Две параллели. Одна из другой

Лапа гигантского размером с сарай чудовища метнулась туда, где стоял Ракота, но купец ловко ушел в сторону. Пол Храма Изумруда – из красно-желтого песчанника. Весь Храм выстроен из этого камня цвета заката. На полу у сводчатого входа кричаще выделялся ярко-желтый плащ, который Ракота сбросил перед боем.
Лапа чудовища ударилась в желто-красную колонну у стены, тихо хрустнули сломанные костяшки пальцев. Из зловонной пасти вырвался громоподобный рев. Монстр развернулся, Ракота вскинул над головой меч и ударил.
В глазах купца полыхал азарт, дыхание было частым. Со всех сторон на него взирают высокие колонны, что поддерживают потолок, каменные изваяния зверей, которых давно уже не встретишь ни в одной из земель.
Раненый монстр бросился на дерзкого человека, что вторгся в его логово и нарушил пятисотлетний сон. Монстр выглядел страшно – огромный, покрытый длинной серебристой шерстью такого странного оттенка, что казалось – он полупрозрачен, точно призрак из Проклятых Пирамид. Во лбу у него сверкало то, за чем Ракота явился и разбудил древнего монстра – Великий Изумруд, по легенде, выпавший из перстня на руке бога Арвиса.
Тысячи лет королевство Санап жило привольно и процветало, благодаря Великому Изумруду, что хранился в Храме в горах. Священный камень расточал по всей земле мир и благоденствие. Но потом явился злобный монстр из глубин земли. Он нашел Храм и проглотил священный камень. Санап стал постепенно приходить в упадок, пираты и соседние королевства принялись совершать на него набеги. Местные жители уговорили плывшего мимо купца, известного искателя приключений, Ракоту из Дуклема помочь им и избавить Храм от чудовища.
Купец видел, что Изумруд искать не придется – тот сверкает у монстра во лбу. Видимо, божественный камень сам уже почти исторгнул себя из осквернителя. За спиной монстра стоял пустой, заросший паутиной алтарный камень вышиной в два человеческих роста, на котором до появления твари пребывал Изумруд.
Ракота в очередной раз увернулся от огромной лапы, меч будто сам прыгнул вперед, пробив чудовищу грудь. Тугой струей ударила кровь, уши купца заложило от рева. Он перестал различать звуки, уши разрывались от дикой боли.
..Лапы чудовища ухватили его, словно в попытке ухватиться за стремительно тающую жизнь. Меч выпал из руки и запрыгал, громыхая, по красным от крови плитам пола.
Купец отчаянно пытался вырваться. Кулак взлетел, угодив чудовищу в подбородок. Голова монстра дернулась, но удар не причинил ему вреда.
Лапы крепко сжимали Ракоту, трещали ребра, купец чувствовал, что монстр вот-вот выжмет из него сок. Правая лапа поднялась к горлу купца, сдавила. Ракота задыхался. Собравшись, он кое-как снял с пояса кинжал, отвел руку назад насколько смог. Отточенное лезвие вонзилось чудовищу в глаз.
Воздух огласился ревом. Казалось, от него покачнулись тысячелетние стены Храма. Но это всего лишь двоилось в глазах у купца.
Ракота почувствовал, как хватка чудовища ослабла. Монстр грузно рухнул на каменный пол.
Уродливая голова вдруг взорвалась ярким светом. Мертвая туша и кровь с пола и колонн исчезли, Ракоту на мгновение ослепило.
Когда он открыл глаза, Храм был как новый, словно никакой кровавой драки не было.
Он ощутил сзади себя тепло и обернулся. Глаза расширились в изумлении, на лице затеплилась улыбка. На алтарном камне сиял Изумруд, он источал тепло и свет, от которого измотанный боем купец ощутил прилив сил.
Ракота поднял с каменного пола меч, подобрал свой ярко-желтый плащ и пошел к сверкающему солнечным светом выходу. Каменные фигуры зверей, точно живые, провожали его взорами.
«Монстр убит, - думал он удовлетворенно, - Изумруд возвращен. Теперь в Санап вновь придут мир и процветание».
Валера Перов дочитал собственную книгу, закрыл и прижал к груди. С улыбкой откинулся на спинку дивана. Это была его первая книга, сразу ставшая бестселлером. Он был счастлив, казалось, он – гений всех времен и народов, встал вровень с самим Говардом и Толкином.
Впервые он начал писать в трехлетнем возрасте. Это были сказки, короткие рассказы, повестушки, а два года назад даже почти закончил один роман. Все – в жанре фэнтези, которое он очень любил и много читал.
Родители и их знакомые после прочтения Валериных вещей, говорили, что у мальчишки есть талант, он должен писать, и когда-нибудь станет хорошим, а может и очень хорошим писателем. И вот этот момент настал – изданный роман в руках, прижат к груди, хотя Валере Перову только двадцать лет.

