Илья Тюменский

       



Храбрецов у нас мало и они быстро
гибнут. А живут и царствуют трусливые.
Трусость – это наша данность,
наша порода? Мы живем
в мире трусов.
( автор)

       1
 
       Извозчик Илья Бейлин шагал домой по светлой заснеженной Тюмени. В чернеющем куполе, над головой, тлели голубые точки, за печную трубу зацепился крюк месяца. Денежный итог недели был удачен и рубль, пожертвованный синагоге, придавал уверенности.
« Восполнится и воздастся,- пробормотал он,- если тора не лукавит». Дома кот и конь в стайке, а больше никого. Легко и вольно шагать по Тюмени, раздумывая. « Вот брошу извоз,- сказал себе Илья,- и буду целыми днями ходить по Тюмени и размышлять, ходить бесцельно, с утра до вечера и размышлять – нет выше удовольствия. Какое значение имеет такое хождение? У создателя все имеет значение, в том числе и бесцельное хождение. Вот приду домой, налью рюмку вина, кот запрыгнет на колени, и покушаем с ним и шабат отметим, побеседуем». Илья радостно сжал кулаки в рукавицах, ускорил шаг.
       Илья был сам себе хозяин. Дети звали жить к себе, дабы отдыхал он от трудов минувших, ни о чем не заботясь. Но Илья предпочитал безделью работу извозчика и независимость. Люди – они все по-разному: дети зависят от родителей; взрослые от хозяев, поставленных над ними кем-то; есть, понятно, рабы божьи. Но Илья ни чей, ни раб и никого над ним не было – сам по себе. Никому ничего не был должен, ни от кого ничего не ждал, детей и внуков подарками одаривал, жил в своем доме, а столовался в трактире, что на Пристанской.
       Следующим превосходным вечером, после шабата, зашел дед Илья поужинать в любимый трактир. Трактир, совершенно такой не кошерный. Посетители все больше купцы, жулики. Заходили мещанки из окрестных домов поиграть между собой в карты, выпить по рюмочке настойки, обменяться сплетнями. Атмосфера свойская, моментами разнузданная, острая, словно перец. Илья скользнул по столам взглядом осторожной птицы, оценивающей перед приземлением степень окружающей опасности. Роста Илья был невысокого, худощав; длинные тонкие пальцы, на широких ладонях, теребят беличий мех шапки. Рыжая с проседью борода, рыжие с проседью волосы – мужик, ямщик. Только приступил к ужину, как заметил серую трактирную кошечку, гордо прошагавшую мимо столов. И тут кто-то позвал ее:
       - Кыс-с, кыс-с!
       Кошечка повернула мордочку, буркнула и доверчиво потрусила к зовущему – крепкому парню в модной косоворотке. А парень привстал, для удобства, и вдруг смачно так, с гиканьем, саданул киску сапогом. Та, не ожидая такого коварства, перевернулась в воздухе, шлепнулась и, прижав уши, убежала прятаться на кухню. Парень расхохотался, а Илья пробуравил его презрительным взглядом. Илья кисок любил и не мог стерпеть, когда тех обижали. Парень поймал взгляд Ильи, обозлился и выкрикнул первое, что пришло в голову:
       - Слышь, дед жидовский, сыграем в дурака на рубль?
       Был бы Илья умным, как всегда, трусливым, он бы виновато посмотрел в пол и отказался. Но Илья подумал, что уже слишком стар, никто в нем не нуждается; можно и храбрость проявить. О противнике – Василие Кускове, Илья был наслышан. Ну, все завсегдатаи трактира друг о друге наслышаны. Василий был здоровенным лбом, с чугунными кулаками, отчаянным идиотом. Работал в порту грузчиком, дружил с жуликами. Постоянно спорил на деньги. Например, что выпьет литр водки залпом. Человек, естественно, не верит, готов заплатить за цирк. Васька ляжет на пол, ладони под затылок, сверху один из зевак льет водку из бутыли тоненькой струйкой Ваське в рот, а тот глотает, не разбрызгивая ни капли. Приятели Ваську уважали, за великое умение. А ну, сам так сможешь?! Нет, никогда не сможешь, потому, что слабак ты и трус! А не видишь смысла, значит дурак!
       Василий в кольце хмельных приятелей, мрачным взором сверлит старика Илью. Кольцо приятелей растягивается, сжимается, хохочет, дымит, выбрасывает в Илью пальцы, чуя представление. И весь трактир напрягся, в ожидании спектакля. А рядом с Васькой его жена Катя. Корявый ствол и роза. Васька – корявый ствол, Екатерина – роза. У Кати взгляд перепуганной птахи. « Ах, как хороша»! Оценивает ее Илья. Юркий половой Колька вырастает перед Ильей.
       - Уходи,- шепчет,- не доводи до беды!
       Васька отталкивает Колю, словно смахивает крошку со стола.
       - Ну, жид,- трубит он в лицо Илье, обдает запахом рыбы и водки,- играем?!
       Да, не смог сегодня Илья быть, как всегда, умным – трусливым, не сдержался. И суровая сталь блеснула в его глазах. Сгреб он в сторону тарелки на столе.
       - На десять рублей!
       Кольцо Васькиных приятелей одобрительно загудело пчелиным ульем. Катя мотнула головкой, пряча взгляд, полный ужаса. Васька самоуверен. Без выигрыша из трактира он никогда не уходил. Он постоянно наблюдал за Ильей в трактире, но не замечал, чтобы тот играл в карты. Следовательно, не картежник.
       Васька раздал карты. Первую партию выиграл старик. Играть в карты его научила бабушки Лия, еще в Черновцах, где он родился. Была у нее страсть играть в карты и курить длинную металлическую трубку с чешуйчатыми выемками и цветными узорами. Илье тогда десять лет было. Подойдет к бабушке и попросит трубку, а она ему:
       - Не дам, не заслужил!
       - А как заслужить? – Пожимает плечами Илья.
       - Выиграй меня в карты.

       Водрузит бабушка на середину дубового стола цветную вазу, до верху наполненную зелеными яблоками, раскурит свою загадочную трубку. Ловко перебирают ее пальцы колоду. Илья грызет яблоки и вкушает бабушкину науку картежных комбинаций. Впоследствии он стал играть с ней на равных, но на трубку не покушался.
       А до чего жадная была Лия! Весь дом заставлен горшками, с рассаженными в них цветами. С ранней весны и до поздней осени Лия торгует ими на базаре. С начала зимы и до весны торгует зелеными яблоками. Торгует все и торгует. А дети твердят ей :
       - Мама, сиди дома, мы тебе за это платить станем.
       Ухмыльнется Лия и ответит им:
 
