Нелюбимый муж

       (Отрывок первый из романа «Дым отечества»)

В тот день Мария возвращалась со станции Яблоня на ручной дрезине. Двое китайцев-железнодорожников, стоя друг против друга, энергично раскачивали рычаговый привод, при этом что-то напевали, добавляя в конце куплета на ломаном русском:
– Русска де-ву-ши-ка помогайба!
Они посматривали на Марию и улыбались, но ей почему-то было грустно.
Она приехала в Лундогоу в семь утра и тут же поспешила домой. Во дворе Мария сразу же почувствовала неладное – мычала недоенная корова, визжали голодные свиньи, в то же время бросились в глаза раскрытые настежь двери как на веранде, так и в доме. Она быстро взбежала по ступенькам крыльца, перешагнула порог, и когда увидела в лужах крови неподвижные тела отца и матери, то потеряла сознание.
Мария очнулась от того, что над нею хлопотали китайцы – мужчина и женщина.
– Где я? – спросила она у незнакомых людей, и ей ответили:
– Малия, твоя ходи китайска люди…
– А я кто?
– Твоя Малия… твоя мала-мала больной, – сказал китаец, но Мария ничего не поняла и села на кане. У нее ужасно болела голова, и ей хотелось пить. В то же время китайцы о чем-то оживленно заговорили, и мужчина спросил: – Малия, твоя знай, как зови твоя мама?
– Я не помню никакой мамы, – раздраженно сказала Мария и попросила воды.
Очень скоро китаянка принесла воду, и Мария, схватив обеими руками чашку, жадно напилась. Затем ее накормили и уложили спать…
Потом, когда к Марии вернулась память (но это случилось нескоро), Ли Чжусен рассказал ей, как все было… В то утро он привез Чижовым обещанные отруби и, обнаружив среди трупов беспамятную девушку, отвез ее в свою фанзу. Вместе с женой Лу он кое-как привел ее в чувство, и когда понял, что у Марии амнезия, то тут же принял решение оставить её в своей семье. Но прежде ему нужно было убедиться, что знают на разъезде в связи с нападением хунхузов. После того как Мария проснулась, он открыл свою лавку, и когда появилась первая русская покупательница, поинтересовался, что слышно о дочери погибших Чижовых.
– Леня, да что может быть слышно, раз ее увели хунхузы?
– Хунхуза забрала? Ай-яй-яй, шибко пулохо!
– Да что уж тут хорошего? Наверно, уже ходит в наложницах у всей банды…
– Шибко пулохо, шибко пулохо! – пряча глаза, сокрушался лавочник.
Затем Ли Чжусен отвез Марию в глухую китайскую деревню и там, поручив ее своей старшей дочери, наказал:
– Эйлин, всем говори и ей тоже, что она сирота и не помнит своих родителей. Относись к ней хорошо и учи ее китайскому языку!
– Папа, я все сделаю так, как ты велишь. Но скажи, зачем это нужно? – спросила дочь.
– Эйлин, твоя мать Лу уже очень устает и давно просит, чтобы я привел в дом вторую жену, – открылся ей Ли Чжусен, и его дочь пообещала сделать все возможное.
В этом новом качестве Мария напоминала ребенка, с той лишь разницей, что ей не нужно было учиться ходить. Кто знает, как это состояние отразилось бы на ней среди русских, но среди китайцев ей действительно пришлось учиться всему заново…
Примерно через месяц Ли Чжусен наведался к старшей дочери и сразу поинтересовался:
– Эйлин, Малия уже говорит по-китайски?
– Разговаривает плохо, зато все понимает, что я говорю, и очень послушная.
Эйлин рассказала отцу, что Мария любознательна, как пятилетний ребенок, и задает очень много вопросов.
– А что ее интересует?
– Спрашивала, кем я ей прихожусь, также не может понять, почему у нее белая кожа и откуда ей известен русский язык.
– И что ты ей ответила?
– Сказала, что ее бабушка была русской, а я прихожусь ей троюродной сестрой. Папа, а ты не хочешь ее увидеть?
– Нет, Эйлин, еще рано. Но ты все время внушай ей, что в детстве ее засватали за очень достойного человека и что она станет его женой. Познакомь ее с нашими традициями и научи ее всему, что знаешь сама.
Через год Ли Чжусен продал свою лавку; затем переехал на станцию Чжалантунь и начал готовиться к свадьбе…
В назначенный день Эйлин приехала с Марией на поезде. От вокзала невесту несли в паланкине, и ее сопровождала празднично разодетая толпа китайцев; в то же время завывала флейта, повизгивали рожки, бряцали литавры и погромыхивал барабан.
Мария волновалась, и ей очень хотелось увидеть жениха. Теперь она сносно говорила по-китайски, научилась их манерам, привычкам; на ней удобно сидела одежда, и ей все шло – от синих штанов до цветастых халатов.
– Ты у нас самая красивая китаянка! – сказала Лу, встретив Марию возле своего дома. Свадьба должна была состояться в этот же день, и невесту начали обряжать.
– Эйлин, а когда я увижу своего жениха? – поинтересовалась Мария.
– Он войдет в твою комнату ночью…
– Но я так не хочу! А вдруг он мне не понравится? И что тогда? – ерепенилась невеста.
– Придется смириться, потому что такой закон.
– Скажи хотя бы, сколько ему лет?
– Еще молодой, ему только пятьдесят лет.
– Эйлин, что ты говоришь? Разве это молодой? – изумилась Мария.
– Зато, он очень уважаемый человек и богатый!
– Эйлин, а нельзя отказаться от этой свадьбы?
– Нельзя, Малия, в этом случае ты покроешь позором всю нашу родню!
После этого разговора Мария долго плакала, и всё же смирилась со своею судьбой…

