Амазонка Анжела

Привычка ходить широкими шагами осталась у нее с прошлой работы, где были длинные коридоры, а лестничные пролеты популярностью не пользовались, благодаря надежным и быстрым лифтам. Девушки, работавшие в офисе и передвигавшиеся вдоль стеклянных стен Управления отчетливо делились на семенящих и не семенящих. Анжела себя ни к тем ни к другим относить не хотела. По росту ей, скорее, полагалось семенить, а по характеру и по должности семенить ей не пристало. Поэтому не пересчитывая своих 160 с хвостиком сантиметров, она научилась ходить особенным широким шагом, который никому не нравился, но не нарушал ее рабочего равновесия.

Там недвижимость и тут недвижимость. Там коммерческая и тут коммерческая. Там суперсовременное здание с четырьмя скоростными лифтами, а здесь особнячок в центре с абсолютным отсутствием стеклянных перегородок и широченной лестницей по центру здания. Шаг просторный, свободный и резкий, как фехтовальный выпад, выглядел опасным. Легко было задеть подставку с ухоженными цветами и уронить ее, хуже того — легко было запнуться о выплывающие навстречу входящим сосуды с пальмами, монстерами и разросшимися фикусами, любимыми управляющим директором. Запнуться — и упасть. Этого Анжела себе позволить не могла, поэтому, не изменяя широкому шагу, научилась двигаться с выверенностью, достойной школы акробатов и, прямо скажу, лучшего применения.

Новое место при существенном повышении белой засекреченной заработной платы (по слухам, ее непосредственный начальник зарабатывал меньше) было особенным вдвойне. На особнячок очень рассчитывали предыдущие работодатели. Анжела была близка в переговорном процессе к моменту, когда несогласия уже не вспоминаются и обсуждаются детали, существенные и конкретные, воплощающиеся в сухие строки договора о купле – продаже. Но явившийся на переговоры немолодой индиец (управляющий директор) разглядел в Анжеле специалиста более нужного, чем выгодная сделка с продажей особняка. Тем более, что доход от продажи ушел бы не активно развивающейся компании, а одному из отошедших от непосредственного управления учредителей — хозяину здания. Так что работала Анжела теперь в особняке, который сама чуть не купила.

Ей нравилось представлять себя хозяйкой тех зданий, офисов и квартир, которые она покупала для своих работодателей. Не нужно думать, что проходя мимо каждого зеркала, она тут же видела себя обнаженной и в объятиях. И входя в зал, она мысленно не увешивала его родовыми портретами и фотографиями своей любимой собаки. И проверяя документы, рассчитывая потенциальную доходность помещений, она, конечно, не тратила в уме полученные работодателями деньги на материализацию собственной мечты. Анжела просто чувствовала себя «как дома». Она была свободной и раскрепощенной. Не задумываясь, открывала любую дверь, выглядывала из окон, чтобы проверить комфортность вида для придирчивого взгляда. Иногда своими широкими шагами она скрупулезно проходила каждый квадратный метр, прислушиваясь к ходу паркета. Иногда затихала, чтобы понять, насколько хороша звукоизоляция.

Чаще всего делать ничего не приходилось. Она отлично разбиралась в типажах наличествующей застройки. Заранее знала, за счет чего оптимизировать стоимость недвижимости. Безошибочно определяла, через сколько лет, а порой — месяцев, офису не хватит парковки и у «трудового коллектива» возникнет характерная утренняя тема и характерное недовольство приобретенным ею местом. И от такой повторяющейся невовлеченности в любимый ею процесс к Анжеле приближался кризис, от которого она избавлялась с помощью вкусных и легких обедов, так как интернет вместе с интернет-друзьями и сетевыми подругами успокоения не приносил.

Действительно, разве можно успокоиться, прочитав в блоге подруги ее «12 люблю и ненавижу»? Среди которых «люблю, когда двое умных мужчин сидят у меня на кухне и долго увлеченно разговаривают, и ненавижу, когда один из них приходит с общей подругой». И Анжела точно знала, кто эти двое мужчин и кто общая подруга. И по прочтению у нее вырабатывалось стойкое ощущение, что ее подруга, может быть, и любит что-то, кроме цветных непрозрачных колготок, но Анжелу-то ненавидит всей душой. Интересно, сама она это понимает? Как можно писать, что ты ненавидишь женщин, которые замахнулись на «карьеру не по росту»? Почему можно ненавидеть человека за то, что он не отменяет деловых встреч ради личной жизни? Зачем ты называешь лицемеркой ту, которая не кричит на неловкую официантку, и ненавидишь их обеих? Все эти вопросы, помноженные на безумство новостных заголовков… Наверное, они добавили свой бокал к переполняющейся бутылке кризисной горечи.