       - Не нужно мне ваших денег, сама себя прокормлю.
       А подарят ей дети подарок, так она деньги из своего комода вынимает и им сует, мол, возьмите себе, ведь потратились. И во всем себя ущемляет.
« Жадность старческая,- размышляли дети,- совсем на деньгах помешалась мама. И какой полезной она быть уже может? И так вырастила нас, да выучила». А умерла Лия, дети комод открыли, а там толстые пачки денег с надписями – каждому сыну и дочери поровну – наследство. Лия, что зарабатывала, все равномерно по пачкам раскладывала, для детей и внуков жила и работала – цель у нее была такая – детям и внукам после смерти своей пользу оставить. Трубка Лии досталась Илье и сейчас она лежала у него дома на шкафчике, как значимая реликвия.
       Из десяти карточных партий семь за стариком. Василий пятерней размазывает пот на лбу, достает мелочь, рассматривает ее на ладони. Проиграно триста рублей – кошмар! Публика цокает языками.
       - Мужики,- гундосит Васька приятелям,- взаймы дайте?! - Те отворачиваются и молчат.- Да что ж вы, суки! – Цепным псом рычит он на них. Сдергивает с пальца обручальное кольцо и кладет перед стариком. Илья достает из кармана часть выигрыша, дразнит, поглаживая купюры и разглядывая кольцо.
       - Маловато будет. – Отзывается он, наконец.
       - Катька, - махнул рукой Василий, - а ну, ко мне! - Зрители расступаются, разглядывая красавицу.- Хватает ее за палец и стягивает кольцо.
       Два кольца перед Ильей, как две судьбы и он должен по ним принять решение.
       - Скажите своему мужу,- скрипит он Кате, - пускай игру закончит.
       - Не советуй, жид! – Шипит Васька. Оборачивается к жене. – Катька, иди отсюда!
       Илья скрежещет зубами, сносит очередное оскорбление, терпит. Влажными руками Васька хватает колоду. Публика качает головами. Илья выигрывает. Васька раздавлен.
       - Ну что?! – Илья, не моргая, глядит на Ваську. – Последний раз сыграем?
       - Взаймы даешь?! – Оживляется Василий.
       - Не-а! Взаймы не даю – плохая примета.- Ухмыляется и барабанит пальцами по столешнице.
       - Что я поставлю? – Недоумевает парень.
       - Жену. – Невозмутимо отвечает Илья.
       - Да ты что! – Поперхнувшись, хрипит Василий.
       Илья встает из-за стола:
       - Мы друг друга не поняли. – Старик нарочно медленно кладет деньги, смахивает кольца в карман, под провожающий Васин взгляд.
       - Маловато, за жену – то. – Колеблется Василий.
       Илья, раскинув руки, торжественно объявляет:
       - Ставлю весь выигрыш – триста рублей, добавляю еще пятьдесят и коня с коляской – на улице дожидаются.
       - Идет!- Вопит Василий.
       Зрители, обступив стол, азартно и одобрительно шумят, в предвкушении трагической развязки. Карты раздает Васька. « Повезет – не повезет? – Думает он. Открывает их. – Черт, снова шваль»! Игра скоротечна, растаяла колода. Илья швырнул козыри и ударил наотмашь ладонью по столу, так, что подпрыгнули тарелки, победно звеня!
       - Партия!
       Екатерина вскрикнула за спинами и все обернулись, рассматривая ее кровожадно, горящими взглядами, как волки жертву. Василий опрокидывает ногой стул и выхватывает последний аргумент – нож! Приятели наваливаются со всех сторон, выкручивают руки.
       - За долги на-до пла-а-тить! – Выговаривают они.
       - А-а! – Истерично визжит Василий.
       Но публике он уже не интересен – свою роль отыграл. Его выволакивают из трактира и спускают с крыльца, швырнув вдогонку шапку и тулуп. Катя посреди зала, с опущенными глазами, под перекрестными взглядами.
       - Пойдем, золотце.
       Илья бодро берет под локоть онемевшую Катю. Поскрипывая деревянными ступеньками, поднимаются на второй этаж. Половой впереди, угодливо освещает керосинкой путь. Девушку колотит. Илья сует половому деньги за комнату, вталкивает Катю и запирает дверь. Садится на кровать.
       - Ну, золотце, одежонку- то скидывай – любоваться тобой будем.
       Освещаемая огнем лампы Катя стоит посреди комнаты, цепенея от отвращения. Проиграна, продана! Повинуясь, медлительно развязывает платок, высвобождая русую косу, расстегивает пуговицы, щелкает застежками; будто луковую шелуху, снимает с себя одежду и как на подносе являет взору Ильи свою тугую плоть, подобную созревшему яблоку.
       - Ах, какая прелесть! – Дребезжит он, морща губы. Илья вдруг чувствует, как кровь кипятком вскипает в венах. В груди совой гулко ухает сердце. Хороша Екатерина, да, а дальше что?! А дальше щекотливая ситуация…. Ни к чему, лучше струсить.
       Катя стоит, ожидая кошмара, когда этот гнусный Илья своими пальцами паучьими крючьями, станет терзать ее девичье тело, слюнявить поганым ртом ее губы, тереться о нежные щеки и шею грязной бородой, шершавой, как насекомое.
       А Илья переводит взор на фонарь луны в пол окна и звезды Маген Давиды. Снизу, словно из потусторонней жизни, доносится гул трактирных завсегдатаев. Катя, наконец, поднимает глаза на Илью « Что-то он медлит с пакостями»? А Илья, вдруг, хлопает в ладоши:
       - Дивное у тебя тело, скульптуру бы с тебя лепить! – прерывает аплодисменты – А петь умеешь – спой мне, золотце!
       - Умею,- смелеет Катя,- а что петь?
       - А спой, что любишь.
       Берет со стола лампу и подает Кате.
       - Держи в руках, вместо факела.
       Екатерина затягивает колыбельную о прогулках ветра и огонь в лампе бьется от ее дыхания. Илья стучит по круглому набалдашнику кровати:
       - Все, дорогуша, представление закончено!
       Вынул из кармана кольца и швырнул Кате на одежду. Прощально звякнуло обручальное золото, и Илья вышел проч.

       2

       Жутко, волчищем завывает ветер, сечет окно голыми ветками сирени. Илья спит в обнимку со своими снами. Золотистые часы на стене с двумя медными гирями на цепочках монотонно отщелкивают оставшееся время жизни. Он пьет со своей женой Анной чай. Анна говорит что-то и профиль, и волосы ее золотисты от солнца. И вот идут они по Войковской, пересекают Царскую.

       - Но что это?! – Восклицает Анна.
       На месте Тюменской синагоги широкие каменные ступеньки, отшлифованные миллионами подошв. Они теряются за розовыми облаками. Илья охает:
       - Да это ж новый Иерусалимский храм!
       Анна медленно поднимается по ступенькам, а у Ильи ноги налились тяжестью непреодолимой. Анна оборачивается и машет рукой, мол, пошли со мной. Скоро она скроется в облаках, а он силится крикнуть, чтобы вернулась. Он зовет: « Анна»! И просыпается. Кот, свернувшись в ногах поверх одеяла, в тревоге поднял мордочку. Неуверенный стук в ставни, со стороны улицы. Илья взял нож и пошел открывать – в такое время можно ожидать только неприятного гостя. Отпер дверь, какая-то женщина с узелком.
       - Чего угодно? – Враждебно бросил Илья, всматриваясь в ночную гостью. Женщина казалась знакомой, и вдруг у него вырвалось: « Батюшки мои, Катерина»! Проводя ее в дом, обронил: « О-хо-хо, выгнали тебя, значит»!? Зажег керосиновую лампу. На лице Кати чернила синяков, глаза затравленной собаки. Зажалась в угол комнаты, ожидая решения Ильи.
       - Не прогоню,- улыбнулся он,- не робей. Снимай тулуп. Погладил ее по голове. Его руки по-отцовски успокаивали. Позвал на кухню, налил ей рюмку вина цвета граната.- Больше у меня ничего нет, только еда для кота. Дома кушаю лишь в субботу. Катя поднесла рюмку к опухшим губам и вино обожгло рану.
       - Ушла, значит, от Василия? – Спросил Илья, для поддержания беседы.
       - Ну да,- Катерина облегченно выдохнула и затараторила,- поколотил меня Василий, да и выгнал, а свекровь наказала, чтобы и не думала возвращаться. «Позор, какой»! – кричит. Я ей возражаю: « Сама себя, что ли, в карты проиграла я»? « Сама,- говорит,- не сама, а позор, пока ты здесь, на нас навсегда, так что ступай восвояси»!
       Илья погладил бороду.
       - А меня как нашла?
       - Да как…На улице холодина, ни денег, ни знакомых, что делать- то? На Царскую вышла, извозчик подкатил. « Что,- спрашивает,- пригорюнилась»? Ну, я ему и выдала все. А он мне посоветовал к тебе ехать, иначе пропаду, дескать, и кроме как к тебе, мне податься некуда. « Знаю я,- сказал извозчик,- где Илья живет, давай к нему отвезу»? Куда деваться, только у вас остается просить ночлег.
       Илья покачал головой.
       - И зачем я играл в карты? Был бы мудрым, не играл бы. Ах, упрямство, упрямство….- Повисла пауза.- А Василию объясняла, что я тебя не трогал?
       - А толку то что, кричит - так не бывает!
       Разговаривать Илье больше не хотелось. Досада на трактирное происшествие не проходила: « Вспылил, в карты выиграл – получил последствия. Из-за безрассудства себя наказал. И бытие мое спокойное, как течение в Туре, теперь нарушается». Он завел Катю в свободную комнату, лампу поставил на сундук.
       - Кровать застелена, ложись.
       Пошел укладываться сам. В постели подумал про своего коня Дора: « Жалко его, ласкового, мерзнет в стойле. Вот если бы можно было его взять в дом»? Вздохнул, повернулся на бок и кот недовольно заворчал в ногах на одеяле. Илья вспомнил про оборванный сон. Анна умерла уж двадцать лет как. Интерес к жизни, после ее кончины, иссяк, как если бы остановилось течение в Туре и она высохла. В сущности, можно было бы умереть, Илья бы не возражал, но бог, видать, имел иной замысел. Свет, мутной полосой тянущийся из Катиной комнаты, погас, шорохи стихли, Илья заснул.


