Принцесса и дезертир

Словно из тумана выплыла из неоткуда какая-то седая, с растрепанными волосами карга и принялась что-то усердно колдовать. Помазала чем-то ему лоб, сбросила с него одеяло и взялась растирать ему грудь, обрабатывая умело мягкими и теплыми пальцами его рану, что-то при этом еще себе под нос и нашептывая. Страшная и старая, сто лет точно, отметил про себя раненый, наблюдая украдкой через прикрытые ресницы за ее действиями. Старая-то старая, а зубки-то как у молодой, удивился он, не иначе ведьма. Слабая и очень странная догадка в еще более слабом и почти неподвижном теле. В голове на палке… И черт с ней! Высохшее и сморщенное старушечье лицо с налетом серой вечности, возможно, что некогда даже красивое, но сейчас до такой степени безобразное с позиции его юных лет, что и вообще лучше бы не видеть, сгорбленная временем и всегда с сучковатой палкой, без которой уже, похоже, и не передвигалась. Вязаный под горло грубый свитер, подбитая волчьим мехом безрукавка, длинная, сшитая из разных кожаных кусков почти до пола длинная, обтрепанная внизу юбка и лапти. Вот уж действительно, заметил он, по поводу своего гардероба старушка явно не заворачивалась, ходила в чем Бог послал. Больной попытался даже приподняться на локтях, чтобы получше оглядеться, но тут же и свалился со стоном замертво, теряя сознание. И здесь уже другая картинка: он сидит маленький в белоснежной постели под пуховым одеялом с забинтованным горлом, ангина все же, в своей беленькой с чистым окошком комнатке, а присевшая рядом на край его постели мать поит его ненавистным горячим молоком с медом из ложечки. Молоко из ложечки через рот к нему туда, а весь организм изнутри; все потом обратно. Мама пощади! Но та, естественно, непреклонна, и вот уже следующая порция белой гадости в ложечке подбирается к его губам. Красивые руки, сама вся такая молодая и красивая, любимая… Но зачем же так над ребенком издеваться, ведь собственный сын все же! Ребенок не выдерживает «пытки» медом и прячется с головой под одеяло. Все, мама, прости, но надоел и достала. <cut>

;Пей-пей, милок, ; скрипит своими древними и дряхлыми челюстями старая, вливая ему в рот что-то из деревянной ложки, какую-то зеленую гадость. ; Сам же потом спасибо скажешь.

Но больной нервно дергается, уж слишком резок получился переход от хорошего к плохому, и весь отвар из ложки разливается ему на грудь, еще хорошо, что теплый, а не горячий. Ведьма довольно скалится. Раз дергается, значит, очухался и значит, будет жить. Жаль, что не долго, вздыхает она, такие хлопчики обычно долго не живут.

;Вот и славненько, юноша,; кряхтит она, поднимаясь, ; остальное допьешь сам, ; указывает взглядом на зеленую железную чашку с отбитыми краями. ; И только мне попробуй не выпить, я не твоя добрая мамочка, от меня под одеяло не спрячешься.

 ;Кто ты, где я? Ведьма, да? ; залепетал тот, оглядываясь ошарашено по сторонам. Крохотное грязное окошко, бревенчатые темные стены, в печи огонь, по углам из трав веники и, естественно, метла возле двери. Вдоль стены лавка и стол с керосиновой лампой, кувшин и глиняная миска, заставленные неизвестно чем еще на одной стене полки. И все так убого и мрачно, крохотная лачужка метр на метр, освещаемая только тусклым огоньком из печки. И эта старая карга с метлой ко всему еще в центре всего этого. Ужас. ; Точно…ведьма, ; произнес больной и обессилено откинулся на подушку. ; Вот повезло же, блин, как утопленнику.

; А ты утопленник, милок, и есть, кхе-кхе…; закашлялась старая. ; Так что… Двоих живых то дружки твои увезли, а тебя в воде не заметили, вот ты мне и достался, солдатик. Долго я тебя соколика ждала, вот и дождалась наконец. Теперь и помирать можно.

;Когда мной поужинаешь, да?

;Зачем же, ; рассмеялась та, ; слишком ты скорый. Хотела бы съесть, то уже бы съела, не волнуйся. Нет… я буду потихоньку пить по капельке из тебя кровь, пока всю и не выпью без остатка. Самого же засушу потом, повешу на дерево и начну на твою мумию приманивать духов…

;Врешь ты все, карга старая, ; вскричал больной, и так уже давно с виду худой и дохлый, лежачий скелет в коже, а не человек уже давно, схватил кружку с гадостью и запустил ею в свою спасительницу. ; Пошла… Пошла к черту!

;На себя бы посмотрел, ; усмехнулась та, направляясь шаркающей по полу походкой к двери. ; Вот и делай добро после этого людям, три недели, ; продолжала она бурчать обиженно себе под нос, удаляясь, ; как наседка над цыпленком, и что взамен? Нет, хватит с меня доброты, от людей все равно взаимности не дождешься. Усни несчастный и больше не просыпайся.

