Судьбы поколений

       Поздним осенним вече¬ром последнего предвоенного года в калитку нашего дома кто-то настойчиво постучал.
- Это опять, наверное к соседке Ольге гость пожаловал, - сонливо проворчала мать, пово¬рачиваясь на другой бок. Беспокоиться ей было нечего – все были дома и давно спали. Но когда послышался скрип откры¬ваемой калитки и приближаю¬щиеся к дому приглушенные голоса, она . заволновалась и разбудила отца. Затем раздался тихий стук в окно и тихий голос соседа:

- Вас спрашивает какой-то человек.
Отец зажег лампу и, накинув чапан вышел во двор. Там послышались возгласы, и вскоре отец вернулся в сопро¬вождении мужчины, одетого в застегнутый на все пуговицы длинный черный плащ, под которым оказалась красноар¬мейская форма. Головного убора и вещей при нем не было.

- Ну вот, встречайте гостя. Это Рубен, племянник, сын сестры Хевси. Он проездом в отпуск из армии. Не попал на вечерний поезд в Коканд, пере-ночует у нас и, может быть, побудет денек-другой. - Я и мать бросились горячо обнимать его.
- Ух, какой большой стал, воскликнул Рубен, так же обнимая и целуя меня.
Жили мы тогда в частном дворе с соседями по улице Татарской, пере-именован¬ной потом в улицу 9 Января, рядом с базаром. Жили тесновато и бедновато. Занима¬ли в углу двора жилую комнату и большую переднюю с земля¬ным полом. Она же одновре¬менно служила и

кухней, и кладовкой, и раздевалкой. Там же был и умывальник. Утром, когда мы с сестренкой после завтрака собирались в школу, - отец еще раньше ушел на работу - Рубен все еще спал на полу, укрыв¬шись с головой. Тетушка Хевси была дочерью Алишо Балхи, родилась в Самарканде и в шестнадцать лет была выдана замуж за Шоломо Амуева, сына извест¬ного кокандского купца первой гильдии Исака Амуева, владев¬шего торговым домом совместно с братьями Авромом и Шоломи. После кокандских событий 1917 года Исак, оставив

семью, вынужден был бежать в Иран. Его племянник Рахмин, сын Шоломи, был убит басмачами, жена Катя впоследствии пересе¬лилась в Израиль, а братья Авром и Шоломи дожили свой век - первый в Израиле и второй в Андижане.
Большой дом Исака на берегу арыка махалля Вахим Чорсу, где родились его сыновья Шоломо, Нисим и дочери Юшуо, Фрехо, Адино и Яфо был конфискован. Нисим в 1937 году был арестован и замучен в застенках. Его два сына, соглас¬но сталинской концепции "сын за отца не

отвечает" "получили право" воевать на фронте. Один из них, Рафаэль, погиб, а второй, Яков, после тяжелого ранения вернулся домой, но вскоре, в 1945 году, умер. Поочередно ушли на фронт и сыновья-сироты Рахмина Амуева – Рафик и Михоэл. Оба они испытали ужас вражеского плена и чудом выжили. Рафик вернулся домой без одной руки. Он до сих пор живет в Кокандс. Михоэл переселился в Израиль. Но все это произошло позже описываемых событий.


Старший сын Исака Амуева – Шоломо, был типич¬ным представителем семейных кланов бухарских евреев из числа кокандского купечества. Среднего роста, полноватый с брюшком, волосы на пробор, усы и бородка клинышком. Его сложный характер проявлялся порой то в деспотизме, ю во вспыльчивости, то в капризах. Он получил европейское образо¬вание, побы-вал в обеих российс¬ких столицах и даже удостоился чести быть принятым великим русским писателем в его усадьбе "Ясная Поляна". После этой встречи Шоломо до конца своей

жизни проникся "толстовством" и все разговоры начинал с одной фразы: "Когда я был у графа Льва Николаевича Толстого…" Его жена, Хевси, олицетворяла тип кроткой и добродетельной бухарской ев¬рейки. Среднего роста, спокойная, с нежной ирони¬ческой улыбкой на красивом лице, где карие глаза оттенялись белизной кожи, она как бы противостояла бурному нраву своего мужа, гасила и уравно¬вешивала его.
От их брака родились две дочери и четверо сыновей: Михал, Иосиф, Беньёмин, Лиза, Рубен и