       3

       Более двух месяцев проживает Катя в доме Ильи, на улицу не выходит и не желает; никого не видит, кроме Ильи и не хочет никого видеть. Дом, в котором она обитает, представляется ей теплым и мягким гнездом. С трех сторон он окнами выходит во двор, а с четвертой на улицу Спасскую. Как рассветет, созерцает Катерина, как розовощекие ездоки в санях полных рыбы, мяса, муки погоняют лошадок – спешат занять торговые места; семенят бабы с авоськами - все дороги ведут на базарную площадь. А Кате спешить некуда. Выходит она во двор, берет деревянную лопату, расчищает тротуар от нападавшего за ночь снежного пуха, отбрасывает его на горки сугробов, идет в стайку, убирает за лошадкой. Вот и дел - то. Заросли боярышника и дикой яблони вытянулись вдоль деревянного забора двора. Воздух крепок, снег бел и ветки облепляют, словно елочные игрушки, разноцветные птицы, галдят и клюют дикие яблочки. Перед входом в сени, Катерина дотрагивается до мезузы, на косяке. Илья так делает всегда, когда уходит и возвращается. « Знать, нечисть отгоняет»- думает она. На кухне в кастрюльке на керосинке у нее варится картофель, на столе в коричневой глиняной чаше поднялось тесто. « Настряпаю шанег, придет в обед Илья, похвалит. И то, что бы ни приготовила – всему рад. Не уловить, доволен он, прикидывается? Правды не добиться, одно слово – плут». Серый кот Сукот урчит, выводит рулады, трется о ногу. В деревне, в родительском доме тоже был кот. Он знал свое место, ел, что перепадет. Самое большее, что ему дозволялось – это дремать на полу у печки, дальше кухни его не пускали, и стоило коту появиться в комнате, тут же кричали: « Брысь»! И он улепетывал, распушив хвост. Этот же, Сукот, не иначе значился хозяином дома: спал на кровати, получал со стола лучшие мясные куски – виданное ли дело? Когда в первый день Катерина подала Илье пожаренную ей нельму, Сукот запрыгнул на табурет возле стола и, издав протяжное, требовательное мяуканье, протянул к ней серую мохнатую лапу и заглянул в лицо круглыми янтарными глазами: дай, дескать, мне вначале. Катя по привычке шикнула на кота, но тот буквально замер в недоумении, мол, почему гонят? Илья, наблюдая, засмеялся, поднял Сукота на колени и, сняв с куска рыбы розовую, твердую корочку, принялся отламывать белоснежные, с паром, отливающие жиром мягкие кусочки и класть коту на пол. Тот спрыгнул и заурчал, ожидая, когда остынет. « Сукот генерал-губернатор,- подумала тогда Катя,- не иначе на серебряном подносе кушанье подавать надобно, а то можно не угодить». Больше кота не гнала, прониклась мыслью, что дом этот Сукотовы владения.
       Что такое жизнь Катерины до встречи с Ильей? Детство и юность – монотонная деревенская работа: огород, уход за скотиной, шитье, уборка дома, приготовление пищи и прочее. Трудилась так вся семья, в которой она жила. Ни ругани, ни упреков – времени на это не было. Склоки, скандалы в семьях – это, обычно, когда времени и энергии в избытке. А в семье Кати работа никогда не заканчивалась. Конечно, бывали передышки. Вечерами Катерина выходила на улицу к молодежи. Играла гармошка, балалайка, пели. В семье, где жила Катя, было девять душ. Еды было предостаточно, вдоволь всего другого, ведь невозможно, много работая, быть бедным?
       Так было до восемнадцати лет. Летом к соседям приехал гость – племянник из Тюмени Василий Кусков. Деревня Катерины – Мороково, Ишимского уезда, стояла на речке Вагай. В знойные дни шла Катерина с подругами на песчаный пляж Вагая. Подойдут к невысокому обрыву, справа омут, мельница, а слева деревня Алексеевка, дальше Боровлянка, а после глухие березовые леса с лешими тянутся до самой Катышки. Плавает Катерина с девушками среди листьев кувшинок, а на тот берег парни подходят истомленные сенокосом. С разбегу ныряют и к девушкам, плавают меж них, глаз не сводят. И Василий с парнями – заметил Катину красоту, запала, забыть не смог. К осени сваты в Катин дом пожаловали, отдали ее родители замуж за Василия. Свадьбу в Тюмени сыграли. В первую, волнующую Катерину брачную ночь, Василий напился водки, упал рядом на кровати и захрапел.
« Стоило переживать»? – Подумала тогда Катя. Последующие супружеские ночи показались ей такой же рутиной, как привычные стирка и уборка. Домогался нечасто: без предисловий, навалится глыбой, придавит, подергается, перевернется на бок, захрапит. Вот такая любовь. Свекровь покрикивала на Катю и дочерей. Все стирали, убирали, готовили, словом работали. Свекровь – толстая бесцеремонная женщина, командовала, всегда для всех находила дело. С Василием говорить было не о чем. Он все больше молчал, вечерами являлся мрачным и нетрезвым. Иногда забирал ее с собой в трактир. Ему льстило, что приятелям нравится его красивая жена. В их компании - портовых грузчиков и жуликов, Василий пил водку, а Катерина скучала, дожидаясь окончания вечера.
       Катерина была неграмотной. Вечерами Илья учил ее читать и писать. Училась она быстро. Сегодня снова Илья купил в лавке Нобеля керосин для лампы. Раньше, без Катерины, керосина ему хватало на два месяца, сейчас на неделю. Расточительство это – женщина в доме. Катерина прилежна, торопится предугадать и выполнить любое желание Ильи.
       - Хватит,- зевает он, прерывая ее чтение,- вот,- положил на стол книгу,- купил сказки тебе, русские. Читай днем, а вечером мне пересказывай.
       Они сидят за кухонным столом. Вечер зимний темен и глух. Сверчок заводит свою трель.
       - Катя, ты молоко держи в сенях. Негоже молоко с мясом в одном месте – грех.- Упрекает он.
       Она уносит кувшин с молоком в сени, возвращается. Илья глядит ей в глаза удавом. Взгляд тяжел, и, кажется, он проникает в ее мысли.
       - Сколько еще жить у меня думаешь?
       - Пока не выгонишь.- С вызовом смотрит на него Катя.
       - Старый я,- сухо отвечает он,- сама должна о себе побеспокоиться; высох я, кровь остыла.
       - Придет время и побеспокоюсь. И только бог знает, кто есть какой.- Возразила она. Разлила по чашкам чай, подала.- Разве я тебе обуза?
       Илья отпил и произнес задумчиво:
       - Да нет, золотце, ты согреваешь мне холодные вечера, делаешь мой дом светлым. Ты думаешь согреть мне жизнь, сделать ее светлой? Но ведь мне это не нужно.

       4

       Катерина вообразить не могла, что бывает столько свободного времени. Но она не смотрит по долгу в окно, как в начале, ее досуг захватили литература. Стоило ей открыть книгу, как она сразу оказывалась в иных, громадных мирах, которые умещались у нее в ладонях. Вот забава! Закроет книгу, затеет стирку, а мысли о сюжете произведения, которое читала только что. И так постоянно: то руки мнут тесто, то солеными груздями пирог начиняет, но сознание занято книжными образами. Приберет она дом, вымоет полы и скорее за книгу – что там дальше – то? Ночью спит Илья в своей комнатке, а она читает под свет керосинки, пока сон под утро не одолеет. Поведала она про свою необычность Илье, а он ответил: « Ничего в этом нет
противоестественного. Это все старо и с разными людьми происходит постоянно». Книги он ей берет в Пушкинской библиотеке, выбирает одна другой увлекательней. Но, нередко покупает по рублю в лавке Гилевых – ух, как дорого! « Можно, - думает Катя,- было бы штук восемь платочков купить на рубль – то, или даже целого барана. А еще говорят, что евреи жадные»!? Она бы, лично, ради такого баловства, с рублем бы не рассталась!

       5

       В пятницу под вечер Илья посещает магазин Аверкиева, что на Царской. Как обычно, перед шабатом, он покупает бутылку сухого немецкого вина за тридцать копеек, фунт маслин; заходит в лавку госпожи Рахматуллиной: покупает четыре лимона, два фунта черного винограда и четыре фунта апельсин для Катерины – она любит. Рыбу купил уже у Новицкого. А теперь домой. Пока ходит в синагогу Катя накроет стол к шабату.
       В субботу он спит долго, завтрак затягивает до полудня: усаживает за стол Катерину, наливает в рюмки вино, бормочет благословение. Выпивают, кушают, он рассказывает ей что-то, после чего она заходится смехом – такой он забавный! Скрипит деревянный пол, будто постанывает от удовольствия под ногами, когда Катерина убирает посуду со стола. Складывает скатерть, садится на круглый, с коричневой спинкой стул, напротив Ильи. Солнце сквозь стекло греет ей щеку. Рыжие кудряшки на бороде Ильи искрятся, глазищи сверкают, ну точно, бес с картинки! Играют в карты, Илья поддается и рассказывает небылицы и снова, невозможно от смеха удержаться. Затем идет в комнату, читает газету.
       - А что же, читать газету не работа? Сегодня ж тебе нельзя работать! – Вредничает она.
       - Чтение развлечение.- Отмахивается он.

       6

       В воскресенье, по заведенному порядку, Катя топила баню. Илья ушел подстригаться в парикмахерскую Костарева. Ах, добрый и хороший Илья. С непокрытой головой Катерина стояла во дворе на дощатом тротуаре, вглядываясь в серые облака. Ветер дул порывами, счастливый, беспокойный, щемил сердце. Появился Илья: аккуратная, ровная бородка; прическа с пробором посредине головы.
       - Ну, как барин,- вырвалось у нее с восхищением,- какой красивый! – Захотелось прижаться к нему, она сдержалась.
       - Весна коварна,- проговорил он,- простудишь голову.
       - А я в бане прогреюсь,- нервно возразила она,- с тобой вместе.
       Илья разволновался : « Какая обжигающая игра, вот бы в нее сыграть»? Набрав полную грудь воздуха, Катерина отперла в баню дверь, но резкий порыв ветра вырвал ее, и она бабахнула, словно пушечный выстрел. И в этот миг луч из - за тучи полоснул по Катиным глазам. Она стиснула веки и рассмеялась, обнажив влажные зубы.
       В бане он разделся после нее, она увидела его тело белое и с не дряблой кожей – ну какой же он старый?! Вопреки ее ожиданиям, он не стал домогаться ее, а ведь ей этого хотелось, первый раз в жизни! Поощрить его было стыдно.
       После, как всегда по вечерам, пили перед сном какао с пирогом. Илья взглянул на Катю: лицо пылает, пухлые красные губы, взгляд хмельной какой-то.
       - Не нравлюсь? – Спросила она.
       Он не нашелся, что ответить и промолчал. Поднялся, ушел к себе в комнату. Возбуждение захлестнуло ее. Она слышала, как он укладывается, скрипит кроватью. Резко поднявшись, она твердо пошла к нему. Стала целовать, ласкать и он покорился.