Эйфория прошла через несколько дней. Созерцание изданного романа в конце концов надоело, и Валера засунул его подальше в ящик стола. В голове уже мелькали кое-какие мысли по поводу сюжета следующего романа о приключениях Ракоты.
Он писал несколько часов, затем перекусил и снова сел за компьютер. Работа спорилась, слова шли легко, события выстраивались гладко, захватывали внимание. За три дня Валера написал около двадцати страниц.
Как-то вечером он сидел перед экраном монитора, пальцы лежали на клавишах, но он не мог написать ни слова. Мысли ускользали, будто мокрые куски мыла, и исчезали в пустоте. Голова заполнилась каким-то не имеющим отношения к роману сумбуром, тот перерос в хаос, а хаос сменился тяжелой, давящей пустотой. Мозг затянуло туманом.
Валера устало потер глаза и встал. Взял ПДУ. Экран телевизора ожил, зазвучали голоса – передавали новости. Война в Ираке. Война в Афганистане. Во Вьетнаме и в Чечне. Мелкие военные конфликты в разных странах по всему миру. Моря крови и огня.
Валера рассеяно переключил канал, там шла гангстерская мыльная опера. На другом фильм: самолеты заливали напалмом леса на побережье. Он рассеянно щелкал каналы, автоматически вернулся к новостям. Слабые и туманные размышления о романе про Ракоту окончательно испарились из головы, воображение медленно заполнялось взрывами, стрельбой, предсмертными воплями. Разумеется, в любимых им книгах фэнтези и даже в романе о Ракоте много сражений и убийств, но все это, казалось Валере, не имеет отношения к ужасам и зверствам, которым на протяжении истории люди подвергали друг друга.
Валера Перов читал и писал сказки для подростков и взрослых, сказки, в которых было и волшебство, в которых сражались с конкретно обрисованными злодеями и в которых добро всегда побеждает. А в жизни...побеждает тот, у кого новее оружие, тот, кто ловко выставляет свои злодеяния добром.
Только теперь – внезапно, словно рухнувший на голову камнепад – до Валеры дошел весь ужас окружавшей его реальности. Раньше, когда он был ребенком и подростком, он этого не замечал, в голове было другое, но все эти годы прозрение словно накапливалось, и вот теперь – ударило мощным потоком, который в миг разнес истончившуюся плотину наивности и детского, чистого видения мира. Это было сродни творческому озарению – только озарению черному, страшному. Цвета и краски, радостные звуки, которым было наполнено все вокруг, разом поблекли – в жестоком мире взрослых, в котором он теперь жил, все это можно купить за деньги или ценой страданий других, тогда как в детстве все эти дары были всюду и бесплатно. Валере вспомнился случай: в день, когда ему исполнилось семь лет, отец сказал ему, что жизнь добра не ко всем, и тогда мальчик, задувая свечи на торте, загадал желание – чтобы в мире было хорошо абсолютно всем людям.
«Теперь я – писатель, автор бестселлера, - вдруг посетила его мысль. – Мне будут внимать. Я придумаю и опишу идеальный мир, о котором мечтал, когда был ребенком, чтобы люди к нему стремились».
Валера по-детски просиял. Приключения Ракоты оказались забыты, он сел за компьютер. В голове, как пчелы над цветами, роились мысли. Пальцы проворно забегали по клавиатуре.

