помешало его страстному увлечению, столь не свойственному обычному деревенскому жителю, -  отец Сергея Афанасьевича любил паруса. Он делал их сам, и, приспособив к обычной деревянной лодке, превращал её в парусную яхту. Маленький Серёжа любил ходить с отцом под парусом, несмотря на издевательства местного трудового народа. А народ справедливо считал, что лодка нужна для того, чтобы ловить с неё рыбу, а не просто плавать. Тем более что такая прочная материя, которая служила парусом, могла пойти на другие хозяйские нужды, но ни как не использоваться для такой ерунды.
Хождения под парусом прекратились для Серёжи, когда ему исполнилось тринадцать лет. Как-то летом возле их дома стало плохо с сердцем местному старику священнику. Серёжа помог священнику пройти к ним во двор, и, усадив под берёзой, принёс ему кружку с водой. Отец ни рукой, и ни чем другим, что может держать рука, никогда не дотрагивался до Серёжи. Но, после того как священник ушёл, немые удары отцовских кулаков Серёжа запомнил на всю оставшуюся жизнь.

 Сергей Афанасьевич отложил бинокль и, пройдя в свою комнату, сел за письменный стол, где стоял монитор.
- Сережа, ты будешь ужинать? -  спросила Светлана Андреевна.
- Нет пока. Я ещё поработаю.
Прошёл ни один день с того времени, как Сергей Афанасьевич прочитал книгу Сиротского, а сегодня ждал звонка от рабби Рафаила. Слова "Алые паруса Иисуса" настолько вошли в его память, что стали своими как буханка хлеба или стакан молока. Он это понял, и пытался избавиться от собственного понимания. Но, Сергей Афанасьевич понимал и то, что можно избавиться от земли, на которой родился и вырос, но от памяти об этой земле избавиться невозможно. Память неотделима от земли.
- Сергей Афанасьевич, ваша голова давно заслужила белый клобук, -  вспомнил он слова Митрополита, -  уничтожьте эту дрянь! А, если не хватит средств, то обращайтесь прямо ко мне.
Когда первый раз, аккуратно следуя наставлениям рабби Рафаила, Сергей Афанасьевич извлёк из архива и распечатал книгу, он прочитал её за считанные ночные часы. "Антихрист! Христопродавец! Сволочь!", -  кричал Сергей Афанасьевич, превращая страницы в мелко ничтожные клочья. Потом, выйдя на лоджию, он сжёг то, что осталось от книги, выкурил подряд две сигареты, и, вернувшись к компьютеру, начал читать с экрана. В ту ночь, распечатав книгу для Митрополита, он стёр из компьютерной памяти файл, потом выбросил компакт- диск в мусорное ведро и вынес мусор, и до сегодняшнего дня не прикасался к компьютеру.
 Сергей Афанасьевич включил компьютер, он давно собирался написать статью для газеты "Православная вера". В этой статье простым и доходчивым словом нужно было изложить основные концепции православной церкви на современном этапе, подчёркивая её просветительскую роль при формировании интеллекта в условиях социума современной России. Пришёл неслышный Матвей, и, не спрашивая разрешения, запрыгнул к Сергею Афанасьевичу на колени. Сергей Афанасьевич погладил Матвея, и взглянул на экран. На экране появился тест со знакомым заголовком. Поверх текста в стандартной серой рамочке спрашивали: "Отправить документ "Алые паруса Иисуса" другу?", и предлагали три варианта ответа: "Да", "Нет", "Не знаю". Сергей Афанасьевич осторожно убрал с колен Матвея и ответил "Нет". Серая рамочка исчезла. Сергей Афанасьевич удалил текст и очистил корзину.
- Света? …Света? -  выкрикнул Сергей Афанасьевич.
- Что, Серёжа? Что случилось? -  ответила из кухни Светлана Андреевна.
- Света, ты можешь подойти ко мне?
- Ты без меня включала компьютер? -  спросил Сергей Афанасьевич, когда появилась Светлана Андреевна.
- Нет, Серёжа, ты что? Зачем он мне нужен? А что случилось?
- Ничего. Всё, иди.
Светлана Андреевна вернулась на кухню. Сергей Афанасьевич выключил компьютер и, подождав несколько секунд, включил снова. После загрузки системы появился знакомый текст и серая рамочка с тем же вопросом. Сергей Афанасьевич снова всё почистил и, оставив работающий компьютер, взял сигареты и вышел на лоджию. Когда он вернулся, с тем же тупым хладнокровием экран компьютера предлагал три варианта ответа к единственному вопросу. Сергей Афанасьевич ответил "Не знаю". Серая рамочка исчезла, но появилась другая: "Это не правильный ответ". Сергей Афанасьевич ударил кулаком по клавиатуре. Рамочка- учитель исчезла, уступив место прежнему уроку со старым тестом на сообразительность. Не отключая компьютер, Сергей Афанасьевич погасил экран монитора, и взял трубку радиотелефона.

Глава 14. Простые кресты

  У рабби Рафаила не было своей квартиры. С женой Аней и сыном Аликом он жил в центре города в чужих комнатах, и регулярно платил за эти комнаты деньги. Несколько лет рабби Рафаил пытался купить собственную квартиру. Но, как только набиралась нужная сумма, срочно требовалось купить что-то в дом, чтобы жить, как все нормальные люди; или в безденежной присмерти оказывался родной брат Ани, который остался на Украине. Рабби Рафаил вздыхал и отдавал деньги, и копил снова, понимая, что его любимая Аня именно та женщина, для которой деньги имеют значения только тогда, когда их нет.
- Рафа, почему ты не ешь голубцы? -  спросила Аня, -  они тебе не нравятся, или ты о чём-то думаешь?
- Анечка, неужели ты думаешь, что можно думать только о голубцах? Я думаю о тебе.
Ожидая звонка, на который он мог бы с удовольствием ответить: "Вы ошиблись номером", Рабби Рафаил вспомнил, как перед отъездом разговаривал с отцом. Натан Израилевич Зильбер, уезжая с Украины, не взял с собой сына.
- Я передал тебе знания, -  сказал Натан Израилевич, -  и тебе нужно ехать в Россию, тогда ты станешь настоящим раввином.
- Папа, почему мы не можем уехать с тобой?
- Рафаил, о нас нужно говорить с ними, и жить сейчас лучше в их стране. К тому же ты знаешь, что я пишу книги. Там, где свои, все любят писать книги, но мало, кто их любит читать. Я познакомлю тебя кое с кем, и он поможет тебе устроиться в приличном провинциальном городе. Да, вот ещё что, - отдай сына в русскую школу.
КоеКто действительно помог Рафаилу, и ничего не требовал взамен. Однажды КоеКто пришёл к Рафаилу в Синагогу и спросил, что должен сделать истинный раввин, если он встретит человека, который ненавидит Тору, и публично обливает грязью Закон Моисея?
- Я думаю, -  ответил рабби Рафаил, -  что истинный раввин должен сделать всё, чтобы наказать этого человека и заткнуть ему рот.
- Ты истинный раввин, -  похвалил КоеКто Рафаила, и, начал рассказывать о Сиротском.  Закончив рассказ, КоеКто выпил минеральной воды и добавил, -  если его рот окажется слишком большим, то обращайся прямо ко мне. А пока тебе нужно познакомиться с Глазьевым.
Когда книга Сиротского оказалась у рабби Рафаила в компьютере, он предложил КоеКому отправить её по электронной почте. Но, КоеКто отказался, и сказал, что придёт к Рафаилу в Синагогу, и будет читать с экрана.
- Папа, -  прервал воспоминания рабби Рафаила Алик, который пришёл на кухню с учебником по литературе, -  а что такое простые кресты?
- Что? -  не понял рабби Рафаил, -  какие кресты?
- Ну, вот же, -  Алик положил на стол учебник по литературе, -  можешь сам прочитать.
"Ты знаешь, наверное, всё-таки родина", -  начал читать вслух рабби Рафаил, -  "не дом городской, где я празднично жил, а эти просёлки, что дедами пройдены, с простыми крестами из русских могил".
- Я давно говорила, -  сказала Аня, -  что Алика нужно перевести в нашу школу.
- Аня, мы уже обсуждали этот вопрос. В нашей школе то же самое, только на другом языке. А мы живём здесь, и ничего страшного в этих стихах нет. К тому же, не стоит этот вопрос обсуждать при ребёнке. Так, что тебе не понятно, сынок?
- Кресты. Почему простые кресты? -  Алик запустил пальцы в свои чёрные кудряшки.
- А, вот в чём дело, -  начал объяснять рабби Рафаил, -  Простые кресты -  это значит кресты без украшений, которые ставят на могилы простым людям.
- Папа, а зачем их ставят?
- Ну, это традиции русского народа.
- А почему у нас нет крестов? -  не унимался Алик.
- У нас ставят звёзды, это наши традиции. Я же тебе рассказывал.
- Ладно, -  согласился Алик, -  и снова спросил, -  а у нас звёзды тоже вырывают?
- Так, доучили, -  сказала Аня, садясь к столу.
- Сынок, -  спросил рабби Рафаил, -  а почему ты так подумал?
- Папа, ну как же ты не понимаешь! Это же Константин Симонов написал -  великий русский поэт. Дедушки идут по дороге с крестами. А где они взяли эти кресты? Сам читай -  из русских могил.
- Я же говорила, что не надо было отдавать ребёнка с шести лет в школу, -  Аня посмотрела на рабби Рафаила, и тут же добавила, -  нет, сынок, ты не правильно понял, сейчас папа тебе всё объяснит.
- Понимаешь, сынок …, -  стал объяснять рабби Рафаил, -  "из" здесь не означает, что их вырыли, а наоборот, -  их только собираются врыть, то есть поставить. Дело в том, что когда идут несправедливые войны, погибает очень много простых людей. Им роют могилы, а потом ставят кресты …или звёзды. А во время войны таких могил приходится очень много копать. Вот, именно это и хотел сказать Константин Симонов.
- Понял, сынок? -  Аня погладила Алика по голове.
- Понял, -  ответил Алик, закрывая учебник, -  только я ещё хотел спросить ….
- Сынок, ну папа же кушает. Может, потом спросишь?
- Ничего-ничего, пусть спрашивает.
Алик открыл учебник на той же странице.
- Папа, мы живём не на родине?
- А почему ты так решил?
- Потому, что у нас городской дом, и праздники бывают.
- Сынок, -  рабби Рафаил отодвинул тарелку с голубцами, -  через два года тебе исполнится тринадцать лет. Это и будет твой праздник, это и есть твоя родина. Помнишь, я тебе рассказывал, …наш Бог -  это и есть наша родина.
Алик снова запустил пальцы в кудряшки.
- Папа, а пока мне не исполнится тринадцать лет, русский Бог будет лучше нашего Бога?
- Алик, ну что ты говоришь? -  Аня взяла Алика за руку, -  разве Бог может быть лучше или хуже?
- Папа, ну ты же мне сам рассказывал, что Бог избрал только нас, потому что мы лучше всех других людей.
- Садись сынок, -  рабби Рафаил пододвинул стул ближе к Алику, и, взяв из тарелки с голубцами вилку, начал рассматривать её, будто бы увидел впервые, -  понимаешь, …Бог действительно нас избрал, чтобы мы помогали другим людям …жить более достойно, чем они живут…
- Я понял, папа, - наш Бог лучше других Богов. Просто другие люди этого пока не понимают.
На столе задрожал мобильный телефон. Слава Богу, -  подумал рабби Рафаил.
- Сейчас, Алик, я поговорю по телефону, а потом всё тебе объясню.
Рабби Рафаил взял телефон и вышел из кухни.

 - Хаг состоялся. Прощайте, -  сообщил Рабби Рафаилу чуть хриплый голос, стараясь правильно выговаривать букву эр.
- Я вас слышу, но думаю, что вы, ошиблись номером, -  ответил рабби Рафаил и отключил телефон, но он задрожал снова.
- Добрый вечер, Рафаил Натанович.
- Добрый-добрый, Сергей Афанасьевич. А я только собирался вам звонить, чтобы наконец-то сообщить, что праздник состоялся.
- Это, конечно, очень хорошо, а вот у меня очень нерадостная весть.
- Вы нездоровы, Сергей Афанасьевич?
- Я-то здоров, а вот …, Рафаил, а вы давно включали свой компьютер?
- Сергей Афанасьевич, лучше спросить, когда он бывает выключен. У нас же Алик …
- Нет, я спрашиваю про компьютер, где вы читали …, ну, …сами понимаете что.
- А, вот вы о чём. Сегодня нет, но вчера я был на работе и включал компьютер. А что случилось?
- У меня проблемы …с компьютером.
- Я вас не совсем понимаю, Сергей Афанасьевич.
- С моего компьютера не возможно удалить то, что вы читали.
- Но, с того времени прошёл ни один день, Сергей Афанасьевич, а вы сейчас только об этом мне говорите!
- Но, в самый первый раз я всё удалил!
- Тогда я вас не понимаю, -  что сейчас вы не можете удалить, если всё это вы удалили в первый раз?
- В том-то и дело, Рафаил, что всё это появилось снова.
- Сергей Афанасьевич, я ничего не понимаю. Расскажите поподробнее.
- Рафаил, я включил компьютер. Не успел нажать ни на одну клавишу, как вдруг появились …появился текст. Да ещё с идиотским предложением.
- С каким предложением?
- Хочу ли я отправить этот текст другу? Я, конечно, ответил нет, а потом всё удалил и ушёл курить. А когда я вернулся, всё повторилось снова. Теперь вам понятно?
- Не совсем. У меня же такого нет. Но, в конце концов, и чёрт с ним. Надо поменять компьютер и всё. Завтра …, вы же сами говорили, что завтра всё будет сделано, и забыто, как страшный сон.
- Я думаю, что не всё так просто, как нам бы этого хотелось, Рафаил.
- Сергей Афанасьевич, по-моему, вы преувеличиваете. Что здесь может быть сложного? Чего вы так боитесь?
- Слишком много случайностей, Рафаил.
- О чём вы?
- Вспомните первый промах, потом исчезновение отца Елисея, а теперь это компьютерное издевательство. Не нравится мне всё это.
- Что вы предлагаете, -  завтра ничего не делать?
- Делать нужно, Рафаил, но, кое-что нужно изменить.
- Что?
- Это не по телефону.
- А результат? Вы хотите, чтобы результат был другой, Сергей Афанасьевич?
- Нет, этого я не хочу. Но, потребуется дополнительная работа.
- Вы хотите привлечь меня к этой работе?
- Пока не знаю, Рафаил. Но, хочу, чтобы вы были готовы.
- Я вас понял, Сергей Афанасьевич.
Глава 15. Белый джип

 Женя медленно шла по аллее с тихими тополями. Она не чихала и не плакала от тополей. В детстве с соседским мальчишкой они любили поджигать пух и смотреть, как бежит огонь. Казалось, что пух прокладывает дорогу огню, оставляя после себя круглые бежевые пятна, которые никогда не сгорали. Когда заканчивался пух, заканчивался и огонь. Женя подумала, что вчера Рафаил Натанович должен был получить подарок от её старого архива. Но тогда он должен был обязательно позвонить. Значит, вчера Рафаил Натанович просто не включал компьютер. В том, что архив безошибочно работал, Женя не сомневалась. Когда Женя сжимала файл с книгой Ивана Петровича, она случайно воспользовалась именно этим архивом. Потом вспомнила, но подумала, что ничего страшного в этом нет, -  скажет Рафаилу Натановичу, что сделала это не нарочно и тут же всё исправит. А особенность этого архива заключалось в том, что данные, которые он содержал, не возможно было удалить после появления их в компьютере. Архивная память была устроена так, будто делала вид, что подчинялась тому, кто её удалял, но через определённое время она появлялась снова, и издевалась, и показывала язык. Память из архива мог удалить только тот, кто придумал архив. Конечно, от архивных данных можно было избавиться и по-другому, но, для этого нужно было заново создать место, которое содержало всю компьютерную память, -  жёсткий диск.
 Тополиная аллея закончилась, и Женя подошла к автобусной остановке, на которой маленькая старушка продавала ромашки.
- Дочка, можа купишь ромашки? Недорого. А свеженькие какие, только счас срезала.
- Спасибо, бабуля, как-нибудь в другой раз.
- Девушка, вы не скажите, как проехать к ресторану "Соты"?
Напротив Жени стоял огромный белый джип с чёрными колёсами. Водитель джипа в белой рубашке и белом пиджаке смотрел на неё, перекинувшись через пассажирское сиденье. Золотые кудри и голубые глаза, -  подумала Женя, -  желают удовольствий.
- Вам повезло, -  сказала Женя, -  мне тоже нужно в ресторан "Соты".
- Ну так в чём же дело, садитесь.
- Дочка, не ехай с ним, -  сказала старушка, -  чой-то мне глаза его не нравятся.
- Счастливо вам, бабушка, все цветы продать, -  ответила Женя, направляясь к машине. Голова водителя мгновенно исчезла, он нагнулся к пассажирскому креслу, делая вид, что удаляет пыль.
- Ничего, не беспокойтесь, -  сказала Женя, открывая заднюю дверцу.
Когда Женя села в машину, стёкла стали медленно подниматься.
- У меня кондиционер, -  сказал водитель, -  не бойтесь.
- А я и не боюсь.
- Познакомимся? -  предложил водитель, медленно начиная движение.
Из зеркала заднего вида на Женю посмотрели голубые глаза, в зрачках которых появилась еле заметная чернота.
- По-моему, мужчина представляется первым, -  сказала Женя.
- Да, конечно, извините. Меня зовут Пифагор.
- Я -  Женя. А Пифагор -  это имя или фамилия?
- Ни то, ни другое, потому что всё вместе. В школе я лучше всех знал математику, так и прозвали. А мне понравилось. Так что, до сих пор так меня и зовут.
- А сейчас вы забыли про математику?
- Ну, какая сейчас математика, сейчас бизнес. Правда, не совсем обычный.
- И какой же у вас бизнес?
- Я работаю со змеями.
- Да? А с какими?
- С водяными анакондами.
- Значит, вы дрессировщик?
- Что-то похожее, но не совсем. Я не дрессирую змей, я на них работаю.
- Действительно, -  улыбнулась Женя, -  необычная работа. Только как же на такой работе можно заработать деньги? Разве анаконды платят?
- О! -  Пифагор из зеркала взглянул на Женю, -  платят, да ещё как. А те, кто их покупает, платят ещё больше.
- А, вот в чём дело. Вы продавец змей?
- Да.
- Тогда, почему вы сказали, что на них работаете?
- Ну, а как же? Какая жизнь у змеи на воле? Только и думай, как кого-нибудь бы сожрать. А там, где я её устраиваю, отлично кормят. Только и делай, что спи, ешь и наслаждайся жизнью.
- Интересная у вас философия.
- Главное прибыльная.
- Да, -  согласилась Женя, -  и все довольны.
- Я бы сказал, что все спокойны. Змея с удовольствием ест то, что ей предлагает, а тот, кто предлагает, спокоен за змею.
- А если змее захочется погулять? -  спросила Женя.
- Не захочется.
- Почему?
- А змея, она, когда ест, тогда и гуляет. Это для неё лучшая прогулка.
- Какая-то неинтересная у вас змея, Пифагор, примитивная.
- А интересных змей, Женя, не бывает. Интересных змей трудно прокормить, поэтому их убивают.
- Жалко, -  сказала Женя.
- Женечка, -  сказал Пифагор, останавливая машину, -  я сейчас быстренько вон в тот ларёк сбегаю, за сигаретами, хорошо?
- Да, пожалуйста.
Пифагор, который продаёт змей, -  подумала Женя, оставшись одна в машине. Она закрыла глаза и услышала звук, похожий на шипение змеи. Звук усиливался, но Женя не боялась этого звука. Какой бедный звук, наверно, его никто и никогда не гладит. Женя погладила звук, и он перестал шипеть, и исчез, и превратился в чёрный тоннель.
Женя плыла по этому чёрному тоннелю с завязанными глазами. В тоннеле ночь - подумала Женя, потому что мне завязали глаза, и только слышно, как тихо шепчет вода. Но, почему, почему она шепчет так тихо, что ничего не возможно услышать. Надо снять повязку, и будет свет, и я услышу, о чём шепчет вода. Откуда же взяться свету, если тем, кто плывёт по тоннелю, завязывают глаза? Женя попыталась поднять руки, чтобы снять повязку, но руки её не послушались. И она услышала собственные руки, которые просили прощения, и увидела, как на её руках появляются слёзы. Руки заколдовали, и они не слушались мыслей с завязанными глазами. А колдуну нужен был тихий тоннель с чёрными берегами и чёрной подземной рекой, ведущей в царство заколдованных мыслей.
- Почему вы плачете, руки? - спросила Женя.
- Потому, что мы не можем тебе помочь, - ответили руки.
- Не плачьте, руки, - сказала Женя, - вы не виноваты, я знаю.
Тоннель уходил в начало своего бесконечного окончания, и Женя увидела дверь, на которой кто-то белым мелом нарисовал треугольник с точкой внутри. Около двери стоял человек в белом хитоне. Треугольник отделился от доски, и стал опускаться в руки белого человека. Белый человек взялся обеими руками за треугольник, и стал медленно превращаться в чёрную анаконду.

Глава 16. Пифагор

 Женя открыла глаза и увидела высокий чёрный потолок. Она лежала на полу у самой стены чёрной комнаты, где не было ни дверей, ни окон. Единственным источником света было, похожее на иллюминатор,  маленькое круглое окошко, которое находилось в левом углу потолка. Женя приподнялась, и села, прислонившись спиной к стене. Удивительный материал, из которого сделали пол и стены, казалось, слышал и понимал, и исполнял любое желание. Женя подумала, что давно так долго и сладко не спала. Каждая клеточка её тела чувствовала себя отдохнувшей, только очень хотелось есть. Отец давно обещал сделать что-то необычайное и праздничное. Но почему праздник должен начинаться с голода в тёмной комнате? - подумала Женя, - или нужно сказать: "раз, два, три", и появится свет? Комната услышала Женю, маленькое окошко потухло и исчезло, и стало равноправной частью потолка. А потолок стал медленно раздвигаться, как шторы, открывая огромное окно. Но, в этом окне Женя не увидела солнце, в окне появились многочисленные лампочки, и стало светло, как днём. Так, - подумала Женя, - а сейчас голос с небес должен спросить: "Что желаешь, красна девица?".  И услышала голос Пифагора:
- Хорошо отдохнули, Женя?
- Хорошо, спасибо. Только скажите отцу, что я очень хочу есть.
- Никаких проблем.
Через несколько секунд стена напротив Жени превратилась в двери лифта, которые раздвинулись, пропуская Пифагора с маленьким столиком на колёсах.
- Привет, -  сказала Женя, поднимаясь с пола, -  давно не виделись.
Восемь часов, -  Пифагор выкатил столик на середину комнаты. Двери лифта закрылись и снова превратились в стену.
- Что восемь часов? -  не поняла Женя.
- Мы с вами не виделись восемь часов.
- Это я так долго спала? -  спросила Женя, подходя к столику.
- Да.
- А вы…, вы работаете с моим отцом?
- Я его исполнитель, -  улыбнулся Пифагор.
- Мы будем есть стоя, исполнитель?
- Ни в коем случае, -  Пифагор взял со столика небольшой пульт и нажал на одну из его разноцветных кнопок. За Жениной спиной неслышно раздвинулся пол, поднимая чёрное кожаное кресло. Пифагор нажал ещё одну кнопку, и за его спиной появилось точно такое же кресло.
- Хорошо, -  сказала Женя, усаживаясь в кресло, -  тогда ухаживайте за дамой.
- Что будет есть дама?
- Дама будет есть всё.
- А Вино?
- Да, пожалуй. Немного красного вина.
Пифагор аккуратно налил Жене вина.
- А себе? -  спросила Женя, и взяла с тарелочки бутерброд с чёрной икрой.
- Я буду пить яблочный сок, -  ответил Пифагор, наполняя Женину тарелку дымящейся бараниной.
- Ах, да, как же я забыла, продавцам змей нельзя употреблять алкоголь.
- Почему же, можно, только сейчас я не продавец змей.
- Сейчас вы можете поджарить змею, да?
- Как скажите.
- Я не хочу змею, я хочу вон тот непонятный салат. Он так красиво выглядит, хочется узнать, что у него внутри.
- Пожалуйста, -  Пифагор положил Жене несколько ложечек салата, -  это очень вкусный салат, называется "Нежный".
- Спасибо, вы хороший исполнитель. Наверно отец хорошо платит?
- Я не жалуюсь, но есть и отцы- исполнители. Я вот знал одного такого, -  Пифагор положил на свою тарелку бутерброд с икрой, -  он хорошо исполнял, а потом ….
- И что случилось потом? -  спросила Женя.
- Он утопился.
- Не поняла, какая здесь может быть аналогия?
- Извините, Женя, здесь нет никаких аналогий. Просто я вспомнил об одном человеке. Его звали отец Елисей.
- Он что был православным священником? -  Женя пригубила вино.
- Да. А вы ничего о нём не слышали?
- А вы думаете, что я должна знать всех священников, которые утопились?
- Нет, я так не думаю, -  Пифагор налил Жене сока, -  он был другом Рафаила Натановича.
- Православный священник - друг раввина? -  удивилась Женя.
- А что в этом особенного? Для них это такая же работа, как например, для футболистов. Один в одной команде, другой - в другой. Они становятся врагами, когда встречаются на поле. Кто пришёл посмотреть на их игру, тот и платит им деньги. После игры они могут вместе пойти в баню, а в это же время болельщики будут убивать друг друга.
- Всё-таки, религия и футбол -  это не одно и тоже.
- Вот и отец Елисей тоже так думал, -  сказал Пифагор, накладывая себе баранину.
- Опять вы про этого отца Елисея, не понимаю - какая здесь связь?
- Отца Елисея волне могли убить, как и Сиротского.
- Что?! -  Женя перестала есть, -  Ивана Петровича убили?
- Да, Женя, его убили.
- А откуда вы знаете? Вам раввин рассказал?
- И раввин тоже, но о Сиротском мне успел рассказать отец Елисей.
- И что он вам успел рассказать?
- Сиротский написал какую- о книгу о Христе. А книга не понравилась ни иудеям, ни христианам, -  Пифагор взял блюдо с заливной говядиной.
- И что же стало с этой книгой?
- Не знаю. Отец Елисей сказал, что эту книгу собирались сжечь ещё до того, как она будет напечатана.
- А вы слышали, что рукописи не горят, -  Женя выпила всё вино и вернула на стол пустой бокал.
В голубых глазах Пифагора появилась еле заметная чернота.
- Слышал, но, для Сиротского это уже не имеет никакого значения. Вам налить ещё вина? 
- Налить. Для Сиротского может и не имеет, -  Женя выпила ещё, -  а для других имеет.
- Я думаю, что и для других это тоже не имеет никакого значения, -  книги же нет.
- А если есть?
- Я думаю, что это из области фантастики, -  Пифагор положил себе свежие помидоры с майонезом и сыром.
- А откуда такая уверенность?
- Я знаю Рафаила Натановича, -  сказал Пифагор.
- Кто вы?
- Пифагор.
- Пифагор, который читает запрещённые книги, и знает тех, кто их запретил?
- Ну, хорошо, я вам скажу, -  Пифагор немного выпил яблочного сока, -  Женя вам угрожает опасность. Очень серьёзная опасность.
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Я из Интерпола, из такого отдела, где, как вы понимаете, не выдают удостоверения личности.
- Вам поручили меня охранять?
- Да, Женя. Вас хотят убить.
- За что? Книге же, как вы сказали, нет?
- Это уже не имеет значения. Вы теперь единственный свидетель, а первый был отец Елисей.
- Положите мне помидоры.
- Ради Бога.
- Книгу не сожгли, -  сказала Женя.
- Почему вы так думаете?
- Я не думаю, я знаю.
- И где эта книга? -  спросил Пифагор.
- У меня в компьютере.
- Вы сделали копию? -  зрачки Пифагора почти совсем почернели.
- А откуда вы знаете, что я вообще это делала?
- Жаль, что вы мне не верите, Женя. Я тот человек, которому Рафаил Натанович поручил вас убить. И, слава Богу, что он вышел именно на меня.
- Значит, мы находимся не в ресторане "Соты"?
- Почему же, мы находимся именно в ресторане вашего отца, где фокусники исполняют желания клиентов.
- Я хочу поговорить с отцом.
- Женя, ему нельзя с вами встречаться, он даже не знает, что вы здесь. Поверьте, Женя, у людей, которые убили Сиротского, очень мощные связи. Понимаете, о чём я говорю?
- Понимаю…, а что же мне делать?
- Я думаю, вам нужно поесть.
- Я уже наелась.
- Тогда кофе. Вы, Женя, никогда раньше не пили кофе на берегах Амазонки?
- Вместе с анакондами?
- А это как вам будет угодно, -  Пифагор встал и подал Жене руку.
- Спасибо, -  сказала Женя, поднимаясь с кресла, -  мы куда-то уходим?
- Нет, идти никуда не нужно, -  Пифагор взял пульт, и надавил на одну из его разноцветных кнопок.
Верхняя часть левой стены комнаты, примерно в двух метрах от пола,  стала медленно раздвигаться, как занавес, открывая площадку, похожую на театральную сцену. На сцене показались мощные деревья тропического леса, которые образовывали полукруг. В центре полукруга на самой земле стояли бамбуковые кресла и небольшой столик на изогнутых ножках. На столике возвышался белый кофейник, расписанный орхидеями, и две чашечки с таким же рисунком. С подмостков этой тропической сцены опустилась металлическая лестница с высокими перилами. Нижняя часть от обратной стороны лестницы откинулась, делая её похожей на трап, и замерла на полу.
- Прошу вас, -  сказал Пифагор.
Женя поднялась по лестнице и села в бамбуковое кресло. Захватив пульт, Пифагор поднялся вслед за Женей, и сел в кресло напротив. Занавес стал медленно закрываться. Женя увидела тёмную бесконечность реки, которая уходила за горизонт, но казалось, что даже за горизонтом река не могла остановиться. Реку сопровождали деревья, кроны которых закрывали небо. Самым дерзким из солнечных лучей удавалось пробиться сквозь кроны и осветить уходящую реку.
- Ну, как, -  вам здесь нравится? -  спросил Пифагор, разливая кофе.
- Хорошо, кофе и запах леса, - удивительно, - даже запах. Действительно, чтобы такое сделать, надо быть фокусником.
- А что здесь удивительного? Фокусник всегда был народным героем и избранником.
- Кого вы имеете ввиду? -  Женя попробовала кофе.
- А всех - всех наших вождей и иже с ними.
- По-вашему вождь - это фокусник?
- Фокусник - это ещё не вождь, фокусник - кандидат в вожди, но у него есть все шансы, чтобы стать вождём, или Богом.
- А что же ещё нужно фокуснику, чтобы стать вождём?
- Фокуснику нужно ещё стать карателем, -  Пифагор пригубил кофе, -  вам достаточно сахару?
- Да, мне достаточно, спасибо. По-вашему Христос - каратель?
- Нет, ну что вы. Из него сделали и того и другого. Тот, кто запросто может оживить, также запросто может и умертвить. Или я не прав?
- Может быть вы и правы, только зачем? Зачем из кого-то делать карателя?
- Ну, а как же по-другому, Женя? Никто не может обойтись без карателя. Более того, никто даже не представляет себе, как можно так жить, и никого не бояться. А как же товарищ по работе, у которого больше зарплата, или сосед, у которого красивее жена? На кого же тогда писать доносы? А у кого выпрашивать привилегии?
- Я думаю, что такие не все.
- Что толку от этих невсех? Те, которые все, Женя, - их гораздо больше. Подавляюще больше.
-  Всё-таки, не все вожди, как вы говорите, каратели.
- Каратели, Женя, это те, кто придумали сказку, будто они избранный народ. А другие каратели придумали сказку о том, что Христос - сын Бога.
- Значит, вы не верите в Бога, Пифагор?
- Может быть, я бы и поверил, если хотя бы один из священников прошёл тест своего Бога.
- Какой тест?
- "Уверовавшие же будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им" . Это Евангелие от Марка.
- Ну, это же в переносном смысле, а не в прямом.
- Да? А тогда почему непорочное зачатье надо понимать только в прямом смысле?
- Пусть даже и так, но у людей нельзя отнимать Бога. Что же тогда они будут делать?
- Ну наконец-то, я услышал от вас нечто разумное, Женя.
- Нет, Пифагор, и не все вожди должны быть обязательно карателями или фокусниками. Лицедейство, конечно, имеет место, но это же не театр.
- Да? А вы думаете, что у разумного экономиста, который действительно способен что-то сэкономить, больше шансов стать народным избранником, чем у провинциального актёра? Наши фокусники стремятся в подобные кресла, чтобы спокойно пить кофе и дышать лесом, гордясь при этом избранным знаком на левом лацкане пиджака.
- Пусть даже так, но при этом им не обязательно кого-то убивать.
- У! Женечка, это до поры до времени. Собака танцует и встаёт на задние лапы, за это ей и дают мясо. А потом попробуйте отобрать у неё это мясо, когда она станет есть.
- Тогда на кого же вы работаете, Пифагор, на собаку, или на того, кто её кормит?
- "Я не хочу быть ни пастухом, ни собакой стада".
- Что это? -  Женя посмотрела себе под ноги?
- Это Ницше.
- Нет, я не про это. Что это за звук? Похоже на храп, но какой- то нечеловеческий.
- А это…, а мы сейчас сможем не только слышать, но и видеть это, -  Пифагор снова взял пульт с разноцветными кнопками.
Земля под Жениными ногами стало медленно уходить в противоположные стороны. Вместо земляного покрытия показалось прозрачное стекло, служившее верхней частью большого аквариума. На дне аквариума Женя смогла разглядеть какое-то существо, свёрнутое в огромные кольца.
- Не бойтесь, -  Пифагор выпил немного кофе, - он спит.
- Кто?
- Дормидер.
- Какой дормидер?
- Дормидер - это соня. Так называют местные индейцы чёрную анаконду. Её длина может достигать метров двадцати, а то и больше. А по ширине её можно сравнить с какой-нибудь бочкой, в которую помещается литров двести воды. Такая тварь может запросто проглотить буйвола. Лет за десять до конца прошлого века на одном из рукавов Амазонки взводу солдат потребовалось истратить весь свой боевой запас, чтобы её убить.
Женя поджала ноги и, ухватившись ладонями за тонкие подлокотники кресла, смотрела в глубину аквариума.
- Теперь вы поняли, Женя, как фокусник становится карателем?
- Зачем вам это? -  Женя посмотрела в чёрные зрачки Пифагора.
- Во-первых, чтобы вы мне поверили. А во-вторых, чтобы спасти вам жизнь.
- Давайте уйдём отсюда.
- Конечно, -  Пифагор взялся за пульт.

 - Вам нужно отдать мне компакт- диск, -  сказал Пифагор, наливая Жене вина, -  Таким образом, все стрелки будут переведены на меня, а дальше - это уже мои проблемы. Да, и вот ещё что, - текст книги, насколько я понимаю, не только на диске, он ещё и в вашем компьютере?
- Да, я же читала, правда не до конца.
- Ну, ничего, я думаю, всё будет хорошо, и наступит время, когда вы сможете всё прочитать.
- Дай Бог.
- Даст, конечно, даст. Только, Женя, текст из вашего компьютера должен быть уничтожен.
- Тогда мне нужно попасть домой.
Пифагор налил себе яблочного сока.
- Нет, а вот этого делать ни в коем случае нельзя. Ни вам, ни мне, ни вашему отцу нельзя появляться у вас дома.
- Тогда, что же делать?
- А вы сможете уничтожить текст, выйдя на собственный компьютер, используя Интернет?
- Конечно, это очень просто, -  Женя выпила немного вина, -  только мой компьютер должен быть включён, и нужен другой компьютер.
- Об этом не беспокойтесь. Вам не нужно будет даже выходить из этой комнаты. А вот с компакт-диском и вашим домашним компьютером сложнее. Надо что-то придумать.
- Что?
- Не знаю. Подумайте сами, вы же математик.
Женя посмотрела на левую часть комнаты, которая только недавно служила берегом Амазонки.
- Может быть, попросить маму? Мне ей и позвонить нужно. Я же рано ушла из дома, никому ничего не сказала, а они с бабушкой волнуются.
- А что, это не плохая идея, -  сказал Пифагор, и, взяв ножичек, стал очищать киви, -  хотите киви?
- Нет, спасибо.
- Может быть, так и сделаем. Мама умеет включать компьютер?
- Конечно.
- Мама включит компьютер, -  Пифагор отрезал кусочек киви, -  и принесёт компакт-диск вашему отцу. Да, а мама сможет найти диск?
- А я никуда его и не прятала, он лежит в верхнем ящике моего стола.
- Отлично, -  Пифагор надкусил киви, -  а потом отец отдаст диск мне. Только, вы должны найти убедительную причину, по которой, вы сами не можете за ним приехать?
- Это, как раз просто. Я нахожусь у подружки, мальчику которой срочно требуется файл с моей курсовой работой. Пока этот мальчик доберётся до моего дома, пройдёт много времени. Ему проще доехать до ресторана "Соты". И мальчик, и моя мама почти одновременно будут в пути, таким образом, время мальчика будет потрачено гораздо меньше.
- Да, Женя, вы действительно, математик! А я подойду для роли этого мальчика?
- Подойдёте, если забудете о змеях.

Глава 17. Ладони неба

 Небо готовилось к рассвету. Луна пока не ушла, а солнце ещё не появилось. Но чёрное и белое время уже обменялись взглядами, чтобы в мгновение ока соединиться и снова уйти, уступая место друг другу. Невидимые ладони разворачивали землю. Солнцу показывали ту часть земли, которую оно должно осветить. Его предтеча медно красной полосой поднималась на горизонте. Казалось, что горизонт и есть одно сплошное солнце, которое вот-вот начнётся.
 Крон проснулся и открыл глаза. Он привык просыпаться на рассвете, ещё с тех мёртвых времён, когда воевал за жизнь правительства России. Тогда он ещё любил песню о поле, где много тропинок, "только правда одна". Крон вспомнил другой рассвет, где горы поднимаются к небу, а небо опускается в горы. Где небо не срубает вершины гор, а держит их в своих ладонях. И свободные горы не прокалывают небо, потому что ладони, которые тебя обнимают, не хочется колоть, а хочется быть в ладонях. И если горы плачут от собственных острых вершин, то и небо плачет вместе с ними, и утирает горам слёзы. Тогда и наступает рассвет, и встаёт солнце.
 Крон вспомнил маленькую девочку с весёлыми косичками, которая в пропавшем от взрыва доме, что-то искала, - может быть свою любимую кошку или куклу. Дом пропал в середине земли, по обе стороны которой лежали с автоматами люди. Смерть не задавала вопросов, она подчинялась тем, кто её придумал, но даже смерть не понимала, почему люди убивают друг друга? Человек в чёрной косынке отделился от одной из сторон земли, и бросился к девочке, собираясь взять её на руки. Но, острые свинцовые иглы уже успели вырваться на свою тупую свободу, и прошили насквозь человека в чёрной косынке вместе с девочкой, которую он так и не успел взять на руки.
 Подставляя спину рассвету, Крон обнял подушку и закрыл глаза. Сегодня рассвет обойдётся без него. Информация, которую он ждёт, поступит только к полудню. Крону не снились чёрные косынки и пропавшие дома. Ему снилась земля, на которой он стоит вместе с отцом, и держится за его крепкую ладонь. Отец берёт его на руки и говорит: "Смотри, сынок, земля - это наше золото, а солнце его освещает. Когда светит солнце - поют колокола, когда поют колокола - поёт земля".
- Папа, а земля разве умеет петь?
- Конечно, сынок, колокола - это уста земли. Когда поют колокола, то и земля поёт вместе с ними.

 Крон проснулся и услышал мобильный телефон.
- Слушаю.
- Крон, мы не успели. Девочка успела уйти из дома. Живёт с матерью и бабушкой. Куда ушла, не сказала. Знают, что точно не на занятия.
- В квартире были?
- Да.
- Под каким предлогом?
- Представились, как сотрудники международного общества молодых гениев.
- Поверили?
- Поверили. Мы сказали, что международная комиссия наградила Евгению Мельникову пятью тысячами долларов за лучший Интернет проект. Конечно, эту премию она получит и без нас, о чём будет уведомлена письменно. Но, пользуясь случаем, нам хотелось бы лично повидаться и поговорить с автором, и предложить ей работу.
- Что ещё?
- Оставили свои телефоны. Попросили - если Женя появиться, ничего ей не говорить, а позвонить нам. Пусть это будет для неё приятной неожиданностью.
- Хорошо, я сейчас выезжаю.
- Крон, у нас предложение.
- Слушаю.
- Надо брать звезду и крест, другого выхода нет.
- Хорошо. Звезду и крест в подвал, но без меня не допрашивать. Всё, до связи.
Крон посмотрел на Ивана Петровича, который спал, повернувшись лицом к стене, потом быстро оделся и спустился по деревянной лестнице вниз.

Часть 4. Молот
Глава 18.  Откровение подвала

 Приличные люди приехали за Сергеем Афанасьевичем на приличном автомобиле, и попросили его за приличное вознаграждение освятить недавно построенную дачу начальника управления государственной службы по налогам и сборам.  А рабби Рафаила пригласили в загородный дом к старому и больному еврею, желающему открыть ему великую тайну, которую невозможно прочитать в Торе. Так Сергей Афанасьевич и рабби Рафаил оказались в подвале одного и того же дома, только в разных комнатах.
 Сергей Афанасьевич сидел в комнате без окон на железной кровати без матраца и смотрел в пол. В самом центре потолка на белом проводе держалась одинокая лампочка. Напротив Сергея Афанасьевича стоял деревянный стол с деревянным стулом. В этой комнате была ещё серая раковина с медным краном и открытое место, готовое принять нужду, а больше в этой комнате ничего не было. Девчонки наверняка уже нет, и её никогда не найдут, -  думал Сергей Афанасьевич, -  Пифагор своё дело знает. А вот отец Елисей…, -  то, что отец Елисей жив, Сергей Афанасьевич не сомневался, -  отец Елисей может всё испортить, хотя, а что он собственно знает? Из него можно сделать невинную жертву, и всё свалить на раввина. А вдруг из-за этого раввина я здесь и нахожусь? Решил, что девчонки уже нет и можно избавиться теперь и от меня. Сволочь! А если это Митрополит или этот … как его, тот, кто стоит над Рафаилом? Нет, я могу о них всё рассказать, - тогда бы они меня здесь так долго не держали, а сразу бы …, и всё. Сергей Афанасьевич обеими руками ухватился за свой драгоценный крест, и, посмотрев на лампочку, стал нашёптывать молитву "Отче наш".
Крон открыл дверь, и, подойдя к столу, сел напротив Сергея Афанасьевича.
- Это не я, -  Сергей Афанасьевич посмотрел на Крона, -  я не виноват. Это всё он, он - страшный человек!
- Кто, Сергей Афанасьевич?
- Раввин. Это хитрая жидовская морда, это он всё придумал.
- Что придумал, Сергей Афанасьевич?
- Это он убил писателя. Он меня шантажировал, -  в глазах Сергея Афанасьевича появились слёзы.
- Ну, не нужно так расстраиваться, Сергей Афанасьевич. Хотите сигарету?
- Хочу.
Крон достал сигареты с зажигалкой, -  курите пожалуйста.
- Спасибо, -  Сергей Афанасьевич дрожащими пальцами взял сигарету.
- А чем же вас шантажировал этот страшный человек?
- Женой, понимаете, моей единственной Светой!
- Да, я вас понимаю. И что же вы сделали?
- Это я подослал к Сиротскому своего иерея.
- Зачем?
- Чтобы выведать, что он ещё такого написал.
- Значит, вам не понравилась книга?
- Почему не понравилась? Очень даже понравилась.
- А как же вы сумели её прочитать?
- Я…, я…
- Ну хватит! -  Крон поднялся со стула, -  где Женя?
- Я…, я не знаю. Это всё он …
- Сейчас вам принесут бумагу и ручку, -  сказал Крон, направляясь к двери, -  и вы всё подробно напишите. Да, и не забудьте указать, на чьё имя вы адресуете сие послание.
- На чьё же имя я должен писать?
- На имя Митрополита.

