Игры в океане. Гл 2

Музыка пела, туристы веселились, звезды светили, а лампочки мигали... Океан с трудом переваривал всю эту вакханалию, но в праздник жизни больше не вмешивался, позволяя непутевым резвиться на своей поверхности. Казалось, что после дневного шторма эти возмутители его вечного спокойствия, вообще, его не трогали, но это только казалось... Океан дремал и его прохладное, сонное дыхание касалось всех, и даже спящих. Все здесь было в его власти, абсолютно все... Он это знал, веселящиеся и спящие этого не знали. Что может случиться в праздник, разве, что небо упадет на головы или вода закачается? Так качалась уже, а небо? Так пусть падает, здесь места много...
Роберт снял с носа очки и принялся их протирать от соленых капель брызг, разлетевшихся от прыгнувшей в воду девчонки, той самой, что хлопала в ладошки и всем восторгалась в первый день плавания.
— Дура, — сплюнул он в воду, — поосторожнее нельзя.
Хорошо, что она его не слышала, умника этого, иначе получил бы он в ответ, и не только презрительный, испепеляющий его с ног до головы взгляд её небесных глазок.
— Господа, — это уже сверху прозвучал голос капитана, — прошу вас, будьте осторожнее... Не забывайте, что под вами глубина не в одну сотню метров, купаться только между яхтами в освещенном пространстве.
— Могут быть акулы, господа! — весело рассмеялась вынырнувшая из воды купальщица.
— Вполне, — подыграл ей капитан, — эти воды тем и знамениты, что в них акулы водятся!
Естественно, что ему никто не поверил. Какие могут быть акулы, скажите, что здесь еще белые медведи обитают! «Снимаем «Челюсти — 3» , кадр первый: острый плавник мягко скользит между купающимися, акула выбирает цель, люди её не видят, хищница нападает на первую жертву, ею оказывается все та же, с небесно-голубыми глазами... Её все же успевают вырвать из страшной пасти смерти и вытащить на палубу, которая тут же заливается кровью несчастной. Страшная, рваная рана на бедре, следы острых зубов, огромный, вырванный ими из тела кусок мяса... Плачущие глаза бедняжки и еще её мямлящий, что-то рот. Всеобщий шок и дикий визг обезумевших от страха дам, оцепеневшие мужчины... Впрочем, визг, это потом, — решает, улыбаясь Роберт, снова водружая на нос очки, — когда будут пленку озвучивать» .

Если бы не я, не я, не я...
Не было б тебя, тебя, тебя!

Закатывалась в очередном приступе любви к молодежи нестареющая примадонна.

Если бы не ты, не ты, не ты...
Не было б меня, меня, меня!

Вторил ей пародист на радостях. «Если б не она, она, она... Точно, не было б тебя, тебя, тебя...» , — подпевал ему очкарик, сам, правда, в это не совсем веря. Ну не нравился ему этот выскочка очкастый со своим миллионом, что из этого? Роберт перестал созерцать купающихся, отвернулся и потянулся своими нервными тонкими пальцами с покрытыми бесцветным лаком ногтями, к бутылке с какой то импортной водкой. Налил себе рюмку и тут же залпом, выдохнув воздух из легких, не закусывая, выпил. Горячительная жидкость приятно прошлась по гортани и обожгла стенки желудка. Он с удовольствием вдохнул: «Хорошо, когда все хорошо!»
— Разрешите присоединиться, молодой человек?
— Пожалуйста, — Роберт исподлобья глянул на подсаживающегося за стол мокрого человека. — Чего спрашиваете, здесь все общее.
— А вдруг помешаю, — человек уселся за стол и принялся вытирать полотенцем лысеющую голову и лицо. Роберт брезгливо поморщился, представив, как сотни тысяч миллионов микробов и бактерий сейчас устремляются с его бестолковой головы на продукты, хотел съязвить, но передумал. Горбатого могила исправит, решил он, себе дороже будет. Но к пище за этим разложенным столом он больше так и не притронулся. Человек налил тоже себе рюмку и выпил, крякнул и потянулся вилкой за грибочками.