Если бы Анжела любила крепкий алкоголь, она бы сейчас пила граппу. Ей нужен был чистый сок – без тонов дуба и сложных торфяных наслоений. Но Анжела даже к алкогольным коктейлям относилась предвзято, и не потому только, что «чрезмерное употребление». Ей не нравилось пьянящее веселье как таковое. Ей и так хватало свободы. И так она могла позволить себе получать удовольствие. От общения. От фитнеса. От секса. От утренней пешей прогулки — вместо завтрака (и обязательно зайти после прогулки домой, чтобы причесаться и еще раз сменить макияж). Удовольствие она получала и в кино.

— При чем тут Марадонна?
— Ну как, ему интересно, какой он, что он на самом деле думает. Ведь святость Диего не всерьез, однако люди очень серьезны. Не в кино, а в жизни, ты ведь и сам смотрел на эти голы, затаив дыхание.
— Вечно ты споришь. По-моему, Кустурица просто снял кино про себя. Типа вот такой я культовый режиссер, на которого кто-то уже молится. А сам еще и мальчишка и хулиган. К тому же, захотел — снимал бы самые бюджетные ленты и плевал на всех с высокой башни. Но нет. Я снял вам документальное кино о Марадонне и показал пример веселого самоанализа, на который Диего не способен.
— Ты-то сам способен?
— Да со мной все понятно, я уже давно к стенке отвернулся и смайлики тебе нарисовал. Двоеточки — скобочки.
— Ману Чао — супер.
— Согласен. Музыка такая, что тут вопросы сразу сняты. Ну для Кустурицы — это ведь обычное дело.

Анжела могла подолгу беседовать с тем или иным Максимом, которые встречались ей буквально на каждом новом месте. Им всегда было, что сказать друг другу, хотя встречались они не для того, чтоб провести время. Она шутливо грозила ему задушить во сне его же собственным брючным ремнем и отправляла ночью восвояси. И уж, конечно, она не думала пришивать ему оторванные пуговицы на воротник или манжету. Отдавала иногда найденные горстью. Но чаще обходились без демонстраций звериной страсти.

— Где завтра будем ужинать?
— Где хочешь. Только давай без прямых повторений. Италию мы уже всю приличную перепробовали. Да и неприличную тоже. Хорошей-то в городе раз-два и обчелся.
— Может, оленины поедим? Говорят, какой-то повар появился…
— Кто говорит-то… Лишь бы салатики были авторские и свежие. А то на «Цезарь» у меня аллергия застарелая.
— Не смеши… У тебя... Застарелая… — Так за поцелуями наступали прощание, сон и привычный утренний макияж, порою сдвоенный.

Кризису Анжелы предстояло разразиться. Иначе быть не могло. Она не планировала «рассасываний» и «чудес повседневности». Ей претили истории о счастливых совпадениях, которые одним ударом позитивно перевернули патовую ситуацию. Ей незачем было ждать милостей от природы нового офиса в старом особняке.

И однажды она своим широким шагом выдвинула себя из сумрака коридора на просторную лестницу. Нога влетела в щиколотку Максима, который покачнулся и спиной свернул этажерку заставленную бегониями, этакую вертикальную клумбу — радость и гордость управляющего. Анжела, за ее бок неловко ухватился миловидный киноспутник, пуще прежнего стала браниться. На шум вышли сотрудники и сотрудницы. А индиец (в штатах он что ли работал) решил по уставу компании Максима уволить «за неприкрытые домогательства и использование служебного положения в целях сексуального удовлетворения». Максим не дурак, он на индийца в суд подал и проиграл. Но индийца к тому времени уже уволили, а место управляющего директора заняла Анжела.

Может, поэтому Максим и проиграл дело в суде… Мне это неизвестно. Но интимных отношений с Максимом больше нет. Анжела реализовала вечную трудность управленцев и заняла должность из разряда «то, на что способен, плюс одна ступень». В должности этой замерла навсегда, особенно не радуясь. Не было ведь в ней присущей жителям Индии способности усиливаться внутри одного уровня. Преодолела ли она кризис? Что теперь об этом говорить, когда все положение дел поменялось. И даже в ситуации, когда мои добрые интернет-друзья начинают решать: стоит ли за спиной Анжелы мужчина, который ее сделал, который построил эту женщину, — я ничем не могу помочь. У меня нет готового ответа на вопрос, что же нужно современной офисной амазонке и входит ли карьера в планы ее удачных акробатических передвижений по жизни.