 За звуконепроницаемой стеной в точно такой же комнате сидел рабби Рафаил, только не на железной кровати, а за столом на деревянном стуле. Вот сволочь, -  думал рабби Рафаил, -  наверняка этот Глазьев меня подставил. Но, как они на него вышли? Женя? Диск? Вряд ли, он не меньше меня заинтересован, чтобы не было ни того, ни другого. А вот отец Елисей, - а вдруг он и правда жив? Но, что этот Елисей знает про меня? Если только Глазьев успел рассказать? Ерунда, от этого можно отговориться. Тогда кто? Те, кто за всё это платили? Конечно, у них есть серьёзный резон избавиться и от меня и от Глазьева. Мы своё дело сделали и всё, мы в могиле, а они живые и чистенькие. Да… но тогда почему меня сразу не убили? Я здесь уже несколько часов, а если Глазьев был прав, когда рассказывал об этом отделе? Если этот отдел "Z" вовсе и не миф? Рабби Рафаил почувствовал, как у него похолодели и закололись кончики пальцев на руках и ногах.
Крон открыл дверь, и, посмотрев на рабби Рафаила, сказал,
- Пересядьте на кровать!
- А почему собственно, в таком тоне?
- Потому, что ваш хаг не состоялся, -  ответил чуть хрипловатым голосом Крон.
Рабби Рафаил присел на краешек железной кровати, снял кипу, и, упираясь локтями в колени, забрал голову в ладони.
- Ну, что же вы замолчали, Рафаил Натанович? -  спросил Крон, присаживаясь к столу.
- Это не я, -  рабби Рафаил посмотрел на Крона, -  это он, он всё это подстроил. Он - страшный человек! Безбожник, сволочь, антисемит!
- Кто, Рафаил Натанович?
- Глазьев! Он меня шантажировал.
- И как же вас шантажировал Глазьев?
- Сыном, понимаете? Моим единственным сыном! У меня не было другого выхода, я всё расскажу. Я не хотел убивать Сиротского. Он меня заставил.
- Где диск?
- Я отдал его Глазьеву. Я клянусь, сыном клянусь, что это так и есть!
- Хорошо, я вам верю. Хотите сигарету?
- Да, хочу, очень хочу.
- Пожалуйста, -  Крон протянул рабби Рафаилу сигареты и зажигалку.
- Спасибо.
- А Женю, вы тоже отдали Глазьеву? -  спросил Крон, когда рабби Рафаил закурил.
- Нет, что вы, Женя очень хорошая девочка. Я не знаю, где она.
- А откуда вы знаете, что Женя пропала?
- Я…, я ничего не знаю, я …просто подумал, что…
мобильный телефон Крона прервал откровения рабби Рафаила.
- Слушаю.
- Только сейчас нам позвонила мать девочки. Девочка позвонила домой и попросила её приехать в ресторан "Соты", к отцу, и привезти ему какой-то компакт-диск.
- Она нашла …, она нашла то, что её просили привезти?
- Да.
- Вас понял. Это всё?
- Нет. Получили список сотрудников издательства. Работаем.
- Хорошо, но это потом. Адрес девочки? …Понял. Под любым предлогом задержите мать до моего приезда. Всё, конец связи.
- А вы, -  Крон посмотрел на рабби Рафаила, -  …сейчас вам принесут бумагу и ручку, и вы всё подробно напишите.
- А что? Что я должен написать?
- Всё. И укажите в правом верхнем углу листа имя.
- Какое имя?
- Рафаил Натанович, если я вам напомню, то вы уже вряд ли будете мне нужны.

Глава 19. Вазочка с сахаром

 Крон и Фаина Львовна сидели напротив друг друга за кухонным столиком около окна, за которым начиналась аллея с тихими тополями.
- Может быть, кофе или чай? -  предложила Фаина Львовна.
- Нет, спасибо. Фаина Львовна, а кроме компакт-диска Женя больше ничего не просила?
- Нет, а почему вы спрашиваете?
- Фаина Львовна, у меня нет времени даже для того, чтобы вам врать.
- Вы что …вы не …
- Нет. Фаина Львовна, Жене угрожает опасность. Это очень серьёзно.
- Кто вы?
- Я из милиции, но, из такой милиции, где не выдают удостоверения личности.
- Почему же тогда я должна вам верить?
- Не почему. Я не могу предъявить вам никакой документ, подтверждающий мои полномочия. Но,…Фаина Львовна, услышьте своё сердце!
- Что с Женей?
- Пока ничего. Пока диск находится у нас с вами, с Женей ничего не случится.
- А что это за чёртов диск? Что на нём?
- У нас с вами сейчас нет времени об этом говорить. Я думаю, что Женя сама всё расскажет, и покажет вам то, что находится на этой диске. Там нет никакой тайны.
- Тогда, кто же ей угрожает?
- Ну, хорошо. В двух словах: на этом диске информация, которая случайно оказалась у Жени. В этой информации крайне заинтересованы бандиты, а Женя -  единственный свидетель.
- Что же мне делать?
- Сначала вспомните, пожалуйста, во всех деталях вспомните, что вам говорила по телефону Женя? Голос, интонация? Не показалось ли вам, что-нибудь странного или необычного?
- Нет. Голос, как голос. Попросила из верхнего ящика стола взять компакт-диск и привезти её отцу.
- В этом ящике других дисков не было?
- Нет.
- А почему она сама не может придти домой за этим диском? Она это как-то объяснила?
- Да. Она сказала, что диск срочно нужен для какого-то мальчика её подруги. Если она сама или этот мальчик приедет за диском домой, то это займёт много времени. А мальчик живёт недалеко от ресторана "Соты". Пока я туда доберусь - доберётся и он. Женька - логик, это вполне разумно.
- И всё? Больше она ничего не говорила?
- Ну, сказала ещё, что диск нужно отдать Антону,  - её отцу, он директор этого ресторана. Отцу она уже звонила, и он ждёт. Вот и всё. О, господи, значит, Антону тоже кто-то угрожает?
- Нет. Я думаю, что Антон Модестович ничего про это не знает. Он, как передаточный пункт. Ладно, мы сейчас вот что сделаем…
- А, вот ещё что, - что мне показалось непонятным, но я всё сделала, как просила Женя.
- Что, Фаина Львовна?
- Женя просила не выключать её компьютер.
- Понятно…, -  Крон поднялся из-за стола, и достал мобильный телефон, -  Фаина Львовна, сделайте всё, как просила Женя. Где этот диск?
- У меня в сумочке.
- Хорошо. Сейчас я уйду первым, а вы садитесь на автобус и езжайте в ресторан.
- А что мне сказать бабушке? Она и так обиделась, что её не пустили в кухню.
- Бабушке скажите, что вы скоро вернётесь вместе с Женей. У меня машина, и я буду в ресторане раньше, чем вы. Когда вы войдёте в кабинет к Антону Модестовичу, я уже буду там. Но, вы должны сделать вид, что видите меня впервые. Я - будущий клиент ресторана, пришёл поговорить с директором, что вполне естественно.
- А диск? Мне отдавать диск Антону?
- Да, конечно. Я же говорю, - сделайте всё, как просила Женя.

 Когда Крон вошёл в кабинет, Антон Модестович разговаривал по телефону.
- Нет. Я же сказал нет. У нас не бордель, -  Антон Модестович предложил Крону сесть, показывая рукой на круглый столик, где стояли два кресла.
- Да, даже за большие деньги. Нет, …, даже за миллион долларов нет. …Вот и обратитесь в другое место. …Всего хорошего.
- Ох уж эти мне денежные мешки, даже вагоны, -  Антон Модестович поднялся из-за стола и направился к Крону, -  думают, что за деньги могут купить даже Бога.
Крон встал и протянул Антону Модестовичу руку,
- Меня зовут Крон. Я не собираюсь покупать Бога.
- Это очень приятно слышать, -  улыбнулся Антон Модестович, пожимая протянутую руку, -  а я - Мельников, Антон Модестович. Впрочем, вы уже наверняка знаете мое имя. Садитесь пожалуйста. А Крон - это имя или фамилия?
- Фамилия, -  ответил Крон, возвращаясь в кресло, -  имя у меня длинное и трудно произносимое, так что Крон и всё. Коротко и ясно.
- А вы знаете, -  Антон Модестович опустился в кресло, и достал сигареты, -  был такой писатель -  Крон. По-моему, Александр. Да, Александр Крон. Он написал книгу о подвиге капитана подводной лодки. Только, я не помню, как звали этого капитана. Ну, да Бог с ним. Как я понимаю, вы - наш будущий клиент?
- Да, во всяком случае, надеюсь им стать. А вы действительно, гений своего дела, Антон Модестович, как мне вас и отрекомендовали.
- Ну, что вы, спасибо конечно, но я всего лишь скромный исполнитель желаний других.
- Не скромничайте, Антон Модестович. Вы меня только сейчас увидели, и тут же попали в десятку. Я бывший подводник, и хочу заказать у вас комнату с соответствующим интерьером.
- Как подводную лодку?
- Да, но не современную.
- Пожалуйста, -  Антон Модестович протянул Крону пачку сигарет.
- Спасибо, у меня свои, но я только что курил.
- А если не современную, то какую? -  спросил, закуривая, Антон Модестович.
- Сказочную.
- Сказочную? Это интересно. …Хотите кофе или чай?
- Спасибо, если можно кофе.
- Сейчас нам принесут, -  Антон Модестович поднялся с кресла, и подошёл к своему столу с телефоном, -  Оленька? Принеси нам, пожалуйста, кофе.   
- А в какой сказке используется подводная лодка? -  спросил Антон Модестович, возвращаясь в кресло.
- В сказке про Алые паруса.
- Вы имеете в виду "Алые паруса" Грина? 
- Да.
- Но, насколько я помню, у капитана Грея был корабль, а не подводная лодка.
- А мне, Антон Модестович, нужна именно подводная лодка с алыми парусами.
- Но, дорогой Крон, желание клиента для нас, естественно, закон. По-другому мы и не относимся к своим клиентам. Но, как подводная лодка может быть с алыми парусами? Зачем же ей паруса?
- А это уже ваша задача, Антон Модестович.
- Если я вас правильно понял, дорогой Крон, вы хотите сказать, что я должен приготовить для вас комнату так, чтобы она выглядела, как подводная лодка с алыми парусами?
- Вы правильно меня поняли, Антон Модестович.
- Это очень дорогое и, что самое главное, ответственное желание. Вернее, не желание, а его исполнение. А вдруг вам не понравится?
- То, что это желание очень дорогое, я понимаю, -  сказал Крон, доставая сигареты, -  деньги у меня есть. А ответственность? ...А вы не думайте об ответственности, Антон Модестович, исполните моё желание, как художник, как сказочник, как поэт, в конце концов. Или вы не поэт, Антон Модестович?
Дверь кабинета открылась и появилась длинноногая Оленька с подносом, на котором стоял небольшой кофейник, две чашечки, вазочка с шоколадными конфетами и вазочка с сахаром. Оленька подошла к столику, миленько улыбнулась Крону, и поставила поднос.
- Что-нибудь ещё, Антон Модестович?
- Нет, спасибо, Оленька.
- Не за что, -  ответила Оленька, и ушла.
- Да, -  сказал Антон Модестович, наполняя чашечки кофе, -  такого заказа у меня ещё не было.
- А что, все заказы повторяются? -  спросил Крон, взяв чашечку с кофе.
- Вы знаете, да. Мы работаем давно. Бывают, конечно, исключения, но я бы сказал, не исключительности. Заказы, как правило, видоизменяются, но, принципиально новые появляются редко. Хотя, примерно год тому назад у нас появился такой необычный заказ.
- И что же в нём было необычного?
- Нам заказали берега Амазонки.
- Ну, вот видите, значит, опыт у вас уже есть, -  сказал Крон.
- Да, но берега Амазонки заказали с подземным ходом, а не саму Амазонку под землёй.
- И куда же ведёт этот подземный ход? -  спросил, закуривая Крон.
- Никуда особенно не ведёт. Просто на другую сторону улицы.
- Значит, клиент может незаметно появиться, и также незаметно уйти?
- А вы не из милиции, Крон?
- Нет, ну что вы, Антон Модестович, я просто задал вопрос. Не хотите - не отвечайте. Давайте лучше поговорим о моей подводной лодке.
Дверь кабинета Антона Модестовича немного открылась и в проём заглянула Фаина Львовна.
- Антон, можно к тебе?
- Да Фаячка, проходи, -  сказал, поднимаясь с кресла, Антон Модестович, -  извините, Крон, это моя жена. Небольшие, знаете ли, семейные проблемы.
- Я не помешаю? -  спросил Крон.
- Нет, ни сколько. Это не секрет, сейчас мы быстренько разберёмся, и продолжим наш с вами разговор.
- Тебе звонила Женя? -  спросила Фаина Львовна, доставая компакт-диск.
- Да, Женька звонила. Сказала, что за диском должен придти какой-то мальчик.
Антон Модестович взял у Фаины Львовны компакт-диск и, положив его во внутренний карман пиджака, добавил,
- Фая, я хотел бы с тобой поговорить. Ты, если не торопишься, подожди, пожалуйста. Напротив есть комната для гостей - там удобно. 
- Хорошо, -  сказала Фаина Львовна, и, взглянув на Крона, вышла из кабинета.
- Так на чём мы остановились? -  спросил Антон Модестович, возвращаясь в кресло.
- Как я понял, -  улыбнулся Крон, -  мы ещё не на чём не остановились. По-моему, вы думаете, взяться за исполнение моего заказа или нет?
- А вы сами не представляете, как это может выглядеть? -  спросил Антон Модестович.
- Нет, но я хочу почувствовать.
- Что почувствовать?
- Алые паруса.
- Ну, хорошо, -  Антон Модестович потушил сигарету, -  тогда у меня к вам два вопроса. Первый - для выполнения вашего заказа потребуется время, и заранее определить, когда ваш заказ будет выполнен очень сложно. Вы согласны?
- Конечно, я это прекрасно понимаю.
- Тогда следующий вопрос - мне неоднократно придётся обращаться к вам за консультацией. Понимаете, если вам не понравится начало, то о каком продолжении может идти речь?
- Понимаю, и с этим я тоже согласен, Антон Модестович.
- Тогда, дорогой Крон, позвольте ещё один вопрос? Это уже из области психологии, но я же должен понять своего клиента.
- Пожалуйста.
- Зачем вам алые паруса?
- А вот на этот вопрос я не могу вам ответить, Антон Модестович, потому что и сам не знаю. Если бы я это знал, то, может быть и знал, как они выглядят.
- Понятно, вы хотите, чтобы я стал вашими алыми парусами?
- Может быть и так, -  Крон потушил сигарету.
- Но, тогда, Крон, я должен понять, что вы за человек. Нам нужно будет поближе познакомиться, и перейти на "ты".
- Да кто же возражает, Антон Модестович? Я с удовольствием приглашу вас в ресторан, только не в ваш. А можно и не в ресторан, а …
Тихий телефонный звонок прервал Крона.
- Извините, -  сказал Антон Модестович, -  и подошёл к телефону.
- Да. …Да, я уверен, я его жду, пропустите, -  ответил Антон Модестович, и вернулся в своё кресло.

Глава 20. Шурик

 Дверь кабинета Антона Модестовича Мельникова отозвалась на прикосновение согнутых пальцев, как отзывается дверь от кабинета зубного врача.
- Да, -  сказал Антон Модестович, -  входите, пожалуйста.
Прихрамывая на левую ногу, в кабинет вошёл тоненький юноша с чёрными грязными волосами, одетый в клетчатую рубашку с двумя пуговицами.
- Я это…, -  сказал юноша, -  мне это…, короче, мне Мельников нужен.
- Я Мельников, -  сказал Антон Модестович, -  идите сюда. Вы наверно, от Жени?
- Да, меня это…Женя просила, -  юноша подошёл к круглому столику, и встал напротив Антона Модестовича.
- И что она вас просила? -  спросил Антон Модестович.
- Она это…, она сказала, что вы мне должны диск отдать.
- Ох уж эти мне неопрятные гении, -  Антон Модестович опустил руку во внутренний карман пиджака.
Но, отдавать диск оказалось некому. Юноша лежал на полу, глотая воздух, как после долгого пребывания под водой. На его вытянутых ногах, в том месте, где кончается всё то, что ниже спины, сидел Крон, и, заламывая руки, надевал наручники. 
- Вы что!? -  Антон Модестович поднялся с кресла, -  Это же ребёнок, я сейчас вызову охрану!
- Сидеть! -  Крон взглянул на Антона Модестовича, потом перевернул юношу на спину, и, скомкав левой рукой ворот рубашки, правой ухватился за ремень брюк.
Антон Модестович опустился в кресло. Крон оторвал юношу от пола и переместил в кресло, где только что сидел сам.
- Как зовут? -  спросил Крон.
- Шуриком. Дяденька, не бейте меня, я всё скажу, я не виноват!
- Успокойся. Никто тебя не собирается бить, -  Крон взял сигарету, -  Где Женя?
- Я не знаю. Он это…, он мне денег дал, сказал, что если я этот…диск принесу, он мне ещё даст, столько же.
- И много он тебе дал? -  спросил, закуривая Крон.
- Много - сто рублей.
Крон положил сигарету в пепельницу, затем, опустившись на корточки, захватил обеими руками колени Шурика, и стал, не отрываясь смотреть ему прямо в глаза.
- Шурик, ты сейчас вспомнишь, и очень подробно мне расскажешь, как ты познакомился с этим богачом, и что он тебе говорил. Ты меня понял?
- Понял, конечно, понял. Я это…я по улице шёл, а он курит стоит. Ты, говорит, пацан, заработать хочешь? Я говорю, - а чо делать-то? Да ничо, говорит, такого особенного и не надо. На соседней улице, говорит, ресторан есть, знаешь? Ну, а кто же ресторан-то этот не знает, -  Шурик облизнул губы, -  знаю, говорю. А этот кудрявый…
- Какой? -  переспросил Крон.
- Ну, это…волосы у него такие, как кудри, и жёлтые.
- А глаза? Какого цвета у него глаза?
- Так это… красивые глаза, голубые. Только…
- Что только, Шурик?
- Ну, это…они, глаза эти, то голубые, а то, как посмотрит, так страшно, - и не голубые вовсе глаза-то, а чёрные.
- Хорошо, рассказывай дальше.
- А сам весь такой чистенький, как этот…, ну, я по телевизору видал, который по шариком- о бьёт, палкой такой, а шарик потом в эту… в лунку попадает. Ну вот, он и говорит, что девчонка у него есть, Женькой зовут. А отец этой девчонки этот…ну, короче, кто рестораном-то правит, не любит его, значит, а девчонка любит. Она, говорит, должна ему какую-то пластинку передать, маленькую такую в коробочке.
- Может быть, диск, -  подсказал Антон Модестович.
- Во-во, точно - диск. Я говорит, сам поэтому, не могу в ресторан идти, не пустят меня. А я ещё спросил, а меня, говорю, пустят в ресторан-то? У меня прикид-то это…не очень. А он, говорит, пустят. Если всё правильно скажешь, то пустят.
- И что же надо было сказать? -  спросил Крон.
- Да просто сказать, что от Жени я мол, к Антону Модестовичу Мельникову, за этим…за диском, короче. Он меня эти слова два раза заставил повторить, потом деньги дал. Только, говорит, чтоб про него не сболтнул, а то мне отец ничо не даст. И ещё сказал, что, если я диск-то этот принесу, он мне ещё сто рублей накинет.
- А куда ты должен принести диск? -  спросил Крон.
- Так туда же, где он мне и деньги дал. Тут недалёко,  на соседней улице. Там ещё двор проходной, а во дворе дом полосатый. Только я во двор-то не заходил, я это…я по улице шёл. Так он на улице и стоял.
- Ладно, Шурик, -  Крон поднялся и затушил то, что осталось от сигареты, -  ты этого кудрявого хорошо запомнил?
- Ну, а как же. Я все лица это… хорошо запоминаю, ещё с детства.
- Я ничего не понимаю, -  Антон Модестович встал с кресла, -  зачем так сложно? Кого я не люблю? И почему вы набросились на этого мальчика, Крон?
- А что тут понимать, Антон, Женьку твою убить могут! Теперь понимаешь? -  Крон достал мобильный телефон, -  Потому, что ты никого не любишь, исполнитель желаний, бл…!
- Я…, я…, -  Антон Модестович опустился в кресло. …
- Бард, что у вас?
- Всё чисто, Крон.
- Хорошо. Ты мне нужен. Поднимайся в кабинет Мельникова.
- Понял.
- А что на этом диске, Крон? -  спросил Антон Модестович.
- Жизнь, Антон Модестович, и смерть для тех, кто этого не понимает. А больше я вам ничего не скажу. Некогда нам, Антон Модестович, дискутировать на эту тему. Надо Женьку спасать.
- Сейчас Шурик, -  Крон повернул Шурика лицом к спинке кресла, и начал снимать наручники, -  мы с тобой пойдём вместе отдавать диск. Понял?
- Понял, я это…я понятливый, только, дяденька милиционер, может вы без меня пойдёте?
- Нет, дорогой мой, пойдём вместе. А это, -  Крон достал из внутреннего кармана куртки бумажник, и вынул оттуда сто рублей, -  держи, чтоб ты в накладе не остался.
- Спасибо вам, -  сказал Шурик, и спрятал деньги.
- А ты, Антон, -  Крон взял сигарету, -  позвони своей охране, и скажи, чтобы пропустили моего человека, - среднего роста, худощавый, в джинсовой безрукавке.
Пока Антон Модестович давал указания охране, Крон сел в кресло и закурил.
- Дяденька Крон, а мне можно сигарету? -  спросил Шурик.
- Бери, конечно, -  Крон протянул Шурику пачку сигарет, -  работаешь где-нибудь?
- Нет, счас нет, -  Шурик взял сигарету и достал из кармана брюк спички, -  я, как это…из больнице-то вышел, так уж давно не работаю.
- А чем болел? -  спросил Крон.
- Так это…машина меня сбила. Хотели ногу отрезать, денег-то у нас с матерью нет, -  Шурик прикурил и глубоко затянулся, -  мать упросила, да и врач хороший попался, добрый.
- А кто сбил?
- Да кто ж его знает? Сбил да уехал. А машину-то я запомнил, большая такая, белая, как это…пароход на колёсах.
- Здравствуйте, -  в кабинет Антона Модестовича вошёл худощавый человек в джинсовой безрукавке, и аккуратно закрыл за собой дверь.
- Добрый вечер, -  отозвался Антон Модестович.
- Проходи, Бард, -  сказал Крон, поднимаясь с кресла, -  похоже, что снова наш с тобой знакомый объявился, - Пифагор.
- Да, -  сказал Бард, -  зря ты, Крон, его тогда сразу шлёпнуть не разрешил, а потом он сбежал, …сука!
- Ничего, я думаю, сегодня мы с этим кудрявым разберёмся. Сделаем так, сейчас Антон Модестович даст нам бумагу и карандаш, а мы с Шуриком нарисуем, где находится этот полосатый дом, а где ресторан.
- Подождите, -  Антон Модестович встал из-за стола, -  какой ты говоришь дом, Шурик, полосатый, во дворе?
- Да, полосатый, у него ещё это…полосы жёлтые.
- Крон, помните, я вам рассказывал о необычном заказе? Ну, берега Амазонки, помните?
- Помню, а какая здесь связь?
- Очень даже прямая. Комната с берегами Амазонки находится в подвальном помещении моего ресторана. От неё идёт подземный ход, прямо во двор того дома, о котором говорит Шурик. Собственно говоря, этот подземный ход уже был, не знаю с каких времён? Мы его только укрепили, и сделали там подземный бассейн, так клиент просил. А ведёт он прямо в этот полосатый дом, который стоит во дворе. У клиента в этом доме квартира на первом этаже. Через неё и можно добраться до подземного хода.
- Так, -  сказал Крон, -  это меняет дело. А кроме как через подземный ход, на эти берега как-нибудь ещё можно попасть?
- Конечно, можно, -  на лифте, но…
- Что "но", Антон Модестович?
- Ничего-ничего, можно - можно, если нужно. Просто на дверях лифта кодовый замок.
- Вы знаете код?
- Знаю. Знаю только я и мой клиент.
- Хорошо, -  сказал Крон, -  об этом вашем клиенте поговорим потом, а сейчас сделаем вот что, …хотя, без чертежа нам всё равно не обойтись.
Дверь кабинета осторожно открылась, пропуская Фаину Львовну.
- Извините. Антон, тебя ещё долго ждать?
Антон Модестович посмотрел на Крона.
- Заходите, Фаина Львовна, -  сказал Крон, -  я думаю, что уже недолго.

Глава 21. Неправильный код

 Бард и Антон Модестович спустились в нижние комнаты ресторана, и остановились напротив железной двери с кодовым замком. Антон Модестович нажал несколько кнопок с цифрами, и дверь позволила себя открыть, и пригласила в светлую комнату с камином и баром.
- Неплохо, -  сказал, рассматривая комнату Бард, -  кресла, телевизор, и даже камин, - как в загородном доме.
- В этом и особенность моего ресторана, -  Антон Модестович закрыл дверь, и подошёл к бару, -  чтобы клиент мог чувствовать себя, как в доме своего старого доброго друга, а не как в ресторане.
Антон Модестович опустил руку под стойку бара, и та часть стены, напротив которой стоял Бард, стала раздвигаться, как двери лифта.
- Это и есть лифт? -  спросил Бард.
- Нет, это только выход в коридор, а лифт, который ведёт в подземелье, находится в конце коридора. Прошу вас.
Бард ступил на чёрный пол пустого начала, и в коридоре стало светло. Лампочки были скрыты в потолке, собранном из неровной мраморной плитки, и казалось, что коридор освещается собственным потолком. Стены и пол коридора были сложены из мрамора точно такого же цвета, что делало похожим его на грот, или на склеп для великих захоронений. Бард и Антон Модестович прошли по мраморному коридору, и оказались напротив широких дверей лифта, который не прятался в стене, а выглядел, как самый обыкновенный лифт. С правой стороны лифта, почти на уровне глаз, держался небольшой металлический коробок с буквами и цифрами. В его правом верхнем углу горела красная лампочка. Антон Модестович протянул руку к коробку, собираясь набрать код.
- Подождите, Антон Модестович, -  сказал Бард,  -  нельзя нарушать план. Сейчас мы вместе вернёмся в ваш загородный дом, дождёмся своих, и будем ждать сигнала от Крона.
- Нет, вы меня не так поняли. Я и не думал вызывать лифт. Просто хотел попробовать, я хоть и знаю код, но набирал его только один раз.
- Хорошо, попробуйте.
Антон Модестович последовательно утопил несколько кнопок с буквами и цифрами, но кнопки тут же всплыли, как поплавки, а красная лампочка осталась красной и даже не подмигнула. Антон Модестович опустил руку.
- Не волнуйтесь, -  сказал Бард, -  попробуйте ещё раз.
Антон Модестович пробовал ещё несколько раза топить кнопки с буквами и цифрами, но красная лампочка так и не поменяла цвет.
- Вы уверены, что правильно набираете код? -  спросил Бард.
- Абсолютно. Я знаю, что не имею право это забыть.
- Может, я попробую? -  предложил Бард.
- Пожалуйста.
Антон Модестович произнёс кодовое слово, и пальцы Барда стали медленно топить кнопки. Но, кнопки были непотопляемы, а равнодушная лампочка не меняла свой цвет.
- Пойдёмте, -  сказал Бард.
- Куда?
- Туда, куда мы и собирались. Здесь нечего торчать. Он поменял код.
- Надо сообщить Крону, -  сказал Антон Модестович.
- Нельзя. Крону сообщать нельзя. Нам остаётся только ждать сигнала от него, тогда и сообщим. А за лифт вы не волнуйтесь, если надо будет, откроем и без кода.

 Крон первым ушёл из ресторана, и сказал, что Шурик должен уйти после него не раннее, чем через пять минут. Шурик должен подойти к входу во двор, где стоит дом с жёлтыми полосами, но во двор ни в коем случае не входить. Нужно встать спиной к дому так, чтобы из глубины двора можно было видеть того, кто стоит у его входа. Шурик выполнил всё в точности, как сказал Крон, и подумал, что заходить во двор почему-то нельзя, но посмотреть-то можно. Ещё при первой встрече с кудрявым он заметил огромный белый автомобиль, который стоял во дворе, и сейчас подумал о том, что этот автомобиль неплохо было бы рассмотреть поближе. Ну, ладно, нельзя – так нельзя. Шурик оглянулся и посмотрел во двор. Одинокий фонарный столб с недобитым стеклянным глазом вытянул шею, и как мог, освещал двор. Точно он, пароход на колёсах, -  подумал Шурик. Других точно таких же машин он больше нигде не видел. Не сводя глаз с автомобиля, Шурик медленно начал входить во двор. Подумаешь, нельзя – чо будет такого страшного, если я войду? Шурик подошёл к автомобилю, и сел на корточки перед бампером.
- Нравится? – спросил голос из темноты.
- Я это…, -  сказал, поднимаясь, Шурик, -  так, только посмотреть хотел.
Шурик встал, и не увидел кудрявого. Кудрявый стоял около дверцы водителя, именно в том месте, которое не мог осветить разбитый фонарь.
- А я думал, что ты диск уронил, -  сказал Пифагор.
- Не, при мне он, вы чо! Я это…, вы мне сто рублей- о дадите?
- Конечно, давай диск.
Шурик запустил руку во внутренний карман брюк, и почувствовал, что ему не хватает воздуха, и что-то холодное и тупое больно давит ему под правую лопатку.
- Медленно выходи из темноты, -  проговорил Пифагор, сдавливая шею Шурика треугольником руки, и прячась за его спиной, -  и лучше, если ты сделаешь так, чтобы я видел твои руки.
Крон медленно вышел из темноты, держа в правой руке ствол, направленный в лоб Пифагора.
- О! May dear friend, Крон, -  сказал Пифагор, -  сколько же мы не виделись?
- Отпусти мальчишку, Пифагор, -  сказал Крон, -  зачем он тебе? Давай разберёмся один на один.
- Защитнику всех униженных и оскорблённых тоже понадобился компакт-диск? – спросил Пифагор.
- Компакт-диск? – переспросил Крон, -  Я не знаю никакого диска, Пифагор. Не морочь мне голову. Я давно уже тебя пасу. Я знал, что тебя погубит страсть ко всему большому и белому. Отпусти мальчишку, и поговорим, как мужик с мужиком.
- Да, я действительно люблю большое и белое, Крон. Но, я не люблю и очень хорошо запоминаю тех, кто умеет стрелять, почти не целясь, с обеих рук, и что самое удивительное, попадает.
- Я тоже на всю жизнь запомнил, как ты стреляешь в детей, Пифагор.
- А, вон ты о чём. Сколько лет пошло, а ты никак не можешь забыть ту девчонку в горах. Но, я же не в неё стрелял, Крон. Я стрелял во врага.
- У нас с тобой разные враги, Пифагор. Ещё раз повторяю, отпусти мальчишку.
- Конечно, конечно я его отпущу, зачем он мне нужен? Но, сначала, Крон, ты разожмёшь пальцы правой руки. Я знаю, что у тебя нет второго ствола, это неудобно, и я знаю, что ты очень любишь детей, Крон. Это будет твой грех.
Спина Шурика перестала болеть, и тут же заныл правый висок.
- Я это сделаю, Крон, ты меня знаешь. Конечно, потом мне будет трудно, но это уже будет потом.
- Хорошо, -  Крон разжал пальцы правой руки, и ствол, ударившись рукояткой о землю, отскочил в сторону Пифагора.
- Отлично, -  сказал Пифагор, -  видишь, мне помогает сама судьба. А теперь достань свой мобильный телефон, и брось его к моим ногам.
- Молодец. Мы понимаем друг друга, Крон, -  улыбнулся Пифагор, когда мобильный телефон Крона оказался у его ног, -  а ты говоришь, давай разберёмся. Зачем? Зачем нам разбираться, Крон?
- Теперь ты отпустишь мальчишку?
Не отвечая на вопрос, Пифагор убрал ствол от виска Шурика, и выстрелил, целясь в правую ногу Крона. Крон стал медленно опускаться на землю, захватывая обеими руками ногу немного выше колена.
- Я не стану тебя убивать, Крон, -  сказал Пифагор, подбирая мобильный телефон и ствол, -   потому, что мне нравиться, как ты мыслишь.
Пифагор спрятал оба ствола с глушителем и мобильный телефон, -  я сменю машину, спасибо за совет, Крон.
Затем, взяв Шурика за шиворот, он потащил его в сторону подъезда.
- Это ты его привёл?
- Не, вы чо, я это…, я его вообще не знаю.
- Ладно, не ссы, пацан, -  Пифагор постучал по спине Шурика, и начал набирать код, -  сейчас доплывём до места, проверим твой диск, получишь деньги, и гуляй не хочу!

Глава 22. Капитан

 Цепляясь пальцами за трещины в заасфальтированной земле, Крон подполз к белому джипу, и, обхватив, как родное, огромное чёрное колесо, подтянулся к нему, и медленно разворачивая левую часть тела, прислонился спиной. Боль и знание о боли, -  подумал Крон, -  и вспомнил свою первую ступень обучения. Надо забыть о знаниях. Я слишком много знаю о боли. Она входит в меня, как самособойность, и становится родной и близкой, и требует любви и страха по отношению к самой себе. Но дух, дух не должен любить собственную боль. Дух не должен становиться рабом собственной боли. Это хорошо на словах. Но, прежде чем забыть о знаниях, надо их знать, - знать, о чём следует забыть.
Крон осторожно снял куртку, а потом рубашку. Оторвав оба рукава от рубашки, он одним рукавом крепко перетянул ногу повыше раны, а другим, разорвав штанину от брюк, перевязал и саму рану. Крон надел куртку, и подумал, что у него очень мало времени. Пифагор может убить детей. Надо попытаться встать. Судя по тому, как я чувствую боль, кость не задета, и видно, что пуля прошла навылет. Жаль, что приходится терять столько крови. Крон повернулся к чёрному колесу, и, снова обхватив его, приподнялся на левом колене. Хорошо, теперь нужно встать. Левая нога, она была и осталась без пули, она поможет. Держась обеими руками за белый джип, Крон подтянулся, и встал на левую ногу. Очень хорошо, теперь правая…. Крон перенёс дольку тяжести от своего тела на правую ногу, и понял, что его дух не может справиться с болью.
Ему показалось, что разбитый фонарь засветил ярче, и даже попытался сдвинуться в его сторону, но не смог, и снова опустил свою разбитую голову. Ничего, родная, -  обратился Крон к собственной ноге, - это совсем недолго, нужно всего лишь дойти до двери подъезда. Помоги мне, у меня нет третьей ноги. Раскинув крыльями руки, как человек на канате, и наступая на боль, Крон добрался до двери с кодовым замком, и опустился перед ней на колени. Крон не долго стоял на коленях. Держась за дверную ручку, он приподнялся, а затем сначала нажал на кнопку с цифрой один, а потом и кнопку вызова. Трелили-трелили, -  запела электронная птичка.
- Я вас слушаю, -  ответил голос, не допускающей даже мысли о том, что кто-нибудь может догадаться, что его хозяин принял двести грамм водки.
- Братан? -  спросил Крон, -  Ты не знаешь, в какой квартире живёт слесарь?
- Я слесарь, -  гордо ответил голос.
- А как фамилия?
- Севрюгин моя фамилия, а ты чо забыл?
- Да тут всё забудешь, когда подвал заливает!
- Проходи.
 Держась за грязно коричневые перила, Крон поднялся по ступеням, и увидел знакомую пуговицу, которая лежала справа от него на полу, словно оторвавшись от железной рубашки двери. Молодец Шурка, -  подумал Крон. Слева от Крона открылась дверь, и показался Севрюгин в тельняшке и тёмно синих семейных трусах, на которые из семьи Севрюгина явно никто не претендовал.
- Чо… произошло? -  спросил Севрюгин.
- Черноморский флот? -  спросил Крон.
- Балтийский, матрос…
- Значит, как Железняков?
- Как кто? -  переспросил Севрюгин.
- Я говорю, ты двери железные ломать умеешь?
- Могу, а зачем её ломать?
- Из этой квартиры течёт, -  держась левой рукой за перила, Крон показал на дверь, у которой лежала Шуркина пуговица, -  а хозяев дома нет, понял?
- Понял, счас, инстр;мент надо взять.
- Подожди, брат, -  Крон дотронулся ладонью до правой ноги, -  у тебя йод, пластырь, бинт найдётся?
- Найдётся, а чо…произошло?
- Да вот, -  Крон показал на свою правую ногу, -  с лестницы упал, пока к тебе бежал. Поможешь?
- Проходи.
 Крон прошёл в маленькую кухню с трудовым запахом пота от Беломорканала. Севрюгин принёс йод, бинт и несколько пластырей.
- Можа это…по маленькой? -  спросил Севрюгин.
- Спасибо, брат Севрюгин, -  ответил Крон, -  только у нас с тобой, матрос, времени нет. Вот кран перекроем, тогда и выпьем. Ты мне вот, что скажи, - у тебя телефон есть?
- Конечно, только он не работает. Отключили, суки, за неуплату.
- Ладно, не работает - так не работает. Собирай инстр;мент.
Пока Севрюгин собирал инструмент, Крон продезинфицировал рану, аккуратно перемотал бинтом, а затем заклеил несколькими кусочками пластыря.
- Я готов, -  сказал Севрюгин, появляясь в кухне с инструментами для взлома, и надев по такому поводу спортивные штаны.

 Вдохновлённый раненным человеком, который говорил по понятиям и уважал матросов, Севрюгин быстро открыл дверь.
- Молодец, матрос, -  сказал Крон, -  давай проходи в кухню. Скорее всего, оттуда и течёт.
Севрюгин сделал шаг в направлении кухни, которая находилась напротив двери. Крон закрыл дверь, и, повернувшись к спине Севрюгина, сказал,
- Прости, матрос, но, по-другому нельзя.
Опираясь на левую ногу, Крон подхватил Севрюгина, и осторожно опустил его на пол, -  ничего, матрос, поспишь часок другой, а потом всё будет хорошо.
Крон прошёл в комнату с паркетным полом, в которой кроме телевизора, дивана, и двух мягких кресел, ничего не было. Никакого намёка на люк, -  подумал Крон, и, держась за стены, ушёл в кухню. В кухне стоял холодильник, газовая плита и маленький столик с двумя стульями. Никакого люка не было и в кухне. Крон проверил кафельный пол в туалете и ванной комнате, и вернулся в прихожую, где лежал матрос Севрюгин. Надо ещё раз проверить паркетный пол в комнате, -  подумал Крон, опускаясь на пол, и вытягивая правую ногу. Сейчас немного посижу и проверю всё заново. А там что? -  Крон посмотрел вправо, где висела давно нестиранная занавеска. Он отдёрнул занавеску и увидел дверцы от встроенного шкафчика, где обычно хранят пятновыводитель, крем для обуви, запасной рулон туалетной бумаги и всякую мелочь, которая превращается в немелочь только тогда, когда её не хватает. Неужели так просто? И никакого кодового замка? Крон посмотрел на дверцы, в одной из которых была маленькая замочная скважина, как на почтовом ящике. Крон поднялся и распахнул дверцы шкафчика. Перед ним открылось светлое цилиндрическое пространство с гладким деревянным полом. Это пространство уходило вглубь под небольшим углом, как внутренности большой трубы, в которых могут свободно передвигаться люди, и даже люди с тележками. Крон поднял с пола короткий молоток Севрюгина, и, заложив его сзади за ремень брюк, шагнул в трубу.
 Труба быстро закончилась, и Крон распахнул точно такие же дверцы шкафчика, как были в начале, и увидел другую трубу, похожую на бассейн, в котором стояла вода в кафельных берегах. На обеих сторонах этого подземного бассейна точно напротив друг друга уходили в воду металлические лестницы с круглыми перилами. Бассейн хорошо освещался двумя линиями параллельных лампочек, которые были встроены в полукруглый потолок. Где заканчивался бассейн, видно не было,  он уходил влево по плавной дуге окружности. Крон присел на краешек бассейна, и опустил тяжёлые ноги, так что они стали касаться воды. Только бы успеть, -  подумал Крон. Пифагор должен проверить тот ли он получил диск, а потом…, а потом я уже ничем не смогу помочь. Идти по скользкому кафелю с перебитой ногой, даже держась за стены, долго и трудно, -  лучше плыть. Крон снял ботинки, носки, куртку, рубашку; всё это он аккуратно сложил у дверей шкафчика, поправил повязку, и ушёл в воду.