Натаэль (Анатолий). Старшая, Михал, вышла замуж за Абохая Авезбакиева и жила в доме своего свекра, Юно. Иосиф заведовал большим гастрономом на улице Советской и жил отдельно с женой и сыном Сергеем. Беньёмин отслужил в армии, принял участия в финской компании (1939 - 1940 гг.) и жил с родителями. Лиза вышла замуж за ташкентского таксиста Исака Абдурахманова и переехала к мужу. Рубен внешностью и характером пошел в отца. После окончания рабфака он работал шофером, а в 1939 году в возрасте двадцати лет был

призван в армию и вместе со своим земляком Сократом проходил службу в Белорус-ском военном округе. Самый младший Натаэль-Анатолий, любимец семьи и признанный лидер молодежи Коканда, был добродушным юношей веселого нрава, заканчивал вечерний рабфак и готовился поступать в педаго¬гическое училище. Он был выше среднего роста, крепкого телосложения с красивыми и мужественными чертами лица.
Историческое развитие Коканда происходило в течение многих веков. Он сложился, как

крупный торговый и культур¬ный центр Средней Азии. Таким он и оставался вплоть до октября 1917 года. Благодаря своему гео-графическому поло¬жению на перекрестке главных торговых путей город был населен представителями раз¬личных национальностей. Ос¬новная от-расль экономики, связанная с выращиванием и обработкой хлопка, нахо-дилась в руках армян, бухарских евреев, греков, немцев и позднее русских.
Город имел и свое неповторимое лицо, наиболее характерной чертой которого были его

жители и, прежде всего, костяк общества - его буржу-азия. Ей были свойствен¬ны стремление к образован¬ности, ведению европейского образа жизни, филантропичес¬кая деятельность, издание лите-ратуры, в том числе и на бухарском языке, оказание помощи общественным и религиозным организациям. Даже по покрою одежды и внешнему пове-дению можно было отличить кокандца от жителей других городов Бухары, Самарканда, Ташкента. Накопление в городе капитала создало в его обществе дух солидности, уверенности,

повы¬шенного чувства гордости и собственного достоинства. Это сыграло определенную роль при провозгла-шении Кокандской ав¬тономной республики в составе Туркестана в декабре 1917 года. Республики, как теперь принято говорить "особого статуса", бур-жуазно-националистической по сути, ориентированной на Турцию и провозглашавшей отделение от России. Кокандская автономия просущест-вовала недолго, боль¬шевики жестоко подавили ее. В республике, среди руководства которой были и религиозные деятели, и богатые горожане,

а в их числе и бухарские евреи, начались жестокие репрессии. Многие извест-ные кокандцы были расстреляны, высланы, умерщвлены в тюрьмах и лаге¬рях. Многие бежали за границу. Остальное доделало басмачество.
Коканд опустел, померк, потерял свое лицо и значение. Началась новая, послереволюци¬онная эра города. В результате описанных событий, а так же голода 1919 и 1932 годов руши¬лись судьбы его жителей и в городе появи-лось множество детей-сирот.

Педагоги Л.Фейгин, У.Бабоджанов и другие органи¬зовывали детские дома, помога¬ли обездоленным детям выжить, встать на ноги и занять достойное место в жизни. Много сделал для беднейшего мусульманского населения из¬вестный узбекский поэт Хамза Хаким Заде Ниязи. В пред¬военные годы жизнь в городе уже стабилизиро-валась и вошла в новое русло. Но о частной деловой активности не могло быть и речи. Люди боялись даже своего прошлого. Среди молодежи быто-вал "хулиганствующий" дух непрек¬лонности и авантюризма. Осо¬бенно

популярен был "армян¬ский дух". В моде были армянские танцы, песни, шутки, ходовые словечки. Многие гово¬рили на армянском языке. Лидерами среди молодежи были Вартаны, Сиги, Сурены и Гугуши, потомки некогда известных, богатых армянских семей. Были лидеры и из числа бухарских евреев, а среди них и Натаэль (Анатолий), брат служившего в армии Рубена.
...Когда мы с сестренкой вернулись из школы, Рубен чисто выбритый, в одежде отца сидел

