Так...

Чужая жизнь, отзвуки чужой жизни через щель в окне сюда, своя же отсюда и туда на улицу, на дорогу, между домов и в космос и уже оттуда резко вниз в ту единственную и неповторимую точку на старенькой школьной карте в ненавистном кабинете географии, на запыленном экране телевизора в собственной квартире, глубже внутрь кинескопа и еще дальше через его заднюю панель в пол и бетон перекрытия, только побелка с потолка да паркетная доска на головы внизу живущих, семь, восемь этажей, ноль, подвал, грунтовые воды, собственная жизнь, двадцать лет, восемнадцать, четыре и снова ноль, перестройка, семьдесят лет «счастья» и еще триста царства Романовых, стоянка неандертальцев с копьями, мамонты и наконец раскаленная вселенная, пышущая жаром преисподняя. Черти ли возле котлов, не черти, голая Клеопатра, принимающая ванну в проснувшемся кратере вулкана, не голая и не Клеопатра, спешащая через весь город к нему на свидание, сам с головой во всем этом пылающем ужасе, сам—весь этот тихий и бурлящий в самом себе ужас! Кнопка изящным пальчиком утоплена в звонок, знакомый голос за дверью, незнакомые стихи:

Поймали птичку голосисту И ну сжимать ее рукой. Пищит бедняжка вместо свисту; А ей твердят: «Пой птичка, пой!»

—Ты как всегда вовремя,—он открыл дверь и впустил незваную гостью в квартиру.—Чего приперлась-то со своей птичкой, тебя не звали? —Во-первых,—звезда с экрана, глазастая из плеера ядовито усмехнулась,—птичка не моя, а старика Державина, это он придумал.
 

— А во-вторых?—недовольный взгляд в сторону непрошеной. —А во-вторых… Я все равно уже пришла! На что парень только тяжело вздохнул и молча прикрыл за ней дверь. Валяющийся на полу немецкий китель, кожаные штаны на кресле, махровый халат на диване, закрытое синей шторой окно, темнота и отсутствие музыки…Голубые глазки моментально отметили все эти детали в квартире и даже больше, что компьютер был выключен, и везде на предметах скопился приличный слой пыли. Единственное, чего она так еще и не заметила, была его концлагерная, ничем не прикрытая нагота. Зато он сразу заметил, что у нее сегодня новая прическа и вытертые до дыр на смазливой попке джинсы клеш в обтяжку по стройным ножкам. Взгляд выше по миниатюрной талии и розовой, приталенной кожаной курточке к покатым плечам, к шее… Выстриженный затылок, открытые миниатюрные ушки с золотыми сережками, вздыбленная макушка. Но это здесь и сейчас. В «кино» она другая, вся такая официальная и в блондинистом парике, вся такая с поставленным голосом и отличной дикцией, вся такая-такая… Лучше только Екатерина Андреева, да и то вряд ли! Принесли же черти… Стильная брюнетка резко обернулась, словно прочла его мысли, глаза недобро сверкнули. —Ну…скажи,—произнесла она с расстановкой каждое слово из своего маленького предложения,—повтори еще раз, зачем я приперлась, какая дрянь и все такое… - —Зачем?—он равнодушно пожал плечами, отстраняя ее в сторону и проходя в комнату к своему брошенному халату.—Все, что можно было испортить, ты уже испортила. В пустыню я не попал. —Куда,—удивилась женщина,—в какую еще такую пустыню? —Сахара,—юноша прошел мимо халата прямо к своим штанам, взял их и принялся сосредоточенно натягивать на свои худосочные с редким волосяным покровом ноги, совершенно при этом не обращая внимание на гостью.—Есть такое место во вселенной. Затем вспомнил про трусы, чертыхнулся и принялся стягивать, неуклюже подпрыгивая на одной ноге, штанину со второй. Те снова полетели на кресло, а сам он, как был голым, так мимо нее и продефилировал в ванную. —Единственное место, где тебе хорошо?—спросила она, уступая дорогу. —Что?..—скривился он, словно от острой боли в зубе.—Только вот этого не надо, ладно… Пришла, посмотрела и ушла. Можешь еще пыль вытереть в комнатах и пропылесосить, а предкам звонить не надо, я сам позвоню. Так и сообщу родным, что приходила, мол, ваша звездочка, отметилась и даже пыль вытерла, единственно, что сиську не дала пососать, а так все нормально, можете слать свою тысячу или на сколько вы там за мой контроль договорились? Звонкая пощечина в ответ…другая и тут же не заметила, как оказалась в его жестких, не смотря на всю свою худосочность объятиях. Его губы впились в ее, а руки лихорадочно принялись стаскивать с нее ее розовую курточку. Испуг, вскрик и четыре остреньких ногтя больно полоснули его по разъяренному лицу. Четыре кровавых полоски на щеке… —Не нравится, да?—взревел тот,—а вот так…—захват пятерней за волосы и сильный бросок на пол. Швырнул как только что штаны свои грязные на кресло, как кошку драную из окна на улицу. Журнальный столик вверх ножками в сторону, хрустальная ваза вдребезги на пол, осколки по телу. Сама больно ударилась боком об его угол, подвернула руку.—Так вот должно понравиться…—куртка рывком стаскивается с плеч, белая блузка с треском разрывается на спине, ломается застежка от лифчика. Одна рука прижимает за волосы голову расплющенной щекой к холодному паркету, другая стаскивает уже с нее дорогие джинсы, еще более дорогие беленькие трусики. Самому раздеваться не надо, еще не оделся! Возбужденная плоть с дрожью во всем теле входит в чужие владения. Женщина даже не стонет, закусила губы и слезы глотает. Эти не в ее власти, эти из нее.—Ты этого хотела, да—звериный вход своего «я» в чужое «ты»,—этого? Так получай, получай, получай… Сам весь мокрый от возбуждения, щека в крови, она мокрая от его пота. Взрыв…и тысячи, миллионы тут же гибнущих воинов врываются в захваченный город. Темно, ночь, конь в воротах, Троя пала. Часы на стенке тик…так, сердце, только что еще бешено вырывающееся из груди тук…тук. Безвольное, только что изнасилованное тело женщины внизу, обмякшее и ослабшее тело последнего воина сверху, чернота и пустота в головах у обоих. Время ушло, время остановилось. Черта, за которую уже нельзя вернуться, сзади… Жизнь до черты и жизнь после…Ему почти двадцать, ей уже прилично за тридцать, получилось все равно как учительница со школьником, все равно… «Ученик» прошелся ладонью по своей щеке, кровь вытер об вздрагивающую спину «учительницы», устало сполз с нее на пол и обессилено растянулся с ней рядом. —Убей меня,—попросила она его тихо-тихо, когда снова смогла говорить,—пожалуйста. —Сейчас…