Глава 23. Лодка без паруса

 Шурик сидел за столиком на колёсах и поедал салат "Нежный", не забывая о бутерброде с чёрной икрой и помидорах с сыром. При этом он поглядывал на блюдо с бараниной и на бокал с яблочным соком, понимая, что сказочная еда может исчезнуть так же, как исчез лес с берегами Амазонки при одном взмахе волшебной палочки Пифагора.
- Что-то ты долго, Женя. Есть проблемы? -  Пифагор стоял у бежевого столика с компьютером, за которым сидела Женя.
- Нет. Вернее есть, но небольшие. Компьютер чужой, адресация памяти немного другая. Мне нужно ещё несколько минут. А мы куда-то торопимся?
- Да я о тебе волнуюсь, время-то уже позднее. А ты сама разве не волнуешься?
 Женя действительно заволновалась, когда получила компакт-диск, и поняла, что этот диск не её. Мама перепутать не могла, потому что в её столе других компакт-дисков не было. Тогда…, тогда Женя вспомнила, как встретилась с Пифагором, как попала в эту волшебную тюрьму, как напугалась анаконды, и всё поняла, - поняла, что этот компакт-диск может отнять у неё жизнь так же, как и спасти. Радовало только одно - тот, кто подменил диск, знает, что она здесь. Знает, но пока, по каким-то причинам, не может ей помочь. Жене показалось, что она слышит этого человека, - тени время, Женька, что хочешь делай, но тяни время. Убеди, очень обстоятельно убеди этого образованного убийцу, что быстро проверить то, что находится на диске не так просто. Но, помни - он умный, очень умный, может быть умнее всех вместе взятых убийц в мире.
- Я хочу сока выпить, можно? -  спросила Женя.
- Конечно, -  Пифагор подошёл к столику, и налил в Женин бокал сока, -  Женя, а ты уверена, что это твой компакт- диск?
- Абсолютно.
- Даже так? -  Пифагор принёс Жене бокал с соком, -  Тогда почему ты не можешь открыть архив?
- Вот, именно поэтому и уверена. Если бы это был чужой архив, то я бы быстро с ним справилась. Для того чтобы открыть мой архив, нужно чётко представлять себе матрицу оперативной и кэш памяти. Это же насколько я понимаю, один из новейших компьютеров?
- А в компьютере Рафаила Натановича всё быстро открылось?
- Да, там никаких проблем не было.
- Женя, -  предложил Пифагор, -  может, ты поесть хочешь? Смотри, как Шурик наворачивает. А я пока сам попробую.
- Нет, спасибо. Я думаю, что скоро всё сделаю.
- Поторопись, Женя, -  сказал Пифагор, вставая за спиной у Жени.
- А это…, -  Шурик перестал есть, -  эта та самая Женька?
- Нет, Шурик, -  Пифагор посмотрел на Шурика, -  это другая Женя. А ты ешь и меньше говори. Понял?
- Понял, я только это…, ну ладно, -  ответил Шурик, наполняя рот.
- Вот, кажется получилось, -  сказала Женя.
- Хорошо, я вижу, -  Пифагор опустил правую руку на плечо Жени, -  а теперь стирай, и почисть корзину. … Молодец.
- Вот и всё, -  Женя развернулась на стуле, оказываясь напротив Пифагора, -  что дальше?
- А дальше, -  Пифагор вынул компакт-диск и опустил его во внутренний карман пиджака, -   нужно снять жёсткий диск, и отдать его мне.
- Но, я раньше никогда не снимала жёсткие диски.
- Это не трудно, я тебя научу, даже отвёрточку дам.
- Послушай, Пифагор, -  Женя встала из-за стола, -  ты ещё не понял, что я компьютерный гений?
- Понял, Женечка. Я сразу это понял, -  улыбнулся Пифагор.
- Так вот, сам и снимай этот диск, а я есть хочу.
Женя подошла к столику на колёсах и уселась напротив Шурика. Зачем Пифагор притащил этого убого мальчишку? Накормить? Или накормить им анаконду? Женя взяла блюдо с заливным мясом, - Пифагору нужно было проверить, тот ли компакт-диск принёс Шурик. Значит, сам Пифагор к отцу не ходил, а каким-то образом заставил это сделать Шурика. Наврал, наверно, чего-нибудь. Господи, этому голодному мальчишки и врать-то кудряво не обязательно. Только почему они не спустились сюда на лифте, а вышли прямо из этого чёртового леса? Чёрт с ним с этим почему, главное, что из этого леса можно выйти. Женя посмотрела на Пифагора, который выключил компьютер, достал из нижнего ящика стола отвёртку и чёрный пакет, и теперь сидел на корточках перед системным блоком спиной к столику на колёсах. Шурик продолжал есть. Сколько же в него может войти, а с виду такой худой, - подумала Женя, и увидела, что возле блюда с давно остывшей бараниной, которую доедал Шурик, лежит разноцветный пульт. Женя ещё раз взглянула на Пифагора, который продолжал сидеть спиной к столику на колёсах, и, взяв пустой бокал и бутылку с вином, встала из-за стола.
- Может вина выпьешь? -  спросила Женя, держа бутылку и бокал над головой Пифагора.
- Конечно, теперь можно и выпить, -  ответил, не поворачивая головы Пифагор, и положил в чёрный пакет жёсткий диск.
Жене не нужно было размахиваться, размах уже был, она ударила бутылкой по голове Пифагора. Но, в последнее мгновение, когда основание бутылки готово было встретиться с затылком, Пифагор чуть отклонил голову вправо. Всё же бутылка сделала своё антиалкогольное дело, и жёлтые кудри Пифагора стали окрашиваться в чёрно вишнёвый цвет. Пифагор приподнял голову, но тут же опустил её, и упал лицом вниз, - в мелкие шурупы от крышки системного блока. Женины пальцы разжались и задрожали, мягкий исполняющий желания пол принял бутылку с бокалом, не причинив им вреда. Женя повернулась к столику на колёсах. Шурик сидел с открытым ртом, не успев проглотить последний кусок баранины. Смех и смерть, -  подумала Женя, и сказала, подойдя к столику,
- Поднимайся и закрой рот.
Шурик поднялся, выплюнул кусок баранины в ладонь, а затем аккуратно вернул его в тарелку. Женя посмотрела на застывшего Пифагора, и взяла разноцветный пульт. Сколько же здесь кнопок, и буквы и цифры, наверняка, ещё и многофункциональные. Надо вспомнить, на что этот гад нажимал.
- А он это…, -  спросил Шурик, -  не встанет?
- Заткнись, -  ответила Женя, прокручивая в памяти появление Пифагора с Шуриком.
Так, сначала раздвинулась стена с этим дурацким аквариумом, потом опустилась лестница, потом…, нет сначала появился Пифагор с мальчишкой, а потом уже опустилась лестница. Дальше? Ну, а что дальше, - дальше они начали спускаться по лестнице. Потом…, потом мальчишка сразу подошёл к столу, и даже меня не заметил, а Пифагор остался стоять ко мне вполоборота. Да, именно так. Он держал пульт, причём держал он его одной рукой. Потом он нажал на какую-то кнопку, и лестница ушла, и стена снова превратилась в стену. На какую же кнопку он нажимал? Если держать пульт одной рукой, то не так просто нажимать, пульт достаточно широкий, если конечно…, если нужные кнопки не находятся рядом с большим пальцем. Но, это ещё ни о чём не говорит,  таких кнопок может быть много, а его пальцы явно больше, чем у меня. А что мешает проверить? Женя взяла в правую руку пульт. В правом верхнем углу чёрной панели, рядом с её большим пальцем скромно расположилась красная кнопка с белеющей буквой "А". Женя направила пульт к стене и нажала на эту кнопку. Стена стала медленно раздвигаться, открывая площадку с тропическим лесом. Показалась и ожила металлическая лестница с высокими перилами.
- Шурка, забери у него пакет!
- Я…, я это…, может ты сама заберёшь?
- Пздун прожорливый! -  сказала Женя и направилась к Пифагору.
Женя подняла пакет и подошла к лестнице, которая ещё не успела закрепиться на полу, но наверху лестнице уже стоял Шурик.
- Может это…меня подождёшь? -  передразнила Женя, -  и, подождав пока лестница окончательно встанет, стала подниматься наверх.
- Там лодка, я это…я знаю, -  сказал Шурик, показывая рукой в глубь тропического леса, - он меня на лодке привёз.
- Значит, поплывём по Амазонке? -  спросила Женя.
- Нет, там это…, там бассейн.
- Ладно, моряк, показывай, где твой бассейн.
Шурик повернулся к тропическому лесу, из которого выглянул Крон. Мокрый, босой, с обнажённой грудью, с оторванной штаниной и перемотанной в двух местах ногой Крон выглядел намного естественнее, чем любой житель с берегов Амазонки. Женя посмотрела на Крона, и прижала к груди чёрный пакет.
- Дяденька Крон, дяденька Крон, живой! -  Шурик бросился к Крону, а Женя на всякий случай сделала шаг в сторону леса.
- Вы это…, вы не волнуйтесь, дяденька Крон, он мёртвый. Его Женька, бутылкой…
Опираясь на левую ногу, Крон захватил обеими руками Шурика, и в одно мгновение спрятал его у себя за спиной. Пуля ушла в левую часть груди Крона, и он стал медленно сближаться с амазонской землёй. Только бы не навылет, -  подумал Крон, опускаясь на левый бок.
- Всем стоять! -  крикнул Пифагор, поднимаясь с пола.
Женя ещё сильнее прижала к груди чёрный пакет, а Шурик замер, не сводя глаз с Пифагора.
- Какие у меня классные друзья, - сказал Пифагор, поднимаясь по лестнице, - я знал, что Крон очень хорош, но ты Женя…, жаль, жаль, что нам придётся расстаться.
Крон застонал, и перевернулся на спину, заложив под неё правую руку. Пифагор подошёл к Крону, и приставил к его голове ствол с глушителем.
- Я знаю твои проблемы, Пифагор, -  сказал Крон.
- Да? Это очень интересно, я люблю предсмертные откровения.
- У твоей лодки нет Алых парусов.
- Моей лодке не нужны никакие паруса, Крон. У моей лодки есть…, -  Пифагор приподнял голову и услышал характерный звук от движения лифта.
Крон тоже приподнял голову и левой рукой ухватился за ствол Пифагора, а затем правой выхватил из-за пояса короткий молоток матроса Севрюгина, и ударил им снизу вверх. Ствол Пифагора взлетел к потолку и мягко опустился на пол, минуя берега Амазонки. Этот же молоток ударил Пифагора между ног, а затем несколько раз в голову.

Эпилог

 - Надо же, ворота в лесу, -  сказал Иван Петрович, -  сколько гулял по этому лесу, а сюда никогда не забредал.
Назар и Иван Петрович стояли у высоких дубовых ворот, в обе стороны от которых уходил забор из плотно подогнанных брёвен с заострёнными вершинами. В воротах была дверь с большим железным кольцом.
- А сюда просто так и не забредёшь, если не знаешь дороги, -  сказал Назар.
- Да, крепко и надёжно, -  Иван Петрович прикоснулся обеими ладонями к воротам, -  как поселения староверов.
- Нет здесь староверов, Иван Петрович, и нововеров здесь тоже нет. Наверно, здесь есть надежда.
- Надежда за воротами, -  Иван Петрович посмотрел на забор, -  а в нашей деревне никаких ворот нет, и заборов тоже.
- А здесь другая деревня, -  сказал Назар, берясь за кольцо, -  ей без забора нельзя.
Назар три раза поднял и опустил кольцо.
- Кто? – спросил голос за воротами, который показался Ивану Петровичу знакомым.
- Назар, -  ответил Назар.
Дверь открылась, и показался человек, похожий на солдата. Похожий, потому что человек был в солдатской гимнастёрке, перетянутой кожаным ремнём со сверкающей пряжкой; и галифе, заправленных в начищенные кирзовые сапоги. Но, у человека не было ни оружия, ни погон и никакого головного убора. Человек, похожий на солдата, был чисто выбрит и коротко подстрижен. Назар и Иван Петрович вошли во двор, где в аккуратно сложенных клумбах росли тюльпаны и розы. От самых ворот начиналась дорожка с высокими берёзками, которая вела к одноэтажному деревянному дому. Земля на дорожке была выложена гладко отшлифованными камнями, которые несли свою службу лучше, чем кафельная плитка. Человек, похожий на солдата, опустился на колени и обнял ноги Ивана Петровича.
- Прости, Иван Петрович. Прости Христаради.
- Встаньте, не нужно этого. Ну, что вы ей Богу! – Иван Петрович узнал отца Елисея.
- Вы, Елисей, на посту, или где? – спросил Назар.
- Так точно, товарищ Назар, на посту, -  ответил отец Елисей, поднимаясь с колен.
- Так вот и ведите себя, как постовой. Ясно?
- Так точно, товарищ Назар, -  отец Елисей выпрямился, как должно выпрямляться солдату по команде "смирно".
- Пойдёмте, Иван Петрович, -  сказал Назар, -  он на службе. Вот отслужит своё, тогда и придёт к вам на исповедь.
 За домом на широкой скамейке под могучим дубом сидел Крон. Его левая рука, согнутая в локте, держалась на белой ленте из прочной ткани, перекинутой через шею.
- Крон! Господи, а я думал, куда вы пропали? – Иван Петрович подошёл к Крону, и протянул руку.
- Да никуда я не пропал, Иван Петрович, -  Крон поднялся и пожал руку Ивана Петровича, -  просто дел было много, пришлось задержаться.
- Вы ранены?
- Нет, сейчас уже нет. Всё нормально, Иван Петрович.
- Вы мне должны обязательно всё рассказать. Почему вообще от меня столько времени скрывали, что вы здесь? Я…
Иван Петрович услышал ещё один знакомый голос. Он обошёл скамейку, и за могучим дубом увидел небольшое картофельное поле. На поле стояли четыре человека, похожие на солдат. Такие же чисто выбритые и аккуратно подстриженные, как и отец Елисей, только без кожаных ремней со сверкающими пряжками.
- Ну, что ты делаешь, Рафаил! – сказал, похожий на солдата человек, который старался хорошо выговаривать букву эр, -  ты так всю картошку погубишь! Смотри, как Сергей Афанасьевич работает. Прежде всего, нужно правильно держать лопату.
- Пойдёмте, Иван Петрович, -  Крон взял Ивана Петровича под руку, -  не будем им мешать. Пойдёмте лучше чай пить, у меня уж и самовар поспел. А за чаем, я вам всё и расскажу.
- А это кто? – Иван Петрович показал на четвёртого сутулого солдата, который держал вёдра.
- А это человек из редакции, который вам сказал, что редактор в отпуске. Долго мы его вычисляли, а оказалось всё просто, - двоюродный брат Анны Зильбер, жены Рафаила Натановича.

  - Но, как же вы, Капитан,  профессионал, а пошли в одиночку на такого бандита? – спросил Иван Петрович, когда Крон закончил рассказывать.
- А нельзя было по-другому, Иван Петрович. Пифагор, кроме того, что умный, у него ещё и чутьё звериное. Он бы обязательно понял, что я не один. А рисковать мне было никак нельзя, - Шурик, Женька.
- А Женьку-то он не просчитал, -  сказал Назар, делая глоток чая.
- Это да, -  сказал Крон, - он думал, что сильно напугал её, и всё, и поставил точку.
- А как она? – спросил Иван Петрович.
- Нормально, -  ответил Крон, -  учится, работать стала в компании, которая занимается Интернетом. А мне сказала, что тогда она действительно очень сильно напугалась анаконду.
- Напугаешься тут, -  сказал Назар.
- Только анаконда-то, Иван Петрович не настоящая была, а резиновая. Я ей потом и сказал, что никаких анаконд вообще не бывает, ни чёрных, ни белых.
- А отец её так рестораном желаний и заведует?
- Нет. Антон Модестович собирается продавать ресторан, и хочет уехать в Германию. Женьку с собой зовёт, только она не хочет.
- Я вот что ещё хотел спросить, Капитан, - эти высокие священнослужители, которые, собственно, меня и заказали, с ними-то что?
- С ними, Иван Петрович, сейчас занимаются очень плотно. Но, …зарылись они, как кроты, а отрыть их сложно. Ни Глазьев, ни Зильбер в своих писаниях их не упомянули. Друг друга только грязью обливали, так что сами захлёбывались, а их нет. Боятся пуще подвалов и пуль. Но, ничего, придёт время и они здесь будут.
- Да, до сих пор, ещё не могу осознать, что со мной такое произошло, -  сказал Иван Петрович.
- О, как же я забыл, у меня же для вас подарок, -  Крон вынул из внутреннего кармана куртки компакт-диск, и протянул Ивану Петровичу, -  ваши "Алые паруса".
- Спасибо, Капитан. Вы…вы для меня…вы…, -  Иван Петрович снял очки.
- Ну, что вы, Иван Петрович, - Крон освободил левую руку от белой ленты, и положил её на плечо Ивана Петровича, - я прочитал вашу книгу, и даже готов поверить. А кто ещё?
Иван Петрович надел очки.
-  Тот, кто поверит в сказку.













































С о д е р ж а н и е.

Ч а с т ь 1. АЛГОРИТМ 4
Глава 1. Два ствола 4
Глава 2. Филактерии 7
Глава 3. Интервью 11
Глава 4. Ресторан "Соты" 16
Глава 5. Кошерное блюдо 21
Глава 6. Иван Петрович 27
Глава 7. Женя 31
Глава 8. Белая Нива 41
Глава 9. Звонок 49
Ч а с т ь 2. ВОИН 55
Глава 10. Дик 55
Глава 11. Сказка 60
Глава 12. Мёртвые книги 63
Ч а с т ь 3. АНАКОНДА 68
Глава 13. Да, нет, не знаю 68
Глава 14. Простые кресты 71
Глава 15. Белый джип 76
Глава 16. Пифагор 79
Глава 17. Ладони неба 87
Ч а с т ь 4. МОЛОТ 89
Глава 18. Откровение подвала 89
Глава 19. Вазочка с сахаром 93
Глава 20. Шурик 99
Глава 21. Неправильный код 103
Глава 22. Капитан 107
Глава 23. Лодка без паруса 111
ЭПИЛОГ 116
 
Ч а с т ь 1. АЛГОРИТМ
Глава 1. Два ствола
       "Туман не уходил из города. Никто не помнил, кода он пришёл. Никто не знал, что когда-то тумана не было. Из тумана строили большие и маленькие дома. В маленьких домах держали скот, а в больших жили сами. Пылинки тумана врастали в зёрна, они не растворялись в воде, и стали вдохом и выдохом каждого, кто дышал туманом. Только в огне тумана не было. Но, огонь разжигали редко, - боялись спалить дома и сгореть сами. Из тумана шили одежду и делали кресты. Лучшие носили большие кресты, а худшие – маленькие крестики. Хороших худших лучшие брали к себе, а плохих худших, - лучшие убивали.
-Что ты делаешь? – спросил Второй голос, - нельзя снимать шлем.
-Но они нас не видят, - ответил Первый.
-Если снимешь шлем, - сказал Третий голос, - ты умрёшь.
-Но они же живут без шлема, - сказал Первый.
-Они живут без шлема, - сказал Третий, - потому что привыкли.
-Не делай этого, - сказал Второй, - ты задохнёшься.
-Ну и пусть, - сказал Первый, - зато они смогут меня увидеть.
Первый снял шлем, и задохнулся.
-Надо отнести его в лес, - сказал Второй.
-Ты думаешь, это ему поможет? – спросил Третий.
-Поможет, - ответил Второй, - в нашем лесу нет тумана".

-Зачем тебе этот бред, Крон? - Дуст опустил тетрадь на старый деревянный пол и посмотрел в стеклянный глаз оптического прицела.
-Я не думаю, что это бред, - Крон лежал на полу, заложив ладони под затылок.
Дуст присел на пол и прислонился спиной к стене.
-Нам нельзя это читать, да и вообще, лучше не читать ничего, и ни о чём не думать. Я уже начитался, с меня хватит.
-Почему? - спросил Крон.
-Потому, что мы исполнители, и нам нельзя думать. Когда исполнители начинают думать - их заказывают.
-По-твоему, - сказал Крон, - Сиротский тоже когда-то был исполнителем, а потом начал думать.
-Ты нарушаешь правила, Крон. Нельзя называть объекта по имени. А нашему объекту быть исполнителем совсем не обязательно, он просто слишком много думал, - Дуст посмотрел на часы, - у нас осталось двенадцать минут.
Крон высвободил руки из-под головы, и, опираясь на кулаки, выпрямил ноги параллельно полу.
-Хотел бы я поговорить с этим объектом.
-Конечно, поговоришь, только после жизни, - Дуст вернулся к оптическому прицелу винтовки, которая прикладом опиралась на подоконник. Благодаря металлическим ножкам, винтовка смотрела в верхнюю часть окна. "Я готова стрелять в небо", - говорила винтовка.
-Хорошие здесь подоконники, - сказал Дуст, - широкие и ровные. Давай Крон, подтягивайся.
-Бить в одну голову объекта сразу двум исполнителям, - сказал Крон, поднимаясь с пола, - такого заказа у меня ещё не было. Да ещё за такие бабки, человек тридцать можно освободить от этой жизни.
-Вот и освободи, и больше ни о чём не думай, - ответил Дуст, - когда мне тебя рекомендовали, говорили, что ты один из лучших. Так что, и оставайся таким.
Крон подошёл к правой части окна, где с такой же готовностью, как и первая, покоилась вторая снайперская винтовка.
-А если он не придёт?
-Придёт, я думаю, даже немного раньше, - ответил Дуст, - на встречу со священником из епархии не опаздывают.
Крон посмотрел на тетрадь, брошенную на полу, - неужели за это убивают?
-Не думаю, - сказал Дуст, - я слышал, что он ещё что-то написал, но не успел опубликовать.
-Но, мы же больше ничего не нашли.
-Не будь таким наивным, Крон. Мы искали так, на всякий случай, как уборщики. А его дом ещё до нас чистили. Я удивляюсь, как мы эту-то тетрадь нашли.
Солнце воскресного дня поднялось на такую высоту, с которой ещё выше подняться невозможно. На какое-то мгновение солнце остановилось и стало медленно падать в обратную сторону земли. Живущие под солнцем разделили собственные дни на дни, в которых воскресения нет, и дни, в которых воскресение есть. А ночи отдали неумелой земле за то, что она не той стороной поворачивается к солнцу.
-Слышь, Дуст, а может, уедем. Уедем насовсем, туда, где всё это можно забыть. Денег у нас на вторую жизнь хватит.
Дуст оторвался от прицела и посмотрел на Крона.
-У нас с тобой нет второй жизни, Крон. А эту ты никогда и нигде не забудешь. И, вообще, если и есть на земле место, где нет памяти, то ты вряд ли успеешь туда добраться.
-Конечно, ты прав, Дуст, но я …я никогда раньше не убивал священников.
-Хватит скулить, Крон. Утри сопли и успокойся. Во-первых, он не священник, а писатель. Мы здесь для того и находимся, чтобы писатель не стал священником. А во-вторых, не имеет значения кого убивать. К тому же священников не бывает. Те папы, которые так себя называют, самые лживые и продажные суки. Да ещё Богом прикрываются.
Крон поднял с пола тетрадь и положил на подоконник рядом с винтовкой.
-Такое мог написать только священник, настоящий священник.
-Опять ты за своё, Крон. Идиот, да ты знаешь, кто его заказал?! Стоп, работаем, объект на месте, и священник тоже.
 Из глубины самого верхнего этажа, уготовленного под снос дома, в далёкое маленькое кафе под солнечным небом смотрели два зеркальных луча, готовые выплюнуть смерть. Одному из лучей приглянулся лоб человека, который сидел за пластмассовым столиком с зонтиком, расписанным под божью коровку. Лоб принадлежал человеку небольшого роста с редкими светлыми волосами, чуть прикрывающими ту часть головы, которая не принадлежала лбу. Человек снял очки, протёр их платком и снова надел. Рядом с человеком в очках появился православный священник в просторной чёрной одежде и серебряным крестом величиной с ладонь молотобойца. Священник поздоровался с человеком в очках и присел за тот же пластмассовый столик под зонтиком.
-Спокойно, работаем, твой огонь по моей команде. Жду подтверждение готовности, - сказал Дуст.
-Я готов, - отозвался Крон.
Равнодушная смерть получила мгновенную форму, и, наслаждаясь и одновременно задыхаясь от собственного крика, брошенного сквозь ствол с глушителем, ушла в человеческий висок. Пуля осталась в голове, как и было задумано талантливым изобретателем ствола и пули. Голова Дуста, ничего не успевшая понять, ударилась о подоконник, а тело стало медленно сползать на пол, и упало к ногам Крона. Крон убрал ствол, и аккуратно переместив тело Дуста к противоположной стене, вернулся к окну. Под божьекоровковым зонтиком человек в очках о чём-то рассказывал православному священнику. Сжимая обеими руками крест, святой отец смотрел прямо перед собой, оставаясь настолько в предельно физической дали от человека в очках, насколько эту даль позволяла этика людей, сидящих за одним столом.
 

Глава 2. Филактерии

 Чёрный строгий костюм, белая рубашка, чёрный галстук и чёрная кипа. Рабби Рафаил сидел за учительским столом в небольшой комнате Синагоги, где женщинам отводились места за перегородкой, позади мужчин. Места, предназначенные для женщин, всегда оставались свободными, потому что женщины в этой комнате бывали редко. Мужчины, которые не являлись раввинами, но желали быть иудеями, сидели на тесных креслах-стульях от бывшего кинотеатра и слушали рабби Рафаила. Их затылки едва прикрывали чёрные кипы из мягких тканей. Некоторые прилежно записывали высказывания рабби в тонкие тетради в клеточку. В миру мужчины, желающие быть иудеями, были всякие, но большинство из них носили регалии. Здесь были и доктора и кандидаты в технические и гуманитарные науки. Были и учредители коммерческих предприятий с благородным названием, и чиновники различных уровней власти, уставшие выполнять волю избирателей, и работники банков, которым дозволялось принимать на работу других работников. Всего таких мужчин было не так много, человек пятьдесят, но таких мужчин много и не бывает.
-Итак, продолжим, - рабби Рафаил поставил прямо перед собой книгу в чёрном переплёте с золотыми буквами, которые определяли название и автора, - это великая книга великого раввина Натана Зильбера. Её нам любезно предоставил автор.
Рабби Рафаил поправил очки в дорогой оправе, которые изящно дополняли черты его благоцветущего лица, созданного стараниями несомненно избранных кровей; и продолжил,
-Это толкование Торы и книг других великих раввинов, которые жили и творили до нас, это книга - результат работы нескольких лет. Этот труд одобрен нашими величайшими раввинами: Наумом Вайнштейном и Ароном Фельдманом. Её можно купить и посвятить мёртвым. Правда стоит такое посвящение не дёшево - пятьсот долларов. Но, сами понимаете, наша Синагога не богата, а вырученные деньги пойдут на поддержание малоимущих евреев.
-Рафаил Натанович, мы купим, - отозвался мужчина, который едва помещался в узком казённом кресле, - ничего, если на нашем следующем занятии?
-Хорошо, Александр Соломонович, - рабби Рафаил с благодарностью посмотрел на Александра Соломоновича, - это можно сделать, когда вам будет удобно. А сегодня, - продолжил рабби Рафаил, - у нас осталось ещё одно маленькое, но очень замечательное мероприятие, и мы скоро закончим.
-Рафаил, - спросил мужчина с узкими плечами в двубортном пиджаке со значком, не подвергающем сомнению его высшее образование, - а в этой книге освещается вопрос, который мы недавно обсуждали?
-Какой вопрос, Сеня? - спросил рабби Рафаил.
-Ну, вопрос о заказчике и, так сказать, об исполнителе преступления?
-Да, конечно, но, я чувствую, Сеня, что ты хочешь, чтобы мы вернулись к этому вопросу?
-Если можно, ещё несколько слов, - попросил узкоплечий мужчина, - мне это интересно, когда мы это говорили, я не успел записать.
-Конечно можно, пожалуйста, я повторю, и попытаюсь сформулировать более простым и понятным языком. Тора исходит из того постулата, данного Богом, что человека, попросту говоря, нельзя науськать. Науськать можно только животное, собаку например. Поэтому за преступление, например, за убийство, ответственность несёт только непосредственный исполнитель, а не заказчик.
-А заказчика можно обвинить? - спросил Александр Соломонович.
-Заказчика обвинить можно, но лишь косвенно, - рабби Рафаил снова поправил очки, - при этом доказать его вину чрезвычайно трудно. Если ты не хочешь убивать - не убивай, причём здесь воля другого? Теперь, Сеня, ты успел записать?
-Да, Рафаил, спасибо.
-Ну, и хорошо. А теперь, - рабби Рафаил подчёркнуто тонко улыбнулся свежерозовыми губами, - Марик, подойди, пожалуйста, ко мне.
С дальнего ряда встал худенький мальчик с маленькими серыми глазами, и подошёл к столу рабби Рафаила.
-Вчера Марику Хаиту, - рабби Рафаил встал и обнял мальчика за плечи, - исполнилось тринадцать лет. Марик соблюдал все заповеди, и сегодня в честь его совершеннолетия - праздника Бармицвы - он получает подарок.
Рабби Рафаил вложил в руки мальчика небольшую, сделанную из искусственной кожи, коробочку с филактериями .
-Пользуйся на здоровье, Марик.
-Спасибо, Рафаил Натанович, - сказал мальчик.
Дверь комнаты приоткрылась, и в образовавшуюся пустоту заглянула женская голова с большими золотыми серёжками.
-Рафаил Натанович, - сказала женская голова, - извините, но, вас спрашивают к телефону.
-Кто, Любочка, меня спрашивает?
-Не знаю, Рафаил Натанович, не желает представляться, но, говорит, что он по очень срочному делу.
-Хорошо, скажи, что я сейчас подойду, - сказал рабби Рафаил, и, обращаясь к мужчинам, добавил, - ну, что, уважаемые, на сегодня всё. Лэхитраот .
 Рабби Рафаил прошёл небольшой коридор, который одновременно служил и комнатой для Любочки, и оказался в своей отдельной комнате с холодильником, телевизором, компьютером и цветами-растениями в коричневых горшочках. На письменном столе его ждала трубка радиотелефона с немигающим красным огоньком. Рабби Рафаил закрыл за собой дверь и, сев за письменный стол, взял трубку.
-Я слушаю.
-Вы думаете, что у нас хаг ? - спросил чуть хрипловатый мужской голос, и немедленно сам же себе ответил, - ло .
-Я вас слышу, но думаю, что вы, ошиблись номером, - сказал рабби Рафаил, и отключил телефонную трубку.
Рабби Рафаил снял очки, положил их на письменный стол, и, прикоснувшись кончиками пальцев к обоим вискам, позвал, - Люба!
-Люба! - ещё громче позвал рабби Рафаил.
Дверь резко открылась, пропуская через условный порог Любочку. Любочка хотела сделать следующий шаг, но, взглянув на рабби Рафаила, остановилась,
-Что с вами, Рафаил Натанович?
-Ничего. Там все разошлись?
-Нет, но скоро будут все.
-Почему? Почему, когда я хочу минеральной воды, у меня её никогда нет? Что так трудно сделать, чтобы в моём холодильнике была минеральная вода?
Любочка подошла к холодильнику, который стоял около окна. Открыв белую дверцу, она достала бутылку минеральной воды, и поставила на стол перед рабби Рафаилом.
-Спасибо, - сказал рабби Рафаил.
Любочка ничего не ответила, и ушла, плотно закрыв за собой дверь. Рабби Рафаил запер на ключ нижний ящик письменного стола, проверил, надёжно ли закрыт ящик, и только после этого положил ключ во внутренний карман пиджака. Потом рабби Рафаил открыл верхний ящик письменного стола, посмотрел на красивый журнал под названием "Алеф", и отправил ящик на прежнее место. Потом он надел очки и взял телефонную трубку. Тот, кому звонил рабби Рафаил, тут же ответил, даже не дожидаясь окончания первого звукового сигнала.
-Христос посреди нас.
-Здравствуйте, Сергей Афанасьевич.
-И есть и будет.
-Сергей Афанасьевич, вы что? Вы меня не узнали?
-Почему же не узнал? Я вас узнал, Рафаил Натанович.
-Тогда к чему эти …? Вашему спокойствию, Сергей Афанасьевич, можно только позавидовать.
-Ну, что вы, Рафаил Натанович, какое уж тут спокойствие.
-Вот и я хотел поговорить с вами именно об этом. Я думаю, что нам следует обсудить форму проведения праздника, который, наконец, должен состояться.
-Да, конечно. Только у Митрополита скоро телевидение, и я должен его сопровождать, но к девятнадцати часам я освобожусь. В девятнадцать часов вас устроит?
-Вполне. Я надеюсь, вы не забыли место нашей последней встречи? - спросил рабби Рафаил.
-Столик будет заказан, Рафаил Натанович.
Рабби Рафаил отключил телефонную трубку и, стараясь как можно ласковее, позвал, - Люба.
Дверь не открывалась. Рабби Рафаил знал, что нужно немного подождать и всё снова окажется на своих местах. Так и случилось. Минуты через две дверь медленно открылась и появилась Любочка со следами от размазанной косметики в уголках глаз.
-Люба, прости меня.
Любочка ничего не ответила и ушла, оставив открытой дверь.
 

Глава 3. Интервью
 Крон полулежал в просторном кресле напротив телевизора. Маленький столик на колёсах послушно держал на уровне подлокотников кресла бокал с виноградным соком. Всё ли я почистил? Вроде всё. Нет, вроде - это недопустимо. Всё не подразумевает никаких вроде. Значит, всё. Тогда что или кто беспокоит? Дуст? Нет. Он уже никого беспокоить не может. Я давал ему шанс, он не принял. Тогда что, или снова кто? "Если бы ты знал, кто его заказал!" Это я знаю. Беспокоит не это, беспокоит незнание. Незнание о чём? Незнание, незнание, - вслух повторил Крон. Понял, понял, что беспокоит - никто и ничто, а почему или зачем? Действительно, зачем из двух стволов стрелять в одну голову? Найдут два отверстия в одной голове, и будут искать дальше, очень серьёзно искать. Голова принадлежит простому учителю математике, убитому в присутствии священника. Ну, хорошо, пусть не простому учителю, а писателю, пусть малоизвестному, пишущему какие-то непонятные книги. Пусть даже и писателю, который хочет стать священником. Ну и что? Раньше бы посадили в психушку, да и дело с концом. А сейчас - два ствола для одной головы, зачем? Определить, что пули выпущены из разных стволов, - плёвая задача для любого эксперта. Но, зачем, зачем так сложно? Надо ещё раз всё прокрутить, я же их видел, видел обоих. Собрался, чтобы поймать время и убрать Дуста. Так, хорошо, убрал, а что потом? Потом переложил тело и начал готовиться к чистке. Нет, сначала посмотрел на Сиротского и этого священника. Почему я сказал этого? Почему не сказал просто - священника? "Этого" звучит как-то неуважительно. Почему я не уважаю именно этого священника? Я же его совсем не знаю. Но … что но? Стоп, он мне действительно не понравился. Чем? Тем, как он сидел за столом. Не факт, ерунда, предубеждение. Мне понравился Сиротский, а священник сидел с ним за одним столом. Ну и что? А то, так сидят, например, в трамвае рядом с бомжом, от которого пахнет дерьмом. От бомжа максимально отстраняешься, и думаешь - скорее бы моя остановка. Но Сиротский не бомж.
 Мобильный телефон, проснувшийся с музыкой колоколов, прервал железные размышления Крона.
-Я слушаю.
-Звезда и Крест. Девятнадцать ноль-ноль. Ресторан "Соты".
-Понял, - сказал Крон.
-Что нам делать?
-Ничего. Смотреть и слушать. Зафиксировать время прибытия и ухода объектов.
-Вас понял.
Ладно, - подумал Крон, отключая телефон, - надо отвлечься и прекратить об этом думать. Старое, безукоризненно работающее правило. Чтобы выйти из цикла, надо о нём забыть. Крон включил телевизор и взял бокал с виноградным соком.
 Девушка с большими тёмными глазами и в строгом костюме почти такого же цвета, как глаза, обращалась к тем, кто её видел, и желал слушать.
-Дорогие друзья, спасибо, что после рекламы вы остались с нами.
Тёмноглазая девушка улыбнулась, как женщина улыбается незнакомому мужчине, когда он предлагает ей руку при выходе их маршрутного такси.
-Мы продолжаем нашу передачу из цикла "Встречи у Геннисаретского озера". Напоминаю, что сегодня у нас в гостях Владыка Митрополит Константин.
Девушка уменьшилась, оказавшись рядом за круглым столом с красивым мужчиной в чёрной одежде, и с небольшой панагией на тонкой ленточке из натуральной кожи. Идеально зачесанные светло-русые волосы, аккуратно подстриженная борода, прямой нос и большие карие глаза. На белом свете этот красивый мужчина прожил явно не более сорока пяти лет. Если бы не одежда, свойственная священнику, то это лицо подошло бы отцу Ивана-царевича как защитнику всех униженных и оскорблённых от произвола Соловья-разбойника. Но одеяние есть одеяние. Из чёрной пустоты огромных рукавов Владыки, казалось, вот-вот вылетит белый голубь. Царь-отец, - подумал Крон, - иллюзионист, творящий чудеса из мрака вечности. А темноглазая девушка продолжала рассказывать.
-Митрополит Константин любезно согласился ответить на вопросы наших телезрителей, адресованные представителям православной церкви.
Владыка медленно приподнял голову и также медленно опустил её на прежнее место.
-Спрашивает Надежда Васильевна Юдина из города Костромы, - тёмноглазая девушка держала в руке конверт с прикреплённым скрепочкой бумажным листком, - правда ли, что раньше шестиконечная звезда была символом православной церкви?
-Это действительно было, - сказал Владыка, демонстрируя приятный, но не слишком низкий голос, - но, я бы так не сказал, что это был символ. Скорее, как неправильное отношение к шестиконечному образу. Это было в двенадцатом веке от рождества Господа нашего Иисуса Христа и продлилось сравнительно не долго. Уже много веков, как наша церковь относит этот знак к антихристианским традициям. Дело в том, что те, кто сегодня чтят шестиконечную звезду, ожидают прихода мессии на седьмой день. Тем самым, не веруя в истинную миссию Христа, не почитая Его за Бога. Миссия, с их точки зрения, ещё не приходил, и придёт как защитник и осветитель лишь избранного Богом народа. Для христиан такого понятия, как избранный и неизбранный, не существует. Вера в Иисуса Христа уже подразумевает избранность. При этом избранность является не средством, не инструментом для получения привилегий, дающих право господства одного народа над другим. Если человек верит в Бога, тем самым он уже избран, избран благодаря собственной вере.
-Спасибо, Владыка, - сказала темноглазая девушка и взяла ещё один конверт, - а теперь следующий вопрос. "События, описанные известным писателем Александром Грином в романе "Алые паруса", происходят в городе Каперна. А город, о котором мы знаем из Библии, где творил чудеса Иисус Христос, называется Капернаум. Не случайно ли Александр Грин назвал свой город Каперной?", - спрашивает Александр Лукин из деревни Романовка Балашовского района Саратовской области. "Не содержат ли эти столь похожие названия какой-то тайный смысл?"
-Хороший вопрос, - Владыка чуть приподнял брови, - ну, во-первых, "Алые паруса" – это не роман, а повесть, а Каперна – это не город, а деревня, хотя и не в этом дело. Каперна, придуманная, несомненно талантливым писателем Александром Грином, не может иметь какое-либо отношение к городу Капернауму, где проповедовал и творил чудеса господь наш Иисус Христос. Кстати говоря, Иисус Христос творил чудеса не только в Капернауме, - Владыка скрестил пальцы рук, и, опустив их перед собой на гладкую поверхность стола, продолжил, - Артур Грей не делал никакого чуда, и вообще чуда не произошло. Артур Грей просто узнал о предсказании, которое получила Ассоль от старого сказочника, и обманул девочку, поэтому похожи здесь только названия, а сравнения с Библией не уместны. "Алые паруса" - это сказка. Захотелось автору так назвать свою вымышленную деревню, он и назвал. Мог назвать, например, Ромерна. Что ж это Романовка Балашовского района Саратовской области? Нет, конечно. Это всё выдумки, и никакого тайного смысла здесь нет, и вообще смысла в сравнении с Библией.
-Спасибо, Владыка. Я думаю, что Александр Лукин будет доволен таким вашим обстоятельным ответом. А теперь следующий вопрос.
Темноглазая девушка взяла очередной конверт.
-Алексей Калиниченко из Волгограда спрашивает, не изменилось ли отношение православной церкви к смертной казни?
-Это традиционный, но очень не простой вопрос, - начал Владыка, - и, по-видимому, он является одним из наиболее актуальных вопросов в приметах нашего времени. И я попытаюсь самым тщательным образом на него ответить.
Владыка выпрямил спину, и на какую-то долю секунды верхняя часть его головы оказалось невидимой. Но, благодаря мгновенной реакции режиссёра, лицо Владыки снова полностью появилось на экране.
-"Какою мерою мерите, такою отмерено будет вам и прибавлено будет вам, слушающим" , - продолжил Владыка, - так учит нас Господь наш Иисус Христос. Но, существуют, к сожалению, к великому сожалению, в немалом количестве существуют люди, способные вершить грязные преступления, порочащие их перед лицом Создателя. Необходимость изоляции таких людей от общества нормальных людей, пусть даже не христианского вероисповедания очевидна. Эта изоляция необходима ещё и для того, чтобы предоставить человеку возможность покаяться, и в самом факте покаяния очиститься и вернуться к Богу. Есть великие дела во истину святых пастырей, благодаря которым чёрные душой люди снова возвращались в лоно добра и своими поступками больше никогда не оскверняли душу. Достаточно привести пример Жана Вольжана - героя-мученника романа "Отверженные" замечательного писателя Виктора Гюго. Я не буду пересказывать содержание этого романа, надеюсь, что вы и сами его прекрасно помните.
Владыка замолчал, собирая некстати разбежавшиеся мысли. Он сделал глубокий вздох, демонстрируя великую скорбь и понимание ответственности за слова, которые он должен произнести.
-В 2000 году, - продолжил Владыка, - Юбилейным Архиерейским Собором были приняты "Основы социальной концепции Русской Православной Церкви". Любой желающий может с ними ознакомиться. Замечу, что в Библии нигде не сказано об отрицательном отношении христиан к смертной казни. Жизнь человеку дана Богом, и, следовательно, лишить человека жизни может только тот, кто её даровал, и никто другой. Но, если один человек умышленно, исходя из прихоти собственной злой воли, лишает жизни другого человека, то тем самым он нарушает Божий промысел. Достоин ли такой человек продолжать свою жизнь? Думаю, что нет. Но, это должны решать самые праведные и самые разумные представители людского сообщества.
-К сожалению, время нашей передачи подошло к концу, - сказала тёмноглазая девушка, - мне остаётся поблагодарить Владыку Митрополита Константина за ….
 Действительно, спасибо, - подумал Крон, и выключил телевизор. Я всё понял. Как просто, изумительно красиво и просто. С жертвой фигуры, как в шахматной партии, и - качество достигнуто. Мат королю в два хода, собственно первый ход и является матом. А второй нужен для того, чтобы никто не догадался, кто на самом деле является королём. Блестяще продуманная комбинация, хотя в шахматах таких партий не бывает. Чёрные не убивают чёрных, а белые не убивают белых. Только люди с дико животной злобой могут придумывать подобные комбинации. Какая же на самом деле у них должна быть жалко хлипкая вера. Какой тошнотворный страх перед собственной верой. А вера, нет никакая это не вера, а средство, позволяющее владеть золотом. За золото и власть объявить любовь к ближнему своему, чтобы получить право на убийство. Как сказал Митрополит - Божий промысел? Нет, такие люди не от Божьего промысла. Такие люди - блевота Бога.
 