       7

       Коляска у Ильи двухместная, с открытым на летнее время верхом, черного лака, с резными виньетками; внутри обита добротным шерстяным ковром ручной работы – такие Тюменские бабы ткали в Заречье. « Из красного дерева экипаж,- врал он клиентам,- царский». Тем это льстило, хоть и не верили.
       Неторопливо, сквозь свежесть и туман майского утра едет Илья на Тычковку. Ждет. В семь тридцать пришвартовывается пароход из Томска. Матросы бросают трап. Пестрый поток пассажиров растекается по пристанской площади и напоминает издали рассыпанный букет цветов. Подходит барыня, подозрительно читает таксу, вывешенную на коляске Ильи.
       - Заречье сорок,- проговаривает она,- Затюменка тридцать, Городище двадцать пять копеек. А за двадцать пять до Затюменки довезешь? – Торгуется она.
       - А как же,- Илья с готовностью подхватывает ее саквояж,- вас то и не довезти? – Галантно поддерживает ее за руку, пока она поднимается в коляску.
       Конь - голубок бежит легко. Грунтовка, с грязными канавами по краям и деревянными тротуарами уже подсохла, твердая и гладкая, словно подгоревшая хлебная корка. Машет рукой господин в костюме – тройке. Это настройщик роялей Ларионов. Илья притормозил.
       - До базара за пятнадцать довезешь?
       - Довезем его за пятнадцать? – Оборачивается он к барыне.
       - Довезе-ем!- Благосклонно кивает она, по пути.
       Когда высадил барыню, остановил знакомый – купец Жернаков.
       - Желаю здравствовать, Василий Лаврович! – Поприветствовал его Илья.
       - Арендую тебя, брат, на четыре часа. – Сообщил тот. Отсчитал деньги и протянул Илье. – На тебе, рубль двадцать, будешь мою горничную возить.
       Подошла крепкая и румяная баба с четырьмя пустыми корзинами в руках. Илья возит ее до обеда: в больницу, на рынок, по магазинам и назад, к дому Ларионова. Помогает занести корзины, полные покупок. « Рубль шестьдесят до обеда, хорошие деньги,- думает он,- съезжу ко я на базар за продуктами и подарком Кате». Только поехал, остановил парень – жулик Витя Гусев.
       - В заречье, сорок копеек плачу сразу!
       Подает деньги, называет адрес. Илья повез. Улица стоит в низине, колеса вязнут в жиже. На лавочке сидят двое, пьют пиво, закусывают вяленой рыбьей мелочью. Виктор пружинисто спрыгнул с коляски, махнул прощально рукой Илье, пошел к ним. Илья развернулся и думал уехать, но заметил, как человек с лавочки поднялся и направляется к нему. И тут Илья узнал Василия Кускова. « Уехать невозможно,- подосадовал Илья,- подумают, что струсил. Ну и что, трусы живут долго и счастливо. Храбрый всегда глупый, а трусливый всегда умный, сбегу и правильно сделаю » - сказал себе Илья и не двинулся с места.
       Василий смотрел в упор, Илья тоже.
       - Ну что не целуешь, не обнимаешь?- Съязвил Василий.
       - Знаешь,- ответил Илья,- не вижу смысла разбираться. Играть с тобой я не хотел – ты меня вынудил. Катерину я выиграл честно, а ты проиграл. Какие претензии?
       - Сейчас отыграюсь. – Пробормотал Василий и угрожающе двинулся на Илью.
       Приятели Василия язвительно похихикивали, наблюдая за сценой.
       - Слышишь, Василий,- бросил Илья,- смотри, вас трое, я без оружия, так нечестно.
       - А зачем честно,- ухмыльнулся Василий и достал нож,- сейчас тебя порежу, порублю на куски и в Туру выброшу – все дела.
       Илья понял, что Василий очень серьезен, медлить нельзя. Он резко натянул вожжи и крикнул:
« Но-о»! Конь испуганно рванулся с места, но лихой езды не получилось. Вязкая, как тесто, густая грязь на дороге хватала колеса, тянула их назад. Несколько прыжков и Василий догнал коляску, ухватился левой рукой за поручень. В следующую секунду Василий занес нож над головой, дабы вонзить его в Илью, но в этот момент колесо попало в яму, коляску тряхнуло, Илья изловчился и ткнул Василия ногой. Тот разжал руку и плюхнулся в грязь. Когда он поднялся, Илья был недосягаем. Переведя дух, Илья подумал, что на сегодня с него достаточно. Решил ехать домой, а по дороге купить еду и Катерине подарок, она ведь, как ребенок, каждый день ждет от него подарка.

       7

       Сегодня извоз Илья решил завершить в полдень.
« Поставлю коня – пусть кушает и отдыхает; возьму Катю и пойдем по магазинам». Пошли на Царскую – здесь все магазины, конторы, государственная управа, трактиры. Зашли в магазин к Оверштейну. За прилавком хозяин, увидев Шлему, заулыбался. Обменялись приветствиями, Илья сообщил о намерении приобрести платье.
       - Показать, что попроще, или из Европы?
       - Что попроще.- Нашлась Катерина.
       - То, что из Парижа! – объявил Илья.
       Долго выбирали, наконец, остановились на белом с цветочком на грудном вырезе.
       - Надо прикинуть.- Сказал Оверштейн и увел Катю в примерочную.
       Когда Катерина вышла, Оверштейн экспрессивно воскликнул: «Ух»! Катя принялась вертеться около зеркала, рассматривать то правый, то левый бока; то руку вытянет, то головку в наклон, подбородок приподнимет. Оверштейн подмигнул Илье, обронил:
       - Прелестна!
       - Не подслащивай,- засмеялся Илья,- красивое платье и так куплю.
       - А я тебе и даром отдам! – Делано возмутился Оверштейн.
       - Знаешь ведь, что не соглашусь.
       - А я потому и предлагаю!
       Илья посчитал, что Катерина должна идти в новом платье, она согласилась. Вышли на улицу, в новом платье Катерина хрупка и романтична. Мужики навстречу, вдруг прекратили свои разговоры, разглядывая Катю, и один высказал:
       - Люблю таких красивых дочек.
       Зашли в магазин Брандта. Здесь Илья купил бусы из жемчуга, которые приглянулись Катерине. А в магазине Рабиновича Кате понравились коричневые ботиночки на шнурках, за три рубля. Тут же переоделась в них, а старые башмаки, в которых ходила еще при Василии, она попросила завернуть – пригодятся. Илья возразил, отдал их продавцу со словами:
       - Выброси, плохое надо забывать.
       Наступил вечер. Они подошли к саду приказчичьего клуба. Вывеска у входа гласила: « Плата 20 копеек. Играет оркестр из 18 человек, под руководством Бейлин.А.И». Илья заплатил. Они шли по дорожке сада, среди майских кустов сирени и диких яблонь. Серо-голубые Катины глаза, белая кожа, белое платье, жемчужные бусы, жемчужные зубы при ее улыбке – вся, как только распустившийся цветок. В центре сада, на площадке разместился оркестр, музыканты в синих костюмах с медными пуговицами, взгляды сосредоточенны. Дирижер поднял палочку, зазвучала музыка. Мещане с мещанками под руку глядели и слушали, еще не решаясь танцевать. Катерина впилась коготками в ладонь Ильи:
       - Пойдем домой! – Шепнула она, вздрогнув.
       Он посмотрел в ее глаза, как в небо, от которого захватывает дух.….. « Пойдем домой»….Он подумал, что она желает ого отблагодарить за покупки.
       - Пойдем.- Грустно согласился он.

       8

       В пятницу в синагоге Илья сидел в смятении, рядом с сыном. Раввин благословлял халу. Накануне, по окончании извоза Илья пришел домой, Катерина бледна и скорбна, как образ с православной иконы. Он протянул ей подарок – немецкую губную помаду. Катя взяла, не взглянув.
« Взглянула бы,- с раздражением отметил он,- когда бы не дарил каждый раз. А если подарок дарится каждый день, то это уже не праздник, а повседневность». Помыл руки. Катя, не сводя с него глаз, подала полотенце. « Что-то случилось».- Сделал заключение Илья, но вида не подал. Сел ужинать, а она прижалась и, согревая дыханием, прошептала:
       - Дитя у меня будет.
       Он сделал изумленный вид и ответил, как можно беспечнее:
       - Превосходно! Денег у нас достаточно, проживем мы еще долго, будущее великолепно!
       Он водил рукой по ее волосам, а она вертела головой, точно киска, закатив глаза, блаженствуя, только что не урчала.
       Илья вернулся в реальность, на скамью в синагоге, прошептал сыну:
       - Зайдем ко мне на шабат?
       « С русской бабой в доме не кошерным шабат будет». – Не без ехидства подумал Давид, но ответил корректно:
       - Лучше уж ко мне зайдем.
       - Ладно.- Охотно согласился Илья.
       Жена Давида Бася зажгла две свечи, прикрыла ладонями глаза, произнесла благословение, вслух высказала, обращаясь к богу, свои пожелания, после чего Давид благословил еду и наконец все принялись за трапезу. Илья глаз не отрывает от внуков: « Совсем редко стал их видеть,- думает он,- надо чаще заходить». Давид отмечает, с каким пристрастием смотрит отец на внуков и думает с горечью « Не до нас ему, у него русская баба в фаворитках. Однако,- размышляет дальше,- чего в этом предосудительного, разве я могу его чем-то упрекнуть, судить его? Перед всеми, включая бога, он обязательства в жизни выполнил, никому ничего не должен». Внуки поужинали и прежде чем дети ушли спать, они крикнули деду Илье:
       - Шабат Шолом!
       Бася последовала за ними. Остались сидеть вдвоем с сыном. Давид налил по рюмке вина, выпили, он проговорил, в задумчивости:
       - Отец, что же у тебя дальше будет?
       Илья усмехнулся:
       - Не хочу я знать, что будет, пусть все течет, как вода в Туре.
       Давид не согласился:
       - Ты сам учил предусмотрительности, просчитывать грядущее.
       Илья ткнул себя пальцем в грудь:
       - Впереди у меня, сынок, величайшие наслаждения и тончайшие лакомства! Вот и весь расчет. – Разлил по рюмкам вино.- Я тебя на ноги поставил, стоишь, вижу, твердо; думай о себе, обо мне не думай – я сам о себе позабочусь. Если я,
например, умру позаботься о Кате так, как я бы о нашей Басе позаботился.
       - Да,- кивнул Давид,- конечно.
       Первая свеча потухла, вторая догорала, как бы намекая Илье, что пора закругляться. Он приподнялся.
       - Утро скоро, пойду я спать к себе.
       Подходя, он увидел в окошке свет. Катерина отперла ему дверь, на столе семисвечник, с нетронутыми свечами.
       - Почему не спишь? – Удивился он.
И тут заметил рядом с семисвечником халу, вино, фрукты, закуски.
       - Ждала вот тебя, шабат встречать,- покорно ответила она,- садись.
       Илью тронула ее забота, и он очень пожалел, что не предупредил ее об отсутствии.
       - Давай спать,- предложил он,- утром все съедим.
       Подумал: « А может и вправду Катя меня любит»? Но тут же отогнал от себя эту мысль. « Просто некуда было деться, вот и приткнулась, привязалась. Да разве кроме Анны мог меня кто-то любить? Мы с ней были мужем и женой с божьего благословения. А с Катей меня кто благословил – трактир Аверкиева»?