Все, что он написал, никуда не годилось. Необходимо было продумать саму структуру «идеального» мира. Как обосновать то, что исчезли войны, что люди перестали болеть, что из сердец исчезло зло и ненависть.
Валера мерял шагами комнату. Он пытался придумать, как избавиться от денег, которые создают жесткое неравенство в обществе, как сделать так, чтобы у людей исчезли отрицательные качества.
«Всему виной наша физиология, - думал он, – не будь у нас жесткой необходимости питаться и закрываться одеждой от холода, человечество бы было другим. У нас были бы другие потребности. Но какие? Возможно, будь у нас, к примеру, металлические тела, жизнь стала бы лучше? Болезни бы исчезли, решилась бы проблема питания. Но как в таком случае быть с размножением? Станем плодиться искусственно? Из пробирок? Но в этом случае все люди станут одинаковыми – создавать большое количество абсолютно разных внешне и внутренне людей, как это делает природа, не сможет ни один супергений.
Что же тогда остается? Жизнь в астрале? Буддийская нирвана?». - Но насколько он помнил из прочитанного, Нирвана является слиянием с единым божественным началом Вселенной, по сути дела – вечным покоем, сном. А сон – смерти брат. Не подходит. - «Что же делать? Какой выход найти для всех нас?».
Рассуждения о судьбе человечества завели его в тупик. Валера устало опустился на диван, откинулся на спинку и закрыл глаза. Перед мысленным взором мелькали десятки и сотни образов, картин какими прекрасными и добрыми люди могли бы стать в будущем, он видел мир, в котором нет ни войн, ни зла, ни насилия.
Но ни одна из возникающих перед ним нитей не развивалась дальше, каждая оказывалась детской, смехотворной или утопичной, стоило только копнуть ее глубже. Виски молодого писателя налились тяжестью, голова сделалась свинцовой. Устроившись на диване, он подтянул ноги и погрузился в сон.

Валера так и не смог ничего придумать. Но жажда создать счастливое, доброе общество никуда не делась, по-прежнему жгла сердце. Это стало чувствоваться в новых рассказах и повестях. Из-под его руки выходили утопии, которые были не нужны издателям, и его перестали публиковать коммерческие гиганты. От него требовали продолжения книги о Ракоте, сулили золотые горы. Но ему было наплевать, он отсылал свои работы в малоизвестные журналы, там брали два рассказа из десяти, а после, когда пошли разгромные рецензии «серьезных» и простых бульварных критиков, его перестали печатать вовсе.
Он выставлял свои работы в Интернете, но там его откровенно высмеивали на всех литературных сайтах и форумах. А потом – и вовсе перестали обращать внимание. Это было словно нож в сердце.
В голову стали закрадываться горькие, пропитанные отчаянием мысли, что построить идеальное общество – невозможно.
Устав от всего этого, в полном отчаянии Валера сел продолжать написанный полгода назад роман о Ракоте. Но и здесь он понял, что писать просто приключенческую сказку о магах, рыцарях и разбойниках больше не может. В душе было пусто: дымилось пепелище несбывшихся надежд, всюду лежала плесень разочарования. И Ракота – в прошлом веселый и добродушный, с хитринкой, любитель блестнуть удалью, посмеяться и просто пожить – превратился в озлобленного бунтаря.
Он сделался пиратом и стал грабить богатых купцов, часть добычи отдавал своей команде, раздавал беднякам, а остальное – выбрасывал в море. Однако вскоре его товарищи стали требовать больше золота. Ракота не соглашался, а потом махнул рукой и ушел. Он переселился на сушу, в неприметный город на берегу Черакского моря. Вскоре он поднял бунт против короля Ладеня, которого до этого уважал, но теперь Ракоте передалась безысходность и злость его создателя, и он обратился против царящей власти, чтобы расшатать ставший ему ненавистным мир Аквиталы.
Следуя его примеру, восстания в королевстве вспыхивали одно за другим, с тем лишь отличием, что Ракота следовал слепому зову сердца, а остальные бунтовщики – жажде наживы, желая сменить тяжелую долю ремесленников и хлебопашцев на легкую и беззаботную разбойничью жизнь.