Глава 4. Ресторан "Соты"
 В ресторане "Соты" не было общего зала. Отдельные комнаты-кабины со звуконепроницаемыми стенами любили всех. И тех, кого они любили, любили "Соты". Политики и религионеры, чёрнокожие и нежнобелые, трудящиеся и тунеядцы, любители правильных удовольствий и больные от национальных убеждений, - "Соты" принимали каждого, и даже того, у кого никаких болезней и убеждений не было. Каждая комната была убрана и обставлена в неповторимом стиле. Здесь были кущи времён Авраама, капсулы космического корабля, окопы Сталинградской битвы, расписные палаты вождей и подвалы гестаповских мучителей. Более того, комнату могли приготовить по желанию клиента. Можно было заказать берега Амазонки с живым крокодилом и ящиком виски, а можно было и выпить бокал глинтвейна в добром и старом кресле у камина, в доме на улице Бейкер-стрит. Мечты богов и философов, сближающие всех людей со способностями на основе индивидуальных потребностей, успешно воплотились в реалии, которые назывались ресторан "Соты". Одной из причин, по которой такое сближение было невозможно осуществить, заключалось в отсутствии эквивалента потребностей, который называют деньгами. Такой эквивалент добыть простыми способностями было трудно, даже для тех людей, которые в условиях прожиточного минимума жили по большому. Но каждый вечер, в который превращался любой день недели, пустых сот не было. Ресторан привлекал ещё и тем, что мастера "Сот" не задавали никаких вопросов, а исполняли любые желания клиентов, называя лишь сумму за оказанные услуги и время, в течение которого заказ может быть выполнен. Ещё одной причиной, по которой желание клиента не могло быть исполнено, являлось противоречие между желанием и кодексом административного и уголовного права Российской Федерации.
 А главным мастером исполнения желаний был владелец ресторана - Антон Модестович Мельников, бывший начальник ЖКХ, окончивший психологический факультет государственного университета. Мама Антона Модестовича всю жизнь работала в одной и той же огромной и неисчерпаемой библиотеке. Благодаря этому, Антон Модестович получал доступ к любым интересующим его книгам. А будущего психолога и исполнителя желаний человеческих душ интересовала первопричина, сотворившая мир. Он пытался отыскать её в мёртвых книгах, понимая, что мёртвыми эти книги называются потому, что к ним мало кто относится, как к живым. Сначала он прочитал книги Ветхого Завета, затем книги великих пророков и Тору, потом ознакомился с Каббалой, Упанишадами, с северным и южным Буддизмом, с каноническими и неканоническими Евангелиями, с сурами Ислама, с философами от Гермеса Трисмегиста до Карлоса Кастанеды. И ещё, Антон Модестович, прочитал множество критических и некритических статей, которые только мог найти. В этих статьях известные и малоизвестные авторитеты от философии пытались понять то, что пытался понять он. Анализируя прочитанное, Антон Модестович находил множество противоречий и враждующих между собой постулатов, которые претендовали на абсолютное понимания строения мира. Но, он понял простую и древнюю, как мир, истину: человек не может жить без того, чтобы не дышать придуманным им же Богом, и каждому нужна собственная и неповторимая труба дыхания. На таких трубах можно и нужно зарабатывать деньги, но, прежде чем зарабатывать на трубах, людям нужно построить стены.
 Антон Модестович Мельников ещё до того, как стать Антоном Модестовичем, правильно учился в школе, и слушался маму и папу. С ранних лет Антон изучал тех, кто считал себя умнее и сильнее других. Когда в седьмом классе он получил в ухо от десятиклассника Лёшки Котова за то, что не поздоровался с ним перед тем, как зайти в раздевалку, Антон не стал никому жаловаться. Он видел, что Лёшка Котов курит сигареты без фильтра, и при этом до слёз отплёвывается горькими табачными опилками. Денег на сигареты с фильтром у Лёшки Котова не было, но, когда они всё же появлялись, он держал фильтр между большим и указательным пальцем, при этом чуть приподнимая мизинец. Антон подарил Лёшке Котову мундштук, и ни какой-нибудь дешёвенький, а такой, на который пришлось копить целый месяц из тех денег, что давали родители на школьные обеды. После этого Антон стал лучшим другом Лёшки Котова. Мальчишки из других классов приходили со своими проблемами жаловаться Антону на других мальчишек, зная о том, что Антон может шепнуть Коту. Антон внимательно выслушивал проблемы, взвешивая все за и против, иногда он шептал Коту, а чаще нет.
 В университете Антон тщательно, не оставляя без внимания ссылок на используемую литературу, изучил докторскую диссертацию профессора Елены Кирилловны Колесниковой. И не только потому, что Елена Кирилловна была тем самым профессором, от которого во многом зависела судьба любого студента, желающего стать аспирантом. Антона привлекло название диссертации: "Нарушение психики и локальные поражения мозга при формировании интеллекта в условиях социума современной России". Елена Кирилловна с удовольствием выделяла время для общения с Антоном, и высоко оценивала его способности и умение аналитически мыслить. Антон не хвалил её диссертацию, а задавал вопросы, пытаясь понять, кто из современных учёных, является для Елены Кирилловны интеллектуальным врагом. И понял. Понял и, предварительно составив письменный план разговора, высказал сомнения по поводу правомерности выводов в работах такого-то и такого-то учёного. После этого Антон стал лучшим другом профессора Колесниковой. А если бы не преклонные годы Елены Кирилловны, то мог бы стать и больше, чем другом. После окончания университета Антон успешно сдал кандидатский минимум и поступил в аспирантуру. Но наступило неумолимо бьющее время "Но", которое приходит именно тогда, когда его не ждёшь, как падение на, казалось бы, ровной поверхности. За диссертации перестали платить достойные деньги тем, кто их написал. А заработать деньги, как раньше, продавая уроки психологии в России, стало невозможным даже интеллектуальному врагу Елены Кирилловны. Но люди, которым это удавалось сделать, творчески воплотили в жизнь диссертацию профессора Колесниковой и выходили на широкие и даже узкие улицы со знамёнами в новых цветах и с новыми буквами. Собственно ничего нового в этом не было. Антон это понимал. Просто старое следовало читать по-новому и верить новым психологическим и экзотерическим помощникам помощников демократии.
 Антон бросил аспирантуру и при помощи родного дяди устроился работать простым слесарем в жилищно-коммунальное хозяйство. У дяди Антона была естественная фамилия - Рабинович, на которой, как и на фамилии Иванов, держалась вся Россия. Дядя Рабинович не был коммунаром, а, честно отдавая долги государственной службе, имел доступ к недоступной тогда импортной сантехнике. У дяди не было детей, и он научил племянника, как пользоваться не только собственными связями, но и самим собой. Антон и здесь оказался способным учеником, получив от природы Создателя редкое сочетание качеств, при которых разум и руки не мешают друг другу. Антон продавал и сам же устанавливал импортные унитазы, ванны и раковины для ванных комнат с цветущим названием "Тюльпан". При этом он не забывал о своих непосредственных обязанностях, и заставлял не капать капающие водопроводные трубы и краны на трубах. Среди тех, кто пользовался водой из труб, Антон получил профессиональную популярность. Его стали приглашать в другие дома, которые не пользовались услугами родного ЖКХ. Потом ему как непьющему человеку с высшим образованием предложили должность начальника ЖКХ в другом районе. После долгой и откровенной беседы с дядей Антон согласился на новую должность. Тогда он впервые рассказал дяде о своей давнишней мечте: открыть собственный ресторан. Но не простой, и даже больше, чем золотой. В этом ресторане люди должны были получать возможность компенсировать своё "Нарушение психики и локальные поражения мозга при формировании интеллекта в условиях социума современной России". Дядя Рабинович похвалил племянника и сказал, что его мечта вполне осуществима. Такой ресторан, добавил при этом дядя, можно открыть не только в России, а в любом уголке земного шара, при одном лишь условии: на этом уголке должны жить люди. Потом они говорили о психологии грехопадения, об избранности одних людей по отношению к другим, о религиозных обрядах, подменяющих религию, о неисчерпаемых возможностях делать деньги из воздуха, котором дышат люди, считающими себя верующими в Бога. Дядя Рабинович понял, что Бог не дал ему ни дочери, ни сына, потому что дал племянника.
-Я тоже хочу тебе кое-что сказать, хотя говорить об этом заранее, плохая примета, но тебе можно, - сказал дядя, обнимая плечи Антона, - мне надоело получать, как ты говоришь, компенсацию за нарушение психики в социуме России. Я думаю, что скоро уеду в Германию. Я знаю свою сестру, она совсем другая и никогда не оставит землю, где похоронен её муж. А ты, если конечно захочешь, можешь уехать. Но, не сейчас, а после того, как устроюсь я. К тому же в тебе пятьдесят процентов нашей крови. А по тому, как ты мыслишь, думаю, что и все сто, потому что остальные пятьдесят процентов не сыграли никакой роли.
Но в этом дядя Рабинович ошибался. Антон не собирался уезжать из России. Об этом он и сказал дяде. Дядя совершенно спокойно принял отказ Антона и обещал помочь исполнить мечту племянника оттуда. Дядя Рабинович не обманул, он уехал в Германию, и оттуда стал регулярно посылать деньги Антону. По тем, да и по всем временам, деньги были немалые. Антон не тратил дядины деньги на девочек, не покупал дорогие костюмы и бриллиантовые заколки для галстуков. Хотя на все эти вещи денег вполне хватало. Антон по-прежнему работал начальником ЖКХ, его ценили и уважали, награждая грамотами и вымпелами за высокие достижения в нелёгком труде на просторах коммуникаций. А он выкупал законы и строил из них крепкие ступени для лестницы в собственную мечту желаний. Антон регулярно благодарил дядю и посылал подробный отчёт о потраченных деньгах. Когда после согласования нужных бумаг с нужными людьми было, наконец построено здание ресторана и даже по совету с дядей определенно название "Соты", Антон неожиданно для всех употребил алкоголь во зло а, попросту говоря, напился. Выпил так, как выпивают люди не из мира толпы: в одного и очень много. Тогда все подумали, что Антон выпил от радости, но, от радости так не пьют. Это случилось за три дня до открытия ресторана. Антон проснулся с поразившей его мучительной мыслью, которая била из всех клеток его воспалённого сознания: он - умный и образованный человек, твёрдо уверенный в том, что получил доступ к Высшим знаниям, разбросанные следы которых оставила первопричина, сотворившая жизнь. Он - человек, который понял, как можно получать всё, продавая желания предводителям толпы, которые отбирают эти желания у других, - у тех, кто проживает в этой же самой толпе. Но, можно ли использовать эти знания так, как решил использовать он, если считает себя избранным? Мучения Антона продолжались недолго, всего одно утро, один день и одну ночь. А на следующее утро Антон принял душ, выпил сто грамм водки исключительно для поправки здоровья и сотворил собственный вывод из понимания всего, при этом затоптав и отбросив мучительные мысли. Антон Модестович Мельников оправдал Антона Модестовича Мельникова за неимением состава преступления. Более того, суд избрал бывшего подсудимого судьёй и объяснил ему, что нужно делать после получения формы, созданной по образу и подобию суда. Избранный должен делать грехопадение, демонстрируя падшим, что в грехе никакого падения нет, а есть взлёт к наслаждениям, к исполнению желаний, к поцелую неба, которое удостаивает только тех, кто истинно поднялся над другими - над жалкими и грязными, ковыряющими в носу неумытой земли.
 

Глава 5. Кошерное блюдо
 Протоиерей Сергей, в миру Сергей Афанасьевич Глазьев, пожелал современную комнату с диваном и креслами, и аквариумом с золотыми рыбками. В выборе напитков и закусок честный отче также не проявил особой изобретательности, заказав лишь серебряные рюмки для кремлёвской водки, и угря с помидорами к традиционным грибам, чёрной икре, заливным язычкам, фирменному салату под названием "Нежный" и минеральной воде. Перед визитом в "Соты" Сергей Афанасьевич немало потрудился, чтобы не походить и даже не напоминать служителя святыням. Он облачился в светло-голубые джинсы, белую рубашку с жёлтыми вертикальными полосками, замшевый пиджак и чёрные туфли из мягкой кожи. Небольшая бородка и некая вольность в волосах придавала ему сходство с представителем науки на отдыхе, осмелившимся сбежать от сварливой жены, чтобы насладиться кружкой пива. Обслуживающему персоналу "Сот" под страхом лишения работы и головы запрещено было ни то, что говорить, а даже думать о личностях клиентов, которых они обслуживали. Всё же, вероятность быть узнанным у Сергея Афанасьевича оставалась, потому что такая вероятность остаётся всегда. Но выходить из комнаты до окончания трапезы он не собирался, в этом не было никакой нужды, потому что при каждой комнате находился отдельный туалет. А у дверей ресторана, которые выходили во двор, Сергея Афанасьевича ждал автомобиль с личным водителем. Личный водитель по первому сотовому сигналу из "Сот" подъезжал почти вплотную к дверям ресторана лишь на такое расстояние, которое позволяло открыть дверцу автомобиля.
 В облике рабби Рафаила ничего не изменилось, за исключением кипы, которую он оставил в Синагоге. Рабби Рафаил появился чуть позже, и молча усаживаясь за стол, налил в свою серебряную рюмку водки. Рабби Рафаил выпил водку и, не закусывая, снова налил себе, а затем и Сергею Афанасьевичу.
-Рафаил Натанович, вы бы поели, - предложил Сергей Афанасьевич, покрывая, как опытный штукатур, ломтик белого хлеба первичным слоем сливочного масла для того, чтобы затем нанести непроницаемый слой икры.
-Да ем я, ем, - ответил рабби Рафаил, и, взяв вилку, подцепил шляпку белого гриба.
-Рафаил Натанович, - Сергей Афанасьевич заканчивал приготовление бутерброда с икрой, - не стоит, право, так волноваться. Неразрешимых проблем не бывает. Давайте выпьем, потом и поговорим обстоятельно.
-Выпьем, - рабби Рафаил поднял рюмку с водкой и тут же поставил её на прежнее место, - меня поражает ваше спокойствие, Сергей Афанасьевич. У нас осталась угроза, понимаете, общая для нас с вами угроза.
-Рабби, я предложил выпить, или вы не хотите?
-Простите, да конечно, - рабби Рафаил выпил водки, пока не понимая, для чего он это делает.
Сергей Афанасьевич тоже выпил и закусил угрём и красным кусочком свежего помидора, а приготовленный бутерброд с икрой протянул рабби Рафаилу.
-Прошу вас, Рафаил Натанович.
-Благодарю вас, - сказал рабби Рафаил, принимая бутерброд с икрой.
-А теперь, - Сергей Афанасьевич снова наполнил рюмки, - выпьем за терпение и спокойствие. Выпейте в третий раз, Рафаил Натанович. Всё, абсолютно всё держится на трёх составляющих. Вы это и сами прекрасно знаете. Выпьем, и вы почувствуете себя намного лучше.
-Хорошо, - рабби Рафаил поднял рюмку, - за спокойствие хотя бы двух составляющих.
-Ну, вот, это другое дело, - улыбнулся Сергей Афанасьевич.
После третьей рюмки рабби Рафаилу действительно стало лучше. Поедая салат "Нежный" с заливными говяжьими язычками, он подумал о том, что если бы, занимаясь земледелием, имел брата пастуха, то никогда бы его не убил.
-Сергей Афанасьевич, а вы заказали горячее?
-Конечно. Прикажите подавать?
-Нет, я думаю, что ещё рано. Просто хочу спросить: а что вы заказали?
-Кошерную свинину по-французски и картофель по-русски.
-А кто вам сказал, что свинина бывает кошерной? - спросил рабби Рафаил.
-Я думаю, что кошерные и некошерные бывают люди, - ответил Сергей Афанасьевич, - так, во всяком случае, считал Иисус Христос.
-Сергей Афанасьевич, давайте не будем об этом. И, вообще, почему вы говорите со мной, как с ребёнком?
-Простите, Рафаил Натанович. У меня и в мыслях не было нанести вам обиду. Просто вам не многим более тридцати, а мне уже далеко за пятьдесят, - сказал Сергей Афанасьевич, наливая водки сначала рабби Рафаилу, а потом себе, - я предлагаю выпить за понимание.
-Тогда, следуя вашей традиции, может быть за кошерных людей?
-Как скажете, Рафаил Натанович. За кошерных так за кошерных.
Они выпили, рабби Рафаил достал пачку сигарет "Парламент" и предложил Сергею Афанасьевичу.
-Благодарю вас, у меня, свои, - Сергей Афанасьевич положил на стол сигареты "Собрание" с ментолом и зажигалку, - кстати, а как, по-вашему, Рафаил Натанович, в Каперне жили кошерные люди?
-В какой Каперне?
-В той самой, которую придумал Александр Грин.
-А, вот вы о чём. Каперна и Капернаум. Вы знаете, что мы не принимаем Капернаум, а вот, Каперна…. Лично мне Каперна нравится. Хорошая сказка. А где живут кошерные люди? Да кто ж это знает? Знаю только, что кошерное – это хорошо. А почему вы спрашиваете?
-Да не почему. Просто так.
-Тогда, Сергей Афанасьевич, по-моему, пора поговорить о наших делах.
-Конечно-конечно, Рафаил Натанович, - Сергей Афанасьевич закурил, - обсудим, что хорошего и плохого у нас случилось.
-А вы думаете, что у нас случилось нечто хорошее?
-Нет конечно, но, хорошо хотя бы то, что мы имеем возможность находиться за трапезой, и именно здесь.
-Вы уничтожили компакт-диск? - спросил рабби Рафаил?
-Об этом можете не беспокоиться.
-Да? А … исполнители, которые ничего не исполнили? Об этом тоже не беспокоиться?
-С исполнителями надо разобраться. Я именно об этом и хотел с вами поговорить.
-Разобраться, - повторил рабби Рафаил, - исполнителей трудоустраивали вы, Сергей Афанасьевич.
-Да, я с этим не спорю. Но, дело не только в этом.
-А в чём? Вас беспокоит то, что придётся платить ещё раз?
-Нет, деньги у нас есть, собственно говоря, у нас с вами есть. И дело не в деньгах, - Сергей Афанасьевич налил минеральной воды себе и рабби Рафаилу.
-Спасибо. Конечно не в деньгах, - рабби Рафаил затушил то, что осталось от прежней сигареты, и взял новую, - праздник не состоялся, перо по-прежнему пишет, и желает…, как это у вас? - кажется быть рукоположенным. А ваш иерей, как его … Елисей, кажется. Как он себя чувствует?
-Рафаил Натанович, я полностью признаю, что это моя оплошность. Но если вы постоянно будете мне об этом напоминать, она не станет ни лучше, ни хуже. Меня сейчас больше всего беспокоит не отец Елисей, и даже не писатель. Меня …
-А если он всё поймёт? Он же математик, просчитает и поймёт, тогда как? Напишет ещё раз, и на другом компьютере. Это благодаря мне у нас появился диск, при этом оригинал был полностью уничтожен.
-Вы правы, Рафаил Натанович, и я высоко оцениваю вашу работу, но вы напрасно меня перебиваете, - Сергей Афанасьевич сделал несколько глотков минеральной воды.
-Простите, Сергей Афанасьевич, но, и вы поймите меня.
-Я вас прекрасно понимаю, думаю, что могу сказать больше: понимаю, как себя, но, повторяю, меня беспокоят исполнители.
-Меня они тоже беспокоят, - рабби Рафаил наполнил водкой обе серебряные рюмки, - но, можно, в конце концов, найти других, которые всё исполнят. А с прежними разберёмся потом. Меня больше всего беспокоит потерянное время.
-Можно-то можно, и дело не во времени. Вы знаете, я сам только сейчас понял смысл своего беспокойства и даже страха. Я боюсь, как бы с новыми исполнителями не произошло тоже самое.
Рабби Рафаил взял бокал с минеральной водой и, прежде чем выпить, сказал,
-То, что вы сейчас сказали, Сергей Афанасьевич, очень серьёзно. Я жду ваших пояснений.
-Наконец-то, вы меня услышали, Рафаил, - Сергей Афанасьевич затушил сигарету, - Ничего, что я по имени?
-Даже хорошо. Пожалуйста, продолжайте.
-Давайте сначала выпьем.
-Так вот, - продолжил Сергей Афанасьевич, закусывая грибком, - мы тщательно проанализировали все кандидатуры, которым возможно было поручить подобное дело. И остановились на неком друге "Д". Если так можно выразиться, с безупречной репутацией. Друг "Д", как вы понимаете, должен был найти друга "Икс". После выполнения работы, друг "Икс" должен был исчезнуть. В поисках друга "Икс" мы полностью доверились другу "Д". И вот здесь, как мне думается, мы совершили ошибку. Во всяком случае, другого объяснения у меня нет.
-Вы думаете, что друг "Икс" оказался вовсе не другом? - спросил рабби Рафаил.
-Вы меня правильно поняли, Рафаил. Дело в том, что такие люди и подобные им друзья прекрасно понимают, что, допустив хотя бы один промах, они сами попадают под прицел. И уйти от этого практически невозможно.
-А может быть, всё-таки ушли?
-Нет, Рафаил. Поверьте мне, мы всё тщательно продумали, и даже то, о чём вы говорите. Друг "Д" нигде не появлялся, не пересекал ни одной территории. Самое противное, что о друге "Икс" мы ничего не знаем.
-Тогда остаётся два варианта, - сказал рабби Рафаил, - либо эти друзья оказались умнее нас, и ушли, либо появился кто-то ещё.
-Рафаил, первый вариант мало вероятен. Я уже об этом говорил. А вот, второй, - Сергей Афанасьевич вздохнул и начал разливать водку, - во втором варианте, - продолжил Сергей Афанасьевич, - существует и третий.
-Утечка информации? - спросил Рабби Рафаил?
-Да. Давайте выпьем.
-Давайте, - Рабби Рафаил выпил, и закусил икрой, зачерпнув её ложкой из общей вазочки, - Сергей Афанасьевич, кто кроме нас мог об этом знать? Ваш иерей и …сами понимаете кто.
-Мой иерей, конечно, глуп. Но, страх, Рафаил, страх. Об этом он не расскажет даже собственной собаке. Я в этом абсолютно уверен.
-Тогда либо мои, - рабби Рафаил посмотрел вверх, на потолок расписанный под нежно голубое небо с белыми облаками, - либо ваши белоснежные клобуки. Но, какой смысл?
-Смысла в этом никакого нет. Они, как вы понимаете, боятся не меньше нашего. Для того чтобы избавиться от общего страха, мы с вами и получили полную свободу в действиях и выборе средств. Но, есть одно "но", Рафаил.
Сергей Афанасьевич взял новую сигарету.
-Мои, как вы изволили выразиться, белоснежные клобуки, и ваши, высокоизбранные шляпы, скорее всего и сами ничего не знают о дырках в собственных стенах.
-Я вас не совсем понимаю, Сергей Афанасьевич.
-Вы слышали что-нибудь об "Отделе Z"?
-Нет.
-Это, Рафаил, Интерпол. Специальный отдел, о котором мало кто знает. Даже Интерпол это или нет, сказать трудно. Просто, это наиболее подходящее объяснение. Люди из этого отдела не простые, я бы даже сказал, очень и очень не простые. А степень их сложности не знает никто. Их невозможно подкупить, у них нет ни родных, ни близких, никого, кроме их самих. Какую миссию они выполняют, под какими знамёнами выступают, и кто ими руководит, - неизвестно. Известно лишь то, что для этих людей доступна практически любая информация.
-То есть, вы хотите сказать, что у этих людей везде свои люди?
-Да, именно так, в любой стране, в любой точки земли. Самое страшное, что их внимание, именно сейчас, особо привлекают наши с вами церкви.
-А мусульмане? - спросил Рабби Рафаил.
-Вы имеете в виду террористов? Да, я тоже об этом думал: зачем "Отделу Z" такие, как мы, когда есть террористы? Это было бы замечательно, и чётко соответствовало нашему плану. Но, понимаете в чём дело, эти люди не занимаются нейтрализацией террора в таком, я бы сказал, нашем общеобывательском понимании. Я сам мало, что в этом понимаю, но у меня есть примеры, рассказанные людьми, слава Богу, не имеющими отношения ни к какой религии, - Сергей Афанасьевич наполнил рюмки, - когда появляются люди из "Отдела Z", их мало кто видит, а если их кто и видит, то никогда не запоминает. Но, не выполнив свою работу, что называется, "под ключ", они не уходят.
-Послушайте, Сергей Афанасьевич, а вы не преувеличиваете? Это слишком непонятно, чтобы было похоже на правду.
-Дай Бог, дай Бог, чтобы вы оказались правы, Рафаил.
-Вы же сами мне говорили, что следует успокоиться и всё обдумать. Давайте, знаете что, вы сейчас закажите горячее, и мы выпьем и забудем об этом мифическом отделе. А пока я предлагаю вот что, - рабби Рафаил посмотрел на аквариум с золотыми рыбками, - с писателем я разберусь сам. А вы побеседуете с отцом Елисеем. Обойдёмся без помощи, так сказать, внешних друзей.
 

Глава 6. Иван Петрович
 Иван Петрович Сиротский жил в двухкомнатной "хрущёвке", в которой никогда не жил Хрущёв. Поэтому, открыв начало этого жилья, можно было сразу открыть дверь от комнаты с ванной и унитазом. А если оставить входную и ванноунитазную дверь открытой, то проникнуть в квартиру не смогла бы и кошка. В первую полукомнату можно было попасть почти не выходя из кухни. А во второй полной комнате помещались кровать и письменный стол с компьютером. На кухне один над другим стояли белые ящички, хранившие посуду и хлеб от ненужной кухонной пыли. Раковина с жёлтыми дырочками и газовая плита с тремя конфорками жались друг к другу, уважая холодильник "Саратов 2", который был намного лучше, чем холодильник "Саратов 1".
 Иван Петрович жил один. Жена и дочь жили в других комнатах, с другим холодильником и в другом месте. Школьный учитель математики из "хрущёвки" только восемь лет был мужем и отцом. Впрочем, отцом Иван Петрович так и остался, потому что любил дочь. А жене филологу надоело читать высокословесные книги мужа, которые никто не покупал.
-Ваня, ну вот для чего ты это пишешь? Для кого? - спрашивала жена.
-Я пишу, потому что не могу не писать, - отвечал Иван Петрович.
-Ну и писал бы о своей математике, может, что и заработал.
-А Платон говорил, что весь мир - это геометрия.
-Но эти слова из твоего мира, их даже произнести трудно, а понять, что это, и чем одно отличается от другого, - так вообще невозможно.
Иван Петрович забирал свои вечные тетради и уходил в кухню.
-Эзотерически, экзотерически, - продолжала жена, ударяя ни в чём не повинную букву 'о', - ты же классный учитель, мог бы в вузе преподавать, или хотя бы репетиторством заниматься.
-В вузе не те дети, - из кухни отвечал Иван Петрович, - а репетиторство, …как можно брать деньги у детей, а потом смотреть им в глаза?
Дочка подходила к маме, смотрела её прямо в глаза, и говорила,
-Мама, не обижай папу, он хороший.
 Когда жена узнала, что Иван Петрович собирается уйти в священники, то жена ушла, а Иван Петрович продолжал писать свои книги. Филологи никогда не любили писателей с нефилологическим образованием. Они читали подаренные Иваном Петровичем книги, пытаясь найти элементы графомании, а, когда, как им казалось, находили, боялись сказать - графомания это или нет. И вообще, как математик осмеливается писать не о математике! Они, с их базовым образованием, с их особо красивой словесной техникой, с их умением поднимать глубинные мысли, основанные на изучении творчества признанных мастеров пера, и то далеко не все брались за это самое перо. А он - кто он такой? Какой-то школяр, провинциал! Математики молчали, а когда не молчали, говорили, что они - математики, сухачи, а здесь слишком абстрактное мышление, которое им не к чему. Отцы из храмов сначала не относились серьёзно к книгам Сиротского, понимая, что их вряд ли кто-нибудь будет читать. И другие, которые не математики, не филологи, и даже не отцы, такие книги действительно не читали. Одни из других не читали, потому что вообще ничего и никогда не читали, а другие не читали, потому что читали только то, что им разрешали читать критики. А критики молчали, но не как математики, а потому, что в соревнованиях с книгами Сиротского они не видели никакого смысла. На первой и единственной презентации одной из своих книг Иван Петрович ответил вопросом на вопрос голосу из зала,
-По-вашему, Бог един?
-Конечно един, - ответил голос из зала.
-Бог хороший?
-Ну, а как же!
-А откуда тогда взялся Диавол? - спросил Иван Петрович.
-Как откуда? Известно откуда, Дьявол - это падший ангел.
-А откуда появился ангел?
-Ангелы появились из Бога, - поучительно ответил голос из зала.
-Допустим, - сказал Иван Петрович, и снова задал вопрос, - Диавол плохой?
-Но это же детский вопрос! - возмутился голос из зала, - конечно плохой! Об этом всем известно.
-В вашем заявление два противоречия, - сказал Иван Петрович, - первое: если Бог един, то Диавол не может появиться из вне, а только из самого Бога. Получается, что хороший произвёл на свет плохого. Второе, если Бог не един, то из этого следует существования, по крайней мере, двух богов, которые борются между собой: один хороший, а другой плохой. То есть, в первом случае, Бог изначально не может быть хорошим, во всяком случае, его хорошесть сомнительна, а во втором, Бог не может быть единым.
-Это богохульство и ваше математическое словоблудие! - сказал голос, и ушёл из зала.
Вместе с ним ушли и другие голоса, потому что их было большинство. А маленькие голоса остались, но остались так, как будто бы ушли. Презентаций книг Сиротского больше не допускали, и Иван Петрович снова стал жить один.

 Иван Петрович открыл дверь от подъезда собственного дома и подумал, что делает это почти пятьдесят лет, - открывает дверь и поднимается на свой последний пятый этаж. "Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы" , - вспомнил Иван Петрович. В городе - дом, а внутри дома темно, наверно, опять выкрутили лампочки. Люди, которые жили в доме, так и не смогли собрать деньги не то что на дверь с домофоном, а даже на дверь с кодовым замком. Одни люди охотно соглашались заплатить, но другие говорили, что у них нет денег. Поэтому одни по принципиальным соображениям не хотели платить за других. Лампочки сажали в железные клетки, но клетки вырывали вместе с лампочками, а если клетки не подавались, то лампочки разбивали. Все матерно проклинали людей, которые выкручивают лампочки, ругали грязь в собственном подъезде и ждали настоящую власть, которая придёт и во всём разберётся и наведёт порядок.
-Сиротский? - спросил чуть хрипловатый мужской голос, стараясь правильно выговорить букву эр.
-Да, это я. А вы ко мне? - спросил Иван Петрович.
Иван Петрович не услышал ответ от хрипловатого голоса, а услышал вздох, который выплюнул букву "А", - стон, перед которым всегда появляется мысль о том, что сейчас будет больно. Тело всё понимает, но ничего не может сделать, оно подчиняется боли, а затем теряет связь с собственной болью.
-Иван Петрович, прижмитесь к стене, - приказал голос, прекрасно выговаривая каждую букву, - я положу тело под лестницу, а вы быстро поднимайтесь на свой этаж.
-А вы ..., вы кто?
-Все вопросы потом. Быстро, быстро поднимайтесь.
Иван Петрович больше не задавал вопросы. Задыхаясь от понимания того, что произошло, и от этого боясь потерять перила, он стал подниматься на свой этаж. У самой двери Иван Петрович опустил руку в карман, нащупывая ключ.
-Иван Петрович, - раздался за спиной тот же голос, - не открывайте дверь. Поднимайтесь на чердак, у меня фонарь.
Тоненький луч света заплясал на вертикальной металлической лестнице, ведущей в чёрную пустоту. Повинуясь голосу и маленькому лучу света, Иван Петрович поднялся по лестнице. Вслед за ним поднялся и свет, и неслышно закрыл за собой чердачную дверь.
-Теперь я пойду впереди, а вы за мной, и постарайтесь не шуметь.
Чердак закончился. Иван Петрович стоял на крыше, держась обеими руками за деревянный косяк, у которого не было двери.
-Я боюсь высоты.
-Держите меня за руку, нужно сделать всего несколько шагов. Видите, вон там лестница?
-Да, вижу.
-Она совсем близко, правда?
-Да, она близко.
Иван Петрович убрал ладони от косяка и быстро ухватился обеими руками за руку человека, который казалось всю жизнь ходил только по крышам. И понял, что эта рука надёжнее любых косяков и перил.
-По лестнице я опускаюсь первый, а вы за мной. Не думайте о своём страхе. Внизу нас ждёт машина.
Они спустились по лестнице и прошли маленький двор с аркой. Напротив арки стоял белый автомобиль "Нива". Водитель "Нивы" вышел из машины, аккуратно закрыв дверцу, и не оглядываясь, перешёл на другую сторону дороги.
-Садитесь, Иван Петрович. Это наша машина.
Иван Петрович послушно занял кресло рядом с водителем и спросил,
-Надеюсь, вы мне хоть что-нибудь объясните?
-Всё, я вам всё объясню, Иван Петрович. Сейчас только сделаю один звонок.
В руках человека, который всё собирался объяснить, появился мобильный телефон.
-Хаг состоялся. Прощайте, - сказал человек чуть хрипловатым голосом, стараясь правильно выговаривать букву эр.
-Я вас слышу, но думаю, что вы, ошиблись номером, - прозвучал ответ, которого Иван Петрович слышать не мог.
-Как вас зовут? - спросил Иван Петрович, после того, как человек убрал мобильный телефон.
-Моё имя - Крон.
 

Глава 7. Женя
 Женя Мельникова никогда не жила со своим отцом. Собственно, ни с каким другим отцом она тоже не жила. Женя появилась, когда Антон учился в университете. Он предлагал Фаине Львовне сделать аборт, но она отказалась. Фаина Львовна сказала, что хочет ребёнка. Ну, приезжают же женщины с юга, а потом у них появляются дети. Пусть и у неё будет южная девочка, и родилась Женя. Фаина Львовна ни в чём не упрекала Антона, и никогда не просила у него денег. Но, Антон регулярно приносил деньги, и не крохотные, и не для того, чтобы записать в книге расходов очередную сумму. Антон понял, что любит дочь. Сначала он спрашивал самого себя, почему не смог полюбить Фаину Львовну, а потом спрашивать перестал. Антон и Фаина любили свою Женю, но вместе жить не могли. Они сразу это поняли и никогда не проверяли. Никогда не ругались, никогда ни о чём не спорили. Антону Модестовичу не нужна была вторая половина, он так и не женился, потому что считал, что у целого не может быть половины. А Фаина Львовна не выходила замуж, потому что ей не нравилось слово брак. Антон купил им квартиру, где Женя жила вместе с мамой и бабушкой, которую звали Генриетта Самуиловна. Мама и Генриетта Самуиловна всегда убеждали Женю, что у неё хороший отец, что это жизнь, а в жизни бывает всё, бывает, что отцы не живут с собственными детьми.
 Женя получилась красивая. Небесный отец дал ей всё, а земной ни в чём не отказывал. Пока Женя была маленькой девочкой, даже, когда училась на первом курсе механико-математического факультета, она ещё любила отца, а потом перестала любить. А её любили, как мужчины любят красивых женщин, которых сначала раздевают глазами, а потом оставляют наедине с собой, отбрасывая одежду. На первом курсе Женя влюбилась, влюбилась в рыжего мальчика, который был ниже её ростом, с широкими плечами и большими руками, который ничего не понимал в математике, потому что учился на пятом курсе юридического института. Но, этот мальчик казался Жене надёжным, с которым можно было гулять, держась за руки, как с отцом, и ничего не бояться. Женя объявила дома, что скоро выходит замуж, но её будущий муж очень стеснительный, и она пригласит его домой как-нибудь в другой раз. Но, мама как-то совершенно случайно зашла в кафе, куда любила заходить Женя со своим мальчиком. А бабушка тоже случайно встретила Женю со своим рыжим избранием на улице. Эти случайные встречи Женя не обсуждала, но однажды попросила маму сходить вместе с ней в магазин, чтобы выбрать подвенечное платье. Бабушка сказала, что делать это заранее плохая примета, а мама ничего не сказала и пошла. Но, мальчик не собирался жениться. Когда он узнал, что Женя беременна, то предложил ей сделать аборт. Мальчик сказал, что очень любит Женю, но в этом деле нельзя торопиться, - сначала нужно проверить свои чувства. Женя сделала аборт и бросила мир, где мужчины и женщины обманывают друг друга. Она поняла, что хочет мстить, мстить всем, и не только тем, кто обманывает, а и тем, кто живёт с обманом. Она ушла в другой мир, где нет ни любви, ни абортов, а есть железные схемы, которые помнят всё, но никогда не лгут.
Женя полюбила алгоритмическую машину, которую раньше называли электронно-вычислительной, а теперь стали звать компьютером. Простые люди ещё не умели, а сложные уже не могли создать человеческое общество без наций, и создали нечеловеческую интернациональную сеть, и назвали её Интернет. В этой сети каждый нечеловек был лучше человека, потому что одновременно являлся и слугой и господином. Эта сеть, эта невидимая паутина, сплетённая из простых ноликов и единичек, делилась всем: и буквами, и словами, и картинками, и даже звуками, представляя любую информацию в виде последовательности нулей и единиц. При этом ноль был ничуть не лучше, чем единица, а единица ничуть не лучше, чем ноль. Три года Женя изучала компьютер, как патологоанатом изучает человеческое тело, искусно пользуясь знаниями, накопленными до него. Она мучила вопросами тех, кто знал о компьютерах больше и лучше, чем она. Ей отвечали, но неохотно, потому что не хотели рассказывать о том, что сами поняли через мучительно долгое время. И ещё потому, что боялись отдать свои знания другому человеку, который сможет подняться к вершинам намного быстрее и качественнее, чем они. Женя изучала переводные и непереводные книги по программированию и вычислительной технике, которые только могла найти. Она продолжала задавать вопросы и людям, и книгам. Ей ничего не нужно было объяснять дважды. Проверяя полученные ответы на вопросы, она поняла, что нужно учиться отвечать самой. И она отвечала, и создавала свои знания, и научилась проникать в нечеловеческую сеть, в невидимую паутину добра и зла. Где, на самом деле, никакого добра и зла нет, а есть мёртвый разум, который, беспрекословно повинуясь живому разуму человека, мог сотворить и добро и зло.
 Женя поселилась в этой мёртвой компьютерной паутине, и стала жить сначала, как нить, а потом, как паук. Она писала знакомым слёзные электронные письма, в которых просила не отказать советом бедной девочке и научить, как правильно жить. При этом Женя указывала, какой сайт следует открыть, чтобы советы добрых людей могли прочитать и другие несчастные, у которых возникают подобные вопросы. Равнодушных не было. Все жалели бедную девочку, и посылали ей рассказы в советах, где убедительно рекомендовали жить так-то и так-то. При этом неравнодушные крепили свои советы многочисленными цитатами из книг всемирно признанных и выдающихся учителей жизни. Женя благодарила неравнодушных за такое глубокое понимание её горя и неоценимую помощь в преодолении страданий. Она научилась расшифровывать имя и пароль пользователя, и читала компьютеры, с которых ей посылали советы. Женя не отвечала на советы знакомыми вирусами, которые разламывают память и обрушивают экран. Женя читала пользователя и придумывала для него ядовитый грипп, знаменитый не осложнениями, а тем, что он бил по самой беззащитной точке организма. Она никогда не повторялась, а готовила индивидуальный яд, который уходил только со смертью памяти.
Одна из её знакомых откликнулась на Женины слёзы, в которых она жаловалась на своего молодого человека. Этот молодой человек не разрешал Жене делать педикюр. Он считал это проявлением порочных наклонностей свойственных женщинам только лёгкого поведения. А девушка, с которой он встречается, должна соответствовать его нравственному облику, который не совместим с педикюром. Женина знакомая написала, что такой молодой человек не достоин любви ни одной из женщин, и что с ним следует расстаться. И что, по большому счёту, если мужчина любит женщину, то для него не должно иметь никакого значения, делает ли эта женщина педикюр, или нет. Более того, для него не должно иметь никакого значения, длинные или короткие у этой женщины ноги, узкие или широкие бёдра. И что самое главное в отношениях между мужчиной и женщиной, это духовная близость, основанная на верности и взаимопонимании. А из-за таких, как этот молодой человек, лучшие женщины земли перестают верить в любовь, и, что самое страшное, разрушается основа из основ любого государства, - великая ячейка, которая зовётся семьёй. Анализируя информацию, которой чаще всего пользовалась эта знакомая, Женя поняла, что её интересуют медицинские сайты, в которых известные клиники предлагают услуги пластических операций. Эта знакомая даже вела переписку с одной из клиник, где делали операции по увеличению груди. Женя приготовила и вспрыснула яд, после которого экран компьютера её знакомой становился чёрным, и появлялся совет, написанный огромными белыми буквами:
ДУРА! ЗАЧЕМ ТЕБЕ БОЛЬШИЕ СИСЬКИ?
ИШИ МУЖИКА С МАЛЕНЬКИМИ РУКАМИ!
Совет не исчезал с экрана ровно три минуты, затем на экране появлялась информация, которая была до совета. Такой ядовитый алгоритм включался каждые пятнадцать минут, и разбивал компьютер параличом. Знакомой поменяли жёсткий диск. Через некоторое время после замены жёсткого диска на экране её компьютера появилось предложение:
"МЕНЯЮ БОЛЬШИЕ СИСЬКИ НА ЖЁСТКИЕ ДИСКИ"
Знакомая больше не меняла жёсткие диски, а поменяла работу. Женя не знала, сделала ли её знакомая пластическую операцию или нет, но советов о том, как правильно жить от неё больше не приходило.
А Женя готовила очередной яд для мальчика, который учился на её факультете, только на курс старше. Мальчик откликнулся на её откровение, в котором Женя рассказывала о Диаволе, который каждую ночь приходил к ней во сне. Диавол, жаловалась Женя, является в образе человека с козлиной головой и огромным половым членом, и требует любви. Мальчик посоветовал Жене перед сном на место любви, которое требует Диавол, класть православный крест. И даже сослался при этом на какой-то важный первоисточник. Мальчик писал стихи, и считал себя гениальным поэтом и глубоко религиозным человеком. Женя задумала превратить первую строку каждого стихотворения мальчика в приветствие, написанное крупными жирными буквами:
"ПРИВЕТ, МУДИЛА!"
При запуске файла со стихами компьютер разбивал паралич, и ничего нельзя было сделать. Ядовитый алгоритм и на этот раз должен был предусмотреть всё. Если бы мальчик удалил все текстовые файлы, и даже попытался воспользоваться другим редактором, приветствие Жени неумолимо бы находила первую строку.