за накрытым столом и беседовал с нашими родствен¬никами. К вечеру вернулся отец, и за ужином выяснилось, что Рубен сего-дня не уедет. Так прошла неделя. За это время он только один раз ненадолго выходил из дома, сказав что надо отметиться в комендатуре. На все приглашения в гости, в кино, на танцы он отвечал вежливым отказом. Как-то я стал невольным свидетелем разговора матери с отцом.
- Послушай, отец. Тебе не кажется странным поведение твоего племян-ника? Сколько можно

оформлять документы ? Отпуск проходит, а родители заждались. Он не выходит даже во двор, только в уборную и обратно. Все это не в его характере. Может быть он что-то натворил в армии и скры-вается? Тогда нас всех сошлют в Сибирь. Попробуй вежливо поговорить с ним.
- Ты что, с ума сошла? -отвечал отец. - Как это сбежал из армии? Просто у него дела, ему виднее. Но я попробую с ним все-таки поговорить.
Поздней ночью меня разбудили голоса. Говорил отец:

- Как ты мог на такое решиться? Надо было стерпеть, примириться, склонить голову. Это же армия, дисциплина, свои порядки. А что теперь будет с тобой и с нами если узнают? Твоих родителей в покое тоже не оставят. Ты об этом подумал? Ты сделал большую ошибку и теперь должен за это ответить. Завтра же утром иди к военному начальству и все расскажи.
На следующий день, вернувшись из школы, мы уже не застали дома Рубена. Мать сказала, что его срочно отозвали в армию, а мы должны никому не говорить ни слова о его посещении. Об

этом событии в нашей семье не вспоминали долгие годы. И только в сентябре 1942 года мы вновь увидели Рубена. Он возвращался с фронта раненый в ногу и лишившийся одного глаза. Поседевший, понурый и хромой, он не имел вида фронтовика-героя, ничего о себе не рассказывал и, побыв пару дней, уехал в Коканд.
Зимой 1941 года из действующей армии пришло извещение, что пропал без вести его брат Беньёмин. Жена Беньёмина, Рая Калонтарова, долго не верила в смерть мужа. На всю жизнь она сохранила верность его памяти и для родителей мужа осталась пре¬данной дочерью. Она

вырастила без отца сына Исака, выучила и женила его, вместе с ним переехала в Ташкент. Уже после смерти матери сын Исак с семьей уехал в Израиль. Младший сын Натаэль с началом войны получил по работе броню – освобождение от призыва в армию. Однако по ложному доносу своего бывшего друга и родственника, сопер¬ника и завистника, броня с него была снята. На фронте Натаэль был ранен, и умер в 1943 году в госпитале города Свердловска. Было ему всего 20 лет.

В том же, 1943 году, заболел тифом и скончался в кокандской больнице старший из братьев Амуевых - Иосиф. Так за короткий промежуток времени Шоломо и Хевси Амуевы потеряли трех сыновей, а четвертый, Рубен, вернулся с фронта инвалидом. Две дочери, Михал и Лиза, жили в Ташкенте. Некогда большая и дружная семья распалась. Рубен не мог уже работать шофером, а зарплата снабженца в гараже была небольшой. В дом вошла бедность. И если тетушка Хевси еще как-то держалась, не веря в табель своих сыновей и живя надеждой на встречу с ними, то Шоломо совсем опустился, стал еще более капризным и невыносимым.

Некогда гордый и независимый, он не смог вынести груза свалившихся на семью несчастий и бедности, выливал свое горе на голову жены.
Закончилась проклятая война, но надежда на возвращение сыновей стала еще меньше. Завел свою семью Рубен. Он женился на воспи¬таннице детско-го дома Л.Фейгина, своей дальней родствен¬нице Марии Годеловой. Летом 1948 года мне пришлось по делам побывать в Коканде. Я остановился и целый месяц прожил в доме Рубена, где уже бегала его маленькая дочь Белла. С ним жили и его родители. Дядю Шоломо Амуева нельзя было узнать: дряхлый,