       9
       
       Илья высадил возле базарной площади последнего на сегодня пассажира. Мимо проходили мещанки: платья темного цвета, головы повязаны платками, в корзинах продукты. Солнышко припекало, Илья снял жилетку, расстегнул пуговицу на воротничке косоворотки. Возле канавы, в высокой пыльной траве, валялись два пьяных остяка; одеты в оленьи шубы, на головах меховые шапки, на ногах кисы. «Привезли на продажу ценные меха,- определил Илья,- продали и отметили, наверное; а может, устали и решили поспать. Возможно, так заведено у них, где стоят, там же, если захотелось и спят. Ну, а почему бы и нет»? Щеки остяков обрамлены черными, с отливом, сальными волосами; бороденки редкие. По носам и лбам ползают мухи. Никто на них не обращает внимания – спят себе в сторонке и никому не мешают. Тощая, с острым подбородком старуха, бодро семенила по тротуару. В руке небольшое железное ведерко, накрытое сверху марлей. Загляделась на спящих остяков, не заметила выступающую из тротуара доску. Запнулась, не удержала ведерко и оно, звякнув о тротуар, покатилось по траве, оставляя за собой белый ручеек молока. Старуха коршуном кинулась к ведерку, сорвала мокрую марлю – пусто! Выпрямилась, простерла руки к небу и взвыла, угрожая кому-то там, за облаками, костлявыми кулачишками. По морщинистым складкам кожи потянулись слезы, она покрыла матом все окружающее пространство. Было ясно, что у нее нет денег, купить молоко еще раз, хотя, возможно, просто жадность старушечья. Мещанки пугались, сторонились, прошмыгивали мимо, отводили взгляд. Старуха напоминала плешивую, потерявшую нюх суку со зловредным характером. Илья сжалился:
       - Слышь, бабка, возьми денег и не ори, купи себе молоко. - Старуха смолкла, выгнула шею и поглядела вверх на Илью, вытерла рукавом щеки и подошла.- Возьми. – Протянул он двадцать копеек.
       - Батюшки мои,- запричитала она, глаза ее алчно блеснули,- дай тебе бог здоровья! – И вдруг сменила трагический тон, на слащаво – ядовитый. – Молоко-то я завтра куплю,- опустила деньги в карман,- а ты подвези меня домой, тут рядом, на Малой Разъездной.
       - Хочешь помочь бабке, а она наглеет. – Хмыкнул он.
       - Чего? – Не поняла она.
       - Никогда не надо, говорю, жалеть несчастного, потому как посчитает он твою жалость слабостью, решит, что надо из тебя вытянуть еще что-то, раз ты такой слабый, жалеешь его. А уважает несчастный только черствого и беспощадного.
       -Это ты про цыган, что ли говоришь?- Почесала бабка щеку.- Заумные слова, не понимаю ничего, ну так как, довезешь?
       Илья решил, было, отшить старуху, но заколебался и махнул рукой:
       - Садись!
       Подъехали к ее дому, стала зазывать на чаек и снова, он хотел отказаться, но согласился зайти из любопытства. Тротуар у старухи во дворе местами трухлявый, доски разъехались, мусор, запустение. Дом окнами наполовину врос в землю. Дверь покосилась, нижним углом волочилась по земле. Он спросил:
       - Тебя хоть звать как?
       - Клава,- ответила она,- а тебя?
       - Илья.
       - Сейчас чай пить будем, Илья.
       Он побрезговал, отказался, но она потянула его на кухню и усадила за дубовый, с круглыми ножками столик. На столе тарелки, с заскорузлыми остатками каши и пятнами плесени, засохший чай с сахаром на дне в чашках; запах подвальной сырости
« Туберкулезный» - отметил он. Клава попыталась задавать вопросы, но он увильнул, под предлогом. Тогда Клава замолотила сама – было очевидно, что ей не с кем поговорить.
       - К соседям в гости ходишь?- Спросил он.
       - Да не хотят знаться, родной.
       - А дети?
       - Дочь в Томск уехала – лет пять ни весточки; сыновья – двое их у меня, на востоке где-то марячат, седьмой год пошел, как последний раз их видела, слуху о них нет - живы ли? Сестры – братья померли, а старые знакомые – кому нужна бабка без гроша? Эх, были б деньги, все люди возле меня бы вертелись! Сама уж ничего делать не могу,- из глаз ее выкатились горошины слез,- не то, что раньше. Я ведь прачкой работала, никогда устали не знала. Деньги зарабатывала, по шесть рублей в неделю, а муж в порту приказчиком. Дети росли послушные, похвальные листы из гимназии приносили, подросли, муж умер….
       Интонация убаюкивала, Илья зевнул и вот тут, из-за печи, омерзительным серым комком выкатилась жирная крыса. Илья резко выпрыгнул из-за стола, затопал сапогами и заорал в ужасе « А-А-А»!
       - Ты не шуми,- осадила его старуха,- это же моя Нюрка, вишь напугал, спряталась. Вот молоко-то я крысам своим несла. Налью им в чашку, поставлю на пол, они соберутся, пищат. В следующий раз тебе покажу – милая картина. Коли кашу ем, Нюрка на стол вскарабкается, покормлю ее из ложечки, такая умница у меня. Собачка жила Трипка, черненькая, маленькая такая – умерла. Я горевала, а тут Нюрка объявилась. Я сначала тоже перепугалась, а потом мы подружились. Их тут две у меня; покушаю с ними, поговорю, и отойдет тоска. Нюрочка даже спит со мной: под одеяло заберется, прижмется к ногам, согревает. У меня так пусто в доме, жил квартирант, работал на механическом. Домой как-то пришла, а самовара нет, серебряных ложек тоже – украл, язве его, холеру! Заявила в жандармское управление, да знать он из Тюмени сбег. Теперь вот крыски квартируют у меня, на довольствии состоят. Денег только не дают, зато они самые верные, самые преданные. Вот вторая крыска дикая, а Нюрочка ручная совсем.
       Илью передернуло от отвращения.
       - Пора мне. – Перебил он ее, не желая слушать.
       - Какой-то ты скромный, у меня и конфетки есть и сухарики с изюмом. Почто не угощаешься? Здесь, конечно, не ресторан в Эрмитаже, милость моя.- Она покачала головой.- Нет у меня денег на другую еду. Вот, что подаяние у Новоспасской церкви насобираю, тем и живем с крысками.
       - Мне ехать надо.- Сообщил Илья.
       - Ты еще заедешь ко мне, милость моя? – Ухватила она его за локоть.
       - Посмотрим.- Ответил он.

       10

       В ноябре Катерина родила мальчиков – близнецов. Для Ильи ответственность и громадная радость. Минул месяц, Илья сидел на кухне, наблюдая за косяками облаков, побагровевших от заката. « Облака,- размышлял он,- везде одинаковые, что в Тюмени, что в Иерусалиме, а вот земля разная». Мысли скакали, подумал о младенцах: «Нужно бы им брис сделать, но надо с Катериной посоветоваться». Подошла Катерина, присела напротив, затянувшееся молчание насторожило ее.
       - Послушай, золотце,- проговорил он,- может, детям брис сделать?
       - Что это? – Не поняла она, он пояснил.
       - Не знаю, как скажешь,- пролепетала она испуганно,- ты хозяин, ты решай. Только ведь у меня свой бог.
       Шлема пожал плечами:
       - Бог у всех один. Или тебе мама в детстве иначе рассказывала? – Поморщился. – Не важно – имена детям дать надо, негоже им без имен.
       Ребенок закряхтел в комнате, Катя метнулась сменить ему пеленки. Вслушиваясь в звуки, доносившиеся из спальни, Илья невольно улыбнулся. Катерина возвратилась и несмело проговорила:
       - Может, крестим деток – болеть не будут?
       - Не знаю,- сурово ответил он,- я подумаю, но завтра же дай детям имена,- он закашлялся и добавил,- человеческие.
       - Так вот батюшка в храме и придумал бы имена.
       - Сама, дорогуша, придумай,- воскликнул он, негодуя,- если брис делать не станем, то и крестить тоже.
       - Илья,- погладила она его по руке,- ну, не ругайся! Как скажешь, так и будет.
       Он отдернул руку, пошел в комнату, разделся и лег; закрыл глаза, услышал приближающиеся шаги Катерины. Легла рядом, уткнулась в грудь, и он обнял ее, как бы оберегая от невзгод.