 Именно в это время в доме Жени появился Рафаил Натанович Зильбер. Генриетта Самуиловна представила Рафаила Натановича, рассказав, что он приходится внуком её двоюродного брата и является новым раввином в их Синагоге. Гладкий и ослепительно выбритый Рафаил Натанович не походил на ортодоксального еврея. Его костюмы и галстуки были дорогими, но без чёрточек, полосок, и других элементов тканевой геометрии. Ненавязчивый одеколон с тонким ароматом французских ноздрей и чистые руки плюс, делали Рафаила Натановича похожими, если не на самого президента, то, во всяком случае, на его представителя в одном из свободных штатов. Сначала Жене показалось, что к ним пришёл человек, который громко пукает, лёжа на диване перед телевизором, ковыряя при этом нос и задницу. Но, потом её мнение изменилось. Рафаил Натанович рассказывал о гениальных художниках, не признанных при жизни, о тяжелых судьбах великих писателей и поэтов, о том, как люди, живущие в темноте, забрасывали камнями светлых пророков. О том, как евреи, даже находясь в рабстве, верили и укрепляли веру в своего единственного Бога. Женя решила, что Рафаил Натанович и на самом деле такой, как его костюм, дорогой одеколон и чистые руки. Она слушала Рафаила Натановича, забывая о своём компьютере, невидимой паутине, и даже о новых ядовитых алгоритмах. А Рафаил Натанович продолжал рассказывать. Женя узнала о великом Аврааме, который до того как стать отцом множества, был просто Аврамом. Об Исааке и его сыне Иакове, поборовшем Некто, и получившем за это имя Израиль. О двенадцати Израилевских колен, которых сплотил и освободил от рабства великий Моисей. О тяжёлой жизни простых иудеев с царями и без. О народных восстаниях, одним из которых руководил Иуда Маккавей, что означает молотобоец, и погиб, защищая еврейский народ от лживой династии. Она узнала о том, что холмики с шестиконечными звёздами можно найти там, где есть земля.
-Почему евреев не любят? - спрашивала Женя.
-А потому, - отвечал Рафаил Натанович, - что мы чужие в любой стране. Нам не позволяли занимать политические посты, и участвовать в управлении государством на любом уровне. Более того, нам не разрешали прикасаться к земле. Мы вынуждены были становиться сапожниками, ростовщиками, ювелирами.
-А почему, - продолжала Женя, - почему мы везде чужие?
-Потому, что мы верим в единого Бога, у которого не может быть божественных сыновей от земных родителей. Пророки - да, но это люди, а не боги. Поэтому, в любой стране, даже под страхом смерти, мы не принимаем чужую религию, а чтим собственные заповеди, и строго соблюдаем только собственные законы.
-Но, почему, почему Бог не помогает такому истинно верующему народу?
-Наш народ, Женя, избран Богом. И Бог нам помогал и помогает истреблять язычников. Только вера в своего Бога помогла еврейскому народу сохранить самих себя, как великий народ, как единую нацию, и не раствориться в диком язычестве и идолопоклонстве, который несли армии варваров. Только вера помогла нам разорвать железные цепи рабства и придти в обетованные земли. И сейчас только вера помогает нам в таком маленьком, но великом числе, защищать наши святые земли от тупых и грязных фанатиков. Но, избранность, Женя, потому так и называется, что заключает в себе великую ответственность. Наши предки нередко уходили от Бога, правда, потом они возвращались, но снова уходили. Такое не прощается избранным.
-Значит, во всём виноваты наши предки?
-Делать такой однозначный вывод тоже нельзя. К великому сожалению, плохие евреи существуют и сегодня. Они вступают в сговор с язычниками и пытаются очернить нашу веру. Они становятся политиками, журналистами, теми, кто снимает кино и пишет книги, школьными учителями, и даже священниками. Тяжело бороться с язычниками, а с подобными евреями, как ты понимаешь, труднее вдвойне.
-А что же делать?
-Мы делаем, Женя. Делаем очень много, а ты, знаешь что, ты почитай Тору. Ты же математик, аналитик. Нельзя верить только словам. Я понимаю, что понять однозначно человека, даже раввина, не так просто. А Тора - это книга, которую написал Бог. Почитай, а потом, я надеюсь, у нас будет предметный разговор.
Женя прочитала Тору, и разговор с Рафаилом Натановичем стал действительно предметным. Отвечая на Женины вопросы, он хвалил её за стремление глубоко понять священное писание, и предложил почитать другие книги, которые естественным образом проистекают от Торы. Жене понравились праздники и иудейские обряды, каждое воскресенье она стала ходить в Синагогу. Приняв, как ей казалось, сердцем, то, что полагалось ей по праву крови, она вернулась к своим ядовитым алгоритмам. Её змеиный яд изменился, она стала готовить его из других желез с новой неповторимо убийственной силой. Первая строка христианского поэта, с которой должен был начинаться любой стих, получила дополнение в форме призыва. Женин яд отправился к мальчику как раз в канун православной пасхи:
"ПРИВЕТ, МУДИЛА! ДРОЧИ В КУЛИЧ".
После такого послания успокоить мальчика смогла только психиатрическая лечебница, но Женя про это пока не знала.

 Как-то в одно из воскресений Рафаил Натанович попросил Женю зайти к нему в кабинет.
-Садись, Женечка, - предложил рабби Рафаил, - дома всё нормально?
-Нормально, а что случилось?
-Ничего не случилось. Я просто спрашиваю. Давно у вас не был, а бабушка, мама …
-Рафаил Натанович, - прервала Женя, - мама и бабушка здоровы, папа тоже. Говорите, что случилось?
-Да, право, Женечка, ничего не случилось. Дело вот в чём, - рабби Рафаил открыл бутылку с минеральной водой, - ты мне рассказывала, что хорошо знаешь компьютер, и, как рыба в воде чувствуешь себя в Интернете?
-Знаю, не всё, конечно, - ответила Женя, присаживаясь к столу, - а что, вам нужна какая-нибудь информация?
-Ну, всё знать и не надо, а информация …. Ты, например, можешь, …не знаю, как это у вас называется, попасть в чужой компьютер?
Рабби Рафаил налил минеральной воды себе и Жене.
-Мы грабим банк, Рафаил Натанович? - спросила Женя, пригубив минеральную воду.
-Ну, что ты, - улыбнулся рабби Рафаил, - надо чтить уголовный кодекс. Всё гораздо проще. Я сейчас расскажу, но это, конечно, просьба, и ты можешь отказаться, если не захочешь. На наши с тобой отношения это никоим образом не повлияет.
Рабби Рафаил замолчал и взял бокал с минеральной водой.
-Я слушаю, - сказала Женя.
-Понимаешь, есть один человек, который пишет книги. Несколько из них он даже опубликовал. Его книги пока мало, кто читает, но, к сожалению, всё может измениться, - рабби Рафаил выпил воды и продолжил, - в этих книгах он клевещет на истинно верующих иудеев и вообще на всех. А сейчас он собирается стать православным священником.
-Он еврей? - спросила Женя.
-В том-то и дело, что да. Отец у него не понятно кто, а девичья фамилия матери - Левицкая.
-А в чём смысл его клеветы?
-Понимаешь, - рабби Рафаил сделал глоток минеральной воды, - этот человек как-то вообще странно относится к вере. Он не атеист, как мне показалось, но не считает Христа Богом, и не верит, что один и единственный Бог может отдать предпочтение одному народу. То есть, по его мнению, у Бога не может быть никаких предпочтений. И поэтому, Бог у него какой-то странный.
-Это и есть клевета писателя-священника? - спросила Женя.
-Если бы так. Конечно, нет. В своих книгах он пытается доказать, что Тора написана не Богом, а человеком, и даже многими людьми, которые многократно переделывали и переписывали наше священное учение. Более того, - рабби Рафаил открыл нижний ящик письменного стола, и, достав какую-то книгу с закладками, открыл её на сто пятьдесят седьмой странице, - вот, что он пишет, - продолжил рабби Рафаил, надевая очки: "Христианство не считает страдание добром" . А? Как тебе это нравится?
-Не знаю, - сказала Женя, - знаю только, что если я страдаю, то мне плохо.
-Правильно, плохо, - рабби Рафаил приподнял брови и посмотрел на Женю поверх очков, - значит, чем же тогда являются страдания - злом? Значит, тот, кто страдает, - злодей? Интересное у него получается христианство.
-А тот, кто избавляет от страданий, тоже злодей? - спросила Женя.
-А вот, - не слыша вопроса, рабби Рафаил открыл двести сорок первую страницу, - "Между тем ещё в XIX и XX веках оно было настолько жизнеспособно, - это он так о шаманстве, - что оказывало энергичное сопротивление напору буддизма, христианства и коммунизма" . А это как тебе нравится? Что это за напор такой, которому шаманство оказывает сопротивление? И кто напирает? - спросил рабби Рафаил, и, не давая времени на ответ Жени, ответил сам, - христианство и коммунизм! Ладно буддизм, но ставить вместе, на одну и ту же линию коммунизм и христианство! - каково, а?!
-Если коммунизм плохой, и христианство плохое, - сказала Женя, - тогда…нет, не понимаю, а причём здесь буддизм?
-Ладно, - вздохнул рабби Рафаил, и открыл восемьдесят седьмую страницу, - Бог с ним с христианством, с буддизмом. Тут у него ещё и поинтереснее есть: "Если существуют два извечных противоборствующих начала, то ни одно из них не может быть Абсолютом" , - с выражением прочитал рабби Рафаил, - это, по-твоему, о чём? Тоже об избавлении?
-Не знаю. Я не знаю, что такое Абсолют?
-Да не что такое, а кто такой! - рабби Рафаил снял очки, - Абсолютом может быть только Бог, а бороться он может только с дьяволом, понимаешь? Значит, что получается? - ни Бога, ни дьявола нет? И это пишет человек, который собирается стать священником!
-А может быть, Бог и дьявол есть, только они не борются между собой? Или…
-Женечка, никакого "или" и даже "и" здесь нет и быть не может. Это ерунда, чушь! Бог, оказывается, не является Абсолютом?! И это ещё далеко не всё, - рабби Рафаил положил книгу на прежнее место, и закрыл ящик, - из его книг можно сделать вывод о том, что евреи убили собственного Бога, то есть Христа. Потому, что Христос вообще зачёркивает смысл какой-либо избранности. Впрямую, конечно, он об этом не пишет, но …, - Рабби Рафаил сделал ещё один глоток воды и подытожил, - ты умная девочка, Женя, и поэтому я говорю с тобой откровенно. И ты понимаешь, что этот разговор должен остаться между нами.
-Понимаю, Рафаил Натанович. Только не понимаю, что я должна сделать? Книги, как вы говорите, уже опубликованы. А жечь книжные магазины я не умею.
-Нет, Женя, сжигать ничего не надо. По моим сведениям он написал ещё одну книгу. Текст этой книги должен находиться в его компьютере.
-А, вот в чём дело. Теперь понятно. А откуда у вас такие сведения, если не секрет?
-Не секрет, Женя. Не секрет. Этот человек договаривается с одним из издательств об опубликовании своей новой книги. Это издательство и раньше печатало его книги, хотя все другие отказывались.
-Значит, это издательство уже получило текст? - спросила Женя.
-Нет, в том то и дело, что нет. В этом издательстве работает один мой хороший знакомый. Он может предоставлять информацию, но повлиять на ход дела, к сожалению, не может.
-Мне нужен адрес электронной почты писателя, - сказала Женя.
-Я знал, что ты всё правильно поймёшь, Женя. Ты - умница! А адрес его электронной почты у меня есть, и телефон тоже.
Из верхнего ящика письменного стола рабби Рафаил достал белый листок бумаги.
-А как его зовут? - спросила Женя.
-Сиротский, Иван Петрович Сиротский.
-Интересно, - сказала Женя, - я его знаю. В школе он был моим учителем математики. Кстати, хороший учитель.
-Женечка, - сказал перед тем, как написать, рабби Рафаил, не обращая внимания на последние Женины слова, - если тебе удастся получить текст, компьютерный оригинал нужно уничтожить. И надеюсь, ты понимаешь, что у нас очень мало времени. Сегодня воскресенье и он должен быть дома.
-Рафаил Натанович, - спросила Женя, - а как я узнаю, что вам нужен именно этот текст?
-Господи, какая ты всё-таки умница. А я об этом и не подумал. Знаешь что, сделаем так. Я сейчас напишу названия всех его книг, у него их не так много, ты разберёшься, и возьмёшь только одну.
-По дате формирования файла, конечно, можно разобраться, но в этом случае увеличивается вероятность ошибки, потому что названия и сам текст могут быть изменены. Информации об этом у меня нет, и как вы сами сказали, у нас мало времени.
-Не разберёшься, ну и чёрт с ним. Скопируешь всё, а потом всё уничтожишь.
Рабби Рафаил написал названия книг, адрес электронной почты и телефон Ивана Петровича Сиротского, и, протягивая Жене листок, сказал,
-Женя, у меня к тебе ещё одна очень большая просьба. Дай мне слово, что ты не будешь читать эту гадость, хорошо?
-Хорошо, Рафаил Натанович, я не буду читать.
 
 В понедельник после обеда Женя вошла в кабинет рабби Рафаила, и положила на стол компакт-диск.
-Я сделала, всё как вы просили, Рафаил Натанович. Я разобралась. Здесь две копии в архивированном виде. Файл называется так же, как и книга.
-Спасибо, Женя!
-У меня собственный архиватор. Давайте я скопирую в ваш компьютер и покажу, как извлекаются файлы.
-А я пойму? - спросил рабби Рафаил.
-Конечно, здесь нет ничего сложного.
 

Глава 8. Белая Нива
 Дорога уходила от колёс, но колёсам казалось, что это они уходят от дороги. Колёса оставляли на дороге следы, как раны. А дорога оставляла раны на колёсах.
Иван Петрович посмотрел в боковое зеркало автомобиля, и сказал,
-То, что вы рассказали, Крон, это страшно. Отец Елисей! Господи, он же священник, и пошёл на такое ….
-Иван Петрович, а они кто? Отец Елисей - фанатик, фанатик от веры. Услуги таких фанатиков очень удобны, - им не надо платить.
-Не такой уж он и фанатик, - сказал Иван Петрович, - только, я так до конца и не понял, - зачем же убивать и его?
-Убийство православного священника, а заодно и случайного свидетеля. Из этого можно раздуть всё что угодно.
-Да, воистину диавольский план. А то, что главная цель - я, никто бы и не догадался.
-Никто бы не захотел догадываться.
-Но, зачем нанимать двух стрелков?
-А это один из пунктов, как вы сказали, диавольского плана. В моей винтовке были холостые патроны. Я стреляю и не попадаю. Дуст убивает отца Елисея, а затем и вас. А потом он избавляется от меня. На мне находят характерные для террористов знаки, Дуст всё это приготовил, и пистолет, из которого я якобы застрелился. Всё.
-А отец Елисей? Он сейчас жив?
-Жив, Иван Петрович, отец Елисей жив. Это уже мой план. Он написал записку, что больше не хочет жить, и, что должен уйти.
-Если я вас правильно понял, вы инсценировали его смерть, а если его будут искать?
-Не думаю. Отец Елисей написал, что он должен уйти, как и пришёл к Богу, - через воду. Понятно, что он не указал место, где хочет утопиться.
-Его долго пришлось уговаривать?
-А его никто и не уговаривал. Ему просто всё рассказали, и сделали предложение.
-А где он сейчас?
-Этого, Иван Петрович, я вам сказать не могу. Но я думаю, что если вы захотите, то можете с ним встретиться. Не сейчас, конечно.
Иван Петрович снял очки и стал протирать их носовым платком.
-Убивать за мысли, даже за те, которые могут появиться. В этом нет ничего нового, и поэтому становится ещё страшнее. Неужели так будет всегда?!
-Мы и появились для того, чтобы это остановить.
-Мы - это отдел Z?
-Да.
-А давно вы появились?
-В России после убийства Александра Меня.
-Отдел Z и капитан Крон, - сказал Иван Петрович, надевая очки.
-А почему вы назвали меня капитаном? Разве я говорил вам, что я капитан? У нас нет званий, Иван Петрович.
-Не знаю. Почему-то мне захотелось, чтобы вы были капитаном. Для меня Капитан - это не звание. Капитан - это тот, кто олицетворяет веру в справедливость, поэтому и пишется с большой буквы. В детстве я любил читать книги про Капитанов. Зорро или Капитан Крон, - кажется, у меня получилось название для новой книги. Звучит, правда?
-Спасибо. Не знаю, достоин ли я быть персонажем для вашей книги. Но, если вам так хочется, пусть я буду капитаном. А что, мне и самому нравится - капитан Крон.
Свет от фар проникал в темноту дороги, и можно было видеть и двигаться, а темнота оставалась темнотой только там, куда не проникал свет.
-Да, чуть не забыл, - сказал Крон, - Иван Петрович, откройте бардачок.
Иван Петрович открыл то, что в автомобиле почему-то называется бардачком, а в мебели это пространство делают больше, укладывают в шкаф, и называют секретером.
-Надо же, а я думал, куда она делась? Моя тетрадь дыханий. Спасибо, Капитан.
-Не за что. Это отрывок из книги?
-Нет, просто мысли. Захотелось об этом написать, а для чего, для кого, - пока не знаю.
Иван Петрович снова снял очки, и, сжимая пальцы, дотронулся до закрытых глаз.
-Дочку жалко. Стоять у могилы живого отца. Это, знаете ли ….
-Иван Петрович, сейчас у нас нет другого выхода. Вы же знаете.
-Знаю, Капитан, знаю. Страшно всё это. Если бы кто-нибудь сказал, что такое со мной может случиться, я бы ни в жизнь не поверил.
-А если бы поверили, перестали писать? - спросил Крон.
-Нет, - Иван Петрович надел очки, - никогда, ни при каких обстоятельствах я не перестал бы писать книги.
-Значит, и будете, и напишите ещё много книг. А то, что эти книги будут выходить под другой фамилией, так в этом нет ничего особенного. Автор взял псевдоним. Был Сиротский, а стал, например, …Семьянинов, а? Иван Семьянинов, звучит?
-А что, - Иван Петрович посмотрел на Крона, - Семьянинов действительно лучше, чем Сиротский.
-А про могилу лучше забыть, - сказал Крон, и добавил, - Памятник лучше, чем могила.
-Это да, только ….
-Что, Иван Петрович?
-Я подумал про этого …, ну как вы его назвали, который букву эр не выговаривает?
-А, хриплый?
-Да, хриплый. Вы, правда, его не убили?
-Нет, Иван Петрович. Он живой, и будет жить. Вопрос сколько? Но, это зависит только от него самого. Я же вам рассказывал. Ну, хорошо, - Крон посмотрел на Ивана Петровича, - давайте, расскажу ещё раз. Я его только оглушил, потом по сотовому телефону сообщил нашим, что можно начинать. Появилась женщина …
-Никогда бы не подумал, что тётя Глаша …
-Это была не тётя Глаша, а тётя Вера, а тёте Глаше врач строго настрого запретил, на время конечно, выполнять тяжёлую работу.
-Врач тоже наш?
-Не совсем, но это не важно. А тётя Вера - случайный прохожий. Услышала какой-то крик из вашего подъезда. Подумала, что кому-то плохо. Потом выбежала с криком: Убили! Убили! А тут, совершенно случайно, наряд милиции, потом скорая.
-А милиция, скорая?
-Это наша работа, Иван Петрович. У этой работы есть свои тайны, а иначе …, иначе мы бы сейчас с вами не разговаривали.
-Это я понимаю. Но, как вы выследили хриплого?
-Здесь, как раз, никакой тайны нет. И всё оказалось проще, чем я думал. Ему даже в голову не приходило, что за ним кто-то может следить.
-А сейчас он где?
-Там же, где и отец Елисей. А сейчас, я думаю, что нам следует остановиться и попить кофе с печеньем. Скоро будет подходящее место.
-У меня к вам ещё один вопрос.
-Да, конечно.
-Скажите, Капитан, вы же звонили этому раввину по мобильному телефону, и подделали голос хриплого, так?
-Так.
-Но, в каждом обильном телефоне запоминается номер, по которому звонят, или вы эту функцию отключили?
-Вот и хорошо, что запоминается. Иван Петрович, раввину я звонил с обильного телефона хриплого.
-Господи, как просто. Простите, Капитан.
-Не за что, Иван Петрович, ну что вы, ей Богу. А вот и наше место.
Белая "Нива" медленно остановилась, и оставила дорогу, и стала съезжать к лесу, где никаких дорог не было. Крон выключил двигатель, и достал из заднего кармана кресла, на котором сидел Иван Петрович, небольшой термос и пакет с печеньем.
-В бардачке стаканчик, - улыбнулся Крон, - всё, как положено.
Крон подал пакет Ивану Петровичу, и стал наливать кофе. Почти в том же самом месте, где только что была "Нива", остановился другой автомобиль, и стал медленно съезжать к лесу, только с противоположной стороны. Иван Петрович вопросительно посмотрел на Крона.
-Всё нормально, Иван Петрович, это наши.
-Иван Петрович, - сказал Крон, оставив крышку-стаканчик от термоса, - теперь у меня к вам есть вопросы, можно?
-Конечно.
Крон достал сигареты.
-Вам не предлагаю, Иван Петрович, знаю, что вы не курите.
-Да. В детстве попробовал один раз. Так извините, блевал, что думал кишки выйдут. А потом и сидеть не мог.
-А какая здесь связь?
-А вы угадайте.
-Желудок?
-Нет, всё гораздо проще, - улыбнулся Иван Петрович, - отец выпорол.
Крон тоже улыбнулся, - действительно просто. А я об этом и не подумал.
-Почему, Капитан?
-Я - детдомовский.
-Вы хотели меня о чём-то спросить, - Иван Петрович перестал улыбаться и поправил очки.
-Кроме последней книги больше ничего из вашего компьютера не исчезло?
-Нет.
-А почему вы сразу не отправили в редакцию новую книгу?
-А мне сказали, что пока в этом нет необходимости.
-Не понял. Что значит пока? - спросил Крон.
-Редактор, кстати, замечательный человек, оказался в отпуске. Мне сказали, что он будет только через две недели.
-Как вы об этом узнали? Созванивались с редакцией?
-Да.
-У редактора есть собственный номер?
-Есть, но я пользуюсь общим номером, а потом меня соединяют. Знаете, как-то не удобно беспокоить. Человек может быть занят, по-моему, это правильно.
-Да, конечно. Значит, вы позвонили по общему номеру. И кто вам ответил?
-Не знаю. Какой-то мужской голос. Я представился, и мне вежливо ответили.
-А как вы представились?
Иван Петрович с удивлением посмотрел на Крона.
-Иван Петрович, пожалуйста, это очень важно, вспомните весь разговор с незнакомым мужским голосом.
-Да, ничего особенного в этом разговоре не было. Я сказал, что хотел бы поговорить с редактором.
-И всё? И вас не спросили, по какому вопросу?
-Почему не спросили? Спросили.
-Иван Петрович, дорогой, почему я должен всё это из вас вытягивать?
-Хорошо, Капитан. Извините, сейчас я вспомню …. Когда я назвал свою фамилию, меня спросили, по какому вопросу. Я ответил, что написал новую книгу. Что эта книга отличается от других. Там нет непонятной философии, а всё объясняется простыми словами. А потом …, нет, сначала меня спросили, что объясняется? Я ответил, что попытался объяснить смысл религии и веры.
-Всё, вас больше ни о чём не спрашивали? - спросил Крон.
-А, вот ещё что. Спросили, как называется книга? Я ответил, что название пока точно не определенно. Вообще-то, я солгал, название уже было. Мне почему-то не захотелось говорить это по телефону.
-А что потом?
-А потом извинились, и сказали, что редактора сейчас нет, и будет только через две недели.
-А тот, с кем вы говорили, не представился?
-Нет.
-А вас не удивили подобные вопросы?
-Нет. Как правило, в любых редакциях скапливается столько мусора, что, как я их называю, люди-фильтры, пытаются подготовиться к тому, что им предстоит читать. Или сразу отвечают, что таким направлением в литературе они не занимаются.
-А раньше? Раньше, когда вы обращались в эту редакцию, вы помните, кто вас соединял с редактором?
-Нет. Я об этом и не задумывался.
-Ну, хорошо. Оставим пока этих людей-фильтров. Вот, что ещё я хотел спросить. Когда вы обнаружили, что у вас пропал файл с тестом последней книги?
-Вы знаете, я не могу сказать точно. Я, хоть и математик, но с компьютером работаю, как пользователь, и только. Я понимаю, что здесь особый профессионализм не нужен, но точно, когда это случилось, я сказать не могу.
-Иван Петрович, вы не так меня поняли. Я не спрашиваю о точной дате кражи. А когда вы поняли, что исчез текст? Наверняка, вы расстроились, даже очень.
-Не то слово, я просто не знал, что делать. Да и сейчас не знаю. Восстановить всё это не так просто. А когда я это обнаружил? Это было недели две назад. В среду. Ну да, в среду. Я помню, что два дня не садился за компьютер. Понедельник и вторник у меня всегда самые тяжёлые дни, много работы, - дополнительные занятия, тетради.
-Значит, в воскресенье текст ещё был?
-Да, конечно, был.
-А в понедельник и во вторник вы не включали компьютер?
-Нет.
-А в среду? Расскажите, пожалуйста, поподробнее. Вы сразу обратились к своей новой книге, или нет?
-Конечно, сразу. Я и компьютер для этого включил. Знаете, о последней работе постоянно думаешь, пока не начнёшь новую. Вот мне и показалось, что я в одном месте поставил лишнюю запятую.
-Ключи от квартиры …, впрочем, это исключено. Я уже давно с вами. Значит, остаётся только одна самая невероятная гипотеза, вероятная только теоретически, - Крон открыл дверцу машины, и, посмотрев в черноту леса, вернулся к Ивану Петровичу, - Иван Петрович, пожалуйста, вспомните, в то самое зловредное воскресенье, когда, как мы выяснили у вас ещё был текст, перед тем, как выключить компьютер, вы работали с ним или нет?
-Перед тем, как выключить? Непосредственно перед тем, как выключить, нет.
-Откуда такая уверенность?
-Я решал задачу.
-Какую задачу?
-Да так, ничего особенного, я даже удивился.
-Почему?
-Мне позвонила моя бывшая ученица, очень милая девочка. Когда-то она была лучшим математиком школы, и, по-моему, уже в классе восьмом прекрасно программировала. А сейчас она, кажется, заканчивает мехмат.
-И часто она вам звонит?
-Да нет, в том-то и дело, что после окончания школы я не видел её и не слышал. Ну, она, конечно, извинилась за беспокойство, спросила, помню ли Женю Мельникову из одиннадцатого "А"? Я сказал, что, конечно, помню. А она попросила помочь решить ей задачу по геометрии, для младшего брата. У самой, говорит, что-то не получается, а брату завтра грозит двойка.
-И вы решили?
-Конечно, задача-то совсем не трудная, только решение громоздкое. Я и удивился, почему Женя не смогла решить её сама. Раньше она такие задачи и за задачи не считала.
-А каким образом она получила решение? - спросил Крон.
-По электронной почте.
-Она оставила адрес своей электронной почты?
-Нет. Она попросила мою. Сказала, что для проверки связи напишет мне первая, и укажет сайт, на который я должен буду выйти. Я продиктовал ей по телефону адрес своей почты. Она мне что-то написала, кажется, "привет". Я вышел на её сайт, и всё.
-А почему так сложно?
-Она сказала, что находится сейчас вне дома, и вынуждена использовать компьютер подружки. Домой попадёт позже, а дело срочное. Вообще-то я и сам плохо в этом разбираюсь. А, собственно, какая разница, я отправил решение, куда она попросила.
-И что потом?
-А ничего. Выключил компьютер, кажется, попил чай и лёг спать.
-Как вы сказали, - Женя Мельникова?
-Да.
-Знакомая фамилия.
-Ну, ещё бы. Дочь Антона Модестовича Мельникова - владельца наверно, самого престижного ресторана в городе.
-Иван Петрович, в бардачке бумага и ручка. Напишите, пожалуйста, название, адрес и телефон редакции.
Пока Иван Петрович записывал адрес, и телефон редакции Крон достал свой мобильный телефон. Вызвав из телефонной памяти номер, он дождался соединения с абонентом, и, не говоря ни слова, отменил вызов. Через несколько секунд у открытой дверцы "Нивы" стоял невидимый человек и слушал Крона.
-Евгения Антоновна Мельникова. Компьютерный гений. Предположительно восемнадцать, или девятнадцать лет. Угроза для жизни. Исполнитель не известен. Это первое, - продолжил Крон, и протянул невидимому человеку лист с записями Ивана Петровича, - теперь второе, это редакция. Необходима информация обо всех сотрудниках. Цель - поиск связи: сотрудник редакции - Глазьев, Зильбер.
-Вас понял, - сказал невидимый человек.
-И последнее, - мы доберёмся сами.
-Но, …, - начал невидимый человек.
-Ничего страшного, - прервал Крон, - осталось сто километров.
-Господи, - сказал Иван Петрович, когда невидимый человек исчез, - вы думаете, что Женя …, нет, я ничего не понимаю.
-Это последний вариант, Иван Петрович. Всё сходится. Ваша книга находится у Протоиерея Глазьева. А диск он получил от раввина Зильбера. Это факт. Конечно, чтобы получить дубликат и при этом уничтожить оригинал, нужно обладать высшими знаниями в области программирования и Интернета. Об этом нигде не прочитаешь. Но, видимо, ваша Женя Мельникова из тех немногих, кто умеет читать между строк.
-У Жени талант от Бога, я это знаю. Но, зачем? Зачем ей моя книга? Неужели она связана с этими …? Даже, если это так, от кого её нужно охранять?
-Именно, от тех, на кого она так успешно поработала. Женя - единственное звено между вами и этими …священнослужителями. Из таких звеньев выкачивают всё, а потом от них избавляются. А вот, как раввин мог её уговорить, пока не известно. Но, сейчас, это неглавное, главное - Женя.
 

Глава 9. Звонок
       Женя не обманула Рафаила Натановича. Она не читала то, что ей запретили читать. Женя сделала ещё одну копию, для себя. Женя не поняла, зачем она это сделала. Появилось желание, страшное и одновременно сладкое желание, которое пришло помимо её воли. И воля не справилась с желанием, а может быть, именно в эти мгновения воля и желания находились вместе.
Буддизм, христианство и коммунизм, - вспомнила Женя. Коммунист и коммунизм - это не одно и то же. Взять хотя бы моего деда. Не значит ли это, что Будда и буддизм - это разные вещи, так же, как Христос и христианство? А то, что христианство не считает страдание добром, - я с этим согласно. Если бы страдание было добром, то тогда непонятно зачем избавлять от добра? Избавлять от добра может только злодей. Но, даже иудеи не считают Христа злодеем, - кого убил Христос? Иудеи не верят, что он сын Бога, но признают, что Христос исцелял людей, а это никак не может быть злодеянием. Но, вот что интересно - если Бог является Абсолютом, то у него не должно быть врагов. Иначе Он не Абсолют, - это очевидно. А как же дьявол? Если дьявол не враг Бога, то кто он?
 Вечером, на кухне вместе с мамой и бабушкой Женя пила чай.
-Бабуля, - спросила Женя, - а ты Тору читала?
Генриетта Самуиловна положила кусочек сыра на приготовленный хлеб с маслом и сказала,
-Мне рассказывали. Твой дед, а я ему всегда доверяла.
-Женька, а почему ты спрашиваешь? - спросила Фаина Львовна.
-Да так, хотела у вас кое-что спросить.
-А что, разве Рафаил Натанович не знает, что написано в Торе? - спросила Генриетта Самуиловна.
-Знает, ваш Рафаил Натанович знает всё! - ответила Женя.
-Женя, а почему ты так говоришь? - сказала Фаина Львовна, - я думала, что у вас с Рафаилом Натановичем доверительные отношения.
-Доверительные, мама, очень даже доверительные, - Женя поставила поближе к своей чашке вазочку с вишнёвым вареньем.
-Женечка, - сказала Генриетта Самуиловна, - если раввин сразу не отвечает на вопросы, он говорит, что занят. И это не значит, что он плохой.
-Мама, а ты никогда не хотела отсюда уехать? - спросила Женя, не обращая внимания на заявление бабушки.
-Женя, мы не так воспитаны. Ты же знаешь, кем был наш дедушка.
-Знаю. Член партии и очень любил свою Родину. За это его и посадили.
В глазах Генриетты Самуиловны появились слёзы.
-Женя, так нельзя при бабушке!
-Прости, бабуля, я не хотела.
-Не извиняйся, Женечка, ты права, - сказала Генриетта Самуиловна, - азох ун вей этой Родине.
-Женя, у тебя что-то случилось.
-Ничего не случилось, мама. Просто я хотела спросить.
-Женечка, - сказала Генриетта Самуиловна, доставая платок, - когда хочется спрашивать, надо спрашивать.
-Как вы думаете, Бог умел писать? - спросила Женя.
-Я думала, ты спросишь, хорошо ли жить в Израиле? - сказала Фаина Львовна.
-Ты думаешь, что Израиль написан по-другому, чем Россия? - спросила Генриетта Самуиловна.
-Нет, вы меня не поняли. Я вообще спрашиваю, то есть изначально, умел ли Бог писать?
-Как Бог может чего-то не уметь, какой же он тогда Бог? - сказала Фаина Львовна.
-Но христиане говорят, что их книги тоже написаны Богом, - возразила Женя.
-Ну и что?
-Как что! Мама, неужели ты не понимаешь, что Бог не мог написать и то и другое. Значит, либо кто-то врёт, либо Бог не умел писать. Или …, появляется ещё третий вариант, я только сейчас об этом подумала: Бог у всех разный.
-Женя, в тебе говорит твоё математическое образование. Я не думаю, что в вопросах веры математика может помочь.
-Конечно, удобнее вообще ни о чём не думать.
-Не груби.
-Мама, а я знаю, что ты читала Евангелие.
-Читала, ну и что?
-Что там тебе не понравилось?
-Женечка, - стала отвечать за дочь Генриетта Самуиловна, - зачем тебе читать про этого Ёшку? Его придумали, чтобы морочить людям головы.
-Мама, ты тоже так думаешь?
-Я не знаю, - ответила Фаина Львовна.
-Фая, ты помнишь Оксану? - спросила Генриетта Самуиловна.
-Конечно, помню. Мы же вместе жили. Её сын на год старше Женьки. А что?
-Вчера я встретила Марка. Он стал такой видный, что начал даже чистить ботинки. Когда-то он ухаживал за Оксаной. Но, Оксана вышла замуж за этого инженера Витю. Теперь Марк стал таки кандидатом наук, а Витя нет.
-Бабушка, ну причём здесь Оксана, Витя?
-Женечка, когда мы жили на старой квартире, у Оксаны с Витей родился сын, почти на год раньше, чем ты, а Марка в это время не было.
-Ну и что? - вздохнула Женя.
-С их сыном ты в детстве вместе играла в песочек, - продолжила Генриетта Самуиловна, - а потом сначала он поступил в университет, а потом и ты.
-Мама, что ты хочешь сказать? - не выдержала Фаина Львовна.
-Я хочу сказать, что он тоже много читал.
-А сейчас перестал? - спросила Женя.
-Я не думаю, что в психиатрической больнице разрешают читать, - ответила Генриетта Самуиловна.
-Господи, Сашка в психушке? Такой хороший мальчик.
-Да, Фаячка, он именно там. Это такое горе для их семьи.
-А давно? Из-за чего? Что ещё рассказывал Марк?
-Что он мог ещё рассказать? У меня стали отниматься ноги, но я не пригласила его в гости. А Марк сказал, что он не может долго разговаривать на улице.
Сашка и был тот самый мальчик, которому Женя отправила свой последний ядовитый алгоритм.
-Что-то у меня голова заболела, - сказала Женя, - я пойду спать.
-Фая, - сказала Генриетта Самуиловна, когда Женя ушла, - Женя - несчастный ребёнок, и всё из-за этого рыжего хазара.
Фаина Львовна ничего не ответила, и стала мыть посуду.

 Женя не легла спать. Она переписала с компакт-диска в жёсткую память своего компьютера новую книгу Ивана Петровича, и начала читать.
…
"Не знаю, сколько пройдет лет, только в Каперне расцветет одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая; и ты будешь стоять там. Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка. Зачем вы приехали? Кого вы ищете? - спросят люди на берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца; он будет стоять и протягивать к тебе руки. Здравствуй, Ассоль! - скажет он. - Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет все, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали" .
-Ты веришь, Лилит, что так было на самом деле?
Лайт осторожно взял руку Лилит, и поцеловал.
-Я не знаю, - ответила Лилит.
Господи, - подумала Женя, - как жалко эту девочку. Она попала в автомобильную катастрофу и повредила позвоночник, так и не успев завести детей. А теперь …, теперь она лежит и не может пошевельнуться. А Лайт каждый день приходит к ней в больницу. Лайт - её муж. Лайт рассказывает Лилит сказку, которую он придумал сам, а назвал её так же, как Александр Грин - "Алые паруса". Лилит нравится сказка, но она не верит. А Лайт верит. Лайт верит, что они с Лилит смогут танцевать, как и раньше, и даже ещё лучше. Лайт и Лилит были чемпионами всей земли по бальным танцам. Они всегда были вместе. Без них на земле не обходился ни один праздник. Живые цветы и ладоши в ладоши. Браво Лайт! Браво Лилит! Лилит не верит, но Лайт не отчаивается, его сказка только начинается.

 Женя не заметила, как уснула, и не поняла, написал об этом Иван Петрович, или то, что она увидела, пришло к ней во сне. Вместе с другими людьми Женя стояла на берегу солёного моря. А недалеко от берега на тихих волнах стоял белый корабль с громадой алых парусов. От корабля отделились лодки в золоте и цветах. Лодок было столько же, сколько и людей, стоящих на берегу. Но лодки не подплывали к берегу, лодки были пусты и чего-то ждали. А в алых парусах белого корабля, освещённых солнечным светом, сияла надпись: "Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям" .

 Женя проснулась и поняла, что сегодня она не пойдёт на занятия. Всего две пары, - спецкурс по матанализу. Ничего страшного, можно и пропустить. Она любила математический анализ, но сегодня не до него. Надо дочитать книгу, и позвонить Ивану Петровичу. Нет, сначала позвонить. Хотя, ещё рано, в такое время звонить неудобно. Надо умыться, позавтракать, а потом можно и позвонить.
Мама с бабушкой ещё спали. Женя приняла душ, выпила кофе с хлебом и сыром, и, захватив трубку радиотелефона, ушла к себе в комнату.
-Да, - ответили Жене.
Странно, женский голос, - подумала Женя, и сказала,
-Это Мельникова Женя. Пригласите, пожалуйста, Ивана Петровича.
-Я не могу пригласить Ивана Петровича, - ответили Жене.
-Почему?
-Потому что он умер.
Женский голос сменили короткие гудки.
Женя сначала ничего не поняла, а когда поняла, упала на кровать и тихо заплакала. Что я делаю? - сказала вслух Женя, - какая я сука! Сначала Сашка, а теперь Иван Петрович. А этот …, Натанович, …, ну ничего, я как знала, получит он мой подарочек. Полуденный раввин, блин!
-Женя, у тебя всё нормально? - Фаина Львовна подошла к двери Жениной комнаты.
-Всё нормально, мама, - собралась Женя, - я разговариваю по телефону.
-Ты не идёшь на занятия?
-Нет, мама, у меня сегодня выходной.
Надо сходить на кладбище к Ивану Петровичу, - подумала Женя. Хотя почему на кладбище? Может быть он ещё дома? Сейчас ещё раз позвоню, извинюсь, и спрошу. Но, кто-то захотел поговорить с ней раньше, по мобильному телефону. Женя взяла трубку.
-Я слушаю.
-Женя? - спросил приятный мужской голос.
-Да, это я.
-Женя, вы извините, что я вас беспокою. Я работаю вместе с вашим папой. Он просил вас зайти. Что-то очень срочное.
-А что случилось?
-Вы не беспокойтесь, ничего не случилось. Просто отец сейчас очень занят, и просил позвонить меня.
-А куда зайти, в ресторан?
-Да, в ресторан.
-А когда?
-Он сегодня будет весь день на работе. Так что, как вам будет удобно. Но, чем скорее, тем лучше. Он вас ждёт.
-Хорошо, я приду.
Странно, - подумала Женя, - телефон не определил номер. Женя вернула телефон на прежнее место, и стала собираться к отцу.
 