— Хорошо, когда хорошо, — сам того не подозревая, озвучил он недавние мысли очкарика и довольно потер руки, тут же наливая себе вторую порцию. — А когда хорошо, то еще лучше...
— Телепат, твою...— буркнул себе под нос очкарик.
— Что? — переспросил тот с набитым ртом.
— Я только, что сам так же думал, — сказал Роберт.
— Появился я, — сосед перестал жевать и рассмеялся, — и вот ты больше уже так не думаешь?
— Почему же? — Роберт покосился в его сторону.
— А у тебя на лице написано, — мужчина снова потянулся к бутылке. Похоже, что сегодня он решил оторваться на всю катушку. «Дубль второй, — Роберт, глядя на соседа, ехидно скривился, представ себе картинку. — Все те же и лысый в придачу. Лысый, поднимая море брызг, бомбочкой летит с яхты в воду. Он только что выпил и закусил, ему теперь море по колено. За пьянкой первый дубль остался им незамеченный. Вот так-то, — парень зло усмехается, — пить меньше надо! Ошарашенные люди не верят своим глазам, этого не может быть! Безумец сам отправился в кровавые зубы смерти. Ныряльщик кричит, сначала радостно ничего не видя, затем страшно, когда глаза открываются... Черный плавник плавно уходит под воду. Всплеск руками, брызги, темное, высвечиваемое палубным прожектором, пятно крови на воде... Непонимающие, не верящие, обезумевшие от адской боли, еще больше от страха, вытаращенные в последней мольбе о помощи глаза несчастного. Голова уходит под воду, последний, отчаянный всплеск ладошкой, захлебнувшийся в соленой, прикрашенной собственной кровью воде, вопль... Тишина и только вытаращенные, восторженные глаза зрителей, свидетелей разыгравшейся трагедии. Все взаправду, все на самом деле... Все на самом деле и...не с ними! Вот это круиз, вашу маму, никаких денег не жалко!»
Естественно, что «несчастному» исполнителю главной роли в этом сногсшибательном дубле Роберт об этой его роли рассказывать не стал. Что толку, все равно не поверит. Не поверит и не поймет... А не поймет, так и сниматься не захочет. Пусть уж все остается, так как есть: умерла, так умерла...
— Мое лицо, что хочу, то и пишу, вас забыл спросить, — Роберт через силу вернулся из своего выдуманного мира, где все было так просто и понятно, где он, и только он был единственным режиссером и автором сценария, в мир реальный и тоже налил себе рюмку. Они чокнулись. И снова классный напиток обжог губы. «Мрачная» действительность прямо на глазах потихоньку стала преображаться. Постепенно все присутствующие начинали становиться почти братьями, и даже лысый не стал исключением. После второй стопки водки он их, людей этих самых, и даже этого козла плешивого, которого он почему-то невзлюбил с самого начала их путешествия, может, и не полюбил еще, но хотя бы перестал их всех немного ненавидеть. Неожиданно Роберт даже решил не уходить с палубы, что собирался сделать еще минуту назад, а остаться и немного поболтать с этим мудаком, который еще недавно так бесцеремонно ворвался в его тихий вечер. «Надо же, — сам себе усмехнулся он. — Я, кажется, тоже напился...»
Несколько уверенных грибков руками и молодое, тренированное тело, разрезая гладь, направилось к яхте. Девчонка решила, что накупалась. Схватилась мокрыми руками за край площадки, рывок и вот уже красивая коленка на деревянной площадке. Еще движение и стройное, красивое тело уже возвышалось над черной бездной.
— Красива, черт, — икнул неожиданно быстро захмелевший сосед Роберта. — Такие сиськи, так и хочется...
Роберт не ответил, он даже не повернулся в её сторону, чтобы посмотреть.
— Хороши, а? — лысый игриво толкнул Роберта в плечо, в нахальную вылупившись своими скользкими, покрытыми пьяной дымкой глазки на обнаженную красотку, вернее только на её мокрые, играющие в разноцветных лучиках света, грудки-малолетки. — Особенно, эти её торчащие дыбиком мокренькие сосочки, — добавил он после паузы. — А представь её в постели, — мужик мечтательно закатил свои бесстыжие зенки. — Ножки в стороны...
