Одиночество на всех. Глава пятая

Глава пятая,
в которой проводятся эксперименты на людях.
Смерть это всегда печально, будь то смерть гения или преступника, давно заслуживающего её, ведь даже самый аморальный мусор может быть кому-то дорог и ценен. И этому кому-то будет больно и печально. Этот кто-то навсегда останется в их сердцах, будет там жить в виде памяти.
А я просто умер. Никому не больно, никому не жалко. Я не был никому нужен, и дорог никому не был. Точнее был один человек, прекрасная Аня, но она умерла до меня, оставив меня в прежнем, а местами ещё больше усугубившемся одиночестве. Так что никто обо мне не вспомнит, не взгрустнёт. Да и надо ли мне это, ведь после смерти все становятся равны.
Смерть это не только печаль, скорбь и боль, это ещё и равенство. В мире всё разнообразно, даже пути к смерти, а сама она одна. Был ли ты гением или бездарен, отравился ядом или разбился об асфальт после прыжка с крыши. Лежишь ты в гробу или стоишь в виде пепла в вазе на полке. Всё это не важно. Единственное, что важно – это то, что тебя не стало, и больше никогда тебя не будет. Ты уже не прогуляешься вечером с девушкой, не подышишь воздухом, не уснёшь после этого как убитый и не проспишь утром на работу, решив поспать ещё часок. Тебя не стало, так же, как и других умерших. И в этом их равенство.
Пожалуй, только у смерти нет градаций и разновидностей. Вот если увидеть первый раз в жизни зелёное растение, то нельзя же сказать, что все растения зелёные. Да, может на земле и все, но галактика так велика, где есть чёрные звёзды, фиолетные небосклоны и красные растения. Или взять счастье, уж его-то я перед смертью узнал, но я не могу сказать, что всё счастье именно такое, какое было у меня. И это даже не потому, что для всех счастье заключается в разных вещах, а потому, что для всех людей счастье это разнообразное чувство. Для кого-то мимолётный всплеск радости, для кого-то спокойное течение удовольствия, а кому-то безумный порыв страсти.
Любовь, надо сказать, тоже разнообразна. Я всегда считал её высшей ценностью, и считал бы сейчас, не будь я мёртв. Но какая именно любовь та самая, самая ценная? Здесь нет ответа – каждому своё. И это правильно. Только вот нужно различать, где любовь, а где набор каких-то совсем других чувств. К примеру, надо понимать, что страсть может быть как проявлением любви, а может быть просто физическим влечением.
Что же тогда любовь? Я скажу вам, что не знаю. А вы спросите, как же так, ведь я любил, любили меня. Всё очень просто – у нас с Аней была своя любовь, а у других людей может быть совсем другая. Я лишь могу рассказать, что было у нас. Первое, что я понял – любовь это не понимание с полуслова, но и не разговор на разных языках. Основой же любви для меня стала уверенность, которая для меня была силой. Я мог не спать трое, четверо суток, будучи уверен, что я это делаю не зря. И это действительно было так. По мне, так всякая любовь должна быть уверенностью в любимом, но и место сомнению должно быть, иначе это слепость.
Что ещё я могу сказать о любви? Да много чего, но до меня за три тысячи с чем-то там лет много чего наговорили, ничего нового, по сути. Так и я ничего нового сказать не могу. Но не сказать о самой главной черте любви я не могу. И эта черта не единение душ, не лишение одиночества, не гармония и не огонь в постели. Самое главное в любви это когда ты думаешь о благосостоянии любимого так, как думаешь о своём. Это не значит, что ты думаешь за двоих.
Вот что для меня настоящая любовь. Вы спросите, почему я ничего не сказал о сроках любви, и я отвечу, что их нет. Нельзя делить это чувство по принципу: «если прошло, значит не любовь». Это основная ошибка всех тех, кто ищет любовь. Это чувство, состояние, отношения, и не одно из этих перечисленных не вечно. Как говорил Эйнштейн, в мире две вещи бесконечны – вселенная и человеческая глупость, и то насчёт первого он сомневался.
Теперь, пожалуй, всё, что я мог рассказать вам о любви. Я был счастлив эти несколько дней с Аней. Она лучшая девушка, что я мог встретить. И жить дальше без неё мне не было смысла. Поэтому я не стал. Я умер.