Ч а с т ь 2. ВОИН
Глава 10. Дик
 Белая "Нива" бежала по земле с дождём. Земля, закатанная в асфальт, закончилась. И началась другая земля - в шрамах и камнях, неживая и жёсткая без дождя, и живая и мягкая с дождём. Людям на ногах и людям на колёсах трудно бежать по земле с дождём. Но, земля об этом не знает, земля дышит и любит дождь.
-Не беспокойтесь, Иван Петрович, скоро приедем. Когда-то все люди жили в деревнях. Может быть, они по-другому назывались, только всё равно это были деревни. Запах сена, парное молоко и печки по-белому.
-А всё-таки, Капитан, - Иван Петрович взялся за ручку стеклоподъёмника, - меня беспокоит тело.
-Какое тело?
-Сейчас поясню, - Иван Петрович закрыл стекло, - перед тем, как человека похоронить в земле, сначала в этой земле роют яму, а потом кладут туда гроб. Логично?
-Логично, - согласился Крон.
-А в гробу? Кто-то же должен быть в гробу вместо меня. Не может же гроб быть пустым.
-А вот вы о чём, - Крон тоже закрыл стекло, оставив лишь щёлочку, через которую стало трудно пробиваться водяным каплям.
-Это трудный вопрос? - спросил Иван Петрович.
-Нетрудный. Просто я думаю, как вам на него ответить. Как вы думаете, Иван Петрович, какое тело легче изменить и подделать, - живое или мёртвое?
-В мёртвом нет жизни, - начал рассуждать вслух Иван Петрович, - значит, в мёртвом нет движения. А всё то, что не имеет движения, гораздо легче изменить и подделать. Получается, что мёртвое подделать гораздо легче, чем живое.
-Как сложно вы говорите, Иван Петрович. Хотя, всё понятно, и даже красиво. Значит, я ответил на ваш вопрос?
-Да, но, как же сделать другое тело?
-А это уже другой вопрос, и я не могу на него ответить. Скажу лишь, что вы, вернее ваш образ, находится в нашем компьютере.
-Почему же, вы ответили. Я понял, только …
-Что, Иван Петрович?
-Как мой образ мог попасть в ваш компьютер? Эта процедура, насколько я понимаю, не столь уж проста.
-А вы вспомните, Иван Петрович. Примерно, месяца полтора назад вас вызывали в поликлинику, чтобы пройти плановую флюорографию.
-Да, было такое. Только в моей поликлинике сказали, что у них испортился аппарат, и предложили обратиться в другую, где и оборудование гораздо новее.
-Ну вот, я ответил вам и на этот вопрос.
-Господи, Капитан, как вы всё это …. Мне даже страшно стало.
-А вот это, Иван Петрович, ни в коем случае! Пусть бояться они, а не вы.
 Земля закончилась и началась вода. Они подъехали почти к самому берегу. В воде отражались звёзды с вождём, которому исполнилось половина луны. Вождь остановил дождь, и звёзды играли со своим водяным отражением, удивляя недвижимые огоньки деревенских домиков, которые стояли на высоком острове. Крон выключил двигатель, и, открыв дверцу автомобиля, опустил ноги на землю. Чёрное четырёхлапое существо вышло из темноты, и, опустив передние лапы на колени Крона, лизнула его в лицо.
-Это Дик, - сказал Крон, и добавил, - он тоже наш.
-Мы приехали? - спросил Иван Петрович.
-Почти, - Крон погладил Дика по голове, - наша деревня на острове. Сейчас подойдёт паром.
-Какой здесь воздух! - Иван Петрович открыл дверцу, - а откуда паромщик знает, что мы приехали?
-Он нас видит. Дик, пойди и познакомься с Иваном Петровичем.
Дик оставил Крона, и, подойдя к Ивану Петровичу, сначала обнюхал ноги, а потом положил правую лапу на его колено.
-Здравствуй, Дик, - сказал Иван Петрович, пожимая лапу Дика, - я - Иван Петрович.
Дик лизнул руку Ивана Петровича.
-Чёрный лабрадор, красавец. Он, что, всех так любит?
-Нет, - ответил Крон, - Дик - воин. Просто он чувствует, что вы - свой.
-Как вы сказали, воин?
-Да, а что вас так удивило?
-В моей сказке воины - это Иисус и его верные друзья.
Крон вышел из машины и достал сигареты.
-По-моему это слово существует давно, с тех пор, как появились люди; и стали убивать друг друга. А разве Иисус кого-нибудь убил?
Иван Петрович погладил Дика и, оставив "Ниву", подошёл к самой воде. От острова отделился большой плот с защитными стенами, и стал медленно по звёздам плыть к противоположному берегу.
-Иван Петрович, а вы мне не ответили.
-Я написал об этом в своей книге.
-А вы мне так и не сказали, как называется ваша книга?
-"Алые паруса Иисуса".
-А причём здесь воин?
-Воин - это охотник за Знаниями. Настоящий воин никого не убивает, он расставляет силки, чтобы поймать Знания. Воин борется с самим собой - с собственным Богом. В этой борьбе никто никого не убивает. Бог проверяет воина, чтобы понять - "…кто ты трус, иль избранник судьбы?" Этим и объясняется название Израиля - "борющейся с Богом". Божественные знания сопротивляются, и попадают только к настоящим воинам.
-Значит, знания попадают к воину в рабство?
-Когда знания пойманы, они не становятся рабами воина. И воин не становится рабом знаний. Знания - это союзники, это повод для созерцаний, для размышлений воина. "Иисус сказал: Будьте прохожими" . Воин наблюдает и размышляет, а потом начинает действовать, - создавать собственные Высшие знания.
-А почему вы сказали - Высшие знания? Значит, бывают низшие?
-Это условно. Нельзя, например, решать задачи по высшей математике, не зная при этом таблицу умножения.
-А как же воин может определить, - знания попали к нему, или нет? А вдруг попался обман?
-А это можно почувствовать, как Дик. Он же не каждому подаёт лапу и лижет лицо. К тому же за знаниями не нужно ходить в небо. Небо не обманывает, но оно может только помочь, а все знания находятся здесь - на земле.
-А как же небо может помочь?
-А оно существует, в этом и заключается его помощь.
Крон потушил сигарету, подойдя ближе к воде, он встал рядом с Иваном Петровичем, и посмотрел на подплывающий паром.
-А что значит настоящий воин? Разве бывают ненастоящие?
-Настоящий воин - это свободный воин, который никогда и никому не лжёт, а, прежде всего себе.
-А разве такое возможно, Иван Петрович?
-Возможно, Капитан. В это трудно поверить, поэтому настоящих воинов очень мало.
-А мне понравилось название вашей книги. Как стихи. Только я не совсем пониманию, Иван Петрович, какая здесь связь, - Александр Грин, Иисус, воин?
-А Иисус и есть поэт. Его воины под Алыми парусами Высших знаний пришли к людям.
-Наверно, Высшие знания - это очень сложно?
-Я так не думаю, Капитан. Как правило, эти знания мало кому нужны. О них удобнее не знать и оставаться в толпе. А тот, кто выбирает другой путь, получает одиночество и уходит. У каждого воина свой путь, и обратной дороги нет. Свернуть или уйти уже невозможно. А толпа мстит, одиночество - это месть толпы. Поэтому и кажется, что Высшие знания - это очень сложно.
-Вы думаете, что Александр Грин, когда писал свои "Алые паруса", думал, что Иисус - настоящий воин, и толпа ему за это отомстила?
-О чём думал Александр Степанович я не знаю. Это не алгоритм, который можно разложить по полочкам. Да и нужно ли раскладывать? Грина может понять только Грин. Сам Грин понимает себя только тогда, когда пишет. Поэтому таких людей и зовут писателями. И каждый Грин ждёт того, кто прочитает его Алые паруса. Прочитает по-своему, и тогда он поймёт Грина.
-А у писателя Сиротского есть свои полочки? Или Сиротский перестаёт быть математиком, когда пишет свои Алые паруса?
-Сиротский не перестаёт. Сиротский пытается из логики сделать цветные огоньки, чтобы потом надеть их на ниточку, как бусы.
-Логика и цветные огоньки, - повторил Крон, - а ниточка - это связь?
-Да. На этой ниточке каждая бусинка передаёт каплю от своего цвета другой бусинке. Поэтому бусы и светятся. Когда я писал, мне казалось, что я вижу бусинки Грина.
-А Грин видел Иисуса?
-По-моему, да. Такие сравнения, а главное сама идея, не могут быть случайными.
-А какие, сравнения, Иван Петрович?
-Каперна Грина - это Капернаум, приморский город на северо-западном берегу Геннисаретского озера. Переводится, как город утешения. Город, который любил Иисус, там он и исцелял и ходил по воде. Он даже называл этот город своим. А Александр Грин умер христианином в Старом Крыму.
-А сейчас Капернаум существует?
-К сожалению его разрушили, кажется в четырёхсотом году.
-Тоже воины?
-Я не думаю, что воин - это тот, кто разрушает. Воин - это тот, кто понял, что такое любовь. Такого воина ждёт не только Ассоль, его ждут все. Иисус - воин, но не …, впрочем, об этом не скажешь в двух словах.
-Вы знаете, Иван Петрович, а я вижу вашу книгу в твёрдом и красивом переплёте.
-Если бы так?
-Пойдёмте в машину, - Крон опустил руку на плечо Ивана Петровича, - сейчас причалит паром. Мы переправимся на остров, а там у нас будет борщ, настоящий деревенский борщ. Вы любите борщ, Иван Петрович?
-Со сметаной?
-Конечно, со сметаной.
-А Дик поедет с нам?
-Да он уже в машине.
 

Глава 11. Сказка
 Паром остался у берега острова с деревянными домами в железных крышах и резных кружевах. В этой деревне деревянных домов не было заборов. Но, были условные двери, с которых и начинался каждый двор. Белая "Нива" стояла во дворе дома, на двери которого было написано: "Здравствуйте. У нас добрая собака".
В большом деревянном кресле около окна с васильковыми занавесками отдыхал Крон. У его ног дремал Дик, опустив голову на лапы. За длинным и высоким столом, покрытым белой скатертью, сидели Иван Петрович и паромщик Назар, - широкоплечий человек небольшого роста со светлыми глазами. Руки, которые по праву могли принадлежать исполину, Назар держал на коленях. Около печки хлопотала девушка в белом сарафане. Русая коса и глаза одного цвета с морем напоминали о сказочной Ассоль. Но, девушку звали не Ассоль, девушку звали Маша.
-Спасибо, Машенька, - сказал Иван Петрович, - не помню, когда я так ел.
-На здоровье. Может быть ещё что-нибудь, Иван Петрович? - улыбнулась Маша.
-Нет, что ты. Спасибо. Я здесь вообще чувствую себя, как в другой стране.
-А это и есть другая страна, - сказал Крон, - и люди здесь тоже другие.
-А школа здесь есть? - спросил Иван Петрович.
-Конечно есть. И школа, и дом для писателя Семьянинова, и Церковь.
-А что написал писатель Семьянинов? - спросила Маша, присаживаясь к столу.
-Сказку, - ответил Иван Петрович.
-А почитать дадите? - спросила Маша.
-Сказку пока не напечатали, - ответил Крон, - но, если ты очень попросишь, то я думаю, что Иван Петрович нам расскажет.
Дик подошёл к Ивану Петровичу и, опустив правую лапу на колено, заглянул в глаза.
-А я очень люблю сказки, - сказала Маша, - а про что сказка?
-Про Алые паруса. Только, - Иван Петрович улыбнулся, и погладил Дика, - мне придётся рассказывать своими словами. Она же ещё не напечатана.
-Жили-были …, - начала Маша.
-Жили-были, - повторил Иван Петрович, - юноша и девушка. Юношу звали Лайт, а девушку звали Лилит. Они стали мужем и женой, потому что любили друг друга. Лайт и Лилит были чемпионами всей земли по бальным танцам. Они всегда были вместе. Без них не обходился ни один праздник на земле. Им улыбались и дарили цветы, им хлопали в ладоши и кричали "Браво!". Они были счастливы. Но, у Лайт и Лилит не было детей.
Однажды Лилит тяжело заболела, и не верила в то, что она когда-нибудь выздоровеет. А Лайт верил. Лайт верил в то, что Лилит выздоровеет, и у них обязательно будут дети. Лилит должна поверить в сказку, которую придумал Лайт. И Лайт начинает рассказывать Лилит сказку про Алые паруса.
В этой сказке Алые паруса любят друг друга, как навечно влюблённые отец и мать, поэтому их любовь ни в чём не нуждается. Алые паруса не могут надышаться друг другом, и имеют всё, что они только пожелают. Их желания так быстро исполняются, что им кажется, будто, это само собой разумеется, потому что как может быть по-другому? - они не знают. Они счастливы и ни о чём не думают. Но в один прекрасный день Алые паруса понимают, что у любви должны быть дети. Когда у любви нет детей, то любви становится скучно, и от этого любовь может умереть.
Иван Петрович снял и снова надел очки.
- Но давным-давно злая и хитрая колдунья заколдовала Алые паруса так, что они могли иметь всё, что пожелают, кроме одного - Алые паруса не могли иметь детей. А хитрая колдуньи предсказала, что спасти Алые паруса могут только их дети, но при условии, что дети поверят в Алые паруса, и полюбят друг друга так же, как их отец и мать. И Алые паруса придумали сказку, в которой у них должны появиться дети.
Люди - это дети Алых парусов. Но человек не должен знать, что его придумали, потому что тогда злая колдунья может заколдовать и человека, и тогда Алые паруса невозможно будет спасти. Только свободный человек, который не знает, что его придумали, может поверить в сказку и полюбить Алые паруса. Только свободный человек может полюбить, потому что, единственное, чего боится злая колдунья, - это свобода.
И вот, появляются первые люди, - белые и чёрные, толстые и худые, высокие и низкие. Все люди разные, но самые смелые из них, которые сражаются за любовь, пишут сказки. Сказки тоже разные, но все они похожи друг на друга, потому что все они про любовь. Людям нравится жить, потому что они любят друг друга, потому что люди верят в сказки, и сказки сбываются. И остаётся совсем немного времени, чтобы спасти Алые паруса.
Но именно в это время люди начинают спорить о том, чьи сказки лучше. В этих спорах люди начинают забывать своих первых - самых свободных и смелых, которые написали сказки. Люди думают, что они стали взрослые, и перестают верить в Алые паруса. Люди отнимают у сказок то, во что они не верят. И отнятые сказки замирают, как цветы без воды, и перестают сбываться. А люди рассказывают другим людям, что сказки перестали сбываться, потому что сказки - это ложь. И придумывают новые сказки, которые на старые вовсе и не похожи. Потому что в новых сказках люди придумывают обман, и любят то, что их обманывает. А когда люди любят то, что их обманывает, они перестают быть свободными. А потом создают свои обманные законы, непохожие на сказки.
Но Алые паруса ничего не могут поделать, потому что они сами придумали правила, по которым получаются люди. Не могут же они нарушить собственные правила. По этим правилам любовь должна беспрекословно слушаться людей, которых придумали Алые паруса. Потому что все люди должны быть свободны, потому что все люди - это Алые паруса. Но, об этом люди узнают только тогда, когда сбываются сказки. А когда сказки не сбываются, Алые паруса умирают, потому что их некому спасать.
-Неужели Алые паруса умерли? - спросила Маша.
-Конечно нет, - ответил Иван Петрович, - Алые паруса не умерли, они ждали хотя бы одного человека, который поверит в сказку, и расскажет и покажет её людям. Они ждали воина, который спасёт Алые паруса. И этот человек пришёл. Он пришёл не один, с ним пришли его верные друзья. Но, он был самым добрым и смелым. Он рассказывал людям сказки, и для тех людей, кто верил, сказки стали оживать, как цветы, которых напоили водой. И сказки стали сбываться. А самый смелый и добрый из всех людей построил белый корабль с Алыми парусами, и сказал, что каждый человек сможет войти в свою сказочную лодку в золоте и цветах, которая приведёт его к этому кораблю.
-Как Ассоль? - спросила Маша.
-Конечно, как Ассоль, каждый человек, как Ассоль, и у каждого своя лодка.
-А Лилит правда выздоровеет, если поверит?
-Конечно. Конечно выздоровеет. Она поверит в сказку про самого смелого и доброго человека на земле.
-А кто он, этот самый смелый и добрый человек, который поверил в Алые паруса? - спрашивает Маша.
-А о нём я расскажу позже, - после того, как ты поспишь. Потому что Ассоль должна отдыхать, чтобы, однажды проснувшись, поверить в сказку.
 
Глава 12. Мёртвые книги
В маленькую мансарду с балконом и цветами заглядывало небо. На полу между кроватями поместилась ваза с отшумевшими камышами и круглый столик на трёх ножках. С вазы, тому, кто на неё смотрел, улыбалась девушка. Тёмное круглое пятнышко между бровями девушки напоминало обо всём наоборот: о чёрной луне на белом небе и чёрных облаках. А на голове девушки возвышался кувшин, который она придерживала правой рукой. На кровати, стоявшей у открытой балконной двери, лежал Крон. Крон курил и смотрел в небо.
-Ничего, что я здесь курю, Иван Петрович?
-Да пожалуйста, балкон же открыт, - Иван Петрович сидел на другой кровати, прислонившись спиной к стене.
-Иван Петрович, я всё думаю о ваше сказке. Лайт и Лилит - это и есть Алые паруса?
-Да. Лайт - это Свет, а Лилит - Тьма.
-Интересно, алое получается из чёрного и белого? Но, я сейчас не об этом. Получается, что человек появился из мысли Алых парусов? - то есть из Света и Тьмы?
-Во всяком случае, в моей сказке это так.
-Я вот что не могу понять, - Крон приподнялся на кровати и сел, прислонившись спиной к стене, - Алые паруса это очень красиво, но паруса, как бы они ни любили друг друга, всё равно остаются мёртвыми, а не живыми. А как же человек? Получается, что человек появился из чего-то мёртвого?
-А в вашей…, нет, теперь уже в нашей, - в нашей деревне есть гармонь?
-Конечно есть. Какая же деревня без гармони? - улыбнулся Крон, - а причём здесь гармонь?
-Гармонь - мёртвая или живая? - спросил Иван Петрович.
-Когда на ней играют, она …, а действительно ….
-А как вы думаете, Капитан, у гармони есть руки, ноги, голова?
-Я вас понял, Иван Петрович. В вашей сказке Алые паруса - это и есть гармонь, которая больше всего на свете хочет, чтобы на ней играли, - тогда она оживает.
-Поэтому гармонь придумала ум, - добавил Иван Петрович, - а ум придумал душу с головой и руками, чтобы душа играла на гармони.
"Нет горького в вине,
 Есть горькое в губах,
 Нет звуков на струне,
 Есть звуки на руках".
-А чьи это стихи?
-Не помню. Какой-то неизвестный поэт. А гармонь - это гармония. Только две клавиши: белая и чёрная, как Свет и Тьма. Белое делится с чёрным и освещается под разными углами света, - так появляются краски, так появляются Алые паруса.
-Как вы объединили звук и цвет, - Крон затушил сигарету, и лёг на кровать, заложив ладони под затылок.
-Это не я объединил. Это - гармония.
-Значит, гармония должна цвести и звучать, - тогда она живёт. Интересно. Действительно, сказка. Очень красивая сказка.
-Вы думаете, что в жизни такого не бывает, Капитан?
-Иван Петрович, в жизни есть такие, как Дуст, Глазьев, Зильбер, и миллионы таких же тварей, только с другими именами.
-А они, эти твари, ни в чём не виноваты.
-Не понял!
-В моей сказке Свет и Тьма - свободны. Их взаимодействия определяет только один закон - закон любви.
-Снова не понял, - Крон убрал ладони от затылка, и сел на кровати.
-"Не ставьте предела кроме того, что я утвердил вам, и не давайте закона как законодатель, дабы вы не были схвачены им" .
-А откуда это?
-Это говорит Иисус в сказке от Марии. Утверждённый закон - это любовь, других законов нет. Свет и Тьма любят друг друга, и играет гармонь.
-Интересно, твари, которые хотят вас убить, родились на рассвете или на закате?
-Рождение это следствие от соприкосновения Света и Тьмы. А, когда родится тварь, ближе к рассвету или к закату, не столь важно. Зависимость здесь, наверное, есть, но, она кривая, а не прямая. В момент зачатия Свет соединяется с Тьмой, и что происходит потом, что получается в твари больше, - света или тьмы? – не знает никто.
-Вы хотите сказать, что твари, которые пожелали вас убить, не появились просто из-за того, что они твари? Их появление вполне закономерно?
-Появления таких тварей - есть желания большинства людей, которые живут во тьме.
-Что ж это за гармония такая, которая цветёт за счёт таких …, их и людьми-то не назовёшь! - Крон встал, обнажая торс, напряженный, как тетива лука, - Я видел смерть, и был смертью! Какие же они люди?! Люди, которые желают убийц, - страшная у вас сказка, Иван Петрович.
Крон взял сигарету, и, опустившись на кровать, сказал,
-Действительно, получается какая-то кривая гармонь. Извините, Иван Петрович, я, кажется, кричал.
-Не за что. Вам не за что извиняться, Капитан. Может быть, и гармонь кричит вместе с вами.
-У вас замечательная сказка, Иван Петрович. Только не очень-то я верю в гармонию. Я знаю, что я хочу и буду. Пока я живу, я буду защищать добрых людей и их книги. В этом и заключается моя вера. А если нужно будет, хочет этого гармония или нет, я буду убивать тварей, которые мешают жить.
-Хорошо, Капитан.
-Что-то я разозлился, Иван Петрович. Давайте лучше про Алые паруса. Вы так и не рассказали до конца про самого смелого и доброго воина на земле.
-А до конца я и не могу рассказать. Конца у этой сказки нет.
-Ну хорошо, - согласился Крон, - тогда расскажите про мёртвые сказки, которые завяли, как цветы без воды, а потом ожили. Потому что, я всё равно не понимаю, как мёртвое можно оживить? Может быть и Дуст умел играть на гармони?
-Может быть, Капитан. Только те люди, которые пишут мёртвые книги, не умирают. Они оживают только тогда, когда их читают. Так оживают цветы, когда их ставят в воду. Но не каждому дано оживить мёртвую книгу, даже если он её прочтёт.
-Значит мёртвые книги - это цветы?
-Конечно, цветы. Мёртвые книги - это мёртвые цветы. А живая вода для них - это наши переживания, которые нельзя подделать.
-А книгу можно подделать?
-Можно. К сожалению, можно. Вы же подделали моё тело. Если оживить мёртвые книги, то они восстанут из могил как самые смелые и добрые воины. Мёртвые книги - это свободные книги, поэтому они и вызывают страх, поэтому их и подделывают. А подделка убивает живых людей, и мёртвые книги для них действительно становятся мёртвыми.
-Интересно, а как выглядели первые мёртвые книги?
-В моей сказке - это стихи. А поддельщики сделали из них прозу. Перевести стихи, сохраняя дух автора, очень сложно. А сделать из стихов прозу, исказив смысл, никакого труда не составляет.
-Но, это, смотря из каких стихов. Из стихов Пушкина, например. Как можно прозой исказить стихи Пушкина? Хотя, если их перевести на другой язык, скажем на китайский?
-А что, давайте попробуем. Только наоборот: допустим, что мы с вами китайцы, а Пушкин наш народной китайский поэт.
-Допустим, - согласился Крон.
-Русские не знают китайского языка, - продолжил Иван Петрович, - а мы с вами умные китайцы, и прекрасно знаем русский язык. Более того, мы долго живём в России, и знаем законы, обычаи и нравы этой страны.
-А что мы будем переводить? - спросил Крон.
-Да что угодно. Вы помните какие-нибудь стихи Пушкина?
-Помню. Наверно, это помнит каждый, с детства:
"Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя,
 То, как зверь она завоет, то заплачет, как дитя".
-Очень хорошо. А теперь сделаем перевод:
"Страшная тьма закрыла небо над Москвою. Стало холодно и жутко, и огромные снежные вихри стали носиться над землёю. Они превращались в диких зверей и убивали людей, которые не верили в Бога. Мужчины стонали, женщины кричали и выли, и плакали навзрыд дети". Вот вам и перевод!
Иван Петрович снял очки.
-Что-то я разозлился, Капитан. Боюсь, как бы и мне не пришлось кричать. А на дворе уже глубокая ночь. Я вас заговорил. Я, как понимаю, остаюсь, а вам завтра снова в бой.
-Об этом не беспокойтесь, Иван Петрович. Я вас с удовольствием слушаю. Не могу сказать, что я со всем согласен. Но, …
-Так и нельзя соглашаться, - Иван Петрович надел очки, - мёртвые книги оживают только для тех, кто с ними не соглашается.
-Как же тогда от искажённой прозы подняться до истинных стихов? - спросил Крон, - а если и удастся, где гарантия, что ты понял стихи?
-В моей сказке этого нет. "Те, кто наследует мертвое, мертвы сами, и они наследуют мертвое. Те, кто наследует живое, - живы, и они наследуют живое и мертвое". Эту сказку написал Филипп.

Звёздные капли, как огненные слёзы, стыли на чёрных вершинах. Небо не скрывало и делилось звёздами, и они отражались в водных глубинах земли. Если дышать и смотреть в воду, можно увидеть, как блестят звёзды. Если дышать и смотреть в небо, можно увидеть, как светят звёзды.

-Иван Петрович, - спросил Крон, - а как Иисус стал воином?
-Он оживил мёртвые книги.
-И понял стихи?
-Я думаю, что понял. Главное - Иисус понял, что такое любовь и, что такое грех.
-Грех? - переспросил Крон, и добавил, - наверно это трудно объяснить, так же как и любовь.
-В сказке, которую написала Мария, Иисус говорит: "Вот почему вы болеете и умираете, ибо вы любите то, что вас обманывает. Тот, кто постигает, да постигает!" .
-Значит, в любви нет обмана?
-Нет.
-Как же тогда можно любить то, что обманывает? Если в вашей сказке Свет и Тьма затеяли игру, допускающую убийство, кто в этой игре является главным обманщиком?
-А как вы думаете, Капитан, то, что предсказал старый сказочник Эгль для маленькой Ассоль, исполнилось? Или нет?
-Я думаю, что исполнилось.
-Тогда, по-вашему, Артур Грей обманщик?
Крон встал и, подойдя к Ивану Петровичу, сел напротив вазы с улыбающейся девушкой, прямо на пол, скрестив ноги.
-Иван Петрович, …я не знаю.
-А если бы Ассоль узнала, что её обманули, она бросила бы Грея?
-Если бы Ассоль полюбила Грея, а он полюбил Ассоль, …я не думаю, что кто-то мог кого-то бросить. Даже, если бы обман и раскрылся.
-Так обманщик Артур Грей? Или нет?
-Получается, что нет. Но, только при условии …
-При условии взаимной любви, - вы это хотели сказать, Капитан?
-Да, Иван Петрович.
-Поэтому воины Иисуса и оживили мёртвые книги. И всё поняли, и обо всём договорились, и построили белый корабль с Алыми парусами, и пришли к людям.
 
Ч а с т ь 3. АНАКОНДА
Глава 13. Да, нет, не знаю
 Сергей Афанасьевич Глазьев жил в четырёхкомнатной квартире на восьмом этаже шестнадцатиэтажного дома, на берегу великой русской реки. Кроме четырёх комнат в этой квартире были ещё две лоджии и кухня, в которой стоял кожаный диван и раскладной стол со стульями. Вместе с Сергеем Афанасьевичем в этой же квартире жила Светлана Андреевна и кот Матвей. Дети давно оставили и кота и родителей, и уехали в самый главный город России, где нет великой русской реки, но есть великие традиции, позволяющие скупать и гордиться величием. Сергей Афанасьевич стоял на одной из своих лоджий и рассматривал в старый полевой бинокль парусные яхты. Яхты рассекали воду, как белые птицы, которым в детстве отрезали лапы. Яхты знали, что они птицы, но от этого знания всё равно не могли летать.
Бинокль достался Сергею Афанасьевичу от деда - героя гражданской войны. Перед тем, как срезать царские погоны, дед ловил и убивал тех, кто тоже мечтал носить погоны, - за это и получил в подарок бинокль. А потом, надев фуражку с красной звездой, дед убивал тех, кто отказался срезать погоны. Дед не успел убить всех, и один из неубитых решил отомстить ему за подарок. Деда посадили в концентрационный лагерь, откуда он не вернулся, а бинокль остался дома. Отец Сергея Афанасьевича никого не убивал, потому что ничего не слышал. В детстве огромная балка, отказавшаяся поддерживать старые церковные устои, сорвалась и ударила его по голове. С тех пор он и потерял слух. Но, это не помешало его страстному увлечению, столь не свойственному обычному деревенскому жителю, - отец Сергея Афанасьевича любил паруса. Он мастерил их сам, и, приспособив к обычной деревянной лодке, превращал её в парусную яхту. Маленький Серёжа любил ходить с отцом под парусом, несмотря на издевательства местного трудового народа. А народ справедливо считал, что лодка нужна для того, чтобы ловить с неё рыбу, а не просто плавать. Тем более что такая прочная материя, которая служила парусом, могла пойти на другие хозяйские нужды, но ни как не использоваться для такой ерунды.
Хождения под парусом прекратились для Серёжи, когда ему исполнилось тринадцать лет. Как-то летом возле их дома стало плохо с сердцем местному старику священнику. Серёжа помог священнику пройти к ним во двор, и, усадив под берёзой, принёс ему кружку с водой. Отец ни рукой, и ни чем другим, что может держать рука, никогда не дотрагивался до Серёжи. Но, после того как священник ушёл, немые удары отцовских кулаков Серёжа запомнил на всю оставшуюся жизнь.

 Сергей Афанасьевич отложил бинокль и, пройдя в свою комнату, сел за письменный стол, где стоял монитор.
-Сережа, ты будешь ужинать? - спросила Светлана Андреевна.
-Нет пока. Я ещё поработаю.
Прошёл ни один день с того времени, как Сергей Афанасьевич прочитал книгу Сиротского, а сегодня ждал звонка от рабби Рафаила. Слова "Алые паруса Иисуса" настолько вошли в его память, что стали своими как буханка хлеба или стакан молока. Он это понял, и пытался избавиться от собственного понимания. Но, Сергей Афанасьевич понимал и то, что можно избавиться от земли, на которой родился и вырос, но от памяти об этой земле избавиться невозможно. Память неотделима от земли.
-Сергей Афанасьевич, ваша голова давно заслужила белый клобук, - вспомнил он слова Митрополита, - уничтожьте эту дрянь! А, если не хватит средств, то обращайтесь прямо ко мне.
Когда первый раз, аккуратно следуя наставлениям рабби Рафаила, Сергей Афанасьевич извлёк из архива и распечатал книгу, он прочитал её за считанные ночные часы. "Антихрист! Христопродавец! Сволочь!", - кричал Сергей Афанасьевич, превращая страницы в мелко ничтожные клочья. Потом, выйдя на лоджию, он сжёг то, что осталось от книги, выкурил подряд две сигареты, и, вернувшись к компьютеру, начал читать с экрана. В ту ночь, распечатав книгу для Митрополита, он стёр из компьютерной памяти файл, потом выбросил компакт-диск в мусорное ведро и вынес мусор, и до сегодняшнего дня не прикасался к компьютеру.
 Сергей Афанасьевич включил компьютер, он давно собирался написать статью для газеты "Православная вера". В этой статье простым и доходчивым словом нужно было изложить основные концепции православной веры на современном этапе, подчёркивая её просветительскую роль при формировании интеллекта в условиях социума современной России. Пришёл неслышный Матвей, и, не спрашивая разрешения, запрыгнул к Сергею Афанасьевичу на колени. Сергей Афанасьевич погладил Матвея, и взглянул на экран. На экране появился тест со знакомым заголовком. Поверх текста в стандартной серой рамочке спрашивали: "Отправить документ "Алые паруса Иисуса" другу?", и предлагали три варианта ответа: "Да", "Нет", "Не знаю". Сергей Афанасьевич осторожно убрал с колен Матвея и ответил "Нет". Серая рамочка исчезла. Сергей Афанасьевич удалил текст и очистил корзину.
-Света? …Света? - выкрикнул Сергей Афанасьевич.
-Что, Серёжа? Что случилось? - ответила из кухни Светлана Андреевна.
-Света, ты можешь подойти ко мне?
-Ты без меня включала компьютер? - спросил Сергей Афанасьевич, когда появилась Светлана Андреевна.
-Нет, Серёжа, ты что? Зачем он мне нужен? А что случилось?
-Ничего. Всё, иди.
Светлана Андреевна вернулась на кухню. Сергей Афанасьевич выключил компьютер и, подождав несколько секунд, включил снова. После загрузки системы появился знакомый текст и серая рамочка с тем же вопросом. Сергей Афанасьевич снова всё почистил и, оставив работающий компьютер, взял сигареты и вышел на лоджию. Когда он вернулся, с тем же тупым хладнокровием экран компьютера предлагал три варианта ответа к единственному вопросу. Сергей Афанасьевич ответил "Не знаю". Серая рамочка исчезла, но появилась другая: "Это не правильный ответ". Сергей Афанасьевич ударил кулаком по клавиатуре. Рамочка-учитель исчезла, уступив место прежнему уроку со старым тестом на сообразительность. Не отключая компьютер, Сергей Афанасьевич погасил экран монитора, и взял трубку радиотелефона.
 
Глава 14. Простые кресты
       У рабби Рафаила не было своей квартиры. С женой Аней и сыном Аликом он жил в центре города в чужих комнатах, и регулярно платил за эти комнаты деньги. Несколько лет рабби Рафаил пытался купить собственную квартиру. Но, как только набиралась нужная сумма, срочно требовалось купить что-то в дом, чтобы жить, как все нормальные люди; или в безденежной присмерти оказывался родной брат Ани, который остался на Украине. Рабби Рафаил вздыхал и отдавал деньги, и копил снова, понимая, что его любимая Аня именно та женщина, для которой деньги имеют значения только тогда, когда их нет.
-Рафа, почему ты не ешь голубцы? - спросила Аня, - они тебе не нравятся, или ты о чём-то думаешь?
-Анечка, неужели ты думаешь, что можно думать только о голубцах? Я думаю о тебе.
Ожидая звонка, на который он мог бы с удовольствием ответить: "Вы ошиблись номером", Рабби Рафаил вспомнил, как перед отъездом разговаривал с отцом. Натан Израилевич Зильбер, уезжая с Украины, не взял с собой сына.
-Я передал тебе знания, - сказал Натан Израилевич, - и тебе нужно ехать в Россию, тогда ты станешь настоящим раввином.
-Папа, почему мы не можем уехать с тобой?
-Рафаил, о нас нужно говорить с ними, и жить сейчас лучше в их стране. К тому же ты знаешь, что я пишу книги. Там, где свои, все любят писать книги, но мало, кто их любит читать. Я познакомлю тебя кое с кем, и он поможет тебе устроиться в приличном провинциальном городе. Да, вот ещё что, - отдай сына в русскую школу.
КоеКто действительно помог Рафаилу, и ничего не требовал взамен. Однажды КоеКто пришёл к Рафаилу в Синагогу и спросил, что должен сделать истинный раввин, если он встретит человека, который ненавидит Тору, и публично обливает грязью Закон Моисея?
-Я думаю, - ответил рабби Рафаил, - что истинный раввин должен сделать всё, чтобы наказать этого человека и заткнуть ему рот.
-Ты истинный раввин, - похвалил КоеКто Рафаила, и, начал рассказывать о Сиротском. Закончив рассказ, КоеКто выпил минеральной воды и добавил, - если его рот окажется слишком большим, то обращайся прямо ко мне. А пока тебе нужно познакомиться с Глазьевым.
Когда книга Сиротского оказалась у рабби Рафаила в компьютере, он предложил КоеКому отправить её по электронной почте. Но, КоеКто отказался, и сказал, что придёт к Рафаилу в Синагогу, и будет читать с экрана.
-Папа, - прервал воспоминания рабби Рафаила Алик, который пришёл на кухню с учебником по литературе, - а что такое простые кресты?
-Что? - не понял рабби Рафаил, - какие кресты?
-Ну, вот же, - Алик положил на стол учебник по литературе, - можешь сам прочитать.
"Ты знаешь, наверное, всё-таки родина", - начал читать вслух рабби Рафаил, - "не дом городской, где я празднично жил, а эти просёлки, что дедами пройдены, с простыми крестами из русских могил".
-Я давно говорила, - сказала Аня, - что Алика нужно перевести в нашу школу.
-Аня, мы уже обсуждали этот вопрос. В нашей школе то же самое, только на другом языке. А мы живём здесь, и ничего страшного в этих стихах нет. К тому же, не стоит этот вопрос обсуждать при ребёнке. Так, что тебе не понятно, сынок?
-Кресты. Почему простые кресты? - Алик запустил пальцы в свои чёрные кудряшки.
-А, вот в чём дело, - начал объяснять рабби Рафаил, - Простые кресты - это значит кресты без украшений, которые ставят на могилы простым людям.
-Папа, а зачем их ставят?
-Ну, это традиции русского народа.
-А почему у нас нет крестов? - не унимался Алик.
-У нас ставят звёзды, это наши традиции. Я же тебе рассказывал.
-Ладно, - согласился Алик, - и снова спросил, - а у нас звёзды тоже вырывают?
-Так, доучили, - сказала Аня, садясь к столу.
-Сынок, - спросил рабби Рафаил, - а почему ты так подумал?
-Папа, ну как же ты не понимаешь! Это же Константин Симонов написал - великий русский поэт. Дедушки идут по дороге с крестами. А где они взяли эти кресты? Сам читай - из русских могил.
-Я же говорила, что не надо было отдавать ребёнка с шести лет в школу, - Аня посмотрела на рабби Рафаила, и тут же добавила, - нет, сынок, ты не правильно понял, сейчас папа тебе всё объяснит.
-Понимаешь, сынок …, - стал объяснять рабби Рафаил, - "из" здесь не означает, что их вырыли, а наоборот, - их только собираются врыть, то есть поставить. Дело в том, что когда идут несправедливые войны, погибает очень много простых людей. Им роют могилы, а потом ставят кресты …или звёзды. А во время войны таких могил приходится очень много копать. Вот, именно это и хотел сказать Константин Симонов.
-Понял, сынок? - Аня погладила Алика по голове.
-Понял, - ответил Алик, закрывая учебник, - только я ещё хотел спросить ….
-Сынок, ну папа же кушает. Может, потом спросишь?
-Ничего-ничего, пусть спрашивает.
Алик открыл учебник на той же странице.
-Папа, мы живём не на родине?
-А почему ты так решил?
-Потому, что у нас городской дом, и праздники бывают.
-Сынок, - рабби Рафаил отодвинул тарелку с голубцами, - через два года тебе исполнится тринадцать лет. Это и будет твой праздник, это и есть твоя родина. Помнишь, я тебе рассказывал, …наш Бог - это и есть наша родина.
Алик снова запустил пальцы в кудряшки.
-Папа, а пока мне не исполнится тринадцать лет, русский Бог будет лучше нашего Бога?
-Алик, ну что ты говоришь? - Аня взяла Алика за руку, - разве Бог может быть лучше или хуже?
-Папа, ну ты же мне сам рассказывал, что Бог избрал только нас, потому что мы лучше всех других людей.
-Садись сынок, - рабби Рафаил пододвинул стул ближе к Алику, и, взяв из тарелки с голубцами вилку, начал рассматривать её, будто бы увидел впервые, - понимаешь, …Бог действительно нас избрал, чтобы мы помогали другим людям …жить более достойно, чем они живут…
-Я понял, папа, - наш Бог лучше других Богов. Просто другие люди этого пока не понимают.
На столе задрожал мобильный телефон. Слава Богу, - подумал рабби Рафаил.
-Сейчас, Алик, я поговорю по телефону, а потом всё тебе объясню.
Рабби Рафаил взял телефон и вышел из кухни.

 -Хаг состоялся. Прощайте, - сообщил Рабби Рафаилу чуть хриплый голос, стараясь правильно выговаривать букву эр.
-Я вас слышу, но думаю, что вы, ошиблись номером, - ответил рабби Рафаил и отключил телефон, но он задрожал снова.
-Добрый вечер, Рафаил Натанович.
-Добрый-добрый, Сергей Афанасьевич. А я только собирался вам звонить, чтобы наконец-то сообщить, что праздник состоялся.
-Это, конечно, очень хорошо, а вот у меня очень нерадостная весть.
-Вы нездоровы, Сергей Афанасьевич?
-Я-то здоров, а вот …, Рафаил, а вы давно включали свой компьютер?
-Сергей Афанасьевич, лучше спросить, когда он бывает выключен. У нас же Алик …
-Нет, я спрашиваю про компьютер, где вы читали …, ну, …сами понимаете что.
-А, вот вы о чём. Сегодня нет, но вчера я был на работе и включал компьютер. А что случилось?
-У меня проблемы …с компьютером.
-Я вас не совсем понимаю, Сергей Афанасьевич.
-С моего компьютера не возможно удалить то, что вы читали.
-Но, с того времени прошёл ни один день, Сергей Афанасьевич, а вы сейчас только об этом мне говорите!
-Но, в самый первый раз я всё удалил!
-Тогда я вас не понимаю, - что сейчас вы не можете удалить, если всё это вы удалили в первый раз?
-В том-то и дело, Рафаил, что всё это появилось снова.
-Сергей Афанасьевич, я ничего не понимаю. Расскажите поподробнее.
-Рафаил, я включил компьютер. Не успел нажать ни на одну клавишу, как вдруг появились …появился текст. Да ещё с идиотским предложением.
-С каким предложением?
-Хочу ли я отправить этот текст другу? Я, конечно, ответил нет, а потом всё удалил и ушёл курить. А когда я вернулся, всё повторилось снова. Теперь вам понятно?
-Не совсем. У меня же такого нет. Но, в конце концов, и чёрт с ним. Надо поменять компьютер и всё. Завтра …, вы же сами говорили, что завтра всё будет сделано, и забыто, как страшный сон.
-Я думаю, что не всё так просто, как нам бы этого хотелось, Рафаил.
-Сергей Афанасьевич, по-моему, вы преувеличиваете. Что здесь может быть сложного? Чего вы так боитесь?
-Слишком много случайностей, Рафаил.
-О чём вы?
-Вспомните первый промах, потом исчезновение отца Елисея, а теперь это компьютерное издевательство. Не нравится мне всё это.
-Что вы предлагаете, - завтра ничего не делать?
-Делать нужно, Рафаил, но, кое-что нужно изменить.
-Что?
-Это не по телефону.
-А результат? Вы хотите, чтобы результат был другой, Сергей Афанасьевич?
-Нет, этого я не хочу. Но, потребуется дополнительная работа.
-Вы хотите привлечь меня к этой работе?
-Пока не знаю, Рафаил. Но, хочу, чтобы вы были готовы.
-Я вас понял, Сергей Афанасьевич.
 