— Заткнись, а, — Роберт через очки зыркнул на хама. Любовь к человечеству, так и не зародившись, резко пошла на убыль. — Потрогать слабо, так хоть языком потрепаться, что ли?
— Ты это чего? — сосед стал потихоньку приходить в себя. Бритая морда его стала медленно краснеть, а глаза наливаться кровью, как у быка перед бойней. Он, бык этот, кажется, понял, что его только что, мягко сказать, поимели. Его, отца двух детей, замдиректора ресторана только что попытались заткнуть и кто? Этот сопляк с очками!
— Да пошел ты...
Договорить Роберт не успел. Здоровенная рука соседа сгребла его за грудки белой, в узкую зеленую полоску рубашки, с насиженного места...
Девушка тряхнула головой, и волосы мокрыми сосульками рассыпались по её рисованным плечикам. Затем, запрокинув голову назад, она прошлась по ним растопыренными пальцами рук и отправила их назад на спину. После чего она как бы случайно взглянула на свои оголенные грудки, прикидывая, как она сейчас, мокрые смотрится в свете лампочек и, решив, что лучше некуда, стала подниматься по никелированной лесенке наверх.
— Накупались уже? — услышала она позади чей то мужской баритон и обернулась.
— Замерзла, — улыбнулась она, застыв на ступеньках, — греться пойду.
— Я тоже, — мужчина в ответ тоже улыбнулся. — Но больше меня предупреждение капитана напугало.
— Это вы про акул? — девушка явно не поверила в его мнимую трусость. Высокий, сильный, мышцы так и играли на накаченном теле, ему только акул бояться...
— Конечно, — он стер ладонью воду с лица. — Как представил, что моя нога касается тела этой безмозглой твари, скользящего где-то внизу...
— Не пугай те меня, — рассмеялась она, — а то я и, правда, больше в воду не полезу.
— Я не пугаю, — мужчина тоже рассмеялся, — я сам боюсь. А вон и она, смотрите, легка на помине...
— Где? — девушка с испугом проследила за его взглядом.
— Вон, — незнакомец рукой указал на воду, — плавник скользнул.
— Ой, и, правда!
Акулий плавник и в самом деле завораживающе бороздил пустое пространство между двумя застывшими, качающимися на волнах яхтами. Хорошо, что людей в воде уже не было. Переговаривающаяся парочка была последней из купающихся. Остальные давно уже выбрались из воды и предавались веселью на палубах.
— Акула!!! — это уже раздался крик с палубы. Там тоже плавник заметили, то исчезающий, то снова появляющийся на поверхности. Все заколдованно уставились на зрелище. Это были уже не шутки, здесь уже попахивало чем-то страшным. Теперь уже не только Роберт, — сам себе режиссер, а и каждый из тех, кто еще совсем недавно был в воде, с содроганием смог представить себе, как смерть в виде акульей пасти с двумя рядами омерзительных зубов впивается в его неповторимое тело. Музыку выключили, остались только лампочки. Застывшие глаза, открытые рты, временная пустота в сознании большинства из присутствующих — о ц е п е н е н и е...
И в это время случилось ужасное, пожалуй, самое ужасное, что только могло случиться в данном месте и в данное время. Взбешенный отец двоих детей сгреб своими ручищами худосочного «режиссера» немого кино и раздраженно выбросил его за борт охлаждаться. Бить этого сопляка у солидного отца семейства, у этого всеми уважаемого человека, просто кулак не поднялся. Как ни как, он ему по возрасту в сыновья годился. «Отец» ...его просто взял и выбросил за борт... На съедение акулам, так сказать, и даже об этом не подозревая. Уж лучше бы в морду дал, что ли, и то бедняге бы было легче, чем вот так... А так очки полетели в одну сторону, а смельчак в другую, брызги же при падении полетели, вообще, в разные стороны. Оцепеневшие от страха люди с ужасом видели, как плавник акулы резко вильнул и, погружаясь, направился в сторону барахтающегося человека. Страшно было еще и оттого, что этот мальчишка, размахивающий руками, всплывающий и погружающийся, появляющийся на поверхности и исчезающий под водой, волею случая, оказавшийся героем события, вдобавок ко всему, оказывается, не умел еще и плавать... Добавить еще, что все происходило в полной тишине, даже волны, не слышно было, как плескались о борта яхт и тогда, вообще, картина превращалась в жутковатое зрелище. В немое кино, где режиссер и сценарист играл еще и главную роль! Тонкая грань, незримо отделяющая мир выдуманный от мира реального, стерлась...