       11

       В июне Илье исполнилось шестьдесят лет. В гости пожаловал младший сын Давид с семьей. Всего у Ильи было трое взрослых детей, двое из которых уехали жить за границу.
       Женщины – Катерина и Бася накрывали на стол, внуки Ильи – два рыжих мальчика, играли в шашки, годовалые малыши Ильи слюнявили деревянные кубики, либо ходили вразвалку, путались под ногами. Илья, глядя на них, сиял, как медный самовар на солнце. А Давид наблюдал за ними в задумчивости. « Нет,- думал он,- не наши дети, чужая кровь». Волосы у малышей светлые, прямые и редкие, глаза серые – не похожи на Илью – Катина наследственность. Один из малышей не удержал равновесие, но его тут же поддержали руки Давида. Он подхватил ребенка и посадил на колено. Притопал второй карапуз и протянул руки, он и его усадил на второе колено.
       - Чуют родную кровь, – заметил Илья,- к брату тянутся.
       - Ага,- кивнул Давид,- наша кровь, гляди, как на нас с тобой походят?
       - Ну, не походят, конечно.
       - Да ладно,- отмахнулся Давид,- какая разница? Все равно наши.
       Мужчины проводили взглядом продолговатое фарфоровое блюдо в Катиных руках. В блюде среди колец лука желтели ломтики осетрины. Катя ушла на кухню, Илья сказал:
       - Видишь, живу с женой, а женой не могу назвать: в синагоге не регистрируют – русская, в православной церкви не венчают - я не русский.
       Сели за стол, произнесли тост, выпили, покушали. Чувствовалась неудобство, возникали продолжительные паузы молчания, темы для разговора не возникало. Илья лепил бессмысленные фразы, Давид вторил ему невпопад и вновь неловкое молчание. И тут Бася воскликнула:
       - А давайте, споем?!
       - Давайте! – Подхватили все.
       Затянули : « Ноль ха олам Куло Гешир» - ( Весь мир - очень узкий мост, но главное ничего не бояться). Пели еще еврейские песни. Катя не понимала, молчала, выдавливая глупую улыбку. Давид выбросил руку:
       - А давайте кушать во дворе?!
       Дружно поддержали, принялись выносить стулья, тарелки с едой на веранду, опоясанную зеленой стенкой из черемухи. Катерина вынесла дымящегося гуся, с бронзовой корочкой. Уселись, Илья воодушевившись, произнес пожелание: встретить следующий свой день рождения в этой же компании в Иерусалиме. Ликуя, вскинули рюмки, только Катерина сидела серьезная, то и дело отвлекалась на сыновей – те держались за ее юбку, покачивались на ногах, мычали и пускали слюни. Давид, остановив взгляд на них, задался беззлобным вопросом: « Может, наша кровь, все же»? Настроение у всех сделалось благодушным, и даже Катерина раскраснелась и уже болтала без умолку с Басей. Солнце пронизывало листья черемухи так, что видны были все прожилки, и свет на веранде делался зеленым.

       12
 Прошел еще год. Как-то, Илья высадил пассажира на Малой Разъездной. Решил ехать в центр – там все клиенты. Конь бежал легко, коляска дребезжала на колдобинах. Клены, по обе стороны, кланялись до земли ветками, подобно угодливым официантам в ресторане. На повороте улицы ему показалось, что ветер в листьях прошептал его имя. Он осадил коня, прислушался: « Померещилось».
       - Илья! – Повторился зов.
       Он осмотрелся и увидел позади старуху Клаву. Она выбежала на средину дороги, махала ему руками, точно птица черными крыльями. Он поморщился от досады, общение с ней не сулило радости. Полгода назад она повстречалась ему на базаре, и он купил ей мешок муки и сахара, довез домой и выгрузил. Растроганная, она пыталась затянуть его к себе в гости, но он увильнул, сославшись на неотложность.
       - Помнишь ли еще меня, христовый? – Вопрошала старуха.
       - Да как же тебя забыть, Клава?
       Сморщенные ее губы, как гармошка, растянулись в улыбке.
       - С зимы тебя не видела, зайдешь ли ко мне? – Спросила заискивающе. – Клубнику с молоком не поставлю – больно для меня дорого, а вот чаем с пряниками угощу.
       - В другой раз, Клава.
       - Когда его, другой раз, ждать?
       Он пожал плечами:
       - Давай завтра?
       - Давай. – Дрогнул ее голос.

       13
       На следующий день Илья купил корзину клубники, бутыль водки и поехал к Клаве. Дверь во двор не заперта. Он вошел с гостинцами и застал старуху за поливкой неопрятных грядок с переросшей зеленью. Засеменила навстречу.
       - Пришел, родной, а я и не чаяла, что пожалуешь. Брезгуешь, небось, старухой?
       Илью обескуражила такая прямота.
       - Это тебе. – Протянул он клубнику и водку, а сам подумал: « Хоть крысам не скормит».
       - Господи,- всплеснула Клава руками,- больше всего люблю клубнику. Опустила голову, изучая его ноги. – Проходи в дом.
       - Нет,- возразил он, остерегаясь крыс,- посидим на веранде, кушать не буду – только что из трактира.
       Уселись за круглый стол на веранде. Клава моргала выцветшими влажными карими глазами.
       - А я все про тебя думала,- залепетала она,- славно мы с тобой разговариваем. У меня ведь никого не бывает. - Она нудно рассказывала сама себе про себя и он, поощрительно кивая, строил заинтересованную физиономию.- Ты вот что, дружочек, бывай у меня чаще, без подарков. Мне бы только поговорить с кем, а то, кроме крысок, ни одной живой души. - На лице у нее застыл вопрос - Может, выпьем по рюмочке? – Илья отрицательно мотнул головой. – А я выпью! – Откупорила, принесенную им бутыль, схватила со стола стакан, Илья отметил, что он грязный. Старуха перехватила его взгляд. – Если стакан грязный, не подумай, что я неряха, или лентяйка. Вижу я совсем плохо: посуду мыла - грязь не заметила, а вот тебя вчера узнала сразу. – Налила половину, потянула носом запах из стакана и, крякнув, опорожнила его. – Эх, хорошо! – Зачерпнула ладонью горсть клубники, запихала в рот и, чавкая, быстро задвигала сморщенными щеками. Неожиданно схватила его за рукав, он не решился отдернуть руку. – А ты – я знаю – жидок,- разоткровенничалась она,- но плохо не думай. Для меня один ты человек остался, а больше никого нет. Вот видишь,- провела она рукой вокруг,- сколько людей, а я, как в пустыне. Один ты меня, выброшенную на свалку, ласкаешь. – Она снова налила себе половину стакана, выпила, заела, воскликнула: - Милый мой, если закружится у тебя голова от жизни, будет тошнить – прибегай ко мне – вылечу. Родной мой – знай, что есть у тебя всегда старуха Клава.
       Летний ветерок играл растрепанной старушечьей сединой, доносил отголоски детских криков. Илья поднялся и откланялся.
       - Погоди, родимый, - засеменила старуха за ним. Он обернулся. – Не дашь ли денежку, видишь ведь сам, какая бедная я?
       «Нет предела человеческой жадности,- подумал Илья,- деньги для нее, что воздух для тонущего – еще вздох, напоследок»! Достал пятьдесят копеек, подал.
       - А рубль не дашь? – Наморщила лоб старуха.
       - Не хочешь, не надо. – Ответил он спокойно и положил деньги назад.
       - Да пошутила я, родной, заберу, сколько давал.
       Илья пожал плечами, достал и подбросил монету, которая упала на деревянный тротуар и, покатившись, остановилась около ног старухи.
       - Где, где?! – Она нагнулась и принялась ощупывать тротуар вокруг себя.
       Илья поднял монету и положил ей в руку. « Может, и не соврала – действительно плохо видит»? - Отметил он.
       - Храни тебя господь, христовый. – Пробормотала Клава.