Глава 15. Белый джип
 Женя медленно шла по аллее с тихими тополями. Она не чихала и не плакала от тополей. В детстве с соседским мальчишкой они любили поджигать пух и смотреть, как бежит огонь. Казалось, что пух прокладывает дорогу огню, оставляя после себя круглые бежевые пятна, которые никогда не сгорали. Когда заканчивался пух, заканчивался и огонь. Женя подумала, что вчера Рафаил Натанович должен был получить подарок от её старого архива. Но тогда он должен был обязательно позвонить. Значит, вчера Рафаил Натанович просто не включал компьютер. В том, что архив безошибочно работал, Женя не сомневалась. Когда Женя сжимала файл с книгой Ивана Петровича, она случайно воспользовалась именно этим архивом. Потом вспомнила, но подумала, что ничего страшного в этом нет, - скажет Рафаилу Натановичу, что сделала это не нарочно и тут же всё исправит. А особенность этого архива заключалось в том, что данные, которые он содержал, не возможно было удалить после появления их в компьютере. Архивная память была устроена так, будто делала вид, что подчинялась тому, кто её удалял, но через определённое время она появлялась снова, и издевалась, и показывала язык. Память из архива мог удалить только тот, кто придумал архив. Конечно, от архивных данных можно было избавиться и по-другому, но, для этого нужно было заново создать место, которое содержало всю компьютерную память, - жёсткий диск.
 Тополиная аллея закончилась, и Женя подошла к автобусной остановке, на которой маленькая старушка продавала ромашки.
-Дочка, можа купишь ромашки? Недорого. А свеженькие какие, только счас срезала.
-Спасибо, бабуля, как-нибудь в другой раз.
-Девушка, вы не скажите, как проехать к ресторану "Соты"?
Напротив Жени стоял огромный белый джип с чёрными колёсами. Водитель джипа в белой рубашке и белом пиджаке смотрел на неё, перекинувшись через пассажирское сиденье. Золотые кудри и голубые глаза, - подумала Женя, - желают удовольствий.
-Вам повезло, - сказала Женя, - мне тоже нужно в ресторан "Соты".
-Ну так в чём же дело, садитесь.
-Дочка, не ехай с ним, - сказала старушка, - чой-то мне глаза его не нравятся.
-Счастливо вам, бабушка, все цветы продать, - ответила Женя, направляясь к машине. Голова водителя мгновенно исчезла, он нагнулся к пассажирскому креслу, делая вид, что удаляет пыль.
-Ничего, не беспокойтесь, - сказала Женя, открывая заднюю дверцу.
Когда Женя села в машину, стёкла стали медленно подниматься.
-У меня кондиционер, - сказал водитель, - не бойтесь.
-А я и не боюсь.
-Познакомимся? - предложил водитель, медленно начиная движение.
Из зеркала заднего вида на Женю посмотрели голубые глаза, в зрачках которых появилась еле заметная чернота.
-По-моему, мужчина представляется первым, - сказала Женя.
-Да, конечно, извините. Меня зовут Пифагор.
-Я - Женя. А Пифагор - это имя или фамилия?
-Ни то, ни другое, потому что всё вместе. В школе я лучше всех знал математику, так и прозвали. А мне понравилось. Так что, до сих пор так меня и зовут.
-А сейчас вы забыли про математику?
-Ну, какая сейчас математика, сейчас бизнес. Правда, не совсем обычный.
-И какой же у вас бизнес?
-Я работаю со змеями.
-Да? А с какими?
-С водяными анакондами.
-Значит, вы дрессировщик?
-Что-то похожее, но не совсем. Я не дрессирую змей, я на них работаю.
-Действительно, - улыбнулась Женя, - необычная работа. Только как же на такой работе можно заработать деньги? Разве анаконды платят?
-О! - Пифагор из зеркала взглянул на Женю, - платят, да ещё как. А те, кто их покупает, платят ещё больше.
-А, вот в чём дело. Вы продавец змей?
-Да.
-Тогда, почему вы сказали, что на них работаете?
-Ну, а как же? Какая жизнь у змеи на воле? Только и думай, как кого-нибудь бы сожрать. А там, где я её устраиваю, отлично кормят. Только и делай, что спи, ешь и наслаждайся жизнью.
-Интересная у вас философия.
-Главное прибыльная.
-Да, - согласилась Женя, - и все довольны.
-Я бы сказал, что все спокойны. Змея с удовольствием ест то, что ей предлагает, а тот, кто предлагает, спокоен за змею.
-А если змее захочется погулять? - спросила Женя.
-Не захочется.
-Почему?
-А змея, она, когда ест, тогда и гуляет. Это для неё лучшая прогулка.
-Какая-то неинтересная у вас змея, Пифагор, примитивная.
-А интересных змей, Женя, не бывает. Интересных змей трудно прокормить, поэтому их убивают.
-Жалко, - сказала Женя.
-Женечка, - сказал Пифагор, останавливая машину, - я сейчас быстренько вон в тот ларёк сбегаю, за сигаретами, хорошо?
-Да, пожалуйста.
Пифагор, который продаёт змей, - подумала Женя, оставшись одна в машине. Она закрыла глаза и услышала звук, похожий на шипение змеи. Звук усиливался, но Женя не боялась этого звука. Какой бедный звук, наверно, его никто и никогда не гладит. Женя погладила звук, и он перестал шипеть, и исчез, и превратился в чёрный тоннель.
Женя плыла по этому чёрному тоннелю с завязанными глазами. В тоннеле ночь - подумала Женя, потому что мне завязали глаза, и только слышно, как тихо шепчет вода. Но, почему, - почему она шепчет так тихо, что ничего не возможно услышать. Надо снять повязку, и будет свет, и я услышу - о чём шепчет вода. Откуда же взяться свету, если тем, кто плывёт по тоннелю, завязывают глаза? Женя попыталась поднять руки, чтобы снять повязку, но руки её не послушались. И она услышала собственные руки, которые просили прощения, и увидела, как на её руках появляются слёзы. Руки заколдовали, и они не слушались мыслей с завязанными глазами. А колдуну нужен был тихий тоннель с чёрными берегами и чёрной подземной рекой, ведущей в царство заколдованных мыслей.
-Почему вы плачете, руки? - спросила Женя.
-Потому, что мы не можем тебе помочь, - ответили руки.
-Не плачьте, руки, - сказала Женя, - вы не виноваты, я знаю.
Тоннель уходил в начало своего бесконечного окончания, и Женя увидела дверь, на которой кто-то белым мелом нарисовал треугольник с точкой внутри. Около двери стоял человек в белом хитоне. Треугольник отделился от доски, и стал опускаться в руки белого человека. Белый человек взялся обеими руками за треугольник, и стал медленно превращаться в чёрную анаконду.
 

Глава 16. Пифагор
 Женя открыла глаза и увидела высокий чёрный потолок. Она лежала на полу у самой стены чёрной комнаты, где не было ни дверей, ни окон. Единственным источником света было, похожее на иллюминатор, маленькое круглое окошко, которое находилось в левом углу потолка. Женя приподнялась, и села, прислонившись спиной к стене. Удивительный материал, из которого сделали пол и стены, казалось, слышал и понимал, и исполнял любое желание. Женя подумала, что давно так долго и сладко не спала. Каждая клеточка её тела чувствовала себя отдохнувшей, только очень хотелось есть. Отец давно обещал сделать что-то необычайное и праздничное. Но почему праздник должен начинаться с голода в тёмной комнате? - подумала Женя, - или нужно сказать: "раз, два, три", и появится свет? Комната услышала Женю, маленькое окошко потухло и исчезло, и стало равноправной частью потолка. А потолок стал медленно раздвигаться, как шторы, открывая огромное окно. Но, в этом окне Женя не увидела солнце, в окне появились многочисленные лампочки, и стало светло, как днём. Так, - подумала Женя, - а сейчас голос с небес должен спросить: "Что желаешь, красна девица?". И услышала голос Пифагора:
-Хорошо отдохнули, Женя?
-Хорошо, спасибо. Только скажите отцу, что я очень хочу есть.
-Никаких проблем.
Через несколько секунд стена напротив Жени превратилась в двери лифта, которые раздвинулись, пропуская Пифагора с маленьким столиком на колёсах.
-Привет, - сказала Женя, поднимаясь с пола, - давно не виделись.
Восемь часов, - Пифагор выкатил столик на середину комнаты. Двери лифта закрылись и снова превратились в стену.
-Что восемь часов? - не поняла Женя.
-Мы с вами не виделись восемь часов.
-Это я так долго спала? - спросила Женя, подходя к столику.
-Да.
-А вы…, вы работаете с моим отцом?
-Я его исполнитель, - улыбнулся Пифагор.
-Мы будем есть стоя, исполнитель?
-Ни в коем случае, - Пифагор взял со столика небольшой пульт и нажал на одну из его разноцветных кнопок. За Жениной спиной неслышно раздвинулся пол, поднимая чёрное кожаное кресло. Пифагор нажал ещё одну кнопку, и за его спиной появилось точно такое же кресло.
-Хорошо, - сказала Женя, усаживаясь в кресло, - тогда ухаживайте за дамой.
-Что будет есть дама?
-Дама будет есть всё.
-А Вино?
-Да, пожалуй. Немного красного вина.
Пифагор аккуратно налил Жене вина.
-А себе? - спросила Женя, и взяла с тарелочки бутерброд с чёрной икрой.
-Я буду пить яблочный сок, - ответил Пифагор, наполняя Женину тарелку дымящейся бараниной.
-Ах, да, как же я забыла, продавцам змей нельзя употреблять алкоголь.
-Почему же, можно, только сейчас я не продавец змей.
-Сейчас вы можете поджарить змею, да?
-Как скажите.
-Я не хочу змею, я хочу вон тот непонятный салат. Он так красиво выглядит, хочется узнать, что у него внутри.
-Пожалуйста, - Пифагор положил Жене несколько ложечек салата, - это очень вкусный салат, называется "Нежный".
-Спасибо, вы хороший исполнитель. Наверно отец хорошо платит?
-Я не жалуюсь, но есть и отцы-исполнители. Я вот знал одного такого, - Пифагор положил на свою тарелку бутерброд с икрой, - он хорошо исполнял, а потом ….
-И что случилось потом? - спросила Женя.
-Он утопился.
-Не поняла, какая здесь может быть аналогия?
-Извините, Женя, здесь нет никаких аналогий. Просто я вспомнил об одном человеке. Его звали отец Елисей.
-Он что был православным священником? - Женя пригубила вино.
-Да. А вы ничего о нём не слышали?
-А вы думаете, что я должна знать всех священников, которые утопились?
-Нет, я так не думаю, - Пифагор налил Жене сока, - он был другом Рафаила Натановича.
-Православный священник - друг раввина? - удивилась Женя.
-А что в этом особенного? Для них это такая же работа, как например, для футболистов. Один в одной команде, другой - в другой. Они становятся врагами, когда встречаются на поле. Кто пришёл посмотреть на их игру, тот и платит им деньги. После игры они могут вместе пойти в баню, а в это же время болельщики будут убивать друг друга.
-Всё-таки, религия и футбол - это не одно и тоже.
-Вот и отец Елисей тоже так думал, - сказал Пифагор, накладывая себе баранину.
-Опять вы про этого отца Елисея, не понимаю - какая здесь связь?
-Отца Елисея волне могли убить, как и Сиротского.
-Что?! - Женя перестала есть, - Ивана Петровича убили?
-Да, Женя, его убили.
-А откуда вы знаете? Вам раввин рассказал?
-И раввин тоже, но о Сиротском мне успел рассказать отец Елисей.
-И что он вам успел рассказать?
-Сиротский написал какую-то книгу о Христе. А книга не понравилась ни иудеям, ни христианам, - Пифагор взял блюдо с заливной говядиной.
-И что же стало с этой книгой?
-Не знаю. Отец Елисей сказал, что эту книгу собирались сжечь ещё до того, как она будет напечатана.
-А вы слышали, что рукописи не горят, - Женя выпила всё вино и вернула на стол пустой бокал.
В голубых глазах Пифагора появилась еле заметная чернота.
-Слышал, но, для Сиротского это уже не имеет никакого значения. Вам налить ещё вина?
-Налить. Для Сиротского может и не имеет, - Женя выпила ещё, - а для других имеет.
-Я думаю, что и для других это тоже не имеет никакого значения, - книги же нет.
-А если есть?
-Я думаю, что это из области фантастики, - Пифагор положил себе свежие помидоры с майонезом и сыром.
-А откуда такая уверенность?
-Я знаю Рафаила Натановича, - сказал Пифагор.
-Кто вы?
-Пифагор.
-Пифагор, который читает запрещённые книги, и знает тех, кто их запретил?
-Ну, хорошо, я вам скажу, - Пифагор немного выпил яблочного сока, - Женя вам угрожает опасность. Очень серьёзная опасность.
-Вы не ответили на мой вопрос.
-Я из Интерпола, из такого отдела, где, как вы понимаете, не выдают удостоверения личности.
-Вам поручили меня охранять?
-Да, Женя. Вас хотят убить.
-За что? Книге же, как вы сказали, нет?
-Это уже не имеет значения. Вы теперь единственный свидетель, а первый был отец Елисей.
-Положите мне помидоры.
-Ради Бога.
-Книгу не сожгли, - сказала Женя.
-Почему вы так думаете?
-Я не думаю, я знаю.
-И где эта книга? - спросил Пифагор.
-У меня в компьютере.
-Вы сделали копию? - зрачки Пифагора почти совсем почернели.
-А откуда вы знаете, что я вообще это делала?
-Жаль, что вы мне не верите, Женя. Я тот человек, которому Рафаил Натанович поручил вас убить. И, слава Богу, что он вышел именно на меня.
-Значит, мы находимся не в ресторане "Соты"?
-Почему же, мы находимся именно в ресторане вашего отца, где фокусники исполняют желания клиентов.
-Я хочу поговорить с отцом.
-Женя, ему нельзя с вами встречаться, он даже не знает, что вы здесь. Поверьте, Женя, у людей, которые убили Сиротского, очень мощные связи. Понимаете, о чём я говорю?
-Понимаю…, а что же мне делать?
-Я думаю, вам нужно поесть.
-Я уже наелась.
-Тогда кофе. Вы, Женя, никогда раньше не пили кофе на берегах Амазонки?
-Вместе с анакондами?
-А это как вам будет угодно, - Пифагор встал и подал Жене руку.
-Спасибо, - сказала Женя, поднимаясь с кресла, - мы куда-то уходим?
-Нет, идти никуда не нужно, - Пифагор взял пульт, и надавил на одну из его разноцветных кнопок.
Верхняя часть правой стены комнаты, примерно в двух метрах от пола, стала медленно раздвигаться, как занавес, открывая площадку, похожую на театральную сцену. На сцене показались мощные деревья тропического леса, которые образовывали полукруг. В центре полукруга на самой земле стояли бамбуковые кресла и небольшой столик на изогнутых ножках. На столике возвышался белый кофейник, расписанный орхидеями, и две чашечки с таким же рисунком. С подмостков этой тропической сцены опустилась металлическая лестница с высокими перилами. Нижняя часть от обратной стороны лестницы откинулась, делая её похожей на трап, и замерла на полу.
-Прошу вас, - сказал Пифагор.
Женя поднялась по лестнице и села в бамбуковое кресло. Захватив пульт, Пифагор поднялся вслед за Женей, и сел в кресло напротив. Занавес стал медленно закрываться. Женя увидела тёмную бесконечность реки, которая уходила за горизонт, но казалось, что даже за горизонтом река не могла остановиться. Реку сопровождали деревья, кроны которых закрывали небо. Самым дерзким из солнечных лучей удавалось пробиться сквозь кроны и осветить уходящую реку.
-Ну, как, - вам здесь нравится? - спросил Пифагор, разливая кофе.
-Хорошо, кофе и запах леса, - удивительно, - даже запах. Действительно, чтобы такое сделать, надо быть фокусником.
-А что здесь удивительного? Фокусник всегда был народным героем и избранником.
-Кого вы имеете ввиду? - Женя попробовала кофе.
-А всех - всех наших вождей и иже с ними.
-По-вашему вождь - это фокусник?
-Фокусник - это ещё не вождь, фокусник - кандидат в вожди, но у него есть все шансы стать вождём, или Богом.
-А что же ещё нужно фокуснику, чтобы стать вождём?
-Фокуснику нужно ещё стать карателем, - Пифагор пригубил кофе, - вам достаточно сахару?
-Да, мне достаточно, спасибо. По-вашему Христос - каратель?
-Нет, ну что вы. Из него сделали и того и другого. Тот, кто запросто может оживить, также запросто может и умертвить. Или я не прав?
-Может быть вы и правы, только зачем? Зачем из кого-то делать карателя?
-Ну, а как же по-другому, Женя? - никто не может обойтись без карателя. Более того, никто даже не представляет себе, как можно так жить, и никого не бояться. А как же товарищ по работе, у которого больше зарплата, или сосед, у которого красивее жена? На кого же тогда писать доносы? А у кого выпрашивать привилегии?
-Я думаю, что такие не все.
-Что толку от этих невсех? Те, которые все, Женя, - их гораздо больше. Подавляюще больше.
- Всё-таки, не все вожди, как вы говорите, каратели.
-Каратели, Женя, это те, кто придумали сказку, будто они избранный народ. А другие каратели придумали сказку о том, что Христос - это сын Бога.
-А почему вы так уверенно об этом говорите?
-Потому что, Женя, у Бога не может быть не избранного народа, не избранных сыновей. Кофе не холодный?
-Нет, в самый раз. А разве Бог не может никого избрать?
-В том то и дело, что не может, - по определению. Если у Бога есть кто-то избранный, то из этого следует, что избранного Бог любит больше, чем неизбранного, так?
-Наверно.
-Не наверно, Женя, а именно так. Это очень простая логика. Если Бог любит кого-то больше, а кого-то меньше, то какой же он Бог? Значит, никакого Бога нет и быть не может.
-Значит, вы не верите в Бога, Пифагор?
-Может быть я бы и поверил, в Христа, например, если хотя бы один из христианских священников прошёл тест своего Бога.
-Какой тест?
-"Уверовавшие же будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им" . Это Евангелие от Марка.
-Ну, это же в переносном смысле, а не в прямом.
-Да? А тогда почему непорочное зачатье надо понимать только в прямом смысле?
-Пусть даже и так, но у людей нельзя отнимать Бога. Что же тогда они будут делать?
-Ну наконец-то, я услышал от вас нечто разумное, Женя.
-Нет, Пифагор, и не все вожди должны быть обязательно карателями или фокусниками. Лицедейство, конечно, имеет место, но это же не театр.
-Да? А вы думаете, что у разумного экономиста, который действительно способен что-то сэкономить, больше шансов стать народным избранником, чем у провинциального актёра? Наши фокусники стремятся в подобные кресла, чтобы спокойно пить кофе и дышать лесом, гордясь при этом избранным красным знаком на левом лацкане пиджака.
-Пусть даже так, но при этом им не обязательно кого-то убивать.
-У! Женечка, это до поры до времени. Собака танцует и встаёт на задние лапы, за это ей и дают мясо. А потом попробуйте отобрать у неё это мясо, когда она станет есть.
-Тогда на кого же вы работаете, Пифагор, на собаку, или на того, кто её кормит?
-"Я не хочу быть ни пастухом, ни собакой стада".
-Что это? - Женя посмотрела себе под ноги?
-Это Ницше.
-Нет, я не про это. Что это за звук? Похоже на храп, но какой-то нечеловеческий.
-А это…, а мы сейчас сможем не только слышать, но и видеть это, - Пифагор снова взял пульт с разноцветными кнопками.
Земля под Жениными ногами стало медленно уходить в противоположные стороны. Вместо земляного покрытия показалось прозрачное стекло, служившее верхней частью большого аквариума. На дне аквариума Женя смогла разглядеть какое-то существо, свёрнутое в огромные кольца.
-Не бойтесь, - Пифагор выпил немного кофе, - он спит.
-Кто?
-Дормидер.
-Какой дормидер?
-Дормидер - это соня. Так называют местные индейцы чёрную анаконду. Её длина может достигать метров двадцати, а то и больше. А по ширине её можно сравнить с какой-нибудь бочкой, в которую помещается литров двести воды. Такая тварь может запросто проглотить буйвола. Лет за десять до конца прошлого века на одном из рукавов Амазонки взводу солдат потребовалось истратить весь свой боевой запас, чтобы её убить.
Женя поджала ноги и, ухватившись ладонями за тонкие подлокотники кресла, смотрела в глубину аквариума.
-Теперь вы поняли, Женя, как фокусник становится карателем?
-Зачем вам это? - Женя посмотрела в чёрные зрачки Пифагора.
-Во-первых, чтобы вы мне поверили. А во-вторых, чтобы спасти вам жизнь.
-Давайте уйдём отсюда.
-Конечно, - Пифагор взялся за пульт.

 -Вам нужно отдать мне компакт-диск, - сказал Пифагор, наливая Жене вина, - Таким образом, все стрелки будут переведены на меня, а дальше - это уже мои проблемы. Да, и вот ещё что, - текст книги, насколько я понимаю, не только на диске, он ещё и в вашем компьютере?
-Да, я же читала, правда не до конца.
-Ну, ничего, я думаю, всё будет хорошо, и наступит время, когда вы сможете всё прочитать.
-Дай Бог.
-Даст, конечно, даст. Только, Женя, текст из вашего компьютера должен быть уничтожен.
-Тогда мне нужно попасть домой.
Пифагор налил себе яблочного сока.
-Нет, а вот этого делать ни в коем случае нельзя. Ни вам, ни мне, ни вашему отцу нельзя появляться у вас дома.
-Тогда, что же делать?
-А вы сможете уничтожить текст, выйдя на собственный компьютер, используя Интернет?
-Конечно, это очень просто, - Женя выпила немного вина, - только мой компьютер должен быть включён, и нужен другой компьютер.
-Об этом не беспокойтесь. Вам не нужно будет даже выходить из этой комнаты. А вот с компакт-диском и вашим домашним компьютером сложнее. Надо что-то придумать.
-Что?
-Не знаю. Подумайте сами, вы же математик.
Женя посмотрела на правую часть комнаты, которая только недавно служила берегом Амазонки.
-Может быть, попросить маму? Мне ей и позвонить нужно. Я же рано ушла из дома, никому ничего не сказала, а они с бабушкой волнуются.
-А что, это не плохая идея, - сказал Пифагор, и, взяв ножичек, стал очищать киви, - хотите киви?
-Нет, спасибо.
-Может быть, так и сделаем. Мама умеет включать компьютер?
-Конечно.
-Мама включит компьютер, - Пифагор отрезал кусочек киви, - и принесёт компакт-диск вашему отцу. Да, а мама сможет найти диск?
-А я никуда его и не прятала, он лежит в верхнем ящике моего стола.
-Отлично, - Пифагор надкусил киви, - а потом отец отдаст диск мне. Только, вы должны найти убедительную причину, по которой, вы сами не можете за ним приехать?
-Это, как раз просто. Я нахожусь у подружки, мальчику которой срочно требуется файл с моей курсовой работой. Пока этот мальчик доберётся до моего дома, пройдёт много времени. Ему проще доехать до ресторана "Соты". И мальчик, и моя мама почти одновременно будут в пути, таким образом, время мальчика будет потрачено гораздо меньше.
-Да, Женя, вы действительно, математик! А я подойду для роли этого мальчика?
-Подойдёте, если забудете о змеях.
 

Глава 17. Ладони неба
 Небо готовилось к рассвету. Луна пока не ушла, а солнце ещё не появилось. Но чёрное и белое время уже обменялись взглядами, чтобы в мгновение ока соединиться и снова уйти, уступая место друг другу. Невидимые ладони разворачивали землю. Солнцу показывали ту часть земли, которую оно должно осветить. Его предтеча медно красной полосой поднималась на горизонте. Казалось, что горизонт и есть одно сплошное солнце, которое вот-вот начнётся.
 Крон проснулся и открыл глаза. Он привык просыпаться на рассвете, ещё с тех мёртвых времён, когда воевал за жизнь правительства России. Тогда он ещё любил песню о поле, где много тропинок, "только правда одна". Крон вспомнил другой рассвет - где горы поднимаются к небу, а небо опускается в горы. Где небо не срубает вершины гор, а держит их в своих ладонях. И свободные горы не прокалывают небо, потому что ладони, которые тебя обнимают, не хочется колоть, а хочется быть в ладонях. И если горы плачут от собственных острых вершин, то и небо плачет вместе с ними, и утирает горам слёзы. Тогда и наступает рассвет, и встаёт солнце.
 Крон вспомнил маленькую девочку с весёлыми косичками, которая в пропавшем от взрыва доме, что-то искала, - может быть свою любимую кошку или куклу. Дом пропал в середине земли, по обе стороны которой лежали с автоматами люди. Смерть не задавала вопросов, она подчинялась тем, кто её придумал, но даже смерть не понимала - почему люди убивают друг друга? Человек в чёрной косынке отделился от одной из сторон земли, и бросился к девочке, собираясь взять её на руки. Но, острые свинцовые иглы уже успели вырваться на свою тупую свободу, и прошили насквозь человека в чёрной косынке вместе с девочкой, которую он так и не успел взять на руки.
 Подставляя спину рассвету, Крон обнял подушку и закрыл глаза. Сегодня рассвет обойдётся без него. Информация, которую он ждёт, поступит только к полудню. Крону не снились чёрные косынки и пропавшие дома. Ему снилась земля, на которой он стоит вместе с отцом, и держится за его крепкую ладонь. Отец берёт его на руки и говорит: "Смотри, сынок, земля - это наше золото, а солнце его освещает. Когда светит солнце - поют колокола, когда поют колокола - поёт земля".
-Папа, а земля разве умеет петь?
-Конечно, сынок, колокола - это уста земли. Когда поют колокола, то и земля поёт вместе с ними.

 Крон проснулся и услышал обильный телефон.
-Слушаю.
-Крон, мы не успели. Девочка успела уйти из дома. Живёт с матерью и бабушкой. Куда ушла, не сказала. Знают, что точно не на занятия.
-В квартире были?
-Да.
-Под каким предлогом?
-Представились, как сотрудники международного общества молодых гениев.
-Поверили?
-Поверили. Мы сказали, что международная комиссия наградила Евгению Мельникову пятью тысячами долларов за лучший Интернет проект. Конечно, эту премию она получит и без нас, о чём будет уведомлена письменно. Но, пользуясь случаем, нам хотелось бы лично повидаться и поговорить с автором, и предложить ей работу.
-Что ещё?
-Оставили свои телефоны. Попросили - если Женя появиться, ничего ей не говорить, а позвонить нам, - пусть это будет для неё приятной неожиданностью.
-Хорошо, я сейчас выезжаю.
-Крон, у нас предложение.
-Слушаю.
-Надо брать звезду и крест, другого выхода нет.
-Хорошо. Звезду и крест в подвал, но без меня не допрашивать. Всё, до связи.
Крон посмотрел на Ивана Петровича, который спал, повернувшись лицом к стене, потом быстро оделся и спустился по деревянной лестнице вниз.
 

Ч а с т ь 4. МОЛОТ
Глава 18. Откровение подвала
 Приличные люди приехали за Сергеем Афанасьевичем на приличном автомобиле, и попросили его за приличное вознаграждение освятить недавно построенную дачу начальника управления государственной службы по налогам и сборам. А рабби Рафаила пригласили в загородный дом к старому и больному еврею, желающему открыть ему великую тайну, которую невозможно прочитать в Торе. Так Сергей Афанасьевич и рабби Рафаил оказались в подвале одного и того же дома, только в разных комнатах.
 Сергей Афанасьевич сидел в комнате без окон на железной кровати без матраца и смотрел в пол. В самом центре потолка на белом проводе держалась одинокая лампочка. Напротив Сергея Афанасьевича стоял деревянный стол с деревянным стулом. В этой комнате была ещё серая раковина с медным краном и открытое место, готовое принять нужду, а больше в этой комнате ничего не было. Девчонки наверняка уже нет, и её никогда не найдут, - думал Сергей Афанасьевич, - Пифагор своё дело знает. А вот отец Елисей…, - то, что отец Елисей жив, Сергей Афанасьевич не сомневался, - отец Елисей может всё испортить, хотя, а что он собственно знает? Из него можно сделать невинную жертву, и всё свалить на раввина. А вдруг из-за этого раввина я здесь и нахожусь? Решил, что девчонки уже нет и можно избавиться теперь и от меня. Сволочь! А если это Митрополит или этот … как его, тот, кто стоит над Рафаилом? Нет, я могу о них всё рассказать, - тогда бы они меня здесь так долго не держали, а сразу бы …, и всё. Сергей Афанасьевич обеими руками ухватился за свой драгоценный крест, и, посмотрев на лампочку, стал нашёптывать молитву "Отче наш".
Крон открыл дверь, и, подойдя к столу, сел напротив Сергея Афанасьевича.
-Это не я, - Сергей Афанасьевич посмотрел на Крона, - я не виноват. Это всё он, он - страшный человек!
-Кто, Сергей Афанасьевич?
-Раввин. Это хитрая жидовская морда, это он всё придумал.
-Что придумал, Сергей Афанасьевич?
-Это он убил писателя. Он меня шантажировал, - в глазах Сергея Афанасьевича появились слёзы.
-Ну, не нужно так расстраиваться, Сергей Афанасьевич. Хотите сигарету?
-Хочу.
Крон достал сигареты с зажигалкой, - курите пожалуйста.
-Спасибо, - Сергей Афанасьевич дрожащими пальцами взял сигарету.
-А чем же вас шантажировал этот страшный человек?
-Женой, понимаете, моей единственной Светой!
-Да, я вас понимаю. И что же вы сделали?
-Это я подослал к Сиротскому своего иерея.
-Зачем?
-Чтобы выведать, что он ещё такого написал.
-Значит, вам не понравилась книга?
-Почему не понравилась? Очень даже понравилась.
-А как же вы сумели её прочитать?
-Я…, я…
-Ну хватит! - Крон поднялся со стула, - где Женя?
-Я…, я не знаю. Это всё он …
-Сейчас вам принесут бумагу и ручку, - сказал Крон, направляясь к двери, - и вы всё подробно напишите. Да, и не забудьте указать, на чьё имя вы адресуете сие послание.
-На чьё же имя я должен писать?
-На имя Митрополита.

 За звуконепроницаемой стеной в точно такой же комнате сидел рабби Рафаил, только не на железной кровати, а за столом на деревянном стуле. Вот сволочь, - думал рабби Рафаил, - наверняка этот Глазьев меня подставил. Но, как они на него вышли? Женя? Диск? Вряд ли, он не меньше меня заинтересован, чтобы не было ни того, ни другого. А вот отец Елисей, - а вдруг он и правда жив? Но, что этот Елисей знает про меня? Если только Глазьев успел рассказать? Ерунда, от этого можно отговориться. Тогда кто? Те, кто за всё это платили? Конечно, у них есть серьёзный резон избавиться и от меня и от Глазьева. Мы своё дело сделали и всё - мы в могиле, а они живые и чистенькие. Да… но тогда почему меня сразу не убили? Я здесь уже несколько часов, а если Глазьев был прав, когда рассказывал об этом отделе? Если этот отдел "Z" вовсе и не миф? Рабби Рафаил почувствовал, как у него похолодели и закололись кончики пальцев на руках и ногах.
Крон открыл дверь, и, посмотрев на рабби Рафаила, сказал,
-Пересядьте на кровать!
-А почему собственно, в таком тоне?
-Потому, что ваш хаг не состоялся, - ответил чуть хрипловатым голосом Крон.
Рабби Рафаил присел на краешек железной кровати, снял кипу, и, упираясь локтями в колени, забрал голову в ладони.
-Ну, что же вы замолчали, Рафаил Натанович? - спросил Крон, присаживаясь к столу.
-Это не я, - рабби Рафаил посмотрел на Крона, - это он, он всё это подстроил. Он - страшный человек! Безбожник, сволочь, антисемит!
-Кто, Рафаил Натанович?
-Глазьев! Он меня шантажировал.
-И как же вас шантажировал Глазьев?
-Сыном, понимаете? Моим единственным сыном! У меня не было другого выхода, я всё расскажу. Я не хотел убивать Сиротского. Он меня заставил.
-Где компакт-диск?
-Я отдал его Глазьеву. Я клянусь, сыном клянусь, что это так и есть!
-Хорошо, я вам верю. Хотите сигарету?
-Да, хочу, очень хочу.
-Пожалуйста, - Крон протянул рабби Рафаилу сигареты и зажигалку.
-Спасибо.
-А Женю, вы тоже отдали Глазьеву? - спросил Крон, когда рабби Рафаил закурил.
-Нет, что вы, Женя очень хорошая девочка. Я не знаю, где она.
-А откуда вы знаете, что Женя пропала?
-Я…, я ничего не знаю, я …просто подумал, что…
мобильный телефон Крона прервал откровения рабби Рафаила.
-Слушаю.
-Только сейчас нам позвонила мать девочки. Девочка позвонила домой и попросила её приехать в ресторан "Соты", к отцу, и привезти ему какой-то компакт-диск.
-Она нашла …, она нашла то, что её просили привезти?
-Да.
-Вас понял. Это всё?
-Нет. Получили список сотрудников издательства. Работаем.
-Хорошо, но это потом. Адрес девочки? …Понял. Под любым предлогом задержите мать до моего приезда. Всё, конец связи.
-А вы, - Крон посмотрел на рабби Рафаила, - …сейчас вам принесут бумагу и ручку, и вы всё подробно напишите.
-А что? Что я должен написать?
-Всё. И укажите в правом верхнем углу листа имя.
-Какое имя?
-Рафаил Натанович, если я вам напомню, то вы уже вряд ли будете мне нужны.
 
Глава 19. Вазочка с сахаром
 Крон и Фаина Львовна сидели напротив друг друга за кухонным столиком около окна, за которым начиналась аллея с тихими тополями.
-Может быть, кофе или чай? - предложила Фаина Львовна.
-Нет, спасибо. Фаина Львовна, а кроме компакт-диска Женя больше ничего не просила?
-Нет, а почему вы спрашиваете?
-Фаина Львовна, у меня нет времени даже для того, чтобы вам врать.
-Вы что …вы не …
-Нет. Фаина Львовна, Жене угрожает опасность. Это очень серьёзно.
-Кто вы?
-Я из милиции, но, из такой милиции, где не выдают удостоверения личности.
-Почему же тогда я должна вам верить?
-Не почему. Я не могу предъявить вам никакой документ, подтверждающий мои полномочия. Но,…Фаина Львовна, услышьте своё сердце!
-Что с Женей?
-Пока ничего. Пока диск находится у нас с вами, - с Женей ничего не случится.
-А что это за чёртов диск? Что на нём?
-У нас с вами сейчас нет времени об этом говорить. Я думаю, что Женя сама всё расскажет, и покажет вам то, что находится на этой диске. Там нет никакой тайны.
-Тогда, кто же ей угрожает?
-Ну, хорошо. В двух словах: на этом диске информация, которая случайно оказалась у Жени. В этой информации крайне заинтересованы бандиты, а Женя - единственный свидетель.
-Что же мне делать?
-Сначала вспомните, пожалуйста, во всех деталях вспомните, что вам говорила по телефону Женя? Голос, интонация? Не показалось ли вам, что-нибудь странного или необычного?
-Нет. Голос, как голос. Попросила из верхнего ящика стола взять компакт-диск и привезти её отцу.
-В этом ящике других дисков не было?
-Нет.
-А почему она сама не может придти домой за этим диском? Она это как-то объяснила?
-Да. Она сказала, что диск срочно нужен для какого-то мальчика её подруги. Если она сама или этот мальчик приедет за диском домой, то это займёт много времени. А мальчик живёт недалеко от ресторана "Соты". Пока я туда доберусь - доберётся и он. Женька - логик, это вполне разумно.
-И всё? Больше она ничего не говорила?
-Ну, сказала ещё, что диск нужно отдать Антону, - её отцу, он директор этого ресторана. Отцу она уже звонила, и он ждёт. Вот и всё. О, господи, значит, Антону тоже кто-то угрожает?
-Нет. Я думаю, что Антон Модестович ничего про это не знает. Он, как передаточный пункт. Ладно, мы сейчас вот что сделаем…
-А, вот ещё что, - что мне показалось непонятным, но я всё сделала, как просила Женя.
-Что, Фаина Львовна?
-Женя просила не выключать её компьютер.
-Понятно…, - Крон поднялся из-за стола, и достал мобильный телефон, - Фаина Львовна, сделайте всё, как просила Женя. Где этот диск?
-У меня в сумочке.
-Хорошо. Сейчас я уйду первым, а вы садитесь на автобус и езжайте в ресторан.
-А что мне сказать бабушке? Она и так обиделась, что её не пустили в кухню.
-Бабушке скажите, что вы скоро вернётесь вместе с Женей. У меня машина, и я буду в ресторане раньше, чем вы. Когда вы войдёте в кабинет к Антону Модестовичу, я уже буду там. Но, вы должны сделать вид, что видите меня впервые. Я - будущий клиент ресторана, пришёл поговорить с директором, что вполне естественно.
-А диск? Мне отдавать диск Антону?
-Да, конечно. Я же говорю, - сделайте всё, как просила Женя.

 Когда Крон вошёл в кабинет, Антон Модестович разговаривал по телефону.
-Нет. Я же сказал нет. У нас не бордель, - Антон Модестович предложил Крону сесть, показывая рукой на круглый столик, где стояли два кресла.
-Да, даже за большие деньги. Нет, …, даже за миллион долларов нет. …Вот и обратитесь в другое место. …Всего хорошего.
-Ох уж эти мне денежные мешки, даже вагоны, - Антон Модестович поднялся из-за стола и направился к Крону, - думают, что за деньги могут купить даже Бога.
Крон встал и протянул Антону Модестовичу руку,
-Меня зовут Крон. Я не собираюсь покупать Бога.
-Это очень приятно слышать, - улыбнулся Антон Модестович, пожимая протянутую руку, - а я - Мельников, Антон Модестович. Впрочем, вы уже наверняка знаете мое имя. Садитесь пожалуйста. А Крон - это имя или фамилия?
-Фамилия, - ответил Крон, возвращаясь в кресло, - имя у меня длинное и трудно произносимое, так что Крон и всё. Коротко и ясно.
-А вы знаете, - Антон Модестович опустился в кресло, и достал сигареты, - был такой писатель - Крон. По-моему, Александр. Да, Александр Крон. Он написал книгу о подвиге капитана подводной лодки. Только, я не помню, как звали этого капитана. Ну, да Бог с ним. Как я понимаю, вы - наш будущий клиент?
-Да, во всяком случае, надеюсь им стать. А вы действительно, гений своего дела, Антон Модестович, как мне вас и отрекомендовали.
-Ну, что вы, спасибо конечно, но я всего лишь скромный исполнитель желаний других.
-Не скромничайте, Антон Модестович. Вы меня только сейчас увидели, и тут же попали в десятку. Я - бывший подводник, и хочу заказать у вас комнату с соответствующим интерьером.
-Как подводную лодку?
-Да, но не современную.
-Пожалуйста, - Антон Модестович протянул Крону пачку сигарет.
-Спасибо, у меня свои, но я только что курил.
-А если не современную, то какую? - спросил, закуривая, Антон Модестович.
-Сказочную.
-Сказочную? Это интересно. …Хотите кофе или чай?
-Спасибо, если можно кофе.
-Сейчас нам принесут, - Антон Модестович поднялся с кресла, и подошёл к своему столу с телефоном, - Оленька? Принеси нам, пожалуйста, кофе.
-А в какой сказке используется подводная лодка? - спросил Антон Модестович, возвращаясь в кресло.
-В сказке про Алые паруса.
-Вы имеете в виду "Алые паруса" Грина?
-Да.
-Но, насколько я помню, у капитана Грея был корабль, а не подводная лодка.
-А мне, Антон Модестович, нужна именно подводная лодка с алыми парусами.
-Но, дорогой Крон, желание клиента для нас, естественно, закон. По-другому мы и не относимся к своим клиентам. Но, как подводная лодка может быть с алыми парусами? Зачем же ей паруса?
-А это уже ваша задача, Антон Модестович.
-Если я вас правильно понял, дорогой Крон, вы хотите сказать, что я должен приготовить для вас комнату так, чтобы она выглядела, как подводная лодка с алыми парусами?
-Вы правильно меня поняли, Антон Модестович.
-Это очень дорогое и, что самое главное, ответственное желание. Вернее, не желание, а его исполнение. А вдруг вам не понравится?
-То, что это желание очень дорогое, я понимаю, - сказал Крон, доставая сигареты, - деньги у меня есть. А ответственность? ...А вы не думайте об ответственности, Антон Модестович, исполните моё желание, как художник, как сказочник, как поэт, в конце концов. Или вы не поэт, Антон Модестович?
Дверь кабинета открылась и появилась длинноногая Оленька с подносом, на котором стоял небольшой кофейник, две чашечки, вазочка с шоколадными конфетами и вазочка с сахаром. Оленька подошла к столику, миленько улыбнулась Крону, и поставила поднос.
-Что-нибудь ещё, Антон Модестович?
-Нет, спасибо, Оленька.
-Не за что, - ответила Оленька, и ушла.
-Да, - сказал Антон Модестович, наполняя чашечки кофе, - такого заказа у меня ещё не было.
-А что, все заказы повторяются? - спросил Крон, взяв чашечку с кофе.
-Вы знаете, да. Мы работаем давно. Бывают, конечно, исключения, но я бы сказал, не исключительности. Заказы, как правило, видоизменяются, но, принципиально новые появляются редко. Хотя, примерно год тому назад у нас появился такой необычный заказ.
-И что же в нём было необычного?
-Нам заказали берега Амазонки.
-Ну, вот видите, значит, опыт у вас уже есть, - сказал Крон.
-Да, но берега Амазонки заказали с подземным ходом, а не саму Амазонку под землёй.
-И куда же ведёт этот подземный ход? - спросил, закуривая Крон.
-Никуда особенно не ведёт. Просто на другую сторону улицы.
-Значит, клиент может незаметно появиться, и также незаметно уйти?
-А вы не из милиции, Крон?
-Нет, ну что вы, Антон Модестович, я просто задал вопрос. Не хотите - не отвечайте. Давайте лучше поговорим о моей подводной лодке.
Дверь кабинета Антона Модестовича немного открылась и в проём заглянула Фаина Львовна.
-Антон, можно к тебе?
-Да Фаячка, проходи, - сказал, поднимаясь с кресла, Антон Модестович, - извините, Крон, это моя жена. Небольшие, знаете ли, семейные проблемы.
-Я не помешаю? - спросил Крон.
-Нет, ни сколько. Это не секрет, сейчас мы быстренько разберёмся, и продолжим наш с вами разговор.
-Тебе звонила Женя? - спросила Фаина Львовна, доставая компакт-диск.
-Да, Женька звонила. Сказала, что за диском должен придти какой-то мальчик.
Антон Модестович взял у Фаины Львовны компакт-диск и, положив его во внутренний карман пиджака, добавил,
-Фая, я хотел бы с тобой поговорить. Ты, если не торопишься, подожди, пожалуйста. Напротив есть комната для гостей - там удобно.
-Хорошо, - сказала Фаина Львовна, и, взглянув на Крона, вышла из кабинета.
-Так на чём мы остановились? - спросил Антон Модестович, возвращаясь в кресло.
-Как я понял, - улыбнулся Крон, - мы ещё не на чём не остановились. По-моему, вы думаете, взяться за исполнение моего заказа или нет?
-А вы сами не представляете, как это может выглядеть? - спросил Антон Модестович.
-Нет, но я хочу почувствовать.
-Что почувствовать?
-Алые паруса.
-Ну, хорошо, - Антон Модестович потушил сигарету, - тогда у меня к вам два вопроса. Первый - для выполнения вашего заказа потребуется время, и заранее определить, когда ваш заказ будет выполнен очень сложно. Вы согласны?
-Конечно, я это прекрасно понимаю.
-Тогда следующий вопрос - мне неоднократно придётся обращаться к вам за консультацией. Понимаете, - если вам не понравится начало, то о каком продолжении может идти речь?
-Понимаю, и с этим я тоже согласен, Антон Модестович.
-Тогда, дорогой Крон, позвольте ещё один вопрос? Это уже из области психологии, но я же должен понять своего клиента.
-Пожалуйста.
-Зачем вам алые паруса?
-А вот на этот вопрос я не могу вам ответить, Антон Модестович, потому что и сам не знаю. Если бы я это знал, то, может быть и знал, как они выглядят.
-Понятно, вы хотите, чтобы я стал вашими алыми парусами?
-Может быть и так, - Крон потушил сигарету.
-Но, тогда, Крон, я должен понять, что вы за человек. Нам нужно будет поближе познакомиться, и перейти на "ты".
-Да кто же возражает, Антон Модестович? Я с удовольствием приглашу вас в ресторан, только не в ваш. А можно и не в ресторан, а …
Тихий телефонный звонок прервал Крона.
-Извините, - сказал Антон Модестович, - и подошёл к телефону.
-Да. …Да, я уверен, я его жду, пропустите, - ответил Антон Модестович, и вернулся в своё кресло.
 