— Охладись, — буркнул себе под нос Семен Иванович, а именно так звали отца семейства, и фамилия у него тоже была замечательная, Горбунков, кажется, вот же наградил Бог прозвищем, на всю жизнь спасибо, налил себе следующую рюмку водки и залпом отправил её себе в глотку. — Недоносок, — сплюнул он под стол, попав при этом прямо себе на ступню, но даже и этого в сердцах не заметив, — все настроение мне испортил, скотина. Для того я сюда отправился, что бы всяких там сопляков выслушивать. Поживи с мое, а потом кудахтай, привыкли на всем готовеньком, жизни не видел, а уже на яхте плавает. Теперь вот рядам поплавай, — он пьяно усмехнулся, — если, конечно, плавать умеешь...
Что творилось в это время кругом, Семен Иванович после последней выпитой стопки, уже не видел и не слышал. Настроение было испорчено, и окружающая действительность совсем его уже не интересовала.

«...Затем взгляд мой перешел на трех остальных людей, сидевших в баркасе. Это было удивительно странное зрелище. Я видел только их лица: в них было что-то неуловимое, что я не мог определить, но это вызывало во мне странное чувство отвращения. Я усиленно всматривался в них, и впечатление не проходило, хотя я и не мог понять его причины, — Капитан взглянул на удобно расположившихся в вольных позах на верхней палубе отдыхающих и продолжил чтение: — Они показались мне темнокожими людьми, но члены их до самых конечностей были причудливо обвиты какой-то грязной белой тканью...»
Роберт перестал глазеть по сторонам и постарался въехать в смысл читаемого капитаном отрывка. Это было не трудно, но просто даже и этого делать не хотелось. Такая навалилась смертная скука и облом на все тело, что даже и слушать никого не хотелось, тем более вникать в смысл услышанного.
«...глядели на меня их таинственные лица, — продолжал читать капитан тем временем, — с выдающейся вперед нижней челюстью и сверкающими глазами. Волосы их, гладкие и черные, напоминали лошадиные, в сидячем положении они казались ростом значительно выше всех виденных мною до сих пор человеческих разновидностей...»
Роберт уставился на капитана. Урод был еще тот. Больше полтинника тянет, прикинул он на глаз его возраст. Морская фуражечка, брюшко, тельняшка, волосатые ножки буквой «ха» , смешно торчащие из под шорт, завивающиеся на висках седые и редкие волосики, совсем как у младенца в первый годик жизни... Урод, одним словом! Диагноз был окончательным.
— Да-а...— протянул он и, словно нехотя повернулся к своей совсем юной соседке в темных, по последней моде пискнутых, переливающихся в ярких лучах солнышка, очках. — А зачем он нам все это читает, — спросил он её, заняться больше нечем?
— Не знаю, — девчонка улыбнулась и пожала плечами. — Развлекает, наверное...
— Пива хотите, — предложил он.
— У вас есть.
— В баре взял, — он протянул ей банку «семерки» . — Угощайтесь...
— Спасибо, — девушка взяла протянутую ей банку. — О, холодное! — обрадовалась она, и её пальчики уверенно потянули маленькое колечко на крышке, и в образовавшуюся щель с шипением вырвалась воздушная пенка.
— Прелесть, — она поднесла банку к своим блестящим розовым перламутром губкам, — море, чайки, пиво...
— Океан, — поправил её Роберт, — и еще Америка...
— Америка осталась там, — безразлично махнула она рукой в сторону синеющей полоски берега. — Здесь только море!
Второй раз Роберт поправлять её не стал. Какая разница, решил он, вода и там, и там соленая, а фифе этой размалеванной, похоже, плевать на все на свете. Легкое, почти воздушное коротенькое ей платьице открывало его взору загорелые стройные ножки, изящно сомкнутые возле коленок, находящихся так близко, что протяни чуть руку и она уже у неё на коленке... А что до содержимого её головы, то пусть она о нем сама заботится. «Протянул руку и она уже на...— Роберт незаметно вздохнул. — Она, что не может догадаться и всего лишь чуть-чуть самой поближе ко мне придвинуться...»
