Император хочет умереть

Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
Но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря.
И. А. Бродский «Письма Римскому другу».
Не умершего следует вам оплакивать,
а рождающегося для тяжкой борьбы с невзгодами жизни.
Еврипид

Багровое солнце ползло на запад, знаменуя своим яростным сиянием пролитую кровь римских воинов. Оно проливало свои лучи на белоснежный дворец, стоящий на берегу моря, окрашивая его в алый цвет. И дворец преображался. Раньше казалось, он сродни облакам возносится к небу, а теперь цвет боли, смерти и войны делали его чудовищным, Титаном, низвергнутым Юпитером в Тартар.
Дом отражает хозяина не хуже зеркала. Я тоже падаю вниз. А путь вниз ведет только в царство мертвых…
Ушел Эномай. Раньше убивали гонцов за плохие известья. Почему мои предки отменили этот обычай? Мои лучшие легионы, одиннадцатый железный и первый отборный, разгромлены. Армия отступает. Враг приближается к Риму, а я нахожусь здесь, так далеко оттуда. Почему я позволил уговорить себя этим горе - эскулапам, что мне необходим отдых у моря.
Согласен, я устал. Но устал не от Рима, а от всего остального. Мои советники, военачальники, слуги, только ближайшее окружение, немного всего около двухсот человек, переехало вместе со мной. Как раз те, от кого был необходим отдых. Эти лица, улыбки, лживые и застывшие, как маски актеров комедии. Но людей всегда выдают глаза. Глаза, в которых сквозит ненависть, злоба и зависть. Завидуют, считая счастливцем, обладающим властью. А в чем счастье? Мне то эта власть не нужна. За нее я не боролся, возможно, именно поэтому она мне не дорога. Досталась она мне случайно.
Я рос дальним родственником и понятное дело никогда не предполагал, что титул Императора, а вместе с ним целый ворох дел и обязанностей, достанется мне…
Сидя в плетеном кресле, я задумчиво держал в руках бокал с красным вином, смотря сквозь него на солнце. Алое светило практически сливалось по цвету с кроваво-красным напитком. В этот момент мне на ум пришло решение всех моих проблем. Самое легкое решение на свете…
Я открыл свой перстень и высыпал, хранящийся там, белый порошок. Крупинки тихо закружились в бокале и растворились, исполнив своеобразный танец смерти. Я поднес бокал к губам и закрыл глаза.
Внезапно я стал ощущать мир острее, чем раньше. Звуки и запахи начали складываться в образы, которые раньше не видели глаза. Я чувствовал опасность. Я чувствовал запах опасности, запах гвоздики и кориандра. Так пахла единственная женщина на свете, моя жена Мессалина.
Сказать, что она меня не любила – это вообще ничего не сказать. Ненавидела с такой пылкостью и страстью, что если это была любовь, я был бы счастливейшим из смертных.
Не знаю, как она, подобная тени, проникла в мои покои. Я не старался даже думать об этом. Глаза мои были закрыты, но ясно я видел, как руки её возносят нож над моей головой. Не открывая глаз и не меняя позы, я всего лишь спросил:
- Зачем?
Она замерла. Я не дал ей ответить, а лишь произнес:
- Уйди. Император хочет умереть. И Император хочет умереть спокойно, от собственной руки.

И Мессалина опустила нож, почуяв, ибо она, как животное могла только чуять, что в Такой момент не престало мешать Императору. Она отступила и исчезла, словно её, как и аромат её духов унес, налетевший с моря бриз.
И опять я поднес свой бокал ко рту. Но звуки на этот раз прервали мой ритуал. Шепот в другой части дворца, в самой далекой его части.
- Я не могу, Юлия, я не могу. Он император. Я же центурион. Я давал ему клятву верности.
- Если ты не убьешь его, Эномай, погибну я. У Мессалины уже давно зуб на меня, хотя скорее клык. А он полностью подчиняется ей. Да что я. Если он будет жить, погибнет Рим.
- Но он же брат тебе.
- Замолчи. Он мне не брат. Он мне чужой. Я больше люблю свою страну, чем его. Возьми это вино. В последнее время он к нему не равнодушен. Там яд из моего фамильного перстня. Такой же хранится в кольце у него. Все решат, что он сам убил себя.
А сестрица моя умна. В этом ей не откажешь. Хотя, какое мне дело до этих интриг сейчас. Я явственно ощущал звук шагов Эномая. Вот он входит на террасу и даже открывает рот, чтобы предложить мне вино. Мои глаза закрыты, но я вижу, как он нервничает, как трясутся его руки. Воин, привыкший убивать в честном бою, - плохой отравитель. Глупец, сейчас он отравляет не меня, а всю свою оставшуюся жизнь. Ты будешь медленно умирать от яда, страшной смеси страха, стыда и презрения к себе. Стоит избавить тебя от этого. Пусть моя смерть для всех будет лишь облегчением. Поэтому я сказал ему лишь одну фразу:
- Уйди. Император хочет умереть.
Руки его затряслись еще больше. Он отступил. Бутылка, еще мгновение назад сжимаемая им с такой силой, словно пальцы его свело судорогой, выскользнула и разбилась со звуком таким, с каким может разбиваться только надежда.
Он бросился наутек, словно преследуемый заяц. Впервые в своей жизни.

Ну, вот и все. Теперь никто не мешает мне осуществить задуманное. Ничего не нарушало сладостной тишины. Дворец ждал; ждали все его обитатели, тяжело дыша и легко вздыхая по поводу и без, как ждут конца представления зрители в Колизее. Лишь ветер с моря стал холоднее. Я вдруг я ощутил чье-то присутствие. Но не видел его я глазами закрытыми. Тогда приподнял я ресницы.
Вы когда-нибудь видели призраков? Нет? Не видели, потому что просто не открывали глаза. А я прозрел. Передо мной светилась и улыбалась моя мать, умершая в моем далеком детстве. Такая же светлая, как и тогда.
- Клавдий, - позвала она меня, - Что же ты делаешь, Клавдий? Не хочу я встречаться с тобой раньше срока.
Я молчал. Всматривался в её черты, ведь я так давно её не видел. Да и что я мог сказать ей? Что жизнь моя никому не нужна? Даже мне? Я лишь еле слышно шепнул:
- Император хочет умереть, - но такая горечь прозвучала в этой уже привычной для меня фразе, что не выдержал я сам. Опустив бокал на стол и встав с кресла, я повернулся к морю.
И тут я понял, что солнце, давящее на меня своим кровавым светом весь это вечер, наконец, утонуло в волнах. И не раздражает меня более его сияние.
«Я же живу на берегу моря, и ни разу не омыл ног в его водах» - пронеслось у меня в голове, - «Боги, что же со мной происходит». И я, сняв сандалии, побежал к воде.

Империя. Самая далекая её провинция. В ночи потерялся белоснежный дворец. Лишь человек, некогда являющейся Солнцем для своего народа, идет босыми ногами по кромке воды, наслаждаясь этим простым удовольствием. Он идет на запад. Куда уже ушло другое светило. И он счастлив… (2007 г.)