* * *

Перед Новым годом по лунному календарю Мария забеременела и отнеслась к этому довольно равнодушно. Мужа она не любила, но относилась к нему уважительно и супружеские обязанности исполняла покорно, как и подобало китаянке. Днем она много спала, а потом ходила наряженная, как принцесса маньчжурской династии Цин, и очень скучала. Несколько раз Мария пыталась помогать Лу на кухне, но та все время прогоняла ее и говорила:
– Это мои обязанности, а тебе нужно быть красивой и думать о том, как получше усладить мужа…
– Но мне скучно, – жаловалась Мария.
– Единственное, что я могу тебе позволить, это ходить в лавку, – в конце концов смилостивилась Лу.
И Мария каждый день ходила на базар, поражая своей красотой всех обитателей китайского города.
Это случилось на третьем месяце ее беременности… Мария возвращалась из магазина и вдруг увидела, как по улице несется огромная собака, а за нею, позвякивая, волочится длинная цепь. Чуть дальше с ружьем в руках бежал какой-то русский и что-то ей кричал. Мария заметалась из стороны в сторону, но злобный пес мчался прямо на нее. Грозный рык, оскаленная пасть зверя, страшные выстрелы – все это вместе перепугало ее насмерть, и она, дико закричав, упала без чувств перед самым прыжком собаки…
Ее долго тормошили и даже трясли, пока Мария открыла глаза. Сначала она увидела склонившихся над нею русских людей, мужчину и женщину, а затем китайцев, окруживших плотным кольцом место происшествия.
– Как вы себя чувствуете? – спросила у нее женщина.
– Слава Богу, кажется, хорошо, – ответила Мария и тут же поняла, что помимо несчастья, произошло что-то еще, крайне важное.
– Скажите, кто вы и почему на вас эта китайская одежда? – продолжали её расспрашивать.
– Я Чижова Мария. Господи, я все вспомнила! – закричала она, но ее тут же перебила русская женщина, очень взволнованная тем, что случилось:
– Вы простите нас, пожалуйста! Никто даже подумать не мог, что Цезарь сорвется с цепи. О Боже, как мы перепугались, что он покусает людей! Мужу пришлось застрелить собаку. Вы уже можете подняться? Позвольте, я вам помогу!
Они проводили Марию до дому, и она коротко рассказала им о себе – кто она и откуда она. Но Мария еще не осмыслила до конца, что с нею произошло после гибели родителей, поэтому она говорила не очень связно. Супруги Игнатовичи переглянулись между собой – чего тут не понять, женщина еще не пришла в себя и, похоже, несет околесицу. Оставив ей адрес, они ушли, а она, вернувшись домой, заперлась в своей комнате .
Мария появилась, как только услышала, что пришел муж. Она была темнее тучи и хотела многое выяснить. Но, подняв глаза на Ли Чжусена, Мария сначала остолбенела, а потом завопила как оглашенная:
– Ли Чжусен, я узнала тебя! Ведь ты тот самый лавочник из Лундогоу! Ты что натворил, Ли Чжусен? Почему это я стала твоей женой?
Она вспоминала шаг за шагом о том, что ей рассказывала Эйлин; при этом возмущалась этими небылицами и, как умела, ругалась.
– Малия, давай перейдем на китайский, – попросил Ли Чжусен.
– Я не знаю, как звучат по-китайски такие слова, как подлость и мерзость! И поэтому не собираюсь говорить с тобой на китайском! Ты что со мною сделал, Ли Чжусен? – Мария бранилась на русском, а он оправдывался на китайском.
– Малия, ты еще не знаешь, как все было! – говорил ей Ли Чжусен. – Послушай, что я расскажу…
– Ну, хорошо, говори…
– Малия, я нашел тебя в тяжелом состоянии, и тебя еле выходила Лу. А когда ты пришла в сознание, то не могла вспомнить даже о том, кто твои родители.
– Твоя Лу чем-то меня опоила!
– Малия, это неправда! Я клянусь тебе нашим будущим ребенком, что ты потеряла память в результате сильного шока, после того, как увидела в лужах крови своих родителей…
Мария этому поверила, потому что помнила об убитых родителях, но напоминание о ее беременности вывело ее из себя еще больше.
– Плут, мерзавец! Еще и ребенка мне сделал! Нет, я не хочу от тебя ребенка! Не хочу! Не хочу! Не хочу! – кричала Мария, и ее глаза пылали жгучей ненавистью. – Господи, я как подумаю, что ты прикасался к моему телу, и мне тут же делается дурно! – Она вдруг вскочила на ноги и начала швырять в Ли Чжусена все, что попадалось ей под руку…
– Малия, Малия, послушай! – умолял Ли Чжусен разбушевавшуюся Марию и закрывал руками голову.
Наконец она выдохлась, да и бросать уже было нечего, если не считать «божка», и она, присев на кан, спросила:
– Почему ты в тот же день не отвез меня к русским?
– Малия, я думал, что кроме Лу, тебя никто не выходит! А через неделю я понял…
– Что ты понял, обманщик? – утирая слезы, спросила Мария.
– Я понял, что люблю тебя. И Лу тоже сказала, что ты очень подходишь на роль второй жены…
– А ты спросил об этом у меня? – закричала Мария и, схватив со стола глиняного «божка», запустила им в Ли Чжусена. Тот увернулся, и «божок», ударившись об стенку, рассыпался.
– Малия, у китайцев свои обычаи!
– Плевать мне на ваши обычаи!
Мария долго не могла успокоиться и ругала Ли Чжусена, а он молил ее о прощении.

Продолжение следует…