согнутый, с палкой, он еле передвигался, путал дни и со-бытия. Тетушка Хевси стойко переносила горе семьи и характер мужа. Жили так же бедно – пособий и льгот семьям инвалидов, погибших на фронте, а тем более без вести пропавшим, тогда еще не было. Тетушка часто украдкой рылась в своей старенькой сумочке-ридикюле, перебирая похорон¬ки-извещения на своих сыновей,
Мне стало известно, что незадолго до моего приезда в доме Амуевых побывала русская

женщина из Свердловска. Звали ее Надежда. Она расска-зала родным о последних днях Натаэля, привезла его личные вещи. Во время войны Надя была студенткой мединститута и часто дежурила в госпитале. Там она и познакомилась с Натаэлем, красивым, мужествен¬ным юношей. Она полюбила Натаэля и делала все, чтобы помочь ему оправиться после ранения и операции. И дело шло на поправку. Но неожиданно на-чались осложнения, ослабев¬ший организм раненого юноши не выдержал, и он скончался на руках Нади. Девушка добилась, чтобы Натаэля не хоронили в братской могиле. Она перевезла тело на городское кладбище,

поставила на могиле скромный памятник и все эти годы ухаживала за ним. Она очень жалела, что не имеет от Натаэля ребенка.
Прошли еще годы. Рубен по работе часто бывал в Ташкенте. В один из его приездов я решился спросить, что же случилось тогда, до войны, что заставило бежать его из армии? И вот что услышал. Старшиной у Рубена с Сократом оказался хохол. Он с первых же дней невзлюбил парней, обзывал одного "жиденком", а второго "армяшкой", придирался по поводу и без повода, раздавал наряды вне очереди, лишал увольнений. Жаловаться не имело смысла,

да и гордость не позволяла.
В один день, когда Рубен с Сократом по очередному наряду чистили картошку, на кухне появился старшина и стал потешаться над ними. Рубен не выдержал и запустил в стар¬шину картошкой. Не остался в долгу и Сократ. Старшина убежал, пригрозив наказанием. Всю ночь ребята не спа-ли, а утром ушли из части, на узловой станции забрались в товарный состав и так, тайком пере¬саживаясь с поезда на поезд, более двух недель доби-рались до Ташкента. И только здесь с помощью моего отца Рубен понял в какую беду попал. На

следующее утро после той памятной ночи он был уже в комендатуре. Там, отсидев две недели на гарнизонной гаупт¬вахте до выяснения всех обстоятельств побега, его эта¬пом отправили в свою часть Судил Рубена военный трибунал, а срок отбывал он в штрафном лагере на Урале. Чего только там он не пережил! С началом войны штраф¬никам "раз-решили" смыть свою вину кровью. Рубену повезло – он остался жив, полу-чив в первом же бою только незна¬чительное ранение. После "ис¬купления вины" и до своего следующего ранения летом 1942 года он колесил по фронтовым дорогам шофером военного грузовика. Затем госпиталя,

возвра-щение инвалидом домой. О судьбе своего старого друга, Сократа, Рубен ничего не знал.
Постепенно в семье Рубена и Марии появился достаток, жить стало легче. Они родили еще двух детей - сыновей Додика и Марика. В 1968 году семья переехала в Ташкент. Вместе с ними пере¬ехала и тетушка Хевси. Она часто гостила у своих братьев и дочерей, везде была желанна и любима. Она еще продолжала верить, что кто-нибудь из сыновей все-таки жив и не

расставалась со своей сумочкой-ридикюлем. В 1973 году она с семьей своей дочери Михал перебралась в Израиль, где и скончалась в 1975 году в возрасте 92 лет. Старый "толстовец" Шоломо Амуев скончался еще в 1952 году в 77 лет. В 1988 году ушла из жизни Михал. Остав¬шись в Израиле один, ее муж, Абохай Авезбакиев, приехал в Нью-Йорк, где к тому времени жили сын Алик, дочь Яфа и семья покойного старшего сына Мерхая. В 1990 году переселился в Израиль с семьей Рубен. Только сын Марик остался в Ташкенте. Скончался

Рубен в 1993 году. В этом же году скончался и Абохай. Тело его перевезено в Израиль. Оба они похоронены рядом с Хевси Амуевой, так и не дождавшейся своих сыновей. Такова история трех поколений одной кокандской семьи - семьи Амуевых.