Наташа запнулась о ступеньку, упала, заваливаясь в бок к стене. Она больно ударилась о ребро другой ступени и заплакала. Лестница двенадцати этажного дома была чистой, на удивление чистой. Здесь даже не пахло ничем омерзительным. Не смотря на это, прикасаться к перилам или стенам у разумного человека желание не возникнет. Наташа не торопилась вставать.
Девушка плакала, сжимая левой рукой ушибленную правую руку, которой вцепилась в лицо, до крови вонзая ногти в плоть. Физическая боль была лишь предлогом, чтобы заплакать. Плачь Наташи то и дело переходил в истерический смех, который смешивался с редкими всхлипываниями. Всё это было настолько противно и омерзительно ей, что не было совершенно ничего смешного в этом. Поэтому она и смеялась. А что поделать? Ведь если она бы посмотрела на себя со стороны и решилась бы что-то сказать, то откинув лишние формальные сентиментальности, осталось бы всего два слова: «Так бывает».
Так действительно бывает. И что самое интересное, всем безразлично, что так бывает. А кому не безразлично, те призирают таких людей как Наташа. И за что? Да ни за что, просто так – за слабость. Никто никогда не поймёт, что бывают обстоятельства, которые человек просто не в силах изменить. Все скажут: «Не смог изменить, значит слабый». А подумать, что человек не бог, а лишь существо из плоти и крови, которое далеко не совершенно. И что это существо владеет ограниченными возможностями. Ему нужно есть, спать, справлять нужду. Оно может заболеть, или повредиться. И все эти люди считают, что вот это вот существо должно мочь всё.
Наташа так не считала. Она так же не считала, что она слабая. Напротив, в доказательство своей силы воли она пошла пешком по лестнице, а не на лифте. Она знала, что часть её начнёт истерику, панику, но всё это проходящее. Пока она обо всём этом думала, истерика действительно закончилась. Девушка вот уже очень длительное время лежала, скрючившись на лестнице в полной тишине. Она протёрла глаза тыльной стороной ладони, стёрла кровь со щеки, поднялась на ноги, тяжело вздохнула и продолжила медленно, стараясь не шуметь, подниматься наверх.

В небольшом, недорогом баре стоял полумрак, посетителей, не смотря на время, почти не было. Было достаточно тихо, если не считать лёгкой ненавязчивой музыки, похожей на лёгкий шум, на который перестаёшь обращать внимание после десяти минут пребывания в баре. Было скучно, или как считал Горбовский – спокойно.
Последние дни он много работал, почти не спал. Работа, как он думал, стоила того. По крайней мере, ему не было скучно. Да и грядущие события обещают быть веселыми. Мужчина, ему было под сорок, глянул на открытую бутылку с водкой и рюмку, покачал головой. Пить без еды не хотелось. Хотя Горбовский уже поел где-то в другом времени и месте, он всё равно заказал тарелку пельменей, которые должны были принести ещё пять минут назад.
Наконец, подошла молоденькая официантка с его заказом. Мужчина не смотрел ни на её молодость, ни на красоту. За свой жизненный опыт он уже насмотрелся и пришёл к выводу, что всё это ему безразлично, в разумных пределах, конечно же. Самое же важное это опыт и возможности девушки, а не её тело. Уж лучше опытная и раскованная простушка, чем фотомодель-бревно.
Леонид Андреевич вежливо улыбнулся официантке, которая вот уже несколько месяцев засматривалась на него. Этого он не замечал, чем явно её расстраивал. Мужчина попробовал один пельмень, нанизав его на один зубец вилки. Не горячий, не вкусный, но съедобный. Тогда он с удовольствием налил себе рюмку водки, выпил ей залпом и закусил надкусанным пельменем.
Большая и самая трудная часть работы была позади, так что он позволил себе немного выпить. После пары рюмок мужчину потянуло в сон. Горбовский снял с носа очки, положил их на стол, откинулся на стуле и тут же задремал.