— Роберт, — представился он.
— Юля, — улыбнулась девица.
— Вот и познакомились, — сказал он, — Юлия...
— Вот и познакомились, — улыбнулась она, — Роберт... Спасибо за вкусное пиво.
— Красивое имя, — теперь он еще сильнее хотел положить руку на её коленку.
— Да...— она не стала спорить. Юля знала это, что он хочет ей положить руку на колено, но её это совсем не трогало. Он ей совсем не нравился. У него совсем не было шансов. Длинные, засаленные волосы, эта его легкая небритость и рубашка, словно только что из офиса, только без галстука и расстегнутая до пупка, худые ручки, впалая грудка, у папы денег, куры не клюют... Сплавил, наверное, доставшее за двадцать лет чадо с глаз долой на другой континент, маму в санаторий, а сам на даче с молодой телкой отрывается. «Небось, думает, — решила она, — что перед ним все девки стелиться здесь будут. Одна ухмылочка чего только стоит, — Юлька обворожительно ему улыбнулась. — У-тю-тю...Так бы и въехала в твои отбеленные зубки, придурок...»
— Вам здесь нравиться? — спросил «придурок» .
— Давай на «ты» ?
— Давай.
— Пока не очень, — соврала она. — Я больше люблю под зонтиком на пляже нежиться, а тебе?
— У моего отца есть яхта, я здесь не за этим.
— А зачем? — Юля двумя пальчиками, большим и указательным, сдвинула очки на лоб и удивленно посмотрела на своего нового знакомого своими голубыми, слегка раскосыми глазками. Первые, сделанные ею выводы относительно этого типа оказались почти что верными. Один из представителей клана «золотой молодежи» , похоже, собирался ей все время путешествия теперь мозги парить.
— Обещали, что-то интересное, — сказал Роберт.
— Например?
— Пока не знаю, — честно признался он. — Пока нам только сказки читают.
— Мы всего три часа плывем, что за это время можно сделать?
— И не узнаете ничего, — капитан с улыбкой оторвался от чтения и посмотрел на ребят. — Если, конечно, слушать не будите...
— А набросать планчик дальнейших мероприятий никак? — спросил его Роберт. — Хотелось бы знать в двух словах, что нас ожидает.
— Да, — поддакнула Юлька. — Страх как купаться хочется...и загорать, такое солнце пропадает!
Все рассмеялись, похоже, что немного затянувшийся капитанский монолог всем порядком уже поднадоел.
— Терпение, — капитан снова выставил на обозрение свои белоснежные, вставные зубы. — Всему свое время, товарищи.
— Тамбовский волк тебе товарищ, — буркнул себе под нос Роберт, но неудачно. Кажется, что капитан его услышал. Правда...не подал виду.
Шел второй час по полудню. Солнце еще стояло высоко, и если бы не бимини по-морскому, то есть тент по-нашему, благоразумно растянутый над кокпитом для пассажиров и рулевого, то жариться бы нашим путешественникам на сковородке под его ласковыми лучами предстояло еще долго, можно сказать, все оставшееся путешествие. А если учесть, что оно, вообще, только началось, то можно сказать, что всю оставшуюся жизнь. Прогноз погоды обещал быть хорошим, солнышко в дневное время суток заходить не собиралось.
Капитан дочитывал начатое, ребята пили пиво, а остальные из их компании лишь завистливо на них поглядывали, терпеливо перенося все тяготы и лишения красивой жизни и, дожидаясь, когда он, наконец, закончит. Спасительный тент хоть и был натянут, но все равно сильно от жары не спасал, всем хотелось пить и купаться. Жара касалась всех, казалось, что она не касалась только капитана, да боцмана. Татьяну хоть и представили им, как старпома и кока, но все её с легкой руки Семена Ивановича окрестили боцманом, потому как боцман по его понятиям был самый, что ни на есть главный человек на судне, по главнее даже капитана, если хотите. Так, во всяком случае, считал Семен Иванович. Так потом стали считать и все. Боцман, так боцман, она, кстати, тоже не возражала. Ей самой, кстати, новая кликуха понравилась. Слава богу, хоть не мочалкой прозвали за её цвет волос, как в прошлом году и тоже с подачи одного ублюдка, когда она по средиземноморью только начинала еще ходить под парусом. Но тогда она еще была салагой и ничего не знала, а сейчас она, конечно же, терпеть бы такой быдлам не стала, сразу бы вернула на свое место нерадивого. Но сейчас до такой клички никто и не додумался.