Глава 20. Шурик
 Дверь кабинета Антона Модестовича Мельникова отозвалась на прикосновение согнутых пальцев, как отзывается дверь от кабинета зубного врача.
-Да, - сказал Антон Модестович, - входите, пожалуйста.
Прихрамывая на левую ногу, в кабинет вошёл тоненький юноша с чёрными грязными волосами, одетый в клетчатую рубашку с двумя пуговицами.
-Я это…, - сказал юноша, - мне это…, короче, мне Мельников нужен.
-Я Мельников, - сказал Антон Модестович, - идите сюда. Вы наверно, от Жени?
-Да, меня это…Женя просила, - юноша подошёл к круглому столику, и встал напротив Антона Модестовича.
-И что она вас просила? - спросил Антон Модестович.
-Она это…, она сказала, что вы мне должны диск отдать.
-Ох уж эти мне неопрятные гении, - Антон Модестович опустил руку во внутренний карман пиджака.
Но, отдавать диск оказалось некому. Юноша лежал на полу, глотая воздух, как после долгого пребывания под водой. На его вытянутых ногах, в том месте, где кончается всё то, что ниже спины, сидел Крон, и, заламывая руки, надевал наручники.
-Вы что!? - Антон Модестович поднялся с кресла, - Это же ребёнок, я сейчас вызову охрану!
-Сидеть! - Крон взглянул на Антона Модестовича, потом перевернул юношу на спину, и, скомкав левой рукой ворот рубашки, правой ухватился за ремень брюк.
Антон Модестович опустился в кресло. Крон оторвал юношу от пола и переместил в кресло, где только что сидел сам.
-Как зовут? - спросил Крон.
-Шуриком. Дяденька, не бейте меня, я всё скажу, я не виноват!
-Успокойся. Никто тебя не собирается бить, - Крон взял сигарету, - Где Женя?
-Я не знаю. Он это…, он мне денег дал, сказал, что если я этот…диск принесу, он мне ещё даст, столько же.
-И много он тебе дал? - спросил, закуривая Крон.
-Много - сто рублей.
Крон положил сигарету в пепельницу, затем, опустившись на корточки, захватил обеими руками колени Шурика, и стал, не отрываясь смотреть ему прямо в глаза.
-Шурик, ты сейчас вспомнишь, и очень подробно мне расскажешь, как ты познакомился с этим богачом, и что он тебе говорил. Ты меня понял?
-Понял, конечно, понял. Я это…я по улице шёл, а он курит стоит. Ты, говорит, пацан, заработать хочешь? Я говорю, - а чо делать-то? Да ничо, говорит, такого особенного и не надо. На соседней улице, говорит, ресторан есть, знаешь? Ну, а кто же ресторан-то этот не знает, - Шурик облизнул губы, - знаю, говорю. А этот кудрявый…
-Какой? - переспросил Крон.
-Ну, это…волосы у него такие, как кудри, и жёлтые.
-А глаза? Какого цвета у него глаза?
-Так это… красивые глаза, голубые. Только…
-Что только, Шурик?
-Ну, это…они, глаза эти, то голубые, а то, как посмотрит, так страшно, - и не голубые вовсе глаза-то, а чёрные.
-Хорошо, рассказывай дальше.
-А сам весь такой чистенький, как этот…, ну, я по телевизору видал, который по шариком-то бьёт, палкой такой, а шарик потом в эту… в лунку попадает. Ну вот, он и говорит, что девчонка у него есть - Женькой зовут. А отец этой девчонки этот…ну, короче, кто рестораном-то правит, не любит его, значит, а девчонка любит. Она, говорит, должна ему какую-то пластинку передать, маленькую такую в коробочке.
-Может быть, диск, - подсказал Антон Модестович.
-Во-во, точно - диск. Я говорит, сам поэтому, не могу в ресторан идти, не пустят меня. А я ещё спросил, а меня, говорю, пустят в ресторан-то? У меня прикид-то это…не очень. А он, говорит, пустят. Если всё правильно скажешь, то пустят.
-И что же надо было сказать? - спросил Крон.
-Да просто сказать, - от Жени я мол, к Антону Модестовичу Мельникову, за этим…за диском, короче. Он меня эти слова два раза заставил повторить, потом деньги дал. Только, говорит, чтоб про него не сболтнул, а то мне отец ничо не даст. И ещё сказал, что, если я диск-то этот принесу, он мне ещё сто рублей накинет.
-А куда ты должен принести диск? - спросил Крон.
-Так туда же, где он мне и деньги дал. Тут недалёко, - на соседней улице. Там ещё двор проходной, а во дворе дом полосатый. Только я во двор-то не заходил, я это…я по улице шёл. Так он на улице и стоял.
-Ладно, Шурик, - Крон поднялся и затушил то, что осталось от сигареты, - ты этого кудрявого хорошо запомнил?
-Ну, а как же. Я все лица это… хорошо запоминаю, ещё с детства.
-Я ничего не понимаю, - Антон Модестович встал с кресла, - зачем так сложно? Кого я не люблю? И почему вы набросились на этого мальчика, Крон?
-А что тут понимать, Антон, Женьку твою убить могут! Теперь понимаешь? - Крон достал мобильный телефон, - Потому, что ты никого не любишь, исполнитель желаний, бл…!
-Я…, я…, - Антон Модестович опустился в кресло. …
-Бард, что у вас?
-Всё чисто, Крон.
-Хорошо. Ты мне нужен. Поднимайся в кабинет Мельникова.
-Понял.
-А что на этом диске, Крон? - спросил Антон Модестович.
-Жизнь, Антон Модестович, и смерть для тех, кто этого не понимает. А больше я вам ничего не скажу. Некогда нам, Антон Модестович, дискутировать на эту тему. Надо Женьку спасать.
-Сейчас Шурик, - Крон повернул Шурика лицом к спинке кресла, и начал снимать наручники, - мы с тобой пойдём вместе отдавать диск. Понял?
-Понял, я это…я понятливый, только, дяденька милиционер, может вы без меня пойдёте?
-Нет, дорогой мой, пойдём вместе. А это, - Крон достал из внутреннего кармана куртки бумажник, и вынул оттуда сто рублей, - держи, чтоб ты в накладе не остался.
-Спасибо вам, - сказал Шурик, и спрятал деньги.
-А ты, Антон, - Крон взял сигарету, - позвони своей охране, и скажи, чтобы пропустили моего человека, - среднего роста, худощавый, в джинсовой безрукавке.
Пока Антон Модестович давал указания охране, Крон сел в кресло и закурил.
-Дяденька Крон, а мне можно сигарету? - спросил Шурик.
-Бери, конечно, - Крон протянул Шурику пачку сигарет, - работаешь где-нибудь?
-Нет, счас нет, - Шурик взял сигарету и достал из кармана брюк спички, - я, как это…из больнице-то вышел, так уж давно не работаю.
-А чем болел? - спросил Крон.
-Так это…машина меня сбила. Хотели ногу отрезать, денег-то у нас с матерью нет, - Шурик прикурил и глубоко затянулся, - мать упросила, да и врач хороший попался, добрый.
-А кто сбил?
-Да кто ж его знает? Сбил да уехал. А машину-то я запомнил, большая такая, белая, как это…пароход на колёсах.
-Здравствуйте, - в кабинет Антона Модестовича вошёл худощавый человек в джинсовой безрукавке, и аккуратно закрыл за собой дверь.
-Добрый вечер, - отозвался Антон Модестович.
-Проходи, Бард, - сказал Крон, поднимаясь с кресла, - похоже, что снова наш с тобой знакомый объявился, - Пифагор.
-Да, - сказал Бард, - зря ты, Крон, его тогда сразу шлёпнуть не разрешил, а потом он сбежал, …сука!
-Ничего, я думаю, сегодня мы с этим кудрявым разберёмся. Сделаем так, сейчас Антон Модестович даст нам бумагу и карандаш, а мы с Шуриком нарисуем, где находится этот полосатый дом, а где ресторан.
-Подождите, - Антон Модестович встал из-за стола, - какой ты говоришь дом, Шурик, полосатый, во дворе?
-Да, полосатый, у него ещё это…полосы жёлтые.
-Крон, помните, я вам рассказывал о необычном заказе? Ну, берега Амазонки, помните?
-Помню, а какая здесь связь?
-Очень даже прямая. Комната с берегами Амазонки находится в подвальном помещении моего ресторана. От неё идёт подземный ход, прямо во двор того дома, о котором говорит Шурик. Собственно говоря, этот подземный ход уже был, не знаю с каких времён? Мы его только укрепили, и сделали там подземный бассейн, - так клиент просил. А ведёт он прямо в этот полосатый дом, который стоит во дворе. У клиента в этом доме квартира на первом этаже. Через неё и можно добраться до подземного хода.
-Так, - сказал Крон, - это меняет дело. А кроме как через подземный ход, на эти берега как-нибудь ещё можно попасть?
-Конечно, можно, - на лифте, но…
-Что "но", Антон Модестович?
-Ничего-ничего, можно - можно, если нужно. Просто на дверях лифта кодовый замок.
-Вы знаете код?
-Знаю. Знаю только я и мой клиент.
-Хорошо, - сказал Крон, - об этом вашем клиенте поговорим потом, а сейчас сделаем вот что, …хотя, без чертежа нам всё равно не обойтись.
Дверь кабинета осторожно открылась, пропуская Фаину Львовну.
-Извините. Антон, тебя ещё долго ждать?
Антон Модестович посмотрел на Крона.
-Заходите, Фаина Львовна, - сказал Крон, - я думаю, что уже недолго.
 

Глава 21. Неправильный код
 Бард и Антон Модестович спустились в нижние комнаты ресторана, и остановились напротив железной двери с кодовым замком. Антон Модестович нажал несколько кнопок с цифрами, и дверь позволила себя открыть, и пригласила в светлую комнату с камином и баром.
-Неплохо, - сказал, рассматривая комнату Бард, - кресла, телевизор, и даже камин, - как в загородном доме.
-В этом и особенность моего ресторана, - Антон Модестович закрыл дверь, и подошёл к бару, - чтобы клиент мог чувствовать себя, как в доме своего старого доброго друга, а не как в ресторане.
Антон Модестович опустил руку под стойку бара, и та часть стены, напротив которой стоял Бард, стала раздвигаться, как двери лифта.
-Это и есть лифт? - спросил Бард.
-Нет, это только выход в коридор, а лифт, который ведёт в подземелье, находится в конце коридора. Прошу вас.
Бард ступил на чёрный пол пустого начала, и в коридоре стало светло. Лампочки были скрыты в потолке, собранном из неровной мраморной плитки, и казалось, что коридор освещается собственным потолком. Стены и пол коридора были сложены из мрамора точно такого же цвета, что делало похожим его на грот, или на склеп для великих захоронений. Бард и Антон Модестович прошли по мраморному коридору, и оказались напротив широких дверей лифта, который не прятался в стене, а выглядел, как самый обыкновенный лифт. С правой стороны лифта, почти на уровне глаз, держался небольшой металлический коробок с буквами и цифрами. В его правом верхнем углу горела красная лампочка. Антон Модестович протянул руку к коробку, собираясь набрать код.
-Подождите, Антон Модестович, - сказал Бард, - нельзя нарушать план. Сейчас мы вместе вернёмся в ваш загородный дом, дождёмся своих, и будем ждать сигнала от Крона.
-Нет, вы меня не так поняли. Я и не думал вызывать лифт. Просто хотел попробовать, я хоть и знаю код, но набирал его только один раз.
-Хорошо, попробуйте.
Антон Модестович последовательно утопил несколько кнопок с буквами и цифрами, но кнопки тут же всплыли, как поплавки, а красная лампочка осталась красной и даже не подмигнула. Антон Модестович опустил руку.
-Не волнуйтесь, - сказал Бард, - попробуйте ещё раз.
Антон Модестович пробовал ещё несколько раза топить кнопки с буквами и цифрами, но красная лампочка так и не поменяла цвет.
-Вы уверены, что правильно набираете код? - спросил Бард.
-Абсолютно. Я знаю, что не имею право это забыть.
-Может, я попробую? - предложил Бард.
-Пожалуйста.
Антон Модестович произнёс кодовое слово, и пальцы Барда стали медленно топить кнопки. Но, кнопки были непотопляемы, а равнодушная лампочка не меняла свой цвет.
-Пойдёмте, - сказал Бард.
-Куда?
-Туда, куда мы и собирались. Здесь нечего торчать. Он поменял код.
-Надо сообщить Крону, - сказал Антон Модестович.
-Нельзя. Крону сообщать нельзя. Нам остаётся только ждать сигнала от него, тогда и сообщим. А за лифт вы не волнуйтесь, если надо будет и без кода откроем.

 Крон первым ушёл из ресторана, и сказал, что Шурик должен уйти после него не раннее, чем через пять минут. Шурик должен подойти к входу во двор, где стоит дом с жёлтыми полосами, но во двор ни в коем случае не входить. Нужно встать спиной к дому так, чтобы из глубины двора можно было видеть того, кто стоит у его входа. Шурик выполнил всё в точности, как сказал Крон, и подумал, что заходить во двор почему-то нельзя, но посмотреть-то можно. Ещё при первой встрече с кудрявым он заметил огромный белый автомобиль, который стоял во дворе, и сейчас подумал о том, что этот автомобиль неплохо было бы рассмотреть поближе. Ну, ладно, нельзя – так нельзя. Шурик оглянулся и посмотрел во двор. Одинокий фонарный столб с недобитым стеклянным глазом вытянул шею, и как мог, освещал двор. Точно - он, пароход на колёсах, - подумал Шурик. Других точно таких же машин он больше нигде не видел. Не сводя глаз с автомобиля, Шурик медленно начал входить во двор. Подумаешь, нельзя – чо будет такого страшного, если я войду? Шурик подошёл к автомобилю, и сел на корточки перед бампером.
-Нравится? – спросил голос из темноты.
-Я это…, - сказал, поднимаясь, Шурик, - так, только посмотреть хотел.
Шурик встал, и не увидел кудрявого. Кудрявый стоял около дверцы водителя, именно в том месте, которое не мог осветить разбитый фонарь.
-А я думал, что ты компакт-диск уронил, - сказал Пифагор.
-Не, при мне он, вы чо! Я это…, вы мне сто рублей-то дадите?
-Конечно, давай диск.
Шурик запустил руку во внутренний карман брюк, и почувствовал, что ему не хватает воздуха, и что-то холодное и тупое больно давит ему под правую лопатку.
-Медленно выходи из темноты, - проговорил Пифагор, сдавливая шею Шурика треугольником руки, и прячась за его спиной, - и лучше, если ты сделаешь так, чтобы я видел твои руки.
Крон медленно вышел из темноты, держа в правой руке ствол, направленный в лоб Пифагора.
-О! May dear friend, Крон, - сказал Пифагор, - сколько же мы не виделись?
-Отпусти мальчишку, Пифагор, - сказал Крон, - зачем он тебе? Давай разберёмся один на один.
-Защитнику всех униженных и оскорблённых тоже понадобился компакт-диск? – спросил Пифагор.
-Компакт-диск? – переспросил Крон, - Я не знаю никакого диска, Пифагор. Не морочь мне голову. Я давно уже тебя пасу. Я знал, что тебя погубит страсть ко всему большому и белому. Отпусти мальчишку, и поговорим, как мужик с мужиком.
-Да, я действительно люблю большое и белое, Крон. Но, я не люблю и очень хорошо запоминаю тех, кто умеет стрелять, почти не целясь, с обеих рук, и что самое удивительное, - попадает.
-Я тоже на всю жизнь запомнил, как ты стреляешь в детей, Пифагор.
-А, вон ты о чём. Сколько лет пошло, а ты никак не можешь забыть ту девчонку в горах. Но, я же не в неё стрелял, Крон. Я стрелял во врага.
-У нас с тобой разные враги, Пифагор. Ещё раз повторяю, - отпусти мальчишку.
-Конечно, конечно я его отпущу, зачем он мне нужен? Но, сначала, Крон, ты разожмёшь пальцы правой руки. Я знаю, что у тебя нет второго ствола, - это неудобно, и я знаю, что ты очень любишь детей, Крон. Это будет твой грех.
Спина Шурика перестала болеть, и тут же заныл правый висок.
-Я это сделаю, Крон, ты меня знаешь. Конечно, потом мне будет трудно, но это уже будет потом.
-Хорошо, - Крон разжал пальцы правой руки, и ствол, ударившись рукояткой о землю, отскочил в сторону Пифагора.
-Отлично, - сказал Пифагор, - видишь, мне помогает сама судьба. А теперь достань свой мобильный телефон, и брось его к моим ногам.
-Молодец. Мы понимаем друг друга, Крон, - улыбнулся Пифагор, когда мобильный телефон Крона оказался у его ног, - а ты говоришь, давай разберёмся. Зачем? Зачем нам разбираться, Крон?
-Теперь ты отпустишь мальчишку?
Не отвечая на вопрос, Пифагор убрал ствол от виска Шурика, и выстрелил, целясь в правую ногу Крона. Крон стал медленно опускаться на землю, захватывая обеими руками ногу немного выше колена.
-Я не стану тебя убивать, Крон, - сказал Пифагор, подбирая мобильный телефон и ствол, - потому, что мне нравиться, как ты мыслишь.
Пифагор спрятал оба ствола с глушителем и мобильный телефон, - я сменю машину, спасибо за совет, Крон.
Затем, взяв Шурика за шиворот, он потащил его в сторону подъезда.
-Это ты его привёл?
-Не, вы чо, я это…, я его вообще не знаю.
-Ладно, не ссы, пацан, - Пифагор постучал по спине Шурика, и начал набирать код, - сейчас доплывём до места, проверим твой диск, получишь деньги, и гуляй не хочу!
 

Глава 22. Капитан
 Цепляясь пальцами за трещины в заасфальтированной земле, Крон подполз к белому джипу, и, обхватив, как родное, огромное чёрное колесо, подтянулся к нему, и медленно разворачивая левую часть тела, прислонился спиной. Боль и знание о боли, - подумал Крон, - и вспомнил свою первую ступень обучения. Надо забыть о знаниях. Я слишком много знаю о боли. Она входит в меня, как самособойность, и становится родной и близкой, и требует любви и страха по отношению к самой себе. Но дух, дух не должен любить собственную боль. Дух не должен становиться рабом собственной боли. Это хорошо на словах. Но, прежде чем забыть о знаниях, надо их знать, - знать, о чём следует забыть.
Крон осторожно снял куртку, а потом рубашку. Оторвав оба рукава от рубашки, он одним рукавом крепко перетянул ногу повыше раны, а другим, разорвав штанину от брюк, перевязал и саму рану. Крон надел куртку, и подумал, что у него очень мало времени, - Пифагор может убить детей. Надо попытаться встать. Судя по тому, как я чувствую боль, кость не задета, и видно, что пуля прошла навылет. Жаль, что приходится терять столько крови. Крон повернулся к чёрному колесу, и, снова обхватив его, приподнялся на левом колене. Хорошо, теперь нужно встать. Левая нога, она была и осталась без пули, она поможет. Держась обеими руками за белый джип, Крон подтянулся, и встал на левую ногу. Очень хорошо, теперь правая…. Крон перенёс дольку тяжести от своего тела на правую ногу, и понял, что его дух не может справиться с болью.
Ему показалось, что разбитый фонарь засветил ярче, и даже попытался сдвинуться в его сторону, но не смог, и снова опустил свою разбитую голову. Ничего, родная, - обратился Крон к собственной ноге, - это совсем недолго, нужно всего лишь дойти до двери подъезда. Помоги мне, у меня нет третьей ноги. Раскинув крыльями руки, как человек на канате, и наступая на боль, Крон добрался до двери с кодовым замком, и опустился перед ней на колени. Крон не долго стоял на коленях. Держась за дверную ручку, он приподнялся, а затем сначала нажал на кнопку с цифрой один, а потом и кнопку вызова. Трелили-трелили, - запела электронная птичка.
-Я вас слушаю, - ответил голос, не допускающей даже мысли о том, что кто-нибудь может догадаться, что его хозяин принял двести грамм водки.
-Братан? - спросил Крон, - Ты не знаешь, в какой квартире живёт слесарь?
-Я слесарь, - гордо ответил голос.
-А как фамилия?
-Севрюгин моя фамилия, а ты чо забыл?
-Да тут всё забудешь, когда подвал заливает!
-Проходи.
 Держась за грязно коричневые перила, Крон поднялся по ступеням, и увидел знакомую пуговицу, которая лежала справа от него на полу, словно оторвавшись от железной рубашки двери. Молодец Шурка, - подумал Крон. Слева от Крона открылась дверь, и показался Севрюгин в тельняшке и тёмно синих семейных трусах, на которые из семьи Севрюгина явно никто не претендовал.
-Чо… произошло? - спросил Севрюгин.
-Черноморский флот? - спросил Крон.
-Балтийский, матрос…
-Значит, как Железняков?
-Как кто? - переспросил Севрюгин.
-Я говорю, ты двери железные ломать умеешь?
-Могу, а зачем её ломать?
-Из этой квартиры течёт, - держась левой рукой за перила, Крон показал на дверь, у которой лежала Шуркина пуговица, - а хозяев дома нет, понял?
-Понял, счас, инстр;мент надо взять.
-Подожди, брат, - Крон дотронулся ладонью до правой ноги, - у тебя дома йод, пластырь, бинт найдётся?
-Найдётся, а чо…произошло?
-Да вот, - Крон показал на свою правую ногу, - с лестницы упал, пока к тебе бежал. Поможешь?
-Проходи.
 Крон прошёл в маленькую кухню с трудовым запахом пота от Беломорканала. Севрюгин принёс йод, бинт и несколько пластырей.
-Можа это…по маленькой? - спросил Севрюгин.
-Спасибо, брат Севрюгин, - ответил Крон, - только у нас с тобой, матрос, времени нет. Вот кран перекроем, тогда и выпьем. Ты мне вот, что скажи, - у тебя телефон есть?
-Конечно, только он не работает. Отключили, суки, за неуплату.
-Ладно, не работает - так не работает. Собирай инструмент.
Пока Севрюгин собирал инструмент, Крон продезинфицировал рану, аккуратно перемотал бинтом, а затем заклеил несколькими кусочками пластыря.
-Я готов, - сказал Севрюгин, появляясь в кухне с инструментами для взлома, и надев по такому поводу спортивные штаны.

 Вдохновлённый раненным человеком, который говорил по понятиям и уважал матросов, Севрюгин быстро открыл дверь.
-Молодец, матрос, - сказал Крон, - давай проходи в кухню. Скорее всего, оттуда и течёт.
Севрюгин сделал шаг в направлении кухни, которая находилась напротив двери. Крон закрыл дверь, и, повернувшись к спине Севрюгина, сказал,
-Прости, матрос, но, по-другому нельзя.
Опираясь на левую ногу, Крон подхватил Севрюгина, и осторожно опустил его на пол, - ничего, матрос, поспишь часок другой, а потом всё будет хорошо.
Крон прошёл в комнату с паркетным полом, в которой кроме телевизора, дивана, и двух мягких кресел, ничего не было. Никакого намёка на люк, - подумал Крон, и, держась за стены, ушёл в кухню. В кухне стоял холодильник, газовая плита и маленький столик с двумя стульями. Никакого люка не было и в кухне. Крон проверил кафельный пол в туалете и ванной комнате, и вернулся в прихожую, где лежал матрос Севрюгин. Надо ещё раз проверить паркетный пол в комнате, - подумал Крон, опускаясь на пол, и вытягивая правую ногу. Сейчас немного посижу и проверю всё заново. А там что? - Крон посмотрел вправо, где висела давно нестиранная занавеска. Он отдёрнул занавеску и увидел дверцы от встроенного шкафчика, где обычно хранят пятновыводитель, крем для обуви, запасной рулон туалетной бумаги и всякую мелочь, которая превращается в немелочь только тогда, когда её не хватает. Неужели так просто? И никакого кодового замка? Крон посмотрел на дверцы, в одной из которых была маленькая замочная скважина, как на почтовом ящике. Крон поднялся и распахнул дверцы шкафчика. Перед ним открылось светлое цилиндрическое пространство с гладким деревянным полом. Это пространство уходило вглубь под небольшим углом, как внутренности большой трубы, в которых могут свободно передвигаться люди, и даже люди с тележками. Крон поднял с пола короткий молоток Севрюгина, и, заложив его сзади за ремень брюк, шагнул в трубу.
 Труба быстро закончилась, и Крон распахнул точно такие же дверцы шкафчика, как были в начале, и увидел другую трубу, похожую на бассейн, в котором стояла вода в кафельных берегах. На обеих сторонах этого подземного бассейна точно напротив друг друга уходили в воду металлические лестницы с круглыми перилами. Бассейн хорошо освещался двумя линиями параллельных лампочек, которые были встроены в полукруглый потолок. Где заканчивался бассейн, видно не было, - он уходил влево по плавной дуге окружности. Крон присел на краешек бассейна, и опустил тяжёлые ноги, так что они стали касаться воды. Только бы успеть, - подумал Крон. Пифагор должен проверить тот ли он получил диск, а потом…, а потом я уже ничем не смогу помочь. Идти по скользкому кафелю с перебитой ногой, даже держась за стены, долго и трудно, - лучше плыть. Крон снял ботинки, носки, куртку, рубашку; всё это он аккуратно сложил у дверей шкафчика, поправил повязку, и ушёл в воду.
 

Глава 23. Лодка без паруса
 Шурик сидел за столиком на колёсах и поедал салат "Нежный", не забывая о бутерброде с чёрной икрой и помидорах с сыром. При этом он поглядывал на блюдо с бараниной и на бокал с яблочным соком, понимая, что сказочная еда может исчезнуть так же, как исчез лес с берегами Амазонки при одном взмахе волшебной палочки Пифагора.
-Что-то ты долго, Женя. Есть проблемы? - Пифагор стоял у бежевого столика с компьютером, за которым сидела Женя.
-Нет. Вернее есть, но небольшие. Компьютер чужой, адресация памяти немного другая. Мне нужно ещё несколько минут. А мы куда-то торопимся?
-Да я о тебе волнуюсь, время-то уже позднее. А ты сама разве не волнуешься?
 Женя действительно заволновалась, когда получила компакт-диск, и поняла, что этот диск не её. Мама перепутать не могла, потому что в её столе других компакт-дисков не было. Тогда…, тогда Женя вспомнила, как встретилась с Пифагором, как попала в эту волшебную тюрьму, как напугалась анаконды, и всё поняла, - поняла, что этот компакт-диск может отнять у неё жизнь так же, как и спасти. Радовало только одно - тот, кто подменил диск, знает, что она здесь. Знает, но пока, по каким-то причинам, не может ей помочь. Жене показалось, что она слышит этого человека, - тени время, Женька, что хочешь делай, но тяни время. Убеди, очень обстоятельно убеди этого образованного убийцу, что быстро проверить то, что находится на диске не так просто. Но, помни - он умный, очень умный, может быть умнее всех вместе взятых убийц в мире.
-Я хочу сока выпить, можно? - спросила Женя.
-Конечно, - Пифагор подошёл к столику, и налил в Женин бокал сока, - Женя, а ты уверена, что это твой компакт-диск?
-Абсолютно.
-Даже так? - Пифагор принёс Жене бокал с соком, - Тогда почему ты не можешь открыть архив?
-Вот, именно поэтому и уверена. Если бы это был чужой архив, то я бы быстро с ним справилась. Для того чтобы открыть мой архив, нужно чётко представлять себе матрицу оперативной и кэш памяти. Это же насколько я понимаю, один из новейших компьютеров?
-А в компьютере Рафаила Натановича всё быстро открылось?
-Да, там никаких проблем не было.
-Женя, - предложил Пифагор, - может, ты поесть хочешь? Смотри, как Шурик наворачивает. А я пока сам попробую.
-Нет, спасибо. Я думаю, что скоро всё сделаю.
-Поторопись, Женя, - сказал Пифагор, вставая за спиной у Жени.
-А это…, - Шурик перестал есть, - эта та самая Женька?
-Нет, Шурик, - Пифагор посмотрел на Шурика, - это другая Женя. А ты ешь и меньше говори. Понял?
-Понял, я только это…, ну ладно, - ответил Шурик, наполняя рот.
-Вот, кажется получилось, - сказала Женя.
-Хорошо, я вижу, - Пифагор опустил правую руку на плечо Жени, - а теперь стирай, и почисть корзину. … Молодец.
-Вот и всё, - Женя развернулась на стуле, оказываясь напротив Пифагора, - что дальше?
-А дальше, - Пифагор вынул компакт-диск и опустил его во внутренний карман пиджака, - нужно снять жёсткий диск, и отдать его мне.
-Но, я раньше никогда не снимала жёсткие диски.
-Это не трудно, я тебя научу, даже отвёрточку дам.
-Послушай, Пифагор, - Женя встала из-за стола, - ты ещё не понял, что я компьютерный гений?
-Понял, Женечка. Я сразу это понял, - улыбнулся Пифагор.
-Так вот, сам и снимай этот диск, а есть хочу.
Женя подошла к столику на колёсах и уселась напротив Шурика. Зачем Пифагор притащил этого убого мальчишку? Накормить? Или накормить им анаконду? Женя взяла блюдо с заливным мясом, - Пифагору нужно было проверить, тот ли компакт-диск принёс Шурик. Значит, сам Пифагор к отцу не ходил, а каким-то образом заставил это сделать Шурика. Наврал, наверно, чего-нибудь. Господи, этому голодному мальчишки и врать-то кудряво не обязательно. Только почему они не спустились сюда на лифте, а вышли прямо из этого чёртового леса? Чёрт с ним - с этим почему, - главное, что из этого леса можно выйти. Женя посмотрела на Пифагора, который выключил компьютер, достал из нижнего ящика стола отвёртку и чёрный пакет, и теперь сидел на корточках перед системным блоком спиной к столику на колёсах. Шурик продолжал есть. Сколько же в него может войти, а с виду такой худой, - подумала Женя, и увидела, что возле блюда с давно остывшей бараниной, которую доедал Шурик, лежит разноцветный пульт. Женя ещё раз взглянула на Пифагора, который продолжал сидеть спиной к столику на колёсах, и, взяв пустой бокал и бутылку с вином, встала из-за стола.
-Может вина выпьешь? - спросила Женя, держа бутылку и бокал над головой Пифагора.
-Конечно, теперь можно и выпить, - ответил, не поворачивая головы Пифагор, и положил в чёрный пакет жёсткий диск.
Жене не нужно было размахиваться - размах уже был, она ударила бутылкой по голове Пифагора. Но, в последнее мгновение, когда основание бутылки готово было встретиться с затылком, Пифагор чуть отклонил голову вправо. Всё же бутылка сделала своё антиалкогольное дело, - жёлтые кудри Пифагора стали окрашиваться в чёрно вишнёвый цвет. Пифагор приподнял голову, но тут же опустил её, и упал лицом вниз, - в мелкие шурупы от крышки системного блока. Женины пальцы разжались и задрожали, мягкий исполняющий желания пол принял бутылку с бокалом, не причинив им вреда. Женя повернулась к столику на колёсах. Шурик сидел с открытым ртом, не успев проглотить последний кусок баранины. Смех и смерть, - подумала Женя, и сказала, подойдя к столику,
-Поднимайся и закрой рот.
Шурик поднялся, выплюнул кусок баранины в ладонь, а затем аккуратно вернул его в тарелку. Женя посмотрела на застывшего Пифагора, и взяла разноцветный пульт. Сколько же здесь кнопок, и буквы и цифры, - наверняка, ещё и многофункциональные. Надо вспомнить, на что этот гад нажимал.
-А он это…, - спросил Шурик, - не встанет?
-Заткнись, - ответила Женя, прокручивая в памяти появление Пифагора с Шуриком.
Так, сначала раздвинулась стена с этим дурацким аквариумом, потом опустилась лестница, потом…, нет сначала появился Пифагор с мальчишкой, а потом уже опустилась лестница. Дальше? Ну, а что дальше, - дальше они начали спускаться по лестнице. Потом…, потом мальчишка сразу подошёл к столу, и даже меня не заметил, а Пифагор остался стоять ко мне вполоборота. Да, именно так. Он держал пульт, причём держал он его одной рукой. Потом он нажал на какую-то кнопку, и лестница ушла, и стена снова превратилась в стену. На какую же кнопку он нажимал? Если держать пульт одной рукой, то не так просто нажимать, пульт достаточно широкий, если конечно…, если нужные кнопки не находятся рядом с большим пальцем. Но, это ещё ни о чём не говорит, - таких кнопок может быть много, а его пальцы явно больше, чем у меня. А что мешает проверить? Женя взяла в правую руку пульт. В правом верхнем углу чёрной панели, рядом с её большим пальцем скромно расположилась красная кнопка с белеющей буквой "А". Женя направила пульт к стене и нажала на эту кнопку. Стена стала медленно раздвигаться, открывая площадку с тропическим лесом. Показалась и ожила металлическая лестница с высокими перилами.
-Шурка, забери у него пакет!
-Я…, я это…, может ты сама заберёшь?
-Пздун прожорливый! - сказала Женя и направилась к Пифагору.
Женя подняла пакет и подошла к лестнице, которая ещё не успела закрепиться на полу, но наверху лестнице уже стоял Шурик.
-Может это…меня подождёшь? - передразнила Женя, - и, подождав пока лестница окончательно встанет, стала подниматься наверх.
-Там лодка, я это…я знаю, - сказал Шурик, показывая рукой в глубь тропического леса, - он меня на лодке привёз.
-Значит, поплывём по Амазонке? - спросила Женя.
-Нет, там это…, там бассейн.
-Ладно, моряк, показывай, где твой бассейн.
Шурик повернулся к тропическому лесу, из которого выглянул Крон. Мокрый, босой, с обнажённой грудью, с оторванной штаниной и перемотаной в двух местах ногой Крон выглядел намного естественнее, чем любой житель с берегов Амазонки. Женя посмотрела на Крона, и прижала к груди чёрный пакет.
-Дяденька Крон, дяденька Крон, живой! - Шурик бросился к Крону, а Женя на всякий случай сделала шаг в сторону леса.
-Вы это…, вы не волнуйтесь, дяденька Крон, он мёртвый. Его Женька, бутылкой…
Опираясь на левую ногу, Крон захватил обеими руками Шурика, и в одно мгновение спрятал его у себя за спиной. Пуля ушла в левую часть груди Крона, и он стал медленно сближаться с амазонской землёй. Только бы не навылет, - подумал Крон, опускаясь на левый бок.
-Всем стоять! - крикнул Пифагор, поднимаясь с пола.
Женя ещё сильнее прижала к груди чёрный пакет, а Шурик замер, не сводя глаз с Пифагора.
-Какие у меня классные друзья, - сказал Пифагор, поднимаясь по лестнице, - я знал, что Крон очень хорош, но ты Женя…, жаль, жаль, что нам придётся расстаться.
Крон застонал, и перевернулся на спину, заложив под неё правую руку. Пифагор подошёл к Крону, и приставил к его голове ствол с глушителем.
-Я знаю твои проблемы, Пифагор, - сказал Крон.
-Да? Это очень интересно, я люблю предсмертные откровения.
-У твоей лодки нет Алых парусов.
-Моей лодке не нужны никакие паруса, Крон. У моей лодки есть…, - Пифагор приподнял голову и услышал характерный звук от движения лифта.
Крон тоже приподнял голову и левой рукой ухватился за ствол Пифагора, а затем правой выхватил из-за пояса короткий молоток матроса Севрюгина, и ударил им снизу вверх. Ствол Пифагора взлетел к потолку и мягко опустился на пол, минуя берега Амазонки. Этот же молоток ударил Пифагора между ног, а затем несколько раз в голову.
 

ЭПИЛОГ
 -Надо же, ворота в лесу, - сказал Иван Петрович, - сколько гулял по этому лесу, а сюда никогда не забредал.
Назар и Иван Петрович стояли у высоких дубовых ворот, в обе стороны от которых уходил забор из плотно подогнанных брёвен с заострёнными вершинами. В воротах была дверь с большим железным кольцом.
-А сюда просто так и не забредёшь, если не знаешь дороги, - сказал Назар.
-Да, крепко и надёжно, - Иван Петрович прикоснулся обеими ладонями к воротам, - как поселения староверов.
-Нет здесь староверов, Иван Петрович, и нововеров здесь тоже нет. Наверно, здесь есть надежда.
-Надежда за воротами, - Иван Петрович посмотрел на забор, - а в нашей деревне никаких ворот нет, и заборов тоже.
-А здесь другая деревня, - сказал Назар, берясь за кольцо, - ей без забора нельзя.
Назар три раза поднял и опустил кольцо.
-Кто? – спросил голос за воротами, который показался Ивану Петровичу знакомым.
-Назар, - ответил Назар.
Дверь открылась, и показался человек, похожий на солдата. Похожий, потому что человек был в солдатской гимнастёрке, перетянутой кожаным ремнём со сверкающей пряжкой; и галифе, заправленных в начищенные кирзовые сапоги. Но, у человека не было ни оружия, ни погон и никакого головного убора. Человек, похожий на солдата, был чисто выбрит и коротко подстрижен. Назар и Иван Петрович вошли во двор, где в аккуратно сложенных клумбах росли тюльпаны и розы. От самых ворот начиналась дорожка с высокими берёзками, которая вела к одноэтажному деревянному дому. Земля на дорожке была выложена гладко отшлифованными камнями, которые несли свою службу лучше, чем кафельная плитка. Человек, похожий на солдата, опустился на колени и обнял ноги Ивана Петровича.
-Прости, Иван Петрович. Прости Христаради.
-Встаньте, не нужно этого. Ну, что вы ей Богу! – Иван Петрович узнал отца Елисея.
-Вы, Елисей, на посту, или где? – спросил Назар.
-Так точно, товарищ Назар, на посту, - ответил отец Елисей, поднимаясь с колен.
-Так вот и ведите себя, как постовой. Ясно?
-Так точно, товарищ Назар, - отец Елисей выпрямился, как должно выпрямляться солдату по команде "смирно".
-Пойдёмте, Иван Петрович, - сказал Назар, - он на службе. Вот отслужит своё, тогда, и придёт к вам на исповедь.
 За домом на широкой скамейке под могучим дубом сидел Крон. Его левая рука, согнутая в локте, держалась на белой ленте из прочной ткани, перекинутой через шею.
-Крон! Господи, а я думал, куда вы пропали? – Иван Петрович подошёл к Крону, и протянул руку.
-Да никуда я не пропал, Иван Петрович, - Крон поднялся и пожал руку Ивана Петровича, - просто дел было много, пришлось задержаться.
-Вы ранены?
-Нет, сейчас уже нет. Всё нормально, Иван Петрович.
-Вы мне должны обязательно всё рассказать. Почему вообще от меня столько времени скрывали, что вы здесь? Я…
Иван Петрович услышал ещё один знакомый голос. Он обошёл скамейку, и за могучим дубом увидел небольшое картофельное поле. На поле стояли четыре человека, похожие на солдат. Такие же чисто выбритые и аккуратно подстриженные, как и отец Елисей, только без кожаных ремней со сверкающими пряжками.
-Ну, что ты делаешь, Рафаил! – сказал, похожий на солдата человек, который старался хорошо выговаривать букву эр, - ты так всю картошку погубишь! Смотри, как Сергей Афанасьевич работает. Прежде всего, нужно правильно держать лопату.
-Пойдёмте, Иван Петрович, - Крон взял Ивана Петровича под руку, - не будем им мешать. Пойдёмте лучше чай пить, у меня уж и самовар поспел. А за чаем, я вам всё и расскажу.
-А это кто? – Иван Петрович показал на четвёртого сутулого солдата, который держал вёдра.
-А это, - это человек из редакции, который вам сказал, что редактор в отпуске. Долго мы его вычисляли, а оказалось всё просто, - двоюродный брат Анны Зильбер, жены Рафаила Натановича.

       -Но, как же вы, Капитан, - профессионал, а пошли в одиночку на такого бандита? – спросил Иван Петрович, когда Крон закончил рассказывать.
-А нельзя было по-другому, Иван Петрович. Пифагор, кроме того, что умный, у него ещё и чутьё звериное. Он бы обязательно понял, что я не один. А рисковать мне было никак нельзя, - Шурик, Женька.
-А Женьку-то он не просчитал, - сказал Назар, делая глоток чая.
-Это да, - сказал Крон, - он думал, что сильно напугал её, и всё, и поставил точку.
-А как она? – спросил Иван Петрович.
-Нормально, - ответил Крон, - учится, работать стала в компании, которая предоставляет услуги Интернета. А мне сказала, что тогда она действительно очень сильно напугалась анаконду.
-Напугаешься тут, - сказал Назар.
-Только анаконда-то, Иван Петрович не настоящая была, а резиновая. Я ей потом и сказал, что никаких анаконд вообще не бывает, - ни чёрных, ни белых.
-А отец её что, - так рестораном желаний и заведует?
-Нет. Антон Модестович собирается продавать ресторан, и хочет уехать в Германию. Женьку с собой зовёт, только она не хочет.
-Я вот что ещё хотел спросить, Капитан, - эти высокие священнослужители, которые, собственно, меня и заказали, - с ними-то что?
-С ними, Иван Петрович, сейчас занимаются очень плотно. Но, …зарылись они, как кроты, а отрыть их сложно. Ни Глазьев, ни Зильбер в своих писаниях их не упомянули. Друг друга только грязью обливали, так что сами захлёбывались, а их нет. Боятся пуще подвалов и пуль. Но, ничего, придёт время и они здесь будут.
-Да, до сих пор, ещё не могу осознать, что со мной такое произошло, - сказал Иван Петрович.
-О, как же я забыл, у меня же для вас подарок, - Крон вынул из внутреннего кармана куртки компакт-диск, и протянул Ивану Петровичу, - ваши "Алые паруса".
-Спасибо, Капитан. Вы…вы для меня…вы…, - Иван Петрович снял очки.
-Ну, что вы, Иван Петрович, - Крон освободил левую руку от белой ленты, и положил её на плечо Ивана Петровича, - я прочитал вашу книгу, и даже готов поверить. А кто ещё?
Иван Петрович надел очки.
- Тот, кто поверит в сказку.