Ливень лил как из ведра. Дул сильный порывистый ветер, так что любой зонтик тут же выворачивало наизнанку, ломая ему спицы. Горбовский стоял в размякшей земле, а крупные капли больно хлестали по лицу. Он стоял, до костей прозябнув от холода поздней осени, и улыбался.
На поляне, среди леса стояла непроглядная тьма. Фонарь на руке мужчины лихорадочно мотался из стороны в сторону, полосуя тьму ярким светом, высвечивая то рыхлую землю, в углублениях которой образовалось множество лужиц, то лес, нагоняющий страха и ужаса своим видом.
- Может уже хватит? – застонала девушка в метрах восьми от мужчины.
Она чаще всего попадала под луч фонарика.
- Нет, - бесчувственным, стальным голосом гаркнул Горбовский.
Девушка заплакала, заревела, но её рёв заглушал ливень. Из могилы, что она копала вот уже который час, торчала одна её голова. По всей видимости, она упала на колени, руками держась за лопату, воткнутую в землю.
Горбовский сделал шаг назад, открыл заднюю дверцу автомобиля, по самое днище увязшего в земле, и достал ещё несколько крупных камней с достаточно острыми краями. Он прицелился и швырнул один прямо в девушку. Раздался крик. Девушка поднялась на ноги и продолжила копать могилу, края которой постоянно съезжали внутрь. А сама яма уже на полметра была залита водой.
- Не надо больше, - сквозь плачь стонала девушка, - лучше просто убейте меня, только прекратите.
Мужчина метко метнул ещё один камень в девушку. Ещё один крик. Она снова упала на колени.
- Работать, мне тебя ещё закапывать здесь, - проревел он.
После ещё одного попадания девушка поднялась на ноги и продолжила копать. А мужчина стоял и улыбался.

Наташа поднималась медленно, периодически улыбаясь и спускаясь вниз на один этаж. Таким образом она проверяла, что всё в порядке. Любые эмоциональные всплески затухают через какое-то время, а логика разума остаётся неизменно. Иногда она страдала под воздействием всё тех же всплесков, тогда хотелось просто отвернуться, закрыться от всего так, чтобы всё стало хорошо. Но это было невозможно. Наташа добралась до последнего этажа.
Путь на крышу преграждала перегородка, сваренная из железных прутьев. В самодельной перегородке была дверь. Наташа потянула её на себя, и она открылась, как и было задумано. Дальше шёл люк на крышу. Девушка посмотрела в угол, так валялась коробок спичек. В нём обнаружился ключ от замка. Через минуту девушка уже вылезла на крышу. Хорошо, когда обо всём позаботился заранее.
В лицо ударил тёплый летний ветерок. Наташа подняла голову, чтобы последний раз насладиться плывущими по небу перистыми облаками. Сделав пару шагов вперёд, девушка снова остановилась, желая успокоиться. Ей совсем не хотелось прыгать вниз в таком состоянии душевного отчаяния, паники. Уже если прыгать, то с холодным разумом. Ещё через некоторое время она подошла к краю и села, свесив ноги вниз. Требовалось ещё некоторое время, чтобы адреналин в крови успокоился, а разум остыл. Наташа не торопилась – у неё впереди целая вечность.

Горбовскому надоело ждать, пока девушка, которую звали Леной, докопает свою могилу. Он засунул руку в карман своего давно промокшего тряпичного плаща, нащупал там брелок, похожий на брелок от сигнализации автомобиля, нажал на одну единственную кнопку. Девушку тут же ударило током, куда сильнее, чем планировал мужчина. И всё из-за воды. Он тут же отпустил кнопку.
Во тьме ночи, в шуме ливня, казалось, что девушка умерла, упав на дно могилы, но через какое-то время она поднялась на ноги, так что её стало видно.
- Думаю, хватит, - холодно сказал Горбовский.
- Постойте, - всхлипнула девушка, коснувшись рукой чёрной ленточки на шее.
На вид эта ленточка была действительно декоративной, а на деле – ошейник для конвоирования преступников из далёкого будущего. В его управлении было много тонкостей, гарантирующие полную безопасность. Мужчина их все даже не прочёл – ему хватало одного единственного – подачи тока с пульта дистанционного управления.
- Постоять? – ехидно спросил Горбовский, разводя руками. – Неужели ты думаешь, что я могу тебя отпустить? Я тут стоял, весь промок, наверняка заболею, и после этого отпускать тебя?
- Пожалуйста, - умоляла Лена.
- Предпочтёшь мучительное рабство, смерти?
- Всё что угодно, только не убивайте, - ещё раз всхлипнула девушка.
Горбовский стоял молча.
- Думаю, закапывать тебя, что мне совсем не хочется делать, или оставить так гнить?
- Умоляю, - девушка упала на колени, булькнув водой, закрыла лицо руками и заплакала сильнее.
Мужчина постоял ещё немного.
- А знаешь, - начал он как-то весело и непринуждённо, - есть одна работа. Выполнишь – обещаю отпустить, сохранив жизнь. Провалишь, зажарю и закопаю в этой могиле.
- Что от меня нужно? – застонала девушка.
Горбовский не ответил. Он вытянул девушку из ямы, чуть не вырвав её руку, тут же заломил её Лене на спину, так, что та взвизгнула от боли. Мужчина затолкал девушку на заднее сиденье автомобиля, неизвестно как появившегося посреди небольшой поляны в лесу, к которой не вела ни одна дорога, даже тропинок сюда не было.
В салоне было светло и тепло. Горбовский мельком посмотрел на GPS-навигатор, убедившись, что маршрут задан верно, и повернул ключ зажигания.