 Дверь со скрипом тихонечко закрылась и старуха исчезла. Трещали дрова в печке и блуждали блики по черному потолку и стенам, и завывала где-то еще за окном метель. Поскрипывали где-то половицы под ногами старухи, и стучала по полу ее палка. Больной еще некоторое время лежал, прислушиваясь и радуясь хоть тому, что пока все еще жив, но не долго, очень быстро после ее ухода все вокруг вдруг закачалось, включая пол, потолок и стены, закружилось и почти мгновенно исчезло. Все же не зря напоила чем-то ведьма молодца, не для того же только, чтобы тот всю ночь почем зря в потолок пялился. И провалялся он так на своем лежаке еще три дня и целых три ночи почти в беспамятстве, потому как вряд ли можно было назвать сном то его бредовое состояние, в котором он все это время и находился. Пограничное состояние между жизнью и смертью. Три недели лечения травами и мазями хоть и дали какой-то результат, но все равно не тот, что ожидался, израненный осколками мальчишка хоть и пришел в себя, и даже стал хоть немного, но что-то соображать, все равно при этом продолжал стремительно двигаться только в одном одному ему известном направлении ;к смерти. И никакие ни лесные мази, ни травы и уж тем более ни заговоры, похоже, его с этой самой верной и прямой дороги в небо свернуть уже не могли. Вот старуха и прибегла к самому последнему и верному, оставшемуся еще в ее распоряжении средству ; сама взяла и почти его убила, напоив того таким зельем, после которого только или уж туда, в нижний мир или в верхний без разницы, или уж обратно в жизнь сюда. Сама же после этого вырядилась в какое-то, сшитое из звериных шкур платье, увешанное все бубенчиками и побрякушками, разукрасила краской лицо, развела во дворе под сухим деревом с черепами костер, взяла бубен и принялась с ним вокруг этого костра прыгать и носиться, истошно завывая и крича, исполняя какой-то только ей одной и понятный странный танец общения с духами. Только они и могли что-то еще сделать.

И видел он себя поверженным стрелой богатырем в поле, и паслись вокруг него какие-то пятнистые и огромные восьминогие быки, грозя ежесекундно втоптать воина своими копытами в землю, но потом вдруг исчезли и вместо них прилетели белоснежные журавли-стерхи, но и эти тоже исчезли, предоставив горящего в огне уже только самому себе. Себе и смерти… И вот когда он совсем уже отчаялся и понял, что это все и это уже конец по-настоящему, не спасла его старуха своими травами, темное небо над ним вдруг просветлело и спустилась к нему с неба вся белом, светящаяся и искрящаяся, словно звезда, красотка, склонилась и поцеловала его в губы.

;Я хотела жить, ; произнесла она, ; а это была смерть. И чтобы понять это, мне пришлось прожить целую жизнь, полюбить и принять ее такой, какой она есть. Всем сердцем полюбить и от нее отказаться. Ведь каждый в конце концов проигрывает, приходит старость и…
P class=MsoNormal style="MARGIN: 0cm 0cm 0pt; TEXT-INDENT: 35.4pt">;Но… ; хотел возразить что-то воин.

;Тсс, ; красавица приложила к его губам палец, ; твое время говорить и действовать еще не настало, меня слушай, впитывай и запоминай. Когда ты очнешься, то не удивляйся тому, что увидишь. Вокруг тебя будут чужие люди, но ты их не бойся, ничего они тебе уже плохого не сделают. Береги амулет, что обнаружишь у себя на шее, с ним тебе никакие беды не страшны, и бойся черного человека с перстнем на мизинце. В нем все зло, а возможно, что и твоя смерть. Но не будем о грустном, верно… Послушай лучше другую историю, я ее еще никому не рассказывала, ты первый, ; улыбнулась она ему загадочно, ; и, пожалуй, последний, кто услышит ее из уст самой героини. Жила-была в сказочном дворце принцесса…

Тюремный лазарет и новая жизнь ; все это уже позже. Все это уже потом, после этой ужасной ночи, огромного костра и странного дерева с развешанными на его сухих ветках черепами животных, рваного бубна и его хозяйки в шутовском наряде спокойно созерцающей застывшим взглядом проплывающие над собой тучи. Все это уже потом, когда он очнулся, а за окном была уже не темная ночь, а светлый день. Но только вот люди вокруг были и в самом деле уже совсем другие, которые уложили полутруп на носилки, и понесли его к выходу.

 ;Очнулся дезертир, ; подмигнул ему тащивший сзади. ; Повезло тебе, братан, весь в осколках и на тебе, живой… Но ничего, не расстраивайся, скоро ты от этого своего недостатка избавишься.

-Как звали то старушку? - вмешался второй, который тащил его спереди.

-Анастасия, кажется, хрен ее знает, тебе не все равно что ли.</cut>