       14
       Дома, пройдя сквозь темные сени, Илья распахнул дверь. Лучи заката брызнули ему в глаза. Он заморгал, предметы смотрелись багровыми пятнами. Катерина бесшумно вышла навстречу. Он гаркнул ей нарочно грубо:
       - Эй, а ну, собирай детей – кататься едем!
       Ее фигура, в багровом ореоле, приблизилась к нему. Катерина кинулась на него солнечным всплеском, повисла на шее и зазвенела колокольчиком смеха.
Илья усадил в коляску Катю с детьми, предложил:
       - Поехали на пристанскую площадь?
       - Все равно,- отозвалась она,- главное ехать!
       Пристанская площадь кипела и гудела переселенцами на восток. Оживление около трактира: приказчик, заметил пьяницу, упавшего в пыль у входа, распорядился убрать его. Подбежали молодцы, словно дорогую мебель, подняли пьянь и унесли с глаз долой. Подальше от трактира кругом сидели украинцы; их мужчины и дети ничем не отличались от окружающих, а женщины выделялись характерными белыми блузами с красными узорчатыми оборками – таких в Тюмени не носили, головы повязаны цветными платками светлых тонов. В центре круга, прямо на земле желтая скатерть с различными кушаньями. Но никто не ел – все хором тянули свои украинские песни. Несколько полицейских, в форме песочного цвета скучая, наблюдали за порядком. Ветерок разгонял комаров и трепал российские флаги на деревянных суденышках, которые в беспорядке стояли на рейде посреди Туры. С некоторых доносились возгласы ликования, песни. Дети стали кукситься, и Катерина дала понять, что они хотят спать, пора домой. Когда садились в коляску, подошел худой мужичок в черной шляпе и таким же, как у Ильи серебряным маген Давидом на груди.
       - Извините,- заискивающе обратился он на идише к Илье,- нас обокрали, требуется помощь.
       - Конечно,- по-русски ответил Илья, - садитесь, по дороге расскажите.
       Мужичонка юркнул за угол склада из красного кирпича, вернулся в окружении троих детей, позади них шагала толстая еврейская матрона, очевидно жена мужичонки, за ней ковыляла старуха. Женщины и девочка одеты в черное, а на головах мальчиков шляпы, как у отца. Дома Илья наказал Катерине накормить гостей и уложить спать, а сам с мужичонкой поехал к старосте Ширману. По дороге мужичонка рассказал, что зовут его Фимой, что он сапожник из Екатеринбурга и путь держал в Австралию, где у него брат.
       - Хотим там попробовать удачу на зуб, здесь, как-то все не заладилось. Брат пишет, что в Австралии хорошо. Посмотрим. – Промолчал. – А я на пристани-то пошел расписание посмотреть, сын не удержался, побежал играть с хохлацкими пацанами, подрался; женщины кинулись разнимать, вернулись – чемоданов нет. А я, простофиля, деньги в чемодан положил, чтобы карманники в сутолоке не выудили.
       Зашли в дом к Ширману. Тот пригласил в гостиную, усадил, на обитый синим шелком диван и, выслушав историю, вынес вердикт:
       - Отправь их Илья завтра в Томск, купи билеты на пароход, дай еды на дорогу и заскочи часа через два, я письмо составлю. А ты,- обратился он к Фиме,- передашь то письмо в Томске еврейскому старосте – адрес на конверте будет – он вас дальше отправит.
       Фима стал горячо благодарить, но Ширман отмахнулся и сказал Илье:
       - Подъедешь после ко мне, отчитаешься по расходам, компенсируем.
       - Пускай это будет моим взносом в общину,- возразил Илья,- я назову сумму.
       Поутру Илья с Давидом доставили потерпевших в порт, к отходу парохода. Илья передал им корзину с едой, приготовленной Катей и два рубля. Потерпевшие, уже на пароходе подошли к борту, помахали руками. Давид, не отрывая от них взгляда, сказал:
       - След от их парохода исчезнет, и они про нас забудут навсегда.
       Илья иронично взглянул на сына:
       - Вспомнят, когда твои дети приедут в Австралию; и накормят их и согреют. Думаешь, куда они поехали? Готовить почву для твоих детей, на всякий случай….
       Давид не нашелся, что ответить.

       15
       Сегодня на работу Илья не поехал – все равно клиентов нет – топят печки, сидят по домам. Дождь льет неделю. Илья глядит в окно, мается бездельем: промозглость, серость. Он говорит Катерине: « Пойду в Трактир Аверкиева, давно не был, соскучился, может, подвезу кого»?
       Половой – хлыщ Колька возник сразу, как Илья сел за стол. По - лакейски захихикал, засуетился. Илья заказал жареную рыбу, и половой вмиг исчез, как и появился. В центре зала за столом бесновался заезжий купчишка.
       - Мы - Новгородские купцы, - в совершенно скотском опьянении трубил он,- не то, что вы здесь, в Тюмени! Мы – ого, величина,- задирал он палец,- а вы,- он качал головой,- вы все плесень! Да,- стучал он каблуком,- плесень здесь все вы, точно!
       На столе перед ним стопка чистых тарелок. Схватил одну, замахнулся, бросил на пол. Почесал щеку, поглядел на осколки, схватил вторую. Когда стопка закончилась, крикнул половому:
       - А ну еще тарелок, голубчик!
       Жулики, за столиком у окна лениво наблюдали за действом. – Внимание, - огласил новость купец,- угощаю всех! Выдернул из кармана пачку пятирублевок, шлепнул ими о стол. Подбежал Колька, озираясь, смахнул деньги пьяному в карман. Но поздно. Жулики сорвались с места и вороньем стали кружить вокруг купца.
       - Сыграем в карты, барин, на маленький интерес, всего разок?
       Илья поел и подозвал полового.
       - Слышь, Колька, десятку хочешь?
       - Ну?! – Жирафом вытянулся тот.
       - Через заднюю дверь затащи купчишку ко мне в коляску. Возьми пятерку для аппетита! – Протянул он половому купюру.
       - Да он посуды уже наколотил на десятку! – Не согласился Колька.
       - А он и не расплатится.- Заверил Илья,- его сейчас выпотрошат – делай, как тебе сказал!
       - Давай, начнем с пятерочки.- Постановили жулики.
       Купец вытянул из пачки пять рублей. Взял карты и долго смотрел на них, плохо понимая.- Увеличим до пятидесяти!- Суетились жулики возле жертвы.
       - Щ-щас! – Прохрипел купец,
силясь преодолеть пьяную тяжесть. Покачиваясь, вытаращил помутневшие ока на полового.- В уборную меня!
       - Сию минуту,- изогнулся в угодливом поклоне жулик, сверкнув хищным глазом,- я услужу!
       - Си-и-деть! – Рванул его за шиворот купец. – Колька отведет, всем ждать!
       Жулик свалился на пол, приятели мерзко загоготали. Лицо жулика перекосила ухмылка:
       - Ждем, не дождемся!
       Колька же подхватил купца и потащил через черный ход во двор, к уборной. Тот оттолкнул полового и, тыча пальцем в лицо, объявил:
       - Сам пойду!
       Через пол минуты Колька возвратился один и мимо ходом подмигнул Илье. Тот сразу поднялся и вышел через парадную дверь. Зашел за угол и столкнулся с шатающимся купцом.
       - Где вход в трактир?!
       - Садись, довезу! – Ответил Илья, заталкивая его в свою коляску.
       - Поехали, плачу! – Развалился купец в коляске.
       Илья быстро повез пьяного в гостиницу Эрмитаж. По дороге купец уснул. Около гостиницы Илья вышарил у купца все деньги, забрал их себе. Позвал швейцара, вдвоем они заволокли купца в номер, уложили в постель.
       - Сколько за номер? – Спросил Илья швейцара.
       - Три рубля.- Ответил тот.
       Илья подал ему пятерку.
       - Получи, без сдачи и чтобы все тихо было!

       16

       Утром Илья постучал в номер к купцу и услышал недружелюбное:
       - Ну?!
       На лице купца, серого цвета, застыла гримаса отвращения.
       - Доброе утро! – Поприветствовал Илья.
       - Не очень то оно доброе. – Простонал купец. – Кто таков? – Смерил Илью подозрительным взглядом.
       - Почтальон! – Сострил Илья.
       - Ну и пошел вон! – Разозлился купец. – Поднялся, сел на кровать, одежда мятая, обхватил руками голову. – Боже ты мой, несколько лет работы на ветер! - Вспомнил про Илью. – Кто послал?!
       - Сам пришел, о самочувствии вашем справиться, кофе не желаете?
       - Ну, принеси там….чего-нибудь!
       - Пожалуйте за мной, поедем на извозчике.
       Прошли мимо швейцара, тот почтительно поклонился Илье.
       - Слышишь дед,- обратился купец на улице,- а ведь я не заплатил за номер – то?
       - Уплачено.- Отрезал Илья.
       Купец пожал плечами. Уличный воздух трезвил.
       - А можно я с тобой на козлах проедусь?
       - Садись,- согласился Илья.
       По дороге Илья поинтересовался:
       - Как у тебя с деньгами?
       - Нет денег то, две тысячи потерял, а может, украли?
       Тогда Илья бросил на колени купцу газетный сверток. Купец открыл и ошеломленный, перевел взгляд с денег на Илью.
       - Тридцать рублей мне за услуги. – Протянул Илья руку.
       - На! – Прыгая от радости, отсчитал купец.
       - И в трактире рассчитайся с половым Колькой, за заказ и разбитую посуду, да десятку сверху ему дай – мы твои деньги вчера с ним вместе спасали.
       - Ну, дед благодетель,- захлебнулся от чувств купец,- дай мне тебя поцеловать.
       - Ну –ну,- увернулся Илья,- смирно сиди!
       - А я ведь кожу закупать приехал,- сообщил купец,- мне ведь тридцать пять годков будет. Вот, думаю, сейчас кожу закуплю, продам и женюсь сразу, потом поеду с молодой женой в путешествие…Живу и жду, что вот-вот сейчас, где-нибудь завтра много денег заработаю и начну жить по – настоящему. Сегодня потерплю, помучаюсь, а вот завтра…завтра загребу сокровища желанные и куплю на них жизнь себе самую лучшую! Но пока не получилось: то заработаю, то потеряю. Подумал вчера об этом, подумал, что ошибка в этом какая-то и напился. Я пью-то ведь не много, тем более при деньгах. - Он растерянно поглядел на Илью, моргая серыми глазами. – Что я вчера творил, расскажешь?
       - Тарелки бил, с жуликами в карты играл.
       - Н-да,- обдал купец зловонным перегаром,- поразительно, спас ты меня!
       В трактире Аверкиева народу с утра не было. Купец расплатился с Колькой и тот принес ему кофе на опохмелку.
       - Ну, что? – Поинтересовался Илья у полового?
       - А так,- неопределенно крутанул рукой тот,- вы, как ушли, жулики стаей на меня:
« Куда, дескать, ты купца дел»? Увел в уборную, отвечаю, не видели, что ли? Крыть нечем, отстали, холеры.