Наташа уже собралась прыгнуть вниз, тем более её кто-то заметил внизу, поднимая шум. Ведь никто никогда не смотрит вверх, а тут вдруг на тебе. Девушка поднялась на ноги, смирившись с мыслью, что прыгать придётся в спешке. Тут её кто-то окликнул. Сначала промелькнула мысль, что это ей показалось, потом, что кто-то уже успел подняться на крышу.
Девушка занесла одну ногу над «обрывом», обернулась. Она не поверила своим глазам – на крыше стоял мужчина, лет сорока в очках, чёрном плаще и тёмном костюме. У мужчины были черные короткие волосы, заострённый прямой нос. Но в этом удивительного ничего не было – странным было то, что он спиной опирался о дверцу автомобиля, стоявшего прямо над люком на крышу.
- Постой, - мягко повторил мужчина.
От порыва ветра девушка чуть не сорвалась вниз, замахав руками в воздухе. Наташа поставила вторую ногу на край дома. Она впала в ступор от того, что видела. Как сюда мог попасть автомобиль? Нет, ладно, могли подъёмным краном поднять, могли грузовым вертолётом привезти, но не за секунду же! Только что там ничего не было, а теперь автомобиль и мужчина со странной змеиной улыбкой.
Горбовский именно на это и рассчитывал.
- Послушай, - начал он, - я не собираюсь отговаривать тебя пустыми словами. Я знаю, что ты девушка сильная, умная. А раз дошла до сюда, значит всё уже решено.
- Тогда зачем ты здесь? – спросила девушка.
- Тебя устроит такой ответ – я пришёл, чтобы посмотреть, как ты умрёшь, - усмехнулся мужчина.
Наташа не нашлась что ответить.
- На самом деле, у меня к тебе есть одно предложение. Я дам тебе уникальную возможность уйти от той жизни, которой ты живёшь. Не обещаю, что она будет хорошей, но то, что такой нет ни у кого на этой земле – факт.
- С чего вдруг такая щедрость? – засмеялась Наташа.
- У тебя будет задача. Справишься – я сделаю тебя счастливой, не спрашивай как. А не справишься – я верну тебя на эту же крышу.
- Что нужно делать? – Наташа ещё не осознавала, что происходит.
- Я не могу сказать. Ты должна быть готова выполнить любое задание. Разве это плата за счастье? Только подумай.
- Ты не сможешь сделать меня счастливой, - девушка заплакала.
- А забросить автомобиль на крышу дома за одну секунду я могу?
Аккурат после этих слов под автомобилем послышались голоса, крики. Горбовский был предусмотрителен почти во всём. Никто не мог попасть на крышу, пока он припарковался здесь.
- Ты сможешь оказаться в любой момент, и я верну тебя сюда.
Девушка сделала нерешительный шаг в сторону Горбовского, ещё один. Мужчина вежливо открыл заднюю дверцу автомобиля. Они сели.

Горбовского разбудила та самая молодая официантка. Она боязливо трясла его за плечо. Мужчина надел очки на кончик носа, посмотрел на тарелку застывших пельменей, початую бутылку водки, а потом уже на девушку.
- Мы закрываемся, - вежливо произнесла девушка.
Надо же – целый день проспал здесь, удивился Горбовский. Он торопливо достал бумажник из кармана, рассчитался по счёту, не скупился на чаевые.
- Может, - заискивающе начал Горбовский, - ко мне на чашечку чая, рюмочки водки зайдём? А то я как-то рассчитывал сегодня отдохнуть после изнуряющей работы, а видите, как получилось – уснул, так что теперь не знаю, что и делать.
- Почему бы и нет, - улыбнулась официантка.