«Интересная публика, — размышляла она, стоя за штурвалом. — Вон тот, например, что боцманом меня прозвал, Семен, кажется, отчество не помню, денег, наверное, в море топить негде, а ведь жмот жмотом, по роже видно. Обрадовался то как, — Татьяна вспомнила, как заблестели его глазки, когда она им сообщила, что выпивка и еда, вся за счет заведения. — А вот когда узнал, что весь дайвинг только за счет клиентов, то глазки-то потускнели. Как цены за протухшую жратву в своем кабаке московском накручивать, так да, а как самому платить за удовольствие, причем настоящее, а не подпорченное, так сердце на мелкие кусочки разрывается. Ладно, черт с ним, мне деньги не за это платят» . Татьяна сверила курс с компасом и крутанула рулевое колесо вправо. Парусник накренился и новый порыв ветра, наполнив паруса, еще быстрее понес его вперед на встречу своей судьбе. Ветер стал чуть сильнее, и сразу же стало прохладнее, и сразу же жить стало веселей. Появились волны, и яхта стала нырять вверх — вниз, с удовольствием демонстрируя своим новым гостям, на что она была способна. И это было не все. Бедняжке не давали разогнаться даже до половины той скорости, что она могла развить, распушив все свои белые перышки.
— Класс! — Юлька с удовольствием подставила ветру свое лицо и закрыла глаза. Её волосы больно стеганули по глазам соседа, но она этого даже не заметила. Или, может быть, только сделала вид, что не заметила, женщина все-таки. Красивая женщина...
Кроме Роберта, Юлии и Семена Ивановича с капитаном на кокпите еще парились Лора Трейн, крепкий, коротко стриженный брюнет, почти весь седой, словно только что сошедший с обложки какого модного мужского журнала и еще всего одна дура мелкого роста с бестолковыми прицелами на толстом носике. Сама она при знакомстве обозвала себя серой мышкой и глупо так усмехнулась, еще бы глазки на носике скосила и, вообще бы, был полный порядок на флоте! Ну, полная дура, одним словом, прототип Каменской, наверное... Еще одна серая мышка, Роберт скривился, ужас, но зато когда намажется, хоть в обморок падай, звезда звездой! Он сразу же окрестил её Обезьянкиной, коротенькие ножки, отвислая задница, розовая блузочка и серые штанишки в клеточку. А вот Семену Ивановичу она понравилась, особенно её пухленькие щечки и мякенькие губки бантиком. Но эти двое, то есть Роберт и Семен Иванович, сразу же оказались по разные стороны баррикады, им даже бабы и те нравились разные. Семен Иваныч от этого Роберта, кстати, тоже совсем был не без ума.
«...они представляли собой удивительно безобразное сборище, и выше их всех, под передним парусом, выглядывало смуглое лицо того самого субъекта, глаза которого светились в темноте» , — капитан, наконец, закончил свое чтиво и с удовольствием закрыл книгу.
— Смуглое лицо со светящимися глазами, это вы про себя? — пошутил брюнет. Все снова рассмеялись, шутка понравилась.
— Не по Сеньке шапка, — капитан совсем не обиделся. — А теперь внимание! — и он со значением поднял кверху свой указательный вопрос. — Что бы скрасить ваше скучное путешествие, вино и пиво не считается, мы придумали для вас целую схему веселых мероприятий. Причем, заметьте, не бесплатных. Победителю каждого такого нашего маленького конкурса, викторины или задания будет полагаться денежное вознаграждение.
— Сколько? — Семен Иваныч заметно оживился при последних словах капитана.
— Начиная с сотни долларов, — капитан улыбнулся, ожидая ответной реакции, но на его удивление люди особого восторга по поводу последнего его предложения не выразили.