       17

       Июльское солнечное утро разбудило Илью. В окошко, открытое Катериной, дышало лето. Оно звало к себе, оно манило вылететь в окошко птицей. Илья поднялся, умылся и вышел на кухню к Кате, готовящей завтрак. Сыновья мучили кота, стискивали в объятия, силясь поднять; тот бил хвостом, ворчал, не выпуская когтей бил детей лапой. Дети подпрыгивали и визжали от восторга! Обернувшись к Илье, Катя приподнялась на цыпочках, вытянула свои красные, сочные, вкусные губы, подобные арбузной мякоти и он попробовал их. Прошептал, проглатывая комок:
       - Возьмем извозчика, поедем в загородный сад?
       В Александровском саду было много народу. В аллее, между деревьями нашли приют мороженщики, продавцы газированной воды и пива Поклевского-Козел. За деревьями, на зеленой траве, расположились компании. На расстеленных скатертях напитки и закуски. Илья с Катериной прошли на лодочную станцию, взяли на прокат лодку.
       - Дай, я погребу? – Попросила Катерина.
       Илья расположился, удерживая детей. Впереди расстелилось водное, с серебряными высверками, покрывало залива Туры; сзади застыл в задумчивости холм Александровского сада. Катя гребла без устали, но потом дети стали кукситься, солнце жечь. Катерина направила лодку к причалу. На берегу, Илья ушел покупать пиво и воду, Катерина разостлала скатерть на траве, в сени березы; выложила из сумки жареное мясо, лук и хлеб. Дети раскричались, но успокоились, когда Илья, возвратившись, дал им попить. Катерина накормила их, они уснули. Полюбовавшись их сном, сообщила, что у нее пересохло в горле. Выпили пива, пообедали, Катерина зевнула. Легли на спину, березовые веточки, тянущиеся к земле, словно веером, обдували лица. Когда дети проснулись, Илья предложил:
       - Давай поедем в Эрмитаж, поужинаем, там лучший ресторан.
       - А с детьми в ресторан пускают?
       - С деньгами хоть куда пускают.
       Когда уходили, внимание привлекла компания, человек десять раскрасневшихся мужчин и женщин. По саду прокатывались их разнузданные вопли и смех. Мужчина из компании швырнул бутылку, и она жалобно звякнула, рассыпаясь на осколки. Вокруг, в траве, валялся брошенный ими мусор; от них тянуло чем-то колючим, лютым, словно по животу проводили куском ржавого мерзлого металла. Крупный человек поднялся над компанией и пошел навстречу. « Василий» - узнал его Илья. Илья слышал, что Василий бросил работу грузчика и стал вором. Встреча была крайне нежелательной.
       - Здрасьте! – Ухмыльнулся Василий, по-медвежьи раскачивая мордой, налитой жиром.- А я гляжу, лица знакомые…Ого! – Поразился он – Да у вас дети?! Ну, вы и суки!
       - Что случилось?- Подошел полицейский, подозрительно осмотрел Василия.
       - Обознался! – Осклабился тот и присоединился к компании.
       Настроение сделалось поганое, но его поднял последовавший превосходный ужин в Эрмитаже. Когда приехали домой, Катерина кинулась Илье на шею и воскликнула:
       - Денек сегодня выдался исключительный! Ты самый лучший!

       18

       Дома Илья задумал сходить в шул, пожертвовать пару рублей и на людей посмотреть.
       - Не ходи,- остерегла Катерина,- поздно уже, опасности на улице.
       - Ничего,- оспорил Илья,- я очень осторожен, труслив и потому мало уязвим, и я очень быстро бегаю.
       - Вот останусь одна с детьми и пропаду, если с тобой что случится.
       - Если со мной что случится, о тебе есть, кому позаботится.
       Служба в синагоге уже закончилась. Илья опустил в кружку для пожертвования деньги. Подошел молодой ребе Ширман и широко улыбнулся:
       - Илья, сколько вам лет? Вы с годами только молодеете, время для вас течет вспять.
       Илья закатил глаза:
       - А я решил никогда не умирать. Сказал – делаю.
       - Молодцом,- вскинул вверх руку ребе,- искренне восхищен!
       Илья вышел из шула, бодро зашагал домой. Фиолетовая ночь накрыла Спасскую улицу. Илья опасливо посторонился, пропуская близящуюся агрессивную группу парней. Он предположил, что они возвращаются с очередного удачно проведенного кулачного уличного боя. Парни возбужденно жестикулировали, матерились, хвастали своими ударами, нанесенными соперникам.
       - Отец, здорово мы сегодня поразмялись! – Победно выкрикнули они.
       - Так держать!- Отозвался Илья.
       Он шел дальше, вслушиваясь в трели кузнечиков. Мимо, грохоча, пронеслись две повозки с лихой молодежью, распевающей песню.
       - Часто встречаться стали! – Пропорол ночь знакомый голос.
       В темноте Илья разобрал силуэт Василия. Рядом с ним еще трое.
       - А,- протянул один,- это тот дед, который тебя весной в грязь уронил? – Шлепнул Василия по спине. – Давай, сейчас его хлопнем и на болото увезем, под мох сунем. – Люто засмеялся он.
       Василий подобрал комок земли, швырнул, целясь Илье в голову, но промахнулся. Обернулся к приятелям:
       - Куда не ступи сегодня, всюду на дороге этот жид. – Процедил Илье - Беги бегом, пока я не разозлился.
       И тут Илья, вместо того, чтобы исчезнуть, ответил с вызовом:
       - Мой дом впереди и я с дороги не сверну, пройду только прямо, через вас, пропустите.
       - Лучше огородами обойди нас, советую. Не чуешь, что ли, что могилой твоей здесь пахнет? Ведь тебе, жиду, по природе своей положено в камышах прятаться, а ты через нас пройти вздумал?
       Разумнее было убежать – достоинство значения не имело – главное выжить, ради детей, ради Катерины, снести унижение и забыть. Но вопреки рассудку Илья шагнул навстречу Василию. Василий досадливо хмыкнул – ему не хотелось бить старика, но слово бандита не могло оказаться пустым. Илья приблизился. Василий резко ударил его ногой в живот и Илья, падая, свалился в канаву, под хохот Васькиных приятелей. Умнее было притвориться оглушенным, но Илья, пошатываясь, вышел и, как в пасть смерти, бросился на врага. Он руками стиснул горло Василия, повис на нем, обхватив ногами. Василий, рыча, сгреб медвежьей лапой волосы Ильи, отдирая от себя, второй начал наносить боковые удары в голову. Глаза Ильи застлала пелена, он плохо различал действо, только крепче, из последних сил сдавливал горло врага. Василий, вдруг, как-то театрально запрокинул руки и повалился. Приятель Василия толкнул в плечо другого. Тот кивнул, выхватил нож с узким, волнистым лезвием, подошел к лежащим на земле. Нагнулся и всадил Илье лезвие в левый бок, по самую рукоятку. Неторопливо вытер нож о рубашку Ильи. Выпрямился, толкнул Илью сапогом и тот скатился с Василия легко, словно мешок с сеном. Приятели схватили Василия и поволокли с места прочь.
       - По пути отдышится! – Решили они.
       Илья лежал на спине. Звезды маген – Давиды звали к себе. « Отнюдь, не убит,- размышлял Илья,- ах, если бы сейчас к врачу»!? Но вокруг только оркестр кузнечиков. И тут он услышал семенящее, приближающееся шарканье шагов. Они стихли, и он различил сквозь темноту склоненное к нему лицо старухи Клавы.
       - Илья? – Удивилась она.
       - Помоги,- пробормотал он,- позови людей, к врачу…
       - Что, плохо тебе, Ильюша? – Ехидно отозвалась Клава. – Проклятый пес ты и смерть твоя псиная! А ты как думал?! Только мне одной чтобы плохо было?
       Она выпрямилась, зачмокала, плюнула. Шаги ее зашаркали, удаляясь. Вдруг она застыла, осененная возникшей мыслью, вернулась к Илье, склонилась. Он ощутил, как ее высохшая рука прохладной змеей скользнула к нему в карман, вытащила деньги.
       - Два рубля,- проговорила Клава,- с проклятого Ильи хоть шерсти клок!
       Никого вокруг, никого…Когда очень нужно, чтобы кто-то помог, то никого…Так всегда. Боль ушла, стало приятно, умиротворенно. Потом все пропало, только тьма и безмолвие, ничто.

       19

       Через два дня на новом Текутьевском кладбище хоронили двоих. Первого – Василия Кускова, известного бандита. Толковали, что ему в драке перешибли горло. Второго – Илью Бейлина, хоронили евреи, на специально отведенном им участке. Илью зарезали на улице. Все думали: « Илья был труслив, осторожен, но ему не повезло». Две смерти, ничем, на первый взгляд, между собой не связанных.
       Саван с телом Ильи опустили в могилу. Упали первые комья. И все.