Лучше бы с кем поопытней ночь провёл, - с досадой подумал Горбовский, садясь в автомобиль, после того как подвёз девушку до дома.
- Ну ладно, - он взял в руки GPS-навигатор, выставил маршрут, - хоть немного расслабился.
Горбовский повернул ключ зажигания, и мир за окнами в ту же секунду изменился, словно его резко подменили. После такого резкого телепортирования всегда несколько мгновений не понимаешь, где ты оказался. Горбовский вот уже сколько лет владел машиной пространственного и временного перемещения, а до сих пор не мог привыкнуть к столь резкому прыжку.
Сейчас он находился в гараже поместья семьи Оушн. Двадцатьпятый век. Замок Хакеберга, что расположен в Швеции. Замок располагался на небольшом острове. Здесь было тихо и спокойно. Горбовский вылез из автомобиля, хлопнув дверцей. Нашарил выключатель в тёмной гараже, после включения света посмотрел на часы, висевшие на стене. Двенадцать ноль одна – на минуту опоздал, подумал Горбовский. Торопливо он пошёл в один из залов замка.
Замок Хакеберга принадлежал семье Оушн не так давно. Они купили замок всего два поколения назад. Сейчас же в замке жили всего двое – муж и жена Оушн, которым не было ещё и тридцати лет. Кроме них здесь ещё жила прислуга.
О семье Оушн стоит рассказать чуть подробнее. Горбовский уговорил их предоставить ему часть замка в распоряжение совершенно бесплатно! Молодая пара была весьма эксцентрично, на что Горбовский и сделал ставку. Он сказал им, что ставит уникальный эксперимент на людях, на их психике. Конечно же, это незаконно и бесчеловечно, но тем и интересен эксперимент. Молодая пара его тут же выставила за дверь. Мужчина с улыбкой постоял, после чего постучал вновь. Он попросил дослушать его рассказ до конца. После него Оушены разрешили ему «погостить» в замке некоторое время, дабы реализовать свой эксперимент.
Горбовский стоял перед дверьми в зал, в котором его уже ждали Наташа и Лена. Мужчина распахнул двери и вошёл внутрь. Как и ожидалось, девушки ожидали его прихода. Сейчас они смотрели на него ошарашенными глазами. Для них прошло всего шесть минут с их последней встречи, а для Горбовского целые сутки – он погулял по одному провинциальному городу образца двадцатьпервого века, успел выпить и подремать в одном ресторане того же города и даже переспал с официанткой. А тут прошло всего шесть минут. К этому мужчина тоже не мог привыкнуть.
- Итак, - весело начал он, проходя к центру зала.
Девушки сидели на огромных креслах друг напротив друга. Пара Оушенов сидела в таких же креслах чуть поодаль. Всех их Горбовский уже посветил в суть дела. Отказов от «задания» не последовало.
- Как я и говорил – есть одно задание. Но я тут подумал, - мужчина развёл руками, после чего скрестил их на груди, - задание сложное, а на людей полагаться нельзя.
Лицо Горбовского ежесекундно менялось. На нём уже побывала злость, ехидство, детская наивная радость, растерянность, шок и ужас. Такой богатой мимике можно было только завидовать.
- Поэтому я решил, что вас будет двое, - мужчина остановился рядом с девушками, посмотрел, сначала на одну, потом на другую. – Конкуренция всегда была хорошим стимулом. Наташа, - он повернулся к ней, - ты была на гране суицида, когда я тебя нашёл. Тебе я обещал счастья на всю оставшуюся жизнь. Лена, - он повернулся к другой девушке, - тебя я замучил до смерти. И обещаю жизнь, если с заданием справишься ты.
Оушены с открытыми ртами наблюдали за представлением. Они были в восторге. Горбовский, надо сказать, то же был доволен своей работой.
- За провал задания, я верну всё к тому, с чего мы начали – Наташу на крышу, Лену в могилу. Это понятно? – девушки активно закивали головами. – Успех одной является провалом для другой?
Девушки переглянулись. А Оушены не вытерпели и зааплодировали.
- Я готова, - твёрдо сказала Наташа.
- Я тоже, - подтвердила Лена.
- Не сомневался, - Горбовский улыбнулся, - хороший пряник – жизнь для одной, счастье для второй, и хороший кнут – смерть для обоих.