Работая над романом, Валера отгородился от друзей и родственников, начал пить. Но это не мешало ему писать, мир Аквиталы постепенно делался для него все более реальным и желанным, все остальное казалось блеклой, мимолетной тенью.

Ракота делался все более угрюмым, все чаще предпочитая обществу ближайших соратников одиночество. Он стал пить много вина, сторонился женщин, многие из которых были ослепительно красивы.
Войска под командованием Ракоты брали один город за другим, грабили богатых, выпускали узников из тюрем. Армия его была сильна и многочисленна, в нее стекались все новые добровольцы. Войска, которые высылал Ладень против бунтовщиков, безжалостно уничтожались. Поля и равнины после битв делались алыми от крови. В груди Ракоты кипела горечь и злость, обращенная ко всем вокруг, кто мог жить, как прежде – спокойно, безмятежно и счастливо, – когда ему, который пытается переделать дряхлый и закостеневший мир, грудь разрывает обида и боль. И чем безнадежнее казалось Ракоте существование всего вокруг, тем яростнее и отчаянее он боролся, стремился все разрушить, и, подобно богу Шиве, сплясать на обломках мира неистовый танец.

Жизнь Валерия Перова становилась все более невыносимой. Издатели ничего больше не принимали, деньги заканчивались, но он продолжал писать. Но теперь только творческой отдушины казалось ему недостаточно. Однажды ночью он вышел из дома и отправился по темным, освещенным редкими фонарями сентябрьским улицам. Он отыскал группу бритоголовых парней и ввязался в драку. Валера дрался как берсерк, сломал носы двоим, но остальные трое избили его так, что он очнулся только под утро и кое-как добрался домой. Куртка изорвана, на ней всюду темнели засохшие пятна крови. Нос и губы разбиты, левый глаз заплыл. Пришла соседка-бабушка и, охая и жалея его, промыла раны отварами из трав, приготовила куриный суп.
Валера Перов чувствовал, что находится в тумане.
Проспав два дня подряд, он снова сел писать. У него возникло сильное чувство, что он – узник некоей тюрьмы, и куда бы ни шел, ему казалось, что вокруг – каменные стены с решетками. Он знал, что выход есть. Но шанс, что выход не окажется пустышкой был настолько мизерный, что воспользоваться им означало поставить на кон, все, что у него было. А кроме жизни у Перова не осталось ничего.
Валера подошел к стене и взял с полки книгу, которую прочел около шести лет назад и с тех пор перечитывал так часто, что практически знал наизусть. Перов тогда буквально влюбился в саму идею книги, концепция захватила его настолько, что была предметом его интересов почти пять лет, но потом приутихла. Это было научно-популярное исследование о параллельных мирах, основанное на кельтском и скандинавском фольклоре.
Валера нашел нужную страницу и перечитал запомнившийся отрывок. Там говорилось, что существует Мировое Древо, присутствующее во многих религиях древности. Кажлый его корень и каждая ветка – это отдельный мир, и в неизмеримо далеком прошлом люди, владеющие специальными техниками (маги) могли по ним перемещаться. Но сказано в книге и другое: самый простой и доступный всем способ перемещения – это смерть. Однако, избравший его, очень сильно рискует: никто не знает в какой мир его может занести: в Верхние миры, что на ветках с листьями неземной красоты, или – в Нижние, что на самых корнях Древа. Согласно мифологии древних скандинавов, этими мирами правит страшная богиня Хель. От этого имени, вероятно, и произошло английское слово hell – ад.
В любом случае, - подумал Валера, - попробовать стоит. Терять мне все равно нечего. Иногда мне кажется, что мир, в котором живу я, и есть самый что ни есть Нижний.