— Например? — это уже в разговор вклинилась Лора Трейн, сидевшая до этого тихо и спокойно наблюдавшая за происходящим. Её, почему-то совсем не хотелось здесь зарабатывать деньги, она, вообще то, летела сюда отдохнуть, если честно...
— Например, эти сто долларов получит тот, кто правильно ответит на самый простой вопрос. По мере сложности вопросов и заданий вознаграждение будет увеличиваться.
— А если ответил, да не правильно? — спросил Семен Иваныч.
— В зависимости от того, сколько стоит вопрос или задание, — Станислав Петрович мило улыбнулся публике, — вы или теряете, к примеру, эти сто баксов, или, если вопрос стоит больше, чем у вас денег в копилке, то у вас сгорает все, что там у вас уже накопилось.
— А если у меня ничего нет, а я еще и не правильно ответила, — Обезьянкина тоже решила не отставать от общественной жизни, — то тогда я буду вам должна...что ли? А если у меня денег нет, а я тоже играть хочу.
Это её «что ли» было произнесено с таким пафосом и значением, что все вокруг сразу же поняли, что эта сорокалетняя дама, вообще, обо всем этом мероприятии думает.
— Ни в коем случае, Анна Николавна, ни в коем случае, — капитан расцвел в благодушной улыбке. — Вот от вас я уже совсем такого коварного вопроса не ожидал, прямо в самую точку...
— Скажите тоже, — Аннушка даже зарделась от неожиданности, — просто захотелось узнать подробности и все.
— Отвечаю, внимание, — капитан сделал театральную паузу, прямо как Задорнов перед хохмой. Сейчас все грянут со смеху. — Внимание... От вас, господа, требуется только... участие! Участие, только участие и ничего кроме участия!!!
Слово «участие» он произнес по слогам, чтобы дошло до каждого, включая и эту дуру Аннушку, как там её фамилия?
— Кто «за» , прошу поднять руки и ноги!
Не подняли только Роберт и Анна Николавна. Ей все-таки, что-то во всем этом, все-таки не понравилось. Она не могла еще понять что, но вот не понравилось ей все это и все! Её даже дамой на минутку захотелось, но только лишь на минутку. Уже через секунду она полностью была поглощена навалившимися на неё событиями и новыми ощущениями.
Четверых, поднявших руки, капитан зачислил в клуб «Леди Вейн» и игра началась. На первом этапе в игре принял участие один ведущий, четыре участника и два зрителя. Сразу же был объявлен призовой фонд, чисто символический, в одну тысячу долларов и озвучено одно маленькое условие, что игра длится до самого конца путешествия и что зритель в любой момент мог стать участником игры, а значит и членом клуба «Леди Вейн» , а вот участник же отправиться в стан зрителей мог только по желанию или требованию других участников игры, но только не сам по своему собственному желанию. Почему действующий член клуба такого права лишался, было не понятно, но зато интересно.
— И так, — капитан сделал серьезное лицо, — игра началась. Сразу же предупреждаю, что вопросы и задания будут неожиданными. Вы никогда не узнаете, что уже играете и так, вопрос первый: отрывок из какой книги я вам только что зачитал?
— Остров доктора Мора, Эдгара По, вернее, Герберта Уэллса, извините, ошибся...
Ответ был так быстр, что никто даже не успел подумать как следует. На палубе стало тихо-тихо. Все ждали ответа капитана.
— Еще есть версии? — спросил тот.
— Нет, наверное, — ответила за всех Юля.
— Ответ...правильный, но...
Громкие аплодисменты забили говорящего.
— Но он не засчитан, — в руке капитана неизвестно откуда появилась сто долларовая купюра. — Деньги остаются у хозяина. Напоминаю, что зритель не имеет права голоса и на первый раз ему это прощается. И даже больше, — капитан хитро прищурился, — так как все только начинается, то зритель, — он умышленно сделал паузу, — может присоединиться к игре и получить с таким трудом заработанные деньги.
— Ура-а-а...
— Нет спасибо, — Роберт покрутил головой, я лучше посмотрю.
— Тогда попрошу вас больше нам не мешать, — Станислав Петрович сделал серьезное лицо. — Думаю, что из присутствующих здесь это никому не будет интересно.
