Увлеченный

Федор Хлощин очень любил театр. Он всем говорил об этом при встрече, и даже иногда при прощании. Но больше всего он люби Марью Кузьминичну. Правда, об этом он не говорил никому. Поэтому знакомые думали, что Федор любит только театр.
Однажды Федор Хлощин не удержался и пригласил Марью Кузьминичну на спектакль. Такое решение было крайне ответственным, оттого Федор очень волновался и потратил много времени на сборы: смыл с брюк пятно, выгладил рукава рубашки, завязал шнурки, вывернул шляпу наизнанку, стер пыль с подоконника и в тумбочке, сбегал в сберкассу и заплатил за газ. Только потом, по пути на встречу, он понял, что совсем ничего не съел.
Оскорбленный до душевных недр данным фактом, Федор Хлощин направился к ближайшему углу дома, чтобы схватиться за него в голодном изнеможении. Он проклинал свою рассеянность вслух за такое упущение: «Как так?! Как же так: ну отчего же я такой голодный!?!». Федор чувствовал себя бесконечно виноватым и, боясь взглянуть в глаза прохожим, уткнулся взором в асфальт. Вдруг, совершенно внезапно, он воскликнул: «Ха!!! Вот те два!!! Не было б счастья, да несчастье помогло!».
Перед Федором Хлощиным на тротуаре лежала двухрублевая монета. Федор и не думал оборачиваться по сторонам и искать истинного владельца денег. Он мигом нагнулся, схватил двухрублевку и сунул в карман. Лицо Федора просияло. Но сколь же велико было его изумление, когда два шага спустя он увидел перед собой еще одну монету. «Ух ты – еще одна! Ой ты - вон еще! Ничего себе – червончик! Пятьдесят копеек – тоже хорошо».
Федор Хлощин уже не поднимался с колен, он полз в неизвестном для себя направлении, ведомый аккуратной змейкой из монет. На десятикопеечные ответвления от основного курса он внимания не обращал. Денежная дорожка привела Федора к ларьку с пирожками. Это он понял, когда стукнулся головой об прилавок. «Вот так раздолье!», - проликовал Федор и потянулся за монетой, блестевшей из-под каблука гражданина. Гражданин взглянул на Хлощина брезгливо и, получив из окошка свой пирожок, поспешил удалиться. Тем временем путь вел Федора под ларек. Темнота, открывшаяся перед Хлощиным, манила своей загадочностью. «Уж там-то точно, не дать – не взять, пиратский клад будет!», - вообразил он и полез под палатку, отложив шляпу в сторону.
Под ларьком ощупью Федор Хлощин отыскал еще несколько монет. Когда его глаза привыкли к темноте, в углу он разглядел лежащего Кёзднера.
- Кёзднер, что это вы тут, собственно, лежите? – поинтересовался Федор Хлощин.
- А почему бы мне здесь и не лежать! – изумился Кёзднер, - Прилег как-то на помойное ведро – неудобно. Недавно лежал на капоте пикапа. Уже подумал: «Да пребудет нега со мною». Так нет – прогнали. Под ларьком же удобно и не гонят. Вот, видите ли, почему я здесь лежу.
- Знаете, Кёзднер, а прилягу-ка я тут рядышком, - сказал Федор в задумчивости.
- Тут еще много места. Что ж, Хлощин, ложитесь.