Восстанию пришел конец. Огромная армия под командованием самого короля разгромила войска Ракоты. Бывшего купца и пирата взяли в плен, две трети его воинов полегло, а остальных – прилюдно казнили в столице королевства Шантаре. Ракоту же отправили в Орканскую тюрьму, где наиболее опасные преступники проводили остаток жизни, подвергались жестоким пыткам и фактически гнили заживо.
ххх

Ракота сидел в крохотной камере у двери, хмуро глядя в противоположную стену. Его только что привели из пыточной, где, подвесив за руки к потолку, били кнутом, а затем жгли грудь каленым железом.
В единственное зарешетчатое оконце у потолка бил бледный свет – погода стояла пасмурная, солнце пряталось за бесцветной стеной облаков.
Мысли Ракоты блуждали. Он вспоминал свою прежнюю беззаботную жизнь купца-морехода. Перед мысленным взором проносились пережитые приключения, женщины, которых он любил, злодеи и монстры, которых побеждал. Ему вспомнились уроки магии, во время которых волшебник Вирш в благодарность за спасение обучал Ракоту одному единственному заклинанию. Но на то, чтобы овладеть им, ушло больше года. Волшебник научил Ракоту доставать из воздуха предметы, воплощать все, о чем только помыслишь – золото, оружие, еду, даже пышногрудых красавиц. Несколько раз это заклинание спасало Ракоте жизнь.
«Забавно, - думал он, - с помощью этого заклинания можно воплотить все, кроме идеального мира, к которому я стремился. Создать такой мир не в силах никакая магия. Золото, еду, женщин – пожалуйста. Но только не мир, где все счастливы и не мешают друг другу жить».
В изможденную голову, словно камень в стекло, влетела шальная мысль.
«Я отправлюсь искать другие миры, - решил Ракота. – Вирш говорил, будто их – множество. Если я не нашел покоя в этом мире, то, быть может, отыщу в другом? Но сначала нужно отсюда выбраться».
Он закрыл глаза и расслабился. Спустя минуту перед ним на пол негромко рухнул мешок с порохом и два куска кремня.
Сцепив зубы от боли, Ракота перетащил мешок к двери своей крохотной камеры. Пробил в мешке пальцем дыру, оттуда струйкой посыпался порох.
«Взрывом может задеть и меня, ну да черт с ним. Другого пути нет».
Ракота взял кусочки кремня и чиркнул над толстой полоской пороха на полу.

Перов сидел на диване и, держа в руке пистолет, задумчиво смотрел на оружие. Он отдал за эту вещь последние деньги, а остальное пообещал, когда получит гонорар за новую книгу о Ракоте.
Валера мрачно усмехнулся – если книга и будет издана, он этого не увидит. Он сейчас сыграет в самую страшную, притягательную и захватывающую игру, с которой не сравнится даже гусарская рулетка.
От пистолета шел запах оружейной смазки, он приятно оттягивал руку.
Валера проверил, снят ли пистолет с предохранителя.
«Жаль, что, кроме меня, результата игры не узнает никто». - Он приставил оружие к виску.
Грянул выстрел. Голова разлетелась, как гнилая тыква, забрызгав красным спинку дивана и обои на стене.

Страшный по мощи взрыв сотряс камеру Орканской тюрьмы, взорвав несколько стоящих параллельно друг другу стен. Ракота стряхнул с себя обломки камней. Он поднялся и, весь усыпанный каменной крошкой и пылью, медленно, тяжелой походкой направился к отверстию в стене впереди, за которой светило солнце.