— И даже вам? — Роберт ехидно улыбнулся.
— И даже мне...
Поразительно, но как некоторые люди ухитряются себе плодить врагов на голом месте, просто диву даешься... Вот и Станислав Петрович с запоздалым сожалением понял, что в этом молодом человеке он, кажется, ошибся...

Сначала он испугался только воды, ведь он совсем не умел плавать. Мокрая, скользкая дрянь обволокла тело и забила рот. Непроглядная мгла погрузила в себя сознание. Весь мир остался где-то сверху: люди, звезды, яхты, музыка, жизнь... Здесь же было только это, страшная темень кругом и ужасная бездна под ногами. Секунды растянулись в вечность. Страх, нечеловеческий страх завладел телом. Вода в рот, пузырьки наружу, кашель из глотки... Глоток воздуха, испуганные лица, свет прожектора в глаза, и снова, только тишина и мрачное безмолвие... Вверх -вниз, вверх-вниз, поплавок без лески в море-океане, космонавт без скафандра в открытом космосе, жизнь-смерть, жизнь-смерть... «Да помогите же!» , — кричит он, но вода снова заливает глотку. Люди сверху слышат только хрип, рвущийся через затопленную глотку наружу. Нет, они не слышат даже этого! «Боже, — Роберт отчаянно пытается схватиться за воду, но... эта скользкая тварь просачивается сквозь пальцы. — Боже, помогите же хоть кто ни будь, вы же видите, что я тону...»
Они видят. Они видят даже то, чего он не видит — кружащую вокруг него здоровенную акулу. Ему на помощь летит лишь спасательный круг. Бесполезно... Он все равно дотянуться до него не может. Вдруг он чувствует, что его ноги под водой что-то чуть коснулось, воздушные, поднимающиеся кверху пузырьки прошлись по всему телу. Ужас, удар в живот, боль... Голова снова на свежем воздухе: глоток, еще, еще...
Семен Иванович снимает трусы. Трусы летят на пол. Он забирается на кровать в своей каюте и блаженно на ней растягивается. Пить можно где угодно, спать можно только дома. Это закон. Семен Иванович в любом состоянии возвращается домой. Сейчас его дом — кровать! Волосатые ноги раскинуты по белой простыне, приплюснутый затылок с наслаждением ловит мягкую теплоту подушки. Воображаемая девочка в кружевных чулочках, задрав ему потную майку на горло, скользит по его любимому круглому пузу очаровательным язычком, влажные её губки касаются его вялой плоти... Пузырьки изо рта, храп в каюте, застывшая, растопыренная пятерня на яйцах. Еще только темнота и запах перегара, еще только тонущий за бортом человек. Тонущий человек и шныряющая вокруг него океанская тварь. Ночь... Растворившаяся в ночи иллюзорная дамочка по вызову. Даже она оказалась этой ночью бессильной. И еще... Только жарящаяся на сковородке голова этого придурка Роберта, испортившего Семену весь вечер. Он поливает её подсолнечным маслом. Масло стекает по волосам, делая их похожими на скользких, мерзких извивающихся червей. Голова открывает глаза и... О, Боже, это уже не его голова, это уже голова той противной старухи с выпученными глазищами из рекламы, заправляющей картошку вонючим маслом...
— Исчезни, старая, — орет Семен Иванович во сне и пытается отогнать от себя видение. Пятнадцать лет на одной кухне с тещей, тестем и их придурковатой дочкой, его женой, это уже слишком. Пошли вон! Дайте хоть в море отдохнуть человеку! «Не дождешься! — визжит раскаленная голова со сковородки. — Думаешь, смылся в море и тебя никто не достанет? Ошибаешься. От нас не уйдешь, голубчик, — Семен Иванович с ужасом наблюдает тянущиеся к нему многочисленные руки своих ненавистных близких родственников. — Мы твоя семья...»
Боль, страх, мрак... Силы бороться с действительностью закончились, дорога в преисподнюю была открыта. Последнее, что еще успел вспомнить утопающий, было небо... Чистое, голубое, прозрачное...любимое. Вода в легких, вода над головой, вода на всем белом свете...